18

— У нас летом никто не умирает, — говорила Ксения Петровна. Они с Лизой сидели у камина в ее кабинете. Прошло сорок дней после смерти Никаноровых.

— Кому хочется расставаться с красотой, — подала голос Лиза.

— А сейчас начнутся затяжные дожди, — вздохнула Ксения Петровна. — Никаноровы... — она покачала головой, — выбрали удивительно светлый день, другого такого не будет.

Лиза кивнула. Дождь шел с самого утра, он и сейчас омывал калиновые гроздья за окном.

— Ксения Петровна, — сказала Лиза, — но как два человека могли умереть вместе? Хорошо, я понимаю, у них один диагноз, но ведь организм-то разный?

— Такое бывает, — тихо произнесла Ксения Петровна.

— Без... чего-то? Без таблетки? Без... укола?

— Ты хочешь спросить, не дала ли я им яду? — насмешливо поинтересовалась она. — Нет. Я думаю, они завели свои биологические часы на определенное время.

— Невероятно.

— Бывают пары, настолько проросшие друг в друга, что становятся единым организмом.

— Как сиамские близнецы? — насмешливо заметила Лиза.

— Ты даже сама не понимаешь, насколько это точно, — кивнула Ксения Петровна. — Что главное в достижении любой цели? — Она внимательно смотрела на Лизу. Та молчала. — Сила концентрации. Один мой знакомый доктор давно занимается со спортсменами. Те, с кем он работает, опережают других, как теперь говорят, на порядок. А что сделал с ними он? Научил на старте думать только о финише, и ни о чем другом.

— Так просто? — Лиза недоверчиво вскинула брови.

— В том-то и дело, что непросто. Но если этим овладеть — победа твоя. Во всем, в чем ты сама захочешь.

Лиза хмыкнула:

— Он и вас научил?

— Пытался. Учил, — она улыбнулась. — Но я... я не захотела концентрироваться на том, на чем он просил.

— Его спортсмены... бегают?

— И еще гребут, — усмехнулась Ксения Петровна.

— Деньги? — спросила Лиза.

Ксения Петровна засмеялась:

— Ты имеешь в виду призовые? Да, и их тоже. Но я о спортсменах-гребцах.

— Ах, простите.

— Не извиняйся. Гребут — сегодня слово-символ. На него у всех одинаковая реакция.

— Так что же ваш доктор?

— Он, конечно, отбирает тех, кто способен на подобную концентрацию. Не только длинные руки и длинные ноги делают спортсмена чемпионом. — Лиза фыркнула. — Почему такая реакция?

— Вы... очень хорошо знаете его систему... или... самого доктора? — Лизины глаза заблестели.

Ксения Петровна посмотрела на нее:

— Он был моим любовником, Лиза. Эвфемизмы ни к чему. Я могу сказать об этом прямо. Я многому у него научилась, — добавила она.

— А где он сейчас?

— Его пригласили в Австралию. Работает с командой гребцов-юниоров. Успешно.

— Вы скучаете по нему?

— Нет. Я никогда ни по кому не скучаю. Я самодостаточный человек.

— Я тоже, — сказала Лиза.

— Нет, — Ксения Петровна покачала головой. — Такие, как ты, не бывают самодостаточными. Тебе нужно восхищение. Пока Славик тобой восхищался, ты оставалась с ним. А когда он привык и перестал, ты ушла. — Лиза молчала. — Так вот, возвращаюсь к тому, с чего начали. Я повторю: концентрация — главное. Ее можно направить на жизнь, а можно на смерть. О таких, как Никаноровы, стоило бы написать большой научный труд.

— Я не знаю, хорошо ли, как они, соединиться даже в смерти, — проговорила Лиза, обхватив себя руками, как будто ей стало зябко.

— Выпей немного, — Ксения Петровна кивнула на почти нетронутую рюмку водки, настоянной на хеномелисе, японской айве. Она была золотисто-желтого цвета.

Лиза нехотя потянулась к ней и подняла.

— Неплохо, — одобрительно сказала она. — Не зря говорят, что это напиток для эстетов.

