После Гомера

После того, как закончены были соперников схватки,

вынесла сына Пелея небесной работы доспехи

на середину Фетида. И тотчас огнём засверкали

все украшенья, какие Гефест многосильный когда-то

5 сам на щите поместил у не знавшего страха Ахилла.

Первым высокое небо — эфир — на творении бога

изображен был, а ниже земля среди вод помещалась,

ветры и тучи, луна и над миром ходящее солнце —

каждый на месте своем. Все светила, какие по небу,

10 вечно кружащему, ходят, искусно отмечены были.

Рядом и ниже повсюду аэр бесконечный простерся,

а по нему длинноклювые путь совершали свой птицы.

Всякий сказал бы, что живы они и что ветер несет их.

Изобразил бог Тефиду и глубь Океана седого,

15 в коих начало берут все на свете речные потоки,

что вслед за тем по земле растекаются каждый отдельно.

Между горами высокими страшные львы помещались,

выводок наглых шакалов, ужасные видом медведи

рядом с пантерами злыми, а также могучие хряки,

20 с громким и тягостным звуком точащие в челюстях жутких

грозных клыков над губой уходящие к небу кинжалы.

Следом селяне, собак пред собою гоня обозленных

или камнями да дротиком быстрым зверей поражая,

славно охоту вели, как и должно тому совершаться.

25 Были сраженья жестокие, гибель несущие войны,

толпы убитых густые, что меж лошадей быстроногих

тяжкою грудой лежат, и покрытого кровью обильной

также подобие поля на несокрушимом щите том.

Были здесь Фобос и Деймос, была Энио-мужебойца,

30 чьи без изъятия члены ужасная кровь окропляла,

страшная смертным Эрида и трое Эриний суровых,

та, что толкает мужей выходить на злосчастную битву,

с теми, кто дикое пламя, несущее смерть, раздувает.

Всюду жестокие Керы носились и сам между ними

35 необоримый Танат. Издавали ужасные крики

грозные девы сражений, и с мощных их тел беспрерывно

пот вместе с кровью обильной на чёрную землю струился.

Были тут также Горгоны, кошмарные видом, у коих

между волос языком шевелили ужасные змеи.

40 Изображения оные чудом великим являлись,

в трепет священный ввергавшие смертных мужей поколенья,

ибо казались живыми и с места готовыми прянуть.

Все многотрудное дело войны на щите помещалось,

а вместе с ним чуть поодаль — прекрасные мира занятья.

45 Многострадальных людей племена в необъятном числе их

дивные там города населяли. Блюлась справедливость.

Руку друг другу в делах подавали немедленно люди.

Полнились нивы плодами и пышно земля расцветала.

А надо всеми твореньями бога гора возвышалась,

50 где Добродетель священная пальмы победное древо

гордо собою венчала, высокого неба касаясь.

К дальним высотам ведущие по косогору тропинки,

пересечённые множеством скал и препятствий различных,

легким для смертных не делали путь, и поэтому часто

55 те потрясённо по склону обратно стопы направляли,

и лишь немногие с потом дорогу осилили эту.

Были жнецы здесь, широкий прокос оставлявшие в поле.

Острыми быстро серпами они свое дело вершили

[58a] на подсыхающей ниве, а вслед за жнецами тянулись

те, кто вязали снопы. Так сей труд исполнялся великий.

60 С вечным ярмом вокруг шеи шагали быки-исполины,

полные спелых колосьев возы волоча за собою

или под плугом ведя борозду по широкому полю,

так что земля позади от усилий их делалась чёрной.

Юноши следом спешили, сжимая в ладонях стрекала.

65 И все труды бесконечные также показаны были.

Флейты с кифарами пышное пиршество здесь услаждали.

Дев хороводы сбирались и юношей на ногу легких.

Словно живые мелькали тела их в кружении быстром.

Тотчас к веселью и танцам с власами, покрытыми пеной,

70 и опоясана дивно, из недр необъятного моря

вышла Киприда-царица. Над нею Гимер проносился.

И улыбалась богиня средь сонма Харит пышнокудрых.

Гордого дщери Нерея из необозримой пучины

с радостным видом на берег одну из сестер выводили,

75 дабы супругою храброго стала она Эакида.

Рядом бессмертные на пелионской высокой вершине

пищу вкушали. Кругом заливные луга простирались,

неисчислимыми всюду украшены дивно цветами,

рощи и чистые также ключи с превосходной водою.

80 Скрипом снастей наполняя простор, корабли проплывали.

Часть против ветра пыталась идти, остальные же прямо

путь свой опасный держали. И бурные подле бортов их

волны из моря вздымались. Мужи-корабельщики в страхе

перед напором с обеих сторон налетающей бури

85 белый свой парус спустили, чтоб смерти ужасной избегнуть,

сами же сели на весла. Вокруг кораблей от усилий

многих гребцов поседело от пены зловещее море.

