Потери и обретения. Книга первая

Глава 11

Бракосочетание Редклиффа и Памелы состоялось за три дня до Рождества и оказалось в центре внимания общества, собиравшегося в Сарасоте зимой.

Невеста выглядела очаровательно в костюме для коктейлей от Жоффри цвета слоновой кости, к которому она надела кремовую шляпу с широкими полями и жемчуга, подаренные ей Редклиффом к обручению.

Жениху очень шел темный костюм, но, к изумлению собравшихся, он проявлял не свойственную ему нервозность. Цветы доставили из оранжереи Милдред, шампанское из Франции, а свадебные подарки прибыли в голубых коробках от Тиффани.

После церемонии счастливые новобрачные улетели в Бразилию проводить медовый месяц. Рио-де-Жанейро был прекрасен сам по себе. Бурный темперамент бразильцев настолько бросался в глаза, что люди, впервые приехавшие в страну, не удивились бы, если бы пешеходы, идущие по тротуарам из розовой плитки, вдруг принялись танцевать самбу.

Памела не могла вспомнить, когда еще она чувствовала себя так великолепно. Даже небольшой вялый дождь, пролившийся днем, не испортил ей настроение. Здесь, в самом свободном и эротичном городе мира, она лежала в постели с красивым мужем, чья страсть к ней не уступала ее собственной.

Прошлой ночью она уговорила Редклиффа посетить ночной клуб в самом шикарном районе - Копакабане, где за небольшие чаевые им предоставили возможность увидеть город в натуральном виде. Девизом подпольного ночного клуба было «Дозволено все!» Мужчины танцевали с мужчинами, женщины с женщинами, кто парами, кто втроем. То, что выходило за рамки танца, таилось по темным углам, администрация закрывала на это глаза.

Редклифф открыто заявил о своем неприятии более чем откровенных разгульных игрищ, но, вернувшись в отель на рассвете, взял ее с такой первобытной страстью, что сам себя и опроверг.

Но было нечто большее, нежели секс, что давало Памеле восхитительное самоощущение. Став миссис Морино, она урвала от жизни солидный куш.

На первых порах она рвала и метала, когда узнала из завещания, что Милдред оставляет контрольный пакет акций «Сэвидж» Редклиффу. Разумеется, оговаривалось наследство для Элисон, которую все, кроме Милдред, считали давно умершей. Любой нормальный адвокат сможет отсудить этот пункт.

Позаботилась она и о Памеле. Милдред завещала ей солидную часть своего наследства в два миллиона долларов и несколько уникальных драгоценностей, включая бесподобную брошку «Ягуар», которую когда-то носила герцогиня Виндзорская. Вместе с драгоценностями она получала по завещанию большую картину Караваджо «Святой Матфей, сборщик налогов», что висела в золоченой раме на стене в библиотеке, картину Сезанна из столовой и дорогостоящий макет лондонского магазина «Сэвидж», включая готический орнамент и опорные арки.

Единственное, чего не получала Памела после смерти тетки, а этого она жаждала больше всего, - власти. Что и послужило причиной мгновенного взрыва ярости, в результате которого ей пришлось унизиться до продолжительных извинений перед Дональдом Стрипом, а также возместить разбитый ею глобус уотерфордского фарфора, который служил ему в качестве пресс-папье на протяжении последних тридцати лет. После этого, верная своей бесстрашной привычке не отступать, Памела составила новый план. Раз она не может получить контроль над фирмой «Сэвидж» по наследству, она получит его с помощью старинного испытанного средства - через замужество.

Памела посмотрела на спящего мужа. Решив, что пора себя вознаградить за проведение в жизнь столь блестящего плана, она тихонько выскользнула из постели, оделась и поехала на такси в Месбла - фешенебельный район Рио.

Покупателей в универмаге было много. Памела неторопливо прошлась вдоль прилавков с благоухающей косметикой, мимо прилавков, заваленных поясами из кожи аллигатора и кожаными кошельками, через отдел обуви. Она объездила на эскалаторе все одиннадцать этажей здания, внимательно разглядев все - от дамского и постельного белья до кастрюль и сковородок. Но не смогла найти ничего, что так бы и просилось: «Выбери меня!»

