Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница

Глава 3 ФЮРЕР ПОДВОДНОГО ФЛОТА

21 сентября 1935 года, за неделю до того, как он возглавил первую подводную флотилию, Дёниц послал командованию флота свой рапорт, касающийся организации нового рода войск. Во вступительной части он говорил о задачах субмарин в войне: «Подводные лодки — целиком и полностью оружие нападения. Большой радиус действия делает их пригодными для далеких операций в морях противника. Вследствие своей низкой скорости как под водой, так и на поверхности тактические действия субмарины против быстрых сил исключаются с самого начала. Поэтому их можно использовать в основном в стационарном состоянии.

Оперативные миссии субмарин в войне будут зависеть от задач флота в целом. В войне с противником, который жизненно не зависит от поставок из-за моря, задачей подводных лодок, по контрасту с мировой войной, будут не действия против торговых судов, для которых субмарина из-за своей низкой скорости мало пригодна. Субмарину следует помещать в стационарное положение как можно ближе к гаваням противника, в средоточие его маршрутов. Оттуда она будет атаковать свои цели, военные корабли и транспорт, перевозящий войска».

Это вступление показывает, что в то время он не рассматривал всерьез войну против Великобритании, а старался найти применение своим идеям в контексте тогдашнего мобилизационного плана войны на два фронта с Францией и Россией — то есть в деле обеспечения безопасности немецких портов на Балтике и в Северном море и в наступательных акциях против французских военных судов и транспортов в Средиземноморье.

Что же касается его тактики «групп», или «волчьих стай», то в рапорте о ней ничего не говорилось, что, может быть, вызывает некоторый скептицизм в отношении его собственных послевоенных высказываний о том, что «стайная тактика» созрела в его мозгу уже в полностью готовом виде при вступлении в командование подводной флотилии.

Если вспомнить его обычную амбициозную манеру представлять свои взгляды, то выглядит весьма странным, что он не пишет о помещении группы подводных лодок у гаваней противника, если такова была его новая тактика. Тем не менее, такую возможность нельзя исключать на основании его рапорта. Хотя тактические действия практически невозможны для погруженной субмарины (следовательно, в операциях средь бела дня против военных кораблей), нельзя отрицать их выполнимость в ночных атаках с поверхности, и позже в рапорте он дает понять, что собирается тренировать своих подчиненных именно в атаках с поверхности.

Рапорт продолжается его рассуждениями о воспитании «наступательного настроения», которое должно предшествовать тренировкам, вместе с продолжительными походами, чтобы приучить командиров и экипажи к их среде, особенно в тех областях, где ожидаются военные действия.

Это означало, что флотилия не должна быть привязана к порту приписки; поэтому он просил вспомогательный корабль с необходимым оборудованием и местом проживания для двенадцати экипажей субмарин — и с «многочисленными ванными комнатами».

Он также говорит о необходимости совместных учений флотилии с надводным флотом; но снова из контекста следует, что он думает о возможности потренироваться в действиях субмарин против больших кораблей, а вовсе не о сотрудничестве с флотом во время реальной войны.

В общем, на вопрос о «стайной тактике» нельзя ответить удовлетворительно, основываясь на его рапорте. Может быть, идея о совместных операциях двух или более субмарин, как это практиковалось во время Первой мировой войны, и о совместных операциях с флотом была тогда настолько общераспространенной, что о ней даже упоминать не следовало — ее надо было только опробовать.

Вероятно, вот все, что можно сказать после прочтения рапорта Дёница 1935 года, не зная о последующих событиях, — автор этого рапорта и не думал разрабатывать какую-либо новую тактику.

Его поздравили с рапортом оба его непосредственных начальника — адмирал Фёрстер, который предоставил ему полную свободу в том, что касается учений, и сам Редер. К тому времени одиннадцать малых 250-тонных подлодок, строительство которых началось в феврале, были закончены и готовы к спуску на воду, но некоторые были приписаны к школе подводников, и поэтому, когда Дёниц 28 сентября принял командование над флотилией, которую назвали в честь аса Первой мировой «Веддиген», то честь ему отдали при этом всего три командира и их экипажи. Ни Редер, ни Форстер, ни сам Дёниц не могли предвидеть дальнейших событий. Через три дня его повысили до капитана флота (Kapitan zur See) — капитана 1-го ранга.

Как всегда, берясь за новое дело, он уже имел на руках выработанную им самим программу систематической подготовки, по которой каждый экипаж постепенно овладевал еще несколькими навыками; последовательность их изучения была объявлена абсолютно всем, чтобы каждый знал, к чему он должен стремиться в данный, четко оговоренный период обучения: «Например, каждая подлодка должна была совершить 66 атак с поверхности и то же самое количество под водой до того, как в декабре 1935 года приступить к учениям со стрельбой торпедами». Как всегда, он сам был впереди всех; он и главный механик флотилии Тедсен, два единственных человека, которые имели предшествующий опыт войны на подлодках, обрядились в кожаную форму подводников и поделили свое время между всеми субмаринами так, чтобы лично тренировать каждого капитана и каждого офицера в рубке и машинном зале «до тех пор, пока преподанное им не станет их второй натурой еще до того, как начнутся боевые учения». Темп был горячечный, и лодки постоянно находились в море. Капитан U-14, который присоединился к флотилии в январе следующего года, вспоминал: «С понедельника до пятницы по восемь учебных атак под водой и по шесть атак с поверхности ночью. Это было на пределе наших физических и нервных возможностей».

Они были юнцами. Дёниц использовал их молодую энергию и идеализм и снискал их доверие могучим примером личного лидерства, энтузиазмом и полной преданностью делу. Его цели не были чисто техническими; он стремился внушить каждому экипажу уверенность в их оружии; именно это было отличительной чертой всех самых великих военачальников. В его случае эта задача осложнялась необходимостью преодолеть «постоянный комплекс того, что субмарина вследствие развития британского контр-вооружения, «Асдика», была устарелым оружием».

Это ощущение, возможно, было последствием тренировок в школе подводников; по словам Дёница, там относились к «Асдику» с таким почтением, что даже считали, будто лодки должны выпускать свои торпеды с расстояния, превышающего радиус действия детектора, с 3000 метров или большее.

Сам Дёниц в своих мемуарах утверждает, что он рассматривал «Асдик» как несовершенное, переоцененное оружие со многими ограничениями и пытался добиться у своих людей стремления атаковать оттуда, откуда шансов на попадание больше, то есть с 600 метров. Если вспомнить его уже цитированный рапорт, становится ясно, что вовсе не таково было его мнение, когда он принял командование над флотилией; на самом деле зависимость от «Асдика» влияла на командиров подводных лодок вплоть до начала Второй мировой войны.

Тем не менее, нельзя сомневаться в искренности его веры в мощь подводных лодок как оружия нападения, а также в том, что он с успехом заразил этой верой своих командиров и экипажи вместе с «духом самоотверженной готовности выполнить свою миссию». Существенной частью этого духа, который он старался вселить в своих людей с самого начала, было чувство принадлежности к особому, элитному подразделению внутри более широкого братства моряков. Одним показателей этого была его настойчивость в утверждении того, что подводники в море не бреются, даже во время кратких плаваний, осуществляемых маленькими субмаринами 1-й флотилии.

В конце первого года тренировки Форстер сообщал в характеристике на Дёница, что тот выполнил поставленную перед ним задачу с присущей ему индивидуальностью подхода: «В ходе запланированной подготовки, подавая пример неустанного труда и благодаря личному инструктажу, он добился от флотилии “Веддиген” того, что уже к весне 1936 года она была готова к выполнению боевых задач. Воинский и товарищеский дух во флотилии — выше всех похвал.

...Во всех отношениях образцовый офицер высокой ценности для флота. Следует обратить внимание на то, что в своем рвении он не требует слишком многого в смысле физических сил».

Форстер также записал, что Дёниц заложил полезную основу для тактического использования лодок; он не сказал, какую именно, но все, что Дёниц писал после войны, указывает на то, что этой основой была «групповая тактика». Из приведенных в его мемуарах воспоминаний 1957 года одного из капитанов флотилии «Веддиген» ясно, что тактика выросла непосредственно из стратегических целей, которые он ставил перед субмаринами, — найти и атаковать военные корабли противника в заданных водах Балтийского моря, и из тактических уроков того времени, что он провел на торпедоносце; в действительности бывший капитан утверждает, что доктрина торпедоносцев была «крестной матерью» «стайной тактики» субмарин.

«Это началось с формирования разведочных и дозорных патрулей. Заметив противника, дозорная лодка, сообщив о присутствии врага, атаковала его, а остальные лодки включались в нападение следом...»

Все развилось в ходе бесчисленных учений при использовании разных конфигураций разведлиний и групп поддержки до тех пор, пока не создалась тактика, наиболее подходящая военным характеристикам подводных лодок. Такая версия событий находит подтверждение в документальных свидетельствах; она также соответствует тем целям, которые Дёниц изложил в своем рапорте от сентября 1935 года, и его первому описанию «групповой тактики» в длинном рапорте, датируемом ноябрем 1937 года. И именно так случается большая часть «открытий» — в результате скачка в сторону, совершенного подготовленным умом — интуитивные поиски и находка, сопровождаемые неустанным трудом. Другие совершали скачки в сторону и до Дёница; но это касалось совершенно другого контекста, войны с торговыми судами Однако нет никаких документов, чтобы подтвердить — или опровергнуть — претензии Дёница, высказанные в его мемуарах, на то, что он пришел в подводный флот с уже готовой «групповой тактикой» в уме, намереваясь опробовать ее на практике. Одно точно: его «стайная тактика» не была разработана для войны с торговыми судами — в конце 1936 года Дёниц по-прежнему придерживался тех же взглядов, что он высказал в рапорте 1935-го; и когда его спросили, какие необходимо разработать новые типы субмарин, он в своих ответах основывался на том, что центром подводной войны будет Средиземное море; так как морской договор с Англией ограничивал суммарный тоннаж субмарин, он предположил, что самые маленькие подлодки подойдут для Средиземноморья, чтобы их количество было больше.

Такими маленькими подлодками стали 626-тонные лодки типа 7, которые в увеличенном виде для большего радиуса действия доминировали в битве за Атлантику. Из этого становится ясно, что и «стайная тактика», и лодки, которые ее использовали со столь разрушительной силой, изначально были разработаны для совершенно других военных кампаний и в других водах.

Первая лодка типа 7 была уже на плаву к осени 1936-го, и Дёниц, который 1 октября получил звание «фюрер подводного флота» (FdU), начал тренировать ядро этой 2-й флотилии вместе с лодками «Веддиген».

Его основной отпуск пришелся на зиму, вероятно, потому, что это было наименее подходящее время для практических работ на Балтике. Он уже ходил на лыжах в начале 1930-х, путешествуя по курортам Южного Тироля; на этот раз он мог позволить себе останавливаться в дорогих отелях.

