Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок [антология]

Эндрю Смит. Джулиан нарушает правила

Стивен Кемпл не умрет.

Может быть, Стивен Кемпл не умрет по той причине, что я знаю его настоящее имя, и каждый раз, когда я думаю о нем, я мысленно произношу – Стивен Кемпл, Стивен Кемпл, Стивен Кемпл.

Все мои предыдущие жертвы – Сумасшедшая Баба в Шляпе, Камаро-Придурок, Недружелюбная Велосипедная Метамфетаминовая Голова – проходили у меня под выдуманными мной же прозвищами. Это Айова, детка, как ни крути, и анонимность в наших краях штука столь же редкая, как океанский бриз.

Я предпочитаю не знать ничего о незнакомцах, что живут неподалеку от моего дома, особенно о тех, кого я убил.

Все остальные знают все обо всех остальных – так устроена жизнь в маленьких городках вроде нашего Илинга. Мы ходим в одну и ту же церковь, в одну и ту же школу, закупаемся на одном и том же рынке, жарим барбекю в одни дни, одновременно машем лопатами, убирая снег, и вступаем в то же собачье дерьмо.

И я ненавижу Стивена Кемпла.

Вы наверняка уже тоже ненавидите Стивена Кемпла, ну хотя бы совсем чуть-чуть. Хотя бы за тот факт, что его имя повторяется так часто. А ведь я до сих пор не рассказал вам о Стивене Кемпле ничего – ни о той овсяной штуковине, ни о том, как он приковал меня в одних трусах к питьевому фонтанчику, когда мы ходили в школу второй ступени, ни о вечеринке, которую я затеял.

Кто знает? Есть шанс, что Стивен Кемпл умрет в конце моей истории.

Есть шанс, что предзнаменования определят такой исход, а может быть, и противоположный.

Не будем забегать вперед. Пусть пока сукин сын не умрет.

На прошлой неделе – это было на уроке биологии в нашей гуверовской школе – мой лучший друг, Деннис, сказал мне: «Знаешь, что я больше всего ненавижу в тебе, Джулиан? Ты можешь нарушить любое правило, и никто по этому поводу не почешется. Ты можешь ко всем херам убить кого-то прямо тут, в школе, и все учителя дружно скажут «А, так это Джулиан прикончил того типа? Но мы все любим Джулиана».

Если пораскинуть мозгами, Деннис не соврал.

Нет, в порядке вещей для парня ненавидеть определенные вещи в лучших друзьях – ну типа если у тебя есть друг, который весь такой красавчик и с девчонками вообще смелый, или как бы если твой друг может, как я, в любом деле выйти сухим из воды.

Я всегда был таким – в смысле, с талантом без проблем выпутываться из неприятностей, а не красавчиком, умеющим делать так, что девчонки на него вешаются толпами. Я не могу этого объяснить, и я наверняка ненавидел бы это тоже, если бы оно не являлось частью меня.

Но тебе, дружок, это не позволено. Твоя работа – ненавидеть Стивена Кемпла.

Я бы поспорил, что прямо сейчас, когда я сказал «Стивен Кемпл», это выглядело как будто некто медленно, не торопясь сунул ржавую вязальную спицу в ваш глаз и затем до самого центра мозга. И вы подумали нечто вроде «Блин, я надеюсь, что Джулиан уже скоро прикончит этого Стивена Кемпла!».

Поскольку я именно такой.

Деннис даже не подозревал, насколько он был прав, когда брякнул, что убийство может сойти мне с рук.

Ага, еще одна штука насчет имен: имя Денниса пишется как Деник.

Не спрашивайте меня, почему так, хотя сейчас вам нужно вернуться назад на страницу-другую и заменить те буквы, которые уже выстроились у вас в мозгу, на другие. Вам бы нужно поинтересоваться у родителей Денниса, почему они устроили все таким образом.

В конце концов, они это придумали.

Итак, в тот день на уроке биологии у мистера Канга, когда Деннис завел речь о моем умении выходить сухим из любой воды – и давайте посмотрим правде в лицо, что это, если не суперспособность? – мы делали лабораторку, включавшую разглядывание клеток эпителия. И дело шло у нас очень медленно и неуклюже, поскольку в нашей группе оказались Катрин Хаксли и Аманда Флорес, две самые клевые и тусовочные девчонки десятого класса Гувера.

У меня никогда не хватало духу даже заговорить с любой из них, поскольку числился я тощим лузером, и вот тут мы вместе, принудительно собраны в кружок, да должны еще и обсуждать образцы ткани, взятые с наших тел.

Ну, как я и сказал – медленно и неуклюже.

