Повесть о красном галстуке

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Несколько недель богучарская МТС находилась в пути. Зной и степная пыль не щадили людей. Двигались медленно, в дороге ломались тракторы, не хватало запчастей, горючего.

Только в начале августа прибыли в колхоз имени Чапаева. Здесь богучаровцев ждали и уже тревожились, почему их долго нет. Предполагали всякое: то ли немцы разбомбили, то ли еще что случилось.

Юру с бабушкой разместили у Матрены Силаевой, маленькой, сгорбленной и подслеповатой старушки, потерявшей мужа еще в гражданскую войну. Домик был небольшой, с низкими потолками и двумя оконцами — одно на улицу, другое во двор. Вокруг домика — покосившийся плетень.

Виктор Власенко поселился с Безугловым напротив, в доме местного тракториста Ивана Коржова. Семья Коржова состояла из него самого, жены и девятилетнего внука Петьки. Дочь Ирина жила с мужем в Мончегорске и на лето привозила Петьку к деду. Привезла его и в сорок первом, но началась война, и застрял Петька у деда. С Юрой они подружились в первый же день.

Дня через два Мочалов пригласил к себе Юру с Петькой и поручил им пасти быков.

— Нечего вам, ребята, попусту небо коптить, — сказал он, — и дело доброе сделаете, и кусок хлеба заработаете.

И предупредил, чтобы завтра утром не проспали, иначе ругаться будет. Бабушке он определил место в полеводческой бригаде — помощницей у поварихи Полины, веселой и разговорчивой женщины. При ней всегда находились две малолетние девочки, очень похожие на нее. Такие же большеглазые и проворные.

Богучарскую МТС объединили с Деминской, разбили на бригады и приступили к уборке урожая. Не хватало людей, машин. Работали ночами при свете фар. С Виктором Власенко Юра совсем не виделся. