Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок [антология]

Адам Сильвера. Ты, ты, это все о тебе!

Ты создала себе имя. И никто не вспоминает прежнее.

Ты отбрасываешь имя, данное родителями, поскольку если тебе восемнадцать, и ты собираешься создать себе репутацию уважаемого преступного босса, то тебя ждут трудности и препятствия, если ты отзываешься на Аманду. Последние четыре месяца ты пользуешься прозвищем Аспид, и «работаешь» дилером по поставке изменяющих память снадобий.

Ты благословляешь тот день, когда Изумлению оказалось по силам стереть память целому городу. Ты празднуешь тот факт, что Жребий может оживлять воспоминания, протягивая их в прошлое до самого детства. Тебя страшит то, что Транс в состоянии имплантировать фальшивые истории, придуманные другими.

Твоя репутация близка к божественной, но предосторожности вроде маски все еще необходимы.

Тебя не беспокоит, что ты вынуждена прятаться.

Если верующие никогда не видели лица Господа, то почему они должны видеть твое?

Но в эти дни, к сожалению, такой бог, как ты, должен слегка пачкать собственные руки. На самом деле тебе не стоило находиться здесь, в доках, ради намеченной сделки. Как и Карлу, что припарковался парой кварталов к северу, чтобы забрать тебя домой после того, как все закончится.

Но твой последний помощник, клоун в два раза тебя старше, подумал, что будет забавным распродать снадобья за половину цены и удрать из города. Но почему-то он не стал смеяться, когда ты выследила его, притащила обратно и кормила Изумлением, пока в его памяти не осталось всего лишь шесть слов.

Теперь он проводит дни и ночи, бродя по улицам и бормоча предупреждение для всех, кто окажется рядом:

– Аспид не из тех, кого предают!

Ты позволила ему жить, но забрала его жизнь.

Честная сделка.

Ты подходишь к краю дока, и зловоние плавающего мусора перекрывает смрад, исходящий от гниющей плоти, из которой изготовлена твоя маска. Ты смотришь на лишенную головы статую Свободы под луной, находя ее странно привлекательной.

Ты ожидала некоторых разрушений, когда маленькие бандиты, работающие на Пирса, начали мешать в выпивку новую сыворотку силы. Но ты не думала, что стероиды окажутся столь мощными, что снесут у потребителей крышу до такой степени, чтобы те забрались на статую и измолотили ее лицо кулаками до такой степени, что башка рухнула вниз, на остров.

Слава богу, Госпожа Свобода пошутила последней, когда забрала с собой этих придурков, и раздавила всех.

Ты слышишь осторожные шаги.

Даже не глядя на собственные часы, ты знаешь, что клиент пришел точно вовремя. Никто не получает второго шанса на встречу с тобой, самой желанной девчонкой города. Копы хотят тебя, и нарки хотят тебя, ты более желанна, чем Пирс и его сыворотка суперсилы, чем Локал и его следящие «жучки», которые столь надежны, что даже легавые, обходя закон, используют их.

Но никто не хочет тебя мертвой или в тюремной камере сильнее, чем Франклин Ладо, молодой ученый, способный уничтожить все, что ты делаешь, своей вакциной Возвращение.

Ты сама об этом позаботилась.

А теперь, слава богу, тебя хотят еще сильнее из-за Карла – в этой жизни масок тебе нужен хоть один настоящий фрагмент, вызывающий у тебя желание быть самой собой.

– Ты – это она?

Ты поворачиваешься так, чтобы он увидел ответ: маску.

Предполагается, что клиенту восемнадцать, хотя выглядит он старше двадцати, но сердечные переживания могут состарить кого угодно. В нем шесть футов, немного выше тебя, но именно этого ты и ожидаешь, ведь ты отслеживала его онлайн, чтобы проверить, есть ли у него деньги.

Выходит, что его папа только что запустил новое приложение для студентов, ищущих, с кем бы замутить свидание. И вот сын встречается с девушкой... чистая ирония.

Он избегает смотреть на твое лицо, отводит взгляд, спортивная сумка, взятая за лямку, волочится по земле.

Для тебя не новость, что ты выглядишь так, будто собралась на маскарад фриков. Новостью для остального мира стало бы то, что гниющая плоть, покрывающая твое лицо, некогда принадлежала руке твоего отца: кости пальцев, связанные веревкой, позволяют маске сидеть плотно, скрывая дюжины крохотных шрамов, нанесенных этой самой рукой.