Разглядывать клетки собственного эпителия перед лицом Катрин Хаксли и Аманды Флорес было ничуть не менее унизительно, чем оказаться прикованным в одном белье к питьевому фонтанчику в Блумер-парке, а уж о последнем я кое-что знаю, поверьте, и вовсе не как свидетель.

Ничто, с другой стороны, не может уменьшить самолюбие Стивена Кемпла.

Стивен Кемпл, которого я ненавидел до безумия, и который к тому же не умрет, оказался пятым в нашей группе.

Когда нам выдали задание, Катрин Хаксли в ужасе воскликнула:

– Он не может на самом деле верить, что я это сделаю!

Под словом «он» прятался мистер Канг, а под «этим» – взятие соскоба со внутренней стороны щек с помощью зубочистки, чтобы извлечь некоторое количество клеток эпителия, которые мы должны были словно масло намазать на стеклянную пластинку и изучить под микроскопом.

– Я это сделаю, – сказал Стивен Кемпл.

Затем он сунул указательный палец в рот и принялся возюкать зубочисткой туда-сюда по внутренней стороне щеки, бормоча и выплевывая нечто с трудом различимое, но включающее слова «доброволец» и «день спермы».

У меня вызвали отвращение два факта: во-первых, Стивен Кемпл в открытую заговорил о собственной сперме перед лицом Катрин Хаксли и Аманды Флорес, держа при этом, задумайтесь на минутку, руки в собственной пасти; и во-вторых, размер того образца ткани, которую этот засранец извлек из глубин своего организма.

Эта штука выглядела бледной, миниатюрной ягнячьей ногой.

Аманда Флорес с такой силой загнула губы наружу, что это выглядело так, словно она попыталась вывернуть лицо наизнанку.

Деннис наклонился, проинспектировал объект на зубочистке Стивена Кемпла и заявил:

– Чувак! Ты только что родил! – а потом добавил: – Ха, да это кусок овсянки!

Стивен Кемпл покрутил запястьем с видом ювелира, который держит редчайший алмаз.

– Ага, точно. Овсянка. Со вчерашнего дня. Сегодня на завтрак были вафли.

Меня едва не стошнило, но это было бы слишком унизительно – наблевать перед лицом Катрин Хаксли и Аманды Флорес.

Затем Стивен Кемпл указал своим новорожденным ребенком на меня и сказал:

– Так, а теперь мы должны как-то использовать Поуэлла.

Вот и еще одна причина, по которой я ненавидел Стивена Кемпла: для Стивена Кемпла все парни – это лишь их фамилии, для Стивена Кемпла вся жизнь – непрекращающийся урок физкультуры. Но то, что Стивен Кемпл сотворил дальше, должно было стоить ему жизни в тот же день, поскольку кто угодно, рискнувший сделать подобное, умер бы еще до вечера.

Стивен Кемпл вытер своего роторожденного младенца о мое левое плечо.

Этот подонок мог выпить пинту антифриза одним глотком, и все равно не сдохнуть!

Вы уже ненавидите его, не так ли?

Позвольте мне объяснить.

Сумасшедшая Баба в Шляпе была первой.

Сумасшедшая Баба в Шляпе когда-то орала на меня за то, что я бегаю мимо ее двора и заставляю ее псов лаять на меня. Вы заметили, что я упоминаю Сумасшедшую Бабу в прошлом времени?

Ага, это и есть базовое предзнаменование.

Конечно, я не знал настоящего имени Сумасшедшей Бабы в Шляпе, но она всегда носила шляпы, и я предполагаю, что она была не в своем уме, поскольку всякий раз выходила из себя, начинала размахивать верхними конечностями и орать, стоило одной из ее тупых псин гавкнуть на меня, когда я пробегал мимо.

Мне нравится бегать.

Настоящее время, так что вы знаете, что все закончилось новыми кроссовками и напульсником для меня.

Инцидент с Сумасшедшей Бабой в Шляпе произошел за два года до того, как Стивен Кемпл заговорил про «день спермы» на уроке биологии у мистера Канга в гуверовской школе. Деннис и я, а мы дружили с детского садика, в то время были крутыми парнями в восьмом классе накануне выпуска из школы второй степени имени Генри Э. Уоллеса.

Жителям Айовы нравится называть школы в честь выдающихся политиков, которые родом из нашего штата, что как бы подтверждает в глазах остального мира тот факт, что Айова существует, и что из нее происходят не только посредственности.

Например, Генри Э. Уоллес, бывший вице-президентом.

Грязная тропка, идущая через заброшенные поля, соединяет улицу, где я живу, с Онондага-стрит, а та ведет прямиком к ручью, по берегу которого я так люблю бегать. Посреди дороги находится дом (бывший) Сумасшедшей Бабы в Шляпе.

