Последний реанорец. Том II

Глава 7. День третий, где неожиданности подстерегают на каждом углу…

Глава 7.

Третье кольцо. Царицын.

Квартира Лизы и Риты Евсеевой.

Как и говорил ранее, реанорцам не сняться сны. Никогда. Но когда посреди ночи моё солнечное сплетение, словно стали выжигать каленым железом изнутри, я впервые ощутил поистине страшную боль. Так вот… сегодня не было снов. Сегодня я убегал. Опять.

Именно этой ночью, визжа как испуганная девчонка, я убегал. А гонялся за мной просто невероятных размеров сгусток ярко-красного пламени. Сам не мог понять, почему меня так это напугало, но отчетливо осознавал, что если оно меня коснется, мне крышка. Даже во сне. И я использовал всё, что только можно, чтобы сбежать от этого океана огня.

В ход против этой неведомой силы пошло всё. Все мои реанорские техники, все мои возможности, даже те крохи эфира, которые мог использовать. Я перепробовал всё, но его было не остановить, словно это было что-то неотвратимое. Реанорцы не любят употреблять такое слово, ведь все их поступки и их жизнь, зависит только от них, но прямо сейчас мне казалось, будто сама судьба преследует меня по пятам.

Когда сил сопротивляться и бежать, больше не осталось, когда эфир поглотил для защиты этого огня даже части моей собственной жизни и все варианты канули в небытие, я свалился обессиленным. Распластался во тьме как беззащитное дитя, теперь у меня не было возможности даже пошевелиться. Вот только глаза мои были широко раскрыты. Реанорец смотрит не только в глаза неизбежности, но и самой смерти.

Наконец, когда это проклятая сила смогла меня коснуться и сантиметр за сантиметром стала пожирать моё тело, начиная прямиком с солнечного сплетения, я вдруг ощутил прохладные и успокаивающие пальцы. Вначале на лбу, после на щеках, а под конец на многострадальной груди.

— Зеантар, что случилось?.. Ты снова весь горишь… Зеантар… проснись…

Голос не только успокаивал, но и придавал сил.

И слава Бездне! По неведомой причине у меня вышло разлепить глаза и рывком сесть. Вот только грудина вздымалась как кузнечные меха, а с тела ручьем лился пот, и это проклятое жжение никак не хотело отпускать ни на миг.

— Опять тебя разбудил, спасительница… — со слабой отдышкой улыбнулся я встревоженной девушке, проведя заботливо по щеке. — И опять ты мне помогла. Что-то снова говорил?

— Нет, просто стонал. Ничего… я всегда рада тебе помочь… — смущенно изрекла та, коснувшись ладонями моей руки и прикрыв на миг веки, словно наслаждаясь этими мимолётными прикосновениями. — Скажи честно… с тобой всё в порядке? Ты не болен? Ранен? На боях что-то случилось? Может тогда к черту этот аренарий, Зеантар, а?

И почему за всю свою жизнь в Мерраввине я не встретил ни одного достойного человека, в то время как всего за месяц здесь повстречал сразу несколько.

— Моя ты заботливая. Мне приятна твоя нежность, Рита, — хохотнул я, не отрывая рук от её лица, даже боль на миг отступила. — Но ты помнишь второе главное правило?

— Конечно, помню! — с легкой досадой кивнула та. — Не вмешиваться в твои дела.

— Вот и умница. Теперь спи, со мной всё будет в порядке. Мне просто нужно немного охладиться, а то несет как от потного быка, — и напоследок чмокнув регаццу в лоб, отправился быстро в купальню.

Потоки воды охлаждали, но не сказать, что становилось легче. Лишь стоя под охлаждающими струями, ко мне пришло осознание, что это виновато не моё искореженное вместилище с очагом и не бесконтрольный эфир в моём теле, здесь было нечто другое. Виновата та ересь из кошмара.

Почему-то даже в мыслях не было догадок, что со мной происходит, но так или иначе придется обращаться к нашей преподобной язве. Думаю, пока будем добираться до аренария с Устиновыми, у меня найдется достаточно времени принять от неё помощь.

Первое кольцо. Царицын.

Временное поместье Решетникова, Потёмкиной и Трубецкой.