В славе представлен был между чудовищ морских на щите том

сам Колебатель Земли. Быстроногие кони поспешно,

90 как наяву, над водою владыку несли в колеснице,

плетью златой понукаемы. По сторонам разбегались

волны от них, позади же нетронутой гладь оставалась.

А по бокам повелителя стаи дельфинов без счёта,

радостью юной полны, с умиленьем к хозяину льнули,

95 и представлялось глазам, что над тёмными водами моря

путь свой свершают они, серебром на спине отливая.

Много другого на славном щите поместили искусно

сильного разумом дивным бессмертные руки Гефеста.

Все, что там было, поток окружал Океана глубокий,

100 с ободом внешним сливаясь, который по самому краю

прочный тот щит обегал, все картины в себя заключивши.

Подле щита помещался и шлем Эакида тяжелый,

изображен на котором Гефестом был сам Громовержец,

тёмному небу подобный, а рядом бессмертные боги

105 против Титанов сражались, с Кронидом деля испытанья.

Были противники Зевса охвачены пламенем жарким.

И, словно град, бесконечные сыпались с неба перуны,

ибо безмерная сила владыку богов наполняла.

Рты же горящих Титанов, казалось, по-прежнему дышат.

110 Чуть в стороне от всего положили тяжелый и прочный

панцирь Пелида, который носил он в сраженьях кровавых,

и наголенники крепкие, что одному лишь Ахиллу

были доселе легки, для всех прочих массивные слишком.

Рядом сияние меч испускал, поражений не знавший.

115 Перевязь золотом шита была его, дивные ножны —

из серебра, рукоять же — отделана костью слоновой

и своим блеском иное вокруг затмевала оружье.

Длинное также копье на земле недалече простерлось,

ели с высокою кроной подобное днесь пелионской,

120 запах ещё источавшее пролитой Гектора крови.

Чёрный покров на чело опустив, перед ратью ахейской

вещее в скорби по сыну промолвила слово Фетида:

«Розданы ныне призы, каковым я наградой на играх

в память о сыне погибшем назначила быть до поры сей.

125 Пусть же теперь подойдет из ахейцев достойнейший, тело

сына сумевший спасти, и ему я в прекрасные эти

дам облачиться доспехи, что даже богам подошли бы».

После таких её слов поднялись, за оружие споря,

отпрыск Лаэрта тогда и достойного сын Теламона

130 мощный Аякс, остальных далеко превзошедший данайцев.

Будто ярчайшая в небе звезда, ослепительный Геспер,

что все иные светила порою лучом затмевает,

он над доспехами сына Пелея теперь возвышался.

Славного Идоменея с Нелеевым сыном в совете

135 и Агамемноном мудрым просил он судить это дело,

веря, что оным известно, кто больше в бою отличился.

Их же доверьем почтил среди всех Одиссей хитроумный,

ибо влияньем и разумом славились те меж данайцев.

Нестор достойному сыну Атрееву с Идоменеем,

140 жадно внимавшим ему, в стороне от иных тогда молвил:

«Злую беду, полагаю, друзья, в этот день несчастливый

нам равнодушные к смертных мольбам уготовили боги,

Теламонида могучего с быстрым умом Одиссеем

в гибельной распре сведя, ни тому, ни другому не нужной.

145 Ибо по воле богов получивший желанное сразу

возвеселится в душе, но другого обида охватит,

всем на несчастье данайцам и нам, паче прочих, особо.

Оный меж нас, как бывало, в жестокой не встанет уж сече.

И непременно ждет горе ахейцев, коль в гневе ужасном

150 будет один из двоих пребывать, ведь собой превосходят

прочих героев они, на войне или в мудром совете.

Верьте мне, ибо намного обоих я старше годами.

Долгий же век моему даровал изощрённость рассудку.

И довелось мне на деле несчастья и радость изведать.

155 А многоопытный старец в совете уместней, как будто,

более юного мужа, ведь старший и более сведущ.

Ныне должны мы пленённым троянцам судить предоставить

храброго сына Лаэрта и равного богу Аякса,

[158a] скажут пусть, кто из героев сильнейший им ужас внушает,

кто тело сына Пелея в бою отстоял беспощадном.

160 Взятых копьем ведь немало злосчастных сынов Илионских

ныне томится меж нас по веленью сурового Рока,

что справедливо сей гибельный спор рассудить бы сумели

ибо не жаждут они угодить, в одинаковой мере

всех за страданья свои от души ненавидя ахейцев».

165 Крепкое сжавши копье, обратился к нему Агамемнон:

«Нет никого тебя, старец, средь гордых данайцев мудрее,

ни молодого, ни старого. Верно речешь, что жестокой

злобою на аргивян будет муж несчастливый охвачен,

коему в споре таком не дадут боги славной победы.

