– Ну что, Виктория Сергеевна, рад видеть вас, как ваше самочувствие сегодня?
Дмитрий Петрович, хирург, назначенный для операции по удалению доброкачественных опухолей в моей груди, вошел в палату с яркой улыбкой. Я едва выдавила что-то вроде «ы» в ответ. Мама крепко сжала мою руку, призывая к вежливости.
После моего возвращения из Парижа в слезах мама преобразилась. Наверное, все матери испытывают это, видя своих детей сломленными и потерянными. Я рассказала ей все: о биопсии, страхах перед диагнозом, об отпуске и об Алексе. Особенно о нем.
Теперь мы с ней неразлучны. Стоит отпустить обиды и поговорить сердцем, и все наладится. Совсем не страшно.
–Пришли новые анализы, прежде чем мы отправимся на опера… – он замолк, вглядываясь в мою карточку. – Так-так!
– Что там, Дмитрий Петрович, что с фиброаденомами? – голос мамы померк, и я тоже напряглась, вдруг испугавшись, что первые результаты оказались ошибочными.
– С ними все в порядке, они, как и раньше, не угрожают вам, но боюсь, что их удаление придется отложить…
– Что? – я не верила своим ушам, ведь из-за операции отложила несколько значимых собеседований, на одно из которых взяли мою одногруппницу, и она теперь занимает чудесную должность. – Что значит «отложить»? На сколько?
– Ну… – серьезность его вида сменилась каким-то глуповатым изумлением. – Месяцев на девять, по меньшей мере…
Мама застыла, кажется, поняла всё, а я – нет. Кристина была права, в последнее время я отупела.
– Что вы имеете в виду? П-почему девять месяцев?
– Потому что у меня для вас отличная новость, Виктория Сергеевна! Вы беременны. Поздравляю!
– … ч-что?