Оба его сына, которые без вопросов приняли то, что они должны пойти по стопам отца и поступить во флот, теперь уже были членами гитлерюгенда; их старшая сестра, Урсула, которая состояла в Союзе немецких девочек — некоем эквиваленте гитлерюгенда для девочек — в последнем классе школы вышла из организации сразу после того, как сдала экзамены; позже она вспоминала, что считала союз очень глупым делом. Ее мать не была членом партии, как, конечно же, и сам Дёниц, так как он состоял в «неполитических» вооруженных силах. Вся семья, как вспоминала Урсула, была равнодушной к режиму национал-социалистов; они были как большинство других людей в Германии.

К этому времени она уже встретилась и обручилась с одним морским офицером, Гюнтером Хесслером, с которым они поженились в ноябре 1937 года, с сердечного одобрения отца.

Хесслер служил на «Грилле», корабле поддержки, на котором проводили тайные тренировки и разные проверки, и одновременно использовали его как яхту для прогулок официальных лиц. Однажды на борту яхты в качестве гостя побывал Гитлер. Во время беседы в офицерской кают-компании он произвел огромное впечатление на Хесслера не только своими обширными познаниями в технической морской информации, но и способностью говорить на любую затронутую тему без каких-либо усилий.

То, что Хесслера восхитил фюрер, не было удивительно. Среди военных, а особенно молодых офицеров, это было общераспространенное отношение. Когда эмблема рейхскригсмарине (военно-морского флота) была заменена на флаг Третьего рейха со свастикой, в 1935 году, за неделю до того, как Дёниц принял командование над флотилией «Веддиген», это событие праздновалось всеми с большой помпой.

К 1937 году Гитлер был на пике своей политической карьеры. Сразу же после захвата власти в 1933 году он наэлектризовал глав родов войск, а через несколько дней и членов своего кабинета простой идеей, по которой в ближайшие четыре-пять лет все действия будут оцениваться лишь по тому, увеличивают ли они военную мощь немецкого народа. Это была формула: «Все для вермахта! Положение Германии в мире будет зависеть только от немецких вооруженных сил. Положение немецкой экономики в мире также определяется ими». Экономисты могли бы сказать ему, что в реальном мире все происходит наоборот. Но его слушатели разделяли его убеждения; как и он, они были воспитаны на политике силы, и только когда после первых волшебных лет накопились практические сложности, возникли сомнения и желание спорить. Но к тому времени Гитлер укрепил свои позиции благодаря «принципу фюрера», и было слишком поздно оспаривать его «неизменные» решения.

Экономическая реальность, которую он презирал, состояла в том, что односторонняя концентрация на вооружении «всасывала» материалы в страну, но останавливала производство товаров на экспорт, в то время как опора на общественные займы для финансирования непродуктивных военных трат создавала основу для нового витка инфляции. Проблема только усугублялась анархией в верхах: каждая из трех военных служб, словно три силы в известной басне, выполняла свою собственную программу, соревнуясь с двумя другими, без какой-либо координации или учета их интересов, а в действительности даже едва понимая их.

К началу 1936 года начался неизбежный кризис платежных балансов. Главный экономист Гитлера Шахт теперь взмолился о сокращении темпов вооружения для того, чтобы снизить импорт. Фюрер пошел по другому пути, вознамерившись решить проблему своим «четырехлетним планом», призванным сделать Германию самодостаточной по большинству поставок военного сырья. Это был триумф воли над здравым смыслом. Все ресурсы были брошены на производство синтетического горючего и резины за счет повышения цен на реальные товары на мировых рынках, что усугубило кризис; назначение Геринга ответственным за исполнение этого плана привело к еще одной предсказуемой катастрофе. Интересно, осознавал ли Гитлер, что вступил на путь, который ведет к неминуемому саморазрушению? Он не мог отступить, потому что партия и пропаганда, которые он создал, подталкивали его сзади; впереди были другие угрозы, которые он решил обойти, но которые именно его политика вызывала к жизни, и прежде всего британская угроза, которая нависла столь же опасно над Редером, как некогда над Тирпицем.

Ответом Гитлера было еще большее увеличение давления. То была характерная для него реакция: во всех кризисах, которые случались во время его политической карьеры, он без исключения занимал позицию, которая не позволяла ему отступать, словно бы боялся, что иначе он споткнется и проиграет...

Редер уже испытывал сложности с квотами на сталь, а следовательно, и с окончанием строительства новых кораблей. За 1937 год, в течение которого он лелеял идею прибавить девятый военный корабль к программе и вооружить его батареей, превосходящей своей огневой мощью вооружение британских кораблей новейшего класса «Король Георг V», положение со сталью только ухудшилось и опоздание в исполнении программы строительства лишь увеличилось. В то же самое время его страхи по поводу возможного союза Великобритании с Францией в случае любого конфликта — бывшего запрещенной темой для обсуждения вследствие ее болезненности — всплыли на поверхность в связи с публикацией исследования оперативного отдела, озаглавленного «Задачи войны на море в 1937—1938 годах».

Той осенью Дёниц провел первые широкомасштабные учения для проверки «групповой тактики», над которой он работал; существенно, что рапорт, который он впоследствии написал, озаглавленный «Использование подводных лодок в рамках флота», отражал перемену его взглядов: «Мировая война показала, что субмарина подходит для того, чтобы грозить и морским коммуникациям противника, и торговле противника».

Он даже дошел до такого заявления, что для государства, у которого недостаток надводных сил, плохое стратегическое положение или отсутствие достаточных колониальных баз — а все это соответствовало главным элементам немецкой стратегической мысли — препятствуют любой перспективе борьбы за морское господство, именно подводные лодки будут «прекрасным, возможно единственным средством... для создания эффективной угрозы жизненно важным морским коммуникациям противника, и при некоторых условиях смогут повредить им решающим для итогов войны образом».

Это первое зафиксированное на бумаге свидетельство того, что он склонился к поддержке идеи об участии субмарин в войне с торговыми кораблями с момента назначения на новый пост; видна радикальная перемена взглядов по сравнению с его мыслями осенью 1934-го и в рапорте от сентября 1935 года. Здесь он явно учитывает возможность союза Англии с Францией и следует магистральной идее морских стратегов, которые предпочитали торговую войну доктрине Тирпица боевых кораблей, в которых испытывался явный недостаток.

Тем не менее, весь рапорт, за исключением этих вступительных замечаний, касался тактических вопросов операций подводных лодок в отношении к надводным силам и в качестве разведчиков, которые остаются невидимыми с баз противника и могут сообщать о его передвижениях, и в качестве атакующих групп, которые могут быть размещены на пути противника. Хотя эти идеи возникли в основном из опыта мировой войны, ясно, что и работа, проделанная в сфере связи, тоже учитывалась. Например, он принимал, что из-за ограниченности радиуса обзора у подлодок и их возможностей связи необходимо руководить групповыми операциям с командного поста на берегу, который бы получал сведения ото всех участвующих в операции сил и мог отдавать приказы, основываясь на обшей картине; он так и делал со своего корабля-флагмана в Киле во время учений на Балтике.

Другой интересный момент — с ретроспективной точки зрения — это его отношение к авиации. Ему было ясно, что в тех местах, где поддерживается сильный и постоянный воздушный патруль, маневренность подводных лодок неизбежно падает и групповая система вырождается: субмарины просто занимают позицию ожидания под водой на вероятном пути противника; однако он не ожидал, что патрули будут постоянными, и думал, что временные патрули всего лишь ненадолго уменьшат маневренность и на групповую систему в целом не повлияют. Из этого видно, что он ориентировался на свой военный опыт. Также становятся очевидны его привычный оптимистический настрой, уверенность в том, что его род войск и его система все равно будут доминировать, что в принципе свойственно любому лидеру, привыкшему действовать в лоб, а не стратегу.

Как и руководителей других родов войск, в этом воззрении его поддерживал глава ВВС Геринг, ревниво оберегавший от остальных все то, что летает. В рапорте есть раздел, посвященный отношениям субмарин с авиацией, но без особого рода войск, морской авиации, или настоящего сотрудничества с ВВС все это было обречено остаться лишь на бумаге.

Вывод рапорта был такой: «Использование подводных лодок в свободном, хотя и организованном режиме взаимодействия с флотом теперь не является проблемой. И такое сотрудничество представляет хорошие перспективы.

Вопрос использования подводных лодок в летучих (компактных) тактических и боевых отрядах совместно с кораблями по-прежнему упирается в низкую скорость субмарин.

Однако это использование может быть высокоэффективным, так что необходимым представляется разработка более быстрых подводных лодок, пригодных для практических проверок».

Планы немецкого ВМФ были в переходной стадии: будучи нацеленными в будущем на Великобританию, на практике они оставались ориентированы на континентальную войну на два фронта; Дёниц не столько принимал сторону, ратующую за торговую войну, сколько заботился о своих субмаринах.

Рапорт датирован 23 ноября, то есть двумя неделями позже известного совещания Гитлера с главами родов войск, на которой фюрер представил точно такую же двусмысленную точку зрения. Интересно было бы узнать, слышал ли Дёниц о выводах, выработанных тогда? Возможно, от главы флота, или его замечания о торговой войне были простыми отражениями нового мышления в среде военных в отношении Англии.

Кажется, что созыв этого совещания — обычно называемого по имени полковника Хоссбаха, адъютанта Гитлера и автора меморандума (протокола), в котором она описывается, — был спровоцирован Редером. С 1936 года он просил повысить квоты на сталь и металлы для целей его программы; наконец, 27 октября 1937 года он выступил с ультиматумом: если ему не позволят увеличить квоты, то он резко сократит общий объем строительства, чтобы обеспечить по крайней мере несколько современных кораблей «к указанному сроку».

Столкнувшись с такой ситуацией, Гитлер вызвал к себе руководителей вермахта Вернера фон Бломберга и барона Вернера фон Фрича, Германа Геринга, а также Эриха Редера и имперского министра иностранных дел барона Константина фон Нейрата.

Нет сомнений, что Гитлер готовился к этому совещанию столь же тщательно, как он делал это перед своими публичными выступлениями. Он начал с традиционного утверждения, что Германии нужно больше жизненного пространства; как и все его мысли, это было взято из общенациональной копилки расхожих идей; его слушатели и не собирались оспаривать их. Германия объединяет 85 миллионов людей, и по численности населения, равно как и по закрытому положению в центре Европы, представляет собой замкнутую «расу-ядро», не похожую ни на одну другую. Далее он перешел к своей двухступенчатой программе захвата — сначала «жизненного пространства» в Восточной Европе, а потом заморских колоний и мирового господства. Естественно, есть риск: «Германия в своей политике должна учитывать двух смертельных врагов, Англию и Францию, для которых более сильный немецкий колосс в самом центре Европы будет настоящей занозой, почему обе державы и постараются воспрепятствовать дальнейшему усилению Германии как в Европе, так и за морем... В установлении заморских баз Германии обе страны увидят угрозу собственным морским коммуникациям, а безопасность немецкой торговли приведет к усилению положения Германии в Европе».