170 Распря же лучших меж нами столкнула сегодня героев.

Вот почему и мое днесь к тому же склоняется сердце,

чтобы невольников сонму доверили мы рассудить их.

Пусть проигравший потом против бранелюбивых троянцев

злые дела замышляет, обиды на нас не лелея».

175 Так говорил он. И трое, к единому мненью пришедши,

явное вынести сами теперь отказались решенье,

на середину поставив славнейших из чад Илионских,

кои в палатках ахейцев в плену в эту пору томились,

дабы они поскорее несчастный тот спор разрешили.

180 В гневе тогда пред собраньем промолвил Аякс уязвлённый:

«Ярый душой Одиссей, для чего обманул божество ты,

равным себя выставляя со мною, чья сила безмерна?

Скажешь, что ты отогнал неприятелей грозные толпы,

после паденья Ахилла, когда наседали троянцы,

185 и между ними я сеял погибель, а ты устрашился?

Хилым и робким тебя породила на свет этот матерь,

более слабым настолько же, нежели я, сколь обычный

пес по сравненью со львом, что свирепым заходится рыком.

Храброе сердце в груди у тебя от рожденья не бьется.

190 Только уловки, да ложь беззаконная ум твой заботят.

Или забыл, как к священному некогда ты Илиону

вместе со всеми ахейцами плыть не желал, малодушный,

и против воли тебя за собою Атреевы чада

в землю сию привели? Но уж лучше б не быть тебе с нами!

195 По твоему ведь внушению славного сына Пеанта

мы на священном оставили Лемносе мучимым болью.

И не ему одному ты позорную смерть уготовил,

равного богу затем Паламеда на гибель обрекши,

ибо разумным советом и силой тебя превзошёл он.

200 Ныне же против меня выступать, недостойный, дерзаешь,

благодеяний не помня моих и душой не склоняясь

перед сильнейшим, чем сам ты, что некогда в сече кровавой

жизнь сохранил тебе, в страхе от вражьих бежавшего копий,

все остальные когда одного тебя чада ахейцев

205 бросили в гуще врагов и от оных ты бегством спасался.

Лучше бы Зевс в оный день и меня лишил мужества в битве

с неба знаменье послав, и троянцы своими тогда же

острыми тело твое разрубили на части мечами,

в пищу для псов превратив его, чтобы сегодня не смел ты

210 против меня выступать, на уловки свои полагаясь.

Хвастаешь, жалкий, что силой намного иных превосходишь.

Что ж тогда между чужими свои корабли поместил ты,

с краю, как я, не решаясь суда без защиты поставить?

Страх твою душу гнетет. Ведь не ты беспощадное пламя

215 от кораблей отвратил. Это я тогда, сердцем не дрогнув,

против огня встал и Гектора, что неизменно в сраженьях

передо мной отступал и кого ты всегда опасался.

Если бы спор наш вели мы в бою, когда подле Ахилла,

павшего с шумом во прах, беспощадная битва кипела,

220 ты бы увидел, как я от врагов и неистовой брани

к нашим шатрам уносил превосходные эти доспехи

и вместе с ними Пелида, не знавшего страха, останки.

Ныне, играя словами, речешь ты о славных свершеньях.

А ведь тебе от рожденья отпущенной силы не хватит

225 в прочную внука Эака броню облачиться иль просто

в руки копье его взять. Мне же все, что лежит здесь, подходит.

Оному лишь и пристало носить золотые доспехи,

кто превосходнейших бога позором даров не покроет.

Но для чего состязаемся ныне в обидных словах мы,

230 стоя над славным оружьем отважного сына Пелея,

если достойнейший только в жестоком бою узнается?

Сереброногая эту за доблесть в деяньях Ареса,

а не за бранные речи дала нам награду Фетида.

Следует смертным слова для народных собраний оставить.

235 Мне же известно, намного тебя я храбрей и достойней.

От одного ведь мы корня с Ахиллом свой род производим».

Искоса глядя, на это ответствовал отпрыск Лаэрта,

хитрую думу в душе, преисполненной козней, замыслив:

«Многоречивый Аякс, для чего меня ныне порочишь?

240 Дескать, ничтожен, зловреден и робок я, если считаю

более мудрым себя и владеющим словом искусней,

кои умения людям в свершеньях их сил прибавляют.

Ведь и скалу неприступную в горном массиве сноровка

режущих камень мужей на куски без усилий ломает.

245 С помощью знаний своих мореходы находят дорогу

над неумолчной пучиной, вздымающей волны высоко.

Ловчие одолевают искусством ужаснейших пардов,

львов с кабанами и прочих зверей многосильных породы.

Неукротимых быков человека желанье неволит

250 вечно ходить под ярмом. Все чрез ум изощрённый вершится.

И неизменно глупца в многотрудных делах и совете

тонким умом обладающий муж далеко превосходит.

