Прошла неделя. Наступило первое воскресенье после победы Октября. Старый деревянный цирк «Модерн» переполнен. На митинг собрались рабочие Петроградской стороны. Нарком просвещения А. В. Луначарский от имени Советского правительства отчитывается перед трудящимися: что сделала новая власть за первые семь дней… Выступают многие ответственные работники разных ведомств. Предоставили слово и наркому флота.
— Враг побежден, но успокаиваться рано, — говорит Дыбенко. — Многие чиновники не хотят признавать Советы, саботируют, даже вредят… Я призываю, товарищи, к бдительности…
Революционные матросы сами налаживали запущенное при Временном правительстве флотское хозяйство. Когда из Адмиралтейства выдворили саботажников, Дыбенко распахнул окна огромного министерского кабинета.
— Обожаю свежий воздух! — и, с улыбкой обращаясь к матросам — членам Военно-морского комитета, пожелал счастливого плавания. — Только заранее знайте — неспокойное оно будет.
…Вошел моложавый моряк с красивым тонким лицом и выразительными черными глазами. Представился: капитан 1 ранга Модест Васильевич Иванов — товарищ морского министра, только что назначенный на эту должность. Еще перед отъездом из Гельсингфорса Дыбенко послал ему телеграмму: «Центробалт выдвинул Вашу кандидатуру в Верховную комиссию коллегиального морского министерства…» А через день, 29 октября, в каюту командира крейсера «Россия» принесли другую телеграмму: «Модесту Иванову. Капитану 1-го ранга. Гельсингфорс. Просим немедленно приехать Петроград, Смольный. Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов (Ленин)». Об этой телеграмме Дыбенко узнал уже в Петрограде.
Поздоровавшись с наркомом и со всеми остальными, Модест Васильевич сел в кожаное кресло с высокой спинкой и стал восторженно рассказывать о беседе с Владимиром Ильичем…
В те дни Дыбенко принимал еще одного «просоленного моряка» — вице-адмирала А. С. Максимова. Керенский уволил-таки «адмирала революции» со службы и запретил ему выезжать в города базирования флота. Опальный адмирал жил в Москве. Как только было образовано Советское правительство, Максимов попросил предоставить ему посильную работу в военно-морском ведомстве. Дыбенко вызвал его в Петроград. Андрей Семенович стал вторым помощником морского министра. На него было возложено интендантское хозяйство.
В Морском комиссариате налаживалась новая жизнь. Явились на работу служащие, саботирующих офицеров заменили матросы. Стойкими и преданными борцами за Советскую власть были они. Трудились в новых советских учреждениях, решительно боролись с пьяными погромщиками, входили в продовольственные отряды, в летучие матросские группы, быстро находили на железнодорожных станциях припрятанный купцами и капиталистами хлеб. Отряд под командованием мичмана С. Д. Павлова из-под Гатчины отправился в Могилев к успокаивать» мятежного генерала Духонина и его ставку, а оттуда — в Оренбург на борьбу с Дутовым.
Вот и Антонов-Овсеенко пришел за моряками. Он уезжал биться с Калединым и забирал с собой отряд Николая Ховрина, который вместе с другими матросскими отрядами помогал устанавливать советские порядки в Москве.
— Этак на флоте и людей не останется, — тревожился нарком. — Чуть что — подавай матросов.
— Гордиться надо, Павел Ефимович. Значит, не зря мы с тобой сидели на Главной базе. Кстати, саботажники там все еще не угомонились?
Дыбенко ответил, что все флагманы во главе с командующим Развозовым не желают служить народу, не признают Советы.
— Если и далее будут так вести себя, придется наиболее активных попросить с флота.
Антонов-Овсеенко советовал не спешить с крайней мерой… Потом говорили о предстоящем Всероссийском съезде военных моряков. Владимир Александрович сожалел, что ему не доведется на нем присутствовать.
— А ведь я ехал к тебе с Коллонтай, — вдруг негромко рассмеялся он. — Да вот потерял ее по дороге. Сошла с машины у Думы, там женщины собрались… Неистовая она, за женщин глотку перегрызет. — Антонов положил руку на плечо Дыбенко: — А морской нарком, вижу, на всех фронтах преуспевает… На свадьбу тоже не попаду…
Попрощались. Нескоро потом им довелось встретиться. Борьба с калединщиной займет немалое время.
Свадьба, на которую намекал Антонов-Овсеенко, действительно состоялась вскоре после его отъезда.
