Глава 18. Балаган

* * *

— Не загорается! — Золто с остервенением тер между ладонями сухую кору. — Это не то!

— А если подуть?

— На ветра подуй, ясно?!

Мы пробирались вдоль живописной лесной речушки. Я предлагал всё новые варианты способностей, которыми мог быть наделён Золто, но, пока что, никакие из них себя не спешили обнаружить.

Золто не удавалось дышать огнём, перемещать живые, неживые и оживленные (Ногач) предметы взглядом, заставлять камни менять цвет, угадывать числа, лечить свои и мои раны (я по доброте душевной даже слегка поцарапал себе руку и предложил ему её подлатать).

Он не мог менять форму своего тела, заставлять прорастать растения, вызывать ветер, замораживать воду; превращать в другие материалы дерево, камень, песок, металл, приманивать птиц и рыб, убивать животных взглядом (я слегка опасался, что Золто достанется эта способность); очень быстро бегать, с невероятной точностью кидать еловые шишки (впрочем, в меня он несколько раз довольно болезненно попал); чинить поломанные вещи, находить потерянные, призывать духов стихий и деревьев, общаться без слов, видеть будущее, возвращаться в прошлое и тому подобное.

С каждой новой попыткой Золто всё больше мрачнел. Честно говоря, его настроение передавалось и мне. Чем дольше мы шли, тем отчетливее я понимал, что какая-нибудь неплохая способность вроде доставания из ниоткуда любых нужных тебе предметов, была бы сейчас очень кстати.

Без сумок идти было легко, хотя скорость наша перемещения из-за постоянных попыток Золто была не очень велика. Впрочем, я был даже доволен этим фактом. Как сообщил мне ведьмарёк, чёрные ягоды, в изобилии растущие повсюду, назывались черникой — и были съедобными. Я поглощал их на каждой остановке в неимоверных количествах, пытаясь утолить всё возрастающий голод. Золто после нигредо всё ещё мутило, и есть он не хотел. Мне же, несмотря на ягоды, уже очень хотелось горячей еды.

Интересно, Ногач питается разлитой в воздухе эссенцией? В Норах он был невероятно бодр. Помнится, я тогда обещал ему сделать одежду с печатями; надеюсь, он не запомнил тех моих слов.

Под конец дороги Золто впал в беспредельное уныние, и последние часы шёл молча, не предпринимая никаких попыток воззвать к своим силам Хаоса.

— Балаган — это вот это?

На пригорке у озера стояло нечто, напоминающее кособокую коробку без окон. Стены — частокол палок и прутьев, крыша — посеревшее сено. Сооружение угрожающе накренилось и, казалось, немедленно развалится от хорошего толчка.

Мой мудрый ведьмачий проводник кивнул.

— Я почему-то думал, — сообщил я, — что балаган — это бродячий цирк.

Золто начал издавать какие-то звуки, похожие на икание, и я с беспокойством обернулся к нему. Как оказалось, Золто смеялся. Ему бы не помешало поработать над техникой смеха.

— Думал, мы сейчас в цирк придём, что ли?

— Ага, — огрызнулся я, — и ты будешь выступать перед публикой со своими новыми способностями. Не зря же ты тренировался всю дорогу! Ты правда предлагаешь заночевать вот в этом?

Золто посмотрел на меня, потом на балаган, снова на меня. Ему явно хотелось пошутить, но я скорчил устрашающую рожу, и он пожал плечами.

— Может, его можно поправить, — неуверенно произнёс он в итоге.

Мы подошли к кривой недолачуге. Я толкнул стену, и весь балаган зашатался. Золто открыл дверь, и мы оба почувствовали устойчивый запах протухшей рыбы.

— Скрррр, — разочаровано протянул Ногач.

Он что, запахи чувствует? С другой стороны, в отличие от глаз и ушей (а он как-то же видит и слышит), нос у него был. Может быть, он чувствует запахи даже лучше гончей собаки.

— Ночуем на улице, — подытожил я.

— На проспекте ещё скажи, — огрызнулся Золто. — Хотя бы огниво там должно быть! Давай, городской, выноси наружу всё, что там есть. Лучше мы возьмём, чем оно там сгниёт.

