Наконец-то Павел смог навестить Андреича.
— Неужели пришел, Пал Макарыч? Целый день жду, решил уже, что и думать про меня забыл.
— Как же про вас забудешь, Андреич? Теперь до смерти помнить буду.
— Тьфу ты, господи, опять ты ко мне на «вы». Прости, если так сильно обидел, давай на «ты». Идет?
— Ладно, идет, — рассмеялся Павел, — тут такое дело, Андреич, не смогли мы текст на флешке прочитать, запаролен он. Вспомни, Семен Лукич тебе какие-нибудь волшебные слова не говорил?
— Как же, как же, говорил и велел крепко запомнить, только я забыл, что говорил, когда меня по башке трахнули. Такие дела, как их там, хакера искать надо.
— Подумай, Андреич, может вспомнишь, хоть из какой оперы было это слово?
— Вроде Надюшка его этому слову научила, может, и не придется хакера звать, Надюшка-то должна помнить, чему Лукича обучала.
— Спросить, конечно, можно, только очень уж не хочется ребят ввязывать во все эти дела.
— Да, стремно, может ребятам и прилететь. Знаешь чего, давай немножко побалакаем, может, у меня в голове что и прояснится, авось слово вспомню. Вот расскажи ты мне, Пал Макарыч, чему ты у нас больше всего удивился?
— Пожалуй, двум вещам: почему-то здешние Потаповы сразу стали за меня заступаться, когда ты на меня наехал. Они же меня совсем не знают.
— Это просто, Вы же родня, по-другому и быть не могло. Чему еще удивился?
— Ну и еще травмпункту вашему удивился, не ожидал такого.
— Думал, там могут только царапину йодом помазать и палец забинтовать, если бинт из дома принесешь? — Андреич усмехнулся.
— Ну, конечно, это преувеличение, но как-то так.
— Не знаю, всюду так или только у нас, но у нас все по высшему классу. Леха постарался. Он на больницу почти все свои деньги тратит. Видел ведь, что лечат нас, работников завода, практически бесплатно. Это все Леха.
— Вот это меня больше всего и поразило. У нас говорят, что если о чем-то американец задумался, то он задумался о деньгах.
— Не, мы русские мужики завсегда о бабах думаем. Но о бабах потом как-нибудь поговорим, сейчас — о Лехе. Они с Вовкой на ваши американские деньги себе хоромы отгрохали? — Отгрохали. Леха себе драндулет купил? — Купил. Правда редко на нем ездит, больше на велосипеде. Ну а дальше, куда деньги девать? Леха говорит, раньше у него было двое джинсов: одни носил, вторые — в стирке. Ну купил он себе третьи, а дальше что? Жопа-то у него одна, на нее десять штанов не натянешь. Вот он и придумал больницу и травмпункт обустроить. Это по-потаповски, ты наш музей видел? Твои предки отгрохали.
— Нет, пока не видел, только приехал.
— Что, и портрета Сашкиной матери, который Леха нарисовал, не видел?
Павел помотал головой.
— Сходи, не пожалеешь. Лизавета твоя — прям мадонна вылитая. Красота. Вот вторая твоя жена, которая на каблуках, мне не глянулась. Швабра шваброй, прости господи.
— Швабра мне тоже не нравится, больше к ней не вернусь.
— Это правильно. Поживешь у нас немножко, мозги в правильное положение и встанут. Вспомнил я твое слово, не зря балакали. «Производная» — это слово Лукич твердил. С чем ее едят, не знаю, но Лукич о ней, о производной, с придыханием говорил. Все, беги, только завтра обязательно приходи, расскажешь, что там Лукич нарыл, и потом о бабах мы с тобой практически не поговорили.