В конце концов она вернулась на первый этаж и остановилась возле открытой витрины с бижутерией. Через проход за глухим стеклянным прилавком, в котором были разложены драгоценные украшения, продавщица с кофейного цвета глазами и пышными волосами до талии была занята с группой молодых туристов из Японии, пытаясь убедить их, что нельзя уехать из Бразилии, не купив сережки с розовыми турмалинами.

Рядом с ней юная девушка, почти подросток, в соблазнительно обтягивающем костюме исполнительницы самбы примеряла одно ожерелье за другим, выбирая себе подходящее украшение.

Памела приложила к мочкам ушей серьги из двух золотых колец и оглядела себя в зеркале на прилавке. К сожалению, смотрелись они простовато. Она положила их на место и взяла другие, с жемчужинами в обрамлении блестящих хрусталиков. Искусственно выращенному жемчугу недоставало блеска. Ложные рубины были слишком мутные, а сапфиры слишком синие.

И тут она увидела то, что ей нужно, - два сверкающих зеленых камня, оправленных в золото. Она вдела их в уши и улыбнулась собственному отражению. Превосходно! Она посмотрела на продавщицу, которая по-прежнему была занята, сняла серьги и, бросив последний небрежный взгляд по сторонам, опустила их в свою сумочку из крокодиловой кожи.

Острое возбуждение охватило ее. У нее даже голова закружилась. Кровь стучала в висках. Памела быстро направилась к выходу. Она уже успела дойти до массивных зеркальных дверей, когда дорогу ей заступил полный человек средних лет, одетый в темно-синий костюм, по которому безошибочно узнают управляющих во всем мире.

- Извините, мадам, - сказал он по-английски, но с сильным акцентом, опуская тяжелую ладонь на рукав ее черного шелкового платья. - Будьте любезны пройти со мной.

Проявляя свою обычную склонность к расточительству, Холли организовала доставку всех исполнителей и технического персонала трех ее дневных мыльных опер в Айдахо, чтобы провести неделю на склонах гор в период непродуктивного времени между Рождеством и Новым годом. Заодно она прихватила на праздники нескольких актеров и актрис, которых нацелилась снимать в «Лунном береге», и нескольких писателей, кое-кого из них она переманила с других дневных передач.

Джоанна пыталась отговориться от поездки.

- Еще так много надо сделать, - сетовала она. Ее расстраивала свойственная Холли тяга к переделкам в тексте, когда она вычеркивала целые сюжетные линии и вносила другие, нарушая планы Джоанны, ответственной за своевременную подготовку костюмов.

- Господи, да не волнуйся ты ни о чем, - весело сказала Холли. Она улыбалась, думая о сюрпризе, который ожидает эту сверхтрудолюбивую молодую женщину, ставшую ей такой дорогой. - Все прекрасно уладится само собой. Всегда все улаживается.

- У меня есть предчувствие, что ты не будешь так веселиться, когда окажется, что у Ланг нет костюма для начальной сцены.

- У Ланг есть тело, которое никуда не денется. Стоит выпустить ее на экран в чем мать родила, и рейтинг взлетит выше крыши.

Джоанна рассмеялась и сдалась.

Пока она росла, ее мать, видимо одержимая страстью к путешествиям, постоянно перевозила свое маленькое семейство из города в город, из штата в штат. Но они никогда не бывали в Айдахо-Фолс. Бывший горняцкий городок не разочаровал Джоанну.

Укрытые снегом горные долины напомнили ей эстампы Натали Кюрье и Джеймса Айва. Викторианская архитектура и старинные магазинчики казались очаровательными, окружающий пейзаж радовал глаз, а местные жители были доброжелательны до невозможности. Конечно, теплый прием, оказанный ей местным обществом, объяснялся просто: ее патронесса была главной заводилой в их мирке.

Шале, которое Холли отсудила у своего бывшего мужа на бракоразводном процессе, примостилось у подножия горы в двух милях от центра городка. Стены огромного дома были почти целиком сделаны из специального стекла, через них открывалась потрясающая панорама: синее небо, отвесные скалы и ослепительно белый снег. Почти в каждой комнате топился камин, и веселые языки пламени с утра до вечера лизали его каменную кладку.

В гостиной возвышалась пятнадцатифутовая рождественская елка, украшенная игрушками в западном и индийском стиле, ее верхушка упиралась в высоченный скошенный потолок. За стеклянными раздвижными дверями можно было видеть, как из большой ванны, в которую поступала вода из горячего источника, поднимается пар в бодрящем сухом горном воздухе.