Вечер…

Капитану третьего тайного отдела государевой жандармерии по воле службы редко когда выпадали деньки, либо даже часы того самого спокойного отдыха, к тому же во время той самой работы. Но сегодняшний вечер был поистине расслабляющим. Даже несмотря на ветреную и дождливую погоду за окном, сидеть вот так просто у камина с кружкой травяного чая и переписываться с беременной супругой по паутине было верхом блаженства.

Но, как и бывает всегда, в каждом таком моменте найдется толика горчинки, как ложка дёгтя в бочке с медом. В его же случае этот дёготь измерялся не в ложках, а в целых половниках, причем в двукратном размере и женского пола.

— И всё же, Сергей Петрович, — не унималась Алина, уже как пару минут мельтеша перед взором жандарма и не давая ему сосредоточиться на сообщении от жены. — Почему вы не дали мне с ним побеседовать? Вдруг у меня получилось понять, как именно он смог частично перенять техники. Это ведь могло помочь в будущем освоении для нас, для дворян!

— Потому как для этого еще рано, Алина Юрьевна, — устало потирая глаза, спокойно ответил Решетников. — Я и так многое вам рассказал, чего не должен был. Это государственные дела, и пока они не завершаться Лазарева лишний раз лучше не трогать. Это может сбить его с настроя. И позволю себе небольшое, но грубое замечание, за что прошу меня простить, — и Решетников вдруг смерил оценивающим взглядом Потёмкину и Трубецкую с ног до головы. — Если своей красотой вы сбиваете с панталыку мужчин дворянского сословия так, что те не могут здраво мыслить, что тогда будет с обычным простолюдином с третьего кольца? К тому же я наслышан об амурных битвах ваших ухажеров за одни только взгляды от вас. Да настолько яростных, что боярышне Потёмкиной приходится осаживать самых ретивых из них.

— Я всего-то сломала руку паре подлецов и еще нескольких проучила за их розовые мечты по отношению к нам… — с кровожадной улыбкой встрепенулась горделиво Прасковья, радостно взглянув на жандарма.

— Да вот только эти подлецы, из таких же влиятельных родов, как и ваши… — припечатал строго капитан.

— Плевать, они это заслужили. Из себя ничего не представляют, кичатся силой своего рода, а сами поголовно слабаки! — не осталась в долгу острая на язык Потёмкина.

Трубецкая вновь готова была заговорить, но её вдруг взмахом руки прервал жандарм, взглянув на экран телефона.

— Прошу простить, Алина Юрьёвна, за мою вопиющую дерзость, но важный звонок, — и поднявшись с кресла, тот быстро зашагал к окну неподалеку. — Слушаю вас, Александр Александрович.

Стоило мужчине произнести имя, как улыбчивая Потёмкина в очередной раз встрепенулась, но уже с более сияющей улыбкой.

— Здравствуй, Сереженька, — донесся развеселый голос светлого князя из трубки, который слегка искажался от порывов ветра и дождя. — Что-то не звонишь, не пишешь. Я даже волноваться начал, не случилось ли чего у вас?

— Прошу простить, ваша светлость, лишний раз не хотел вас беспокоить, — повинился тот. — К тому же ежедневные отчеты Курташину отправляю исправно.

— Знаю, читал, молодец. Какой ты серьёзный, что даже шуток не понимаешь, — хохотнул довольно советник. — Ох, ветрено и дождливо у вас тут, мы продрогли прямо до костей, сейчас бы коньячку, — вдруг пожаловался тут.

Дождит и ветрит?

— Простите, ваша светлость, не сочтите за грубость, а где вы сейчас находитесь? — до жандарма постепенно стало доходить, где сейчас находится светлый князь и тот медленно зашагал к главному входу.

— Так перед дверями! — засмеялся весело старик. — Открывай, Серёженька, нам тоже отдых нужен. Да и соскучились мы.

— Прошу прощения, мы? — шаг капитана вдруг ускорился.

— Сразу видно, дознаватель, вопросы как из пулёмета, — хохотнул тот. — Ага, двое нас. Трубецкой, хрыч старый, увязался за мной, — пожаловался наигранно советник, а после, судя по изменившемуся тону, стал кого-то пародировать. — То забери внучку, устал я от неё, то верни обратно, соскучился.

