Поначалу Лизе нравились фуршеты, приемы, обеды, на которые приглашали Славика Стороженко с супругой. Но это скоро наскучило.
— Ну не хо-очется... — с неподдельной тоской тянула Лиза. — Опять этот фуршет.
— Да, фуршет. Опять. Я уже сто раз объяснял тебе, для чего существуют тусовки.
— Я знаю, для чего, — Лиза кривила губы. — Для того, чтобы меня мучить, вот для чего.
— Не верю, что ты сильно мучаешься, — фыркнул он, и хлопья пены полетели в разные стороны.
Лиза любила наблюдать, как преображается лицо мужа каждое утро, когда он бритвой снимает с него пушистую белую пену вместе с жесткой щетиной, которая ночью колола ее тело, заставляя его пылать жарким пламенем.
До сих пор она чувствовала, как горит кожа на груди под тканью зеленого халата. Ночью Славик стащил с нее оранжевую пижаму, а утром, выбравшись из-под пышного легкого одеяла, она надела только штанишки от нее, а сверху — халат. В квартире было нежарко.
Сегодня ночью Славик не отворачивался со стоном, не отцеплял ее руки от себя, не бормотал, что сильно устал.
— Знаешь, — Лиза почувствовала, как горло перехватило, и откашлялась, — сначала все новое нравится, а потом надоедает.
— Даже надевать красивые платья? Даже чувствовать, как тебя поедают глазами фуршетники и фуршетницы?
Его губы сложились в насмешливую улыбку. Славик наблюдал за Лизой в зеркало. Он был высокий, поэтому флакончики, тюбики, баночки на полке не мешали видеть лицо жены целиком.
Лиза привалилась к косяку, сощурившись. Глаза, в цвет которых была отделана ванная, превратились в щелочки не шире зубочистки, которую она сейчас крутила в кармане халата. После сна волосы растрепались и походили на светло-рыжую плохо расчесанную гриву породистой лошадки.
— Эти, как ты их называешь, фуршетники и фуршетницы, а также коктейльщики и...
— ...приемщики, обедники... — подхватил Славик.
— Скажи еще ужинщики, — хмыкнула Лиза. — Ужасные, скучные слова. — Она покачала головой, выпустила из пальцев зубочистку на дно кармана и сложила руки на груди, не собираясь продолжать игру в слова. — В общем, как их ни назови, они мне надоели. Как подумаю, что снова придется все это... все это... скушать, — она поморщилась, — у меня начинает урчать... в мозгах.
Славик засмеялся:
— Урчать в мозгах? Здорово. Я запомню. Как ты такое находишь.
Лиза усмехнулась:
— Нахожу? Я не ищу, а просто выражаю словами то, что чувствую.
— Должен признаться, я с удовольствием наблюдаю, как вокруг тебя нарезают круги, — он снова засмеялся, — мужчины, особенно чуткие к прелестям красивых женщин. — Плеснув себе в лицо пригоршню воды, Славик зафыркал и закрутил головой. Светлые волосы упали на лоб, намокли и потемнели. Лиза молча наблюдала за мужем, сложив руки на груди. Наконец тот отфыркался, пригладил волосы влажной пятерней. — Наивные, — он снова посмотрел в зеркало, прямо в ее глаза. — Они думают, что ты явилась одна. Как будто такую свеженькую капустку кто-то выкатит из своего огорода каким-то козлам.
Лиза засмеялась.
— Ты тоже умеешь построить фразу. Правда, — она поморщилась, — грубовато.
— Но по-мужски, разве нет? — Славик самодовольно рассмеялся и наградил себя еще одной пригоршней воды. Отфыркавшись, снова посмотрел в зеркало. На стекле осели брызги, капли, удлиняясь, медленно ползли вниз. Лизино лицо, казалось, все в слезах.
Такое лицо ему не понравилось, поэтому Славик оглянулся и взглянул на нее настоящую.
Она молча пожала плечами, а он продолжил:
— А я тут как тут. Стоп, господа, эта рыжая красавица со мной.
— Ага, — засмеялась Лиза. — Ты тут как тут — и уже познакомился с кем надо. Я, кроме всего прочего, еще и приманка, да?
— Но я не виноват, — Славик поморщился, пытаясь изобразить неловкость. — Если ты притягиваешь к себе именно тех, кто мне... полезен.
Лиза промолчала. Отвернулась от мужа и посмотрела в окно. Через него вливался оранжевый поток света. Он проходил сквозь апельсиновую занавеску и становился нестерпимо ярким. Лиза довольно щурилась. Она любила солнце. Поэтому подобрала занавеску не к зеленоватой полоске на кухонных обоях, а к оранжевой. Эх, какая погода, поехать бы на дачу, прямо сейчас, думала Лиза с тоской. Она купила машину песка, его нужно добавить под цветы, причем срочно. Но этот фуршет...
