«Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть!»
Подпись к политическому плакату (1963), исполненному художниками — И. Большаковым и Вяч. Смирновым.
Год 1917, январь 20, вечер, здание Министерства внутренних дел.
Далее события развивались следующим образом. Покровский Николай Николаевич оперативно провел необходимую для встречи с немцами предварительную подготовку по линии своего министерства иностранных дел.
Состав переговорщиков с Германией был сформирован и утверждён у самого Государя только что.
Состав переговорщиков огласил сам Покровский, собственно ходивший к Николаю и теперь собравший всех делегатов вместе.
— Итак, господа, я только от нашего Государя. Объявляю кто едет на переговоры и представляет нашу Россию.
Он нацепил на нос очки и начал зачитывать свой список хорошо поставленным голосом:
— Покровский Н.Н., то бишь я, как министр иностранных дел и глава нашей делегации.
Кандидатуру Николай Николаевича поддерживал Протопопов, настаивая на имени Покровского, как главы делегации. Тут все просто и легко объяснимо — последние переговоры с немцами проводились, если и не при прямом, то при косвенном участии министра иностранных дел. Покровского по ту сторону баррикад знали и диалог пусть и опосредованно, но был налажен. Необходимо этим преимуществом пользоваться.
— Далее, Римский-Корсаков А.А, как член Государственного совета, — продолжил Покровский, взглянув на Сан Саныча, красного как помидор от возбуждения. Потом перевёл взгляд на военного министра. — Беляев М.А., как военный министр, вы поедете тоже.
Тоже — все логично. Сан Саныч, помимо того, что представлял на переговорах Государственный совет, собаку съел на правовом сопровождении, будучи членом столичной судебной палаты и имея многолетнюю юридическую практику. А проследить за тем, чтобы переговоры имели понятную правовую основу — нужно. Поэтому обеими рукам «за».
Ну а Беляев лучше всех знает военную составляющую переговоров, по сути ключевой вопрос, вокруг которого будут танцы с бубном.
— Также с нами едет Голицын Н.Д., председатель Совета министров, — далее скользнул Николай Николаевич глазами по списку. — На вашей кандидатуре настоял лично Государь.
С этой кандидатурой Протопопов был не согласен, толку от Николая Дмитриевича, как от пареной репы, если говорить честно. От того наш герой настаивал на включении в списки делегатов Феди Каланчи. Понятно, что у Каланчи дипломатии ноль в квадрате, но зато варит котелок в нужном направлении. И подчас лучше всяких дипломатических виляний — сказать прямо и в лоб все, что нужно. Потом — раз, и наступает нужный эффект. Однако Государь Николай посчитал, что Германия должна определенно почувствовать — переговоры ведутся на самом высоком уровне. И статус Голицына вполне позволяет де юре и де факто принимать самые высокие решения на месте. Без дополнительных консультаций с Петроградом.
— Ну и вы, собственно, Протопопов А.Д., наш министр внутренних дел, — улыбнулся Покровский и добавил. — Надо же кому-то из нас все это дело контролировать и направлять.
Какой состав делегации выслала немецкая сторона для учавстия в «консультациях» (как назывались переговоры в официальной переписке) предстояло узнать по факту приезда на место переговоров. Сейчас о составе их делегации ничего известно не было.
— Через 1 час 50 минут отправляется поезд. Просьба всем членам делегации явится через сорок минут к главному входу. Оттуда нас отвезут на столичный вокзал. Отбываем в Брест-Литовск.
Кстати, по месту переговоров возникли некоторые споры. Покровский предложил остановиться на варианте Минска. Кто-то вовсе хотел провести переговоры в Могилёве (Голицын предложил). Однако Протопопов особо настоял на том, чтобы местом переговоров был предложен Брест-Литовск. Некогда крупный транспортно-логистический узел, который на момент января 1917 года фактически лежал в руинах и контролировался последние годы Германией. Город был по сути разобран немцами по кирпичам, чему безусловно способствовало применение тактики «выжженной земли» при отступлении русской армии в 1915 году.
При выборе этого города Александр Дмитриевич ратовал не столько за удобное его расположение и не столько отдавал дань болючим воспоминаниям о марте 1918 года, когда большевичками был заключён позорный сепаратный мир. Сколько рассматривал Брест-Литовск как реальную возможность указать немцам, что переговоры Россия будет вести на своей земле, коей сий город без всякого сомнения является. И Протопопов немцам на это обязательно укажет.