В тот день, как обычно, две ее тупейших собаки – лохматая такса и перекормленная дворняжья помесь чау-чау и овчарки – находились за невысоким забором из кедра, и метались точно обезумевшие заключенные по двору Сумасшедшей Бабы. И в этот день, как обычно, барбосы довели себя до истерии агонизирующего лая, когда я только подбегал через поле.

Сумасшедшая Баба в Шляпе открыла входную дверь и замахала на меня руками:

– Почему ты бегаешь именно здесь? Посмотри, что ты сделал с моими собаками! Оставь нас в покое! Как ты смеешь так с нами поступать?!

В тот день на ней была маленькая дамская шляпа с узором в виде леопардовых пятен, а на той болталась черная сеточка вроде упаковки для мандаринов, а сверху торчало черное фазанье перо.

Я никогда не отвечал ей, я чувствовал, что ее высказывания – скорее некий способ самовыражения, а не реальные вопросы.

Но в тот день, как раз когда я пробежал поле и выбрался на Онондага, произошли две вещи: во-первых, дворняжка Сумасшедшей Бабы взобралась на деревянную изгородь; и во-вторых, наш местный патрульный Клейтон Аксельрод выехал из-за угла на своей полицейской машине.

Так что он все видел.

Псина рванулась за мной, Сумасшедшая Баба рванулась за барбосом.

– Оставь мою собаку в покое!

Я успел мельком глянуть – но только мельком, – как она машет ручонками, будто пытается сбить невидимые языки пламени, охватившие вершину ее маленькой шляпы леопардовой расцветки.

Дворняжка вонзила желтые зубы в мое левое запястье.

В этот момент я понял кое-что: когда вас кусает собака, да еще и бешено трясет при этом головой так, будто надеется оторвать кусок мяса, то ощущения вызывают в вас сильное желание жить. Так что я испытал нечто вроде благодарности – но только на момент – к той псине, что заставила меня осознать, насколько я люблю жизнь.

– Оставь мою собаку в покое, маленький извращенец! – заорала Сумасшедшая Баба в Шляпе.

Я ухватил барбоса за ошейник, и принялся закручивать полосу кожи.

Собака начала задыхаться.

Я думаю, что в этот момент, испытывая недостаток кислорода, псина Сумасшедшей Бабы тоже сообразила, насколько сильно она любит собственную жизнь. На самом деле, этим утром на Онондага-стрит изверглось такое количество любви к жизни, словно мы на пару с дворняжкой посетили недельный ретрит на одном из семинаров для оказавшихся в депрессии бизнесменов.

Патрульный Аксельрод выскочил из автомобиля.

Сумасшедшая Баба в Шляпе, бежавшая очень медленно, замахала руками и заорала:

– Отвали в жопу на хер от моей собаки! Ты, кусок дерьма!

Патрульный Аксельрод, на котором были весьма опрятные, блестящие перчатки из кожи, ухитрился сцапать псину за шерсть на широком жирном загривке. Барбос разжал челюсти, обнажив мое кровоточащее запястье, и патрульный Аксельрод заявил:

– Окей. Ты можешь отпустить ее.

И в тот момент, когда я отпустил ошейник, зубастый ублюдок куснул меня снова.

Большое спасибо, патрульный Аксельрод.

К этому времени Сумасшедшая Баба в Шляпе наконец добралась до нас, извергая поток воплей, в котором предлагалось мне и патрульному Аксельроду отвалить от ее собаки и от ее дома.

Все закончилось для меня в компании папы и мамы в пункте экстренной помощи в нашей больнице. Мне наложили четыре шва и вкатили укол от столбняка в левую половинку моей бледной, костлявой задницы, и это могли наблюдать все собравшиеся в комнате, включая доктора, сестру, патрульного Аксельрода и моих родителей.

Можно представить, как в этот момент я ненавидел Сумасшедшую Бабу в Шляпе и ее собак.

И точно в тот миг, когда игла вошла в мою плоть, это и произошло в первый раз. Меня посетила мысль: «Сумасшедшая Баба должна умереть». Желания, подобно мыслям о смерти, почти всегда могут стать предзнаменованием, и в тот момент я захотел увидеть ее мертвой.

Вы можете подумать, что это только преувеличенная реакция на происходящее. Нет, не в моем случае. Смерть была призвана, и она откликнулась на зов – так я думаю.

Мой день оказался испорчен, но не в такой степени, как у Сумасшедшей Бабы.

В Илинге, в городе, где никогда ничего не происходит, и всякий, кто не живет здесь, лишь проезжает мимо – либо в одном направлении на Ватерлоо или Седар-фоллс, или в другом направлении на Айова-сити, – имеется заправочная станция/ореховые леденцы- вяленая оленина-магазин/контактный зоопарк под названием «Билл и Кэрол». Ореховые леденцы и оленину не изготавливают на месте, пусть даже хозяева делают вид, что все обстоит иначе, а контактный зоопарк – самая глупая затея, которую я когда-либо видел.