На третий вечер своего пребывания у Холли в гостях Джоанна уже сидела за сосновым письменным столом в отведенной ей комнате, склонившись над рабочим альбомом. Из открытой двери послышался голос:

- Тук-тук.

Она подняла глаза. В дверях стоял Ортон Лэнгли, подписавший контракт на роль бывшего возлюбленного Ланг в период ее учебы в колледже, джазовый саксофонист.

- Я весь дом обошел, разыскивая тебя.

Сдержав вздох, Джоанна отложила карандаш. На данный момент Ортон был последним кандидатом для выполнения своднических устремлений Холли. После того как она узнала, что этот тщеславный, рвущийся к известности актер и музыкант качает бензин на заправочной станции, продюсер остановила свой выбор на нем, проча его на роль мужчины в жизни Джоанны.

- Извини, - сказала она, - я принимала душ, и тут мне в голову пришла идея, и я…

- И ты не успокоишься, пока не перенесешь ее на бумагу, - договорил за нее Ортон. Он вошел скользящей походкой, держа в каждой руке по бокалу белого вина, один из которых протянул Джоанне.

- Виновата. - Она взяла бокал.

- Я точно такой же, когда работаю над образом своего героя.

Она пригубила вино и улыбнулась.

- Это грандиозно, спасибо.

- Пожалуйста. - Он скосил глаза вниз, пытаясь разглядеть ее новую модель.

Джоанна перевернула лист. Она не любила показывать свою работу, не доведя ее до окончательного, с ее точки зрения, совершенства.

Откинув назад голову, он пил вино и рассматривал ее.

- Я полагал, что ты собираешься отмочить свои больные кости в горячей ванне.

По настоянию Холли, она провела весь день, учась кататься на лыжах у роскошного мужика, который внешностью напоминал Роберта Редфорда, а на лыжах катался, как Тони Зайлер. После нескольких часов борьбы за овладение основными приемами катания на лыжах все мышцы ее тела разболелись в знак протеста.

Вот почему, вернувшись в дом, она позволила Ортону уговорить себя присоединиться к группе, собравшейся у горячего источника. В тот момент мысль о струях горячей воды, массажирующих измученное тело, казалась ей привлекательной. Но потом, когда она стояла под душем, к ней пришло новое решение костюма для коктейлей из бархата и кружев, и она поспешила перенести его на бумагу.

- Знаешь, - снова заговорил Ортон, не дождавшись ответа, - если я не получу в обязательном порядке роль голливудского супергероя, думаю, ты так и не обратишь на меня внимание. - Его дружеская улыбка лишила высказанный упрек жалобной ноты.

- Ну, ты не совсем прав. - Джоанна отпила немного вина. - Помнится, мы вчера вечером ходили в город.

- Да, и с нами ходили еще пять человек, которые вели себя как престарелые компаньонки, - напомнил он ей. - Ты и пробыла с нами всего ничего, только и успели, что два раза потанцевать. Черт возьми, Джоанна, ты вернулась сюда уже к девяти часам!

Ортон был милый, но навязчивый. Ей хотелось, чтобы он влюбился в кого-нибудь еще. Хотя бы в Барбару, эта писательница даже и не пыталась скрывать свою симпатию к нему.

- Извини. - Джоанна отвела его руку, когда он начал играть с ее сережкой. - Но я устала. Организм еще не приспособился к такой высоте.

Он бросил на нее недовольный взгляд из-за очков.

- Как ты все усложняешь.

- Что именно?

- Ты. - Он взял ее за руку. - Я. - Коснулся губами ее пальцев. - Мы.

Усталая и раздраженная, она не была склонна играть в эти игры. Он начал приставать к ней с первого момента, как они погрузились в частный вагон в Майами. Не желая вступать в разговоры, она всю дорогу делала вид, что не понимает его намеков. Видимо, своим поведением я добилась прямо противоположного результата, решила Джоанна.

- Никаких «мы» не получится, - твердо заявила она, отнимая у него руку.

- Ты абсолютно в этом уверена?

- Абсолютно. - В ней нарастало раздражение. - Извини, Орт. Мне кажется, ты замечательный парень. И ты нравишься мне.

- А ты мне. - Ободренный ее словами, он игриво дернул Джоанну за концы волос.

