Последнее пророчество

Глава 23 Сирей меняется

Занимались сумерки, когда Анно Хаз повел своих сторонников вверх через холмы за пределы Домината. Ужасные события прошедшего дня доказали, что Аира обладала истинным даром, и еще несколько человек присоединились к группе. Однако большинство осталось, чтобы трудиться на брошенных фермах, обрабатывая уже окультуренные земли. Люди спрашивали себя, куда направляются странники. Никто не знал. Кто защитит их? Что они будут есть? Как согреются наступающей зимой?

— Это далеко? — интересовались люди у пророчицы. — Эта самая родина?

— Довольно далеко, — отвечала она. — Но не слишком.

Что еще могла ответить Аира Хаз? Она видела родину только в снах. Откуда ей знать, где она находится и насколько это далеко.

Так и вышло, что колонна, тащившаяся по каменистой дороге в наступающих сумерках, состояла всего лишь из тридцати человек, пяти коров, одной повозки, запряженной лошадьми, и серого кота.

Несколько бывших рабов собрались проводить уходивших. Однако прощание вышло невеселым. Остающиеся были изнурены, испуганы, их терзали сомнения в завтрашнем дне. Уходящие знали, что провизии у них — всего лишь на день пути, затем они будут вынуждены добывать пищу или голодать. Они взяли с собой дрова и вещи, для того чтобы согреться ночью, так как зима быстро приближалась. Наконец, поддерживаемые только верой, поскольку других разумных обоснований надеждам у них не было, странники простились и направились по склону холма к растущим наверху деревьям.

Анно Хаз шел впереди, рядом шагала его жена. Они двигались пешком, как и на пути в Доминат. За ними шли дети — Бомен, Пинто и Кестрель. Мампо взял на себя роль охранника и вместе со старшими сыновьями Мимилитов сновал по дороге туда и обратно мимо нестройной колонны, выглядывая опасность. К Хазам присоединились Скуч, семья Мимилитов, толстая госпожа Холиш и Креот вместе со своими коровами, которые жалобно мычали, потому что пришло время дойки.

Странники миновали деревья, затем — каменные столбы, отмечавшие границу Домината, и вышли на унылое плоскогорье. Здесь Аира Хаз помедлила мгновение, ощутив на щеках далекое дуновение, которое только она одна и могла почувствовать. Направляемые этим слабым, но явным знаком, странники повернули на север. Анно настаивал, чтобы перед тем, как заночевать, они подальше ушли от города. Однако когда наступила темнота, его спутники почувствовали себя такими разбитыми после пережитых за этот долгий день ужасов, что Хаз был вынужден объявить привал гораздо раньше, чем намеревался.

Странники разожгли огонь из тех небольших запасов дров, что захватили с собой. Креот наконец-то подоил коров, благодаря во время дойки каждую из них:

— Спасибо, что несли эту тяжесть вместо меня.

Теперь все могли выпить парного молока и поесть хлеба из скудных запасов. Этой ночью никто не лег спать голодным. Но кто мог знать, что принесет завтрашний день?

Пинто крепко прижалась к руке отца и прошептала:

— Что будет, если у нас кончится еда?

— Она упадет прямо с неба.

— Да нет, я серьезно.

— Я только хочу сказать, — объяснил Анно, целуя впалую щеку дочери, — что если мы выбрали правильный путь, то все как-нибудь образуется.

— Я так люблю тебя, папа.

— И самое главное, теперь мы снова вместе.

Бомен почти не разговаривал. Он молчал почти все время после поединка с Доминатором. Юноша казался очень усталым и почти пристыженным. Он общался только с серым котом, который следовал за ним повсюду. Бомен сел отдельно от всех, а кот свернулся у него на коленях. Они молча уставились в никуда.

Пусть не до конца, но мать понимала, что творится в душе Бомена, и видела, что словами не исправить случившегося. Аира Хаз не стала утешать и ободрять сына, она просто напомнила, что его помощь им необходима.

— Нам предстоят тяжелые дни, — сказала она. — Поэтому так нужна твоя сила. Как бы тяжело она тебе не досталась.

Именно в этом и нуждался Бомен — он хотел, чтобы ему позволили заплатить за совершенное.

— Я не боюсь, — произнес юноша. — Я готов к любой опасности. Мне плевать на риск. Я сделаю все, что должен.

