Последний наследник

Глава 2

Первая Битва при Кра-Бэле длилась без малого сутки и имела самые тяжёлые последствия, как для сил Тройственного Союза, так и для Доминиона Чёрной Звезды. Чёрный Трон отбил атаку врага, вынудив жалкие и разрозненные остатки былой армады ретироваться в свои столичные регионы. Лишь 8 % кораблей Нового Порядка выжили в той бойне. Тем не менее, на орбите планеты погибло почти 1 000 000 человек в составе 40 000 единиц малого и москитного флота, а также половины средних, четверти тяжёлых и абсолютно всех сверхтяжёлых кораблей Чёрной Звезды

(Выдержка из «История Первой священной войны»)

Неизвестно, сколько времени пролетело, как вечность, прежде чем к месту падения имперского фрегата прибыл разведчик Доминиона. Перед его взором предстало разбитое судно, объятое вяло горящим пожаром, словно последним вздохом жизни.

Приземлившись рядом с обломками фрегата, оперативник Доминиона ощутил волну подавленности от масштабов разрушения. Сделав несколько шагов по песку, он вошёл в зловещий мир, где время, казалось, замерло в агонии гибели судна. Перед ним предстала картина апокалипсиса: перекошенные металлические переборки, части обшивки, обугленные от огня и взрывов, искажённые коридоры, где звуки эхом отдавались в пустоте разрушенного пространства. Мрачные тени скрывали углы и проходы, а в воздухе витал насыщенный запах сгоревшей электрики и прочих материалов, свидетелями последних моментов жизни корабля.

Проникая через мрачные коридоры, омываемые слабым светом уцелевших ламп, разведчик ощущал в воздухе запах тяжёлого, едкого дыма. С каждым шагом атмосфера становилась всё более напряжённой, словно корабль выдыхал последние мгновения существования. Добравшись до мостика, разведчик остановился, потрясённый ужасающим зрелищем разрушений. Каким-то чудом оставшийся целым аппаратный зал был устелен телами членов экипажа.

В центре разваливающегося мостика, среди разбитых панелей управления и обгоревших каркасов оборудования, разведчик увидел фигуру. Она лежала в агонии, жадно хватая ртом остатки воздуха. Это был командир корабля, последний очаг жизни на погибшем судне. Командирская грудь была изранена осколками обшивки, и кровь медленно сочилась, образуя поразительно яркое красное пятно на его повреждённом костюме. Каждый вздох казался на грани последнего, но в глазах ещё теплилась искра, мольба о помощи.

— Прими похвалу, имперец, ты чудом «уронил» свою посудину, а не превратил в большую груду металла, чем сейчас, — с нескрываемым сарказмом произнёс разведчик, наблюдая, как лейтенант угасал, проваливаясь в глубины беспамятства.

К удивлению, доминионца, системы управления, несмотря на общее уничтожение, сохраняли часть данных, которые могли стать ценным трофеем для интеллектуального аппетита Доминиона. Но без доступа, имеющийся только у командира, все попытки были тщетны. В этот момент, испытывая смесь разочарования с удивлением к живучести командира фрегата, разведчик быстро добрался до аварийного ящика, в которой хранилась дыхательная маска с кислородными кассетами. Двумя движениями воин доминиона нацепил устройство налицо, и потоки воздуха заставили на мгновения открыть глаза юноши.

Со вздохом, полной решительности, разведчик перекинул обессиленного капитана корабля себе на спину, и двинулся через исказившиеся коридоры и разрушенные секции. Умирающее судно пело о прощание, окружая их слабым скрипом металла, предвещая вскоре превратиться в невидимую груду обломков.

С каждым шагом разведчика, лейтенант вёл внутреннюю борьбу с приближающейся смертью, цепляясь за последние нити реальности. В ослабленном разуме смешались фрагменты прошлого и настоящего, создавая зловещий калейдоскоп воображаемых и действительных образов. То лихорадочные видения втягивали в бездонную пропасть, то всплески сознания напоминали о действительности, которую он едва мог осмыслить.