Но эта история – только твое дело, и ничье более.

Даже Карл ничего об этом не знает.

– Ты – это она, – повторяет он, но уже утвердительно.

Уверенность в его голосе воздает должное тому, что ни один придурок не рискнет притвориться тобой. Твоя внешность столь же уникальна, как и действие твоих снадобий.

– Я – Майк, – говорит он.

Ты знаешь.

Ты знаешь его имя, и то, почему он здесь.

Ты лезешь в карман куртки, и пальцы задевают маленький пистолет.

– Восемь тысяч за Транс, – озвучиваешь ты цену, извлекая снадобье.

Ты никогда не убивала ранее, но если этим вечером, когда ты так отчаянно жаждешь попасть домой, на островок нормальности с Карлом в центре, клиент начнет торговаться, то он заимеет третий глаз раньше, чем сообразит, что ты ухватилась за свою исключительно-для-крайних-случаев-пушку.

Он пытается отдать тебе сумку, но ты поднимаешь руку, и он останавливается. Указывая на рюкзак, прислоненный к грязному крану, у которого недостает колеса, ты говоришь:

– Положи деньги туда.

Алюминий в стенках рюкзака экранирует передачу в том случае, если Майк был нанят Локалом, чтобы подсадить тебе «жучка». Награда за твою голову, за голову самой желанной девушки города, очень, очень высока.

Тебе надо поднять цены, учитывая, насколько опасным это все становится.

Майк встает на колени рядом с рюкзаком, и выгребает наличные из спортивной сумки. Если там не хватит хотя бы одного доллара, то ты заставишь его испытать боль, о которой он не забудет даже после большой дозы Изумления.

– Я хочу, чтобы моя девушка вернулась, – говорит Майк, глядя на тебя снизу вверх, словно надеется удивить тебя.

Даже если бы ты не разнюхала все в соцсетях, начиная с факта, что недавно его статус поменялся с «В отношениях» на «Одинок», ты и так знала бы, в чем все дело. Любовь – причина, по которой Транс продается лучше всего.

– Она узнала, что я ей изменяю, – продолжает он. – Но это все была ошибка, честно. Никогда не поступлю так больше. Мы просто должны начать снова.

Ты ненавидишь выслушивать подобные истории.

Тебя не волнуют проблемы женщины, которой нужно Изумление, чтобы забыть пакости, совершенные по отношению к собственной сестре, и построить отношения заново. Тебя не трогают неприятности мужчины, которому нужен Жребий, чтобы лучше помнить умершего отчима. Тебя не задевают сложности чувака, которому нужен Транс, чтобы обмануть начальника, и добыть незаработанное и незаслуженное повышение. Тебе по барабану трудности юнца, которому требуется Изумление, чтобы вернуть подружку.

Но ты внимаешь, поскольку бог только тогда бог, когда он выслушивает поклонников, и они об этом знают.

– Изумление ведь сработает, так?

– Твои сомнения – не моя проблема. Моя репутация – достаточное доказательство.

Именно поэтому копы и охотники за головами всех мастей так сильно желают до тебя добраться. Власти не заботит, сколько людей забудут о своих переживаниях или прогуляются назад по линии времени. Зато их волнует, что Изумление, Транс и Жребий могут быть использованы против других людей.

Власти слишком сильно увлечены тем, чтобы упрятать тебя за решетку, и не видят все добро, что ты творишь. Того, что многие из принимавших снадобья зажили куда лучше: некоторые отряхнули с ног грязь улиц, другие убежали от невыносимых ситуаций, третьи создали новую личность.

Но они этого не видят.

Они преследуют тебя, поскольку считают, что ты творишь нечто неэтичное.

Но ведь ты никого не заставляешь принимать снадобья?

Ну разве что тех, кто этого заслуживает.

Майк заканчивает перекладывать деньги в твой рюкзак и снова поднимает на тебя взгляд. Ты кидаешь ему снадобье, и он ловит товар трясущимися от волнения руками. Смотрит на крохотную сумочку из бархатной ткани, внутри которой прячутся четыре семени Изумления.

– Как должен я...

– Твой выбор. Не мой.

