Через два дня в больничную палату Милдред примчалась Памела Сэвидж Кардигос Сторм. Она была по моде худощава, щеголяла прямыми белокурыми волосами, которые, как и ее манера произношения, являлись внешними признаками принадлежности к верхушке британской аристократии, регулярно посещавшей скачки в Аскотте, близ Виндзора. Несмотря на возраст, а ей было уже сорок, кожа ее лица, благодаря специфике английского климата и умелым рукам специалиста по пластическим операциям, была гладкой и свежей, как у девушки в двадцать лет.
- Дорогая, дорогая тетя Милдред! - приветствовала она родственницу, едва прикоснувшись к ней напудренной щекой. - Я прилетела из Лондона на «Конкорде», как только узнала! Честно говоря, я не понимаю, как ты могла позволить, чтобы эта ужасная старая ведьма расстроила тебя до такой степени!
- Берта ничуть не расстроила меня, Памела, - мягко возразила пожилая леди.
- Но из-за нее у тебя случился сердечный приступ.
- Это был всего лишь приступ тахикардии. И Берта здесь ни при чем.
Памела достала сигарету из своей сумки крокодиловой кожи и собралась уже закурить, как увидела на стене за больничной кроватью надпись: «Не курить - подключен кислород».
- Эти штучки уже убили твою мать, - проникновенно сказала Милдред.
- Она вела жизнь престарелой распутницы, промотала деньги, полученные от моего отца, вместо того чтобы вложить их во что-нибудь надежное, например в акции с устойчивым курсом или в облигации, - вот что убило мою мать, - ответила Памела. - Ну как же, если бы она не спустила все деньги на этих чертовых сутенеров, мне не пришлось бы бороться с подступающей нищетой.
Отец Памелы, Нортон Сэвидж, младший брат и деловой партнер Майкла, был поклонником тенниса и сам заядлый теннисист-любитель национального масштаба. Сорок два года назад, когда он вернулся из поездки на Уимблдонский турнир, чтобы сообщить о своей новой любви к благородной дочери обнищавшего виконта, Майкл открыл отделение «Сэвидж» в Лондоне и сделал своего брата президентом новой, европейской ветви фирмы, где и работала в настоящее время Памела консультантом по моде.
- Ты далеко не нищая, милочка, - заметила Милдред. - У тебя более чем приличная зарплата. К тому же ты владеешь пакетом акций.
- При чем тут это? - Широкими шагами Памела начала расхаживать по палате, шурша изумрудным шелком своей юбки. - Мой поверенный доказывает мне, что предсвадебное соглашение останется в силе, а между тем Говард требует себе доли в лондонском отделении «Сэвидж».
Милдред нахмурилась. Она знала, что последний брак Памелы с лондонским финансистом-биржевиком находится в завершающей стадии, как раньше это случилось у нее с бразильским игроком в поло, - речь шла о разводе. Но ей ничего не сообщили о возникших в ходе судебного разбирательства осложнениях.
- Мы, разумеется, не можем пойти на это, - сказала она.
- Да я лучше убью Говарда, прострелю его черное сердце из какого-нибудь антикварного пистолета, которые он собирает, нежели позволю ему запустить свои жадные аристократические лапы в наше семейное дело, - мрачно согласилась с ней Памела.
- Недеюсь, мы сумеем разрешить эту маленькую проблему, не прибегая к насилию, - пробормотала Милдред. - А что, если я попрошу Редклиффа встретиться с твоим поверенным? Или даже с самим Говардом? У него блестящий дар убеждать людей. - Милдред знала это по собственному опыту, знала и о том, что президент фирмы «Сэвидж» не отказывался, когда это было необходимо, прибегнуть и к искусству наемных убийц.
Памела нахмурила свой гладкий лобик.
- Если ты считаешь, что это поможет… Я бы предпочла убить мерзавца. А может, подсыпать ему яд в херес? - Видимо, осознав неприглядность своего поведения, она сменила тему. - Впрочем, хватит о моих проблемах, надоело. Давай я поправлю подушки. Тебе нужно отдыхать, тетушка.
