Повелитель теней. Том 2

Глава 20

Раннее утро только начало заниматься над Сен-Марко, а на площади уже выстраивались отряды всадников и пеших рыцарей, готовые к выступлению в поход. Марк стоял у окна в одной из гостиных королевского дворца и смотрел на ровные колонны, формирующие войско короля Ричарда. И хоть это была только его часть, выглядело оно внушительно.

На нём был обычный суконный камзол и латы, покрытые тонким витым узором, достаточно надёжные, чтоб защитить в бою, красивые, чтоб украсить собой своего обладателя, и сдержанные, чтоб не производить впечатление излишней роскоши, неуместной на войне. К нему подошёл Рене де Грамон в своих нарядных доспехах со шлемом в руке. Он невольно шевелил плечами, потому что латы казались ему тяжёлыми и неудобными, к тому же он понятия не имел, что делать со шлемом.

— Я должен буду его надеть? — озабоченно спросил он у Марка.

— Пока мы едем по городу, держи его в руке, а после того, как окажешься за стенами, можешь отдать оруженосцу, — ответил Марк, не отрывая взгляда от того, что происходит на площади. — Ты прочитал донесение, которое я передал Раймунду?

— О том, что Монтре имел наглость предложить тебе от имени короля шпионить за нами и доносить ему? Да. И про то, что он пытался подкупить тебя, тоже. Это хороший козырь против него, но не знаю, когда мы сможем его разыграть. В любом случае, тебе следует продолжить игру с ним. После обсудим, что ты можешь сообщить ему, чтоб не разочаровать. Что скажешь о Блуа?

— Я постарался настроить этих двоих друг против друга, и продолжу делать это. Пока Монтре будет отвлечён на Блуа, мы сможем действовать свободнее. Блуа, как я указал в донесении, ищет контактов с вами. Не думаю, что стоит так уж прямо отталкивать его. Он ленив, нерешителен, но показался мне искренним в своём стремлении служить королю. Учитывая его коммерческие возможности, он может быть очень полезен. Ну, и при случае с удовольствием подставит подножку Монтре. Почему бы не оказать ему в этом содействие?

— Я согласен, — кивнул Рене, и нерешительно потёр шлем. — Честно говоря, Марк, меня пугает этот поход. Ты же знаешь, я, скорее, книжный червь, чем воин. Я боюсь.

— Твоё дело — не мечом махать, — проворчал Марк. — Напротив, ты должен держаться подальше от военных действий. Сейчас, когда король заявил, что мы идём не на луар, все шпионы активизируются, чтоб узнать о цели нашего похода. Твоё дело — выявлять их и ловить.

— Да, это мне как-то ближе, — пробормотал де Грамон.

— Идём, — Марк повернулся к нему. — Принц Жоан только что вышел на площадь со своими рыцарями. Скоро появится король.

Марк спустился на площадь и прошёл туда, где в сёдлах уже сидели его рыцари, а чуть дальше расположились их оруженосцы. Он подошёл к своему коню и легко поднялся в седло. Чуть в стороне он увидел сидевшего на боевом коне графа де Блуа в окружении небольшой группы подчинённых ему рыцарей. Ближе к центральному входу во дворец, где уже собрались придворные, входившие в свиту короля и наследного принца, расположилась ровная колонна королевских гвардейцев в начищенных до блеска латах. Дальше шли отряды военных баронов, числом не более сотни воинов в каждом, те, кто должен был участвовать в торжественном выходе войска из Сен-Марко. Блеск лат и кольчуг, яркие цвета геральдических знамён и штандартов украшали площадь. В стороне выстроились отряды пехоты, лучников и копейщиков, каждый — возглавляемый сержантом, рядом с которым стояли барабанщики в цветных туниках.

Раздался рёв боевых труб, и по ступеням на площадь сбежал король Ричард, казалось, не замечавший веса своих золотых лат. Сев на своего бурого мощного коня, он поднял руку, и стало тихо, только кое-где в нетерпении всхрапывали лошади. Быстрый взмах, и трубы тут же заревели вновь. Король в окружении ближайших военачальников — де Сансера, Вайолета, де Бове, Делвин-Элидира и других двинулся по длинному узкому коридору, ведущему мимо выстроившихся войск в сторону центральной улицы. За ними пристраивались другие отряды, сначала — королевской гвардии, потом настала очередь отряда барона де Сегюра, а следом постепенно к бесконечной кавалькаде присоединялись остальные.

Колонна не торопясь двигалась по городу в окружении возбуждённых горожан, которые кричали приветствия и благословения королю, пожелания лёгкой и быстрой победы. Под ноги коням летели букетики цветов. Проезжая мимо знакомого переулка, Марк отыскал в толпе румяное личико Мадлен. она так многообещающе улыбалась ему, что он понял, что теперь ему ещё больше захочется вернуться домой в Сен-Марко. Он послал ей воздушный поцелуй, и переулок остался позади.

Лишь когда его отряд проезжал через городские ворота, где-то позади раздался ровный говор больших армейских барабанов — это выступали в поход пешие войска. А за стенами города на лугах уже ожидали новые отряды, которые не спеша встраивались в длинную колонну, и бесконечные повозки обозов, следовавшие за войсками.

Колонна королевских войск медленно и неотвратимо двигалась по дороге на восток. И Марк обернулся, чтоб напоследок посмотреть на стены столь любимого им Сен-Марко. Увидит ли он их снова? Увидит ли Мадлен? Ответа на эти вопросы у него не было. И он снова взглянул вперёд, куда меж густых лесов и широких полей лежал путь королевского войска.

Хок ехал верхом между своими новыми товарищами Ламбером и Арно и сразу за бароном де Сегюром. Их небольшой отряд, занимал совсем немного места в общем строю. Кавалеристы ехали по четыре всадника в ряд, так что вместе с оруженосцами они заняли всего несколько рядов, и впереди совсем близко маячили яркие штандарты короля и принца.

Колонна двигалась очень медленно, шагом, видимо, для того, чтоб позволить идущим в пешем строю пехотинцам не отставать от кавалерии. К тому же довольно скоро после выхода из города де Сегюр обернулся и махнул рукой направо, после чего сам развернулся и съехал с дороги на широкий луг.

— Привал! — крикнул он, глядя, как его подчинённые сворачивают следом за ним. Он спрыгнул с коня и отстегнул тяжёлый плащ.

— Снимайте латы, командор, — проговорил Арно, спешившийся рядом. — До битвы ещё далеко, и незачем перегружать себя и лошадей.

Хок не стал спорить. Насколько он помнил, в далёкие дни другой, прошлойжизни, он никогда не снимал в походе доспехи, но воспоминания о жаре, бесконечном зуде и укусах блох были куда ярче, чем о непомерной тяжести. Он наблюдал, как оруженосцы, спрыгнув с коней, отцепляют от сёдел узлы с одеждой и спешат к своим рыцарям, чтоб помочь им избавиться от железных панцирей и предложить более удобную одежду.

Де Сегюр снял стёганный, видимо, сшитый специально под латы камзол и белую сорочку из тонкой ткани. Взамен Шарль подал ему простую рубаху из чёрного льна с открытым воротом и кожаную куртку, украшенную шнурками и застёжками, и всё же достаточно скромного вида.

— Помоги командору, — велел он юноше, и оруженосец поспешно направился к Хоку, чтоб помочь ему расстегнуть ремни, которыми крепились наплечники лат.

Тем временем остальные оруженосцы несли доспехи своих хозяев в одно место и складывали их там, образуя блестящую кучу.

— Пять оруженосцев остаются здесь, чтоб дождаться наших телег и погрузить на них доспехи. Остальные вместе с рыцарями возвращаются в строй, — скомандовал де Сегюр, снова вскакивая в седло.

Он поскакал вдоль медленно движущейся колонны, и вскоре вернулся на своё место за королевскими гвардейцами. Хок оценил его мудрое решение избавиться от лишнего груза, потому что чувствовал себя теперь куда свободнее. Его бархатный камзол был слишком изыскан на фоне кожаных курток его товарищей, которые выглядели, скорее, как банда головорезов, чем как рыцари, состоявшие на службе короля. Но у него не было оруженосца, и его багаж, кроме кисиной корзины, закреплённой на крупе коня, был погружен на телегу, следующую в обозе.

Тем временем де Сегюр обернулся и, взглянув на него, жестом велел подъехать. Тут же следовавший рядом с ним Ла Моль приотстал и занял место Хока во втором ряду.

— Наверно наш способ передвижения кажется вам весьма архаичным, командор? — поинтересовался барон, и Хок понял, что тот хочет скоротать время скучного перехода за приятной беседой.

— Для нас переходы крупных войсковых соединений остались в далёком прошлом, — пожал плечами Хок. — Что ж до того, как это было тогда, то это выглядело примерно так же.