Делегаты вопросов не задали, разошлись, стали собираться в путь. Ехать в Брест-Литовск больше тысячи километров, что немало и налегке не отправишься.
Сами переговоры были назначены на вечер послезавтра.
— А вас, милостивый государь, я попрошу остаться, — сказал Протопопов Беляеву.
Сели за стол друг против друга.
— Лопаюсь от любопытства, как восприняли приказы на фронтах? — спросил Александр Дмитриевич. — Поделитесь последними новостями?
Министру внутренних дел было известно, что приказы, адресованные условно лояльным и нелояльным армейским частям, дошли до адресатов на всех фронтах. Как мы помним, каждому свои. И в Петроград уже летели ответные телеграммы по приказу о расформировании лояльных самодержавию военных частей и по приказу передислокации войск. От кого-то с заверением полного и безусловного понимания сути полученного приказа. От кого-то с вопросами и просьбой разъяснить суть отдаваемого приказа подробнее. Ну а от кого-то телеграмм вовсе не последовало до сих пор, хотя положенные два часа на ответ уже миновали...
Так вот, Протопопову хотелось понять — от кого и какие пришли телеграммы.
Беляев охотно поведал свежие новости своему собеседнику.
— Говоря в общем, — заговорил военный министр. — Полную готовность выполнить приказ передислокации заявили: Драгомиров, командующий 5-й армией Северного фронта. Сахаров Владимир Викторович — помощник Главнокомандующего армиями Румынского фронта. Лечицкий, командующий 9-й армией на Румынском фронте. А также Леш, командующий 3-й армии в составе Западного фронта. Ну и наконец, командующие 7 и 8 армий Юго-западного фронта соответственно — Щербачёв и Каледин.
Александр Дмитриевич удовлетворенно кивнул. Получилось довольно таки внушительное число тех, кто выразил свою преданность Государю. Эти люди безоглядно верили в то, что главковерх приведёт к победе Отечество. Особенно приятно стало слышать о поддержке со стороны генерала Драгомирова. Пятая армия по плану кампании 1917 года, усиленная до 14 дивизий, наносила главный удар от Двинской до Свенцяны.
— Крайне негативно высказались командующий 11-й армией Баланин, пребывавший в составе Юго-западного фронта. Цуциков, командующий 6-й армией на Румынском фронте. Балуев, командующий Особой армией в составе Западного фронта. А также Литвинов, командующий 1-й армией в составе Северного фронта. Эти требуют немедленных разъяснений. И откалываются выполнять приказ.
— Что же они спрашивают? — заинтересовался Протопопов.
— Как же Антанта и взятые на себя союзнические обязательства? Как же весеннее наступление? — Беляев пожал плечами. — Другая группа спрашивает плюс минус тоже самое, но в виде уточняющих вопросов и без щепотки негатива, — дальше доложил Беляев. — Как Рагоза Александр Францевич, командир 4-й армии, Румынский фронт, Горбатовский, командующий 10-й армии, Западный фронт. А также текущий врио начальника штаба Гурко, начштаба армий Западного фронта Квецинский и помощник начальника штаба Верховного главнокомандующего Клембовский. Ну и Смирнов, командующий 2-й армией Западного фронта тоже в этом списке.
Протопопов задумчиво кивнул — 10-я армия была усилена до 28 дивизий для нанесения главного удара фронта на Вильно-Молодечно, поэтому Горбатовского следовало склонить на свою сторону во чтобы то ни стало. Если этот генерал займёт противоположную сторону, то сторонницам сохранения режима придётся не садко. Ой как.
Ну а то, что вопросы возникнут у штабистов — тоже понятно. Тот же Гурко должен был принимать участие в Петроградской сообщнической конференции и совершенно не понимает, что происходит теперь. Так получилось, что его оставили не у дел.
— Вы посылаете нашим генералам подробные разъяснения? — уточнил Протопопов.
— Конечно, доносим, что новые части станут формировать по принципу отборных частей с особыми привилегиями. Уверяем, что части возглавят в том числе те господа, которые теперь задают правильные вопросы. И вновь сформированные части пойдут на Константинополь и возьмут под контроль морские проливы. Все как мы обсуждали ранее, Александр Дмитриевич, так и поступаем.
— А командующие фронтами? Ответили уже?