Притворная забота племянницы вызывала раздражение. Перед тем как Памела столь драматично появилась в палате, Милдред случайно подслушала ее разговор с Масквеллом в коридоре.
Макс говорил очень осторожно, в обычной успокаивающей манере, как и положено врачу. Да, разумеется, при соответствующем уходе ей суждено еще, может быть, прожить долго, но, если у нее откажет сердце, Памела вполне сможет обрести утешение в уверенности, что ее тетушка жила полнокровной жизнью. И, хотя всем ее будет очень не хватать, дело миссис Сэвидж навсегда останется благодарной памятью о ней.
Максвелл напоминал в этот момент человека, произносящего заупокойный панегирик. Елейные слова в свой адрес вызывали у Милдред бешеное желание делать все назло.
- Слухи об угрожающей мне смерти сильно преувеличены, - сказала она Памеле, перефразировав Марка Твена.
- Что вы, тетушка, конечно! - живо подхватила та. Слишком уж живо, подумала Милдред. - Мы все уверены, что вы будете жить вечно.
Ну, может, и не вечно. Но если Максвелл и Памела рассчитывают на ее смерть в ближайшее время, то им придется испытать разочарование. Потому что Милдред решительно отказывается покинуть этот мир до тех пор, пока Элисон не вернется в дом. В тот дом, который принадлежит ей по праву. И она ему.
- Памела, дорогая, не сделаешь ли мне одолжение?
- Конечно.
- Разыщи, пожалуйста, Берту. Наверное, она в кафетерии.
Натянутая улыбка племянницы мужа объяснялась ее недоброжелательным отношением к Берте, но Памела придержала язык.
- Хорошо, тетушка.
- Да, и еще…
Памела обернулась, стоя в дверях.
- Что, тетушка?
- Попроси ее принести карты таро для гадания. Когда я недавно задремала, мне приснилась внучка. Надо бы растолковать сон.
Уголок ярко накрашенных губ Памелы нервно дернулся.
- Как скажете, тетушка.
В уголке больничного кафетерия Редклифф доедал шведский сэндвич с ветчиной и сыром, запивая его кофе из картонного стаканчика. Кофе был кислым на вкус, сыр плавленым, а хлеб черствым.
Впрочем, Редклиффа меньше всего беспокоила больничная отвратительная еда. Он размышлял над тем, что ему делать с Милдред. Каждое утро он приходил на работу, где в его подчинении находились миллионные средства и тысячи служащих «Сэвидж». Он ведь умный, талантливый и так хорошо соображает. Так какого черта он не может сообразить, как ему справиться с настойчивыми попытками владелицы фирмы отыскать пропавшую внучку. Внучку, которая, видимо, уже двадцать два года назад была мертва.
Редклифф допил густой неаппетитный кофе и углубился в размышления, методично превращая кофейный стаканчик в груду рваных кусочков. Краем сознания он смутно отметил назревавший поблизости от него конфликт. Но, поскольку он находился в больнице, где всегда возможны какие-нибудь неприятности, он не обратил внимания на разговор в повышенных тонах.
В прошлом году Милдред также утверждала, что нашла Элисон. Женщина, крупье из казино в Канзасе, была откровенной самозванкой. Было также очевидно, что в авантюру женщину втянул ее дружок, гангстер худшего пошиба.
Сколько он доказывал, что «воспоминания» этой женщины о доме в Кармелито и родителях могли быть просто почерпнуты ею из газетных некрологов и модных журналов! Но Милдред, чью способность логически мыслить затуманило одержимое желание вернуть внучку, отказывалась его слушать.