Итак, к списку наших с Золто преступлений добавилось разграбление рыбачьего балагана. Нам удалось добыть несколько старых и рваных сумок, кучу грязных тряпок, какие-то дряхлые лысые шкуры, прохудившееся железное ведро, деревянное корыто с обломанным краем, трехногий табурет, мешочек отсыревшей соли, драные сети, треснувшие удилища, заржавевший нож, ржавую дымовую трубу, закопченную дочерна, и, наконец, главное сокровище — почти стёртое огниво. После этого в балагане осталась только утоптанная земля — да и в той Золто кое-где порылся. Выйдя из шаткой хибары, мы уставились на добычу.

— Мы богаты, — сказал я Золто, ткнув его кулаком в бок. — Я за всю жизнь не видел такого изобилия. Главное, не продавай сразу всё: знаешь, деньги ударят в голову, и ты пустишься во все тяжкие, спустишь на азартные игры и женщин.

Золто сел и принялся ожесточённо рыться в сумках, запуская руку за подкладку.

— Алмазы ищешь?

Он зашипел и начал трясти ладонью, в которой торчал рыболовный крючок.

— Дурак, — ответил он почти беззлобно. — Ты хоть удить умеешь?

Удить я умел. Впрочем, вероятно, думал, что умел — обычно я забрасывал наживку с моста через канал Замыслов, и ждал, пока клюнет какая-нибудь рыба. К тому же, моя нить была укреплена эссенцией порядка. Поэтому Золто пришлось делать всё самому. Он развёл костёр, и сел на берег с удочкой, наказав мне наломать столько сухих веток, чтобы хватило на всю ночь. Эту задачу я перепоручил Ногачу, и дерево пошло ломать дерево (пока мясо ловило мясо). Сев у костра на одну из шкур, я уставился в огонь, пытаясь собраться с мыслями.

Жизнь в Ван-Елдэре казалась от меня невероятно далеко. Сколько я дней здесь хожу по этим лесам? Я начал загибать синие от черники пальцы. Встретил Ногача, зазимовёха эта, затем в лесу рыкташ, затем в Норах два раза ночевал. Сегодня шестой день. А ощущение, что прошо три-четыре декады. Если события и дальше будут развиваться в таком темпе, мои пять лет изгнания будут ощущаться как пятьдесят. Я не отказался бы от пары-тройки спокойных декад — просто пожить где-нибудь, где тепло, сухо, и хорошая еда. На всё это, конечно, нужны были деньги. Ну, не беда. В ближайшем городе пошлю пирограмму, например, тому же Йонку, пусть вышлет мне чек. Поселюсь в гостинице, отъемся, отосплюсь.

Живот сразу свело. Где там Золто с его рыбой?

— Золто?

— Не шуми, спугнёшь — шёпотом отозвался тот. — Вскипяти лучше воды в ведре.

— Оно же дырявое, — прошептал я.

— Оно с одной стороны дырявое, а с другой — нет. Поверни его боком.

Да, нищета и изобретательность шагают рука об руку. Очень не хотелось уходить от костра, и я медлил, грея отсыревшие от влажного мха ноги у рыжих языков пламени.

Из леса вышел Ногач, неся огромную охапку веток, бросил её невдалеке у костра и сел напротив меня, скрестив ноги. Посмотрел на свою деревянную ладонь, поскрёб её, убирая налипшую смолу.

Я не переставал удивляться ему. Ногач был совершенно как живой. Да он и есть живой, конечно. С каждым днём он выглядел всё умнее. Интересно, как он думает? Как воспринимает себя? Не уверен, что об этом стоит спрашивать.

Я знал, что в Кутхе широко используются «големы» — оживлённые, которые заняты в монотонной и тяжёлой работе; они, по слухам, были невероятно глупы и могли выполнять только самые простые команды. Что, это оказалось тоже неправдой, так же, как и истории про «лишённых настоящих чувств» Белых, или ленивых и бездеятельных серых, у которых нет ни воли, ни интеллекта? Я представил себе, что где-то в беспросветном рабстве держатся сотни тысяч таких ребят, как Ногач. С другой стороны, могут ли они жить свободно?

— Эй, Ногач, — окликнул его я. — Спасибо за дрова. Слушай, а тебе не лень будет принести полведра воды?

Ногач встрепенулся, посмотрел на меня деревянными глазницами. Затем мотнул головой, завернуля в свой кожаный плащ и повалился набок. Я испугано приподнялся — но увидел, что Ногач лежит, положив под голову ладонь, и тихо стрекочет, делая вид, что спит.

Хитрец.

За водой пришлось идти мне — погонщика големов из меня не вышло.