Ты только поставляешь семена. Как посадить их – не твоя забота.

Ты готова поспорить, что он распрощается с проблемой навсегда, ты сомневаешься в его отчаянии. Тебе настолько плевать на него, что ты уже начинаешь думать, как бы вложить восемь тысяч, заработанных отцом этого пацана, в яхту для себя и Карла.

Майк таращится на сумочку с улыбкой неудачника:

– Кто может сказать, что счастье нельзя купить?

Ты закатываешь глаза.

Он делает пару шагов к тебе, и пистолет оказывается в твоей руке так быстро, что улыбка не исчезает с его лица. Но мальчишка не собирается умолять о пощаде, вместо этого он почти благоговейно произносит:

– Ты – ангел!

Даже глядя на лицо, скрытое под маской из плоти столь прогнившей, что она стала черной, он называет тебя ангелом. Такое в первый раз. Тебя называли богиней за твое могущество и дьяволицей за жестокость, но тебя никогда не именовали посланником Всевышнего.

Майк выглядит так, словно он хочет упасть на колени и поцеловать тебе ноги, но вместо этого он отворачивается и от тебя, и от нацеленного ему в лицо пистолетного дула.

Ангел. Интересно.

– Брось оружие! – новый голос вырывает тебя из мечтаний.

Лысая, мускулистая образина в обтрепанном джинсовом жилете и с дробовиком в руках выступает из-за покосившегося крана.

Ты ненавидишь, когда тебе говорят, что делать.

Ты почти стреляешь в Майка, поскольку пистолет все равно на него нацелен, но ты видишь искренние ужас и удивление на лице пацана... нет, он вовсе не подставил тебя.

Сообщники по засадам всегда очень гордились тем, что им удалось наложить на тебя лапы, но это никогда не затягивалось надолго. В прошлом ты использовала Транс на оппонентах, заставляя их обращаться друг на друга – всегда очень весело посмотреть, как соратники душат друг друга или нанимателя.

Ты киваешь Майку, и он понимает твой сигнал, несется прочь, унося честно оплаченные семена. Он был прав – ты ангел.

Но даже ангелу приходится время от времени снимать нимб.

Ты обращаешь внимание на мускулистую образину, и начинаешь раздумывать, как ты заставишь его убить себя. Пуля в голову – это слишком легко.

– Вероятно, ты не должен позволять кому-либо убегать с товаром, ради которого ты на меня и охотишься, – говоришь ты, краем глаза отслеживая рюкзак с полученными от сделки деньгами.

Ты вернешься домой с ними, и еще со всем баблом, что найдется в карманах у этого клоуна, если найдется, конечно.

– Нас не волнуют твои снадобья, – говорит образина.

Еще две фигуры появляются слева, с той стороны, куда только что убежал Майк. Первая – женщина, красивая, если тебе нравятся лица с такой же яркой индивидуальностью, как у манекена, и достаточно хрупкая, чтобы ее руки было легко сломать. Молодой мужчина в черном лабораторном халате и с лицом, которому очень нужна маска – разбитый нос, подбитый глаз, редеющие волосы.

– Дайте-ка мне угадать. Вы работаете на Пирса, – только изголодавшиеся по власти нарики, получившие дозу нового стероида, могут оказаться достаточно смелыми, чтобы напасть на тебя без оружия.

– Мы знаем, что ты похитила Франклина, – говорит чувак, что косит под ученого.

Ты морщишься. Ты всегда ненавидела это имя.

– Где он? – спрашивает девушка, которой должно быть немного больше двадцати.

Она выглядит жертвой многих судьбоносных ошибок, но выйдя на ринг против тебя, совершила последнюю, смертельную.

– Он ушел навсегда, – сообщаешь ты радостно.

– Ты не убиваешь, – говорит девушка.

– О нет, я убиваю. Только не оставляю крови на руках.

Это их смущает, и ты уверена, что они пытаются сообразить, как именно ты прикончила их босса. Ты пользуешься этим моментом, чтобы нырнуть влево, под защиту опрокинутого мусорного контейнера, набитого гнилыми досками.

Четыре пули пролетают мимо, и ты размышляешь, как долго эти пули будут лететь, пока не упадут в океан.