— Ты сделаешь то, к чему призван, — мягко поправила мать.

Эти слова принесли Бомену долгожданное утешение — теперь он знал, что битва еще не завершена и сам он не совсем потерян. Перед тем как отправиться спать, юноша позволил матери вовлечь себя в обряд встречи желаний. Так они и стояли — крепко сжав руки, касаясь друг друга головами. Пинто, самая юная из всех, первой загадала желание.

— Хочу, чтобы наша семья никогда не расставалась.

Кестрель пожелала то же самое:

— Хочу, чтобы наша семья никогда не расставалась.

Бомен ощутил знакомое тепло и, даже не веря, что такое возможно, сказал:

— Хочу, чтобы наша семья никогда не расставалась.

Аира Хаз мягко произнесла:

— Хочу, чтобы у меня хватило силы.

Анно Хаз промолвил:

— Хочу, чтобы мои родные всегда были счастливы и спокойны.

Пока прочие спали, Мампо нес вахту. Стояла глубокая ночь, низкие облака закрывали звезды. Мерцающее пламя костра умирало, обращаясь в едва тлеющие угольки, и Мампо понял, что почти ничего не видит. Тогда он закрыл глаза и принялся слушать. Так, тихо сидя у костра, чувствуя слабую ноющую боль в боку и ноге, Мампо позволил своим мыслям обратиться к Кестрель. Теперь она смотрела на него совсем по-другому — юноша был уверен в этом, — с благодарностью и, более того, с уважением. У Мампо не было времени поговорить с ней, однако он не мог ошибиться. Когда путешествие завершится, у него еще будет время. А сейчас задача Мампо проста: охранять Кестрель и оберегать ее от бед. Он должен защищать всех этих замечательных людей, которых так любит. Благодаря Доминату Мампо узнал свою силу. И раз он выбрал эту судьбу, значит, теперь ему предстоит сражаться и убивать. Он еще удивлялся своим новым способностям и считал их чем-то случайным, незаслуженным и даже немного пугающим. Однако Мампо гордился, что у него теперь есть свое дело и что Кесс нуждается в нем.

Мампо сидел у костра, вслушиваясь в ночные шорохи. Где-то неподалеку поток струился по каменистому ложу, нежное бормотание воды смешивалось с затихающим потрескиванием огня. Время от времени пролетала ночная птица — крылья едва шевелились, вызывая слабое колебание воздуха. Какие-то маленькие невидимые создания шуршали под ногами: шурх-шурх-шурх. И за всеми этими звуками Мампо различал непрекращающийся барабанный бой, медленно и приглушенно стучавший в его сердце.

В лицо ударил порыв ветра. Мампо открыл глаза и увидел, что облака несутся по небу на запад. Появились звезды и молодой месяц. Юноша различил знакомые созвездия — Серп с длинной рукоятью и Венец с тремя остриями.

— Ты не спишь, Мампо?

Он вздрогнул. Рядом появилась Пинто.

— Пинто! Почему ты не спишь?

— Не могу.

— Ты должна спать. Завтра предстоит целый день пути.

— Так ведь тебе тоже. А ты еще и ранен.

— За меня не беспокойся. Я сильный.

— Тогда и я сильная.

Мампо ласково посмотрел на девочку и заметил, что она дрожит.

— Я разведу костер.

Он принялся ворошить тлеющие угольки, вытаскивая не прогоревшие концы веток, и вот костер снова загорелся. В его мягком мерцающем свете стали видны остальные путники, вповалку лежащие на земле, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Глаза Мампо отыскали Кестрель — она лежала между братом и матерью, своей рукой сжимая руку Бомена.

— Ты все еще любишь ее, Мампо?

— Люблю, — просто ответил он.

— А если она умрет?

Мампо посмотрел на Пинто изумленно.

— Не говори так.

— Нет, ну а все-таки?

— Я не хочу об этом думать.

— Тогда ты забудешь ее и полюбишь какую-нибудь другую девушку. Обычно так и бывает.

— Послушай, никто не собирается умирать.

— Не будь таким глупым, Мампо. Все умрут.

— Это случится не скоро.

— Кесс умрет раньше меня, потому что она старше. И тогда ты станешь моим. Ты сможешь любить меня, когда состаришься.

— Ну, хорошо, — сказал Мампо, которого тронула горячая преданность девочки. — Я буду любить тебя, когда состарюсь.