Несмотря на его протесты, она поселила эту женщину с ее дружком в своем доме, обращалась с ними как с членами семьи. Ничего, абсолютно ничего не было достаточно хорошо для ее драгоценной «Эли». Редклиффу запомнился тот день, когда он приехал в Сарасоту с квартальным отчетом и встретил Милдред с «Эли», только что вернувшихся домой, в сопровождении слуг, несших огромное количество коробок и свертков. Это все были «необходимые» покупки - от белья и платьев на каждый день до элегантных вечерних туалетов, предназначавшихся для приемов, которые будет посещать «Элисон», как подчеркнуто заявила Милдред. Чуть позже в этот же день от местного агентства «Шевроле» был доставлен красный «корвет».
Как ни претила Редклиффу явная фальсификация, он уговаривал себя тем, что, в конце концов, Милдред нуждается в семейном окружении. А раз такой случай подвернулся, какое значение имеет то обстоятельство, что вновь приобретенный член семьи не связан с ней кровными узами?
Оказалось, имеет.
Через шесть недель своего пребывания в доме Милдред мерзкая парочка скрылась со всеми подарками, которыми она осыпала женщину, занявшую место ее внучки, и прихватила с собой несколько тысяч долларов с текущего счета на карманные расходы, чайный сервиз работы Поля Ревере, хранившийся в семье двести лет, и великолепное ожерелье из бриллиантов и жемчуга, оправленное в платину, которое Майкл преподнес Милдред по случаю рождения их сына Астора.
Если бы не это ожерелье, Милдред, пребывавшая в ужасном замешательстве из-за столь несвойственной ей ошибки, дело, скорее всего, замяла бы. Но романтическая ценность памятного для нее украшения перевесила страх перед публичным унижением. Она пустила в ход свои связи, и через две недели парочку обнаружили в Монтеррее, где они праздновали грандиозную удачу.
Хорошо понимая, что дело, на которое он пошел, называется взяточничеством, Редклифф поехал в Мексику с плоским чемоданчиком, набитым американскими долларами, чтобы смазывать обычно неповоротливую систему мексиканского правосудия. Миссия его увенчалась успехом. Беглецов выдали штату Флорида, где им было предъявлено обвинение и вынесен приговор. Хотя его несколько беспокоило, что он действовал на грани законности - взятка и завуалированные угрозы не были для него привычны, - Редклифф ни минуты не сожалел о содеянном.
Сын обедневшего траппера и владельца фирмы, где выращивали сахарный тростник, он проделал трудный жизненный путь. Он невероятно гордился, когда достиг положения служащего, так как понимал, что от накрахмаленной сорочки служащего до костюма члена правления дистанция куда меньше, чем от пропахшей потом футболки тех дней, когда он еще работал на грузовом причале новоорлеанского филиала «Сэвидж», до сорочки служащего.
Милдред Сэвидж дала ему все: возможность проявить свои способности, положение, богатство. Поэтому не было такой вещи, которой он не сделал бы для нее.
Голоса в кафетерии звучали все громче и постепенно вывели Редклиффа из задумчивости. Узнав голос Берты, он оглянулся, чтобы посмотреть, что еще натворила эта ведьма.
Берта увлеченно спорила с другой женщиной, в которой Редклифф узнал племянницу мужа Милдред. Леди Сэвидж держала на столе фотографию Памелы, на которой та улыбалась своему первому мужу - лихому вероломному бразильцу, игроку в поло.
Решив, что ему лучше вмешаться, пока эти две женщины не вцепились друг другу в волосы, он чертыхнулся и быстро поднялся со стула.
Круглое мясистое лицо Берты было малинового цвета и сливалось с цветом ее нового тюрбана; такого же цвета пятна выступили на скулах у ее противницы.
- Извините меня, - пробормотал он, встав за спиной Памелы, - но вы, леди, сейчас соберете толпу.
Памела резко обернулась к нему.
- А ты, черт возьми, кто такой?
Зеленые глаза сверкали на ее лице, словно изумруды, а кожа напомнила ему девонширские сливки, которые он впервые попробовал в то время, когда Милдред с намерением научить его правильным манерам за столом брала с собой в отель «Балтимор» на дневной чай.
- Если угодно, мистер Морино, - заявила Берта, посмотрев на него с обычной враждебностью, - мы беседуем.