Ты выглядываешь из укрытия, образина в джинсе тратит еще пулю, и судя по всему, он не только неряха, но и отвратительный стрелок. Так что ты выпрыгиваешь из-за контейнера с другой стороны, перекатываешься и укрываешься за грудой ржавых балок. Ползешь, огибая ее, почти как в те дни в школе, когда тебе приходилось таиться под трибунами от тех уродов, что дразнили тебя.

Есть отличие – те, кто явился за тобой сегодня, не насмехаются над твоими шрамами.

Прямо сейчас они наверняка раздумывают, есть ли у них шансы победить тебя.

Ты вытаскиваешь из ботинка миниатюрную духовую трубку, и добываешь из кармана семена Транса.

Это твой любимейший момент.

Ты прицеливаешься, когда вся троица собирается вместе, и плюешь из стальной трубки трижды. Каждое семя находит место в шее одного из твоих врагов, и ты выбираешься из-под сплетения балок, точно снайпер, достаточно храбрый для кулачного боя, глядя, как они дергаются и пытаются сообразить, что произошло.

Образина нацеливает на тебя пистолет, а ты наводишь на него палец.

– Ты не хочешь тянуть за спусковой крючок, – говоришь ты, и он и вправду не хочет. – Отправляйся назад на базу или откуда ты там, ради всех чертей, явился, и убей там всех, пока они спят. Когда закончишь с этим, привяжи к лодыжкам бетонный блок и отправься поплавать в океане.

– Не делай этого! – орет девушка, пытаясь схватить образину за руку, но он отшибает ее толчком в грудь, так, что она покатилась по земле, и удаляется прочь.

Чувак, что косит под ученого, стоит неподвижно, и на лице его осознание беспомощности. Он знает, что если попробует убежать, то ты просто велишь ему остановиться... может быть, до этих типов дошли истории, что ты заставила кое-кого отрезать собственные ноги за то, что они бросили тебе вызов, а затем удрали.

Попробовали удрать, по крайней мере.

– Эй, здоровяк, стой! – командуешь ты.

Образина останавливается.

– Дай мне свой бумажник!

Он швыряет тебе потрепанный кошелек, в котором ничего нет.

Ты догадывалась.

– Продолжай, – велишь ты.

Образина уходит, чтобы убить всех, кто пытается разыскать своего лидера, бедолагу Франклина, который никогда не должен был становиться на твоем пути.

– Пожалуйста, – косящий под ученого делает осторожный шаг в твою сторону. – Мы просто хотели найти нашего друга. Будь милосердна.

Милосердие.

Клиент назвал тебя ангелом.

А все эти люди, что гоняются за тобой, считают тебя настоящим порождением ада. Он же увидел в тебе доброту... Небольшой кусок милосердия не повредит.

– Отлично. Вы ненавидите друг друга, – говоришь ты, изменяя программу их отношений. – Вы хотите забить друг друга до смерти.

Ты видишь, как что-то переключается в их глазах – страх сменяется ненавистью. Усевшись на бочку, ты болтаешь ногами и наблюдаешь за схваткой.

Девушка находит обрезок трубы, и вскоре становится ясно, что небольшой кусок милосердия может повредить, да еще как. Косивший под ученого чувак оказывается мертв через какие-то несколько минут, а девушка таращится на тебя, по лицу ее стекает кровь от нескольких пропущенных ударов.

Она ждет инструкций.

– Закончи то, для чего он оказался слишком слаб.

Девушка проигрывает схватку с трубой в собственной руке быстрее чем за минуту.

И это было весело.

Наконец-то ты добираешься до рюкзака с деньгами, и тот оказывается без вопросов тяжелым, но это ерунда, с которой ты управишься без проблем, учитывая, как легко ты двигаешь более тяжелые вещи и людей. Ты идешь к Карлу, постоянно оглядываясь, чтобы быть уверенной в отсутствии слежки, и останавливаешься, когда видишь знакомое лицо.

Твой бывший помощник, шнурки развязаны, глаза мертвые, пахнет мочой и безумием.

– Аспид не из тех, кого предают! Аспид не из тех, кого предают! – скандирует он, проходя мимо.

Доза Возвращения могла бы спасти его, вернуть обратно его жизнь.

Но ты не таскаешь с собой эту сыворотку постоянно, и сегодня ты уже явила милосердие.