Ну вот, все начинается сначала. Она сменила тон.

- Ты нравишься мне как друг, как коллега по работе в фильме «Лунный берег». Но именно сейчас моя работа требует, чтобы я не тратила время на всякие отношения.

- У меня с этим все в порядке. - На этот раз его улыбка была откровенно непристойной. - Я настроился весело провести праздники.

Почему, удивлялась Джоанна, если у парня красивая внешность, то он, как правило, непроходимо туп? Правда, им предстоит еще вместе работать, и не стоит настраивать его против себя.

Она поставила бокал на стол, встала, положила обе руки на его широкие плечи и заглянула ему прямо в глаза.

- Ортон, выслушай меня. Я приехала сюда не затем, чтобы искать любовника, и у меня нет желания весело проводить время. Я приехала сюда отдохнуть. А сделать это очень трудно, поскольку ты то и дело пытаешься уложить меня горизонтально.

Он тупо смотрел на нее, как человек, плохо понимающий язык, на котором ему говорят.

- Ты правда так думаешь? - В его вопросе звучало искреннее удивление.

- Правда, я именно так и думаю.

Он взъерошил длинными пальцами свои золотые волосы, вид у него был непривычно обиженный и откровенно смущенный. Сердце Джоанны смягчилось.

- Мне действительно надо вернуться к работе. Почему бы тебе не отнести бокал вина Барбаре?

- Барбаре?

- У нас новая писательница. Холли перетащила ее из передачи «Свет впереди». Знаешь, такая рыжеволосая.

- Высокая и тощая?

От нетерпения Джоанна шумно выдохнула.

- Гибкая и тонкая как ива, Ортон. Вот как это называется. А на случай, если ты не заметил, у нее потрясающие ноги.

- Я был так занят тобой, что больше никого не замечал. - Глаза у него стали задумчивыми. - Может, это и неплохая идея - пойти познакомиться с нею? - размышлял он вслух. - Если она пишет, то, может, ей понравится мое решение образа героя?

А может быть, она внесет в него некоторые дополнения, добавила про себя Джоанна то, что не решился сказать он.

- Думаю, это превосходная идея. - Она улыбнулась ему весело и ободряюще. - Удачи!

- Спасибо, Джоанна, ты красотка! - Он наклонился и поцеловал ее по-дружески, после чего направился к двери, но на секунду задержался перед зеркалом. Пригладив рукой копну волнистых волос до плеч и оставшись довольным собой, он вышел из комнаты, насвистывая.

Джоанна расхохоталась с чувством облегчения. Тряхнув головой, она вернулась к своему альбому и начала переделывать кружевную оторочку на лацканах костюма.

В Рио царила обычная для столицы в дневное время людская сутолока, но по-настоящему город оживал ночью. Улицы заполнялись веселым народом, в переполненных клубах танцевали и пели. Из окна шикарного номера люкс, который занимали молодожены, открывался захватывающий вид на бухту, но в тот момент Редклиффа не влекли к себе огни, окружавшие гору Шугарлоуф, похожую по форме на выплюнутую изо рта жвачку. Охваченный гневом, он мерил шагами комнату.

- Не понимаю, - повторял он уже в который раз. - У тебя кошелек, набитый кредитными карточками. Не говоря уж о пяти тысячах долларов в дорожных чеках.

- Верно, даже немного больше, - согласилась Памела с улыбкой. При виде этой спокойной улыбки ему захотелось хорошенько встряхнуть ее.

- Так почему, черт возьми, тебе понадобилось красть эти серьги?

Когда раздался звонок управляющего торговым центром в Месбла, вырвавший его из короткого сна, в котором он так нуждался, Редклифф был уверен, что это недоразумение. Но, приехав в службу безопасности центра, он убедился, что это правда. Его законную жену через три дня после свадьбы поймали с поличным за кражу пятидесятидолларовых сережек.

- Ведь в них даже изумруды ненастоящие, черт подери! - воскликнул он.

- И все-таки они прелестные, хотя и бижутерия.

- Но почему ты не заплатила за них, как делают все?

- Тогда это было бы не так забавно.

Она очаровательно вздохнула и, подойдя к бару, достала бутылку шампанского. Делая вид, что не замечает, в какой он ярости, она ловко откупорила ее. Пробка вылетела с легким хлопком. Она разлила шампанское в два высоких и узких бокала.