— Ладно, не пытайся изобразить оскорбленную невинность, — бросил Славик фразу, которую часто повторял к месту и не совсем. Лиза вдумалась только один раз, когда муж произнес ее впервые. Потом пропускала мимо ушей. — Я хочу, чтобы ты надела мое любимое черное платье.
— Господи, — Лиза вздохнула нарочито громко. — На что только я трачу свою жизнь!
— Ты тратишь свою жизнь не на что-то, а на кого-то, — назидательным тоном заявил муж. — То есть на меня. — Он повернулся к ней, раскинул руки. — Иди сюда. Попробуй, какие у меня теперь мягкие щеки. Я хорошо пробрился. На этот раз ты купила замечательно удачные лезвия. Где их, интересно, продают?
— Там же, где и крем для бритья, — бросила Лиза. — Если тебе на самом деле интересно, — добавила она с сомнением.
— Даже не знаю, где это. — Славик засмеялся, наклонился и попытался прижаться щекой к Лизиному лбу. Она увернулась, приглаживая еще сильнее вздыбившиеся волосы, и проворчала:
— Там же, где и крем после бритья.
— Ты отвечаешь, как моя мама. Она всегда мне все покупала сама.
— Я и есть твоя мама, — неожиданно для себя бросила Лиза. У нее получилось так резко, что Славик открыл рот. Он хотел отозваться на этот выпад жены, но передумал.
— Лиза, мне все-таки кажется, ты до сих пор до конца не поняла, для чего устраивают фуршеты.
— Для чего? — спросила она, чувствуя, как радость солнечного утра уходит, освобождая место раздражению, которое все чаще становилось основной нотой дня. Как в ресторанах, в которые они утомительно часто ходят, подают блюдо дня. Протертый томатный суп цвета толченого кирпича. Грибной, серый, где темнеют размолотые в порошок грибы. По цвету он напоминал ей порох, который отец засыпал в патроны, собираясь на охоту.
— Чтобы делать дела в неформальной обстановке, Лизунья. — Она не улыбнулась, как обычно делала, на придуманное мужем имя. Она что, на самом деле любила... лизаться... когда-то? Если и было такое, то в самом начале. А потом что-то изменилось. Как будто у каждого из них возникла своя роль... Ей, по сценарию, лизаться не положено. Скорее ему. Но имя осталось. Она думала об этом не раз, но никогда еще — до конца. — Там встретишь того, к кому в кабинет не пробиться. Высокая грудь секретарши...
— По нынешней моде грудь не должна быть слишком высокой, — насмешливо заметила Лиза. — От чего ты избавляешься на этих сходках, так это от необходимости натыкаться на костлявые плечи, которыми секретарша преграждает путь в кабинет.
— На грудь, — упорствовал Славик. — Невысокую, да, но достаточно твердую. Причем не только благодаря стараниям природы, но и успехам косметической хирургии.
— Какие познания, — фыркнула Лиза. — Но, похоже, в них есть пробелы. Ты знаешь, где берут такую грудь?
— Мне это ни к чему. У тебя все в полном порядке, — ответил Славик.
— А разве у мамы ты никогда не спрашивал? — сейчас Лиза не смотрела на окно, а ехидно сощурилась, наблюдая за мужем. Но то, что солнце нырнуло за тучу, она почувствовала. Щекой, которую оно больше не грело.
— Нет, не спрашивал. Так я продолжу. — Славик выдавил на руку гель и шлепнул себя по лицу. Лиза ощутила запах ромашки и мяты. Он ей всегда нравился, но сейчас нос сам собой сморщился. Слишком резкий. Чересчур. Надо купить ему другой гель. Или крем после бритья. Что-нибудь подороже. Или тот, который вообще без запаха. — На фуршете можно оказаться рядом с нужной секретаршей, но там она не станет закрывать грудью своего босса. А значит, держа в руке бокал с итальянским вином или рюмку текилы, — рассуждал Славик, — ты знакомишься с кем надо.
Лиза вздохнула, потуже затянула пояс изумрудно-зеленого махрового халата, из-под которого торчали рыжие пижамные штанишки. Она походила на морковку с раздвоенным корнем. В другой раз, взглянув в зеркало, Лиза обязательно отметила бы это. Но сейчас не смотрела на себя, хотя на стене, напротив которой стояла, зеркало было, причем большое.
— Чем дороже заведение, а меня приглашают на этот раз в новый отель пять звезд...
— Тебя приглашают, ты и иди, — неожиданно бросила Лиза.
— Я не могу без тебя, — сказал Славик. — Я хочу, чтобы мы пошли вместе, и мы пойдем, — поспешил добавить он с твердостью в голосе. Похоже, ему не понравилась жалобная нотка первой фразы. — Чем богаче заведение, чем престижней фирма, которая устраивает фуршет, тем крупнее... те, кто меня заметит.