Наконец, обсудив способы ослабления позиций британской и французской империй и кратко рассмотрев те угрозы, с которыми столкнулись и Фридрих Великий, и Бисмарк при обеспечении величия Германии, он обратился к конкретным планам действий: «Вариант 1 — на 1943—1945 гг., так как после этого периода можно ожидать изменения лишь в худшую для нас сторону.

Перевооружение армии, флота и авиации близко к завершению... современным оружием... Если фюрер будет жив к этому времени, он намерен самое позднее к 1943—1945 гг. решить проблему жизненного пространства для Германии».

Другие два варианта касались планов, по которым решение проблемы можно ожидать до 1943—1945 годов: если Францию ослабит внутренний политический кризис или другая война.

Из этой долгой преамбулы видно, что Гитлер понимал: его план по успокоению Англии через установление ограничений на строительство флота имеет мало шансов на успех, или, по крайне мере, существует большой риск того, что ему не удастся осуществить свой континентальный план без вмешательства Великобритании. Тем не менее, план был утвержден, и перевооружение ускорялось, особенно перевооружение флота! Это очевидно из темы второй части совещания, когда Редер предложил увеличение квоты на сталь с 40 000 до 75 000 тонн; с этой целью заводы Круппа должны были быть существенно расширены. В этом еще один пример того, как Гитлер вынуждал сам себя занять уязвимую позицию, с которой уже нет пути отступления, так как строительство флота было именно той единственной деятельностью, которая наверняка толкнет Великобританию в лагерь противников.

С точки зрения Редера, речь Гитлера стала подтверждением его собственного мировоззрения по Тирпицу, практической ратификацией его программы, утвердила его в необходимости бросить долгосрочный вызов королевскому флоту. Его единственным опасением, опять-таки по Тирпицу, было, что приготовления не успеют окончиться до того, как разразится война; он постоянно искал утешения у Гитлера по этому пункту; и Гитлер постоянно утешал его...

Соблазнительно увидеть параллели между этим «совещанием Хоссбаха» 5 ноября 1937 года и кайзеровским совещанием с главами военных служб в декабре 1912 года; и то и другое демонстрировали загнанное положение, к которому привела политика массивного перевооружения, и дерзкий, агрессивный характер, который толкал к этому главу государства. Оба впоследствии расценивались как шаг вперед, и все это, кажется, больше связано с каким-то ступором из области групповой психологии, нежели с рациональным обсуждением доводов «за» и «против». По сути, на обоих совещаниях направляющей была неразрешимая проблема роли Великобритании как континентального противовеса.

Но у двух совещаний были и кардинальные различия: армейские лидеры вышли от кайзера уверенные в своей миссии и способные управлять львиной долей грядущих расходов на оборону, в то время как флот был оттеснен в сторону; на совещании же у Гитлера Редер получил все, что он просил. И в то время как у кайзера именно Тирпиц выражал тревогу, когда фон Мольтке призывал к немедленной войне, у Гитлера генералы Бломберг и Фрич усомнились в эффективности спешки; они не верили, что западные державы останутся праздно смотреть, пока Германия будет осуществлять предварительные стадии своего натиска на восточное жизненное пространство, то есть «включать» в рейх германоязычное население Австрии и Чехословакии.

Редер, с другой стороны, казалось, не оспаривал цели Гитлера и явно остался удовлетворен его заверениями в том, что до 1943 года рейх не вступит в войну с Англией.

Через пять месяцев после «совещания Хоссбаха» и Бломберг и Фрич потеряли свои посты; фон Фрич, как и другие высшие офицеры сухопутных войск, презрительно относился к партии и все больше опасался того пути вниз, по которому увлекал Германию ее фанатик-вождь. Подобное отношение не ускользнуло от Гитлера; он не мог терпеть людей с независимым суждением. Его окружение должно было впитывать истину такой, какой она слетала с его уст, причем так же некритично, как и его простодушные последователи из мюнхенских кафе. Он санкционировал кампанию по обвинению фон Фрича в гомосексуализме и скандал, а фон Бломберг сам ускорил свое смещение, женившись на бывшей проститутке! Гитлер взял его функции на себя, добившись поста верховного главнокомандующего вооруженными силами. Затем он заменил и министра иностранных дел фон Нейрата «любителем» Иоахимом фон Риббетропом, а своего экономического гения Ялмара Шахта, который говорил ему, что экономика не выдержит постоянного перевооружения, экономическим журналистом и дилетантом в экономике Вальтером Эммануэлем Функом.

Из всех, кто участвовал в «совещании Хоссбаха» или, как Шахт, был связан с его неминуемыми последствиями, на постах остались только Геринг и Редер. Геринг, конечно, был одним из видных партийцев и столь же лично испорчен, как и Гитлер — фанатичен. Из всех профессионалов, которых Гитлер сохранил после своего захвата власти, остался лишь Редер; из всех государственных ведомств: Военного министерства, армии, полиции, министерств внутренних дел, экономики, иностранных дел — только флот не подвергся чисткам. То прозвище, которое дал Дёницу после войны Редер и под которым он был известен на флоте, — «маленький Гитлер» — указывает на то, что флотский босс не до конца разобрался в своем подчиненном.

Вскоре после того, как Гитлер убрал все преграды в лице профессионалов и завершил революцию глупости и разрушения в самом себе, в середине марта 1938 года он захватил Австрию в результате комбинации внутреннего переворота, терроризма и угроз. Его шеф пропаганды Геббельс оправдал аннексию как спасение Австрии от хаоса; целиком сфабрикованная история о коммунистических беспорядках, драках и грабежах на улицах Вены широко распространялась в прессе и по радио.

Дёниц вернулся с каникул со своей дочерью и зятем, Гюнтером Хесслером, в Сельве, в Южном Тироле, когда стала известна эта потрясающая новость. Нет никаких сомнений в том, что он поверил историям, сочиненным Геббельсом, так как никаких других тогда не предлагалось. По тем же самым причинам он до конца никогда не представлял масштабы и весь ужас геноцида евреев и то унижение, которому подвергли венских евреев торжествующие юные наци, которые и устроили аншлюс.

Вена была цитаделью антисемитизма, именно там Гитлер этим и заразился. Американский корреспондент в Берлине Уильям Ширер видел группы евреев всех возрастов и обоих полов, окруженные глумящимися штурмовиками и вынужденные чистить тротуары, стоя на коленях; он слышал о других, которых заставили скрести туалеты священными ритуальными лентами, тфеллинами.

Главной задачей Дёница, освеженного лыжными пробегами, по возвращении было приготовить полномасштабную проверку своей «групповой тактики» на весенних учениях в Северном море. Несмотря на мелкие указания в его ноябрьском рапорте, что ему известны кое-какие «перемены в антибританскую сторону», проявившиеся на «совещании Хоссбаха», он все еще работал в официально принятом контексте нейтралитета Британии в грядущем конфликте. Это очевидно из его рапорта по поводу типов подводных лодок, который он написал перед учениями; там он объявлял центром подводных операций в войне «атаки на французские транспортные суда и морские коммуникации в Средиземном море...».

Задачи субмарин в Атлантике он также видел в нападениях на французские морские трассы и порты на западном побережье, в Северном море — в обеспечении безопасности немецких трасс. Для выполнения этих задач он рекомендовал как наиболее подходящий 626-тонный Тип 7.

Его рапорт отправился к адмиралу Рольфу Карлсу, который занял пост командующего флотом в октябре 1936 года. Как и на Фёрстера, на Карлса произвел сильное впечатление глава подводников, «превосходный офицер с железной силой воли, целеустремленной уверенностью и несгибаемой твердостью... наставник, пример и стимул для своих офицеров», заслуживающий «полностью особого отношения» и «обещающий стать выдающимся руководителем на самых высоких постах». В характеристике, откуда взяты эти фразы, он также добавляет к обычному описанию Дёница как человека «высокого и стройного» прилагательное «straffe», которое можно перевести как «подтянутый», «строгий», «чрезвычайно прямой». Итак: все при нем!

6 мая Карлс отправляет рапорт Дёница о типах подлодок верховному командованию флота. Между тем происходят учения у берегов Ютландии. Из сопроводительной записки Карлса очевидно, что он целиком убежден в эффективности «групповой тактики».

«Все проверки указывают на тот факт, что требуется большое количество подводных лодок и что индивидуальные действия подлодок (как в мировой войне) должны быть оставлены в пользу запланированных действий групп подводных лодок».

Собственный отчет Дёница после учений выражал совершенную ясность по этому пункту: «Совместные действия по рекогносцировочным (дозорные в гаванях, передатчик радиосообщений, разведка и т. д.) и атакующим группам снова продемонстрировали свою фундаментальную правильность. В открытом море больший успех был достигнут благодаря таким совместным действиям, нежели одиночным операциям подлодок».

Он также сообщал, что «вопрос о коммуникации между субмаринами и между командующим операцией (на берегу) и субмаринами в основе своей решен — короткие волны, длинные волны, антенны-перископы». Однако вопрос тактического командования не был полностью закрыт, так как требовались и командующий группой в зоне боевых действий, и командующий всей операцией — человек на месте со знанием всех условий, командир на берегу, имеющий доступ к более широкой картине, — и не было никакой ясности, как эта двойная система будет функционировать в условиях войны.

Судьба новаторов наталкиваться на противодействие. Дёниц не был здесь исключением. Штаб верховного командования был против «групповой тактики» на том основании, что радиообмен неизбежно лишит субмарины фактора неожиданности и поможет противнику их обнаружить; тогда умы все сильнее захватывали идеи сражений в океане гигантских крейсерских субмарин, снаряженных тяжелыми пушками, атакующих, практически непотопляемых, действующих на поверхности. Дёниц утверждал, что субмарина в первую очередь — это торпедоносец и придавать ей тяжелую артиллерию значит лишать преимущества, заставляя ее сражаться на поверхности. Некоторые признаки разочарований, постигших его в борьбе с верховным командованием, заметны и в его рапортах того времени.

Между тем изменилась вся ориентация морской политики. После аншлюса Австрии наступило время второй части программы Гитлера — захвата Чехословакии. Западная часть этого государства была зажата между Австрией и Германией, немецкоговоряшие жители Судетской области — теперь практически единственные представители замкнутой «расы-ядра» вне рейха — действовали в согласии с Гитлером и министерством пропаганды Геббельса по созданию внутреннего напряжения в стране и организации оправданий будущих действий немецкой армии по образцу Австрии. Однако у Чехословакии был заключен оборонительный договор с Францией, и французское правительство дало понять, что намерено его соблюдать. Тогда 22 мая, когда казалось, что немецкая армия уже готова выступить, британский посол в Берлине потребовал встречи с Риббентропом и передал ему личное послание от виконта Эдуарда Галифакса, государственного секретаря по иностранным делам: если будет использована сила, то он не берется предсказать возможные последствия «и лично не сможет гарантировать, что его страна останется в стороне».