- Мне кажется, ваша беседа больше похожа на ссору.
- Мистер Морино? - переспросила Памела, высоко подняв свои светлые брови. Ярость в ее блестящих глазах уступила место откровенному женскому любопытству. - Вы тот самый знаменитый Редклифф тетушки Милдред?
В ней было что-то от героинь Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, от тех ярких неординарных женщин вроде Дейзи из «Великого Гэтсби».
Редклифф почувствовал, как в нем проснулось мужское тщеславие - ведь она знала о нем.
- Ну, не такой уж знаменитый…
- Совсем напротив. - Губы ее округлились, теперь она напоминала кошку, почуявшую в блюдце аппетитную сметану. - О чем бы тетя ни завела разговор, она непременно упоминает вас. Я знаю, вы из тех чудаков, что бесконечно заседают в правлении. Не знаю только, почему она никогда не говорила, какой вы… - Памела неторопливо окинула его откровенно оценивающим взглядом, - импозантный.
Когда она надолго задержала свой волнующий взгляд на его бедрах, Редклифф понял, что его оценили как мужчину. Явно заинтересовавшись, Памела снова посмотрела ему в лицо.
- Мне так жаль, - проворковала она. - Случившееся расстроило меня, и я повела себя некрасиво. - Она протянула ему тонкую руку с безукоризненным маникюром. - Памела Сэвидж. В недалеком будущем бывшая жена пэра, или миссис Говард-Пропади-Он-Пропадом-Сторм. - Ее серебристый с придыханием голосок, придуманный актрисой Джуди Холлидей и доведенный до совершенства Мэрилин Монро, носил безошибочный признак британского аристократизма.
- Я слышал о вашем разводе. - На ощупь ее рука была нежной и гладкой. - Сочувствую.
- О, не стоит сочувствия! - возразила Памела. - Лично я смотрю на развод как на знак будущего возрождения, а не конца.
Она одарила его откровенно непристойной улыбкой и повернулась к Берте.
- Моя тетя желает видеть вас. Да, еще она пожелала, чтобы вы захватили с собой карты таро.
- Так почему же вы не сказали об этом сразу? - возмутилась Берта. Подхватив свою сумку необъятных размеров, она вперевалку удалилась из переполненного кафетерия.
- Как вы думаете, - спросила Памела, - если Берту облить водой, она растает?
Редклифф рассмеялся, откинув голову назад. Его низкий раскованный смех снял возникшее было напряжение.
- Стоило бы попробовать.
- Почему бы не обсудить наш план действий за чаем? - Памела с пренебрежением оглядела кафетерий. - После проделанного путешествия я чувствую себя абсолютно измотанной. Только сомневаюсь, чтобы повар в этом убогом заведении знал, как надо правильно заваривать чай.
- Что за проблема, я знаю место, где умеют заваривать чай.
Он повел ее к выходу из больницы, придерживая за локоток. Десять минут спустя они уже сидели в салоне «Стар» отеля «Балтимор». Салон «Стар», с богатыми панелями полированного камня, с пышной зеленью, с упругими диванами и креслами, был самым уютным местом в городе.
- Я и в самом деле ужасно обеспокоена состоянием тети Милдред, - говорила Памела, глядя на Редклиффа поверх фарфоровых чашек с безупречно заваренным чаем «Эрл Грей». Исходящий от них специфический волнующий аромат стал ощутимее в теплом воздухе помещения, смешиваясь с запахом горевших в камине кедровых поленьев.
- Вы не одиноки, - сказал он, - но если это послужит вам некоторым утешением, то могу заверить, признаков старческого слабоумия у нее нет.
- Вы действительно исключаете такую вероятность?
- Разумеется. Ваша тетя здравомыслящая, практического склада женщина…
- За исключением тех случаев, когда речь заходит о ее драгоценной внучке.
- За исключением тех самых случаев, - согласился Редклифф. - Но, хотя, по общему мнению, ее заносит и она одержима навязчивой идеей, когда речь заходит о поисках ее внучки, тем не менее к спиритизму она решила прибегнуть только в последнее время.