В бездне космической пустоты развернулась сцена, воплощающая вечное противостояние — ангел в имперской форме и демон в рабских одеяниях Доминиона. Битва, как балет жестокости и безнадёжности, освещала мрачный космос мерцающими всполохами. Удары их силы и воли сошлись, и кровь, вырвавшаяся из-под одежд, словно метеоритный дождь упал на безжизненную землю. Там, где капли тронули высохшие деревья, жизнь вспыхнула с новой силой, и пустошь преобразилась в прекрасный лес. Но этот момент миража мгновенно сменился кошмаром: — пробудившиеся заросли превратились в заросли из железа, скрывающий в своих недрах зловещие тени зеленоватого пламени.

Внезапно сознание молодого человека вернулось к жёсткой реальности. Перед лейтенантом предстала пустошь, покрытая множеством разломов. Ветер, играя с обнажёнными частями тела, несёт в себе одновременно нестерпимую боль и слабое облегчение. Ториан, на мгновение забыв о страданиях, начал осторожно поворачивать голову, стремясь осмотреть окружающий мир, пытаясь понять, где он находится.

Сумерки окутывали пространство вокруг разведывательного корабля Доминиона. Ториан, истощённый и израненный, спиной чувствовал холод металла. Из тени слабым взглядом юноша заметил силуэт спасителя.

Невысокая, миниатюрная фигура, стояла в ярком, нехарактерном для обычного солдата Доминиона наряде. Одежда особняком выделялась среди боевых униформ: кислотно-красный комбинезон, укреплённый на жизненно важных участках тела. Испещрённый многочисленными карманами для инструментов и амуниции. На поверхности наплечников виднелись уникальные символы, свидетельствующие о достижениях или особом статусе военнослужащего. Голову украшал небольшой шлем с матовым визором, который был повёрнут к Ториану, словно пытаясь лучше рассмотреть юношу сквозь защитное стекло.

Ториан, окутанный болью и смятением, с трудом сформировал мысль: — "Меня вынесла девушка?" — немой вопрос застыл в разуме, удерживая объём неизреченной благодарности. Острый приступ боли охватил снова, заставив издать глухой, жалобный стон, что разрезал окутывающую тишину.

В мгновенно к нему подбежала пилот. Движением квалифицированного медика он вонзил шприц прямо в шею юноши. В теле почти мгновенно началось облегчение, хоть и казалось, что боль ещё тихонько пульсирует на фоне всё ещё свежих воспоминаний о катастрофе.

Доминионец, проявляя особую заботу и касаясь каждой раны с осторожностью, словно прикосновение могло быть решающим, расстегнула китель, давая доступ к искалеченной плоти. Худенькие, но уверенные руки касались кожи Ториана, принося облегчение и прохладу. Он сосредоточил своё внимание на глубоких ранах, удаляя мелкие осколки, что зловеще впились в тело, игнорируя менее серьёзные порезы.

Ториан собирался выразить благодарность пилоту за спасение, но разведчик опередил его, заговорив превосходно резким тоном: — Самочувствие? — спросил доминионец, чей высокий, немного металлический голос прозвучал непреклонно, а чёрный шлем уставился прямо в лицо Ториана.

Чувствуя, как боль охватывает с новой силой, молодой человек с трудом, еле различимо, пересохшими губами произнёс: — Вроде. Жив. Давно не было так больно.

Лейтенант заметил, как пилот держит левую руку на рукояти лазерного пистолета: — Хорошо, — голос доминионца оставался спокойным, непоколебимым. Затем с резкостью, характерной для приказа, в воздухе прозвучало: — Назовите себя, свою должность и предписание.

С хрипотой в голосе имперец медленно ответил: — Ториан Росс, лейтенант. Командир дальнобойного фрегата. Предписание? Установления контроля над столичной системой Доминиона чёрной звезды. Поддержка основным силам вторжения. Содействия десанту на планету НБ 4.

— Коды доступа от банка памяти вашего бортового компьютера, — потребовал пилот, нажимая на осколок, торчащий из груди Ториана.

Мучительная боль вынудила молодого человека тяжело дышать и произносить слова невнятно и шепеляво: — Чётче, — приказал пилот, и на этот раз Ториан медленно и разборчиво, проговаривая каждое число кода.

После получения данных пилот молча направился обратно в кабину своего звездолёта, а Ториан, потерянный, остался сидеть на холодной земле под тяжёлым крылом вражеского истребителя.

Через пять минут пилот Доминиона вернулся к Ториану, в его руке блестел новый шприц с обезболивающим. Фигура разведчика, в которой облике читалось безразличие к состоянию юноши, теперь возвышалась над раненным имперским офицером.