— Записью брака с Павлом Дыбенко, — говорила позднее Александра Михайловна Коллонтай, — была начата первая книга актов гражданского состояния в Советской стране.
Первый Всероссийский съезд военного флота открылся 18 ноября в Петрограде. Делегаты дружно приветствовали «товарищей народных комиссаров за их преданность интересам трудового народа»… Ждали Ленина — почетного председателя съезда. Он пришел, как и обещал, ровно в 3 часа дня 22 ноября. Делегаты и гости, стоя, встретили вождя. От имени Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич приветствовал армию и флот, которые показали себя как передовые борцы за раскрепощение трудящихся классов. В своей большой речи Ленин раскрыл перед моряками перспективы строительства социализма в республике Советов.
— …Нужно практически учиться управлять страной, учиться тому, что составляло раньше монополию буржуазии. В этом отношении во флоте мы видим блестящий образец творческих возможностей трудящихся масс, в этом отношении флот показал себя, как передовой отряд[7].
Дыбенко вглядывался в лица матросских делегатов, внимательно слушавших Ленина, а сам думал: как много нужно сделать, чтобы и впредь быть передовым отрядом!.. Владимир Ильич говорил о насущных задачах дня — о земле и о мире, о национальной политике. Призвал съезд к усиленной работе по созданию прочного союза рабочих и крестьян, беднейших крестьян особенно, проявляя о них больше всего заботы.
— Пусть флот, — говорил он, — посвятит все свои силы тому, чтобы этот союз остался основой государственной жизни; если этот союз будет крепок, ничто не сломит дело перехода к социализму[8].
До перерыва Владимир Ильич сидел в президиуме, слушал выступления. Моряки-делегаты с трибуны своего съезда давали клятву — флот во всем будет поддерживать Советскую власть, завоевания Октября…
Одним из главных вопросов, который предстояло решить съезду, — о реорганизации управления морским ведомством. С докладом выступил П. Е. Дыбенко. Пришло время, говорил он, резко поставить вопрос об укреплении дисциплины и организованности во флотских рядах, отменить выборную систему командного состава…
Делегаты поддержали наркома, все его предложения были приняты. Съезд образовал высший орган — Морскую коллегию из трех человек во главе с народным комиссаром и законодательный совет. При коллегии создавался политический отдел. Избрали 20 человек во ВЦИК, где они образовали морскую секцию.
Одно заседание съезда было посвящено присвоению воинских званий. М. Иванов стал контр-адмиралом, И. Вахрамеев и другие — лейтенантами. Дошла очередь и до народного комиссара. Одни предлагали — контр-адмирала, другие — капитана первого ранга.
Спор разрешил сам Дыбенко.
— Товарищи, позвольте мне благодарить вас за оказанное внимание и внести предложение, — сказал он. — Я начал борьбу в чине подневольного матроса. Вы меня произвели в чин свободного гражданина Советской республики, который для меня является одним из самых высших чинов. Позвольте в этом чине мне и продолжать борьбу.
Так и постановили…
Семь дней работал съезд. Делегаты уезжали, писал Дыбенко, «с полным сознанием своей ответственности за сохранение Советской власти и с полным желанием провести в жизнь принятые решения».
Совет Народных Комиссаров, В. И. Ленин одобрили постановления общефлотского съезда. Нужно было проводить их в жизнь. Однако исходившие из центра приказы и директивы командующие и штабы флотов отвергали. Контрреволюционное офицерство наглело с каждым днем, и особенно перед открытием Учредительного собрания. Тревожные сигналы шли из Гельсингфорса. Штаб Балтийского флота не признавал Народный комиссариат, возглавляемый большевиком. «Ну, что ж, придется и нам действовать». 4 декабря 1917 года Дыбенко от имени морской коллегии издал приказ об упразднении должности ком-флота, возложив его обязанности на военный отдел Центробалта. Только такой крайней мерой можно было заставить саботажников считаться с Советской властью и выполнять ее постановления. Взбунтовались флагманы и по призыву Развозова выступили против мероприятий центра. Пришлось отправить в запас Развозова, начальника оперативной части штаба капитана 1 ранга Черкасского и некоторых других саботажников.
В напряженной обстановке, сложившейся на Главной базе, был повинен и Центробалт. В его новом составе главенствовали меньшевики, эсеры и анархисты. Политически зрелое ядро моряков было на фронте, многие трудились в советских учреждениях. Политическая работа среди матросов ослабла, упала дисциплина на боевых кораблях. Вот и подняли головы анархиствующие горлопаны и реакционное офицерство.