Несколько секунд они сидели молча, разглядывая огонь. Затем чуткие уши Мампо услыхали звук, не похожий на треск горящего дерева. Кто-то приближался к костру.

Мампо прыжком вскочил на ноги и вытащил меч.

— Оставайся здесь! — скомандовал он.

Девочка вернулась к спящим родителям, а Мампо молча скользнул в темноту. Теперь и Пинто слышала шаги, но внезапная вспышка яркого пламени сделала ночь вокруг совершенно непроглядной. Девочка услышала, что шаги затихли. Затем раздался неясный гул голосов. Женских голосов. И вот Мампо возвратился в круг оранжевого света, отбрасываемого костром, а с ним шли две женщины — толстая и худая. Обе дрожали от холода и выглядели страшно напуганными. Мампо отвел их к костру.

Толстая сказала:

— Сюда, детка. Сейчас моя девочка согреется.

Худощавая не ответила ничего. Она просто присела к огню и опустила голову.

Мампо прошептал Пинто:

— Посмотри, найдется ли что-нибудь поесть.

Пинто кивнула и направилась к повозке. Она взяла два куска хлеба из их драгоценных запасов. Толстая женщина без слов взяла хлеб и предложила маленький кусочек своей спутнице. Та несколько мгновений подержала кусок в руке, а затем выронила на землю.

— Не делай так! — сказала Пинто смятенно. — У нас не хватит еды, чтобы прокормить всех.

Женщина вздохнула и обернулась к Пинто. Затем посмотрела на кусочек хлеба под ногами. Медленно подняла его с земли и протянула Пинто.

— Прости, — произнесла она тихо и печально.

— Ах, бесценная моя. — Толстуха зашлась рыданием. — Моя бесценная должна съесть хоть немного, иначе она умрет, и что тогда делать Ланки?

— Тише, — сказал Мампо.

Но было уже поздно. Рыдания Ланки разбудили Бомена. Он привстал, и его движение заставило проснуться Кестрель. Бомен удивленно уставился на освещенный светом костра призрак Йодиллы Сихараси. Все еще в свадебном платье, но уже без вуали, она смотрела на него с нежной грустью на прекрасном лице. Думая, что все это сон и сейчас он проснется, а видение улетит, Бомен протянул руку и произнес:

— Не уходи!

Кестрель встала и взволнованно воскликнула:

— Сирей!

— Ах, Кесс! — Наконец и Сирей залилась слезами, давно уже ждавшими выхода, и упала в объятия подруги.

— Тише, детка, — говорила Ланки, облегченно вздыхая. — Тише, вот твоя подруга, она все сделает как надо.

— Кто это? — тихо спросила Пинто у Мампо.

— Это принцесса, которая приехала в Доминат, чтобы выйти замуж.

Кестрель успокоила Сирей и заставила ее рассказать обо всем, что случилось.

— Зохон захватил папу и маму, он убивает всех и твердит, что собирается жениться на мне. Но я его ненавижу, я лучше уйду с тобой, потому что ты моя… — рыдания прервали ее речь, — ты моя… ты моя подруга.

— Сирей, — мягко проговорила Кестрель. — Ты не из нашего народа. Ты будешь чувствовать себя чужой среди нас. У нас нет принцесс, нет вуалей. Мы обычные люди.

— А я и хочу быть такой, как вы. Вот, смотри, я уже не ношу вуаль. Я позволила ему увидеть меня. — Сирей показала на Мампо. — Больше ни один мужчина не видел меня. Ах да, твой брат видел. — Йодилла обернулась и обнаружила, что Бомен пристально смотрит на нее. — Он думал, что я — просто служанка. И сейчас, наверное, так думает. Ланки, ты больше не будешь мне прислуживать. Мы с тобой становимся обычными людьми прямо сейчас. Ты можешь оставаться моей подругой.

Ланки смутилась.

— Я не знаю, как это — быть подругой. Я умею только служить.

Сирей все еще смотрела на Бомена.

— Ты не возражаешь, если мы пойдем с вами?

Бомен промолчал.

— Почему он не разговаривает со мной?

— Ты тут ни при чем, Сирей, — промолвила Кестрель. — Ему тяжело разговаривать после… после того, как он покинул дворец.