— Мы будем двигаться довольно медленно, — кивнул де Сегюр, — чтоб пехота и обозы не отставали. Сама колонна растянулась на мили, и до того, чтоб последние телеги достигли места стоянки, где мы остановимся на ночлег, пройдёт несколько часов. Потом мы перестроимся так, чтоб к нашему подходу к месту стоянок слуги уже могли установить шатры, развести костры и приготовить горячую пищу. На самом деле такие переходы — самая утомительная часть войны. Поэтому Арман никогда не устраивал ничего подобного, назначая время и место, где отряды должны собраться перед битвой. К тому же он был мастером действовать в разных местах небольшими соединениями, чем приводил в замешательство наших врагов. Он изматывал их внезапными набегами, отсекал обозы, умело пользовался смещением ориентиров, чтоб сбить колонны алкорцев с толку. Даже крупные сражения он развязывал так, что они не успевали к ним подготовиться. А теперь мы тащимся через весь континент, волоча за собой две тысячи телег обоза и осадные машины, хотя понятия не имеем, сможем ли их применить.

— Значит, путь займёт несколько дней? — уточнил Хок.

— Думаю, больше, чем просто несколько дней. Нам придётся тщательно огибать владения Синего Грифона, чтоб не нарушить условия перемирия. К тому же мы не можем двигаться в тёмное время суток, потому будем устраивать длительные привалы, как только начнёт смеркаться, и лишь при первых признаках зари снова соберёмся в путь. Светлое время мы будем двигаться почти постоянно, и всё же нужно будет давать отдых коням и тем, кто следуют пешими, значит, привалов на два-три часа нам не избежать.

Так за разговорами прошло ещё какое-то время, и слева от дороги появилась деревня, состоящая из нескольких покосившихся домиков. Она была совершенно пуста, там не было ни людей, ни скота, даже собак. Над крышами не вились привычные дымки из очагов.

— Почему нет жителей? — спросил Хок с беспокойством.

— Слух о выступлении армии прошёл по всему пути следования, — ответил барон. — Крестьяне бегут в леса, прихватив с собой всё, что могут унести, потому что знают, что в деревню нагрянут фуражиры и заберут всё, что найдут. По сути это обычные мародёры на службе короля, и от них можно ждать любой жестокости.

— Но ведь это земли Сен-Марко! — воскликнул Хок. — Почему король не обеспечивает своим подданным защиту?

— Это законы войны, которые были нарушены только во время прошлой кампании, — пожал плечами барон. — Арман тоже рассылал фуражиров, но за насилие наказывал очень строго. И за всё, что они забирали, крестьянам платили золотом и серебром. Потому они так любили короля. Ричарду нет дела до того, как к нему относятся эти его подданные. Они живут, как придорожная трава, которую можно при случае пустить на корм коням, считая, что после она снова вырастет сама собой. Этим, по крайней мере, ещё повезло. Мы только вышли из города, у нас достаточно припасов, и нет нужды пополнять их. Никто не будет рыскать по лесам, разыскивая их убежища. Куда хуже будет, когда припасы истощатся, и мы выйдем за пределы королевских земель.

Он покосился на Хока, с мрачным видом смотревшего на исчезающие позади домики.

— Наверно в мире, где нет войн, бедняки могут не бояться за свою жизнь и имущество? — спросил барон.

— У нас нет бедняков, — ответил Хок. — У нас всё устроено иначе.

— После вы мне расскажете об этом. Но примите мой совет: больше никому об этом не говорите. Наш уклад считается здесь справедливым и единственно правильным. Любое иное мнение будет воспринято, как выступление против королевской власти, и может закончиться для вас плачевно.

— Я учту это, — пробормотал Хок.

Этот путь действовал на него угнетающе. Его деятельная натура тяготилась неспешным движением, а ещё через пару часов и оно прекратилось. Впереди раздался рёв трубы, и барон де Сегюр придержал коня и поднял руку. Позади первой трубе уже отвечали другие, хотя, скорее всего, они лишь передавали по колонне какой-то сигнал.

— Что-то случилось? — спросил Хок.

— Дорога оборвалась, — ответил барон. — Это плохой знак, когда дорога обрывается до первого большого привала. У нас есть время на передышку, — он свернул с дороги и въехал прямо в лес, где спешился под деревьями.

Его подчинённые с готовностью последовали его примеру. Оруженосцы доставали из прикрепленных к сёдлам сумок завёрнутые в холстину съестные припасы и фляги с пивом и вином.

— Долго простоим? — подошёл к командиру Арно.

— Не знаю. В любом случае, если они не найдут ориентир сразу, придётся ждать.

— Я видел, что король проехал чуть дальше, видимо, там прогалина в лесу, и свернул, — сообщил Фонтейн, опускаясь на траву возле дерева. — За ним съехали с дороги гвардейцы. Так что, скорее всего, будет объявлен привал.

Словно в подтверждение раздался новый сигнал и барон, взглянув на Хока, кивнул.

— Можете выпустить своего кота размять лапы. Это сигнал большого привала.

Оруженосцы отыскали поляну и раскинули на ней плотные суконные скатерти, пока чистые, но покрытые плохо отстиранными пятнами от вина. Рыцари устроились возле скатертей, а рядом с ними сели оруженосцы, которым в основном доставались объедки от их благородных хозяев. Впрочем, они воспринимали это спокойно. Вскоре подъехали те пять оруженосцев, что оставались сторожить доспехи, и привезли с собой новые котомки с едой и вином.

Отдых продолжался довольно долго. Хок даже успел вздремнуть, прислонившись к дереву, и поглаживая устроившегося на его коленях Кису. Разбудил его очередной зов труб. Рыцари уже рассаживались по коням, а оруженосцы приторачивали к своим сёдлам изрядно облегчившиеся и новые сумки с едой.

Вскоре колонна снова выстроилась на дороге и двинулась вперёд, а потом свернула в сторону там, где дорога обрывалась, и продолжила путь по заросшему травой лугу. Кони шли не спеша, иногда даже склоняясь, чтоб схватить губами пучок сочной травы. На бездорожье скорость движения ещё больше замедлилась, и к тому времени, как голова колонны снова достигла дороги, пришло время очередного большого привала.

Этот светлый день тянулся бесконечно, как бесконечно проплывали мимо леса и луга, пустые деревни и небольшие городки, окружённые частоколами. Ворота этих городков часто были открыты и навстречу выходили прево, назначенные королём, и военные капитаны. С ними были знать и купцы, которые низко кланялись королю и выражали полную покорность. Колонна двигалась дальше, а к управителям подъезжал интендант свиты и передавал список провианта и фуража и указание о денежных суммах, которые город должен был передать младшим интендантам на нужды войны. Часто, проезжая мимо, рыцари могли видеть, как бледнеют и хватаются за сердце городские чиновники, видимо, считая требования короля непомерными, но, не решаясь спорить, понурившись, уходят обратно, чтоб заняться сбором дани.

Некоторые города, не принадлежащие королю, встречали его войско закрытыми воротами, однако мимо них колонна проходила, не задерживаясь и не выдвигая никаких требований.

Дважды ещё армия короля Ричарда останавливалась в пути, когда утоптанная широкая дорога вдруг упиралась в стену густого леса или широкий, поросший маками и васильками луг, и тогда на поиски нового ориентира в разные стороны разъезжались группы гонцов, а опытные воины ворчали, что всё это не к добру, когда дорога не ложится ковром под копыта коней, а прячется, невесть где, словно не хочет вести войско к победе или к беде, что, по сути, и так, и так плохо.

Наконец начало смеркаться, и дорога удачно вышла на простор, где налево и направо лежали зелёные луга, а значит, было достаточно места для лагеря и выпаса коней. Король свернул направо и остановился посреди луга. Вокруг него тут же засуетились придворные, и вскоре там вырос пока единственный высокий и яркий шатёр, над которым взметнулся флаг Сен-Марко, а рядом был поднят штандарт короля.

Выскочившие навстречу отрядам герольды указывали командирам, где им встать лагерем. Место вокруг королевского шатра было отведено гвардейцам и приближённым короля. Там же было велено остановиться и отряду барона де Сегюра.

В ожидании телег со своим грузом рыцари расстелили плащи прямо на траве и легли, наблюдая, как бесконечно тянется по дороге колонна, постепенно растекаясь в стороны и формируя единый лагерь, разделенный на две части. Оруженосцы куда-то уехали и вскоре вернулись с кожаными мешками, наполненными чистой водой, чтоб их хозяева могли умыться с дороги.

Конница уже рассредоточилась по лугу, а за ней под ровный ритмичный голос барабанов вышла пехота. Люди выглядели усталыми, и всё же держали строй и шли, подчиняясь единому ритму, выбиваемому барабанными палочками. Их разместили по краям луга. Следом начали подъезжать телеги обоза, и, наконец, прибыли те, на которых были размещены грузы отряда де Сегюра. Сидевшие на телегах вместе с возчиками слуги быстро притащили два шатра и начали их устанавливать. Рядом подняли штандарт с гербом командира и поставили стойки для фонарей. Затем меж шатрами зажглись костры, над ними появились котлы. Вскоре по лагерю уже потекли приятные запахи съестного: горячей похлёбки из овощей с мясом и крупой. А обоз всё полз и полз по дороге, растекаясь уже по ближайшим жидким рощицам.