Когда я, оттерев песком ржавчину и держа полуполное ведро на руках, как младенца, пришёл к костру, Золто засовывал в огонь какие-то странные штуки, похожие на толстые лепёшки из грязи.

— Что это?

— Еда наша. Тут съедобная земля, знаешь об этом?

Я поперхнулся. Золто, скаля зубы, бросил на меня снисходительный взгляд.

— Это лещики. В глине.

— А, — протянул я. — Читал про такой способ, но никогда не видел вживую. Говорят, это вкусно.

— Сейчас всё вкусно будет, Ройт. Мы позавчера ели. — Золто перехватил у меня ведро и положил боком на несколько горящих полешек.

— Поза-позавчера вечером, — ответил я, схватившись за поднывающий живот. — Погоди, — я недоуменно уставился на него: — ты что — назвал меня по имени? Что это с тобой, Золто, ты не заболел? Смеёшься, шутишь, обращаешься ко мне? Пожалуйста, обругай меня и сплюнь, иначе я начну беспокоиться, что слишком сильно приложил тебя головой, пока нёс по Норам!

— Ну, ты же мне жизнь, получается, спас, — улыбнулся Золто. — Я всё же не совсем отбитый. Или совсем, — он внезапно помрачнел и застыл с мрачным выражением лица.

— Ты о чём? — я заволновался.

Мне очень не хотелось каких-то еще неприятных сюрпризов, а такое выражение лица обычно не предвещало ничего хорошего.

— Я же тебя подставил, — Золто поджал губы. — Ну, хотел подставить, еще до Нор. Вывести на Сайбаровых людей.

— Дела, — зевнул я, мысленно выдыхая — это были проблемы прошлого, которые не случились — не страшно. — Да, помню, ты в Норах говорил что-то такое. Ну, не подставил же. А зачем?

Золто покосился на меня, поправил свою стряпню в костре. Отвечать он не спешил — не решался или стыдился.

— Видишь куртку на Ногаче? — в итоге выдал он; я кивнул. — Он же её с Сайбара снял.

— Если ты скажешь, что все наши поблемы из-за крутки, то я буду долго смеяться.

Я на секунду представил себе это: злобный Сайбар пытается вернуть модную куртку, из-за чего теряет друга, а мы падаем в Норы, где тоже чуть не погибаем. Отличный сюжет для юмористической книги, я такие любил.

— Нет, — прервал мои фантазии Золто, — дело в том, что в этой куртке карта. Когда ты к нам на тропинке вышел, Сайбар забрал у меня карту и положил себе в карман. А Ногач меня к себе не подпускал — я пытался вернуть карту. Ну, я договорился с Сайбаром, что он нас встретит, и карту заберёт.

Золто покаянно вздохнул и сновм пошевелил поленья. Пока что все это звучало не слишком понятно.

— Что за карта-то? — попытался я вернуть Золто к рассказу.

Тот молчал какое-то время, потом негромко спросил:

— Ты о птичьих детях слыхал?

— Конечно, — я гордо выпрямился: — я же получил прекрасное образование в Алой Академии и даже книги их читал. Но о них уже триста лет нет достоверных сведений. Вряд ли они вымерли — думаю, где-то скрываются. А что?

— У меня есть карта, на которой обозначена дорога к их землям, — сообщил Золто, вскинув головой. — Нашёл в той зимовейке, в которой мы были. Я хотел отправиться к ним, но один бы не дошёл. Договорился с Сайбаром — он снаряжает поход, я в нем участвую. А он карту у меня отобрал. Вот, — он отвел взгляд. — Я пошёл с ним поговорить, пока ты в зимовейке книжку читал. Порешили, что он нас встретит и заставит тебя отдать карту. А потом мы пошли, и я как-то передумал по дороге. Но они всё равно на нас вышли. Ну, и потом…

— Ого! — я перебил его стенания. — Экспедиция к птичьим детям! Ногач! Не притворяйся, вставай!

Ногач со скрипом сел и потянулся. Деревянные мышцы заскорузли?

— У тебя в куртке где-то карта Золто лежит. Можешь отдать?

Ногач начал шарить по карманам и извлекать их содержимое. Нож, проволока, кошёлёк — Золто сразу подцепил его и заглянул внутрь, затем разочарованно присвистнул и показал мне пустые отделения. Затем манекен засунул руку себе за пазуху и достал конверт из плотной бумаги. Протянул Золто.