— Понятно, — Лиза кивнула.
Ей не хотелось ссориться, тем более что Славик говорил правду. Вообще-то его трудно не заметить в любой толпе. Интересовались, кто тот высокий вальяжный молодой мужчина с пышными пшеничными волосами и крупным лицом, безукоризненно одетый?
У Лизы был острый глаз. Кажется, из воздуха она улавливала все новое, вещи-пароли находила безошибочно. Она знала точно, что на рукавах дорогого пиджака должно быть четыре пуговицы, и у Славика ровно столько. Причем петли должны быть не ложные, а прорезные. Она покупала ему носки, которые никогда не сползали и не морщились.
Славик умел держаться, и когда узнавали, что этот прекрасно одетый мужчина — японист с именем, охотно знакомились, полагая, что на нем можно сделать деньги.
— Ты помнишь автомобильного дилера, здоровенного мужика? У него было красное лицо, как у дальнобойщика? — спросил Славик.
— Помню. Он стал нашим первым крупным уловом в фуршетном болоте, — проворчала Лиза. — Между прочим, я. думаю, он на самом деле дальнобойщик. Он тогда припал к тебе, будто дитя к материнской груди, — она засмеялась.
— Много принял, — хмыкнул Славик. — Но заметь, оказался не жадным.
— Да, — Лиза не могла спорить. «Паджеро-пинин», на котором она ездит, он продал им с большой скидкой.
Но она помнила и другое — это был ее первый серьезный опыт работы на Славика.
После того фуршета Лиза нырнула в Интернет и не выныривала пять часов, а затем положила перед мужем то, что он назвал информационным пакетом и уже его предлагал заказчику.
Она приготовила два списка японских автомобильных фирм. В первом перечислила все модели, с которыми фирмы вышли на российский рынок. Во втором — те компании, которые еще не вышли, но указала, с чем они могли бы это сделать.
Лиза так увлеклась, что составила и третий список — тех фирм, которым этот человек мог предложить себя генеральным дилером по России.
Она приготовила ему и памятку, где перечислила основные качества, особенно ценимые японцами в партнерах, — точность, аккуратность, любознательность, бережливость. Подчеркнула, что суть морали японца — это верность группе, которую он нашел для себя и которой принадлежит. Их принцип — в одиночку не найдешь свое место в жизни, затеряешься в ней. Имея дело с другими, японец хочет знать, к какой группе принадлежит партнер, какое положение в ней занимает. Тем самым Лиза подводила клиента к мысли, что ему следует прильнуть к Вячеславу Стороженко.
Мужчина оказался сообразительным и предложил сотрудничество на хороших условиях. Он захотел предстать перед японцами человеком Вячеслава Стороженко, который работал в Японии и у которого остались в стране связи.
Лиза и Славик отмечали свой успех французским красным сухим вином, а Славик говорил ей:
— Лизунья, мы будем с тобой на коне, если станем действовать вместе. Знаешь, бросай свою работу ко всем чертям, а? Ну что ты получаешь в этой галерее? Разве это деньги? Посмотри, сколько мы заработали на одном клиенте? И потом... мне так одиноко, когда тебя нет дома...
Это был первый раз, когда Славик заговорил о том, чтобы Лиза ушла с работы.
— Мы с тобой быстро соображаем, гораздо быстрее, чем многие. Мы оба знаем такой редкий язык, — убеждал он ее. — Знаем самих японцев.
— А ты? Ты тоже уйдешь от своего шефа? — спросила Лиза.
После возвращения из Японии Славик нанялся к бывшему коллеге, который расширял ресторанный бизнес.
— Моя работа ничему не мешает...
Но это было давно, отмахнулась Лиза. Сейчас все не так. Тоже уже давно.
— Послушай, Славик, — сказала она, — по-моему, мы освоили с тобой все виды приемов. — Лиза сама не знала, зачем противится. Все равно ведь пойдет.
— Разве? — Он похлопал себя по щекам. — Какой приятный гель, так быстро впитался.
— Бокал шампанского, бокал вина, а-ля фуршет, коктейль, — перечисляла Лиза. — Я раньше думала, между прочим, что бокал шампанского и бокал вина — не одно и то же. — Славик хмыкнул. — А оказалось — никакой разницы, — продолжала Лиза, привстав на цыпочки, чтобы из-за плеча мужа поймать свое отражение. В ванной хороший свет, и она себе нравилась в этом зеркале гораздо больше, чем в настенном. — Вообще-то выпивать с двенадцати до часу — дело не всегда приятное. — Она поморщилась. — Мозги пробуксовывают. Аппетит разыгрывается — бутерброды, пирожные, орешки только раззадоривают. Кому хочется после такого сидеть в офисе?