Хок оказался в той же палатке, что и барон де Сегюр, видимо потому, что тот решил держать его при себе, отчасти беспокоясь за его безопасность, отчасти — оказывая тем самым особое расположение. Кроме них, там же разместились ближайшие сподвижники барона — Ламбер, Арно и Ла Моль, а также молодой Делаж, который более других пострадал в застенках луара, и командир не хотел выпускать его из виду.

Остальные рыцари разместились во второй палатке. Для господ в центре, вокруг складных стола и скамей были расстелены походные тюфяки, в то время как оруженосцы должны были спать на войлочных подстилках по краям у самого двойного полога. При этом барон пояснил Хоку, что прежде чем стать рыцарями, чего, конечно же, желают эти юноши, они должны научиться довольствоваться малым и привыкнуть к тяготам военной жизни.

— Я сам когда-то спал под телегой, покуда Арман не разрешил мне устроиться на пологе своей палатки, — сообщил он. — Вы видите, мы и сейчас живём в довольно суровых условиях. Если вы пройдёте в сторону королевского шатра, то увидите там богатые палатки из шёлка, обвешанные внутри гобеленами и устланные коврами, хозяева которых спят на походных кроватях и едят с серебряных тарелок. Нам не до изысков. Война — дело нелёгкое. Впрочем, если хотите, я не стану возражать, если вы устроитесь на ночлег в другом месте. Даже у королевских гвардейцев, с коими вы водите дружбу, куда уютнее, я уж не говорю о шатре барона Делвин-Элидира, который, кажется, считает, что ему и в юности хватило романтики в виде сна под открытым небом на голой земле.

— Я неприхотлив, — улыбнулся Хок. — Мой кот куда более требователен, но у него есть его корзина с мягкой тёплой подстилкой. Ему этого достаточно.

— Что ж, в таком случае располагайтесь и отдыхайте. Можете прогуляться по лагерю, только не советую вам уходить на окраины. Пехотинцы, в основном, люди не гостеприимные, к тому же там стоят отряды наёмников, которые с наступлением темноты склонны заниматься разбоем и мародёрством. Или вы можете выйти на посты, или столкнуться с патрулём, и если не будете знать пароль и отзыв, то вас примут за лазутчика. И пока они разберутся, что к чему, и дотащат вас до ближайшего капитана, бока намнут чувствительно.

— Я никуда не пойду, если только проведаю моих друзей-гвардейцев.

— Ориентируйтесь на королевский штандарт, — посоветовал де Сегюр. — Гвардейцы всегда неподалёку от него.

Поблагодарив его, Хок вошёл в шатёр, где возле стола уже стояла корзина, на закрытой крышке которой расположился Киса, с мрачной брезгливостью осматриваясь по сторонам.

Альфонс Бризон осторожно выскользнул из большого, отделанного полотнищами красного шёлка и парчи шатра, принадлежавшего виконту Монтре, и нерешительно осмотрелся по сторонам. Последние часы он пребывал в смятении, и временами ему хотелось плакать. Ему не нравилось то, что пришлось покинуть Сен-Марко и сменить дворцовые залы на темноту и холод походного лагеря. Ещё недавно он чувствовал себя любимцем судьбы. Он провёл детство и юность в замке графа Блуа, и, как всё его семейство, пользовался особым расположением хозяев. Его отец был управляющим, мать — фрейлиной графини, а он сам — её любимым пажом. Брат Теодор служил молодому графу и вместе с ним уехал ко двору короля Ричарда, где скоро стал сокольничим его величества. Затем отец отправил Альфонса следом, с тем, чтоб и он мог устроиться при дворе, но ему и в голову не приходило, что он так возвысится — станет фаворитом лучшего друга короля и займёт место брата.

Одни залы сменились для него другими, более роскошными. Праздная жизнь вдруг оказалась наполненной развлечениями. И даже загадочная смерть брата не слишком его опечалила, поскольку дала возможность занять место в свите короля. Его снова баловали и наряжали в шелка и бархат, как куклу. Единственное, что слегка тревожило его, это открытая неприязнь со стороны Жувера, человека приближённого к виконту и имеющего на него влияние. Жувер воспринял его, как соперника, и это соответствовало действительности, поскольку единственным, не очень приятным условием положения Альфонса было то, что ему приходилось ублажать хозяина способом, который считался исключительно постыдным. Именно этим занимался и Жувер, но с большим желанием. Теперь же оба они сменяли друг друга в спальне виконта, и тому, похоже, доставляло удовольствие изредка стравливать их, наблюдая за мелкими склоками.

Жувер был опасен, и Альфонс подозревал, что Теодор пал от его руки, но так же он не сомневался и в том, что убийство имело место исключительно по воле самого Монтре. И потому в доме, где всегда рядом были слуги, да ещё находясь под покровительством виконта, Альфонс старался не обращать внимания на свирепые взгляды и угрозы Жувера, которые тот цедил сквозь сжатые от злости зубы. Он даже пытался жаловаться на него хозяину, но тот лишь добродушно журил своего старого приятеля, и Жан на время оставлял юношу в покое.

Всё изменилось в одночасье, когда Альфонс последовал за виконтом на войну. Сначала это казалось ему интересным приключением — ехать верхом в свите короля, сверкая новыми доспехами под восхищёнными взглядами горожан. Но долгий медлительный переход армии до ночной стоянки отрезвил его. Он устал, спина затекла от длительного сидения в седле, бёдра болели, в голове гудел колокол. Жёсткие ремни, которыми крепились его новенькие блестящие латы, натёрли плечи. Под стёганым камзолом тело парилось и начинало зудеть.

Это было похоже на страшное наказание или плохой сон. И самое главное, некому было пожаловаться, потому что виконт, который тоже испытывал схожие неудобства, был раздражён, а другие спутники, ехавшие рядом на своих конях, стоически сносили неудобства пути. И самое страшное — это был лишь первый переход, за которым должны были последовать другие.

Добравшись до ночной стоянки Альфонс, наконец, снял эти ужасные тяжёлые доспехи, но мыться ему пришлось ледяной водой. Для виконта наполнили походную ванну, подогрев воду, и всё же он был недоволен. Он устал и к тому же начал понимать, что здесь, в условиях похода, его влияние на короля стремительно тает. Тому не интересны были его фривольные беседы и анекдоты, он предпочитал говорить со своими военачальниками, такими же стойкими и невозмутимыми, как он сам. Монтре чувствовал себя лишним и это его пугало и беспокоило. Он был так зол, что Альфонс боялся лишний раз попасть ему на глаза. Только Жувер, перенёсший переход с лёгкостью, поскольку являлся бывалым воином, мог как-то утешить своего друга и господина. Он, не взирая на свирепое рычание Монтре, давал ему советы, как следует держаться в седле, чтоб меньше уставать, что надеть, какое оружие предпочесть, что есть и что пить, чтоб не чувствовать ни голода, ни тяжести в желудке. В конце концов, он добился того, что Монтре успокоился и смирился со своим положением, почувствовав деятельную поддержку со стороны Жана. И теперь уже Альфонс чувствовал себя лишним.

Ещё хуже стало, когда виконт, наконец пришедший в себя и облачившийся в походный камзол лилового бархата с серебряным позументом, отправился к королю. На улице стемнело. В шатре стало сумеречно, лишь несколько ламп, укреплённых на опорных шестах, освещали его внутренность. Альфонс тихонько сидел на своей койке, поставленной возле полога, и вздыхал. Кроме него в шатре был Жувер и несколько слуг, которые, закончив обустраивать место ночлега, удалились.

— Война — нелёгкое дело для такого изнеженного мальчишки, как ты, — негромко произнёс Жан, присевший на край широкой кровати под балдахином и занятый шлифовкой лезвия кинжала. — Здесь не будет ни тёплой постели, ни сытной еды, ни заботливых слуг. Сам будешь себе чистить сапоги и таскать свои пожитки. Это пока ещё ты живёшь здесь с хозяином, а вскоре он заметит, что ты обуза. Твои шёлковые кудри засалятся, личико покроется грязью и обветрится. Ты уже хромаешь от долгой езды в седле, а скоро появятся мозоли в самых неожиданных местах. Ты исхудаешь, станешь грустным, и хозяину неинтересно будет держать тебя при себе. И ты отправишься к другим слугам, будешь спать под тентом на войлочной подстилке и есть объедки. А потом начнётся война. Ты хорошо владеешь оружием, Альфонс? Ты сможешь защитить себя, если на тебя нападут алкорские наёмники с тяжёлыми мечами и длинными копьями? Ты сможешь убежать от кавалериста, несущегося за тобой во весь опор? Сможешь отбиться от мародёров, если случайно отстанешь от своих? — Жан поднял свой кинжал на уровень глаз и с удовольствием осмотрел блестящее лезвие. — Но не отчаивайся. Может, тебе и не придётся испытать такие ужасы. Ты умрёшь раньше. Кто-нибудь подкараулит тебя в темноте возле шатра и перережет тебе горло. Такое случается на войне.