— Потёмкин, ты белены объелся?! Позорить меня вздумал?! — раздался старческий рёв, и Решетников мог поклясться, что слышал его не через трубку, а прямо с улицы. — Войны родов захотел?!

— Да шучу я, чего разорался?..

Жандарм перешел уже на бег, и так случилось, что обе княжны семенили следом за ним, а стоило тому резко отворить входные двери, как на пороге он смог лицезреть с довольной миной самого светлого князя и с недовольным лицом главу рода Трубецких. Один из числа сильнейших одарённых в магии воды. Михаил Валерьевич собственной персоной.

— А? Деда? Ты? — бровки Алины взлетели тотчас вверх от удивления.

— Дедуль? — ошеломлённо выпалила Потёмкина. — А ты чего здесь забыл?

Вип-ложа Грановских.

Начало развлечений местной знати на собственности Астраханского княжества началось не как обычно, а с шокирующей новости, и параллельно с этим с чествования по меркам Царицына просто заоблачных гостей.

Прибыл сам действительный тайный советник по особо важным делам его императорского Величества в обществе главы боярского рода Трубецких.

Один был тем, кого боялась добрая половина всей империи, в особенности аристократия. Ведь он был той самой наказующей дланью самого императора Всероссийского для сильно зажравшихся и упивающихся своей властью дворян и не только.

В общем, стоит лишь какому-нибудь благородному завидеть вдалеке только тень Потёмкина, как каждый из них начинает вспоминать те или иные грешки за всю свою жизнь, и даже если вдруг он пройдёт мимо, не надо расслабляться, вдруг он изволит оглянуться. Но если ты честный человек, то тебе не нужно его бояться.

А второй являлся одним из самых взбалмошных и воинственных князей государства, который прослыл не только искусным магом, но и искусным воителем, разумеется, лишь среди одарённых. Ведь получить ранг старшего ратая для людей с магическим потенциалом является весьма сложной задачей. Поэтом и одного и другого можно было назвать одними из нескольких столпов империи.

И как ни странно первыми, кто поприветствовал обоих, были Ежов, Тулаев и как правитель Астраханского княжества это сделал слегка нервный Грановский. А уже за ними потянулась остальная вереница знати.

— Ну и? Что скажешь, Сереженька? — со слабой улыбкой заговорил светлый князь, когда все расшаркивания закончились, третий день аренария официально стартовал, а старик в сторонку отвел жандарма, попутно с этим активируя карманные часы, которые также служили артефактом полога тишины. — Как идёт наша заготовка?

— Более чем, ваша светлость… — отчитался жандарм. — Эта троица уже зашевелилась, к тому же Тулаев на месте не сидит и мастерски подливает масла в огонь. И я по мере сил и возможностей.

— Да что ты? Твой актив настолько делает успехи?

— Ваша светлость, вы не поверите, — голос капитана стал еще тише, хоть это и было не к чему. — Юнец мало того, что самоучка, так еще умудрился частично использовать техники. Причем как утверждает, обучался по роликам, что размещала в социальных сетях знать. Пока заметила лишь Алина и, вероятно Ежов. Да и сама Трубецкая это подтвердила, сами знаете, они в этом смыслят более остальных.

На несколько мгновений от такой неожиданной новости взгляд Потёмкина помутнел, но через пару секунд тот пришел назад.

— Вот так новости, — хекнул довольно тот. — Умеешь ты удивить, не зря я тебя на это дело подрядил, ой не зря! — похвалил старик жандарма, а после обратил свой соколиный взор на арену. — Наш мальчик уже сражался?

— Нет, но вскоре будет…

— Хех! Заинтриговал, — хмыкнул радушно старик. — Но чую, один старый хрыч тоже кое-что рассмотрит, и если всё так, как ты говоришь, покажет свои загребущие ручонки.

Оба мужчины непроизвольно и одновременно скосили свои взгляды на мило беседующего со своей внучкой Трубецкого.

— Господа, — вдруг раздался довольный и громкий голос Тулаева, но всем в ложе было ясно, кому именно был адресован данный оклик и все обернулись на трех глав родов. — Продолжим нашу игру? На кого ставить буду, думаю, вы догадываетесь. Считайте этого мальчишку моим фаворитом на этом аренарии.