Ты бежишь туда, где ждет Карл, оставляя позади скандирование, пересекаешь пустые улицы. Добираешься до припаркованного мини-грузовичка «Форд» и стучишь по стеклу со стороны пассажира.

Карл опирает дверь, и ты запрыгиваешь внутрь, швыряешь деньги на заднее сиденье.

– Я слышал выстрелы, – говорит Карл, оглядывая тебя снизу доверху.

– Я никого не застрелила, – ты не лжешь. – И меня никто не застрелил.

– Я счастлив, что ты в порядке, – Карл улыбается тебе, и хотя улыбка, которой одарил тебя клиент не так давно, казалась трогательной, эта выглядит более реальной.

Ты знаешь, что Карл не одобряет твой бизнес, но все равно продолжает любить тебя.

Настоящее сокровище.

Ты наклоняешься и целуешь его, а затем говоришь:

– Клиент назвал меня ангелом сегодня.

Некогда ты спасла Карла, но несмотря на это, в его кивке ты видишь сомнение.

Ты докажешь, что он ошибается.

Ты докажешь, что все ошибаются.

Ты вытаскиваешь черный носовой платок из бардачка и завязываешь себе глаза, как обычно. В том случае, если тебя поймают, тот, кто ухитрится это сделать, первым делом одурманит тебя Трансом и спросит, где ты живешь, чтобы забрать все твои запасы и после этого убить тебя.

С того времени, как у тебя появился Карл, ты стерла из памяти собственный адрес, и расслабилась, зная, что убить тебя в человеческих силах, но вот найти то, что ты создала ценой упорного труда, не сможет никто.

Твой дом должен оставаться секретом.

Даже для тебя самой.

Ты снимаешь платок с глаз, только переступив через порог.

Ты позволяешь Карлу возиться с его ублюдочным котом, а сама отправляешься к Банку Памяти. Ты поворачиваешь цифровой замок, вводишь код 2-4-8, выбранный потому, что ты мучила отца два часа и сорок восемь минут перед тем, как прикончить его.

Тебе хочется выкинуть мерзкое животное в окно и заставить Карла забыть о его существовании. Но кот – одна из немногих вещей, что делают Карла счастливым, и поэтому ты оставляешь зверюгу в покое, хотя та и ненавидит тебя.

Видишь? Ты добрая и хорошая. Ты ставишь чужие интересы вперед своих.

Ты открываешь сейф и достаешь из карманов семена Изумления и Жребия, захваченные на тот случай, если мальчишке понадобится что-то помимо Транса. Ты не закрываешь хранилище сразу же, ты одобрительно киваешь – клиент был прав, ты ангел. Ты спасла столь многих, кто прошел через душевные травмы, и их болезненные воспоминания сгинули так же быстро, как вещи из твоего детства, сгоревшие в ту ночь, когда ты подожгла собственный дом.

Твоя служба нужна людям, и ты прошла долгий путь.

Семена, что лежат перед тобой, особенно серые крупинки Изумления и зеленые Жребия творят добро. Жребии вырастают в человеческом уме подобно саду, где каждый может сорвать с дерева воспоминание, словно яблоко, Изумления обильно цветут, и разница лишь в том, что они позволяют спрятать все, что угодно, в сплетении покрытых шипами стеблей.

Ты прошла долгий путь, Аспид, но еще осталась работа, которую нужно сделать, и ты это знаешь. Не имеет значения, как ты или другие поворачивают картинку, ты в курсе, что исходящее из фиолетовых семян Транса больше похоже на бездну, чем на сад.

Но не ты создаешь эту бездну или сталкиваешь других в нее, ты просто вручаешь им лопату, чтобы они сами выкопали провал.

За исключением одного случая.

Сегодня тебя назвали ангелом. Докажи, что ты ангел, себе самой.

В играющем красками саду зеленого, серого и фиолетового видны несколько розовых семян. Ты берешь одно из них, карманный нож, после чего закрываешь сейф.

Ты включаешь классическую музыку и присоединяешься к Карлу в гостиной на полу, в то время как кот дерет когтями кресло. Твой бокал шардонне, как это заведено, уже ждет тебя на кофейном столике в форме алмаза.