— Нет, это из-за меня. Он считает меня дурочкой. Но он же сказал, чтобы я не уходила. — Губы Сирей упрямо сжались, словно Бомен отрицал это. — Ты так сказал, и теперь я не уйду.

— Давай поговорим об этом утром, — сказала Кестрель. К Сирей уже вернулась решительность.

— Здесь не о чем говорить. Я пойду с вами и больше не буду принцессой, и любой может смотреть на меня, если захочет, пусть хоть все глаза проглядит. — Она обернулась к Пинто, которая действительно таращилась на нее во все глаза. — Даже маленькие девочки.

Пинто не испугалась.

— Я смотрю на того, на кого хочу.

— Я рада, что ты находишь меня интересной.

— Ты не интересная, — сказала Пинто. — Так, всего лишь красивая.

— Ах, ах! — воскликнула Сирей. — Ланки, ударь ее! Выколи ей глаза! Ах ты, маленькая злючка! Как ты смеешь так разговаривать со мной, я… я… нет, я уже не… Ах! Я не знаю, кто я теперь…

— Пошли, — ласково сказала Кестрель. — Ты можешь лечь рядом со мной, а Ланки будет спать с другой стороны. Хорошо, Ланки? Мы ляжем совсем близко от огня, так что не замерзнем.

Некоторое время спустя все с ворчанием устроились на земле, кроме Мампо, который настаивал на том, что должен и дальше сторожить, и Бомена, утверждавшего, что выспался.

Мампо испытывал перед Боменом легкое благоговение. Бо стал таким спокойным и серьезным. Они с Мампо были почти ровесниками, однако казалось, что Бомен гораздо старше. Как будто он возвратился из далекого путешествия, где узнал то, чего никто, кроме него, не знает. Мампо ни за что бы не решился расспрашивать друга, если бы сейчас, глубокой ночью, Бомен не заговорил сам.

— Ты помнишь Морах?

— Конечно. — Это было так давно, но он ничего не забыл.

— Морах не умерла. Морах никогда не умрет. — Бо помолчал, а затем спросил: — Ты ведь знал об этом, не так ли? Ты тоже чувствуешь это.

— Знал.

— Морах опять во мне, Мампо. Я сделал это, чтобы спасти Кесс.

— Спасти Кесс? Но я думал, что это я… — Мампо запнулся. Он ясно видел перед собой эту картину. Меч Ортиза опускается. Его собственный кулак завис в воздухе. — Я думал, что он собирается убить ее.

— Собирался.

— Тогда как?..

— Я во всем виноват. Я ничего не сделал.

Бомен замолчал, оставив Мампо в недоумении. Несколько секунд спустя брат Кестрель вновь заговорил.

— Если я должен буду уйти, ты присмотришь за Кесс?

— Разумеется. С радостью.

— Она считает, будто никто, кроме нее, не может помочь мне. И ей будет очень тяжело.

— Я буду заботиться о Кесс всю жизнь.

— Я знаю, ты любишь ее.

— Люблю. — Мампо наполнило простое счастье от возможности сказать это вслух. — Как ты считаешь, когда-нибудь, не сейчас, а когда все наши беды останутся позади, она сможет полюбить меня?

— Она и сейчас любит тебя.

— Я не о дружбе говорю.

Мгновение Бомен помедлил. Затем мягко произнес:

— Не думаю. Она вообще не собирается выходить замуж.

Мампо повесил голову. Он не стал спорить с Боменом. Мампо и сам слышал, как Кестрель много раз говорила об этом, еще в старые времена, в Араманте.

— Чего же она хочет, Бо?

— Думаю, она и сама пока не знает.

— А я знаю, чего хочу. Знаю так ясно, словно вижу перед глазами.

— И чего же ты хочешь, Мампо? — Бомен гладил кота, свернувшегося у него на коленях.

— Я хочу жениться. Хочу, чтобы у меня был дом с крыльцом. Еще я хочу сына. Чистенького и опрятного малыша, которого бы все любили. Он будет играть с друзьями, целый день смеяться и никогда не будет одинок.

В свете костра Бомен улыбнулся.

— И как же ты его назовешь?

— Сначала я хотел назвать его именем отца. А потом решил: своим собственным. Он будет Мампо Второй. Тогда можно будет сидеть летом на крыльце и слушать, как дети кричат: «Мампо, пошли играть! Мампо, мы тебя ждем! Мы без тебя не начнем, Мампо!»