Настроение и самочувствие было такое, что даже мертвецы вечного поля битвы не позавидуют. Как говорит одна маленькая гениальная малютка: «полный шлак». Даже излюбленная пасмурная летняя погода не доставляла никакого удовольствия. Но огорчал еще и тот момент, что почти часовая поездка рядом с Машей никак мне не помогла. Более того, чувствовать я стал себя еще хуже.

Жжение чуть ниже груди уже превратилось в настоящее неугасающее пламя. И не было никаких мыслей, как можно было его остановить, поэтому приходилось лишь терпеть и уповать на то, что это прекратится. Но когда полыхающий пожар хоть на мгновение утихал, жутко хотелось спать. Сформировалось прямо-таки настоящее противоречие в собственном организме. Поэтому в зону распределения я входил просто с прескверным и раздраженным настроем, а руки так и чесались кого-нибудь придушить и укокошить.

Жеребьёвка так вообще для меня прошла как в тумане, лишь смутно запомнил свой номер. Третий. Далее же не обращал внимания ни на раздражительные голоса, ни на возгласы зрителей, ни на остальных пятнадцать счастливчиков из категории не ограненных, ведь часть из них после вчерашнего шарахались от меня как от прокаженного. Но были и особенные взгляды. Враждебные? Им же хуже…

Вернувшись после жеребьёвки на своё излюбленное место, продолжил терпеть дальше и, прикрыв веки, попытался абстрагироваться от всего, погружаясь в реанорскую медитацию. Вдруг поможет. С эфиром помогало часто, но не всегда.

Впервые я заглушил все свои чувства Реанора, а после стихло всё. Громкий голос диктора, ликующе возгласы толпы, вспышки фотокамер, воинственные вопли воителей на арене, которые остервенело пытались добраться до мягкой плоти своего противника. Да и наблюдать за боями я перестал еще вчера, ведь ничего нового я для себя там не почерпну. А значит, если я ничему не научусь, какой смысл тратить своё время на это?

Даже пришлось углубиться внутрь самого себя и вновь обследовать искореженное вместилище и очаг, но там всё также царила полная разруха.

Как бы я ни старался, всю эту мимолётную исцеляющую тишину испепеляло своим трескучим и щелкающим звуком, то самое жжение в солнечном сплетении.

Но с каждым мгновением звук его менялся, превращаясь в нечто странное, будто огненно-болезненный и гнойный нарыв, готовый разорваться в любую секунду.

А затем борьбу против неизвестности прервал громкий голос распорядителя. Похоже, моё время пришло, ведь в медитативном состоянии оно движется гораздо быстрее:

— Лазарев и Никишин! Ко мне! Ваш черед!

Хм, надо же, по фамилии называют. Растем, однако.

— Правила вы оба знаете, — начал говорить уже знакомый администратор с едва заметными залысинами. — А теперь марш на арену! Покажите справный бой!

До арены было метров шестьдесят, но этот путь давался мне с превеликим трудом, да и каждый шаг, отдавался опаляющими искрами в груди.

— Неважно выглядишь, чернь! — бросил с явным презрением мой противник, поигрывая парой легких секир, когда мы уже оба были на канвасе, точнее он пружинисто запрыгнул, а я перевалил свою тушку абы как. — Говорят, ты позволил себе лишнего и теперь тебя требуется наказать.

Что? Чего этот уродливый выкормыш могильного шакала там бормочет?

Лишь через пару мгновений до меня дошло, о чем он там лопочет.

Хм… Неужели мне попался тот самый подставной боец? Значит, прикончу ублюдка…

— Поверь мне, недоумок ты тупоголовый, кто бы тебя сюда ни прислал, против меня ты не более чем червь… — с трудом выговаривая слова и с легким хрипом заключил я. — И в какой бы скверной форме я ни был, отрежу твою одутловатую голову и сделаю из неё подставку для чайника.

— Попробуй, мелкий сученыш! — прошипел насмешливо он, а по его пальцам и частично по секире заплясали слабые огненные искры.

От такой демонстрации чуть не расхохотался, забыв на мгновение про жжение в грудине. Передо мной решил хвастаться своей силой жалкий ведун.