— Мне тоже нравится, — Ксения Петровна отпила. — Я за свободу каждого, — добавила она, продолжая начатую тему.

— Знаете, чему я всегда удивляюсь? — Лиза смотрела на Ксению Петровну с восхищением.

— Чему?

— Вы всегда в себе.

— То есть? Ты хочешь сказать — я себе на уме или, напротив, погружена в себя?

— Нет. Я о другом. Вы всегда уверены в себе.

— Тренировка. — Ксения Петровна говорила с расстановкой, словно анализировала, что позволяет ей быть такой, какой ее видит Лиза. — Опыт. Вера.

— Расскажите.

— Да все просто.

— Не может быть.

— Может. Чего проще — перед тем, как выйти из дома, я заставляю себя смотреться в зеркало и нравиться.

— Это нетрудно, — Лиза махнула рукой. — Вы прекрасно выглядите.

— Спасибо. А днем я смотрюсь мельком, только убедиться — все ли в порядке. Я до вечера к этому беспощадному стеклу близко не подхожу.

— Ну да! — недоверчиво бросила Лиза.

— Смотреться в него — значит постоянно мучиться вопросом, как я выгляжу. Если я себе не нравлюсь, у меня пропадет уверенность в собственной безупречности. Дотошные англичане провели исследование и обнаружили, что женщины, которые занимаются фитнесом в зале с зеркальными стенами, устают больше, чем те, кто не смотрится в него во время занятий. Это понятно — когда не видишь быстрых перемен к лучшему, настроение портится.

— А... — начала Лиза, потом закрыла рот.

— Говори, говори...

— А... делают зеркальные потолки в спальне. Тогда они зачем?

Ксения Петровна бросила на нее быстрый взгляд и сказала:

— Это возбуждает, если само занятие и ты в нем — нравятся. Ты сделала такой потолок в Крылатском? — она сощурилась.

— Не успела, — хмыкнула Лиза.

— Ничего, успеешь, — насмешливо бросила Ксения Петровна.

— Хорошо. Дальше... рассказывайте.

— Я никогда не думаю о своих изъянах и никому не советую. Твои недостатки люди не замечают, пока ты сам не обратишь на них всеобщее внимание. Да и сама, чем меньше о них думаешь, тем лучше себя чувствуешь. Но я считаю, их следует превращать в достоинства.

— Например?

— У тебя длинные руки. Не заняться ли профессионально греблей?

Лиза расхохоталась.

— Лучше стать банкиром.

— Почему бы нет?

— Понятно. Но, знаете, я все же никак не могу взять в толк, — Лиза покрутила головой, челка упала на лоб, — почему Никаноровы решили все оставить мне?

— Подумали, что ты сообразительная, догадаешься, что делать с их домом и мастерской?

— Что при моем образовании у меня получатся хорошие оградки для могил и наборы для каминов? — Лиза поморщилась.

— Могу подбросить заказы, — усмехнулась Ксения Петровна. — Но если серьезно, Никаноров, я думаю, делал не только их. Я знаю точно, что Ивану заказывали и ножи, и...

— Гм, — неопределенно произнесла Лиза. — Мне показалось, его работники примеряли на себя эту мастерскую. Помните их на похоронах? Их обещания продолжить дело?

— Нет сомнений. На их месте я тоже прикинула бы, как она на мне сидит. — Ксения Петровна усмехнулась.

— А значит, я должна подготовиться...

— К не самому торжественному приему. Женщины-молотобойцы уже в прошлом, Лиза. Было время, когда они являлись «женщиной моей мечты». — Она засмеялась. — Да ты и не тянешь на молотобойца.

— А на их хозяина? Точнее, хозяйку? — Лиза расправила плечи.

— Тоже нет, — крестная вздохнула, — сейчас на женщину смотрят совершенно определенно...

— Как на кухарку, — бросила Лиза, чувствуя, как изнутри поднялся жар. «Надо же, до сих пор не улеглось это противное чувство», — подумала она.

— Не только. Идеальная женщина для нынешнего мужчины, — говорила Ксения Петровна, — это продолжение его тени. Она должна жить подле него, ради него, исполнять все желания и радоваться его вниманию. Это единственно возможный для нее способ самореализации.