Гитлер, вероятно, отреагировал столь же бурно, как и кайзер в похожих условиях, при вмешательстве Британии в балканский кризис в декабре 1912 года: «В окончательной битве между славянами и тевтонами англосаксы будут на стороне славян и галлов!»

Разразился ли тогда Гитлер одним из своих неконтролируемых припадков гнева, как, говорят, случалось с ним потом в моменты кризисов, неизвестно. Однако 24-го числа его морской адъютант, бывший подчиненный Дёница, командир миноносца Карл Йеско фон Путткамер, послал Редеру телеграмму с приглашением к фюреру на 28-е; в этом послании содержались и предложения по ускорению строительства флота, особенно подводных лодок и больших военных кораблей, что не оставило у Редера сомнений в том, что их целью будет Великобритания.

То, что Гитлер довольно двусмысленно предлагал на «совещании Хоссбаха», теперь решительно отвергалось: пошаговое приобретение гегемонии на континенте при нейтралитете Англии было химерой; необходимо создать такую угрозу линиям поставок, особенно подводными лодками, чтобы Великобритания просто испугалась вмешиваться в континентальные планы. Это была предсказуемая реакция международного террориста; также это было повторением тактики, которую попробовал канцлер кайзера перед Первой мировой; полное возвращение к политике Тирпица; и не было никакого выхода для Германии, зажатой в самом центре суши.

Редер пришел к схожим политическим выводам по крайней мере на месяц раньше, хотя, конечно, Англия всегда была в его долгосрочных планах. На «перемывании» итогов годичной военной игры он открылся главе балтийской базы адмиралу Альбрехту: «Я убежден, что сегодня мы должны понимать, что нам предстоит война с Францией и Англией, в результате чего характер морских операций радикально изменится».

Он не предпринял шагов, чтобы поменять этот характер; возможно, он все еще считал опасным обсуждать официально такую возможность. Однако немедленно после получения телеграммы от Путткамера он превратил эту возможность в официальную морскую политику. И после совещания с другими главами военных служб 28-го, на котором Гитлер подтвердил свою «неизменную решимость сокрушить Чехословакию военным путем», — совещания, о котором Редер совершенно забыл к тому времени, когда оказался на скамье свидетелей в Нюрнберге, — Редер приказал помощнику, офицеру своего штаба, подготовить рапорт о возможности вступить в морскую войну с Великобританией.

Рапорт, известный по имени его составителя как «Меморандум Хайе», расставил все по местам: силой Англии были ее стратегическое географическое положение прямо напротив выходов Германии в океан и ее сильный военный флот, с которым Германии не стоит и надеяться сравняться; а ее слабостью была зависимость от колоний. Из этого следовало: «Морская война будет битвой за экономические и военные морские коммуникации».

Это суждение полностью соответствовало одной из крайностей доктрины Тирпица о решающем значении надводных морских битв; однако доктрина не учитывала безнадежного стратегического положения Германии, так как и налетчики на торговые корабли противника, и их танкеры и корабли обеспечения будут вынуждены прорываться туда и обратно через блокаду, которую британцы запросто могут организовать на Ла-Манше и в северной части Северного моря.

Ситуацию можно улучшить, указывал Хайе, захватом Голландии, Дании и Норвегии, но и это будет иметь тактическое, но не стратегическое значение, так как они все равно будут находиться внутри кольца британской блокады. Лучшим решением было бы занятие северного побережья Франции у Бреста, а затем обход блокады пролива с последующим получением свободного выхода в Атлантику. Это также обеспечит люфтваффе необходимыми базами для атак на английские гавани и корабли в проливе, жизненно важную помощь в торговой войне флота в силу того, что «в случае войны с Англией и Францией» она будет представлять собой «огромную ценность» даже для сухопутных операций.

Когда речь зашла о типах судов, необходимых для «войны крейсеров», рапорт продемонстрировал, насколько далеко морской штаб в Берлине был от концепций Дёница: «Есть основания предполагать, что контрмеры англичан против подводных лодок, в первую очередь использование детекторов (звука), будут предприняты по самым высоким стандартам. Атаки субмарин на английские силы, следовательно, не будут слишком успешными. Если будет позволена лишь ограниченная подводная война, то «война крейсеров» с торговыми кораблями — если она будет проводится силами одних субмарин — возымеет ограниченный эффект.

Такое суждение основывается на том факте, что одиночная подводная лодка по своей природе не может участвовать в «войне крейсеров» в открытом море, но должна использоваться в более или менее стационарном положении».

Рапорт рекомендовал огромную «крейсерскую подлодку», вооруженную 120,7-миллиметровыми пушками и со скоростью на поверхности в 25 узлов, для торговой войны в открытом море, но указывал, что, как только такую подлодку вынудят погрузиться, у нее будет столь низкая скорость, что она окажется во власти врага с его новым детектором; торпедные же субмарины среднего размера, которые Дёниц любил больше всего, оказались помещены в раздел «Другие подлодки», чьей главной операционной областью было положение перед гаванями противника, там, где сходились трассы. «Однако именно в этих областях следует ожидать особенно сильных контрмер».

Заключение было следующим: в подводной войне «следует учитывать большие потери в те моменты после начала войны, как только противник организует и разовьет контрмеры».

Таким образом, подводное оружие в рапорте было представлено как малоэффективное; наиболее значимыми признавались отряды на поверхности, быстрые броненосные крейсеры с большим радиусом поражения, в сопровождении легких крейсеров, а для поддержки их прорыва в Атлантику — эскадра самых мощных линкоров. Морская авиация рассматривалась как «безусловно необходимое» дополнение.

Рапорт был разослан на военно-морские базы для отзывов. Начальник Дёница Карлс положительно оценил его, явно смакуя скрытый смысл: «Война против Англии означает одновременно и войну против (Британской) империи, против Франции, возможно, также против России и ряда заморских стран, следовательно, от половины до двух третей всего мира. Она имеет внутреннее оправдание и перспективы на успех, лишь будучи тщательно приготовленной экономически, равно как политически и в военной сфере, и если перед Германией будет поставлена цель завоевать выход в океан».

Или как это было сформулировано в самом рапорте: «Желание превратить Германию в мировую державу ведет к необходимости соответствующих приготовлений к войне».

Редер одобрил этот настрой, и когда Карлс закончил свою службу в качестве начальника флота, ему предоставили особый пост по связи с комитетом штаба.

Оглядываясь в прошлое, сейчас сложно понять логику Редера в тот кризисный для его флота момент, как его и не понимали британцы того времени — за исключением маленького круга Черчилль-Ванситтарт, — и также трудно охватить одним взглядом темные стремления, лежащие за немецкой политикой, и заявления о мире и дружбе, в которые их облекли Гитлер и Геббельс. В таком недопонимании было две составляющие.

Первая: британское общественное мнение было введено в заблуждение политическими и интеллектуальными лидерами страны относительно истинных причин Первой мировой войны. То есть имелась острая необходимость для «владельца половины мира» постоянно оборонять ее. И наряду с этим — либеральная, социалистическая и пацифистская пропаганда верила в подсунутых ей козлов отпущения — торговцев оружием, олицетворение самой капиталистической системы, и, желая предотвратить ужас окопной войны, призывала при этом сохранить большую часть того мира, который был завоеван.

И вторая составляющая: почти зеркальное, обратное отражение этого образа — фантазии, которые охватили немецкий народ, столь четко отраженные в рапорте адмирала Карлса, «следовательно война... против половины или двух третей мира... имеет внутреннее оправдание».

Обе стороны были воспитаны на противостоящих убеждениях, обе системы поощряли их и исключали реальный мир снаружи. Недопонимание было неизбежным и полным.

Другие вопросы в отношении Редера касаются его разумности и нравственной смелости; сколько того и другого он проявил в тот кризисный момент для своего флота? Его строительная программа уже запаздывала на несколько лет, не только из-за дефицита сырья, но и целой кучи технологических проблем, неизбежных в такой спешке да еще в условиях пассивности «договорных» лет. Однако он намеревался расширить программу и в действительности это сделал в январе 1939 года, после того как фюрер одобрил грандиозный план «Зет» его штабного комитета, касающийся гигантских линкоров, броненосных крейсеров, авианосцев и 249 подводных лодок, которые должны были быть созданы к концу 1947 года. Было невозможно завершить строительство больших кораблей в столь сжатые сроки, не сокращая программы других родов войск и не усугубляя уже и без того серьезный кризис, вызванный военной экономикой и четырехлетним планом; кроме того, количество горючего, необходимого для подобного флота, превышало суммарное потребление нефти всей Германией за 1938 год, две трети которой приходило из-за границы! План «Зет» был такой же фантазией, как и то мировоззрение, которое вызвало его к жизни.

Это было ясно наиболее умным офицерам, включая и Гельмута Хайе, автора штабного рапорта. Они оспаривали не «великую цель», стоявшую перед Германией, а лишь рискованные и поспешные способы ее достижения. Требовалось время на то, чтобы скрыть эти цели от превосходящих сил, которые их окружали.

Но времени у Гитлера не было, его военная экономика неизбежно вела к войне: только так он мог спасти себя от внутренних последствий понижения уровня жизни и явственного проявления экономического кризиса, только агрессией он мог обеспечить сырье и промышленные мощности, которые пожирала военная экономика.

Признание этого факта явно вызвало у некоторых морских офицеров штаба кое-какие мятежные мысли против Гитлера и режима. Это ясно проявлялось у наиболее умных армейских офицеров, таких как глава генерального штаба фон Бек. Правда, непонятно, было ли это чем-то большим, нежели подавленность неразрешимостью проблем, вызванных новой ориентацией в политике, и отвращение к потускневшему образу Германии в мире после разных ужасных событий (вроде «Хрустальной ночи» в ноябре, когда члены партии устраивали еврейские погромы и грабили евреев).

Наверняка известно, что Редер активно и с энтузиазмом сотрудничал с носителями новой антибританской политики, как она выражена в плане «Зет». Конечно, здесь можно указать на утопическое мышление, свойственное ему, как и его кумиру, т.е Тирпицу, или же на тот вид нравственной трусости, которую проявили высшие военные, последовательно отступая перед Гитлером и партией национал-социалистов.

Или, может быть, это было проявлением старого ослепления собственными амбициями, смешанного с национальной гордыней и верой в фюрера, вспыхнувшей заново после того, как западные державы уступили в Мюнхене в конце сентября этого года и позволили рейху «бескровно» присоединить Чехословакию.

Нам неизвестно, о чем в тот период думал Дёниц, но на основании того, что он делал и что писал, можно предположить, что мысли его были гораздо ближе к взглядам Карлса, нежели Хайе, по крайней мере, в том, что касалось веры в фюрера.