Ты садишься на оскорбительно сверхдорогой восточный ковер, купленный лишь потому, что ты можешь его купить. Ты сбрасываешь один ботинок с ноги туда, где на прошлой неделе оставила след из грязи, а другой в то место, куда ты выплюнула любимое красное вино Карла.

Ты уверена, что продавца хватил бы удар, увидь он, что сделали с ковром.

Ты ложишься на спину, таращась на собственное отражение в потолочном зеркале, и позволяешь музыке успокоить твое бьющееся сердце.

Карл двигается к тебе, держа в руке шардонне.

– Ты в порядке? Выглядишь так, словно на грани.

– Как ты думаешь, я ангел?

Зеркало не показывает тебя в виде ангела, но что, ради всех чертей, зеркало может знать? Зеркала только демонстрируют to, что демонстрируют им, и на большее не способны.

Карл нависает над тобой, заслоняя твое отражение, и улыбается тебе.

– Я был бы клоунской задницей, если бы счел девушку, что спасла меня с горящего моста, чем-то меньшим, чем ангел.

– Полюбил бы ты меня, если бы я тебя не спасла? – ты не очень уверена, что тебе нужен ответ, но вопрос уже задан.

Но улыбка не исчезает с лица Карла.

– Да вот хрен, Аспид. Я был слишком занят, благодаря тебя, после того, как ты меня спасла, чтобы влюбляться.

– И когда же в этом случае ты меня полюбил?

– Ты знаешь ответ, – говорит он.

– Может быть, я забыла, – подначиваешь ты.

– Хм... может быть, когда залез в твои запасы Изумления чуть позже?

– Скажи мне, почему ты любишь меня, или я заставлю тебя забыть родителей! – шутишь ты.

– Ну вот, напугала ежа голой задницей, – отвечает Карл со смехом.

Он отодвигается, затем ложится на пол рядом с тобой и берет твою руку.

Вы оба смотрите на зеркало под потолком, созвездия в форме двух человеческих фигур таращатся на вас сверху. Кот пробегает через комнату словно падающая звезда, пялится на собственное отражение через закрытое окно.

– Я люблю то, как много ты работаешь, чтобы сделать мир лучше, – говорит Карл, нежно сжимая твою ладонь. – Я понимаю, что не всем это по душе, и сам иногда восстаю против того, что ты делаешь. Но полиция и наемники в конце концов увидят, какое добро ты творишь. Я не могу дождаться, когда нам не нужно будет изображать гостей бала-маскарада, и когда мы сможем потанцевать вместе на публике. И я ненавижу то, что наш первый поцелуй в том корейском ресторане случился в темном углу, а не под светом всех ламп. Я хочу, чтобы все смогли увидеть тебя такой, какая ты есть на самом деле. Скоро так и будет.

Он садится, поднимает тебя за запястья:

– Однажды ты закончишь чинить этот мир.

Он хочет, чтобы все увидели тебя такой, какая ты есть.

Но в этом случае он должен увидеть тебя первым, раньше остальных.

Ты кладешь руку на его широкую грудь и заглядываешь в его зеленые глаза. Другой рукой ты достаешь розовое семечко из кармана, а когда он закрывает глаза и наклоняется ближе для поцелуя, ты проворно кладешь семечко себе на язык.

Поцелуй пронзает тебя разрядом, освещающим все твое существо, как обычно. Победа столь же заряжена энергией, как и молния в штормовых облаках, как и высоковольтная любовь. Розовое семечко перекатывается на его язык и растворяется быстрее, чем Карл успевает его почувствовать.

Поцелуй затягивается, замедляет время, и ты открываешь глаза в тот момент, когда он замирает, и улыбаешься, когда он поднимает веки. Под ними ты, как и ожидала, обнаруживаешь ужас того, кто не находится более под воздействием Транса и целует того, кого он на самом деле не любит.

Он отшатывается от тебя, вскакивает на ноги, а ты начинаешь смеяться.

– Ты!

– Я, – ты склоняешь голову к плечу и посылаешь ему воздушный поцелуй.

– Г-г-где я? – Карл оглядывается в смущении, и единственная знакомая вещь, что попадается ему на глаза – его кот.

Ну, и еще ты, конечно. Хотя это очевидно – забыть тебя невозможно.