Все животные, за исключением трех, умерли, и все, что осталось в «Билла и Кэрол Ореховые Леденцы и Вяленая Оленина Зоопарк» – пустынная черепаха, чихуа-хуа с тремя ногами и двадцатифутовый сетчатый питон из Малайзии. Питон не сожрал черепаху исключительно потому, что у нее имелся панцирь, а чихуа-хуа оказалась для него слишком проворной, куда более проворной, чем некогда были прочие обитатели зоопарка.

И вот, в тот день, примерно в то же время, когда моя обнаженная тринадцатилетняя задница оказалась предъявлена папе, маме и кучке чужаков в одном из помещений Илингской Лютеранской Больницы Ангела Милосердия, двадцатифутовый сетчатый питон из Малайзии от «Билл и Кэрол», которого звали Эдди, сбежал из скорбного зоосада и направился на Онондага-стрит, прямиком во двор Сумасшедшей Бабы в Шляпе.

Само собой, лохматая такса Сумасшедшей Бабы подняла лай, визг и начала брызгать слюной. Другой пес – тот самый, что покусал меня – был увезен в приют для животных, чтобы в течение сорока восьми часов обдумать там то, что он совершил.

Сумасшедшая Баба в Шляпе, услышав суматоху во дворе, решила, что надоедливый мелкий придурок, которому так нравится мучить ее собачек, вернулся, и снова по своей идиотской привычке бежит по тропке вдоль забора.

В этот момент на ней оказалась сиреневая шляпа типа «колокол» с тем, что выглядело, как галстук-бабочка, приколотая к полям. Первой ошибкой Сумасшедшей Бабы стало то, что она выбрала к этой шляпе зеленое платье, а второй, что она попыталась отбить лохматую таксу у Эдди.

Ну а тот взял и обернул свое тулово, похожее на ствол вяза, вокруг, вокруг и еще раз вокруг тела Сумасшедшей Бабы в Шляпе.

Когда я прочитал о том, что случилось на Онондага-стрит, я почувствовал себя немного виноватым, но только немного. Мог ли я устроить все это напряжением воли? Конечно, мог, а как же.

За следующие два года, после того, что произошло с другими – Камаро-Придурком, Недружелюбной Велосипедной Метамфетаминовой Головой, Злобным Извращенцем из Внештатных Учителей, и еще кучкой народу – я вынужден был признать, что являюсь Ангелом Смерти Илинга из Айовы.

С их стороны требовался лишь небольшой проступок, чтобы я начинал думать «Ты должен умереть, Камаро-Придурок или Недружелюбная Велосипедная Метамфетаминовая Голова или кто там еще», и всё, смерть приходила, причем не просто смерть, а странная, непредсказуемая, с трудом вообразимая. Например, Злобного Извращенца из Внештатных Учителей пришибло куском космического мусора, когда он ехал в своем «Фиате» с откидной крышей, на таком, что должен быть в автопарке у всякого извращенца.

И каждый из них умер.

И я не спрашивал, почему или как я смог управлять их судьбой.

Я просто делал это.

Но что странно, гибель не настигла Стивена Кемпла, и я много лет не могу разобраться, почему!

В пятницу, наступившую после того, как Стивен Кемпл на уроке биологии у мистера Канга вытащил изо рта нечто, достойное имени и свидетельства о рождении, а потом размазал эту штуку по моему поло с символом «Высшая школа Герберта Гувера. Сборная по спортивному ориентированию», мама и папа собрались в Миннеаполис на три дня.

– Ты знаешь правила, Джулиан, – сказал папа перед тем, как они поцеловали меня в лоб и забрались в «Приус».

Конечно, не имело значения, какие там были правила, ведь я мог нарушить любое из них, оставить залитые кровью трупы в гостиной, и папа с мамой даже бы не заметили. Это, стоит заметить, тоже предзнаменование.

Мама, никогда не носившая шляп, опустила стекло на окне и помахала мне:

– Звони каждый вечер!

Они дали мне разрешение устроить вечеринку, как обычно.

Но давайте будем честными: «вечеринка» для тощего придурка пятнадцати лет от роду, родом из Илинга, штат Айова, по имени Джулиан Поуэлл означает, что его лучшему другу Деннису разрешено прийти в гости и просидеть в гостях весь вечер допоздна за поеданием пиццы и за игрой в тупейшую, напичканную насилием видеоигру, в которую мы тогда рубились до безумия, под названием «Баттл Квест: Пленных не брать».

Деннис подошел к пяти.

Курьер из «Пиццы Стэна», старшеклассник Скот Ньюфилд, с которым мы вместе бегали в школьной команде по спортивному ориентированию, постучал в дверь, когда мы провели около часа в реальности «Баттл Квест: Пленных не брать».