Также нет никаких сомнений, что он видел в новой морской стратегии выгоду для своего рода войск. Подводные лодки надо было быстрее строить, они требовали меньше материалов и оказывались гораздо дешевле, нежели «флот равновесия», который предлагал Редер; кроме того, они были единственным видом кораблей, который мог пробить блокаду британцев до того, как армия выйдет к Атлантике. Начиная с этого времени он обратил всю свою энергию и значительную силу личного обаяния и убеждения на то, чтобы привлечь внимание к этим соображениям и изменить морскую политику.

Кроме усилий в этом направлении в официальном плане, он еще той же зимой написал книгу, озаглавленную «Подводный флот», ее опубликовали в начале 1939-го. Он пристально следил за тем, чтобы не допустить в нее ни одного упоминания о «групповой тактике» в войне с конвоями, но его замечания о войне подлодок с кораблями на поверхности, взятые вместе с большим разделом, посвященным торговой войне, могли встревожить любого, кто задумывался об уязвимости британских торговых маршрутов. Дёниц начал свой раздел «Использование субмарин в торговой войне» следующим образом: «Сокрушение торговли противника, нападения на его морские коммуникации являются подлинной целью морской войны...»

Точно так же можно было связать эти замечания с другим разделом, посвященным тактическому сотрудничеству между подлодками и надводными кораблями. А уж раздел о ночной атаке с поверхности не мог быть изложен яснее; он в деталях объясняет, почему маленькие подлодки идеально подходят для внезапных торпедных атак по ночам и как замечательно его собственные флотилии обучены этой тактике.

Для нас сейчас интереснее проследить, как книга Дёница отражает его преданность подводному флоту и воинской этике, а также его подчиненность идеям тогдашней пропаганды. Некоторые фрагменты написаны в эпическом стиле, характерном для его позднейших нацистских речей. Политические и военнополитические взгляды, изложенные напрямую и читаемые между строк, весьма наивны. Например, он полагает, что в мировой войне действия подводного флота «привели Англию на край бездны», но Германии не удалось развить свой успех потому, что «родина стала марксистской и капитулировала».

Многие абзацы написаны столь многосложно — по крайней мере, на взгляд не немца, — что заставляют предположить, будто он подпал под воздействие национальной истерии, спровоцированной Геббельсом; раздел, посвященный экипажам подлодок, служит ярким примером того, что можно назвать «мужским коллективом» в движении нацизма с его культом товарищества, поощряющим «широко распространенный, хотя, конечно, не признаваемый гомосексуализм». Товарищество подводников описывалось в таких идиллических терминах, что может сложиться впечатление, будто для него братство с экипажем было примером более широкого братства всего немецкого народа. Для него нет ничего более привлекательного, нежели быть внутри этого заколдованного круга, занятого отражением натиска враждебных сил извне! Сказывалось ли в этом пагубное воздействие партии, или это было способом подавить чувство неадекватности, возникшее у него после катастрофы с лодкой UB-68, или же это было просто его естественным тяготением к крайностям?

Отдельные пассажи из книги наводят на мысль, что Дёниц в то время был уже чем-то большим, нежели просто очень компетентным главой подводного флота; он стал фанатиком, опасным для своих врагов так же, как фанатик Нельсон был опасен для французов веком раньше. Возможно, это и было самым важным выводом из его книги, который могли сделать англичане. Но их морская разведка не потрудилась достать книгу вплоть до 1942 года, когда все было ясно и без нее.

В перерывах между писанием книг и работой Дёниц стал дедом. Урсула произвела на свет мальчика, которого назвали Петером. Дёница очень повеселило это рождение, равно как и тот факт, что ему самому исполнилось всего лишь 47 лет.

В 1939-м, вместо того чтобы отправиться на зимние каникулы кататься на лыжах, Дёниц посвятил их военной игре, основанной на предполагаемых условиях 1943 года — того самого года, до которого, как Гитлер многократно уверял Редера, войны с Англией не случится. Целью игры были «военные действия подводных лодок в Атлантике, включая операции против торговых судов и авиации; использование артиллерии и взаимодействие надводного и подводного флотов».

Расстановка сил, согласно условиям верховного командования флота, была следующей: на стороне «красных» — значительные по мощи эскадры британского средиземноморского и атлантического флотов, американские и африканские стационарные эскадры, то есть 12 линкоров и тяжелых крейсеров, пять авианосцев, 27 легких крейсеров и 100 эсминцев, в защиту пяти караванов — очевидно, британских, — двух из Кейптауна, одного из Рио-Платы, одного из Вест-Индии и одного из Канады; на стороне «синих» — 15 подводных лодок-торпедоносцев типа 7 и 9 (1000 тонн), две большие субмарины, две гигантские подлодки с артиллерией, субмарина-миноносец и броненосец со вспомогательным судном поддержки. Это были исключительно малые силы для состязания с караванами, защищенными большей частью королевского флота и, согласно штабным правилам, королевских военно-воздушных сил — в тех случаях, когда корабли оказывались неподалеку от баз в Северной Африке, Франции и на Британских островах.

Условия были настолько нереальными ввиду строительной программы плана «Зет», что остается лишь удивляться, как до них додумались в штабе. Настоящий интерес здесь представляют лишь тактика, использованная «синими», то есть немецкой стороной, и выводы, которые Дёниц сделал из их неизбежного провала.

Командир «синих» разбил свои субмарины-торпедоносцы на пять групп по три: одну, самую северную, с броненосным крейсером, одну — в средней Атлантике на торговой трассе между Канадой и Ирландией и три других группы — около Азорских и Канарских островов для нападений на конвои из Кейптауна и Рио-Платы. Они были распределены таким образом потому, что патрули, ожидаемые близ Британских островов, и особенно авиационная разведка были сочтены слишком ограничивающими движение подлодок, если бы они заняли позиции ожидания у точек пересечения торговых маршрутов, как это было сделано в Первую мировую.

В результате распределение оказалось слишком растянутым; три каравана прошли незамеченными, и лишь второй караван из Кейптауна, который соединился с караваном из Рио-Платы к западу у островов Зеленого Мыса, был засечен; подлодка, которая их обнаружила, хранила радиомолчание, чтобы не выдать свое положение до атаки, а затем призвала на помощь еще две подлодки из своей группы; эти две подбили эсминцы конвоя, а другие группы были слишком далеко, чтобы достичь места встречи вовремя. Дёниц прокомментировал это так: «Провал “синих” объясняется не их неправильным расположением, а пустотой океана и малым числом лодок, а также низкой мобильностью и тем, что область, доступная для рекогносцировки с них, слишком мала».

Несмотря на столь плохие результаты, Дёницу удалось прийти к весьма позитивным выводам. Они на самом деле были прямым перенесением на войну с торговыми судами уроков, которые он извлек из трех лет подготовки и учений в операциях против военных кораблей.

Сначала он указал на изменившиеся с Первой мировой условия, когда была невозможна любая концентрация подлодок в одном месте против концентрации судов противника в караванах, так как радиосвязь оставалась недостаточно развитой. Это было не так; связь «от берега» между подлодками в Средиземном море и Ла-Манше успешно практиковалась в 1918 году; возможно, он имел в виду, что никакая связь «к берегу» была невозможна. В любом случае он продолжал говорить о том, что станет впоследствии лейтмотивом его рапортов: «концентрация против концентрации»; речь шла о необходимости для молодого подводного флота практиковаться в «совместных действиях».

Далее он писал следующее:

«Распределение лодок по местам пересечения морских путей в Атлантике должно следовать таким принципам:

1. По крайней мере три лодки образуют группу. Расположение лодок — на ширине колонны приблизительно в 50 миль и глубине строя в 100—200 миль.

2. Первые группы — согласно номерам готовых лодок — располагаются в направлении обнаруженного парохода в 200—300 милях.

3. Руководство всеми группами осуществляется BdU (командующий подводными лодками) с базы.

4. Обнаружение противника одной из лодок группы и совместная атака всех лодок группы на обнаруженного противника осуществляются независимо, без приказов с базы.

5. Распределение нападения на этого же противника следующими группами осуществляет BdU с базы».

Далее он снова рассматривает взаимодействие между подлодками и надводными силами и люфтваффе в Восточной Атлантике, хотя сложности с навигацией и радиусом действия оставались огромными. Если же в наличии нет надводных сил, пишет он, то быстрые «подлодки флота» смогут проделать необходимую рекогносцировку для нападающих групп. Тем не менее:

«Главную ношу подводной войны в Атлантике несет субмарина-торпедоносец. FdU придерживается мнения, что мы обладаем самыми подходящими типами субмарин — 7 и 9. Девяносто боевых лодок постоянно в действии, то есть в целом по крайней мере 300 подлодок указанных типов, необходимых для успешных операций, имеются в наличии».

Цифра в 300 лодок, необходимых в битве за Атлантику для ее успешного завершения, приводится в большинстве книг о Второй мировой войне. Однако сложно понять, как Дёниц ее вывел; условия, при которых проводилась военная игра, и почти полный проигрыш «синих» (немцев) не позволяют сделать какие-либо важные выводы, и из всех объяснений в рапорте видно, что эта цифра была им названа совершенно наугад. Дуга, образованная подлодками в игре, покрывала более 2000 миль; считая по три лодки в группе, 30 групп дадут те самые 90 боевых лодок в действии, которые он и хотел; если каждая лодка в группе будет отстоять на 100—200 миль от ближайших, то они могут перекрыть всю территорию, но не при построении в две шеренги вдоль морских трасс, о котором он писал.

Может быть, он решил, что может просто начать с трехсот; цифра была явно больше, чем та, что фигурировала в плане «Зет», но не слишком!

Он оставил, чем поживиться, и энтузиастам «крейсерских подлодок» в Берлине, заявив, что типы больших субмарин с артиллерией важны для операций на значительном расстоянии от баз, и предложил держать по три такие в Южной Атлантике и по три — в Индийском океане. Это значит, что в целом необходимо иметь восемнадцать лодок такого типа для поддержания постоянной численности в шесть лодок, вместе с тремя (то есть в целом девятью) большими субмаринами-миноносцами и десятью операционными быстрыми «флотскими подлодками» водоизмещением 2000 тонн, типа 12. Последние два типа должны были взаимодействовать с надводными кораблями и проводить разведку близ гаваней США. Им он отводил такие задачи: засекать и сопровождать караваны, отправляемые из США к Британским островам, и наводить на них группы подлодок, ожидающих в Центральной Атлантике. Обсуждал ли Дёниц с кем-либо политические последствия подобных операций, остается неясным; однако подобные обсуждения велись уже с 1935 года на довольно серьезном уровне, когда стали выяснять причины, по которым США вступили в Первую мировую войну.