- Это так эксцентрично! - пробормотала Памела. - Когда Берта переехала в дом тети Милдред, я поручила своему адвокату нанять частного детектива. - Она нахмурилась. - Вы знаете, что она вдова? Причем трижды. И что все ее мужья были богатыми людьми?
- Я тоже ее проверил. - Редклифф знал, что Милдред была бы вне себя от гнева, узнай она о таком расследовании, но это его не остановило: желание уберечь свою покровительницу пересилило. - Одна из ее соседок утверждала, что Берта травила своих мужей лекарственными травами.
- Какой ужас!
- Разумеется, если б это оказалось правдой. Но лейтенант полиции, с которым я побеседовал, сказал, что та же соседка неоднократно звонила в полицию после репортажей «Остановить преступника» в теленовостях и доказывала, что по соседству от нее скрывается преступник. Он также заверил меня, что не было никаких сомнений в естественной смерти мужей Берты.
- Вы хотите сказать, что верите в ее невиновность?
Редклифф пожал плечами.
- В данный момент я могу только сделать заключение, что Берте Червински, кажется, просто больше везло с растениями, чем с мужьями. Но я присматриваю за ней.
Памела наклонилась вперед и положила ладонь на его руку.
- Вы не представляете, Ред, какую тяжесть сняли с меня. Знать, что кто-то, кроме меня, заботится о безопасности тети Милдред!…
Она снова выпрямилась, намазала пшеничную лепешку взбитыми сливками, добавила каплю темно-красного смородинового джема и откусила.
- Грандиозно! - произнесла она с легким вздохом удовлетворения. - Вы знаете толк в ресторанах, мистер Морино.
Ее накрашенные губы оставили на лепешке красный след в форме полумесяца, а уголок рта испачкался в сливках. Она, словно кошка, сняла их языком, и Редклифф почувствовал, как тело его наливается тяжестью.
- Благодарю. - Редклифф сделал большой глоток чая и пожалел, что это не виски.
- По вашему неодобрительному отзыву о вторжении тетушки в область спиритизма, - продолжала Памела, - я делаю вывод, что сами вы не верите во всякие таинственные явления, которые случаются по ночам.
- Нет, конечно. Хотя я и рос в окружении всяких суеверий, колдовства, сам никогда не увлекался миром привидений.
- Колдовства? - Памела подалась вперед, всей своей напряженной позой выражая крайнюю заинтересованность. И снова она напомнила ему романтическую героиню Фицджеральда. Голос ее ассоциировался с лунным светом, мерцанием звезд и шампанским, глаза переливались, как драгоценные камни.
- Я вырос в штате Миссисипи, - пояснил он. - Сейчас это там уже не так широко распространено, как когда-то, но все же еще живы местные суеверия и знахарство, их и называют колдовством.
- Миссисипи, - задумчиво повторила Памела.
Редклифф наблюдал по ее лицу, как что-то происходит в ее очаровательной светловолосой головке. - Ну конечно же! - Она всплеснула руками. - Теперь понятно, откуда у вас этот акцент, который я то и дело улавливаю. Вы потомок французских протестантов.
Она посмотрела на него с откровенным обожанием, как мог бы смотреть ученый на случайно обнаруженный им новый вид животного.
- А это правда, что о вас говорят?
- И что же говорят?
- Что ваш девиз: «Laissez les bons temps rouler»?
- Пусть добрые времена бесконечно сменяют друг друга? - Редклифф улыбнулся. - Конечно нет. - Он попытался вспомнить, когда же за последний период жизни он наслаждался тем принципом «эх, раз, еще раз!», на который явно намекала Памела, и не смог.
- Вы меня успокоили. - Ее бархатистый голос, словно чувственные нежные пальцы, вызвал у Редклиффа желание предложить ей немедленно отправиться в вестибюль к регистратуре и взять номер.