— С чего бы кому-то перерезать мне горло в центре королевского лагеря? — дрогнувшим голосом спросил Альфонс.

— Всякое бывает. Скоро, очень скоро, эта тьма, бесконечные переходы, сутолока, теснота, недостаток самых обыденных вещей начнёт бесить всех, кто выступил в поход вместе с нами. Они будут злиться и потихоньку звереть. И однажды кому-то покажется, что ты посмотрел на него косо, кто-то ради пустого развлечения поставит на кон при игре в кости твою жизнь или просто кто-то вспомнит, что ты пытался перейти ему дорогу.

Жан повернулся и взглянул юноше прямо в глаза. И в этом взгляде была неприкрытая угроза. Альфонс испугался, поняв, что здесь, и правда, слишком темно и много разных людей, которым нет до него никакого дела. Да и Монтре теперь вряд ли будет долго печалиться о такой утрате. А значит, теперь у Жувера развязаны руки, и он может убить надоедливого соперника вслед за его братом и, даже если виконт узнает об этом, то в условиях похода он не решится выгнать своего соратника, поскольку он ему сейчас нужен, как никогда.

Жувер улыбнулся, и Альфонс, поспешно поднявшись, выскользнул из шатра. На улице было темно. Горящие вокруг факелы оранжевыми пятнами разрывали мрак, однако он продолжал заполнять всё вокруг. Где-то неподалёку, там, где возвышался огромный, на несколько комнат, королевский шатёр, играла музыка. Там было светлее и оживлённей, туда шли рыцари в дорогих доспехах, чтоб занять место рядом с королём за поздним ужином. Альфонсу тоже хотелось пойти туда, чтоб снова почувствовать приятное возбуждение праздника, всегда царившего при дворе, но он не решился. На сей раз его не звали, и место галантных кавалеров и дам было теперь занято суровыми воинами. Никто не нуждался в услугах недавно назначенного сокольничего, и путаться под ногами слуг, обслуживающих пир, было себе дороже.

Возвращаться в шатёр ему не хотелось, там оставался Жувер. Неизвестно, насколько серьёзны были его намёки, но то, что ему доставляло удовольствие запугивать Альфонса, было ясно. И он не даст ему покоя, пока не будет полностью удовлетворён результатом, о котором при его жестокости страшно было подумать.

И Альфонс побрёл в сторону от королевского шатра. Он проходил мимо других, близко поставленных палаток, между которыми сновали слуги и оруженосцы. Где-то далеко ржали лошади, кругом слышался лязг железа. Мимо, едва не сбивая его с ног, проходили простые рыцари и королевские гвардейцы. Вскоре он остановился. Уходить далеко от своего шатра ему не хотелось, он боялся заблудиться, да и слова Жувера о том, что в ночи его может настигнуть чей-то клинок, теперь внушали ужас. Он в нерешительности осмотрелся вокруг.

Рядом стояли две одинаковые белые палатки с золочёными коронками наверху. Между ними был разложен костёр, возле которого сидели три рыцаря весьма благородной наружности: два гвардейца и ещё один — в дорогом бархатном камзоле, ладно сидящем на широких плечах. Немного поколебавшись, Альфонс подошёл и попросил разрешения присесть возле огня. Молодой красивый гвардеец с длинными гладко зачёсанными в хвост на затылке волосами, небрежно кивнул. Они продолжали разговор, который был начат давно и уже перешёл в ту фазу, когда короткие фразы перемежаются длинными паузами, и это никого не тяготит, потому что горящий огонь притягивает взор, околдовывая сознание.

— Я уверен, что кампания будет удачной для нас, — произнёс второй гвардеец, слегка встрёпанный и угловатый молодой человек. — Мы скоро вернёмся домой с богатой добычей и опять обложим алкорцев данью. Король щедро наградит всех, кто участвовал в походе, не говоря уж о тех, кто проявит себя отважными воинами. А быть отважными под командованием даровитых командиров совсем не сложно, как ты считаешь, Валуа?

— Я согласен с тобой, Маршан, — согласился красивый гвардеец. — Талант командира и отвага солдат — это основа победы в войне.

— А у нас талантливые командиры, — заявил Маршан, — начиная с нашего капитана и до самого короля Ричарда. Он так же талантлив, как и его племянник, король Арман. Думаю, что Монморанси одарены богами сверх меры и потому стали нашими королями. С тех пор, как они управляют Сен-Марко, мы выигрываем все войны. Или почти все. Вот скажите, командор, ведь вы прибыли к нам с нашей прародины, где также правят Монморанси. Разве они не побеждают всех своих врагов?

— Кто вам сказал, что на Земле правят Монморанси? — нахмурился третий собеседник.

— Это все знают. Разве это не так?

— Нет, на Земле нет короля, а род Монморанси вымер сотни лет назад…

— Вряд ли стоит говорить об этом, — Валуа бросил на говорившего предостерегающий взгляд. — Кто знает, что там происходит на самом деле? Это так далеко, что на коне туда нужно мчаться годы и годы, но не приблизишься и на шаг. Какое нам здесь дело до далёких земель, которые никогда не будут ближе?

— Но Монморанси… — начал было Маршан.

— Ты сомневаешься в том, что говорит наш король? — резко перебил его Валуа.

— Я — нет, но…

— Он просто пытается подловить тебя. Верно, командор? Разве на Земле нет короля?

Тот, кого назвали командором, неопределённо пожал плечами, глядя в огонь.

— Есть, — согласился командор совершенно искренне. — Я вовсе не имел в виду, полное отсутствие королей на Земле.

Маршан, успокоившись, кивнул и снова посмотрел в огонь. Беседа, таким образом, длилась ещё какое-то время, постепенно стекая к всё более продолжительному молчанию. Где-то далеко раздались крики караульных, а потом звук труб, возвещающих вторую стражу.

— Пора спать, — заметил Валуа и поднялся.

Его товарищ сладко зевнул и потянулся. Командор встал и посмотрел на Валуа.

— Я зайду завтра, Иван.

— Спокойной ночи, командор, — кивнул тот и ушёл в ближайший шатёр.

За ним отправился и Маршан. Командор постоял какое-то время в задумчивости.

— Простите, командор, — заговорил с ним Альфонс, на которого до этого момента никто не обращал внимания. — Я не всё понял, но мне очень интересно. Неужели там, на Земле нет короля?

Командор подозрительно взглянул на него, но увидел только наивные, полные любопытства глаза совсем юного мальчика. Он невольно смягчился.

— Мне пора возвращаться к себе, — произнёс он. — Может, позже я расскажу вам об этом.

— Альфонс, — поспешно представился тот. — Меня зовут Альфонс Бризон. А вас?

— Командор де Мариньи.

— Позвольте мне проводить вас до палатки, командор, — Альфонс умоляюще взглянул на него. — По пути вы расскажете мне о нашей прародине. Хотя бы чуть-чуть, чтоб я знал, чему верить, а чему — нет.

— Не думаю, что вам это нужно.

Хок повернулся и направился туда, где стояли шатры его отряда, но Альфонс, вскочив, побежал следом.

— Неужели может быть так, что в вашем мире нет короля? — спросил он, пристраиваясь рядом.

— У нас много королей, в некоторых странах сохранилась монархия, — нехотя ответил Хок. — Но они не обладают реальной властью, а в основном выполняют церемониальные функции и обеспечивают сохранение традиций.

— И какой страной управляют Монморанси?

— Никакой. Монморанси были герцогами, принцами, но никогда — королями. Прямых потомков этого рода давно не осталось.

— Но кто ж тогда управляет вашей планетой?

— У нас парламентская республика. Управляет Генеральная ассамблея, и другие профильные органы власти, состав которых избирается всеми жителями планеты.

— Даже бедняками? — удивился Альфонс.

— У нас нет бедняков, нет богачей. Все равны и выполняют свою работу на благо всех.

— Но как могут быть равны башмачник и рыцарь? Ведь их работа оплачивается по-разному!

— У нас нет денег… Это сложно, простите, Альфонс, мы пришли, — Хок остановился у полога своего шатра.

— Это очень странно! — пробормотал юноша. — Могу ли я прийти снова, чтоб послушать об этом? Я не понимаю, как можно жить без денег…

— Спокойной ночи, Альфонс, — проговорил Хок и, войдя в шатёр, опустил за собой полог.