…Учредительное собрание, на которое возлагала большие надежды контрреволюция, открывалось 5 (18) января 1918 года в Таврическом дворце. Охрана порядка в Петрограде была возложена на военных моряков.
Ранним утром 3 января Дыбенко вызвали в Смольный. Вернулся быстро. Приказал дежурному по морскому комиссариату собрать членов коллегии и законодательного совета. Радисту передал текст телеграммы для военного отдела Центробалта: «Срочно не позже 4 января прислать на двое или трое суток 1000 матросов для охраны и борьбы против контрреволюции в день 5 января…» Попросил разыскать Железнякова, а сам соединился по прямому проводу с Кронштадтом, чтобы оттуда тоже прислали вооруженных моряков. Такие же распоряжения получили комиссары экипажей и других флотских учреждений, расположенных в Петрограде.
В день открытия Учредительного собрания в городе находилось свыше пяти тысяч матросов, а также красногвардейцы и отряды рабочих-дружинников. Все подступы к Смольному и Таврическому дворцам надежно охранялись. Утром 5 января на некоторых улицах города стали скапливаться группы «чистой» публики. Среди них переодетые в штатское офицеры и юнкера. Особенно активно и нагло вели себя эти «демонстранты» в районе Литейного проспекта и Шпалерной улицы, пытаясь прорваться к Таврическому. Моряки их разогнали.
Еще раз проверив караулы, П. Е. Дыбенко отправился на заседание Учредительного собрания…
Кадетско-соглашательское большинство не поддержало зачитанную Я. М. Свердловым «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Большевики потребовали перерыва, чтобы обсудить создавшееся положение… Когда заседание возобновилось, большевистская фракция огласила декларацию, написанную В. И. Лениным. В ней говорилось, что нынешнее контрреволюционное большинство Учредительного собрания, избранное по устаревшим партийным спискам, выражает вчерашний день революции и пытается встать поперек дороги рабочему и крестьянскому движению. Большевики покинули зал… Советское правительство приняло декрет о роспуске учредилки… Уехал из Таврического В. И. Ленин, за ним — народные комиссары.
Было уже около трех часов ночи, а заседание все продолжалось. Дыбенко приказал Железнякову разогнать всех. «Без шума, спокойно и просто он подошел к председателю учредилки Чернову, положил ему руку на плечо и заявил, что ввиду того, что караул устал, он предлагает собранию разойтись…» — вспоминал Павел Ефимович об этом эпизоде.
Утром в Адмиралтействе все приставали к Анатолию Железнякову, чтобы тот рассказал о разгоне учредилки.
— Закрыл говорильню — только и всего. Потомки добром помянут.
— Пусть потомки знают, что красные моряки надежно оберегают Советскую власть, — добавил нарком. — Займемся флотскими делами…
…Конец января 1918 года. В Смольный, как и в дни Октябрьского штурма, сегодня пришли моряки. 29 января Совнарком обсуждает доклад П. Е. Дыбенко о реорганизации флота. Предельно сжато обрисовал Павел Ефимович обстановку на флотах. Сказал, что офицерский корпус не прекратил саботаж, а тех, кто служит Советской власти (назвал Максимова, Альтфатера, Иванова, Ружека, Мякишева и других адмиралов и офицеров), преследуют, травят, шлют анонимные письма с угрозами. Потом попросил разрешения у Владимира Ильича зачитать проект декрета о флоте.
— Пожалуйста, — ответил Ленин и стал внимательно слушать…
Совнарком постановил перевести флот на добровольческую систему, приняв за основу представленный наркомом Дыбенко проект. Комиссии под председательством А. В. Луначарского предлагалось в течение часа дать окончательное заключение по проекту… В тот же день В. И. Ленин подписал декрет о роспуске старого и о создании нового, социалистического Рабоче-Крестьянского Красного Флота, состоящего из добровольцев — рабочих и крестьян, служащего интересам трудового народа.
Веселые, возбужденные, во главе со своим наркомом моряки покидали Смольный. Шли по Шпалерной улице, набережной Невы, оживленно разговаривали… В Адмиралтействе наскоро пообедали и тут же засели за подготовку новых предложений в соответствии с только что принятым законом. Морское министерство перестало существовать, возникло новое советское учреждение — Народный комиссариат по морским делам (НКМД); Верховная коллегия стала именоваться Коллегией народного комиссариата по морским делам.
На следующий день, в 10 часов, Дыбенко снова был в Смольном. Совнарком утвердил все документы, назначил Коллегию НКМД, а ее председателем — Дыбенко.