Из-за сноровки меня сам бесстрашный Ойнея потомок

в спутники выбрал из всех, чтоб напасть на дозоры троянцев.

255 И вместе с ним мы немало значительных дел совершили.

Я на подмогу к Атридам привел достославного сына

копий владыки Пелея. И коли нужда аргивянам

в неком герое случится, его ведь не рук твоих сила

к нам побудит поспешить и не прочих данайцев советы.

260 Я из ахейцев единый такого приветливым словом

к нашим судам приведу для участия в схватке сильнейших.

Доблесть великую слово у смертных в душе порождает,

будучи сказано к месту. Но храбрость напрасною будет,

и превратится в ничто всё величие славного мужа,

265 если за доблестью в сердце проворный не следует разум.

Мне же и смелость, и ум даровали бессмертные боги,

верным помощником сделав на этой войне аргивянам.

И не спасал мою жизнь, как твердишь, ты бежавшего в страхе

перед врагом из сражения, ибо не бросил я битвы,

270 но неотступно стоял против всех наседавших троянцев,

что подступали, отваги полны. Мои крепкие длани

душу из многих исторгли. Неправду уста твои молвят:

не защищал ты меня, ибо, сделавши это, и сам бы

чьим-нибудь тотчас сражен был копьем и сраженье оставил.

275 Что до судов, в середину я их поместил не из страха

перед отвагой врагов, а затем, чтобы помощь ахейцам

вместе с сынами Атрея в бою подавать неизменно.

Ты же свои корабли в стороне от всех прочих поставил.

Кто как ни я, сам себя предварительно обезобразив,

280 в город высокий троянцев проник, дабы выведать лично,

что они думают втайне о деле войны многотрудном?

Гектора я не боялся копья, но немедля меж первых

встал, к поединку готовый, когда он, отваги исполнен,

всех на сражение нас вызывал перед войском ахейцев.

285 Ныне же подле Ахилла врагов многочисленных больше

жизни лишил я, чем ты, и оружие спас вместе с телом.

И твоего не страшусь я копья, лишь тяжёлая рана

мне ещё боль причиняет, что я получил при защите

павшего сына Пелея и славных героя доспехов.

290 Ведь и во мне, как в Ахилле, течёт кровь великого Зевса».

Вот что сказал он. И снова могучий Аякс ему молвил:

«Худший из смертных людей ты, Лаэрта наследник лукавый.

Ныне ни я, ни иной кто из нашего войска не видел

в битве тебя, когда с поля защитники Трои пытались

295 тело Ахилла увлечь. Это мне силой рук и оружья

слабыми сделать колени одних довелось, поселивши

ужас в других нападавших. Велик был их страх предо мною.

Вроде гусей с журавлями, на коих орел устремился,

были они, пропитанья искавших в долине широкой.

300 Так и враги, трепеща пред копьем и мечом моим быстрым,

в град Илионский укрылись, тягчайшей беды избегая.

Ты ж, если где и являл свою силу, не рядом со мной был,

бившемся с тьмою врагов, но в ином недоступном мне месте,

и на другом краю битвы сражался, но только не возле

305 славного сына Пелея, где шла всего яростней сеча».

Так на слова его царь Одиссей отвечал хитроумный:

«Не уступаю тебе я, Аякс, ни рассудком, ни силой,

как бы ты ни был прославлен. Но разумом светлым намного

более я знаменит в ополчении воев ахейских,

310 силой же равен тебе или, может, достойней и в этом.

Ведома правда о нас обитателям Трои священной,

кои от страха трясутся, лишь только вдали меня видят.

Силу мою ты изведал и прочие также ахейцы,

долго со мной состязаясь в искусстве борьбы многотрудном,

315 в оную пору, когда над могилою друга, Патрокла,

славные игры устроил достойный Пелея наследник».

Вот что изрек тогда отпрыск подобного богу Лаэрта.

Пленные Трои сыны, не умедливши, дали решенье

гибельной тяжбе сильнейших, победу с оружием славным

320 битв повелителю единодушно отдав Одиссею.

Тот взвеселился душой, но иные вздыхали ахейцы.

Непобедимый Аякс же от гнева застыл, словно камень,

тяжким безумьем охвачен. Неистово в теле огромном

алая кровь забурлила, из печени, с оной мешаясь,

325 чёрная желчь излилась; нестерпимая мука на сердце

тяжкою ношей легла; сквозь кору головную пронзила

мозг его сильная боль, заострённому жалу подобно,

ум помрачая герою, что, очи к земле опустивши,

так и стоял неподвижно, как будто ходить не умея.

330 В горе товарищи к длинным его кораблям отвели тут

и, чем могли, утешали. В последний свой раз против воли

путь сей прошёл он, а следом ступала суровая Мойра.