— Хотелось бы, чтобы все мы дожили до этого дня, дружище.

В последовавшем затем молчании Дымок обратился к Бомену, зная, что Мампо не слышит его.

— Мальчик, — сказал кот.

— Да?

— Ты видел, как я сражался? Я ведь тоже сражался.

— Да, видел.

— И что, мальчик?

— Что, кот?

— Мне кажется, что я летал. Думаю, что это и есть полет. Если захочешь, я и тебя научу.

— Да, кот. Хочу.

Довольный Дымок замолчал.

Тем временем свет понемногу начал возвращаться на небо. Облака рассеялись. Яркие звезды еще сияли, несмотря на то, что первые размытые бледно-зеленые краски уже появились на востоке. Коровы разбудили друг друга, поднялись на ноги и потянулись к редкой траве. В дальних деревьях проснулись и закричали птицы.

Вдруг Дымок навострил уши.

Издалека раздался слабый звук горна. Та-тара! Та-тара! Мампо вскочил. Ветер донес другой звук — грохот лошадиных копыт. Бомен тоже поднялся на ноги, и кот спрыгнул с его колен.

— Быстро! Просыпайтесь!

Анно Хаз уже был на ногах.

— Что это?

— Всадники, — сказал Бомен.

Теперь все путешественники проснулись и вскочили на ноги. Аира Хаз обнаружила, что рядом с ней свернулась Сирей.

— Кто ты? Боже милосердный, какое прелестное дитя!

Сирей услышала звук копыт и задрожала.

— Они пришли за мной! Не отдавайте меня им! Прошу вас!

— Быстрее, быстрее! — выкрикнул Анно. — Нагружайте повозку!

— Мы должны спрятать ее, — сказала Кестрель матери.

— В повозку, — произнесла Аира, понимая, что времени для объяснений нет.

Сирей и Ланки подняли в повозку и положили рядом с запасами еды, прикрыв одеялами. Всадники появились на гребне холма — целый полк гвардейцев с самим Зохоном во главе.

Люди из племени мантхов даже не пытались скрыться. Они спокойно стояли, дрожа в предутренней прохладе, пока всадники окружали лагерь. Зохон подъехал к тем, кто стоял рядом с костром, и направил на них серебряный молот.

— Где она? — потребовал ответа командир гвардии. — Приведите ее сюда!

— Кого? — как можно вежливее поинтересовался Анно.

— Ты знаешь кого! Йодиллу!

— А кто это, простите?

— Принцесса! Отдавайте ее мне! — Зохон провел бессонную ночь в поисках и к утру находился в таком взвинченном состоянии духа, что любое сопротивление могло лишить его рассудка.

— Здесь нет никакой принцессы.

— Ты не подчиняешься мне? — выкрикнул Зохон. — Убейте их! Всех до единого!

Высокие гвардейцы соскочили с лошадей и вытащили мечи.

— Зачем вам убивать нас? — возразил Анно. — Это не поможет найти то, что вы ищете.

— А откуда ты знаешь, что я ищу? — взвизгнул Зохон. — Его первым! Убейте его первым!

Он направил молот на Анно. Воины обступили предводителя мантхов. Мампо вытащил свой меч и приготовился к бою. Люди заледенели от ужаса. Гвардейцы подняли мечи…

— Остановитесь! — донесся откуда-то властный голос.

Все обернулись. Сирей спускалась из повозки с высоко поднятой головой, прекрасная в своем свадебном платье и закрытая вуалью.

Даже внешне Зохон изменился. Он смягчился. Заулыбался. Горечь и гнев покинули его. Он сделал знак своим воинам вложить мечи в ножны. С радостным выражением на усталом, но красивом лице Зохон спрыгнул с седла.

— Моя госпожа, — произнес он и поклонился.

Сирей стояла совершенно спокойно и ничего не отвечала. Зохон был почти уверен в том, что она упадет в его объятия со словами благодарности. Однако сейчас он вспомнил, что Йодилла — принцесса и пока еще ничего не знает о последних событиях.

— Моя госпожа, — сказал он, — перед вами Зохонна из Гэнга, Правитель Миллиона Душ.

Сирей ничего не отвечала. Молчание принцессы начало беспокоить Зохона. Может быть, она волнуется о родителях? Это так понятно.