Альфонс радостно улыбнулся и осмотрелся по сторонам. Вскоре он увидел мальчишку, который сонно брёл между палатками.

— Эй, иди сюда! — крикнул ему Альфонс. — Кто ты такой?

— Я Пьер, слуга барона Гримбальди, — ответил мальчишка, настороженно глядя на незнакомца.

— Я здесь по делу короля! — властно произнёс Альфонс. — Ты должен исполнять мои приказы. Смотри за этой палаткой, пока я не вернусь. Если из неё выйдет рыцарь в коричневом бархатном камзоле, проследишь за ним и потом скажешь мне, куда он пошёл, понял?

— Нет, — мотнул головой мальчик и отступил на шаг назад.

— Вот наглец, — проворчал Альфонс и достал из кошелька мелкую серебряную монету. — Возьми. Если сделаешь, как я говорю, получишь ещё…

— Две, — потребовал Пьер.

— Ладно, две, — фыркнул Альфонс и побежал в сторону королевского шатра.

Мальчик тем временем спрятал монетку и сел на землю.

Альфонс уже представлял себе, как ворвётся в королевский шатёр с криком: «Измена!» Он расскажет о крамольных речах командора де Мариньи и, когда того арестуют и допросят, то Альфонса наградят. Он поможет своему господину вернуть привязанность короля, и Жувер, пусть хоть лопнет от злости, уже ничего не сможет ему сделать!

Но стоило ему оказаться в десятке метров от огромного королевского шатра, освещённого расположенными по кругу кострами в кованых чашах, как он оробел. Возле входа стоял усиленный караул гвардейцев в блестящих латах — высокие суровые воины, мимо которых так просто не пробежишь. Да и не пустят они кого попало в королевские покои. И к тому же, можно ли сказать, что это всё измена? Не попадёт ли он впросак, поставив в неловкое положение виконта Монтре? В любом случае, если это важно, то именно хозяин должен решать, что теперь делать.

Подумав так, Альфонс отступил назад и присел на скамью возле одной из палаток гвардейцев, чтоб дождаться, когда его хозяин выйдет из шатра и отправится к себе.

Шарль возвращался с луга, где оставил стреноженных коней. С ним был оруженосец Ла Моля Сезар, высокий крепкий парень со смышлёными глазами и деревенской внешностью. Он тоже ходил на луг, чтоб показать кузнецу своего коня, у которого из-за попавшегося на дороге камня отлетела подкова. Теперь молодые люди, успевшие подружиться, шли негромко переговариваясь. Несмотря на некоторые тяготы похода, они были уверены, что им повезло, потому что у них был шанс стать рыцарями, и в любом случае приобрести полезный опыт и покровительство своих хозяев. При этом их совершенно не смущало, что Сезар был сыном ремесленника, а Шарль — дворянина. Сейчас они были равны, и это создавало особое ощущение братства.

Они подошли к палатке, когда Шарль заметил возле неё мальчишку, сидевшего на траве.

— Эй, что ты тут делаешь? — нахмурился он.

А Сезар с криком: «Воришка!» метнулся к мальчику и успел схватить его до того, как он шмыгнул в темноту.

— Я не воришка! — возмутился Пьер. — Я слуга барона Гримбальди! Я здесь по делу короля! Один придворный велел мне следить за этим шатром, и проследить за господином в коричневом камзоле, если он куда пойдёт.

— Тебе твой барон приказал? — спросил Сезар, не выпуская свою жертву.

— Нет, другой…

— Как его зовут? Кто он? — допытывался Шарль, нависая над мальчиком.

Пьер смутился.

— Он не сказал.

— Так откуда ты знаешь, что он слуга короля, а не разбойник?

— Он богато одет!

— И что? Может, он уже раздел какого-нибудь благородного рыцаря и подбирается к следующему.

— Не знаю я, пусти! — взвизгнул Пьер, вырываясь.

— Убирайся отсюда! — дав ему на прощание подзатыльник, крикнул Сезар. — И не показывайся здесь больше! Уши надеру!

— Странно, — пробормотал Шарль, глядя ему вслед. — Это ведь он о командоре де Мариньи?

— Наверно, — пожал плечами Сезар. — Но он уже не вернётся. Пора спать.

— Нет, я должен сообщить об этом барону де Сегюру. Ты иди, а я к де к Грамону. Он должен быть там! — и Шарль бросился туда, где стоял высокий белый шатёр.

— Куда мчишься? — услышал он голос барона де Сегюра за мгновение до того, как пронёсся мимо, и был пойман за плечо.

— Я не знаю, что это значит, ваша светлость, — задыхаясь от возбуждения, выпалил оруженосец, — но, возможно, это важно.

Хок проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел в тусклом свете одинокого фонарика склонившегося над ним Марка.

— Прошу вас выйти со мной, командор, — требовательно произнёс тот.

Когда они вышли из шатра, вокруг уже было тихо и пусто, только с окраин лагеря доносилась перекличка караулов и шум со стоянки наёмников, прихвативших с собой в поход запас вина и десяток девиц, которые одинаково хорошо шили, стирали и скрашивали досуг мужчин.

— За вами следили, командор, — вполголоса проговорил Марк. — Какой-то молодой, богато одетый человек оставил возле шатра соглядатая. Что может быть тому причиной?

Хок задумался и с досадой покачал головой.

— Кажется, я сболтнул лишнего, барон. Я помнил о вашем предостережении, но этот мальчик показался мне неопасным. И он так умолял меня рассказать ему…

— Как его зовут, вы знаете? И что вы ему наговорили?

— Он назвался Альфонсом Бризоном.

— Дьявол! — сквозь зубы прошипел Марк. — Проклятый крысёныш! Всё, он в моём списке!

— В каком списке? — насторожился Хок.

— Забудьте! Так что вы ему сказали?

Хок задумался и пересказал тот короткий разговор, что состоялся у него с любопытным юношей.

— О, нет! — простонал Марк. — Я же предупреждал вас! Ну, кто тянул вас за язык?

— Всё плохо? — расстроился Хок.

— Хуже некуда! Вам нужно бежать! Срочно!

Марк откинул полог и вошёл в шатёр.

— Господа, кто может вывести командора де Мариньи тайно за посты? Прямо сейчас, не мешкая! — громко произнёс он.

— За посты? — переспросил Арно. — Это сложно, Марк, особенно во время первой стоянки, когда стража ещё не разболталась.

— Если только через стоянку наёмников, туда они не суются, — почёсывая затылок, произнёс Ламбер.

— Это тоже опасно, — возразил Арно. — Они там уже перепились и могут накинуться на чужака.

— Нет, если идти через стоянку лучников из Магдебурга, — поднялся со своей подстилки Гюнтер, оруженосец Делажа. — Может, господин отпустит меня навестить этой ночью родню. Мой дядя там сержантом…

— Иди, — проворчал Делаж, натягивая на голову одеяло.

— Собирайтесь, — Марк повернулся к Хоку. — Берите только самое необходимое. Остальное купите в пути, коня тоже. Деньги у вас есть?

— Да, вполне достаточно, чтоб экипироваться заново.

Хок взял свой камзол, но Марк остановил его.

— Это примета, по которой вас будут искать. Наденьте что-то попроще и потрёпанней.

Хок кивнул и достал из сундука тёмную суконную куртку и войлочный плащ с капюшоном. Одевшись, он взял котомку, куда сунул самое необходимое и главное — запас продуктов для Кисы. Потом с сомнением посмотрел на корзину.

— Нет, она слишком приметна, — возразил Марк. — Кота тоже спрячьте, по нему вас могут опознать.

— Давай, залезай, — проворчал Хок, шире открывая котомку.

На сей раз Киса не стал спорить. Он уже понял, что им с папой нужно бежать, и тут уж было не до гордости. Он безропотно залез в мешок и лёг на банки с кормом, всё ещё хранившиеся на крайний случай.

— Все спали и не заметили, когда он ушёл, — объявил Марк, вслед за Хоком выходя из шатра.

— Да поняли, не глупцы, — проворчал Ламбер, поворачиваясь под одеялом на другой бок.

— Простите, барон, кажется, я доставил вам неприятности, — сокрушённо вздохнул Хок, взглянув на Марка.

— Не более чем обычно, — пожал плечами тот. — Куда больше меня огорчает, что мы с вами расстаёмся и, скорее всего, навсегда. Теперь путь в Сен-Марко закрыт для вас. Король злопамятен, а у его тайной полиции долгая память. Держитесь от нас подальше.

— Я пойду… — начал Хок, но Марк остановил его.

— Я не хочу знать, куда вы пойдёте. Берегите себя.

— Вы тоже, — кивнул Хок, аккуратно закидывая котомку на спину.

Марк обернулся к Гюнтеру.

— Постарайся провести его так, чтоб никто не видел его лица. Доведёшь до ручья и оставишь там. Командор, уходите по воде, на случай, если следом спустят собак. Не уверен, что это случиться, но так будет надёжнее.