- Пожалуйста, дорогой, - шепнула она, пытаясь успокоить его выразительным взглядом и движением чувственных полных губ, - ведь у нас медовый месяц. Давай не будем портить его ссорами.

Стараясь не поддаться желанию пробить дыру в стене, Редклифф схватился за голову.

- Черт возьми, Памела!…

- Глотни. - Она протянула ему бокал.

Он мрачно подумал, что, должно быть, так выглядела Ева, когда предлагала Адаму яблоко, дабы отвлечь его внимание от сползающего по дереву змея.

- Это особая марка шампанского. Консьерж потратил уйму времени, чтобы найти эту бутылку. Специально для тебя.

Не в силах дать выход душившему его разочарованию и только покачивая головой, Редклифф сделал глоток. Воистину вкус у шампанского был восхитительный, но в этот момент он дорого бы дал за бутылку холодного пива марки «Джэкс» с длинным горлышком.

Когда- то он поставил перед собой цель выбраться из страны болот и озер, стать «большой шишкой». Ты мог бы состариться, так и не узнав о существовании изысканных вин -«Чиппендейл», «Баккара» или «Ройял-Далтон», напомнил он себе. В их трудовой семье капиталы не водились, за исключением такого старомодного капитала, как порядочность.

Теперь его мечта сбылась. Сполна. Теперь он весьма преуспевающий президент международной компании. Он стал республиканцем, хотя обычно голосовал за демократов, он посещает епископальную церковь, хотя временами в памяти всплывает латынь времен его детства, когда он мальчиком прислуживал в алтаре. Он член всех положенных по статусу клубов, хотя втайне считал, например, гольф скучнейшим занятием.

Но не способный вписаться в новую социальную среду, он остался тем же, кем и был, - трудягой, всегда готовым пойти на риск.

И последнее, но определенно не самое маловажное: теперь он женат на самой сексуальной и ошеломляюще красивой женщине из сказочного мира высшей знати. Так почему, черт возьми, он чувствует себя так, будто что-то утратил? Наверное, потому, что теперь он знает: его жена из высшего общества оказалась банальной магазинной воровкой.

- Мы должны разобраться с этим, Памела.

- Тебе станет легче, если я скажу, что ужасно сожалею? - Голос ее звучал низко и гортанно, так она обычно говорила в спальне. - И что это никогда-никогда не повторится? - Она приложила ладонь к его щеке. - Это была просто одна из моих сумасшедших выходок. - Ее простодушные глаза были широко распахнуты. - А ты ведь знаешь, что сопротивляться им совершенно бесполезно. Пожалуйста, не сердись на меня. Сегодня я сделаю для тебя все, мой любимый, чтобы помириться. - Затаив дыхание, она провела кончиком языка по верхней губе, красной и блестящей, и мгновенно заставила Редклиффа вспомнить утро. Воспоминание о невероятных вещах, которые она проделывала с помощью этого розового язычка, наполнило его томящей тяжестью. - Абсолютно все.

Она умела обращаться с ним, используя секс для достижения желаемого. Но, даже понимая это, он не мог унять вожделения.

Прочитав в глазах мужа обреченное согласие, Памела поставила бокал на столик и начала томно раздеваться, демонстрируя такое искусство соблазна, которому позавидовали бы ведущие исполнительницы стриптиза в Фоли-Бержер.

Зрачки ее глаз расширились от нарастающего желания и сознания греховности. Она медленно расстегнула шелковое платье, и оно, скользнув по телу, опустилось к ее ногам, словно черный лепесток упал на голубой ковер. Ажурный лифчик она сбросила одним движением плеч, обнажив полные, как спелые плоды, груди. Затвердевшие от желания соски ярко выделялись на белоснежной коже. Она улыбнулась ему. Теперь на ней оставались только фривольный пояс с подвязками, черные чулки с кружевным верхом и туфли на невероятно высоких каблуках. Она стояла перед ним, похожая на воплощенное чудо женского совершенства. Когда она освободилась от последнего предмета из атласа и кружев, тело Редклиффа вибрировало от вожделения. Любовная схватка была, как всегда, жаркой и неистовой, но короткой. И впервые за все время их встреч в ту ночь заключительная часть схватки не принесла Редклиффу полного удовлетворения.