Последний фуршет

6

Японский язык давался ей так просто и естественно, как будто ее предки вышли с тех самых островов. Хотя ничего подобного в роду Соломиных не просматривалось. Иногда Лиза думала, что, может быть, штормовые ветры бросали на камчатский берег волны, в которых крутились японские иероглифы. Они высыхали, а она, прогуливаясь вдоль океана, вдыхала их...

Какие глупости! Рассуждает о языке так, будто он состоит из сушеных сморчков, одергивала она себя.

— Будь ты парнем, Соломина, — сказал ей заместитель декана перед самым дипломом, — ты послезавтра улетела бы в Японию. Но девицы там не нужны. Хватает своих.

— А значит, — ответила Лиза, — я буду работать в Москве.

Он засмеялся:

— Если ты готова штурмовать эту крепость...

— Да, с мечом самурая.

— Правильно. Без него не обойтись. Но давай лучше поставим на другое, Соломина.

— На что? — Лиза выжидающе смотрела на породистое лицо нестарого мужчины.

— Ты красивая девочка, вот на что.

Лиза дерзко взглянула ему в глаза, но тут же покраснела. Хотела бы она пуститься с ним... в приключение? Нет, быстро ответила сама себе. Она готова по-настоящему, без оглядки, только с тем, с кем захочет остаться навсегда.

— И что же? — спросила она.

— А то, что мы столь эффектного во всех отношениях специалиста выгодно... продадим, — продолжал он.

— Продадите? — удивилась Лиза.

— А ты как думала? Для любой солидной фирмы хороший специалист — выгодное вложение денег. Отдать тебя за так — подарок. С какой радости я буду делать такие щедрые подарки японским буржуям? — Он засмеялся. — Я им тебя прода-ам.

— За сколько? — спросила Лиза. Потом, не дожидаясь ответа, нахально добавила: — Да, как насчет моей доли?

— Сообразительная девочка, — похвалил он. — Не обидим. А если говорить серьезно, для дорогой косметической фирмы, Лиза, ты очень хороша.

— Так сколько вы за меня получите? — не унималась она.

Он наклонил голову набок, словно желая увидеть в ней что-то, чего не заметил до сих пор.

— Ты, пожалуй, уже сейчас получишь... баночку крема.

— Негусто...

— Он густой, ты не права, — забавлялся мужчина. Потом лицо его стало серьезным. — Знаешь, Лиза, мне нужно, чтобы японцы участвовали в одном проекте. Выгодном для нашей кафедры.

— Ага, вы хотите от них грант?

— Назови это как угодно, но они получат тебя не за так, обещаю. Мы учим специалистов, на которых они станут делать деньги в России. Понимаешь?

— Ага.

— Ты своего рода — образец, приманка, на которую я их ловлю. А почему ты не спросишь, сколько они тебе станут платить?

— Платить? — удивилась она. — Наверное, не меньше, чем я стою.

Он посмотрел в ее зеленые глаза и засмеялся:

— Ах, девочка, ты совсем еще девочка. Хотя большая и красивая. И сама не понимаешь, как ты хороша, — он вздохнул и покачал головой. — Поосторожней, тобой захотят воспользоваться многие...

Лиза поморщилась, вспоминая тот разговор. Пожалуй. Хотя совсем недавно ей казалось, что эта она удачно пользуется другими. Например, своей любовью к Славику и его — к ней.

К Славику ее повлекло с первой секунды. Сильно. Как никогда и ни к кому. Когда Лиза отказалась пойти с ним в постель на третий день знакомства, тот удивился.

— Ты издеваешься надо мной? — спросил он. — У тебя... не было... ни одного мужчины? — Едва не задохнулся, произнося эту фразу. Отрывисто, словно его душил кашель.

— Нет, — сказала Лиза.

Тогда Славик сделал ей предложение. Потому что хотел ее заполучить, а другого способа, понял он, у него нет.

Он предложил ей сразу все — квартиру, себя.

Из японской косметической фирмы, менеджер которой не мог надышаться на Лизу, она ушла, хотя платили там больше, чем обещал Павел Лобастов в своей галерее.

Менеджер не хотел, чтобы она увольнялась.

— Не отпущу, если напечатаешь заявление об уходе на компьютере, — суетился он. — Ты напишешь его собственной рукой. — Она говорила, что уже разучилась писать, и он, видимо, поверил.

Лиза принесла заявление. Менеджер со вздохом принял его.

На прощание он подал ей набор косметики. Лиза засмеялась и покачала головой.