Хок кивнул и, быстро обнял барона. Тот положил ему руку на плечо и вздохнул.

— Мне жаль терять такого друга, едва обретя. Но лучше проводить, чем хоронить.

Хок ушёл следом за Гюнтером. Марк какое-то время стоял, глядя им вслед и прислушиваясь. Через какое-то время он вошёл в шатёр, сложил оставшиеся вещи Хока на тюфяк и закрыл их одеялом, после чего снял куртку, стянул с ног сапоги и лёг на своё место.

Альфонс стоял посреди кабинета короля, отделённого от других помещений огромного шатра разборными деревянными панелями, которые были расписаны батальными сценами. Король сидел за столом, заваленным бумагами, рядом с ним возвышался виконт Монтре, в стороне расположился барон де Грамон, а позади, в полумраке и окружении теней, как обычно, можно было смутно разглядеть безмолвную и неподвижную фигуру Джинхэя.

Альфонс торопливо пересказывал свой разговор с командором де Мариньи, боясь что-нибудь упустить.

— И ещё он сказал, что у них нет денег, — наконец, выпалил он и замолчал.

— Что ж, — проговорил де Грамон, выслушав его. — Это, безусловно, государственная измена. Я отправлю людей, арестовать его.

— Подождите, — поднял руку король. — Кто этот командор? Это тот, что пришёл к нам из луара от Дамы Полуночи?

— Он пришёл из луара по делу короля, и вы велели ему поступить на службу, — пояснил Рене. — Сначала он поступил к де Морену, а потом перешёл к де Сегюру.

— Он шпион! — заявил Монтре. — Шпион алкорцев и своими россказнями занимался у нас подрывной деятельностью.

— Возможно, — задумчиво кивнул де Грамон. — Я поручу де Сегюру…

— Они наверняка связаны! — перебил Монтре. — Он служит у него. А жил, кстати, у барона Делвин-Элидира. Он подобрался близко к нам, ваше величество.

— Де Сегюра к расследованию и близко не подпускать, — приказал король. — Допросить его наравне со всеми причастными. И Делвин-Элидира тоже, — и тут же к огорчению Монтре добавил: — Но с ним будьте осторожны. Воспользуйтесь своими дружескими отношениями и постарайтесь не задеть его самолюбие. Этого де Мариньи арестовать немедленно. Времени на расследование у вас — до следующей ночи. К утру он должен болтаться на ближайшем дубе.

— Не слишком ли великодушно? — с сомнением спросил Монтре.

— У нас нет времени на ублажение ваших утончённых вкусов, виконт! — рявкнул король. — Мы на войне. Шпионов и изменников в таких условиях казнят позорно, но быстро. Если вы ещё не в курсе этого, так знайте. А теперь убирайтесь отсюда. Все!

Виконт и барон, поклонившись, вышли из кабинета, за ними, как побитая собака, плёлся Альфонс, так и не дождавшийся награды.

— Нет королей, нет денег, нет бедных, нет богатых? Ты веришь в такое, Джинхэй?

— Верю я или нет, не важно, — раздался из полумрака приглушённый голос. — Важно, чтоб в такое не поверили другие.

— Да, такие россказни ведут к бунтам, — согласился Ричард. — А для их предотвращения следует пресекать всю вредную болтовню. И мы её пресечём.

Марка разбудил шум и заметавшиеся вокруг огоньки фонарей. Ворвавшиеся в шатёр стражники пробирались вдоль полога, едва не наступая на спящих оруженосцев.

— Кто из вас командор де Мариньи? — крикнул сержант. — У меня приказ арестовать его и доставить к барону де Грамону!

Марк поднял голову и увидел сонного Гюнтера, выглядывавшего из-за сапог сержанта.

— Вот он, — Марк указал на тюфяк с другой стороны стола и приподнялся. — А в чём дело?

— Не знаю, — проговорил сержант и откинул одеяло, а потом разбросал сложенную на нём одежду, словно под ней мог прятаться нужный ему человек. — Где он?

— Понятия не имею, — проворчал Марк и сел, озираясь по сторонам. — Господа, кто видел, когда он ушёл?

— Я видел, как он ложился, — ответил Ламбер, — а потом уснул. Я даже не слышал, когда ты сам вернулся от де Грамона.

— Чёрт, — простонал Марк. — Кто-нибудь что-нибудь видел?

Он растолкал спящего рядом Арно, но тот, с трудом поняв, что от него хотят, раздражённо отмахнулся и снова закрылся одеялом.

— Его вещи здесь, — заметил Ла Моль. — Одежда, латы, корзина. Он где-то неподалёку. Может, вышел по нужде?

— Он всегда складывает так одежду, выходя по нужде?

— Не знаю, возможно. Я обычно за ним не слежу, — раздражённо проворчал Ла Моль. — Здесь его нет. Не верите, ищите. А не найдёте, идите искать в другое место! Вы в шатре барона де Сегюра, потому советую проявить почтительность.

— Ладно, сержант, — нехотя поднимаясь, проговорил Марк. — Я пойду с вами к барону де Грамону. Узнаю, в чём дело и, может, соображу, куда делся де Мариньи.

Сержант мрачно наблюдал, как он натягивает сапоги и куртку, после чего всё-таки прошёлся по шатру и заглянул в лицо каждому, кого нашёл. Марк с унылым видом ждал, когда он закончит, потом вышел следом, а его рыцари и их оруженосцы снова уснули, закрывшись одеялами.

Жизнь в лагере текла своим чередом. За тёмной ночью наступил долгий тёмный день, который все стремились использовать с наибольшей пользой. Первый переход выявил многие проблемы, начиная от потерянных конями подков, до стёртых неудобной обувью ног пехотинцев, плохо закреплённых колёс телег и слишком тяжёлых лат на плечах рыцарей, которые в угоду воинственному облику не спешили снимать их. На разных концах луга раздавался стук молотов о наковальни, где-то мычали коровы, которых гнали в обозе в качестве живых консервов, лаяли собаки, шумели у ручья прачки, стиравшие рубахи для придворных, орали сержанты, пытаясь выгнать своих подчинённых из шатров, чтоб провести скорый смотр амуниции и оружия. На кострах грелись котлы с похлёбкой, слуги начищали оружие и латы рыцарей, сопровождавшие войско башмачники прилаживали на стоптанные башмаки пехотинцев новые подмётки. Кое-где между палатками были устроены небольшие площадки, окружённые воткнутыми в землю горящими факелами, где солдаты и офицеры оттачивали своё боевое мастерство, соревнуясь в поединках на копьях и мечах.

И среди всего этого оживления метались по лагерю сыщики тайной полиции, опрашивая причастных и обыскивая в поисках изменника шатры и телеги. Все добытые сведения они несли в белый шатёр барона де Грамона. Тот, словно не замечая усталости, лично допрашивал тех, кто мог что-то знать о командоре де Мариньи или его опасных разговорах, или читал донесения, только что вышедшие из-под пера усердно работавших тут же писцов, которым их диктовали сыщики.

Только ближе к ночи барон, наконец, смог подняться из-за своего стола, прошёлся по шатру меж складных столиков писцов, потирая затекшую поясницу и, печально окинув взглядом их склонённые головы, направился на доклад к королю.

Ричард принял его в своём кабинете, где просматривал отчёты интендантов о присланной городами дани. Увы, пока она была собрана и доставлена не в полном объёме, что не добавляло ему благодушия. Мрачно взглянув на де Грамона, он указал ему на низкую скамеечку возле стола, в иное время предназначенную для пажа. Барон не обиделся и сел, с удовольствием вытянув ноги.

— Итак, вы его не нашли, — хмуро кивнул Ричард.

— Нет, мы обыскали весь лагерь, но не нашли его. Кроме того, мы тщательно допросили всех, кто мог быть причастен к его подрывной деятельности.

— И что?

— Тоже ничего. Никто не подтвердил, что слышал от командора де Мариньи подобные речи. Мы допросили королевских гвардейцев, тех, что прибыли вместе с ним и до него с известной вам планеты. Они все поголовно слово в слово повторяют содержание Канона Монморанси и говорят, что ничего иного о правлении на этой планете им неизвестно. Когда я изложил им суть высказываний де Мариньи, они были искренне удивлены и категоричны в своей уверенности, что это полная чушь, и они впервые слышат что-то подобное. Либо они все талантливые актёры, либо они, действительно, никогда не слышали ничего подобного от де Мариньи или кого-то другого. Разве что гвардеец Маршан, рассказал, что вчера де Мариньи в шутку говорил что-то такое в присутствие Бризона, но когда гвардеец Валуа сказал, что это не всерьёз, де Мариньи признал, что шутил, или что-то в этом роде. Валуа это подтвердил, сказав, что его приятель, скорее всего, пытался подловить Маршана этой ложью, но потом признался в этом.

— А что с рыцарями из отряда де Сегюра? — спросил король.

— Они заявили, что де Мариньи вообще никогда не рассказывал о своём прошлом, больше молчал и лишь отвечал на вопросы, но у этих людей не принято интересоваться чужими секретами, если это не нужно для дела. Де Сегюр воспринял весь рассказ об измене своего подчинённого с недоверием, сказав, что подобную чушь мог выдумать только какой-нибудь сумасшедший бродячий философ, но не благородный рыцарь, каким он знает командора. Барон Делвин-Элидир также рассказал, что довольно много общался с командором де Мариньи с того времени, как встретил его по дороге в Сен-Марко. Ничего о формах правления в других мирах и о судьбах королевской династии здесь и там он никогда не говорил.

— Вы что, пытаетесь убедить меня в том, что измены не было? — нахмурился король.

— Я докладываю о результатах расследования. При этом я выяснил, что единственным человеком, который слышал опасные речи от де Мариньи, был Альфонс Бризон. Свидетелей этому не было.

— То есть он солгал?

— Он настаивает на том, что говорит правду, хотя не отрицает, что намеренно расспрашивал командора об этом, чтоб убедиться в том, что тот настроен на измену.

— И что?

— Не знаю, ваше величество. Я бы счёл, что мальчишка сам выдумал эту историю, чтоб выслужиться в глазах покровительствующего ему Монтре или ваших.

— О, я ждал этого! Теперь вы пытаетесь приплести сюда Монтре! Я же знаю о ваших склоках при дворе!

— Я не отрицаю, что нахожусь в конфронтации с виконтом, как, впрочем, и он со мной. Хочу только обратить внимание, что так же он находится в некой конфронтации и с другими лицами, втянутыми в эту историю, а его протеже не настолько умён, чтоб самостоятельно выдумать эту ложь.

— Вы хотите сказать, что Бризон специально оговорил командора де Мариньи, чтоб бросить на него тень?

— Не совсем на него, — печально вздохнул Рене и поёрзал на неудобной скамеечке. — Если подумать, то командор де Мариньи — удобная мишень потому, что у нас никто его толком не знает, он прибыл из луара, но при этом связан с бароном Делвин-Элидиром, поскольку жил у него, и бароном де Сегюром, у которого служит в отряде, и который состоит под моим началом и началом графа Раймунда. Партия Делвин-Элидира сейчас вполне уже сложилась и становится всё более влиятельной, поскольку барон умело направляет действия и устремления своих соратников в русло сотрудничества с королевской властью. Ну, а партия Вайолета уже давно является головной болью для виконта.

— Это серьёзное обвинение, — строго заметил король.

— Я никого не обвиняю, я лишь рассуждаю, ваше величество, — невозмутимо возразил Рене. — Возможно, мальчишка просто слышал от кого-то при дворе эти опасные россказни, или наслушался их от бродяг в имении Блуа, и оговорил командора де Мариньи в надежде добиться расположения вашего величества. Тогда виконт Монтре является лишь невольной жертвой своего расположения к нему.

— Вот как, — мрачно кивнул Ричард. — А с чего ж это де Мариньи сбежал, если он невиновен?

— В том то и дело, ваше величество, — снова вздохнул де Грамон, — что мы не нашли никаких свидетельств того, что он сбежал, кроме его отсутствия.

— А этого мало?

— Отсутствие можно объяснить и другим способом. Например, что его выманили из шатра ночью, убили, а труп уничтожили, бросили в печь кузнеца или зарыли где-нибудь в отхожем месте, где естественная вонь скроет запах гниения тела. Видите ли, ваше величество, мы опросили всех, кто стоял на постах и патрулировал вокруг лагеря этой ночью. Они показали, что ни один человек, кроме имеющих специальные пропуска, не покидал лагерь. Все вещи де Мариньи, его доспехи, весьма дорогая одежда, тяжёлый меч, драгоценности, в том числе, золотой, отделанный эмалью пояс и шитая золотом перевязь, остались на месте. Его конь спокойно пасётся на лугу вместе с другими. Его сослуживцы видели, как он ложился спать, но не видели, как он уходил. Его животное тоже пропало.

— Что за животное? — нахмурился король.

— Кот какой-то очень редкой породы, который во время перехода спал в корзине на крупе лошади. Корзина стоит в шатре, но кот исчез и его никто не видел. Возможно, он тоже убит.

Король задумался, постукивая пальцами по столешнице.

— А если он всё же как-то выбрался за пределы лагеря? — наконец, спросил он.

— Не представляю, как. Офицеры охраны несколько раз за ночь проверяют посты и патрули. Пароль и отзыв известны только тем, кто связан с охраной лагеря. Никто из отряда де Сегюра, да и он сам, не знает ничего о размещении патрулей, порядке патрулирования, паролях и отзывах. Де Мариньи этого тоже знать не мог. Он всё равно бы наткнулся на стражников, особенно учитывая, что впервые попал в нашу армию и пока не знает царящих в ней порядков. Уходя, он наверняка прихватил бы если не одежду, то драгоценности.

— Кто-то мог его вывести за пределы лагеря?

— Вряд ли. Он контактировал только с вашими гвардейцами, своими сослуживцами, бароном Делвин-Элидиром и бароном де Сегюром. Гвардейцы были на постах возле вашего шатра или спали в палатках, рыцари де Сегюра все спали у себя и подтвердили это, как и их оруженосцы. Одного, правда, не было, молодого оруженосца рыцаря Делажа, но его хозяин отпустил вечером навестить дядю, который служит сержантом ландскнехтов из Магдебурга. Тот подтвердил, что племянник заходил к нему и был один. К тому же мальчишка совсем юн и впервые увидел де Мариньи при выступлении армии. С чего бы ему помогать незнакомцу? Да и не знает он проходов вокруг лагеря. Барон Делвин-Элидир был у вас во время ужина, а потом в шатре у принца, после чего вернулся к себе и лёг спать. Это подтверждают опрошенные нами слуги. Де Сегюр был у меня. Мы обсуждали наши меры против лазутчиков луара, которые должны в ближайшее время проявлять к нашему переходу повышенный интерес. Он ушёл очень поздно и сразу лёг спать, что подтвердил его оруженосец. Так что либо де Мариньи настолько хитрый шпион, что знал секретную информацию об охране лагеря, тогда я сомневаюсь, что он так глупо раскрылся бы перед Альфонсом Бризоном, либо он улетел по воздуху, прихватив своего кота, но оставив всё ценное. Либо он остался здесь, и мы найдём его или его труп при снятии лагеря. Или не найдём ничего.

— То есть, по вашему мнению, его оговорил Бризон, а потом ещё и убил и спрятал труп, просто чтоб произвести на меня впечатление?

— Бризон не мог убить де Мариньи, если только напав со спины, но я сомневаюсь, что этот мальчишка способен на что-то такое. Да и труп слишком тяжёл для того, чтоб он смог утащить его и спрятать. Однако, я полагаю, что если б де Мариньи предстал перед вами и стал отрицать рассказ этого юноши… Чьё слово имело бы больше силы: слово опытного воина, который вхож в дом барона Делвин-Элидира и пользуется его расположением, или этого мальчишки, лишь недавно представленного ко двору в результате таинственной смерти его брата?

— Ах, да! Его брат ведь тоже погиб как-то странно… — Ричард на минуту задумался. — Может, мальчишка не так прост?

— Прикажете допросить его с пристрастием?

— Нет, — король вздохнул. — Это возмутит Монтре, и он опять будет зудеть над ухом. Оставим это дело, как есть. А за этим Бризоном присмотрите, барон. Он в свете вашего рассказа, действительно, выглядит подозрительно. Может, он сам шпион и пытается подставить наших верных слуг? Или действует вместе с неведомым нам шпионом. Тогда этот навет на командораде Мариньи и его последующее исчезновение вкупе со смертью Теодора сильно смахивают на заговор.

— Мы проследим за ним, — поклонился барон, осторожно вставая со скамеечки.

После его ухода король приказал вызвать кавалера де Брассера. Бывший учитель принца явился тут же, обрадованный вниманием короля. Ричард посмотрел на старого служаку и произнёс:

— У меня для вас секретное поручение, де Брассер. Никто не должен знать о том, что я дал вам его.

Де Брассер бросил выразительный взгляд туда, где возле стены застыла неподвижная фигура Джинхэя, но король не обратил на это внимания.

— Вы помните командора де Мариньи, кавалер? — спросил он.

— Я видел его на турнире и на пиру после, и слышал о нём превосходные отзывы. Жаль, что мне не выпала честь скрестить с ним клинки.

— Возможно, и выпадет, — проговорил король. — Этот человек подозревается в измене, но он внезапно исчез из лагеря. Я хочу, чтоб вы его нашли, — он открыл ящик стола и, достав оттуда увесистый кошелёк с золотом, передал его де Брассеру. — Возьмите несколько надёжных людей и поезжайте. Вы знаете, как он выглядит. Кроме того, с ним, скорее всего, будет кот какой-то необычной породы, возможно, он будет в корзине или клетке.

