Последний торпедоносец

В Москве Игорь точно знал, что не любит рыбу. Она, если честно признаться, даже вызывала у него некое опасение — загадочным выражением глаз, хотя он об этом, конечно, никому не говорил. Из названий он совершенно точно знал акулу и кита с дельфином, хотя знал и то, что кит и дельфин — не рыбы.

Но здешние ребята сыпали названиями рыб легко и непринуждённо — причём такими, которые Игорь и слыхом не слыхивал. Ставрида. Бычок. Калкан. Катран. Барабулька. Еще они ели ракушки-мидии, вызывавшие у Игоря спазмы похожей на сопли начинкой.

Калкан оказался здоровенной, плоской, как тарелка, камбалой. А катран — черноморской десятиметровой акулой, ходившей в мрачных глубинах Чёрного моря на глубине в полкилометра и поднимающейся к поверхности только на приманку в виде плавок со значками в виде долларов.

Именно после этого заявления Игорь понял, что над ним прикалываются, потому что как раз такие плавки на нём и были. Но на воду продолжал глядеть с опаской, пока Сенька не пояснил ему, что катран и правда акула, но:

а.) редкая, как мулла-пацифист;

б.) длиной метра в полтора максимум;

в.) питающаяся разной рыбной мелочью;

г.) на глубинах более трёхсот метров в Чёрном море могут выжить только спецназовцы русского флота, не менее редкие в наше время, чем катраны, потому что море отравлено сероводородом;

д.) нет, на этот раз человек тут ни при чём, как ни странно — так было всегда;

е.) самое опасное в Чёрном море существо — медуза.

— А вообще, если серьёзно, — Николай переложил рукоять японского мотора, и баркас описал дугу, — в Каспийском водится кархародорн. Как в кино. Тридцатиметровый.

— Иди ты, — попросил Борька, — к кархародону.

— У него это личное, — сообщил Генчо. — В прошлом году купались мы ночью…

— Болгарская твоя морда, — ласково сказал Борька.

— …а перед этим поDVD смотрели дюндель его знает какие по счёту «Челюсти». Или даже не «Челюсти», а… в общем, что-то про акул. Подныривает это Николай под Борю и хватает его за ноги…

— Я чуть не кончился, — сердито сказал Борька, — сердце остановилось, по-правде.

— …а потом Борька почему-то пошёл стирать плавки, — закончил Генчо. — Сразу из моря — и стирать, странно, правда? — Борька покраснел. Но Игорь поинтересовался:

— Э, погоди, стоп. Каспийское море — это же озеро. Офигенное, но озеро, типа Байкала. Какой кархародон?

— Вот и видно, что ты дикий человек, — покачал головой Николай. — Чёрное, Азовское и Каспийское моря — это всё раньше было одно внутреннее море. Потом Каспий выперло наверх — как будто чашку с водой подняло. И всё там осталось, как было. В том числе и кархародоны. Их мало, конечно, но они есть. Точно. Потому что каждый год происходят необъяснимые случаи нападений. И не только на пловцов, но и на лодки и даже небольшие корабли. И кстати, кто живёт в Байкале — это тоже вопрос. В глубинах морей куча загадок. Даже тут, в Чёрном.

— Нико про море всё знает, — с искренним уважением сказал Званко. — У него отец, дядя Георгий, раньше был океанологом тут, на станции одной.

— Я тоже хотел бы стать, — буркнул Николай, — только где там…

— Денег не хватит? — спросил Игорь. Николай дёрнул коричневым плечом:

— Да нашёл бы я деньги… И экзамены хоть сейчас сдал бы. Просто не нужна эта профессия никому.

Георгий Алексеевич Сафариос, в прошлом — океанолог, а ныне — глава самопальной рыбацкой артели «Напрасный труд» (это было официальное название, как изумлённо узнал Игорь!!!)сдержал своё обещание, данное сыну несколько дней назад: разрешил воспользоваться одним из баркасов, чтобы выйти в море на рыбалку. Игоря сняли буквально со скалы, чтобы сообщить ему радостное известие — он залез туда под испуганно-восторженные вопли ожидавшей внизу Наташки и сперва просто не очень понял, чего от него хотят. Но, поняв, согласился и всю ночь видел во сне загадочноглазых спрутов, бережно сжимавших его в своих щупальцах, кривовато улыбающихся акул и морских змей, гонявшихся за ним по каким-то развалинам с криками: «Аллах акбар!»

Впрочем, наяву всё оказалось куда приятней. Баркас «Астер»[18] оказался едва ли не больше торпедного катера, море было тихим, утро — солнечным и тёплым. Наташка вроде бы не обиделась, что он её бросает. От баркаса попахивало — рыбой, стоялой водой, ещё чем-то — но этот запах не воспринимался, как неприятный. Вдоль бортов лежали три пары здоровенных вёсел. Игорь заподозрил, что придётся грести, но Николай повозился на корме — и плавсредство с почти бесшумно работающим движком величаво отправилось в открытое море, где и состоялся вышеприведённый разговор, который обрубил Денис, завопив:

— По рыбам, по птицам проносит шаланду!

Три грека в Одессу везут контрабанду -

Янаки, Ставраки, Папа Сатырос… Это Багрицкий, — пояснил он Игорю, недоумённо посмотревшему на капитана. — Поэт такой.

— А чей папа? — довольно тупо спросил разомлевший от жары Игорь (весь экипаж был в одних плавках, а барахло запихали в какой-то ящик, где интригующе виднелись гарпунные ружья, маски и прочее). Вокруг грохнули. Николай неожиданно без обиды пояснил:

— Это имя такое. Греческое. Сокращение вообще-то. Пападаки, например…

— Папандопуло, — добавил растянувшийся на носу Борька. — «Свадьбу в Малиновке» смотрел? «Ка-ар-ти-на-а… ясная, Одесса красная, и мне с Одессой той не по пути…»

— Смотрел, — Игорь глянул за борт. — А с ружьями охотиться не браконьерство?

— А это на кого, — объяснил Сеня. Задумался и добавил: — А вообще тут все охотятся, на кого захотят.

— За границу не выскочи, — заметил Денис Николаю. Тот шевельнул плечом:

— Не учи.

Игорь заинтересовался:

— А что, выскакивали?

— Да всяко бывало… — неопределённо ответил Денис. — То мы к ним, то они к нам… дружеский обмен визитами…

— Да за какую границу, — сердито сказал Сашко — вообще-то обычно молчаливый и сдержанный. — Какая Украйна — заграница?! Задница их заграница, вот и весь разговор…

— Давайте о бабах, — предложил Званко. Сенька оживился:

— Ну-ну, расскажи об очередной неудаче… Игорян, — обратился он к Игорю, — ты слушай, это очень поучительно. Хотя у всех его рассказов припев один: «Она оказалась дурой и мы расстались.» А какая нормальная девчонка выдержит три часа тягомотного рассказа о том, какие бывают сорта винограда и как их скрещивать?

— Ты грубый и жестокий человек, — печально сказал Званко. — Я тебя заколю сегодня гарпуном и скажу, что перепутал с акулой кархародоном.

— Заколи свою говорильню… О, смотрите!

Неподалёку неспешно ковылял неопрятный чёрно-жёлтый транспорт под непонятным флагом, похожим на флаг из исторического фильма — красный крест на белом поле, ещё кресты — поменьше… Игорь вроде бы где-то видел такой, но не мог вспомнить, где, пока Генчо и Борька, опасно наваливаясь на борт, не проорали в две глотки троим бездельничавшим у борта матросам:

С борта начали уныло материться по-русски с сильным акцентом. Экипаж баркаса обидно захохотал. Николай подрезал транспорту нос (Игорь мысленно охнул) и повёл «Астер» к открывавшимся неподалёку скалам, подёрнутым голубоватой дымкой. Игорь спросил, оглядываясь на транспорт:

— Это тоже враги?

— Да какие они враги, — отмахнулся Денис, — дураки просто… Как дальше жить — не знают, разорено всё, чище чем у нас, от страны — одни ошмётки… Жалко их, если честно… О, смотри. Наше место.

И Игорь, снова посмотрев по курсу, увидел впереди отвесную скалу, на самой вершине которой белела огромная надпись, сделанная, судя по всему, в незапамятные времена и въевшаяся в камень навечно:

ЛЮДИ!

БОЙТЕСЬ БЛАГОПОЛУЧИЯ!

По узкому песчаному (редкость в этих местах) пляжу стекал в море холодный прозрачный ручеёк, пробивавшийся из-под скалы. Игорь, едва спрыгнув на берег, с профессиональным интересом уставился на надпись. Теперь ему было ясно, что она находится на высоте пятиэтажного дома, и тот, кто её делал, был вторым Хергиани[19]. Он бы так и смотрел, не толкни его Борька:

— Помогай выгружаться, давай, давай!

На берег перекочевали сумки с едой, маски, акваланг, ружья, ручные гарпуны и ещё куча всякой всячины. Николай торжественно вбил в песок длиннющий штырь причального крепления и, проведя перед глазами пальцами, растопыреными «вилкой», сказал:

— Банзай аригато ямомото сукисан, — после чего стащил с себя плавки, со страшной скоростью разбежался по пляжу, взлетел на баркас и нырнул с кормы «ласточкой».

— Имбецил мягкоголовый, — пробормотал Сенька, — каждый раз как он так делает, я жду — кверху пузом всплывёт. Как глушеная рыбка… Э, дебил! — заорал он. — Ты живой?!

Какое-то время царила напряжённая тишина. Наконец Николай вынырнул метрах в ста, не меньше, от берега и помахал рукой с криком:

— Отличная вода! Я плыву за ружьём и маской! — и, крутнувшись на бок, размашисто погрёб к берегу.

Все тут же оживились. Генчо взвалил на себя акваланг, застегнул пояс с прямоугольными свинцовыми бляхами. Денис поинтересовался у Игоря:

— Идёшь?

— Мммм… — Игорь с сомнением посмотрел на воду. — Я просто поплаваю. Пока. Может быть.

— Как хочешь, — Денис коротким сильным движением натянул резиновый жгут на разлапистом арбалете и пошёл к берегу — полоскать маску. Мальчишки один за другим скрывались в воде. Игорь ощутил сердитое одиночество. Но тут же подумал — а что, если попробовать влезть на скалу? На сколько получится?

Он поспешно обул кроссовки. Сенька, собиравшийся соскользнуть в воду с кормы баркаса, кивнул:

— Ты чего? — Игорь указал пальцем вверх. — А, ты же человек поднебесный… — и Сенька без всплеска ушёл с кормы.

Пляж опустел окончательно. Но одиночество уже не угнетало Игоря. Пружинистой походкой он подошёл к подножью и смерил скалу взглядом…

…К тому времени, когда Игорь, порядком намучившись и толком ничего не добившись, в расстройстве чувств вернулся на пляж, в баркасе было уже не меньше центнера рыбы — в основном, камбалы — а большинство ребят отдыхали на берегу. Не было только Николая — он плавал где-то в отдалении — и Генчо, который так и не появлялся из-под воды.

Игорь досадливо швырнул кроссовки в баркас, пару раз окунулся, чтобы смыть пот и, помедлив, подошёл к Денису, который, распластавшись «звездой» на мелководье, ловил кайф. Присел рядом на камень, стащил и расстелил рядом мокрые плавки. Посмотрел в море, вздохнул и сказал, болтая в воде ногой: п рядом в воду стащил и бросил рядом в воду мокрые плавки. ы смыть потств вернулся на пляж, в баркасе было уже не меньше центне

— Ты меня извини, Денис, но я как-то… нечестно, что ли, себя чувствую с вами.

— Новости, — лениво пробормотал тот, ритмично приподнимаясь и опускаясь вместе с волной и шевеля раскинутыми руками.

— Правда… Вы все крутитесь, вертитесь, зарабатываете… Причём руками и горбом. А я типа такого дачника рядом стою. В общем, я бы хотел — помочь, что ли. Не в каких-то там делах больших, это ясно. Это мы уже договорились. А так. Вообще. По жизни.

— Ты, кажется, нырять хотел научиться? — спросил Денис, садясь. — А вообще умеешь?

— В принципе — да.

— На сколько?

— Ну… я не знаю. Ныряю, и всё…

— Я ныряю на восемь метров легко. Больше десяти — не могу. Нико — он у нас лучший — на шестнадцать ныряет. И остаётся под водой почти три минуты. Но и я могу поучить. Пошли? Учти, что в море нырять труднее — вода выталкивает активней, чем пресная.

— Сейчас… — Игорь наморщил лоб: — Как там это… у этого Багрицкого…

— Вон ты что вспомнил? — Денис весело осклабился. Игорь процитировал:

А дальше как?

Денис сел прямей, вытянул ноги. Улыбнулся снова — уже солнцу, задумчиво щурясь на него:

— А вот, послушай…

— ронял медленно и невыразительно слова Денис. Его лицо окаменело, и Игорь почти с испугом притих, глядя на товарища:

— Это тоже Багрицкий? — тихо спросил Игорь. Денис наклонил голову, помолчал. Неожиданно сказал:

— И вот это…

Игорь широко открыл глаза. В строках ему на миг почудился отрывистый барабанный бой… или не почудился? Он оглянулся вокруг. А Денис читал:

— Как-как?.. — спросил Игорь поражённо и осекся, испугавшись, что помешал Денису. Но тот словно не обратил внимания…

Это тоже его стихи. «Смерть пионерки» называются. Раньше их в школе учили… — Денис тряхнул подсыхающими, снова обретающими рыжину волосами и добавил: — Я очень люблю стихи, если честно. Смешно, да?.. Хочешь, вот ещё…

— Это тоже Багрицкий? — тихонько спросил Игорь. Денис помотал головой:

— Нет… Это один человек из Интернета[20]… Ну что, пойдём учиться нырять?..

Игорь не врал, когда говорил, что он умеет нырять. Но он, как и сказал, «просто нырял», и всё. Когда же Игорь попытался повторить нырок Дениса — они заплыли к галечной косе, выдававшейся далеко в море из-за скал — то с раздражением и завистью понял, что это недостижимо. Они положили на гальку захваченные маски и арбалеты и вернулись в воду. Тут-то Игорь всё и понял.

Денис нырял как-то по-особенному — складывался пополам, словно ножик, потом резко выпрямлялся — тоже как-то странно — и стремительно шёл вниз. Его тело становилось зеленоватым и расцвечивалось пятнами, как на плохой видеозаписи, движения делались плавными и скользящими. Игорю оставалось только наблюдать за этим с поверхности. Его-то вода вытолкнула метров с двух. Как пробку и очень обидно — задом вверх.

Больше всего Игоря беспокоило, что сейчас подплывёт Николай — и тогда насмешек не избежать. Но грек успел выбраться на берег и загорал на гальке, как и все остальные. Только Генчо с его аквалангом по-прежнему не было видно.

Вынырнув рядом, Денис улыбнулся и скомандовал:

— А ну-ка, ложись на воду. И нечего строить кислую рожу. Делай, что говорю! — прикрикнул он, видя, что Игорь медлит.

— Может, с аквалангом? — Игорь распластался на воде. Она была прозрачная, виднелись камни, водоросли, рыбы… Денис засмеялся:

— Если ты так не умеешь, то с аквалангом вообще на дне останешься… Кессонка[21] долбанёт или просто захлебнёшься. В прошлом году один немец так погиб, турист. Офигел на глубине и сам загубник выплюнул. Нам это надо?.. Готов? Делай, как я.

Игорь послушно сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Почему-то, подумал он в этот момент, подчиняться Денису было легко и почти что приятно. Наверное, это и есть «прирождённый командир»… опс, что такое?

Когда Игорь понял, что он вроде бы как сам по себе опускается вниз, его охватил неожиданный страх. Он дрыгнул руками и ногами, перевернулся и ринулся вверх, где дрожало солнце. Денис вынырнул почти одновременно с ним, но к этому времени страх отхлынул, и Игорь заорал, брызгаясь водой:

— Я нырнул! Слышишь, в натуре нырнул!

— Тогда давай ещё раз, — предложил Денис, — а потом с масками и поохотимся… Да ты не рвись, лето впереди, научишься как следует.

«А ведь лето и правда впереди, — подумал Игорь. — Почти целое лето…»

…Конечно, Игорь понимал, что его ныряние отличается от ныряния Дениса, как отличается полёт летучей мыши от полёта сокола. Но удовольствие от этого не уменьшалось ничуть.

Через маску подводный мир менялся так, что в первый раз Игорь набрал воды через трубку и, вместо того, чтобы выплюнуть её, чуть не нахлебался ещё сильней. Наверху Денис отвесил ему подзатыльник и сказал, что Игорь кретин. Игорь кивнул и спросил: «Я ещё нырну?» Денис опять засмеялся и кивнул.

Он уже таскал за собой сетку, в которой было несколько рыбин, в том числе — и совершенно Игорю незнакомых. Игорь тоже стрелял два раза, оба раза мимо, причём второй раз крупный бычок, казалось, посмотрел на Игорь «через плечо», как на идиота: ты что, ещё бы в кильку выстрелил… Денис был того же мнения — промазав, Игорь увидел, что тот висит в воде метрах в пяти и хохочет, не разжимая губ. Потом — развернулся и небрежно выстрелил, поплыл к бьющейся неподалёку большой камбале.

Теперь Игорь не завидовал. Зачем?