Я подумал, что странно, почему Деннис заказал четыре стэновских пиццы, ведь обычно мы едва находили силы справиться с одной.

– Ты голодаешь или что-то типа того? – поинтересовался я.

Деннис отнес груду коробок с пиццей в гостиную.

– Неа. Ты никогда не догадаешься, что я сделал, – заявил он.

– Готов поспорить, что ты попробуешь сшить штаны из четырех пицц размера XXL? – предположил я.

– Нет, – Деннис помотал головой. – Я пригласил к тебе Катрин и Аманду. Представляешь, они сказали «да».

– И они еще сказали, что очень много едят?

– Нет, я просто... Не будь идиотом, Джулиан!

Я готов был признать, что это одновременно волнительно и немного пугающе – даже мысль о том, чтобы оказаться пятничным вечером в собственном доме наедине с Катрин Хаксли и Амандой Флорес.

– Почему ты пригласил именно их? – спросил я.

– Ты что, выжил из ума?

Я не сомневался, что вопрос Денниса полностью риторический.

– Но я в штанах от пижамы и помятой футболке, – буркнул я.

И в этот момент одновременно случились два события: во-первых, прозвенел звонок у входной двери, и это вовсе не предзнаменование, поскольку вы уже знаете, кто именно нажал кнопку, ведь варианта два – Катрин Хаксли или Аманда Флорес; и во-вторых, я осознал не только тот факт, что Деннис одет куда приличнее меня, а что он одет элегантно, типа как на танцевальный вечер в школе, и это такая штука, какую пацан в пятнадцать лет никогда не заметит по поводу лучшего друга, если он, конечно, не поймет, что выглядит позорно в свете надвигающегося визита двух очень красивых и умных, популярных сверстниц.

– Ах ты гад, – сказал я.

Деннис примирительно махнул рукой:

– Они решат, что это сексуально.

– Тогда ты тоже должен был явиться в пижаме!

– Не будь идиотом. Ты знаешь, что я сплю в трусах.

– Я могу дать тебе взаймы кое-что из своего...

Пока мы спорили по поводу моды и спального белья, звонок подал голос снова.

Деннис повторил мантру вечера:

– Не будь идиотом, Джулиан. Открой дверь.

Аманда Флорес рассмеялась, едва увидев меня:

– Только не говори, что это вечеринка в пижамах! Ты где учишься? В четвертом?

Я был уверен, что и это риторический вопрос.

И мои штаны от пижамы были украшены пикапами «Шеви» пятьдесят третьего года.

– Нет... Я... хм... Всегда одеваюсь таким образом. Хм... Когда я...

Деннис отодвинул меня в сторону и распахнул дверь до конца, так что Картин Хаксли и Аманда Флорес смогли увидеть, что он одет как десятиклассник, полная противоположность босоногому малявке с маленькими красными машинками на пижамных штанах.

Он сказал:

– Привет, Катрин! Привет, Аманда! Вы не голодны? У нас есть пицца! Заходите.

В этот самый момент я испытал к нему нечто вроде ненависти, но не той ненависти, что вызывает из небытия сокрушающих кости сетчатых питонов, или заканчивается удушением собственной ветровкой, зажатой в резиновом поручне эскалатора, как это случилось в прошлом апреле с Камаро-Придурком в тот день, когда он нарочно обрызгал меня грязью, когда я бегал. Ну и, как я говорил, в порядке вещей для лучших друзей ненавидеть друг друга время от времени.

И это не была та ненависть, которую я питаю к Стивену Кемплу.

Катрин и Аманда, следуя за элегантно наряженным Деннисом, прошли в мою гостиную.

– Твои родители уехали? – спросила Катрин.

Это прозвучало так дерзко и сексуально, что я едва не потерял сознание, что было бы в высшей степени позорно.

И все же ухитрился пропищать в ответ:

– Ага. В Миннеаполис до воскресенья.

– Прикольные носки, – оценила Аманда. – Слушай, а это не тебя полуголым приковали к питьевому фонтанчику в Блумер-парке, когда мы были в шестом классе?

– В седьмом, – поправил Деннис.

Мои носки были от разных пар, один серый, а другой белый, хотя я этого не замечал до момента, пока Аманда Флорес не обратила на них внимание. Пока все выходило так, что сегодня получится один из худших вечеров в моей жизни, и без всяких предзнаменований.

Аманда и Деннис взяли по куску пиццы и уселись на диван.

Я, будто статуя юного дебила в неподходящих обвисших носках и штанах от пижамы с грузовичками, замер посреди комнаты, не зная, что делать, и позволено ли мне двигаться.