Ты тоже встаешь, наблюдаешь, как глаза Карла сканируют комнату, как он замечает подсвечник с четырьмя рожками, что мог бы стать достойным оружием в руках того, кто не боится схватки или хотя бы знает, как сжать руку в кулак.

Но Карл не относится к таковым. И не относился.

Ты вытаскиваешь карманный нож, открываешь лезвие и вертишь эту штуковину в руках.

– Я бы на твоем месте не стала, – предупреждаешь ты, поглаживая себя лезвием по щеке. – Если только ты тоже не хочешь ходить в маске.

– Ты одурманила меня, – говорит он.

– Ах уж этот твой проницательный ум ученого, Карл!

– Что? Это не мое имя! – восклицает он.

– Да, конечно. Франклином звали того, кем ты был ранее.

– Оно перешло мне от предков!

– Меня это не заботит, – ты отказываешься называть Карла этим именем.

– И это все говорит о тебе.

– И что, если даже так? – ты подвигаешься к нему, нож танцует между твоих пальцев, пока ты зажимаешь Карла в угол между двумя огромными картинами современных художников. – На самом деле, то, что ты находишься здесь, очень большой подарок. Вспомни, ты и твое Возвращение оказались на моем пути, но я милосердна. Позволила тебе жить и, более того, даровала тебе новую жизнь. А ты даже не сказал мне «спасибо».

– Ты – эгоманьяк! – говорит Карл.

– А ты неблагодарная скотина, – отвечаешь ты. – Для начала, ты жив, цел и здоров. Я даже позволила тебе сохранить этого чертова кота.

Ты думала, что вы с котом привыкнете друг к другу, но трудно полюбить того, кто пытается еще сильнее расцарапать твое лицо, оставив на щеках шрамы наподобие штрих-кода.

Ты делаешь еще пару шагов к Карлу, сокращая расстояние, и прижимаешь его к стене рукояткой. Потом ты разворачиваешь нож, и чертишь острием черту на его груди, останавливаясь у шеи.

– Неужели ты был бы счастливее мертвым?

– Ты не убьешь меня, – Карл избегает смотреть тебе в глаза.

Ты хватаешь его за руку и шепчешь в ухо:

– Я уже это сделала.

Он напрягается, когда твое дыхание касается его лица.

– Я воскресила тебя, но ты умрешь снова. Я не должна для этого втыкать нож тебе в глотку. Город забудет о тебе безо всякого Изумления. Пройдет некоторое время, и все, они вычеркнут тебя из памяти точно так же, как делают в том случае, когда самолеты исчезают без следа, когда пропадают дети.

– Мои друзья найдут меня! – заявляет Карл.

Ты покачиваешь головой, ты уверена, что потрепанная образина к этому моменту застрелила множество своих дружков. Сама же наверняка на пути к берегу океана.

– Я боюсь, Франклин Ладо, что трупы не славятся детективными способностями, и что к утру не останется никого, кто хотел бы отыскать тебя, – ты смеешься ему в лицо, хотя ангел так никогда не поступил бы; ты знаешь это, но ты не в силах удержаться.

Ты создаешь надежду для столь многих, а сейчас ты похищаешь ее у единственного человека, попытавшегося уничтожить все твои труды.

Ты не создана для поэзии, но в этот раз ты можешь как-то ее переварить.

Он хватает тебя – пока ты смеешься, словно настоящий трус – и ухитряется повалить тебя на пол. Ты вцепляешься в нож, готовясь для самозащиты черкнуть острием по его горлу, но он пришпиливает твою руку коленом и бьет тебя в лицо локтем.

Он бьет тебя кулаком – плоть по мертвой плоти на плоти.

Он хватает маску, снимая ее рывком, и твое собственное лицо обезвреживает его куда лучше, чем это когда-либо удавалось поддельному. Он не выказывает отвращения при виде шрамов, нет, он просто удивлен.

Ты бьешь его в бок коленом, и он слетает с тебя.

Ты наваливаешься на него, изгибаясь, и зажимаешь его горло в мертвый захват. Наклоняешься так, как будто собираешься поцеловать, но Карл сейчас в своем худшем, наиболее отвратительном «я» в данный момент, он называет себя Франклином.

– Ты утверждал, что хочешь, чтобы все смогли увидеть меня такой, какая я есть на самом деле, – говоришь ты, игнорируя появившееся на его лице смущение: ведь он не может вспомнить ничего подобного, ни того, что он вещал, ни тех романтических моментов, которые вы делили в корейских ресторанах и на балах, вообще ничего.