Под водой не было тишины — в уши всё время отчётливо врывались какие-то звуки, даже немного нервировавшие своей непонятностью. Когда они вынырнули в очередной раз, Денис пояснил, что это, в основном, работа корабельных двигателей. Их слышно за километры.

Игорю очень хотелось донырнуть до дна — оно манило загадочными нагромождениями, выростами, тянущимися нитями водорослей. Но никак не получалось, и в конце концов Денис показал рукой в сторону косы: вылезаем.

На суше Игорь понял, что очень устал. Он свалился на гальку спиной и тяжело задышал. Денис, сидя рядом, тоже пыхтел, потом помахал рукой — ребята опять купались, помахали в ответ.

— Ни разу не попал, — с одышкой выговорил Игорь. — Вроде точно целюсь, и отдачи нет…

— В воде расстояния ломаются, — пояснил Денис. — Привыкнешь… О, Генчо.

Болгарин в самом деле выходил из воды — тяжеловато, как и все аквалангисты, на ходу полоща маску. Не снимая баллонов, сел рядом, помотал головой. И сказал совершенно спокойно:

— Слушай, капитан. А там корабль лежит.

Скорее всего, корабль сдвинула с места та самая буря, в которую едва не погиб Игорь. Он ожил и двинулся по морскому дну к берегу — и вот теперь лежал на ровном киле, весь чёрно-зелёный от опутавших его водорослей.

Мальчишки рассматривали его с баркаса, заякорившись и опустив в воду головы в масках.

— Это немецкий миноносец типа «Т», — сказал Лёшка, в очередной раз вытащив голову на свежий воздух. — Наверное, погиб, когда они пытались эвакуировать своих с Керченского…

— Торпедой под мидель[22], — подтвердил Николай, тоже выпрямляясь. — Там такая дырища, что танк пройдёт. Как он вообще не переломился…

Мальчишки помолчали. Никто не спросил, будем ли нырять — нырять не хотелось. Нет, не потому, что страшно. Просто…

Просто было же ясно, что это — могила. И не какая-нибудь древняя, которую и не ощущаешь, как могилу. А совсем недавняя. И едва ли в ней лежат те, кто жёг деревни и морил людей в лагерях. Эти люди просто пытались спасти товарищей — когда всё было ясно и кончено, когда сделать уже ничего было нельзя… и не делать нельзя было. И они попытались сделать.

— Интересно, — тихо сказал Сашко, держась руками за борта, — там… ну, в Германии… там есть такие, как мы? Лёш?

— Я тебе что, немец, что ли? — нелепо и сердито буркнул Лёшка и, отвернувшись, опустил руку в воду.

Как будто пытался пожать чьи-то пальцы…

— Есть, — сказал Сенька. — Ну не может же не быть. Не все же от покемонов одурели…

Все почему-то оживились. А Денис достал из ящика (рундука, как он называется) свой «маузер». И поднял его стволом вверх, со щелчком взведя курок:

— Салют, — серьёзно сказал он. — Они не струсили, когда не стало удачи.

Море горело от звёзд и рыб. Огнями был переполнен весь мир — огни внизу, огни наверху, огни на близком берегу.

Ходко стуча движком, баркас шёл домой. Рыбу надёжно маскировал брезент.

Игорь почти спал. Он был так переполнен впечатлениями, что боялся: неудачно повернёшься, и они расплещутся. Поэтому он просто полулежал на планшире, раскинув руки — и слушал, как Николай напевает у руля:

Остальные мальчишки тоже молчали. Неясно было, спят они, или слушают, или просто думают о чём-то своём, или всё вместе…

…Около дома — уже тёмного, Игорь только теперь понял, как поздно — ему почудилась смутная фигура. Он не понял, кто это… а вот плётшийся рядом Сенька спросил:

— Наташк, ты?

— Я, — ответила девчонка, отодвигаясь от забора. — Я вас жду.

— А что, искали, что ли? — Сенька покачал сандалетами, которые нёс в руке. Наташка пожала плечами:

— Да нет… просто так…

— Ладно, — Сенька пожал Игорю руку, — я пойду. И ты иди, а то завтра не встанем. Ты-то идёшь? — окликнул он сестру.

— Сейчас, — рассеянно отозвалась Наташка. Она смотрела на Игоря. И, когда Сенька исчез в темноте, сказала: — Я тебя ждала.

— Я же… — начал оправдываться Игорь.

Но потом вдруг — неожиданно для самого себя — взял Наташку за плечи и, притянув к себе, крепко поцеловал — в губы.