Катрин Хаксли вытащила свой смартфон, и начала торопливо набирать текст, наверняка умоляя кого-то из знакомых спасти ее от ада с пиццей и видеоиграми и от парня, которого в одних подштанниках на долгие шесть часов приковали к фонтанчику в парке.

Газета Илинга тогда напечатала фотки.

А умер ли Стивен Кемпл после этого?

Нет. Нет, он не умер.

Куда позже я сообразил, что именно набирала в этот момент Катрин Хаксли: адрес моего дома. И она отправила его, считай, чуть ли не каждому студенту высшей школы имени Герберта Гувера.

Поскольку именно по этому адресу начиналась вечеринка.

Так вот и вышло, что моя дурацкая «вечеринка», на которой предполагались только я (в штанах от пижамы с грузовичками на них) и мой лучший друг, Деннис (одетый точно модель из раздела «Стиль для Тинейджеров» каталога ДжСПенни), треснула по швам.

Как только Катрин Хаксли начала отправлять сообщения, путь к отступлению оказался разрушен.

Этой ночью я узнал некоторые вещи о молодежных вечеринках, которых предпочел бы не знать никогда – ну типа того, когда все закрутилось и ясно, что взрослых нет, любой чужак от двенадцати до восемнадцати просто является к тебе и заходит через любую незапертую дверь, а иногда и через окно.

Деннис, элегантно одетый и жрущий пиццу на диване в компании Аманды и Катрин, принялся демонстрировать девчонкам, как играть в «Баттл Квест: Пленных не брать», в то время как я, все еще стоявший столбом посреди гостиной, внутри себя прикидывал, должен ли я с извинениями удалиться и переодеться во что-то походящее для десятиклассника, или достаточно будет накинуть халат.

Деннис уселся между девчонками, которые смеялись и подпрыгивали, их ноги прижимались к конечностям моего друга, так что он оказался в ловушке, в какой любой парень умер бы счастливым.

И я не мог не признать, что ревную как черт.

Я опустился на диван рядом с Катрин, но не так близко, чтобы до нее дотронуться, поскольку я был только в футболке и пижамных штанах и вообще боялся, что от прикосновения к ней меня хватит удар. Я напрягся, чтобы усилием воли заставить себя расслабиться и получить удовольствие, как это делают остальные, но именно в этот момент явился нежданный гость, как позже выяснилось, первый из доброй сотни.

Он просто открыл дверь, не постучавшись, и вошел.

И это оказался, кто бы вы думали, Стивен Кемпл!

Стивен Кемпл, несущий упаковку пива на двенадцать банок.

– Где холодильник? – нахально поинтересовался он.

– Ты не можешь принести это ко мне в дом! – заявил я, хотя на самом деле подумал: «Почему бы тебе не умереть, Стивен Кемпл?».

– Ха-ха, – сказал Стивен Кемпл.

А затем он разорвал пластик на упаковке и выдал по баночке девчонкам, и предложил одну Деннису, который посмотрел на меня. По моему другу было видно, что он не против выпить, но мне полегчало, когда он пробормотал:

– Нет, спасибо.

– О, жрачка от Стэна! – завопил Стивен Кемпл, набрасываясь на пиццу точно коршун на цыпленка.

Я поднялся, целиком и полностью приготовившись к тому, чтобы выкинуть Стивена Кемпла из моего дома, ну по крайней мере попытаться. Катрин Хаксли и Аманда Флорес уже вовсю пили пиво.

Стивен Кемпл указал донышком банки в мою сторону и поинтересовался:

– Чего с тобой, Поуэлл? Собираешься в постельку?

Как я ненавидел его в этот момент!

Тут дверь открылась вновь, и по меньшей мере дюжина подростков, которых я ранее видел в школе Герберта Гувера, ввалилась в дом. Среди них были и выпускники, и те, кто только поступил, и в один момент меня охватил страх.

Два парня, шагавших впереди остальных, могли похвастаться клочковатыми бородками, и они тащили пивную кегу.

– Привет, Мальчик-в-Пижаме! – сказал один из Пижонов-с-Кегой. – Где тут задний двор?

И я подумал «Ты не можешь называть меня Мальчиком- в-Пижаме, ты, глупый Бородатый Пижон-с-Кегой».

Как бы все для тебя, придурок, не закончилось на дорожке для игры в кегельбан, где тебя придавит воротцами...

Но оказалось поздно, чтобы останавливать безумие, и это куда более ясное предзнаменование, чем нужно.

Затем все было как в тумане.

За каких-то полчаса мой дом оказался набит тинэйджерами, кто-то взялся управлять стереосистемой родителей, музыка заорала, гостиная превратилась в танцевальный клуб, диван, на котором мы с лучшим другом должны были развлекаться видеоиграми, стал чем-то вроде зоны неограниченного флирта.