Лиза скривилась:

— Это я уже проходила.

— Нет, ты сбежала раньше, — улыбнулась Ксения Петровна.

— Но я стирала, убирала, варила...

— ...кормила, покупала одежду и еду, удовлетворяла мужа в постели, служила предметом гордости перед друзьями и коллегами...

— ...всегда помнила, где он оставил свой журнал, взял ли с собой ключи, документы, деньги. Ухаживала за ним, когда он болел...

— Но ты не выполнила основное назначение женщины в социуме, а это — рождение детей. Если у женщины нет ребенка, не важно почему, она ничего не стоит в глазах мужчины. Второй сорт, — Ксения Петровна иронически скривилась. — Никакие успехи ни в чем не прибавят ей цены ни на грош.

Лиза усмехнулась.

— Вряд ли мои кузнецы способны выковать у себя в голове такие мысли, — заметила она.

Ксения Петровна пожала плечами:

— Да нет, конечно. Им такого не придумать. За них потрудились другие мыслители, но именно их чувства и представления послужили основой для кратчайшего резюме: баба.

— Вы просто заткнули бы за пояс составителей толковых словарей, — фыркнула Лиза. — Я так и вижу: «Женщина». А дальше — «Она же баба». Далее по тексту, который вы только что произнесли.

— Но, Лиза, это правда. Между прочим, твоя умная мать догадалась обо всем сама.

— Моя мать?

— Да, — произнесла Ксения Петровна. — У тебя была очень умная мать.

— Что же было в ней такого умного? — спросила Лиза.

— Она уловила то, что я тебе сказала. Точнее, все, что мы с тобой сказали друг другу только что. Она хотела ребенка, потому что подсознательно ощущала, как мужчины смотрят на женщину без детей. Любой из них, давая себе в том отчет или нет, спрашивает любую женщину мысленно: ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Вот и все. А остальное — виньетки. Обрати внимание, что в рекламе повторяется чаще всего? Все эти дезодоранты, помады, лаки для волос, которые обещают сделать женщину ароматной, желанной, счастливой, благополучной? Какая у них форма? Что она тебе напоминает, а?

— Одно и то же, — усмехнулась Лиза. — Мужские прелести.

— Значит, все женское счастье зависит от того, насколько она нужна мужчине, а секс становится смыслом жизни. Понимаешь?

Лиза молчала. Она смотрела на Ксению Петровну, которая от водки расслабилась, говорила таким тихим голосом, как говорят люди, хорошо обдумавшие все, что произносят.

— Как будто секс — высшая награда, на которую женщина может рассчитывать на земле, а фаллос — инструмент, которым мужчина осчастливит ее. Знаешь, выхожу я как-то из метро, хорошо одетая, причесанная, но печальная. И вдруг слышу: «Хочешь, я тебя трахну?» Поднимаю глаза и вижу какого-то непромытого, непробритого, непроглаженного мужичонку. Даже тако-ой, — Ксения Петровна покачала головой, словно до сих пор не избавилась от удивления, — решил, что он может меня осчастливить, прогнать мою печаль. Потому что у него есть то, чего нет у меня!

— Вы ему, конечно, все объяснили? — спросила Лиза со смехом.

— Нет. Я сказала ему: «Спасибо, ты мне уже помог». Это была чистая правда. Потому что внезапно до меня дошло, почему он так сказал. И он ведь не собирался меня обидеть. — Лиза засмеялась. — Твоя матушка, Ирина, очень хотела ребенка и была права.

— Но мама жаждала стать вулканологом... Она им стала, а я столько времени провела дома одна... Конечно, она могла бы не работать, папа предлагал ей...

— Я о том и говорю, что твоя мать была мудрая. Она вовремя поняла еще одно: невозможно реализовать себя, полностью подчинившись мужчине.

— Как я, да? — спросила Лиза и печально улыбнулась.

— Теперь ты этим займешься, — насмешливо бросила Ксения Петровна. — Как говорил мой первый муж, все будет так, как должно быть, даже если будет не так. И с этими словами удалился. А я занялась делом. Валентиновка с ее кузницей — сигнал тебе...