После того, как к своим кораблям у бескрайнего моря

все удалились ахейцы, о трапезе мысля и ложе,

335 тотчас Фетида в пучину великую вод погрузилась

в сонме иных Нереид. По бокам, провожая их, плыли

стаи чудовищ подводных, питомцев соленой стихии.

На Прометея премудрого гневом полны были девы,

помня, что из-за его предсказания Зевс-громовержец

340 против желания отдал Фетиду Пелею в супруги.

Негодованием охвачена, молвила тут Кимотоя:

«Муки свои злополучный за дело терпел ежечасно,

прочными скован цепями, покуда орел исполинский

печень в груди его клювом терзал, отраставшую снова».

345 Так говорила подругам лазоревокосая дева.

Солнце, меж тем, опустилось, исчезли под пологом ночи,

быстро пришедшей, поля, и рассыпались по небу звезды.

Подле судов быстроходных легли почивать аргивяне,

волей божественной Сна и вином укрощённые критским,

350 что из владений далеких достойного Идоменея

через бурлящее море с собою везли мореходы.

Сын Теламона, однако, сердясь на ахейцев, о яствах

не помышлял иль вине, и не властен был Сон над героем.

В гневе одел он доспехи, взял острый свой меч и слепою

355 яростью в сердце исполнен, гадал, или пламени злому

сразу предать корабли, а затем перебить беспощадно

всех аргивян, или только коварного сына Лаэрта

вмиг разрубить ему ныне на части мечом смертоносным.

Всё, что замыслил, немедленно он бы привел к исполненью,

360 если бы не поразила безумьем его Тритонида,

в сердце о многострадальном полна Одиссее заботой,

что на алтарь её жертвы священные нес неизменно.

Ради него она Теламонида могучего ярость

от аргивян отвратила. Аякс же неистовым смерчем

365 несся вперед, с грозовою обличием тучею сходен,

что мореходам знаменьем грядущего ужаса служит,

коли Плеяды уже в океанский поток быстротечный,

от Ориона-скитальца укрыться спеша, опустились,

воздух смятением полон, и буря над морем бушует.

370 Оной подобен, Аякс ступал так, как несли его ноги.

Словно безжалостный зверь, он повсюду метался, который

бегает между утесов в теснинах ущелий лесистых

с пастью, покрытою пеной, на муки обречь замышляя

псов и охотников, кои детенышей оного жизни,

375 взяв из пещеры, лишили. Отчаянный вой издает он,

чая средь дебрей лесных дорогих малышей обнаружить.

И если встретит случайно кого в помрачении духа,

жизни такого немедля жестокий конец полагает.

Так же несчастный носился. В груди его чёрное сердце,

380 не прекращая, бурлило, как чан на жаровне Гефеста

с яростным свистом бушует под действием огненной силы,

если вокруг его стенок в достатке дрова полыхают,

а нетерпеньем гонимому повару к трапезе надо

с хряка, заплывшего жиром, щетину спалить поскорее.

385 Так у Аякса в груди клокотала душа-великанша.

И, будто море бескрайнее, он бушевал, исступлённый,

будто неистовый вихрь иль огня негасимого сполох,

что среди гор на ветру бесноваться, свирепый, удумал,

в пору какую горящие гибнут деревья без счёта.

390 Так же Аякс удручённый терзал исполинское сердце

в буйстве свирепом. Обильно из уст его пена стекала,

рев раздавался из глотки, на несокрушимых плечах же

клацали громко доспехи. Все те, кто узрел его в миг тот,

в ужас великий пришли от единого крика героя.

395 Из Океана, меж тем, ухватив золотые поводья,

Эос прекрасная вышла, и, как дуновенье, на небо

Сон от людей отлетел, с возвращавшейся Герой столкнувшись,

что накануне отправилась к вещей Тефиды пределам.

Та обняла его, поцеловав, ибо родичем добрым

400 был для нее он, однажды Кронида на склонах Идейских

в сон погрузивши, когда на ахейцев был зол Громовержец.

В Зевсов чертог она тут же ушла, а Гипнос к Пасифее

прянул на ложе, и всюду людей племена пробудились.

Теламонид же, подобный не знавшему сна Ориону,

405 так и бродил в помрачении, страшным безумьем охвачен,

да, словно алчущий лев, на овец беззащитных бросался,

коего невыносимый в душе дикой голод терзает.

Наземь одну за другой их швырял он без меры и счёта,

точно могучий Борей облетевшие листья рассыпал

410 в оную пору, как лето к зиме поворот совершает.

Так же Аякс на овец в неизбывной обиде кидался,

думая, будто данайцев обрек на жестокую участь.

Встав рядом с братом тогда, Менелай незаметно для прочих

бывших при этом ахейцев слова ему тяжкие молвил:

415 «Нынешний день по вине потерявшего разум Аякса,

славного силой своею, днем нашей погибели станет,

если несчастный сожжет корабли, а затем поразит нас

в собственных наших шатрах, из-за славных доспехов разгневан.