Но ты помнишь все это, и все это имеет для тебя значение.

– И вот она я, – заканчиваешь ты.

Он не отводит взгляда от твоего лица, даже для того, чтобы глянуть на нож, что медленно приближается к нему. Его жизнь может закончиться в любой момент, если ты решишь придушить его или сломать ему шею, но он беспокойно и напряженно спрашивает:

– Что с тобой случилось?

Он не спросил о себе.

У него нет ни малейшего представления о том, как месяцы назад ты посреди ночи одурманила его с помощью Транса. Тогда он спал в лаборатории, утомленный напряженной работой над лекарством, что не дало бы твоим семенам прорастать с самого начала, и только ублюдочный кот составлял ему компанию.

И все же он спрашивает, что случилось с тобой, что было в твоем прошлом!

Ты помогаешь другим, но ты о них не заботишься.

А разве ангелам положено заботиться?

– Случилось плохое воспитание, – ты обнаруживаешь, что первый раз в жизни говоришь кому-то об этом. – Мой папаша практиковал свою жестокость на мне, и в конце концов я взяла ситуацию в свои руки, а потом взяла и его жизнь.

Когда ты произносишь все это вслух, ты помимо желания вспоминаешь о детстве, когда тебе так хотелось слушать сказки о принцессах, которых рыцари спасают от драконов. Но вырастая в том доме, где тебе «повезло» родиться, ты усвоила две важные истины: ты, и только ты сама должна рассказать себе собственную историю, а еще иногда принцессе нужно поднять задницу, взять меч и прикончить дракона своими руками.

Твое «жили долго и счастливо» началось с момента, когда закончилась жизнь твоего папаши.

И сейчас ты носишь корону и меч при себе постоянно.

– Я прошу прощения, – говорит Франклин. – Я не знал. Но ничего из этого не дает тебе права на жизнь другого человека. Позволь мне уйти. Откажись от своих замыслов. Мы сможем оказать тебе всю помощь, в которой ты нуждаешься. Ты никогда не будешь невиновной снова, но ты не должна быть отягчена преступлениями до такой степени.

– Трогательно, как сильно ты обо мне заботишься. Печально, что ты не вспомнишь, что пытался быть героем.

Франклин качает головой:

– Зато ты вспомнишь. Желаю тебе удачи в жизни наедине с тобой.

Ты впечатываешь рукоять ножа ему в лоб, начисто вышибая из него сознание. Поднимаешься с обмякшего тела, и пинаешь его в бок, чтобы убедиться, что он реально в отключке.

Ни стонов, ни вздрагиваний.

Ты игнорируешь кошачье мяуканье и отправляешься к своему Банку Памяти, чтобы взять семечко Транса. Ты ловишь свое отражение в зеркале: на тебе нет маски, чтобы скрыть тебя во всей безупречности.

– Ангел, – слово не звучит соответствующим образом, и вовсе не из-за шрамов на твоем лице.

Ты могла бы убить Франклина вместо того, чтобы брать в заложники его воспоминания и прятать их за завесой из созданной тобой личности, но ты все еще позволяешь ему жить. Это судьба, которой ты не предлагала его друзьям, это привилегия, которой ты не предлагала другим своим врагам.

Франклин – это трофей, и его ты выставляешь напоказ, а не убираешь в ящик, где он будет собирать пыль. Он пытался одолеть тебя, и ты выиграла, честным и прямым образом, и теперь он должен служить тебе.

И хотя ангелы служат людям, они трепещут и склоняются перед одним голосом.

– Ты – бог, – напоминаешь ты себе.

Ты улыбаешься и возвращаешься к телу Франклина.

Может быть, он не дракон, может быть ты даже не ангел, как бы клиент ни верил в обратное. Но эта жизнь все еще продолжается по твоему собственному замыслу и таким образом, какой тебе нравится.

Ты катаешь семечко Транса в кулаке, раздумывая, какую личность ты придумаешь для него сейчас. Всякое имя, которое он носил до сих пор, сослужило свою службу и ушло в прошлое, и он у тебя в хороших руках, мир это знает.

Ты создашь для него имя. И никто не вспомнит прежние.