— Но тебе-то не надо сидеть.
— Конечно. А тебе надо иногда, — заметила Лиза. — Давай лучше останемся дома, — она выразительно посмотрела на мужа, и тот прочитал ее взгляд безошибочно.
— Это мы сделаем сейчас, — сказал он. — Потом ты меня отвезешь на работу, а в половине пятого заедешь.
— Хорошо, — ответила Лиза. — Начало в пять?
— Ага. На приглашении указано — с семнадцати до девятнадцати. Жду не дождусь, когда ты наденешь платье, которое я тебе подарил.
— Сама жду не дождусь, — засмеялась Лиза. — Оно мне ужасно нравится... Но... — Она сморщила нос.
— Но? — подталкивал он ее.
— Я в нем... себе... чужая.
Он засмеялся:
— Зато мне — моя.
Лиза улыбнулась:
— Ладно. — Потом спросила: — Почему ты мне подарил черное? У японцев, сам знаешь, символ красавицы — ярко-красное платье.
— А возлюбленные красавицы носят что? Знаешь? — он сощурился, разглядывая ее.
— Что? — выдохнула Лиза, чувствуя, что ей становится жарко.
— Жемчуг. Он — символ... возлюбленной красавицы. А жемчуг очень хорош на черном. Поэтому, — Слава вытер руки полотенцем, потом залез в карман мягких домашних брюк, — я дарю тебе вот это. Повернись-ка спиной.
Лиза удивленно взглянула на мужа. Ничего себе, торжественная минута дарения.
— Жемчуг для моей любимой красавицы, — проговорил Славик, раскрывая золотой замочек цепочки.
— Щекотно, — поежилась Лиза, когда жемчужная капля коснулась ее кожи. Она скосила глаза. — Боже мой, да это розовый жемчуг.
— Согласна, что розовый не идет к красному? А на фоне черного просто замечательно.
— Как странно, — прошептала Лиза, — мы с тобой говорим на чужом языке, пользуемся чужими символами, но так понимаем друг друга. А другие говорят на одном языке и не понимают.
— Нам здорово повезло...
Внезапно стало так тихо, что оба услышали слабое нытье холодильника, которое раньше не замечали.
— Ты... молчишь? — спросил Славик. — Тебе на самом деле нравится? Моя мама оценила бы розовый жемчуг. И черное платье, которое я тебе подарил.
— Да что ты, что ты, — поспешила Лиза. — Оно мне нравится. Просто у меня никогда такого не было. Я кажусь себе в нем...
— Какой? — Муж сощурился и окинул ее взглядом. Он улыбнулся, взглянув на рыжие ноги, которые торчали из-под зеленого халата.
— Мешком с костями. Нескладной. Похожей на соседскую псину по имени Буси. У нее шкура болтается, как на мне это платье.
Славик расхохотался:
— Скажешь тоже. Моднющее платье. — Он поднял вверх палец. — Любимое словечко моей мамы. Высшая похвала. Как, говоришь, зовут пса? Буси?
— Ага.
— Помнишь, что это означает по-японски?
— Что? — Она нахмурилась, словно сосредоточенно листала компьютерный словарь. — Буси...
— Не трудись. Самурай, воин.
— Точно. Ну конечно, я знаю это слово. Но... с другим ударением, и меня это смутило. Надо дать Буси понюхать мой самурайский меч.
— Ты увезла его на дачу? — спросил Славик. — Понятно. А я-то думал, что забыла про него. — Он поморщился. — Знаешь, когда ты сердитая, надутая, то вполне тянешь на... воина.
— Я похожа на самурая? — Лиза удивленно раскрыла глаза и резко повернулась к большому зеркалу. В нем она увидела Славика, который все еще нависал над ней.
— А разве нет? Настоящий самурай. — Его пальцы поиграли жемчужиной, потом руки опустились на плечи. Она почувствовала, как халат сдвигается с них, ползет вниз. — Ты мой любимый самурайчик, — шептал он ей в ухо. — Но я тебя не боюсь, ниско-олько... Потому что при тебе нет меча, зато мой — при мне... — Он задвигал бедрами, Лиза замерла... — Я сейчас...
Лиза почувствовала, как стало трудно дышать. Открыла рот и хватила большой глоток воздуха. Потом привалилась к мужу спиной, желая снова и снова ощущать его напряжение.
Славик рывком дернул халат вниз. И Лиза увидела себя в зеркало обнаженной по пояс.
— Какой хитрый самурайчик. Он хочет меня, я вижу. — Указательный палец Славика прицелился в напрягшийся сосок. — Сейчас мы расправимся с этими морковными штанишками. — Руки Славика нырнули под резинку.
— Пойдем, — выдохнула Лиза. — Скорее...