Весь дом чадил алкоголем, табаком и паром электронных сигарет.

Я потерял Денниса, когда вышел поглядеть, что творится снаружи, а там дела обстояли еще хуже, чем внутри. Задний двор оказался набит людьми, в толпе обнаружилась воронка, подсоединенная к шлангу, и эту штуку использовали, чтобы опустошать банку пива в один глоток.

Двор вонял, точно мужская раздевалка в школе, и по меньшей мере шесть парней одновременно мочились на нашу изгородь, которая превратилась в подобие общественной уборной.

Пацан, только что оторвавшийся от пивной конструкции из шланга с воронкой, покачнулся и принялся блевать прямиком на группу мальчишек и девчонок, мирно куривших гашиш. Они с воплями метнулись в стороны, и все выглядело так, словно толпа удирает от разъяренных быков, разве что мы находились в Айове, а не в Испании, а роль злобных животных исполняли брызги желчи, слюны и пива.

У меня закружилась голова.

Носки мои к этому моменту были сырыми, и я искренне надеялся, что только от пива, хотя знал, что это не так.

– Эй, парень, твой черед! – Тощий Супер-Белый Лысый Пижон-Старшеклассник, Очевидно не Знающий, Как Застегивать Гребаную Рубаху, Чтобы Показывать Тату Восьмиклассницам, протягивал мне свободный конец шланга от пивопийственной конструкции.

Позже этот тип уснул внутри пресса для утрамбовывания картонных коробок, что в супермаркете «Хай-Ви».

– Спасибо, нет.

И тут я решил, что самое время вызвать копов в собственный дом.

Я проложил путь через море идиотов, и продавился сквозь беснующуюся толпу внутри.

Семеро тинэйджеров играли в покер на раздевание на том самом столе, где мы ужинали на День Благодарения и на Рождество. Я хотел заорать, но оказался зачарован видом Аманды Флорес в просвечивающем лифчике.

Честно говоря, к тому моменту я никогда не видел живой девчонки в лифчике.

Потом я сообразил, что Деннис тоже среди играющих, и что он раздет до трусов.

И все ржали как сумасшедшие, поскольку Стивен Кемпл только что проиграл и оказался полностью раздетым. В моем доме. Сидя на одном из наших обеденных стульев.

Я решил, что с этого момента я больше не буду есть в столовой.

Деннис глянул на меня с извиняющимся видом и пожал плечами:

– Я не знаю, как это случилось.

Я мысленно сосчитал количество предметов реально элегантной одежды, которые ему пришлось снять.

– Очевидно, ты продул не менее пяти раз – вот как это случилось, – заявил я.

Стивен Кемпл вскочил со стула и схватил меня за руку с воплем:

– Ты не можешь смотреть, если не играешь! Садись к нам, Поуэлл!

Голый Стивен Кемпл дотронулся до меня.

Это оказалось слишком.

Я ненавидел его в этот момент так сильно!

Почему бы Стивену Кемплу не умереть?

Я выдернул руку из хватки обнаженного Стивена Кемпла, который принял разумное решение не преследовать меня через танцевальный зал гостиной и вверх по лестнице к моей спальне.

Там первым делом меня обругали шесть девчонок, ждавших очереди в ванную. Затем в собственной спальне я наткнулся на малознакомую парочку, упоенно занимавшуюся сексом на моей кровати, где до этого никто никогда сексом не занимался. Потом я все же ухитрился прорваться в комнату родителей, по счастью, оставшуюся свободной, и позвонил в полицию, надеясь с ее помощью остановить вечеринку.

Сделав это, я уселся на кровать предков и спрятал лицо в ладонях.

Последовал стук в дверь, и вошел Деннис.

Он устроился рядом и сказал:

– Чувак, я так сожалею, что все так произошло.

– А почему ты все еще в трусах? – поинтересовался я.

– По двум причинам. Во-первых, я не проиграл. А во-вторых, Стивен Кемпл бросил всю нашу одежду в костер.

– А, там есть еще и костер?

– Ну да, во дворе.

– Очень разумно, что не в доме, – сказал я.

Деннис кивнул:

– Ага.

– Стивен Кемпл все еще голышом?

– Точняк.

– Я ненавижу Стивена Кемпла до печенок.

– Точняк, чувак.

Когда полицейские явились к моей входной двери, я открыл ее, будучи все в тех же пижамных штанах и в обвисших, не подходящих друг к другу носках. Большой неудачей оказалось то, что на вызов приехал патрульный Клейтон Аксельрод, который в некотором роде усыновил меня после того, как спас меня от собаки Сумасшедшей Бабы в Шляпе, а затем наблюдал, как мне делают укол от столбняка в задницу.