Тот раскрыл его и извлёк сложенный в несколько раз лист пергамента. Я придвинулся поближе, Ногач просунул свою голову у меня под мышкой. Карта была разбита на квадраты, в каждом из которых был маленький рисунок, и совершенно не походила на карту.

— Что это?

— Это кроки птичьих детей — отметки, которым нужно следовать, — пустился в объяснения Золто. — Это не обычная карта. Вот, смотри: — он ткнул пальцем в верхний правый угол. — Это начало. Маршрут идёт по спирали к центру. Всё начинается от горы, как я понимаю, Кугуз-Канде; её надо обойти слева. Там дальше изображено ущелье…

Ногачу стало неинтересно, он убрал свою голову и снова притворился спящим. Я продолжил изучать карту. Стало понятнее. Горы, ущелья, долины, водопады, деревья. Всё нарисованно тонкой кистью, тёмно-коричневой тушью. Вот человечек с крыльями показывает на несколько камней, сложенных пирамидой.

— А это что значит?

— Понятия не имею, я же там не был, — буркнул Золто, забирая у меня карту. — Так что думаешь-то про подставу мою?

Признаться, я не думал ничего. Помимо неосуществившегося предательства Золто случилось столько всего, что тратить время на разборки совершенно не хотелось.

— Ну, забавно получилось, — я пожал плечами. — Да штиль с ней, с подставой. У нас вода в ведре кипит.

Золто махнул рукой с досадой.

— То есть, тебе всё равно? Вообще безразлично?

— А что, я должен быть оскорблён в лучших чувствах? — я недоуменно посмотрел на него.

Похоже, ведьмачий сын был высоких моральных принципов и теперь мучился. Это меня забавляло. При всей своей суровости и грубости Золто оказался совестливым парнем.

— Слушай, — поспешил я его успокоить, — ты понимаешь, что я, вообще-то, воспитан Алыми? Если ты Алый, ты вправе делать то, что хочешь, если ты способен это сделать. Право для сильного — закон для слабых, — я привел в пример Максиму. — Если бы ты меня предал, я бы тебе отомстил. Даже не обидевшись при этом. А после этого мы бы дальше могли работать вместе, если нам было бы это нужно.

— А доверие?

— Доверие у Алых означает, что ты считаешь кого-то другом, каковы бы не были его поступки, до тех пор, пока он остаётся самим собой, — сообщил я очевидное мне. — Друг может предать, но другом он быть от этого не перестанет.

Золто возмущенно уставился на меня.

— То есть, если, допустим, есть два Алых друга. Они могут друг другу лгать, подставлять друг друга, вредить планам друг друга… и считаться при этом друзьями?

— Ага, именно, — сказал я. — Слушай, вода кипит. Зачем тебе была нужна вода? Рыбу варить?

Ведьмачий сын встал, аккуратно снял плескающееся ведро с огня, опер его на кочку и закинул в него какие-то травы. Запахло мятой.

— Ты же говорил, что бунтуешь против Алых!

— Да. Я не буду тебя в качестве мести сдавать бандитам, если что. Однако обидеться на тебя, если ты этого от меня хочешь, я не могу. Не приучен.

Золто замолчал, отвернулся и начал тыкать палочкой в обмазанных глиной лещей.

— Скоро приготовятся?

— Через час, — буркнул ведьмачий сын, и принялся ломать дрова.

Повисло молчание. Ветра, он обижается на меня за то, что я не обижаюсь на него! Все-таки, разница менталитетов двух континентов ощущалась. В Ван-Елдэре даже серый не стал бы задавать такие вопросы, а тем более — обижаться, не найдя подтверждения своим принципам в других людях.

— Слушай, Золто, привыкай, — сообщил я бодро. — Ты теперь сам Алый. Яратирские Алые, конечно, не то что наши…

— Чем наши Алые хуже? — ещё пуще обиделся Золто.

— Не хуже, другие просто. Впрочем, я только слышал так, возможно, и врут, — примирительно проговорил я. — Например, слышал, что они не изучают Максимы. Это правда?

Золто мотнул головой.

— Кто-то изучает, кто-то нет. А зачем они?

— Ну, ты их хотя бы знаешь?

— Есть такая Максима — «Здесь Можно Всё», — усмехнулся Золто. — Значит, можно и не изучать Максимы.

Я махнул рукой.

— Можно, конечно. Но это же про возможное в мире говорится, а не про можно-нельзя, как родители ребёнку. Суть не в том, что тебе всё разрешено, а в том, что ты Алый, и тебе всё можно. Вообще всё.