— Ваш почтенный отец, — объяснил Зохон, — отказался от трона в мою пользу. Он и ваша уважаемая мать находятся в безопасности, под моей защитой.

Сирей все еще молчала. Молот Зохона начал подергиваться в его руке, а он этого даже не замечал. Оставалось сказать последнее. Очевидно, со свойственной ей скромностью принцесса ожидает именно этого, прежде чем поднять вуаль и броситься в его объятия.

— Моя госпожа, я прошу вас стать моей женой.

Наконец Йодилла медленно подняла руку и отдернула вуаль. Зохон изумленно уставился на принцессу. Она была так прекрасна! Даже красивее, чем он воображал в своих мечтах!

— Моя госпожа! Могу ли я надеяться?..

Он опустился на колено.

— Встань! — скомандовала Сирей. — И никогда больше не смей просить меня об этом!

Зохон густо покраснел и поднялся.

— Моя госпожа, я считал, — он с негодованием обернулся к Кестрель, — что вы разделяете мои чувства.

— Кесс! Ты говорила этому человеку, что я питаю к нему какой-либо интерес?

Кестрель с восхищением смотрела на подругу. Сирей казалась такой величественной, такой властной.

— Я сказала ему, что ты полюбишь того, кто освободит тебя, — сказала она. — Того, кто снова сделает твою страну великой.

— Вот видите, моя госпожа! — Зохон немного пришел в себя. — Кто, кроме меня, сможет сделать это?

— Разве ты наследник трона? — спросила Сирей с испепеляющим презрением. — Я и сама смогу сделать мою страну великой.

От удивления Зохон разинул рот. Он все еще не понимал, что происходит.

— Вы отвергаете мое предложение?

Йодилла церемонно кивнула.

— А могу я узнать причину?

— Ты — никто, — сказала Сирей. — Я не нуждаюсь в тебе. Ты меня не интересуешь. А теперь ступай прочь.

Белый свет померк перед глазами Зохона. Ладони вспотели, а в ушах зашумело. Он попытался сказать что-нибудь, но не знал что. Затем Зохон услышал приглушенный сдавленный звук, затем еще один. И внезапно он осознал, что все вокруг смеются над ним.

Красная дымка затуманила мозг командира гвардейцев. Его чудовищное тщеславие вернулось. Зохон выпрямился.

— Мечи из ножен! — скомандовал он. — Если кто-нибудь сдвинется с места, убейте их!

Затем резко махнул рукой солдатам.

— Схватить эту женщину! Держать крепко!

Двое гвардейцев выступили вперед и схватили Сирей под руки. Она сердито дернулась, однако стражники не отпускали.

Зохон глубоко вздохнул. К нему возвращались спокойствие и сила.

— Моя госпожа, я могу сделать вам предложение и по-другому. — Он крутанул молотом так, что лезвие оказалось направленным на Сирей. — Я женюсь на вас, или вы умрете.

— Нет, детка! — вскрикнула Ланки, сотрясаясь от ужаса. Никто не издал ни звука. «Теперь они уже не смеются надо мной», — мрачно подумал Зохон. Йодилла пристально смотрела на него, в глазах застыл ледяной холод. Она казалась прекраснее, чем обычно. «Какой бы прекрасной парой мы стали, — подумал Зохон. — Какими красивыми были бы наши дети!»

— Тогда убей меня! — сказала Сирей.

Зохон моргнул. На мгновение его вновь обретенная уверенность в себе заколебалась. Затем он понял.

— Вы не верите мне.

— Нет, верю. Именно такие сражения ты и любишь больше всего. Беззащитная женщина стоит перед тобой. Какой опасный враг! Какая нужна смелость, чтобы противостоять ей!

— Замолчи!

— Пусть все увидят, как Молот Гэнга нанесет свой самый славный удар!

— Я сказал, довольно! — Зохон опустил молот.

Тут он уловил в глазах принцессы вспышку презрительного ликования. И в это мгновение вся его так долго сдерживаемая любовь обратилась в ненависть. С той же страстью, с которой прежде он желал целовать и ласкать принцессу, Зохон захотел причинить ей боль. Она ранила его в самое сердце, туда, где жила гордость. В отместку он захотел унизить ее, отнять все, что у нее было, растоптать этот гордый дух, заставить принцессу ползать на коленях и молить о прощении. Зохон больше не желал, чтобы она умерла. Он жаждал большего. Пусть живет — в страданиях и сожалениях. Он хотел, чтобы принцесса проклинала тот день, когда отвергла его любовь и вместе с ней всякую надежду на счастье.