В своих заключительных замечаниях Дёниц снова приводит все преимущества современных подлодок над их предшественницами времен Первой мировой: они обладают возможностями получить разведданные и не должны просто ждать и надеяться, что мимо них пройдет какой-нибудь корабль или караван; также они могут выпускать торпеды по новому методу, при котором вода не возмущается и равновесие лодки не изменяется, а новые электрические торпеды даже не оставляют полосы пузырей. Правда, против них теперь выступал британский «Асдик». Однако он ожидал скорого разрешения этой проблемы — на каких основаниях, неизвестно. Последний отчет, датированный октябрем 1938 года, в досье по разработке не отражающих звук материалов, которые можно было бы использовать в строительстве подводных лодок, чтобы сделать их незаметными для детекторов, подчеркивает огромные сложности в этом деле. Дёниц, тем не менее, продолжал верить в успех, когда писал: «Согласно английской прессе Англия явно верит, что обезопасила себя от угрозы подлодок звуковым детектором. Наша цель — при любых обстоятельствах поддерживать в Англии эту веру.

Подлодки, не подверженные звуковой детекции, а также взаимодействие нескольких подлодок при нападении на караван должны стать огромным сюрпризом для Англии».

Явно признавая неминуемость войны с Англией, он оставляет несколько весьма важных оговорок. Так, в заключение он пишет: «Из-за нашего географического положения... и того, что мы уступаем Англии в силе флота, подводные лодки являются главной опорой нашего флота, наиболее надежным средством, способным провести решительную битву против английских морских коммуникаций».

Затем он предлагает развивать подводное оружие «всеми средствами», и в его рапорте легко обнаружить признаки того, на что он указывал впоследствии, а именно: он предвидел начало войны с Великобританией задолго до того, как гигантский «флот равновесия» Редера будет готов.

Во время весеннего круиза этого года Дёниц провел учения по проверке своей «групповой тактики» в войне против торговых судов в условиях Атлантики. Они происходили у берегов Португалии, в районе Бискайского залива, с утра 12 мая по вечер 14-го. В этой военной игре «синих» было 15 подлодок типа 7 и 9, а надводный рейдер представлял в глазах Дёница новый флагман, «Эрвин Васснер», на борту которого и пребывал глава флотилии. Целью был караван «золотых», представленный танкером и грузовым судном; бывший флагман Дёница, «Саар», представлял конвой — он уступал «Эрвину Васснеру» в скорости, но по условиям игры обладал преимуществом в артиллерии; в ходе учений «Эрвин Васснер» поменял свою роль и стал дополнительным конвоем. Скорость каравана была 13 узлов, и его командующий обладал свободой маневра при условии, что при всех отклонениях он все же будет проходить по 11 узлов по своему предполагаемому маршруту.

Естественно, все эти условия были довольно искусственными: учения были устроены так, что, по крайней мере, караван можно было засечь или же «синие» будут в течение трех дней бесцельно рыскать по морю.

Караван направился северным курсом к Ушанту из точки в 130 милях к западу от Лиссабона, а силы «синих» были размещены на его пути. Четыре группы подлодок расположены в точности, как указывалось в рапорте Дёница по поводу военной игры, чуть впереди каравана с интервалами в 200—300 миль, а торговый рейдер «Эрвин Васснер» выписывал широкие дуги. Вероятно, баланс сил чересчур склонялся в сторону «синих», в любом случае, несмотря на необычно низкую видимость в пять миль, караван был засечен подлодкой, U-46, занимавшей самый южный пост, в 12.05, то есть всего через четыре часа после начала учений. Подлодка передала данные о положении цели, ее курсе и скорости и атаковала; однако впоследствии ее снесло в сторону, и контакт был потерян.

Другие три лодки из ее группы, действуя по ее данным, вновь засекли караван в сумерках, но тоже его потеряли, так как видимость понизилась еще больше из-за встречной волны и водяной пыли.

Ночью глава флотилии «синих» приказал своей второй группе патрулировать ожидаемую трассу каравана на широте Финистера, и вскоре после того, как рассвело, одна из лодок, U-37, снова вошла в контакт и атаковала. И опять ухудшившаяся видимость и условия на море позволили каравану ускользнуть. Глава флотилии тогда приказал третьей группе патрулировать Бискайский залив в рассчитанном направлении движения; между тем «Эрвин Васснер» и семь лодок из двух южных групп, которые караван уже миновал, устремились туда же на самой большой скорости, которую позволяли развить встречные волны.

В 3 часа пополудни «Эрвин Васснер» вышел на караван, и к нему присоединились две лодки третьей группы, U-34 и U-32, прежде чем «Саар» резко повернул к западу и контакт с ним был потерян. Однако самая западная лодка этой группы, U-35, действуя по переданным ей данным, вновь обнаружила караван в 7 часов вечера. Она сопровождала его самым примерным образом до наступления ночи, затем атаковала и продолжала держать на виду, благодаря чему и «Эрвин Васснер» вошел в контакт и атаковал караван в 3 часа утра, прежде чем более медленный «Саар» вернулся к нему со своим вооружением. В этот момент «Эрвин Васснер» поменял сторону и сам стал конвоем и, встав во главе каравана в пределах видимости, обнаружил себя посреди группы подводных лодок, направляемых продолжавшей держать контакт U-35; его несколько раз успешно атаковали.

К наступлению дня 14-го числа группа из семи субмарин продолжала быть или в виду каравана, или поблизости; в 7.45 утра U-47 смогла атаковать с дистанции в 500 метров и приблизилась до 300 метров для второго нападения через десять минут. Торпедные атаки продолжались весь день; к окончанию учений в 8 часов вечера караван был окружен по меньшей мере 13 подлодками. Дёниц прокомментировал это так: «Караван, таким образом, был окружен группой подлодок; многократные атаки уже в первые ночные часы лишили его возможности дальнейшей самостоятельной обороны».

В этом отношении интересно, что большая часть торпедных атак была произведена с расстояния от 800 до 3000 метров; нападения с действительно близкого расстояния, как у U-47, были исключением.

Естественно, Дёниц извлек тот самый урок, который он хотел получить из этой успешной демонстрации: «Базовый принцип сражения подводных лодок против каравана таков: действительный эффект действий против группы пароходов в караване может быть достигнут, лишь когда большое число субмарин успешно его атакуют».

Кто-то, возможно адмирал Герман Бём, подчеркнул «большое число» и написал на полях карандашом: «Не преувеличивайте!»

Отчет Дёница продолжается: «Это (большое число лодок) условно на тот момент, когда вошедшая в контакт субмарина сзывает остальных для совместных действий. Затем постепенно все большее количество лодок выходит на караван, и его положение становится все более и более сложным, баланс сил изменяется, прикрытие, которое обеспечивает конвой, становится все меньше, а потери каравана ожидаются все больше».

Он указал на сложность обнаружения каравана на просторах Атлантики, что вновь привело его к мысли о необходимости большего количества субмарин, гораздо большего, чем было доступно на тот момент, и также напомнило о его собственном предложении в предыдущем рапорте о строительстве крупных быстрых субмарин для целей рекогносцировки.

В вопросе управления, считал он, система, развитая в Средиземноморье, также подходит для условий торговой войны в Атлантике; BdU с базы должен организовывать распределение групп по морским трассам на ожидаемых маршрутах караванов противника, в то время как местный глава флотилии на подлодке-флагмане осуществляет тактический контроль всех групп в данной области, например на трассе Северная Америка — Англия.

Дёниц считал так, потому что полагал, будто BdU на базе не сможет осуществлять тактический контроль «из-за незнания среды», прежде всего погодных условий.

Что же касается возможности того, что противник сможет засечь продолжительный радиообмен, который необходимо будет проводить подлодкам в открытом море, то он сомневался в том, что у караванов вообще будет возможность вызывать подкрепление при встрече с опасностью, так как зона атаки будет вне радиуса действия прибрежной авиации.

Он думал, что в результате все атаки сведутся к обстрелу сохраняющей контакт подлодки, чтобы ее отпугнуть.

Дёниц считал, что учения доказали: подлодки способны удерживать контакт на пределе видимости в условиях Атлантики, и указал, что мачтовый дальномер на военных кораблях служит самым страшным врагом подлодки, старающейся удержать контакт. Это замечание весьма многозначительно в свете событий, которые вскоре произошли, и остается только удивляться, насколько он был в курсе секретных экспериментов немецкого флота с радаром; безусловно, он узнал о них летом 1939 года, так как участвовал в обсуждении того, как оснастить две подлодки примитивными радарами («дете-аппарат»). Но исполнение этого плана нарушили последующие события.

Интересно, что в своем рапорте Дёниц в точности предсказывает ту тактику, которую стали использовать караваны в битве за Атлантику, а именно «зачистные» рейды эсминцев в сумерках, направленные на то, чтобы стряхнуть лодку-контактера, вместе с резкими сменами курса сразу же после наступления темноты. Однако он думал, что тем самым «чистильщики» поставят себя под серьезную угрозу торпедной атаки.

Его выводы были однозначными: «Простой принцип сражения с караваном из нескольких пароходов силами нескольких подлодок также правилен. Необходимо в этой наиболее важной области для подводной войны набрать как можно больше опыта путем учений в Атлантике при самых реалистичных военных условиях (безопасность!). Кроме обеспечения необходимых тактических и операционных навыков, такие учения также дают лучшую боевую подготовку для командира подлодки и экипажа».

В контрасте с этим безудержным оптимизмом меморандум одного из ведущих специалистов по субмаринам на немецком флоте, контр-адмирала Вернера Фюрбрингера, звучал полностью пессимистичной нотой в самый разгар учений. Он начал с той предпосылки, что против превосходства королевского флота только фактор неожиданности может принести какой-либо шанс на успех. В мировой войне эта неожиданность проявилась слишком поздно, что было намеком на «неограниченную кампанию» субмарин; с того времени Англия овладела такими методами, как «Асдик», и сегодня подводная война с ней прежде всего зависит от того, удастся ли сделать подлодки незаметными для «Асдика». До сих пор все подобные попытки заканчивались неудачей. Но если они останутся заметными, то нет никак надежд на успех, и, следовательно, нет вообще никакого смысла затевать подводную войну против торговых судов, даже более того — «безответственно подвергать ценные экипажи подлодок» такому большому риску.

За отсутствием незаметных для «Асдика» лодок единственным способом провести успешную кампанию было уничтожать конвои каравана либо специально разработанными для этого торпедами, либо, поскольку германские надводные силы были совершенно недостаточны для этого, использовать «особенно подходящее для этого оружие — морскую авиацию». И для успеха в будущей войне фундамент будет закладываться в разработке нужных машин и тактическом сотрудничестве в мирное время. «В будущей войне задачи флота и морской авиации будут тесно переплетены друг с другом, так что оба должны быть слиты в один род войск к моменту ее начала, если только не рассчитывать на крупные провалы».

В свете последующих событий эта критика и подводного флота, и общей флотской политики оказалась более разумной, нежели оптимистические проекты, с которыми «игрался» Дёниц, будучи способным и решительным «боевым командиром». Конечно, оба этих взгляда всегда наличествуют в механизме военной машины; машине Редера же, под серьезным давлением и гигантскими тяготами, которые на нее взвалил любитель-командующий, Адольф Гитлер, не удалось ни уделить достаточного внимания предупреждениям Фюрбрингера, ни достаточно контролировать Дёница.