С деловым, но строго профессиональным тоном, пилот наклонился над Торианом, заглядывая ему прямо в глаза через непроницаемый визор шлема: — Какие силы находятся в данный момент в системе? Когда должна начаться контратака?

Голос Ториана дрогнул от горечи и бессилия, когда он ответил: — Я не знаю, кто остался в системе. Про атаку не знаю ничего. Я младший офицер, знать много мне не положено.

В памяти Ториана прокручивались мельком образы недавнего прошлого — живые кадры энтузиазма, празднования, наивной уверенности в лёгкой победе перед бурей вторжения. Затем в памяти всплыли моменты, когда всё перевернулось: начало битвы, которая должна была быть быстрым блицкригом, жестоко превратилось в затяжную и кровавую мясорубку. Военные гений, чьи планы покоились на чистых листах, оказались бессильны перед жёсткой реальностью вражеской обороны.

Ториан мысленно вздохнул: "Наша победа, слава, о которой так гордо мечтали, была попрана собственной гордыней и глупостью." Он вновь смотрел на возвышающуюся фигуру пилота, видя в нём не просто врага, но и жестокую урезонивающую действительность.

— Знать много не положено? — повторил доминионец, и чьём голосе прозвучала насмешка. Пилот медленно наступил ногой на осколок и издевательски увеличивал давление на торчащий обломок металла в ране Ториана. Это действие вызвало дикий вопль боли у молодого лейтенанта, наполненный отчаянием и безнадёгой, разорвавший тишину пустоши. Ториан потерял сознание.

Неизвестно, сколько прошло времени, пока разведчик неожиданно грубо крикнул: — Вставай! — лейтенант медленно приходил в себя, предчувствуя угрозу. Казалось, доминионец был готов в любой момент выхватить пистолет и с ударом рукояти разбудить имперца.

Ториан с трудом открыл глаза, страдальческие стоны вырывались из его горла.

— Может, будешь вести себя по чести? Я не огрызался, не оскорблял. А ты своими пытками намереваешься достать то, чего я действительно не знаю, — произнёс лейтенант устало.

Пилот Доминиона, чьё лицо скрывал непроницаемый шлем, чуть насмешливо ответил: — Совесть? Ты ещё скажи человечнее, вот помоги тебе, перебинтуй, вылечи или переправь к силам Империи. Бред. Мы в мясорубке, и сохранение человеческого образа сейчас — показатель мастерского лицемерия либо глупости. — Презрительно ухмыляясь, пилот продолжил: — Верно сказано, нынешние имперцы тщедушные и слабые создания.

Услышав слова захватчика, Ториан почувствовал новую волну отчаяния. В голове крутилась мысль, что война обнажает худшие стороны человека, но где-то в глубине души всё ещё надеялся на проявление сострадания. Даже от врага. Слова пилота, утверждающие, что сохранение человечности в таких условиях является либо лицемерием, либо глупостью, вызывали отторжение. Молодой человек думал, что, возможно, даже в самых тяжёлых обстоятельствах невозможно полностью отказаться от человеческих качеств.

Вдали сквозь мрачную и безжизненную атмосферу пустоши, начал доноситься гул. Он был едва различим, но постепенно становился всё громче и настойчивее, наполняя воздух вибрацией. Этот звук был похож на тот, что издавал транспортное судно. Ториан, ощущая, как его тело становится всё более онемевшим от воздействия новой дозы обезболивающего, внезапно почувствовал всплеск адреналина. Сердце, казалось, откликалось на каждый удар роторов приближающегося корабля.

— "Может, это имперские силы?" — думал лейтенант, пытаясь сосредоточиться на звуке, перебивая замедляющиеся мысли от медикаментов. В его воображении всплыли картины спасения: как его товарищи бросаются к нему, освобождают и отвозят обратно к имперским войскам. Эта мечта о спасении предоставляла надежду, которая становилась почти физическим ощущением, рвущимся сквозь оцепенение, вызванное шприцем.

Но когда веки Ториана становились всё тяжелее, и тело поддавалось медленной анестезии, он успел подумать: "Пожалуйста, пусть это не фантом беспомощной надежды". И тогда, вновь погружаясь в забытьё, последний ясный образ в сознании был корабль, мчащейся на помощь, пересекающего звёздное небо, чтобы спасти Ториана.