— Отчасти. Хотя ответом это сложно назвать. Так Брусилов, командующий фронтом Юго-Западным и командующий Северным фронтом Рузский телеграмму на данную минуту проигнорировали. Молчит командующий Западным фронтом Эверт. Кстати, ничего не ответил Радко-Дмитриев, командующий 12-й армией, Северный фронт. Но то, что они телеграмма подучили — это факт.
— Понятно все.
Тут тоже следовало понимать, что кто-то из вышеназванных, как Брусилов, был глубоко возмущён, но не спешил усугублять конфликт. Кто-то ожидал выражения мнения другими участниками боевых действий. Эверт, как и в оригинальной истории ждал позицию остальных. Хотелось верить, что часть существующих сейчас возражений удастся снять и проработать подробными разъяснениями отправленных на фронт групп.
— Приказ о формировании новых соединений на добровольческой основе для наступления на Турцию горячо поддержал генерал Юденич — командующий Кавказским фронтом, — заверил военный министр. — Заверил, что ожидает следующих распоряжений и выражает глубочайшую признательность за оказанное доверие.
Понятна реакция, ведь Александр Дмитриевич планировал усилить Кавказский фронт новоформируемыми убойными отрядами и ветеранов.
— Благодарю, не смею вас задерживать далее, милостивый государь, — сказал Протопопов, когда военный министр закончил свою речь.
Беляев удалился, как и все — собираться в путь.
Протопопов же сделал для себя следующий вывод: больше половины если не армии, то высшего офицерья все ещё поддерживают своего монарха.
К тому же Александр Дмитриевич, как мы помним, рассчитывал, что те мерзавцы, которые попытаются дерзнуть попереть на Петроград просто физически не смогут это сделать, потому как Германия попрет следом. И хочешь не хочешь, а выполнят приказ о тактическом отступлении, потому как часть войск будут расформированы и некому станет сдерживать фронт.
Однако вскоре к Протопопову явился Хабалов.
— Александр Дмитриевич, дурные вести.
— Чего случилось, Сергей Семёнович? На вас лица нет.
— Рузский! Стало известно о наступлении на Петроград частей генерала Рузского! — затараторил Хабалов. — Части выдвинуты! Предательство состоялось!
— Таки снял фронт? — удивился Протопопов.
— Нет, Северный фронт раскололся из-за нашего превентивного удара, Александр Дмитриевич. Вы все верно рассчитали — признаю и отдаю должное вашей дальновидности. Сейчас из трёх армий, безоговорочно поддержал своего командующего лишь генерал Литвинов. Драгомиров и его 5-я армия Рузского не поддержали. А Радко-Дмитриев с 12-й армией находится в подвешенном состоянии и решение до сих пор не приняли.
— Как обстоят дела внутри армии Литвинова — это известно?
— Командующий Особой армией Балуев и командующий 11-й армией Баланин пока остались в стороне, поскольку Брусилов и Эверт не поддержали Рузского. Ну а на Румынском фронте у нас серьёзный перевес и Цуциков с 6-й армией ничего не может сделать в «одиночку», — разъяснил Сергей Семёнович. — Поэтому Рузский не стал отправлять целиком всю 1-ю армию в Петроград. Он отправил генералов Широкова с 21-м армейским корпусом и Абалешева со 2-й гвардейской кавалерийской дивизией. Единственные, кто подписался на эту авантюру.
Протопопов улыбнулся — других вариантов у Рузского не имелось, это факт. И действия предателя казались более чем очевидными. Тот же Широков и Аблашев в оригинальной истории при установлении советской власти поступят в РККА, потому неудивительно, что на них была сделана ставка.
Сидело «это» у них внутри...
Ну и важно понимать, что Рузский ничего не знал о планируемых переговорах с Германией и рисковать прорывом фронта не захотел. Однако знал генерал, что в Петроград самовольно отправился корпус великолепного Келлера! И необходимо предпринимать ответные меры, пока ситуация не упущена.
Хотя... справедливости ради, сделать большего Рузский не мог, даже если бы о переговорах с немцами знал. Внутри 1-й армии также скоро грянет неминуемый раскол. Чего стоил командующий 4-го армейского корпуса генерал Алиев, который поддерживал Государя обеими руками и не далеко ушёл от Келлера. Или командир 1-й кавалерийской дивизии Греков, будущий белый генерал.
Попробуй скажи таким — идите как вы, милостивые государи, прямиком на Петроград? Да и неизвестно как они отреагируют на выдвижение в столицу Широкова и Аблашева.