И Редер, как и Тирпиц до него, не может избежать своей доли упреков в том, что он позволил ситуации в верхах зайти так далеко; ведь на его плечах во многом лежит вина за последствия тех сделок, на которые он, как и Тирпиц, шел ради создания еще более великого флота.

Ответ Дёница на сенсационные заявления Фюрбрингера содержится в письме к начальнику Штаба руководства морской войной контр-адмиралу Отто Шнивинду. Он выражен в его самом лаконичном стиле: «Ясно, что атака на морские коммуникации Англии сама по себе может произвести решающее воздействие на исход всей морской войны с Англией».

Это ничем не подкрепленное утверждение сопровождалось всеми его обычными аргументами: что только подлодки способны преодолевать блокаду в Северном море, что концентрация подлодок — самое простое средство воевать с группами кораблей в караванах и «тогда Англия испытает тот эффект неожиданности, которого требует Фюрбрингер», как, продолжает он, и было только что продемонстрировано на его успешных учениях в Бискайском заливе...

Он не соглашается с тем, что морская авиация будет нужна для действий в открытом море в Атлантике, и полагает, что если подлодки понесут на себе особые торпеды, предназначенные для борьбы с эсминцами, то это ограничит исполнение их подлинной задачи — уничтожения торговых судов. Он соглашается, что незаметные для «Асдика» лодки пока не придуманы, но выражает уверенность, что они будут изобретены в самое ближайшее время и что разрешение этой проблемы представляет огромную военную важность. Однако очевидно, что идеи Фюрбрингера совершенно не заставили его изменить свои взгляды на эту проблему, и любой может понять по тону его письма и даже, возможно, по закругленности его почерка и менее агрессивному перечеркиванию вертикальной палочки в букве «t», как он был доволен успехом своей «стайной тактики», продемонстрированной его подлодками!

Этой уверенности пришлось пройти проверку, так как Гитлер уже поджег фитиль и огонь приближался к той бомбе, которая и вызвала войну.

11 апреля он подписал директиву по нападению на Польшу в любое время, начиная с 1 сентября, с целью «сокрушения военной силы Польши и создания такой ситуации на востоке, которая соответствовала бы требованиям обороны». Заявленная им политика ограничивала зону конфликта одной Польшей, и он оправдывал такие действия «внутренним кризисом во Франции» и в связи с этим неизбежной сдержанностью Англии. Возможно, подобное заблуждение Гитлера вызвало его собственное самолюбие, сильно раздувшееся в результате серии легких побед над западными миролюбцами и громкими аплодисментами со стороны той кучки его почитателей, которых он и выбрал в свое непосредственное окружение. Если объяснение именно в этом, то самолюбие заставило его допустить грандиозную психологическую ошибку, так как именно эта череда легких побед и та ложь, которую он сам произносил при любом удобном случае, как раз и показывали ему, что западные державы больше не уступят. Если он этого не замечал, то его способность к самообману была просто безграничной.

Верно, что он считал Англию, как рассказывал один из членов немецкого Сопротивления, старой, «выродившейся, слабой, робкой» и «не имеющей отваги сопротивляться его планам», но все это произносилось типичным для него хвастливым тоном, за которым он часто скрывал свою нервозность и другие проявления комплекса неполноценности, ибо его действия такой уверенности вовсе не выражали.

Однако ему еще раз удалось убедить Редера, который, несмотря на английские и французские гарантии Польше, предположил в своем штабном меморандуме весной того года, что польский конфликт будет локализован. В своих мемуарах, написанных уже сломленным стариком, тот признался, что некоторые офицеры не разделяли его взгляда, и он назвал Дёница одним из таких. Кажется, что такое суждение возникло лишь из того факта, что после того, как он 22 июля 1939 года инспектировал подводную флотилию Дёница, счел нужным произнести речь для офицеров, в которой и сообщил им: у него есть личное ручательство фюрера в том, что в ближайшем будущем войны с Великобританией не будет.

«Не думайте, что фюрер приведет нас в такую безнадежную ситуацию, потому что война с Англией будет означать конец Германии!»

Тем не менее, отношение Дёница никак не проявилось в рапорте, который он написал в начале июля. В нем содержался амбициозный проект строительства одного или двух ремонтных кораблей для подлодок и размещения их за границей. Логика в этом была такая: раз основные цели подводного флота в войне находятся в Атлантике и других отдаленных местах, необходимо и тренироваться в этих местах, а это невозможно без ремонта и обеспечения разных удобств, что за отсутствием баз можно провести и на специально оборудованных кораблях.

Его заключение не оставляло места для сомнения в том, что он предвидел войну с Великобританией, но в ближайшие годы, а не через два месяца!

«Основная нагрузка войны с Англией падет на подводный флот и его действия против торговых кораблей. Чтобы подлодки смогли действовать неожиданно и с наибольшим эффектом сразу же после того, как война разразится, необходимо проторить для них все пути. И среди этих путей — строительство кораблей-мастерских».

Есть свидетельства того, что к тому времени он сумел убедить по крайней мере отдел подводного флота верховного командования в разумности своих взглядов на предстоящую войну; 3 августа первый офицер штаба (1U) капитан-лейтенант Фресдорф составил документ о типах подводных лодок для ведения войны с торговыми судами, выводы в котором, возможно, продиктовал лично Дёниц.

Фресдорф явно тоже не ожидал войны с Англией через несколько недель! В своем анализе он учитывает немецкие группы рейдеров на поверхности, которые еще должны быть созданы по плану «Зет». Он думал, что такие группы, которым могут противостоять лишь линкоры, вынудят Великобританию сократить свои линии поставок — из-за недостатка больших судов для конвоя — до единственного маршрута через Северную Атлантику. Он считал, что Соединенные Штаты будут действовать как нейтральный «посредник»; все поставки для Англии будут собираться в американских портах, а затем пойдут караванами по одному долгому маршруту, на котором будут сконцентрированы все британские морские ресурсы, прежде всего авианосцы.

В этом разделе он кажется ближе к Фюрбрингеру, чем к Дёницу, и указывает на продолжающееся отсутствие данных о том, насколько эффективен британский «Асдик», и на вероятность того, что одиночную субмарину сможет загнать под воду один самолет с авианосца; поэтому лодки окажутся неспособны использовать свою быстроходность на поверхности для встречи караванов.

От этих тем для сомнений он переходит к той, которая очень близка оптимистичному взгляду Дёница — о том, что для борьбы с концентрацией кораблей в караване необходимо создавать концентрации подлодок! Кроме того, для того, чтобы преодолеть сложности обнаружения караванов на просторах Атлантики, этим делом должны заниматься специальные подлодки с большим радиусом действия и способностью развивать 25 узлов, которые необходимо установить рядом с американскими портами формирования караванов; эти особые лодки станут преследовать корабли и постоянно сообщать об их местоположении и курсе для того, чтобы атакующие группы смогли занять нужное положение для нападения на последней трети маршрута.

Фресдорф не объяснял, каким образом обезопасить эти быстрые лодки от самолетов с авианосцев, об угрозе которых он говорил в начале своего рапорта; можно было ожидать, что одних радиосообшений окажется достаточно, чтобы встревожить британцев, которые, естественно, предпримут все, что в их силах, чтобы стряхнуть преследователей. Такая возможность даже не обсуждается; Фресдорф просто указывает на необходимое количество лодок; он без возражений принимает цифру Дёница — 300 торпедных лодок типов 7 и 9 для атакующих групп, действующих в восточной трети Атлантики, а также соглашается с выделением в группах особых флагманских лодок, с которых можно будет осуществлять местный тактический контроль. Здесь он идет дальше вычислений Дёница и предлагает держать постоянно на плаву 20 лодок типа 12, что значит иметь в целом 60 таких лодок.

Что касается крейсерских подлодок для разведки у гаваней США и для артиллерийских и минных операций в отдаленных местах, то он предлагает 15 на плаву, то есть всего 45.

Так как он тоже предлагает использовать для операций в Северном и Балтийском морях маленькие лодки, а также особые корабли для пополнения припасов и подлодки-танкеры, чтобы увеличить время действия субмарин в Атлантике, весь флот, по его мнению, должен составлять около 500 субмарин, что являлось значительным расширением плана «Зет», и, как он указывал, их нельзя построить без увеличения количества верфей и решения ряда других проблем. Он приходит к логичному выводу, что выполнение такого проекта возможно лишь за счет отказа от надводной части флота в пользу подводной. А это напрямую связано с идеями Дёница о необходимости предпочесть его проект по подводным лодкам плану «Зет».

Гитлер между тем уже придумал обычные оправдания для вторжения; на этот раз они касались прав преимущественно немецких жителей Данцига, порта в конце «польского коридора», созданного союзными державами в Версале. События следовали тем же печальным курсом, что и в конце 1914 года, когда западные правительства отчаянно пытались потушить искру всеевропейского пожара, которая вспыхнула в Берлине. И снова жизненно важное решение было принято в Москве. В конце июля немецкое министерство иностранных дел представило Сталину соблазнительное предложение: так как немецкая политика направлена против Великобритании, а не России, то Германия может предложить СССР нейтралитет и разрешение всех вопросов между двумя государствами, касающихся как Балтики, так и Черного моря. В какой-то момент до 12 августа советский руководитель проглотил наживку, и правительство объявило, что готово к «систематическому обсуждению всех спорных вопросов, включая и польский».

Гитлер ликовал: он нанес еще один мастерский удар своим западным противникам. Узнав об итогах встречи 15 августа между его послом в Москве графом Вернером фон дер Шуленбургом и советским наркомом иностранных дел Вячеславом Молотовым, он стал в этом совершенно уверен.

В тот же самый день Дёниц, находясь в шестинедельном отпуске в Бад-Гаштайне, был вызван по телефону к руководству. Он прибыл в Киль 16-го и в то же утро встретился с главой своего штаба Эберхардтом Годтом.

Годт был его адъютантом на «Эмдеме», с тех пор прошел курсы подводников и вошел в его штаб за год до этого. Они оба составляли прекрасный дуэт: Дёниц обеспечивал пыл и вдохновение, а Годт — спокойную эффективность идеального штабного офицера, который никогда не забегает вперед; вместе они оставались до самого конца. Единственное, чего не доставало их команде, — сильного критического, аналитического ума.

Приготовления к польской операции шли давно; согласно плану все подлодки, которые не предполагалось задействовать на Балтике против Польши и России, должны были идти к Британским островам и занимать там выжидательную позицию, готовые атаковать британские торговые суда в случае, если Британия останется верной своему долгу по отношению к Польше. Несколько последующих дней ушли на то, чтобы снарядить уже готовые 35 лодок, превозмогая неожиданно возникший дефицит боевых торпед; Дёниц лично проводил всех капитанов, когда они отплывали, пометив в своем военном дневнике: «Особого упоминания заслуживает уверенность экипажей. По моему мнению, это показывает, что широкие массы народа поверили в правительство».

