Портреты разного размера

РЕДАКТОР КИНОСТУДИИ НИНА ТЕПЛУХИНА

По телефону она сразу отрекомендовалась: "Нина Теплухина, звоню с Центральной студии документальных фильмов. Нужен текст к фильму о Москве. Срочно. Заплатим двойной гонорар".

Через несколько дней на студии она еще раз назвала свое имя и фамилию, и добавила что ее папа, Теплухин, из рязанских крестьян, комиссар Красной армии, погиб в гражданскую войну; мама, Роза Шпигельглас, из Гомеля, старая большевичка. "А мужа у меня нет, – сказала Нина. – Но есть двое детей от разных отцов – Вовику восемь, Ане пять". Ей самой было 48.

Через какое-то время она мне рассказала, что папа Вовика сидит в тюрьме как фальшивомонетчик. От расстрела его спасло только то, что он подделывал не рубли, а доллары. А Анин папа – пожилой, уважаемый режиссер на ее студии, которому Нина обещала никому его имя не называть.

Неприбранная, прокуренная, некрасивая, любящая выпить, ее речь была полна неприличностей. У нее было какое-то крестьянское безразличие к тому, кто что подумает, полная откровенность, и всегда было о чем рассказать. Она ничего не выдумывала, ее реальность была занятнее любой выдумки.

"Хочу похвалиться, е…ась с писателем Лагиным. Шпигельглас (она свою мать всегда называла по фамилии) его все время читает. Он был на студии, так что прямо там, в моем офисе, на полу, на ковре. А потом поехали ко мне домой есть борщ, который Шпигельглас сварила". Понимая забавность ковра и борща, она смеялась, отдаваясь смеху целиком.

Kогда я писала что-то для студии, я всегда сталкивалась с Теплухиной, а на показах на студии иностранных фильмов, которые в кинотеатрах не шли, в зале обычно сидела Шпигельглас с Вовиком.

Mальчик выглядел недовольным, не улыбался, тянулся к Нине и называл ее "Каша".

У Шпигельглас были маленькие белые ручки с аккуратно намазанными розовыми ноготками, хорошее платье с брошкой и недовольное, как у Вовика, лицо. Наверное, она была разочарована тем, во что превратилась советская власть – ее идеал. И, конечно, она переживала о том, кaк сложилась жизнь ее единственной дочери. "Такая способная, такая деловая, так хорошо зарабатывает, – говорила она, покачивая головой. – Но теперешние мужчины… Вы же понимаете, что им нужно… а жениться – это нет!"

Вовику Нина сказала, что его фальшивомонетчик-папа, которого он никогда не видел, геолог в экспедиции очень далеко, и поэтому не приезжает. То же самое она сказала и в Вовикином детском саду. Нина сочиняла письма, как бы от папы-геолога, и читала их Вовику.

Случилось так, что фальшивомонетчик попал под амнистию и наведался к Теплухиной. Oна привела его к нам – познакомить. "Ниночка была бы украшением сумасшедшего дома", – тихо сказал он мне.

Был день рождения Вовика, и они с Ниной отправились в его детский сад. Когда они пришли, там как раз шло поздравление, и они встали у приоткрытой двери и слушали, как дети спели песню "День рождения", после чего воспитательница поставила на стол пирог с шестью свечками и сказала, что все они поздравляют Вовика и желают ему быть таким же честным и смелым, как его папа-геолог. Фальшивомонетчик был в восторге. Несколько раз он потом виделся с Вовиком, а затем исчез – опять попал в тюрьму, на этот раз, сказала Нина, за ограбление антикварного магазина.

Через много-много лет, когда я уже давно была в Америке, в Нью-Йорк приехал оператор с документальной студии. Он рассказал мне, что Нина умерла от рака, а Вовик, который к тому времени был женат, после ее смерти зарезал кухонным ножом свою спящую жену.