Лучше бы не выносила их на состязанья Фетида

420 или Лаэрта наследник с владеющим большею силой

неосмотрительно спор не затеял погибельный мужем.

Видно, какой-то злокозненный бог помрачил нам рассудок.

Ведь после смерти Пелеева сына один оставался

нашим оплотом Аякс, неуступчивый в битвах. Теперь же

425 нам на беду заберут его прочь беспощадные боги,

и остающихся скоро бесславная ждет нас кончина».

Копий владыка на речь эту так отвечал Агамемнон:

«Негодованье свое, Менелай, из души удручённой

не на премудрого ныне владыку излей кефалленцев

[429a] а на богов всеблаженных, что нас погубить замышляют.

430 В том Одиссей невиновен, немало досель оказавший

воинству добрых услуг, а врагам причинивший страданий».

Вот о чём между собой говорили владыки данайцев.

А пастухи с берегов недалекого Ксанфа в испуге

средь тамариска укрылись, от худшей беды убегая.

435 Так же пред быстрым орлом разбегаются робкие зайцы

в густо стоящем лесу, когда с клекотом рядом летает

он то туда, то сюда, распростерши могучие крылья.

Вот и они, кто куда, от ужасного мужа бежали.

Он же, над грудой баранов, порубленных им, возвышаясь,

440 к мёртвым со смехом теперь обращал безрассудные речи:

«Пищей собак или птиц плотоядных лежи на земле сей.

Ибо Пелида не ты несравненные вынес доспехи,

из-за которых в безумии с мужем достойнейшим спорил.

Вот и лежи ныне, пес! Обнимая, тебя не оплачет

445 в горькой печали супруга и с нею любимое чадо.

И не дождаться родителям сына домой возращенья —

в старости доброй опоры, коль здесь от отчизны далече

павшего хищные птицы и псы на куски растерзают».

Так восклицал он, считая, что между убитых коварный

450 отпрыск Лаэрта лежит, тёмно-алою кровью покрытый.

Но сорвала в этот миг Тритогения с глаз и рассудка

Теламонида покров приносящего гибель Безумья.

Оное тотчас к стигийским ужасным брегам отлетело,

дому неистовых духом Эриний, что издавна много

455 слишком кичащимся смертным различного зла посылают.

Толпы овец увидав, на земле содрогавшихся в корчах,

замер Аякс потрясённый и понял блаженных уловку.

Все подломились героя не знавшие устали члены,

скорбь подчинила воинственных дух, и во гневе не в силах

460 был ни вперед, ни назад в то мгновение шага он сделать,

но, как скала, что в горах затмевает иные вершины,

выше других из земли вырастая, безмолвно стоял лишь,

после ж того, как в груди с новой силой душа пробудилась,

горестными воплем зашёлся и резкое вымолвил слово:

465 «Из-за чего меня так ненавидят бессмертные ныне,

что помутили рассудок и в тяжком безумии этих

жизни лишить беспощадно невинных овец побудили?

О если б руки мои Одиссея жестокое сердце

каре достойной подвергли, ведь в горе, меня сокрушившем,

470 он лишь один виноват, без конца приносящий несчастья!

Пусть его дух, испытает все муки, какие злодеям

уготовляют Эринии. Пусть беспощадные битвы

ждут остальных аргивян и в несчастьях обильные слезы.

Пусть Агамемнон Атрид невредимым домой не вернется,

475 дальней отчизны с победой мечтающий вскоре достигнуть.

Ради чего мне покрытому славой меж них оставаться?

Пусть пропадает совсем аргивян злополучное войско

и ненавистная жизнь, если доблестный может награды

не получить, а ничтожный повсюду любим и прославлен,

480 как Одиссей почитаем ахейцами, что позабыли

все мои подвиги, все, что для них совершил я и вынес».

С речью такою немедленно храброго сын Теламона

в шею мечом поразил себя, Гектора давним подарком.

Хлынула тёмная кровь, и во прахе Аякс распростерся,

485 словно Тифон, поражённый могучего Зевса перуном.

Чёрная громко под рухнувшим телом земля застонала.

Видя, что пал он, сейчас же огромной толпою данайцы

к месту тому устремились, а прежде никто не решался

к Теламониду приблизиться, издали лишь наблюдая.

490 К телу героя приникнув иль павши на лица от горя,

головы пылью ахейцы себе без конца посыпали,

скорбный же стон по Аяксу дошёл до священного неба.

Так если малых ягнят из овечьих отар густорунных

люди забрали домой, чтобы пир превосходный устроить,

495 с блеяньем матери все беспрестанным толпою теснятся

подле навек опустевших без ласковых чад их загонов.

Вот и ахейцы весь день над Аяксом погибшим рыдали.

Стону же их отвечали протяжно тенистая Ида,

Трои священной равнина, суда и бескрайнее море.