- Как часто самые удивительные истории оказываются на деле преувеличением. И влекут разочарование.
Однако выражение лица Памелы говорило о том, что собеседник ее ничуть не разочаровал, а, скорее, наоборот.
- Должно быть, вам нелегко, - стала размышлять она вслух, - управляться со всеми делами, пока тетя Милдред закрывается в библиотеке с этой ужасной старой ведьмой и устраивает сеансы.
- Ничего, я справляюсь, - успокоил Редклифф.
Внутреннее чувство подсказывало ему, что у племянницы Милдред может быть какая-то тайная цель. Правлению понадобится голос Памелы на предстоящем ежегодном собрании. И у Редклиффа не было ни малейшего намерения посвящать ее в истинное положение дел в фирме, перспективы которой в будущем обещали быть далеко не такими радужными, как раньше, помешать чему он не мог.
- Впрочем, так даже лучше для вас, - предположила она.
Редклиффу пришлось бы изобразить глухого, чтобы не услышать призывного тона в ее голосе. А когда она улыбнулась ему, он снова почувствовал глубоко в паху наливающуюся тяжесть.
Памела очаровательно склонила головку. Потом положила ногу на ногу, чувственно прошуршав шелками и соблазнительно продемонстрировав ему кружевную подвязку и полоску гладкого бедра.
Пошел дождь, ровный, моросящий, заструился по окнам, стирая границу между небом и океаном.
- Боюсь, мне следует признаться, что в дела американского филиала предприятия я не вникаю, мне хватает дел со своим лондонским филиалом. Конечно, я не оставляю попыток расширить ассортимент модных товаров в наших универмагах. Но я знаю, что правление нашей фирмы находится в Майами. Вы прибыли в Сарасоту еще до сердечного приступа тетушки. Что вас привело сюда? Дела или желание развлечься?
Еще утром этого дня он ответил бы однозначно - дела. Но ошибиться в подаваемых ею знаках было невозможно, и Редклифф ответил иначе:
- И то и другое.
- Я всегда восхищалась мужчинами, которые умеют и работать на полную катушку, и развлекаться с размахом. - Она глотнула чая и бросила на него выжидательный взгляд из-под шелковистой бахромы искусно накрашенных ресниц. Всем телом подавшись к нему, она положила руку на его колено и посмотрела прямо в глаза.
- Теперь, когда вы выполнили свой долг, поддержав мои угасающие силы, нам следовало бы вернуться в больницу. Одному Богу известно, что там успела натворить эта ужасная женщина и как это отразилось на давлении тети Милдред.
Однако, судя по ее настроению, когда они покидали салон и дожидались, пока им подадут «мерседес» Редклиффа, Памеле меньше всего хотелось сейчас возвращаться в больницу.
Через десять минут Редклифф поставил машину на отведенное для парковки место возле больницы и сказал:
- Мне нужно обсудить с Милдред ряд деловых вопросов. А потом вы, вероятно, захотите увидеться с ней еще раз?
- Нам есть о чем поговорить с тетушкой, - согласилась Памела.
- Я в этом не сомневался. Затем я отвезу вас домой.
- Буду очень признательна. А вы уверены, что я не нарушаю ваше деловое расписание?
Именно так и обстояло дело. Но Редклиффу сейчас было все равно.
Воображение его терзали эротические образы. «Пусть добрые времена бесконечно сменяют друг друга».
- Я успею покончить с делами, пока вы будете у Милдред. - Он выключил зажигание и положил ключ в карман. - А когда вы устроитесь дома, я повезу вас обедать.
- Звучит заманчиво, - проворковала Памела.
Не в силах больше сопротивляться соблазнительности кремовой кожи, он провел тыльной стороной руки по ее щеке.
- А потом, после обеда, вы проведете со мной ночь, - объявил он низким голосом, не допускающим возражений. - Всю ночь. В моей комнате. В моей постели.
Губы Памелы медленно раскрылись, и соблазнительная улыбка озарила его жарким пламенем, словно олимпийский огонь.
- Да.