Сложно понять, каковы были на тот момент его собственные воззрения на то, перерастет ли эта война в мировую или нет; к 21-му числу он, похоже, уже знал о договоре с СССР, и это, возможно, заставило его поверить в то, что фюрер совершит еще одно чудо, во что верило действительно большинство немцев. В любом случае к этому времени его отправили в Свинемюнде, на его командирский корабль, что означало: он должен был контролировать восточные, а не западные операции. Ранее было решено, что если «польский вопрос» перейдет в широкомасштабную войну, фюрер подводного флота отправится в Вильгемсхафен на «Эрвине Васснере»».

С другой стороны, его разочарование оттого, что подлодок столь мало, просматривается буквально в каждой фразе его военного дневника, который он начал вести, и сложно связать такие переживания с одной-единственной ограниченной польской операцией.

К 24-му, когда объявили о заключении пакта о ненападении с Россией и начали поступать новости о том, что и Англия и Польша проводят мобилизацию, он должен был предвидеть войну с Западом. Он потребовал в военно-морском штабе в Берлине не сокращать для его лодок уже занятые области, когда их объявят судоходными, и заявил, что эти зоны, простирающиеся только на 200 миль к западу от Англии, являются недостаточными. Ему в ответ сообщили, что величину этих зон еще не назначили! Тогда он продиктовал послание для своих лодок в Атлантике. сообщая капитанам о последних политических изменениях; послания были задержаны в Берлине; и он записал в дневнике: «Я с этим не согласен. FdU должен обладать возможностью передавать своим лодкам общую информацию, так же как и сухие приказы, если связь между командующим и подчиненными предполагается».

К этому времени еше 15 субмарин, включая U-37 с главой флотилии на борту для тактического контроля на местности, были на пути к позиции ожидания «северная круговая» в Атлантике, вокруг Фарерских островов. Согласно Дёницу, это был совершенно напрасно растянутый маршрут, на следовании которому, однако, настояли в военно-морском штабе; увеличенный расход горючего означал, что они смогут патрулировать лишь до середины сентября. Еще три лодки были готовы отплыть по тому же маршруту, флотилия маленьких лодок типа 3 также находилась на базе в Северном море и была готова отплыть, а четырнадцать других уже были на Балтике.

Этим практически исчерпывался весь подводный флот из 56 лодок; не осталось ни одной в резерве для занятия позиций, когда посланные лодки вернутся. Таково было решение Берлина. Также к этой дате, 24-му, «карманные линкоры» «Граф Шпее» и «Дойчланд» со своими кораблями обеспечения находились на пути к позициям ожидания в Атлантике. Это были жалкие, ничтожные силы для противодействия королевскому флоту. До «Дня X», нападения на Польшу, оставалось 48 часов.

Гитлер, однако, уже бушевал: британское правительство явно намерено поддержать Польшу, несмотря на удар, нанесенный договором с СССР, и его союзник, Муссолини, не был готов поддержать его самого! Он отдал приказ о задержке нападения и, позвав британского посла к себе в канцелярию, сделал отчаянную попытку вернуться к изначальным, первым правилам своей политики; он лично готов гарантировать сохранность Британской империи, вплоть до того, что согласен передать всю мощь рейха на службу британскому правительству.

Кроме возвращения к официальному диалогу Гитлер по настоянию Геринга послал в Лондон неофициального посредника; это был шведский инженер по фамилии Далерус, энтузиаст англогерманского сотрудничества, который и раньше зондировал почву в этом направлении. Биргер Далерус повидался с британским секретарем иностранных дел и вернулся в Берлин на следующий день, 26-го, и в 12.30 отрапортовал Гитлеру в присутствии Геринга, что Британия собирается оставаться верной своим обязательствам перед Польшей. К этому времени Гитлер уже разработал в подробностях планы, по которым Британия поможет ему получить Данциг без крови! Однако, сообщил он, срываясь на крик, если будет война, «то я буду строить подлодки — подлодки — подлодки!», затем с ним случился припадок бешенства, во время которого ничего разобрать было нельзя. Он взял себя в руки и снова заорал, словно на митинге в Нюрнберге: «Я буду строить самолеты — самолеты — самолеты, — и я уничтожу своих врагов!»

Пораженный Далерус повернулся к Герингу, чтобы посмотреть, как реагирует он, но обнаружил, что тот даже не шелохнулся. Гитлер после припадка успокоился и попросил шведа сказать ему, раз он так хорошо знает Англию, почему он, Гитлер, не может достичь соглашения с британским правительством. Далерус немного поколебался, а потом сказал, что, как ему кажется, это происходит из-за недостатка доверия ему и его правительству.

Через несколько дней пришли и официальные ответы из Великобритании, которые, хотя и подчеркивали абсолютную твердость по «польскому вопросу», давали надежду на то, что переговоры еше возможны. Доказательством тому служит его дневник. Его расстройство по поводу недостатка субмарин достигло своего пика 28 августа и вылилось в решимость донести до сведения лично Редера необходимость быстро строить новые. Он составил длинный меморандум, повторяя все то, что уже говорил в своих прежних рапортах по поводу уникальной пригодности подлодок для выполнения основной задачи флота — разрушения морских коммуникаций Англии в Атлантике и того, что для успешного выполнения этой задачи необходимо по крайней мере 300 подлодок. Снова это магическое число, без какого-либо расчета, просто данное! Не может быть никаких сомнений в том, что он лично действительно верил: 300 субмарин могут поставить Великобританию на колени; но единственным основанием для этой веры была разработка «групповой тактики», так как это и было единственным изменением в подводном флоте, случившимся со времен Первой мировой. Его воззвание заканчивалось просьбой к Редеру строить до этого количества за счет других морских соединений, и как можно быстрее, чтобы они «смогли выполнить свою основную задачу — победили Англию в войне».

Меморандум был напечатан и послан в Берлин 1 сентября; в дневнике он записал: «Конечно, меморандум исходит из того, что война с Англией будет еще не сейчас; но если дело дойдет до такой войны, требования, касающиеся развития (подводного) оружия, окажутся еще более правильными».

Самое удивительное, что, когда Дёниц писал эти строки, он знал, что Германия уже напала на Польшу. Приказ об этом был отдан Гитлером предыдущим днем. После этого бывший командир балтийской базы, адмирал Альбрехт, сказал фюреру о своем опасении, что Британия вмешается, на что получил ответ: «Я слышу крылья ангела мира». Возможно, это дельфийское пророчество достигло и ушей Дёница, который к тому времени уже переместился вместе со своим штабом в штаб-квартиру подводного флота «Западная», барак из голых досок на окраине Вильгельмсхафена.

В 18.30, через полтора часа после прибытия, от командования флотом подлодкам в Атлантике было послано сообщение, указывающее на директиву Гитлера, ответственность за открытие военных действий на западе должна пасть исключительно на Англию и Францию: «Не нападать на английские вооруженные силы, кроме случаев самозащиты или по специальному приказу».

На подлодки было сообщено, что операция в Польше начнется в 4.45 утра следующего дня: «Отношение западных держав все еще непонятно».

В назначенный час 1 сентября немецкие солдаты, одетые по замыслу адмирала Канариса, шефа абвера, в польскую форму, осуществили «провокацию» на границе, которая привела к запланированной «контратаке» вермахта, и в 10 утра Гитлер сообщил эту новость народу — и всему миру. Когда Уильям Ширер услышал его в Берлине, у него создалось впечатление, что фюрер «был ошеломлен тем, во что вляпался», и немного испуган. Безусловно, он был испуган; он снова поставил себя в такое положение, из которого невозможно выпутаться, и в это время своей рациональной частью ума он знал, что последствия этого шага неминуемы...

Они последовали по тому же сценарию, как и в первый день августа 1914 года, хотя на этот раз британский ультиматум чуть задержался; в Берлине благодаря этому лишь усилилось впечатление того, что фюрер совершил новое чудо. Но все-таки к 9 утра 3-го числа ультиматум поступил; Германии давалось два часа на прекращение атаки и вывод своих войск из Польши. Ответа не последовало. В 11.15 британский премьер-министр оповестил страну: «...мои давние усилия достичь мира провалились». Флоту уже был послан незашифрованный сигнал: «Тотальная Германия».

Он был перехвачен немецкой службой радиоразведки, и через несколько минут Дёницу в его зал управления штаб-квартиры в Вильгельмсхафене принесли записку. Он был поражен. Ведь сначала он ожидал войны с Англией, потом не ожидал ее, потом думал, что она наверняка случится, затем, вдохновленный задержкой ультиматума и пропагандой, считал, что чудо все-таки произошло. К тому же ранее, тем же утром — уже после получения ультиматума, — Редер заверил его, будто Гитлер намерен избежать войны с Англией. И вот теперь он оказался поставленным перед фактом!

Штабные офицеры стали свидетелями его ужаса. Держа записку в руке, он зашагал взад-вперед по залу, погруженный в свои мысли и повторяя более для самого себя, чем для тех, на глазах которых все это происходило: «Боже мой! Итак, снова война с Англией!» Затем, внезапно оторвавшись от своих мыслей, он стремительно подошел к двери.

«Он покинул комнату, а через полчаса вернулся, но это был уже другой Дёниц. “Мы знаем нашего врага. Сегодня у нас есть оружие, новый подводный флот, и вождь, с которым мы можем встретить этого врага. Война продлится долго; но если каждый из нас выполнит свой долг, мы победим. А теперь — за дело!”»

Редер, который получил новость во время совещания, был столь же потрясен. Он тоже выбежал из комнаты. Человек молчаливый, он излил свои чувства в меморандуме, который был подшит к делу: «Сегодня разразилась война с Англией и Францией, которая, согласно фюреру, не должна была начаться ранее 1944 года и которую, как фюрер верил, он сумеет предотвратить...»

Далее он описывает флот, который был бы у него согласно плану «Зет», если бы начало войны отложилось, как фюрер сказал ему, до 1944—1945 годов. Затем говорит, что «хорошо бы получить содействие Японии и Италии», тогда были бы хорошие перспективы разбить английский флот и нанести ущерб английским линиям поставки, «а это значит, окончательно решить английский флот». Но сейчас военно-морской флот совершенно не готов к «великой битве» и «может только продемонстрировать, что он знает, как умирать с честью, для того, чтобы заложить основу восстановления в будущем».

Уильям Ширер был недалеко от Вильгельмсплац, когда пришло сообщение о том, что Англия объявила войну; люди, стоявшие рядом с ним под осенним солнцем, молчали. «Они просто стояли там, не в силах уйти, потрясенные. Люди не могли пока осознать, что Гитлер привел их к мировой войне».

А в своей канцелярии Гитлер повернулся с вопросом к впавшему в странное оцепенение Риббентропу: «Что теперь?»