— Да, я понимаю. Но все-таки не могу поверить...

— Считай, что Никаноровы тебя просто полюбили, — сказала Ксения Петровна и решительно выпрямилась.

— Вот так взяли и полюбили? — Лиза насмешливо смотрела на Ксению Петровну. — Не верю.

— Не веришь, что тебя можно полюбить? — поддразнивала ее крестная.

— Оставить мне дом в Валентиновке, мастерскую, деньги? Все, что у них было, только из симпатии к незнакомому человеку?

— Но, заметь, они поставили свои условия.

— Но они для меня не обременительны, — Лиза покачала головой.

— Ты не можешь ничего продать в ближайшие три года. Ты не изменишь профиль мастерской, а только вправе расширить его. Я бы сказала, они сделали подарок не только тебе, но и себе... Сама знаешь, у них никого не было. Это крест, который ты...

— Я согласна нести этот крест, — Лиза улыбнулась. — Как странно все-таки, да? Мои вожделенные клинки подошли ко мне вплотную. Они окружили меня. — Она растопырила пальцы и сжала в воздухе невидимый шар. — Мой отец собирал коллекцию, я изучала японские мечи, а когда ссорилась со Славиком, ехала в библиотеку и читала о них. Это меня успокаивало.

— Какая воинственная особа, — хмыкнула Ксения Петровна.

— Да нет, я вижу в них не оружие, а предмет искусства. Я вам говорила, что едва не стала студенткой австрийской школы дизайна.

Ксения Петровна смотрела на Лизу и испытывала облегчение. Что ж, ей удалось то, что задумала. Никаноровы все оставили Лизе. Она поняла это, когда Надежда спросила, хороши ли финансовые дела у хосписа.

Ксения Петровна сказала, что лучше не бывает. На самом деле она не лукавила. Подмосковная парфюмерная фирма, куда ее зять поставляет упаковку из Испании — тюбики, баночки, флакончики и благодаря которым она и вырвалась вперед среди таких же начинающих на рынке, хорошо поддерживает «Дом друзей». Конечно, от зятя они получают льготы, выгодно всем.

— Бумагами по наследству займется мой юрист, Лиза, — сказала Ксения Петровна. — Ты не вникай, иначе голова пойдет кругом. Ему можно доверять во всем. — Она многозначительно посмотрела на нее. — Получишь безупречные документы. Поэтому считай, ты уже хозяйка. Поздравляю. Можешь написать заявление о приеме в конфедерацию женщин-предпринимательниц, — крестная засмеялась.

— А вы там состоите? — удивилась Лиза. — Вы никогда не упоминали.

— Нет, но, признаюсь, меня зазывали. Тем более что дело, которым я занимаюсь, как говорят, социально значимое. — Она усмехнулась. — Скучно. Между прочим, на Западе этот бизнес приносит очень хорошие деньги. Но я нигде не состою, я сама по себе.

— Я тоже хочу быть сама по себе, — сказала Лиза. — Но вместе с вами.

Ксения Петровна засмеялась:

— Куда мы друг от друга. Крестная и крестница.

— Да, мы двое, и больше никто.

Лиза произнесла это и почувствовала, как тоска сдавила горло. Снова вдвоем, но это другое единение. Пять лет назад Лиза Соломина тоже вступала в союз, тот, который обещает женщине столько радости и надежд, сколько она себе разрешит.

Ей что же — обидно? А что такое обида? Японцы говорят, обида похожа на традиционное японское стихотворение в три строки, хайку. От нее можно отмахнуться, не признавать, простить, но никогда нельзя забыть.

— Ты на самом деле хочешь знать, почему Никаноровы настолько прониклись к тебе? — тихо спросила Ксения Петровна.

Голос ее стал другим, тихим, не похожим на обычный уверенный голос женщины, которая ни в чем не сомневается. Лиза резко повернулась к ней. Свет настольной лампы был мягкий, морщины на лице Ксении Петровны сгладились, пушистый высокий воротник бежевого свитера скрывал шею и слегка поплывший подбородок. Лиза увидела перед собой совсем молоденькую женщину.

— Хочу, — бросила она.

Загрузка...