500 Керам жестоким близ брата вручить себя Тевкр собирался.

Но остальные немедленно руку его удержали,

взяться не давши за меч. Подле мёртвого пал он, рыдая,

словно дитя несмышленое, что пред костром поминальным

с густо покрытыми пеплом уже головой и плечами

505 плачем погибельный день своего провожает сиротства,

коли мертва его мать, без отца воспитавшая сына.

Так он оплакивал сводного брата и, к мёртвому телу

тесно приникнув, сквозь слезы печальное слово промолвил:

«Неустрашимый Аякс, отчего ты лишился рассудка

510 и для себя самого столь ужасную смерть уготовил?

Не для того ль, чтоб троянцы, от бед получив передышку,

после кончины твоей аргивян обрекли на погибель?

Ибо уже не найти оным прежнего мужества в сердце,

выйдя на бой беспощадный, ведь был ты их верным оплотом.

515 Мне же, раз смертный обрел ты конец здесь, и дома не нужно.

Лучше на этой земле я жестокую встречу погибель,

чтоб и меня с тобой рядом обильная Гея укрыла.

Ибо не столько гнетет меня мысль о родителях старых,

живы ль они или нет на далеком своем Саламине,

520 сколько о смерти твоей, в коем вся моя честь заключалась».

Вот какова была скорбь его. Дивная громко стенала

около Тевкра Текмесса, большого Аякса супруга.

Пленницу сделал женою своей и всего достоянья

сын Теламона хозяйкой, каким управляют для мужа

525 вместе с приданным богатым в дома приведённые жены.

После того как она силе рук подчинилась могучих,

сын, Эврисак, у нее народился, с родителем сходный.

Мал ещё возрастом он в колыбели своей оставался.

Мать же со стоном ужасным на тело любимого пала,

530 обезобразив во прахе свой облик на диво прекрасный,

и закричала отчаянно, скорби исполнена в сердце:

«Горе несчастной мне! Мёртв ты, но смерть не в безжалостной битве

принял от многих врагов, а средь стана от собственной длани.

Невыносимая в душу печаль оттого мне закралась,

535 ибо не чаяла я твою гибель под Троей увидеть,

но беспощадные Керы былые разбили надежды.

Лучше бы щедрая прежде земля подо мною разверзлась,

чем довелось мне узреть твою многострадальную участь.

В сердце моем никогда ещё столь нестерпимая мука

540 не поселялась до этого, даже когда из отчизны

прочь от родителей милых меня среди пленниц увез ты,

лившую слезу рекой, и для той, что с рождения в доме

имя царицы носила, день рабства настал злополучный.

Так ни о родине я, ни о тех, что мне жизнь подарили,

545 не сокрушалась досель, как о смерти твоей сокрушаюсь.

Ибо несчастную нежной меня окружил ты заботой,

сделал супругой любимой и рек, что царицей поставишь

над Саламином цветущим, когда из-под Трои вернешься.

Этим желаньям свершиться не дали бессмертные боги.

550 Ныне незримый уходишь от нас ты и больше не вспомнишь

ни обо мне, ни о сыне, который отцовское сердце

радовать впредь не сумеет и царство твое не получит,

жалким рабом пребывая, ведь если скончался родитель,

с ним не сравнятся мужи, под опеку берущие чадо.

555 Жизнь беззащитных сирот неизменно бывает тяжелой,

ибо повсюду грозят несмышленым ужасные беды.

И для меня злополучной дни горькой неволи настанут,

после кончины того, кто в глазах моих с богом был сходен».

Так причитающей ласково ей возразил Агамемнон:

560 «Женщина, сделать рабыней никто тебя впредь не посмеет,

до той поры пока живы пребудем мы с Тевкром достойным.

Дивными станем тебя оделять неизменно дарами,

словно богиню, с ребенком, как если б меж нас оставался

богоподобный Аякс — аргивян безутешных опора.

565 Коли б обиды на воинство он не испытывал горькой

и от руки не погиб своей, толпы врагов не смогли бы

в деле Ареса жестоком лишить его сладостной жизни».

Вот что промолвил владыка, в душе о погибшем горюя.

Громко стенали вокруг аргивяне, и плачу скорбящих

570 глас Геллеспонта ответствовал. Всюду печаль распростерлась.

Скорбь по Аяксу тогда охватила и сына Лаэрта,

славного разумом светлым. С раскаяньем искренним в сердце

он в тот же миг обратился к подавленным горем ахейцам:

«Худшего зла не бывает, друзья, для ходящих под небом,

575 нежели ярость слепая, с собой приносящая ссоры,

вроде могучим у нас на глазах овладевшей Аяксом,

чье на меня нестерпимой обидою сердце пылало.

Лучше бы Трои сыны мне в суде о доспехах Ахилла

не присуждали победы и, злобой охваченный в сердце,

580 не умертвил себя сын Теламона своей же рукою.