А затем в уши ворвался воодушевленный голос диктора:

— Дамы и господа! Их сиятельства и благородия! Впервые в своей жизни я прошу вас обратить внимание на не ограненных! Ведь на арене наш кровожадный и беспощадный юнец, которого взрастило третье кольцо! Ииииии… В БОЙ!!!

— Слышишь его? — едко усмехнулся я, делая шаг вперед, преодолевая огонь в теле. — Слышишь их крики? — очередной шаг навстречу противнику.

— Слышу-слышу! — ощерился тот, вставая в оборонительную стойку и направляя на меня секиры.

— Так вот… — осклабился я, и сделал третий шаг. — Больше ты не услышишь ничего…

Плевать было на всё и вся! Это жжение, раздражение, злость на самого себя и своё бессилие застила глаза, а его речь была последней каплей и, не сдержавшись, я черпанул толику бесконтрольного эфира на «поток» и «лезвия».

Перед глазами до сих пор стоял его нелепый и испуганный взгляд, а за моей спиной на залитом кровью канвасе уже распласталось рассеченное до неузнаваемости и обезглавленное тело нерадивого воителя. Туша воителя за пару секунд превратилась в кусок изуродованного мяса. Ведь мои джады не режут, а кромсают.

Зал на миг погрузился в тишину, но затем просто взревел с нескончаемой и безумной силой, а диктор вновь взялся за старое:

— ПРЕСВЯТАЯ МАТЕРЬ БОЖЬЯ! Наш не ограненный вновь это сделал! Мгновенная смерть! Что за кровожадность, что за беспощадность! Ни тени сомнения!

А далее произошло то, чего боялся больше всего.

Успел лишь сделать всего пару шагов и даже пнуть в сторону голову этого подставного вояки, как жжение стало настолько мощным и острым, что я не выдержал и повалился на колени, прямо на краю арены. Руки вцепились в гладкий канвас, и непонятным мне образом стали погружаться прямо в него, словно тот был сделан из ваты.

— Сука!..Трепещи… Ракуима! Что за бред?! Что за позор…

А далее тот самый огненный и болезненный нарыв в грудине, который не давал мне покоя несколько дней, протяжно скрипнул, затрещал и дал первую трещину…

— А-ха-ха-ха!!! — протяжно засмеялся Тулаев, наблюдая за очередной мгновенной смертью. — Ай да парень! Что за талант! Опять победил! Правда ведь он хорош?! — спросил тот громко у всех, но больше обращался к кислым рожам Аскарханова, Ветвицкого и Грановского. — Нет, не талант! Талантище просто! — не унимался тот.

В то время как гвалт дворян превратился в радостные визги тех, кто поставил на не ограненного, с другой стороны происходил совсем иной разговор:

— Дедуль, как он тебе? — тихо поинтересовалась Трубецкая у деда, повернув к нему сразу голову, но уже в следующий миг не могла узнать старика, тот с ошеломленным и даже ошалелым видом не сводил пристального взгляда с покачивающегося парня.

А затем произошло нечто более странное, старик резко заозирался по сторонам и обнаружил в толпе рядом с жандармом точно такого озадаченного увиденным светлого князя.

— Потёмкин, старый пройдоха!!! — вдруг грубо и с неким остервенением рявкнул он, обращаясь к тому и выводя советника из слабого ступора. — Даже не думай сцапать пацана! Тебе ясно?! Твой род только загубит его невероятный талант!

— Дедуль, гляди! Это ведь оно! То самое! — вдруг запищала ни с того, ни с сего Алина, пальцем указывая на арену и от нетерпения подпрыгивая на месте, как маленькая девочка.

Лазарев, не дойдя до края арены, вдруг рухнул как подкошенный тополь, упершись руками в канвас, а по телу парня медленно стала распространяться искрящаяся ярко-алая дымка. Вначале она поглотила грудь, после плечи, а под конец поглотило всего не ограненного.

Тишина стояла не только в вип-ложе, но и во всем аренарии. Такого никто не мог предположить.

— Ежов! — вдруг громко и с некой долей радости гаркнул Трубецкой, от неверия запустив в волосы пятерню, настолько всё казалось нереальным. — Вызывай бригаду своих ребят из Плеяды! В пацане сила духа пробуждается…