Портреты разного размера

ДОМРАБОТНИЦА ВЕРА РОДИОНОВА

Вера Родионова обычно приезжала из своего маленького городка Рыбинска весной и до сентября жила с нами на даче – убирала, готовила, мыла посуду. Каждый вечер она ставила самовар и заваривала чай из подсушенных земляничных листиков, сначала разглаживая их своими кривыми пальцами. Какая-то кривоватость была и во всей ее очень короткой фигуре, и даже в ее сощуренных маленьких глазках. Но в них было и лукавство. Ей нравилось смешить.

Чего только Вера не рассказывала о Рыбинске, где родилась и прожила все свои 56 лет. Она и ее мать работали на канатно-веревочной фабрике, главном промысле их города. Муж – то ли он когда-то был, то ли не было. Рассказывала она о нем разное. Один раз даже ошарашила, что он повесился у них в дровяном сарае. Сказала и заулыбалась.

Жили она с матерью в одной комнате, денег зарабатывали немного, но на еду хватало. На праздники всей квартирой выпивали. “За светлое будущее!” – говорила ее соседка-учительница Маня Иванова. Вера знала имена основателей коммунизма и как-то, увидев нашего дедушку с соседом по имени Макс, прогуливающихся по лесной дороге, заявила: "Глядите, Макс и Энгельс гуляют..."

Очень заботливо относилась она к нашей собаке, боксеру Фраму! И суп ему сварит, и почешет ему спину моей щеткой для волос, хотя я просила ее эту щетку не трогать, и будет рассказывать ему о Мане Ивановой – ленивой франтихе, и о своем богатом брате Васе, который живет в Москве, но ее никогда не приглашает. Всплакнет и погладит слушающего ее Фрама.

Особенно ей нравилось меряться с ним ростом. Митя, мой сын, ставил Фрама на задние лапы и спиной прислонял его к Вериной спине. Они были одинаковой высоты.

Вера хотела, чтобы в нашем хозяйстве, которое она вела, был порядок. Как-то я услышала ее разговор с молочницей, приносившей нам из соседней деревни молоко: "Я, Шурка, тебя знаю, ты молоко водой разводишь. Но смотри разводи кипяченой, а не сырой. В сырой макробы! Поняла?"

Однажды она приехала, как всегда, в мае и, не переставая, говорила о дне своего рождения в июне. Хотела его праздновать, попробовать в первый раз шампанское и испечь пирог с бараньими потрохами, каким ее угостила Маня Иванова в Новый год.

За пару дней до ее дня рождения к нам на дачу приехал из Ленинграда дедушкин двоюродный брат, вдовец, военный врач, дядя Боря – очень серьезный, пунктуальный человек. "Пожалуйста, или компот, или чай", – сказал он мне, когда я как-то поставила к его тарелке и то, и другое.

Настал день рождения. Мы все сели за стол, на котором стояли разные угощения. Начали с шампанского. Вера пригубила его, сморщилась и выплеснула в печку. В освободившийся бокал налила водки и разом ее заглотнула. Налила еще и также опрокинула в себя, закусив нечищеной килькой. Потом она встала и повернулась к дядя Боре. "Сичас скажу тост", – начала она… Ее качнуло в сторону, но она удержалась и не упала. "Сядьте и глубоко вдохните", – сказал ей дядя Боря. Она пьяно заулыбалась и заплетающимся языком что-то забормотала.

Позже на столе кипел и блестел самовар. Мы пили чай и говорили о чем-то, что-то вспоминали. А Вера куда-то исчезла. В доме ее не было. "Фрам, ищи!" – сказал Митя. Фрам обнюхал все кругом и бросился за калитку. Там сразу же начинался лес.

Он нашел Веру довольно далеко. Освещенная лунным светом, она спала среди деревьев. Разбудить ее было невозможно. Митя сбегал за одеялом и на нем Веру притащили домой. Фрам бежал рядом. Дядя Боря с удивлением смотрел на все, что происходит, и на следующее утро чуть свет уехал обратно в Ленинград, раньше, чем собирался.

За завтраком Вера, как ни в чем ни бывало, раскладывала еду, а потом обвела нас глазами и сказала: "Жалко, дядя Боря уехал. Он мине понравился, я б на нем поженилась".

Кембридж, Массачусетс, 2014