— То есть, это про способности? — понял по-своему Золто. — Молнии метать, летать, через камни проходить, песок превращать в алмазы?

— Ну, и так тоже.

— Так способность получаешь только одну. Значит, что-то одно можно, а другого всего ничего нельзя. К чему тогда эта Максима?

Я вздохнул. Здесь был нужен кто-нибудь из педагогов Академии, я не был силен в объяснении теории Максим. Я просто понимал их.

— Скоро там рыба будет готова?

— Ты уже спрашивал. Через час где-то.

Я потянулся и сел, запахнувшись в шкуру. Вторая осень вступала в свои права, солнце склонялось к горизонту, и становилось холодновато. Делать было в общем-то нечего, и я решил, что, за неимением Академии и ее умов, мне все-таки придется просветить Золто самостоятельно:

— Как ты думаешь, как работают способности? Как мы их вообще получаем? Что это такое?

Золто задумался. Некоторое время смотрел в костёр, шевеля губами.

— Ну, типа есть два начала — хаос и порядок. Они есть в ветре, из которого сделан наш мир. Хаос — это вроде как жизнь, потому что жизнь типа безумная и хаотичная. Порядок — это всякое неживое, ну, и законы, которым это неживое подчиняется. Мы дышим, и вдыхаем и хаотичку, и ладанку, только очень разбавленные. Если в тебя влили хаотичку, твоё тело как бы меняется, и учится применять хаотичку, которой ты обычно просто дышишь. Вот. Так как это хаотичка, получаешь абы какую способность, что вывернется. Пару раз в день можешь жахнуть и просто благодаря тому, что типа надышал в себя хаотичного ветра. А если очень мощно хочешь жахнуть, или чаще, то тут надо близко к себе держать хаотичку, чтобы типа именно её потратить, а не то, что в себе накопил. Вот.

Я кивнул. Неплохо! Совсем неплохо.

— Правда, да не вся. Сейчас я тебе открою великую тайну, которую мало кто даже из Алых знает.

— А зачем ты мне откроешь великую тайну? — удивился Золто.

— А почему бы и нет, — отозвался я беспечно. — Могу открыть и открою. В общем, так: есть другие миры, кроме нашего. Их много разных, на разных направлениях — до каких-то можно добраться, если двигаться долго в пространстве, другие находятся в иных временах, третьи пребывают в особых фазовых состояниях материи. Но есть миры, которые находятся на границе между невозможным и возможным, и их называют — Миры Хаоса. Они управляются не законами, а сражающимися между собой принципами и максимами, которые зачастую противоречат друг другу. Понимаешь?

— Не особо, — зевнул Золто. — Но ты рассказывай. Тайна-то где.

— Миры Хаоса — и есть эта тайна. Погружаясь в нигредо, ты отправляешься в путешествие через бездну. С той стороны бездны расположены миры Хаоса, и ты посещаешь один из них. Скорее всего, они тебя поглотят и оставят у себя. Но если ты удачлив и устойчив, ты вернёшься назад с некоторым, не совсем осознанным, пониманием принципов и максим того мира, куда попал. И через тебя эти принципы могут осуществиться здесь — при этом великая эссенция будет проводником для них. Однако, так как образ миров Хаоса за пределами твоего понимания, ты ничего не помнишь о нигредо. Для тебя это будет просто чёрная вода без памяти. То, что ты принёс сюда — оно содержится не в памяти, а в твоём праве.

Я глянул на чистые, незамутнённые пониманием глаза Золто.

— Слушай… ты очень учёно сейчас говоришь, прямо как настоящий аристократ. Обычно-то ты по-иному говоришь.

Судя по всему, великая тайна охраняла сама себя и так просто не давалась тем, кто ее знать не должен.

— Золто, я, конечно, бунтарь, но учился-то я в Алой Академии. Попервах я так и тележил, как по писаному, отчего народ только глаза пучил да в затылке чесал. Так что чтобы до серяков доходило, я наблатыкался по-простецки балакать. Сечёшь?

Золто гыгыкнул.

— То-то я и смотрю, ты для знатного слишком простой, — заметил он со знанием дела.

— Какой есть. Я же Алый, а не какой-нибудь расфуфыренный кутский вельможа одиннадцатого ранга, который без метафоры в пять ярусов не может спросить, где сортир. Рыба ещё не готова?

— Да даже глина не запеклась. Ещё час где-то. Выпей чаю.

Загрузка...