— Ты думаешь, тебе рано ею пользоваться?

— Это же против старения, — фыркнула Лиза. — Я знаю. А до старости она у меня протухнет.

— Во-первых, она очень высокого качества, — заметил он. — И во-вторых...

Лиза перебила его:

— Значит, к старости я куплю ее сама. Я знаю, она дорогая, но у меня хватит денег.

— Прекрасная надежда, — заметил он. — Но должен предупредить — тебе уже пора заботиться о коже. Иначе к тридцати годам ты можешь оказаться в паутине...

Она засмеялась:

— Хорошо, если только морщинок. А не в тенетах чего-то такого, что мне не понравится.

— Неплохая мысль. Лучше всего себя окружить тенетами самой.

— Я запомню.

Но менеджер уже оседлал любимого конька.

— Японцы мудры, они больше всего озабочены кожей вокруг глаз. Этот новый крем убирает морщинки и темные круги под глазами, — он снова совал ей в руки сумочку с кремами.

— Я все это знаю, — пыталась остановить его Лиза, принимая набор. — В их креме есть то, чего нет в других. Экстракт гамбира.

— Да-да, редкого растения из Южной Азии. Он-то как раз убирает морщины.

— А темные круги под глазами? — Лиза поняла, что лучше выслушать все, чем бросаться наперерез словесному поезду.

— Японцы обнаружили, что они возникают не из-за недостатка кислорода. Все дело в меланине, Лиза. В избытке коричневого пигмента, который с возрастом дает о себе знать...

— Ух ты, — она приникла к зеркалу. — По-моему, у меня уже...

— Надо раньше ложиться спать. И лучше — одной, — насмешливо добавил мужчина.

Лиза фыркнула.

— А я выхожу замуж, — сообщила она.

— Вот как? Тогда тебе этот крем в самый раз. — Он улыбнулся и быстро добавил: — Лиза, а теперь сделай мне ответный подарок — поработай на выставке. В последний раз.

— Ладно, — согласилась она. — Меня оденут в кимоно?

— А как же. Кимоно и все остальное будет. Тебе очень пойдет. Тебя поставят возле стенда с косметикой фирмы и...

— Меня будут нюхать? — перебила его Лиза.

— Уверен.

— Напишите, чтобы руками не трогали.

— На то и выставка, чтобы все трогать. Но если уж сильно вцепятся — кричи!

Они посмеялись. Лиза любила разговаривать с этим человеком, таким непохожим на мужчин, которые бывали у них дома, когда она жила с родителями. Он казался человеком без возраста. Наверное, все дело в косметике фирмы.

— Разберись с лаками для ногтей. Это новинка.

— Уже, — сказала Лиза. — Главная фишка — в нем нет толуола. Он вреден, особенно для беременных. Может дурно повлиять на плод.

— Молодец. Ты, кстати, осознала, что эта косметика сегодня — самая дорогая в мире?

— Еще бы не осознать, — фыркнула она. — Баночку крема в Европе продают за полтысячи баксов.

— Она того стоит. Для японцев косметика в одном ряду с национальными символами — чайной церемонией, икебаной, лаковой живописью. Они изучили связь кожи с нервной системой и иммунной и установили, что ароматы действуют на человека, как мягкий наркотик. Привыкаешь, но никакого вреда, одно удовольствие, — говорил менеджер.

Она кивала, глядя на его печальное лицо.

— Ты не передумаешь? — спросил он.

— Нет. Меня поманили мечами, — призналась Лиза.

Поманил ее Павел Лобастов, который учился на три курса раньше. Его отец подарил ему галерею в Замоскворечье. Он был журналистом, работал в странах Юго-Восточной Азии, но больше всего любил Японию.

— Понимаешь, — говорил Павел, — отец всегда хотел работать в Японии, но не знал языка. Он с детства продолбил мне голову — ты будешь знать японский и осядешь корреспондентом в Токио. Но посуди сама, какой из меня журналист? Сколько я могу стоить на рынке?

Лизу он нанял после того, как она откопала необыкновенную вещь — настоящую, японскую, старинную. Хибати. Это жаровня, на которой можно готовить и европейскую еду — жарить, например, сосиски или яичницу.

Темный ящик высотой со стол сделан был из клена и дуба. Сверху прикрыт потемневшим от старости металлическим корытцем для углей. На нем — подставка для чайника. В хибати Лиза обнаружила пять ящичков разного размера для кухонных мелочей — спичек, пробок, ниток, пуговиц, зажигалок, свечей и палочек. Больше всего ей понравились металлические палочки с деревянной ручкой для помешивания углей.