— Я должен привезти этого человека вам?

— Только его голову. Я сделаю из неё чашу. Когда вы вернётесь, вы получите такой же кошелёк, но если вы привезёте мне голову де Мариньи, вы получите столько золота, сколько влезет в его череп.

— Я её привезу, даже если мне придётся вытаскивать его из-под земли! — воскликнул де Брассер с энтузиазмом.

— Меня это устроит. Идите, и никому ни слова.

Де Брассер вышел, а король обернулся и посмотрел на Джинхэя.

— Разве тебе не показалось странным, что он исчез вместе с котом?

— Показалось, мой король. Уходя, каждый старается забрать с собой самое дорогое. Не для всех это драгоценности.

— И я о том же. Может, де Грамон и прав, и его уже нет в живых. Но если он жив, я хочу, чтоб это было исправлено.

Жан Жувер брёл по лагерю, словно в раздумье, но направляясь строго к намеченной цели, и вскоре оказался возле шатров, между которыми была выделена горящими факелами прямоугольная площадка. На ней бились на мечах два рыцаря. Они сняли куртки, и их льняные рубахи насквозь пропитались потом, а вокруг молча стояли другие рыцари и оруженосцы, и на их лицах отражалось недоумение.

Ламбер был отличным мечником, но сейчас он с трудом защищался от стремительных мощных ударов меча наступающего на него де Сегюра. Барон дрался так, словно в него вселился дьявол. Он был яростен и неудержим. И при этом на его лице застыло свирепое выражение, словно он вёл последний в жизни бой со своим смертельным врагом. Наконец, оттеснив Ламбера на край площадки, он с размаху ударил его плашмя клинком в бок, тот пошатнулся и выронил меч. К счастью, ярость его была всё же под контролем, и последний удар был силён достаточно, чтоб победоносно закончить поединок, но не настолько, чтоб причинить травму старому другу.

— Ты превзошёл самого себя, Марк, — заметил Ламбер, поднимая с земли меч. — Что на тебя нашло?

— Я зол, — ответил тот и заметил Жувера. — Что, явился шпионить по приказу своего господина?

Жан озабоченно нахмурился и настороженно огляделся, поскольку окружавшие его рыцари, смотрели на него, мягко говоря, без особой симпатии.

— Я просто зашёл посмотреть, как ты, Марк, — объяснил он.

— Как видишь, я жив. С меня не спустили шкуру и не повесили на дереве, так что твоему хозяину придётся постараться, чтоб выбить меня из седла.

— Я не понимаю, о чём ты…

— Да неужели? Нас с утра дёргают шпионы и сыщики де Грамона, они перерыли наши вещи и перевернули всё в наших шатрах. К тому же пропал один из моих людей, и едва ли не мы в этом виноваты! И всё из-за выкормыша твоего виконта, этого болтливого лживого щенка Бризона!

— Я слышал что-то, но уверяю, ни я, ни Монтре здесь не при чём.

— Не при чём? Как вам это, господа? — Марк осмотрелся, и его рыцари зло засмеялись.

— Мы можем поговорить? — спросил Жан, на всякий случай, положив руку на эфес меча.

Марк пожал плечами и направился куда-то мимо шатра. Нервно оглянувшись на его соратников, Жувер поспешил следом. Он нашёл де Сегюра за шатром, где тот стоял, подставив пылающее лицо свежему ветру, внезапно налетевшему из темноты.

— Это ты убил де Мариньи? — резко спросил Марк, взглянув на него.

— Я? Убил?

— Не прикидывайся, Жан. Сперва этот мерзавец Бризон оговорил его, а потом он исчез. Он не покидал лагерь. Де Грамон всё проверил. Значит, он убит! Но мальчишка против такого бойца слабоват. А ты — в самый раз?

— Ты думаешь, я стал бы действовать вместе с этим жалким змеёнышем? — искренне возмутился Жувер.

— Стал бы, если б приказал Монтре, — презрительно процедил де Сегюр. — Он подставил меня и пытался подставить Айолина, но тот ему оказался не по зубам. А Рене настолько дотошен, что выяснил, что никто никогда не слышал от моего человека той ереси, в которой его обвинял Бризон! И к тому же Рене установил, что он не покидал лагерь. Так где же он?

— Я не знаю, Марк! — воскликнул Жан. — Я узнал об этой истории от Монтре только утром. Тот, действительно, потребовал у короля расследования, но был ошарашен тем, что его величество вместо того, чтоб выразить благодарность за бдительность, едва не испепелил его гневным взглядом. Монтре встревожен, потому что не знает, чем теперь обернётся для него ложь Бризона.

— Значит, это всё-таки ложь?

— С чего бы это де Мариньи откровенничать с ним? К тому же, между нами, эти странные россказни слишком сильно напоминают ту ересь, что разносят по миру бродячие проповедники. Я скажу тебе правду, Марк. С момента выступления в поход, Монтре сильно подувял, он не ожидал таких сложностей, он испуган и устал, а короля раздражает его измученная физиономия. И Бризон оказался не у дел. Монтре едва добирается до постели и спит, как убитый. Вчера я намекнул мальчишке, что у него большие проблемы с этим, вот он и решил выслужиться. Но уверяю, я не стал бы нападать на твоего человека. Да и Монтре ни к чему ссориться с тобой. Вы же заключили негласный пакт. Ты ему нужен.

— Я не слышал, чтоб он пытался отвести от меня подозрение. Скорее, наоборот!

— Его цель — Делвин-Элидир, а не ты, но король запретил даже косо смотреть в сторону Айолина. Послушай, Марк, уверяю, я тебе друг, как и прежде! Если я что-то узнаю о твоём человеке, то честно расскажу. Пока же я использую создавшуюся ситуацию, чтоб окончательно дискредитировать Бризона. Ты ведь тоже теперь считаешь его врагом, верно? Вскоре мальчишка будет в наших руках, и мы разделаемся с ним!

— Ты разделаешься с ним, — Марк взглянул ему в глаза. — И не вздумай впутывать меня в это дело!

— Конечно, — покладисто кивнул Жан.

Издалека раздался рёв трубы, возвещающей вторую стражу.

— Пора спать, — уже спокойнее произнёс де Сегюр. — Завтра, чуть свет, снимаемся и — в дорогу. Нужно выспаться.

— Я могу сказать Монтре, что ты не сердишься? — заискивающе взглянул на него Жувер.

— Если он задаст трёпку этому болтливому щенку и заставит его сказать правду.

— Он заставит, но ты же понимаешь, что нельзя, чтоб эта правда дошла до короля. Монтре себе не враг.

— Достаточно, если её услышат Монтре и ты. А Бризон никогда больше не повторит её, даже оставшись один ночью на кладбище.

— Я лично пообещаю отрезать ему язык, если он что-то скажет.

— В таком случае скажи Монтре, что этим я буду удовлетворён. И пусть выплатит мне компенсацию за моего человека. Он был непревзойдённым мастером кинжала, такая редкость в наше время, и столь полезная в нашем деле! Он — невосполнимая потеря.

— Я передам это Монтре, — клятвенно заверил Жан и ушёл.

Утром, когда при первых лучах зари лагерь начал просыпаться, к шатру де Сегюра явился один из пажей виконта Монтре и передал подарок — большой ларец, вырезанный из редкой древесины, пахнущей пряностями и покрытой затейливыми узорами из переплетающихся годовых колец. Открыв крышку, Марк увидел на алом бархате широкую филигранную цепь с вставленными в неё драгоценными камнями и круглым медальоном с оскаленной волчьей мордой.

После того, как паж удалился, де Сегюр показал подарок Ламберу и Ла Молю.

— Вот куда делась цепь Беренгара, — усмехнулся Ла Моль, а Ламбер, процедив в полголоса гневное проклятие, спросил:

— Что делать с вещами де Мариньи?

— Они ему больше не нужны, — пожал плечами Марк, закрыв ларец. — Считается, что он погиб, наследников у него нет, так что распределите их, как добычу.

— Я беру себе меч, — тут же заявил Ла Моль и нырнул в шатёр.

Спустя два часа, когда стало совсем светло, первые отряды двинулись по дороге, ведущей на восток. На сей раз, телеги обоза встраивались в колонну следом за своими отрядами, чтоб на следующей стоянке не пришлось их ждать, а можно было сразу обустраивать лагерь.

Марк ехал, уперев руку в бедро, в окружении своих друзей. Он осматривался по сторонам, глядя в гущу деревьев и думал, что де Мариньи наверно уже далеко отсюда, и, будучи достаточно осторожным, уходит сейчас всё дальше от этой дороги. И судьба больше никогда не сведёт их, хотя об этом Марк немного сожалел.