Там же был своенравный командир 3-го корпуса Янушевский. Совершенно нереволюционно настроенные командир 20 корпуса Иевреинов и генерал Слюсаренко с 28 армейским корпусом. Ну или такие любопытные ребята, как будущий гетман всея Украины и нынешний командир 1-й гвардейской кавалерийской дивизии Скоропадский.
То есть отсылом в Петроград революционных генералов Рузский лишался мнимого паритета на фронте окончательно. Но отослать против Келлера лишь один корпус или дивизию — было бы неверным решением априори.
Келлер выдерет и высушит любого в равной схватке. И Рузский это отчетливо понимал.
Протопопов выслушал сообщение о выдвижении войск на Петроград с должным хладнокровием — не зря Фёдор Артурович готовил город к осаде. Ой как не зря.
Хабалов также удалился.
Перед отправлением у Александра Дмитриевича теперь остался всего навсего один нерешённый вопрос. С комуняками, дожидавшимися своего часа в одной из комнат здания министерства внутренних дел. Вопрос следовало решить сейчас, хотя надо признать Протопопов его то и дело откладывал в течение дня.
Ну а теперь министру в голову вдруг пришла одна любопытная мысль, навеянная разговором с Хабаловым — что если таки немножечко помочь Келлеру перед отъездом в Брест-Литовск?
Чтобы реализовать свою задумку, Александр Дмитриевич решил посетить господ революционеров, арестованных накануне.
Которых, кстати, во многом благодаря стараниям того же Федора Артуровича, удалось малость отрезвить и привести в чувства. Постояли ребятки на морозе, помокли под мокрым снегом до ниточки и приутихли. По первой орали, как резаные — теперь ведут себя куда тише.
Исчезли как то сразу революционные лозунги из лексикона этих милостивых государей. Им конечно к тягостям после ссылок, преследований — не привыкать, но фокус в том, что в Петроград эти ребята ехали на коне, чувствуя себя победителями. А оказались под конем.
Обосранные.
В полной жопе.
И куда скромнее, чем раньше.
Поэтому, когда министр зашёл в комнату, где сидели эти господа, (предварительно позвав с собой Федю для подстраховки), то сразу и отметил — революционный настрой у революционеров конечно остался (вон как исподлобья зыркают), но малость они приуныли, так сказать.
Протопопов зашёл, плотно закрыл за собой дверь.
Огляделся.
Здесь был собран по большей части весь свет революционной мысли России. Во всех ее извращённых проявлениях.
Вот стоит Ро́зенфельд, тот самый Лев Каменев. Сбежал таки из Анчинска, бедолага.
Тут же Седов ака Бронштейн, ака Лев Троцкий.
Прайд, не? Куда не плюнь — молодые львы.
Красавец пропагандист, служивший в Земгоре — Ногин, этот под своим именем арестован. Вон и Рыков здесь тоже, которому удалось таки сбежать из Нарымского края. Милютин, Шляпников, Скворцов — сборная солянка...
И, конечно, господин Джугашвили.
Злой такой... раздражённый. Не нравилось Иосифу Виссарионовичу происходящее, что все пошло не так, как планировал. Но сделать пока он ничего не мог. Вот и бесится.
Перебесится.
Не хватало Ленина, но если у «дедушки» есть мужество, то Александр Дмитриевич и Владимир Ильич ещё встретятся. Ну и Зиновьева тоже хотелось бы видеть, который на момент описываемых событий был неподалёку от Ленина и должен прибыть вместе с оным.
В остальном — в кабинете было собрано чуть ли не половина состава Совета народных комиссаров.
Тем лучше.
Протопопову нравилась мысль, что проблему можно решить в одном месте.
— Здорово, мужики! Рад, что приняли мое приглашение и спешно прибыли в Петроград. Я вас ждал.
В ответ повисла густая тишина. Аж воздух от напряжения потрескивал. Понятно, что Протопопову никто не ответил. Кому могло понравиться, что он якобы на крючок попался?
— Предатель... — прошипел кто-то из коммунистов.
Министр улыбнулся, коротко, но тотчас улыбка сошла с его лица и физиономия стала каменной.
— Вы господа, стало быть в курсе, что никто из здесь присутствующих не жилец. Сейчас военное время и любое поползновение против целостности страны изнутри считаю возможным расценивать как государственная измена и наказывать должным образом — расстрелом, например. — Протопопов оглядел каждого из присутствующих революционеров. — Я ясно изъясняюсь? Заранее прошу простить за скудость в моем словарном запасе.
— А это ещё доказать надо, государственную измену, — зло прошипел Каменев.