Лиза набрела на хибати случайно, в одном арбатском антикварном салоне. Он стоял в углу, заваленный нечищеными серебряными ножами и вилками разных времен, а голова куклы с белыми волосами, завязанными синим бантом, торчала из выдвижного ящика.

Лиза с каменным лицом осмотрела хибати. Она поняла, что хозяин не знает, чем владеет.

— Середина девятнадцатого века, — сказала Лиза. — Бери, Павел.

— Сколько, думаешь, эта штуковина стоит на самом деле? — спросил он. Павел знал: у Соломиной нюх отменный.

— Я думаю, можешь просить шесть тысяч долларов.

— Ну да? А за сколько я могу получить?

— За пустяки, — сказала Лиза.

Он засмеялся:

— Провернем сделку — и я тебя нанимаю. Для раскрутки клинков нужны деньги.

Лиза работала в галерее с утра до ночи. Они уже подходили к тому, чтобы заняться клинками...

Но все перевернулось разом — родители, Славик.

... — Лизунья, — она снова и снова слышала голос мужа. — Какой смысл работать у Павла за гроши? — Хотя с тех пор как она вышла замуж за Славика, Павел ей прибавил зарплату. Оказалось, что муж знаком с его отцом.

А потом Лиза удивила всех знакомых — она ушла с работы. При ее энергии и амбициях осесть дома?..

— Я выиграл, — сказал Славик.

— На что ты играл? — спросила Лиза.

— На победу. Я люблю только те игры, в которых побеждаю. Всех. Даже тебя. Я тебя победил, — Славик повалил ее на диван, прижимаясь всем телом. — Ты моя. Только моя, и ничья больше.

— Ты меня победил, как же, — насмешливо фыркнула она. — Это я разрешила тебе победить себя.

— Считай как угодно, — бормотал он ей в шею. — Но я думаю именно так...

...Лиза вздрогнула, почувствовав, как тело вспомнило тот вечер. То был первый вечер абсолютной свободы. Никогда прежде ее руки не были такими смелыми, а губы такими жадными. Как будто она брала реванш за то, что подчинилась ему. Теперь она делала с ним то, что хотела, но не решалась прежде.

Тело Славика замирало от изумления, выгибаясь навстречу ее горячему рту... Его руки тоже расхрабрились, а длинные пальцы проникали туда, куда бы не посмели прежде.

— Ох, Лиза, — стонал он. — Нет, ты — Лизунья. Ты облизала меня... всего, — лицо его пылало.

Они вжимались друг в друга так, словно надеялись соединиться навечно...

Дивана им было мало, они упали на пол. Там, на толстом белом ковре, сцепились, как японские борцы на татами... Казалось, большая комната настолько полна вздохами, стонами, что крик, который вырвался из груди Славика, уже не вместится, и стены рухнут, и они упадут с двадцать второго этажа в объятиях друг друга.

Но все осталось на месте, они лежали, обнявшись, мокрые от пота, тяжело дыша.

Вообще-то Лиза тоже считала, что жизнь — это состязание, в котором ей всегда хотелось быть первой. Она поняла это в четырнадцать лет.

— Слушай, а что ты делал, когда тебе было четырнадцать? — неожиданно спросила Лиза мужа, когда они вместе постояли под душем и сели пить чай.

— Я? — Славик удивился. — Читал книжки, — быстро ответил он, чувствуя, как тело покрывается липким потом снова.

Лиза засмеялась:

— На самом деле? А я думала, что ты, как и я, боролся за победу над собой. — Она слегка нахмурилась, что-то в его поспешном ответе зацепило. Но Славик торопливо добавил:

— Я помню другое о себе, но тогда мне было гораздо меньше, чем четырнадцать. Это важно для тебя.

— Что это?

— Сейчас узнаешь. В шесть лет родители свозили меня в Крым. Мне там так понравилось, что я им заявил: как только женюсь, то повезу жену отдыхать туда. Но до сих пор этого не сделал. Поехали?

— В Крым? — удивилась Лиза. — Но мы были с тобой в Испании, в Египте...

— Нет, нет, в Крым. Понимаешь, я просто обязан свозить тебя в Крым. Ты согласна? — спросил он, потянувшись к Лизиной руке через стол. — Ты согласна?

— Я согласна на все... — прошептала она, чувствуя, что больше всего ей хочется снова оказаться с ним на ковре...

А сейчас, думала Лиза, глядя в дачное окно, она не согласна. И самое печальное, ей не хочется оказаться с ним на ковре...