Увидев меня в дверном проеме, он – я не шучу – потрепал меня по волосам и улыбнулся. Отвратительно, никому не позволено трепать меня по волосам, и не имеет значения, какого размера пистолет вы носите.

– Привет, Джулиан! Как ты? Как твоя рука?

Каждый раз, когда патрульный Аксельрод видел меня, он спрашивал насчет руки, как будто она была неким образом хирургически удалена и потом чудесным образом пришита обратно.

– О, прекрасно. Замечательно, патрульный Аксельрод, – сказал я.

Достойные павианьего стада вопли донеслись с заднего двора, а дом в тот момент, казалось, не сдержал отрыжки из смешанных запахов мочи, гашиша, пива и сигарет, и все это на волне электронной музыки, что шандарахнула патрульному Аксельроду прямо в лицо.

Патрульный Аксельрод глянул мне за спину, туда, где стоял Деннис в одних трусах.

– Похоже на то, ребята, что вы замутили тут вечеринку в пижамах! – заявил патрульный Аксельрод.

– Нет, патрульный Аксельрод. Несовершеннолетние употребляют спиртное. Несовершеннолетние курят гашиш. Они полностью потеряли самоконтроль и их нужно отправить по домам, – сказал я.

– Ха-ха! – хохотнул патрульный Аксельрод. – Ты никогда не делаешь ничего против правил, Джулиан. Просто повеселитесь, и не засиживайтесь слишком допоздна. Что за шутник?

Затем патрульный Аксельрод развернулся и зашагал обратно к полицейской машине.

Уже усаживаясь в нее, он крикнул мне через плечо:

– Если вам, парни, понадобится сделать заказ у Стэна, просто дай мне знать, Джулиан!

А потом он уехал прочь.

– Как ты проделал это? – спросил Деннис.

– Я чертовски ненавижу себя.

Все восходы что-то да предвещают.

Вечеринка затухла только в четыре утра, когда небо на востоке начало бледнеть, стало желтовато-серым, точно такого же цвета, как блевотина у нас на заднем дворе.

Ну, на самом деле не затухла до конца.

Отвратительный Двенадцатиклассник С Зачесанными Назад Волосами В Белом В Обтяжку вырубился на полу прямиком под обеденным столом, укрывшись тем ковриком, что обычно прятал под собой люк в подвал. Мне пришлось на самом деле пихнуть его, чтобы разбудить, а потом соврать, что все его ждут в «Панкейк-хауз» на Кимберли-драйв, и что он без проблем доберется туда в нижнем белье.

Он поблагодарил меня и заявил, что я лучший друг, которого он когда-либо имел.

Затем мы с Деннисом прошлись по минному полю из раздавленных пивных банок в гостиной. Из ее окон открылся вид на залитое мочой болото заднего двора, все еще дымившийся костер посреди которого создавал впечатление, что тут недавно приземлился метеорит.

Деннис встал на краю кратера и покачал головой.

– Ничего были вещички, – сказал он.

– Они были настолько «ничего», что мне хотелось засветить тебе по физиономии, – сообщил ему я.

– Ха, а теперь признайся. Ты же в курсе, как все устроить так, чтобы не оказаться в заднице, когда твои родители завтра вернутся.

Я почесал в затылке:

– Ага. Прям так уж и в курсе.

Деннис зевнул:

– Тогда как насчет партейки в «Баттл Квест»?

– Конечно.

Мне крайне неловко сообщать это, но как бы мы и я, и вы тоже не ненавидели Стивена Кемпла, этот гаденыш не умер в тот день.

В живых осталась и Катрин Хаксли, вполне заслужившая жуткую кончину за то, что испортила вечеринку на двоих с Деннисом, ну и еще с двумя девчонками, может быть. И уж точно не в компании обнаженного Стивена Кемпла, который так и не умер, и чей голый образ теперь навеки отпечатан в плоти моего измученного мозга.

Родители вернулись домой в воскресенье.

Мы с Деннисом ухитрились к этому времени ликвидировать следы вечеринки, так что за исключением запаха мочи и огромного черного пятна на заднем дворе, все обстояло как обычно.

И мама с папой поверили нашей истории насчет гигантского метеорита, что вонял подобно общественной уборной, и все знали, что они поверят. В конце концов, Маленький Ангел Смерти Илинга в Айове может позволить себе нарушить любое правило, какое захочет, может даже попытаться сдать себя в руки копов, и никто не подумает его в чем-то обвинить.

Но Стивен Кемпл умудрился не умереть.

И даже Маленький Ангел Смерти иногда должен прибегать к более простецким методам, и взять вопрос крови и плоти в собственные руки. Это грязное дельце – подбивать баланс в бухгалтерских книгах вселенной, но кто-то обязан им заниматься.

Я знаю, где живет Стивен Кемпл.

И это – несомненное предзнаменование.