Ненависть вскипала в нем, а Зохон смотрел на принцессу и восхищался. Ему казалось, что красота, которой он не мог обладать, словно издевается над ним. И вот волна ненависти разбилась и затопила разум. Одним быстрым движением Зохон полоснул лезвием ножа по левой щеке принцессы. На коже выступили алые капли, смешались и заструились по лицу. Люди вокруг были потрясены, никто не двинулся с места, они почти не дышали.

— Я убил твою красоту, — произнес Зохон.

В ответ Сирей только моргнула. Медленно, гордо повернула она к Зохону правую щеку. Принцесса все еще сопротивлялась! Яростным движением Зохон полоснул лезвием по правой щеке Йодиллы.

— Пусть эти отметины никогда не заживут!

Произнеся эти горькие слова, он сделал знак своим людям отпустить принцессу и вскочил на коня. Уже сидя в седле, Зохон скомандовал:

— Вперед! Здесь больше нет ничего ценного!

Гвардейцы построились и поскакали к гребню холма. Сирей осталась стоять; алые струи стекали по обеим щекам принцессы, пятная свадебный наряд. Ланки и Кестрель подбежали к ней и стали с обеих сторон прикладывать к лицу рукава и подолы платьев, чтобы остановить кровь. Все это время, пока Ланки рыдала, а Кесс отдавала команды, Йодилла простояла спокойно, с сухими глазами.

— Дайте ей что-нибудь выпить! Она дрожит!

— Ах, моя детка, ах, моя сладкая, ах, моя крошка! Все кончено, все кончено!

— Раны не глубокие, — сказала Кестрель. — Посмотри, кровь уже остановилась.

— Но ее прекрасное, нежное лицо… ах-ах-ах…

Аира Хаз налила Сирей молока и поднесла кружку к губам девушки. Принцесса глотнула немного.

— Вы очень храбрая девушка, — сказала Аира.

Сирей дрожала. Подул холодный ветер. По всему лагерю люди скатывали одеяла и готовились двигаться вперед. За повозкой Креот доил коров. Возница запрягал лошадей.

— Принесите одеяло, — сказала Кестрель.

Они укутали трепещущее тело Сирей потеплее. Ланки собралась промокнуть порезы на щеках, но Йодилла оттолкнула ее руку.

— Дай мне зеркало, Ланки. Я хочу видеть.

— Нет, детка, нет. Не надо.

— Дай мне зеркало.

Сирей было трудно говорить. Она сморщилась от боли. Ланки увидела это и горестно всплеснула руками.

У путников не нашлось зеркала. Кестрель налила воды в миску, и, когда поверхность успокоилась, Сирей наклонилась над водой и посмотрела на свое отражение. Принцесса внимательно вглядывалась в две диагональные линии, которые пересекали щеки от скул до челюстей, полностью изменяя лицо. Исчезла вся мягкость, вся нежность. Сирей стала выглядеть старше, суровее, неистовее. Кровь запеклась двумя неправильными темно-красными полосами, выделявшимися на холодной бледной коже.

— Мне очень жаль, — сказала Кестрель.

— Тут не о чем жалеть, — спокойно ответила Сирей. — Теперь я стану собой.

Кесс подавила рыдание. Спокойное мужество Сирей тронуло ее больше, чем вопли и рыдания Ланки. Она видела, что брат смотрит на них, и знала, что он чувствует то же самое.

— Теперь я могу остаться с вами?

— Конечно. Ты можешь ехать в повозке.

— Нет, я пойду пешком, как все. Нам ведь далеко идти?

— Да, очень далеко.

— Я рада. — Сирей обернулась и увидела Бомена. Она легким жестом показала на изуродованные щеки. — Теперь ты не должен любить меня. Ты не обязан даже со мной разговаривать. Хотя я бы хотела иногда беседовать с тобой.

— Я буду рад, — отвечал Бомен.

Сирей попыталась улыбнуться, но раненые щеки болели, и принцесса лишь чуть-чуть приподняла уголки губ.

— Я теперь не могу даже улыбаться. — В тоне Йодиллы не было жалости к себе, словно то, что случилось, совсем мало значило для нее. — Как странно иногда все складывается.