— Мое министерство уже имеет на каждого из вас внушительные компроматы. Правда пущены в ход они будут уже после того, как прозвучит команда вашего расстрела, — откликнулся Протопопов все тем же голосом со стальными нотками. — Однако я все же предлагаю вам выбор. Жить или умереть.
— Вы не имеете права, — процедил Троцкий. — Вам такого права никто не давал и никогда не даст!
— Спасибо, Лева, но к вашему счастью или несчастью, я беру все, что требуется сам и ни у кого не прошу. А вам предлагаю помочь Отечеству в трудную минуту. Как понимаю вы за тем здесь — помочь своей стране? — строго сказал Протопопов. — Озвучить предложение? Да или закончим?
Все снова молчали, пока не послышалось.
— Озвучивайте, товарищ, — ломаным грузинским акцентом.
Джугашвили.
Заговорил.
Протопопов вперил в него свой взгляд. Иосиф глаз не отвёл.
— Говорите, в чем заключается ваше предложение, — повторил он, малость переформулировав.
— Один из тех, кто наносит нашей стране вред и делает это намеренно, сейчас ведёт части предателей на Петроград. Предлагаю каждому из вас явить свой недюжинный и неистинный патриотизм и встретить выпад предателя лицом к лицу...
Послышался ропот. Недовольными было большинство революционеров.
Но Джугашвили поднял руку, прося тишины и ропот прекратился почти сразу. Понятно, что это был ещё не тот вождь, которого все привыкли видеть и он находился пока месть не на роли первой скрипки в оркестре. Но харизма у него была просто сумасшедшая, чего не убавить.
— Спасибо большое, — кивнул Протопопов. — Предложение, собственно, следующее. Имя предателя — генерал Рузский и он счёл возможным не выполнить приказ своего Государя. Предлагаю вам в первых рядах пойти защищать Отечество от подобного рода дерзких поползновений. Выживите — я отпущу вас. Умрете — то героями. Ваш выбор.
— Есть другие, альтернативные варианты? — спросил Троцкий, да так едко.
— Есть, конечно, — согласился Протопопов. — Если вам не терпится, могу пристрелить вас здесь и сейчас. Воспользуетесь?
Троцкий не ответил.
— Я категорически отказываюсь, — первым ответил Скворцов. — Что за дешевые манипуляции. Вы не имеете право и полномочий так себя вести. Пристрелит он, так ей богу стреляйте...
Не договорил.
Протопопов достал свой пистолет и выстрелил в голову первому наркому финансов и ярому атеисту. У него ещё тяму хватило пойти на министра напролом.
Скворцов бездыханно завалился на пол. Стоявший рядом Каменев с кислой миной уставился на растекающуюся по полу кровь. Убрал ногу, дабы не испачкать свой сапог.
— Есть ещё отказники? Билетик на тот свет оформим.
— Мы согласны, — проскрежетал Джугашвили.
Александр Дмитриевич снова нацепил на себя прежнюю улыбку:
— Хорошая жизнь даром не даётся, Иосиф Виссарионович, да? — сказал он цитатой самого Джугашвили. — За вами придут. Ждите.
С этими словами Протопопов развернулся и вышел вон.
Проще всего было расстрелять этих людей, отправивших Россию в недра революции и затащивших собственное Отечество на самое дно. Но глядя на них, Протопопов вдруг отчетливо осознал, что они если и не любили Россию больше своей жизни, то хотели своей стране лишь добра. Но как получилось и что вышло — это знает история. А у Александра Дмитриевича имелся уникальный шанс эту самую историю изменить собственными руками. И направить потуги революционеров в нужное русло, пропустив их через очистительное пламя январских событий в Петрограде.
Чтобы мозги встали у них на место, хоть самую малость.
Протопопов допускал возможность выбить из этих по большей части ещё молодых мужчин всю коммунистическую дурь, ну а потом заставить их работать на благо собственного Отечества.
Ну а что из этого выйдет — будем смотреть.
Выходя из комнаты, где содержались революционеры, Протопопов встретился в дверях с Федей (который прибежал на выстрел) и коротко описал своему верному телохранителю суть поставленной задачи.
— Они ведь не выживут, Александр Дмитриевич, — предположил Федя. — Разве что только чудом...
— Пожалуй, что в их случае чудо как раз и нужно.
— А если попытаются бежать? — уточнил Федя.
— Стреляйте на поражение.
— Выполним, Александр Дмитриевич.