Видно, злой рок, а не я был причиной ужасного гнева,

страшную гибель Аяксу пославший вдали от сраженья.

Если бы сердце в груди мне сказало, что будет столь сильно

разум его возмущен, не искал бы я в споре победы

585 и никому не позволил из меднодоспешных данайцев,

жаждущих чести себе, о доспехах Пелида с ним спорить,

а, не колеблясь, поднял бы и дивные Теламониду

собственноручно их отдал, пусть он и желал бы иного.

Но и представить не мог я, сколь сильный им гнев овладеет.

590 Ведь не о женщине спорили мы, не о граде высоком,

не о богатствах блистательных, но из-за доли почётной

ссора меж нами возникла, желанной и лучшей награде

для превосходных мужей на любом состязании смертных.

На преступленье Аякса злодейка Судьба подтолкнула,

595 ибо нелепо кому-то такую испытывать ярость,

но подобает несчастья умом наделённому мужу

с каменным сердцем терпеть, не пуская отчаянье в душу».

Так говорил аргивянам Лаэрта прославленный отпрыск.

А как насытились плачем и скорбью великой сердца их,

600 с речью к печальному воинству сын обратился Нелея:

«Без промедления, братья, лишённые жалости Керы

нам за одною бедой ещё большую следом послали –

гибель Аякса теперь после смерти Пелеева сына,

многих других аргивян и меж них моего Антилоха.

605 Но не пристало все дни напролет нам оплакивать павших

и бесконечной печалью терзать изнурённое сердце.

Плач недостойный оставим же ради того, что важнее.

Надо ведь всё приготовить, чем мёртвых почтить подобает, —

холм и костер погребальный, чтоб кости героя укрыли.

610 Ибо стенаньями не пробудить опочившего мужа.

Тот не внимает словам, кого взяли жестокие Керы».

Так увещал их Нелид, и вожди богоравные быстро

вместе сошлись, неизбывной печалью исполнены в сердце,

да, приподнявши огромное тело, к судам быстролетным

615 тотчас его отнесли, а затем в полотно обернули,

от засыхающей крови отмыв исполинские члены,

ибо лежал он в засохшей пыли на равнине троянской.

Леса с идейских вершин вслед за тем натащили немало

и подле тела Аякса в высокий костер положили,

620 много дерев разместивши кругом, да овец пышнорунных,

дивно пошитые ткани, быков превосходнейших стадо,

добрых коней без изъяна, проворными славных ногами,

ярко блестящее злато и вражьих доспехов без счёта,

что с побеждённых им снял после битвы Аякс достославный.

625 Там же прозрачный янтарь положили герои, который

дщерей над всеми ходящего Солнца слезами считают,

что проливали они у брегов Эридана далеких,

по Фаэтону погибшему в сердце разбитом горюя.

Гелиос слезы их в честь с колесницы упавшего сына,

630 в светлый янтарь превратив, достоянием смертных оставил.

Оный в высокий костер тот немедля снесли аргивяне,

мужа погибшего память тем самым почтить полагая.

Рядом со стоном великим высоко ценимую также

кость поместили слоновью, куски серебра, не считая,

635 амфоры с маслом отличным, и всё остальное, что мужа

славное блеском и ценностью преумножает богатство.

Яростной силе огня поручили дары те ахейцы.

С моря же волей Фетиды неистовый ветер поднялся,

дабы Аякса могучего сжечь бездыханное тело.

640 Ночью и днём полыхало ветрами раздутое пламя,

как в отдалённые дни, когда Зевса перуном ужасным

был поражен Энкелад у немолчно шумящей пучины

под Тринакийской скалой, и покрылся огнём целый остров,

или когда свое тело, погубленный хитростью Несса,

645 заживо славный Геракл беспощадному пламени отдал,

страшную муки терпя; отвечала на стон его Эта,

он же, несчастный, горел, пока с воздухом дух не смешался,

мужа покинув навеки, что к светлым богам был причислен,

смертное тело земле после многих мучений оставив.

650 Так и Аякс на костре своем, битвы забывши, с оружьем

мёртвый лежал, а вокруг огорчённое плакало войско.

Радость в сердцах поселилась троянцев, в ахейских же — горе.

После того, как огонь поглотил Теламонова сына,

пламя вином загасили данайцы и кости героя

655 в ларь золотой поместили, вокруг же высокий воздвигли

холм из земли по соседству с Ретейским прославленным мысом.

Сразу затем разошлись они по кораблям быстролетным

с болью в душе, ибо чтили умершего, словно Пелида.

Чёрная ночь наступила, что сны на людей насылает,

660 и аргивяне, отужинав, стали утра дожидаться

больше надолго во сне не смыкая усталые очи,

ибо боялись весьма, что ночною порою троянцы

к лагерю их подойдут после гибели Теламонида.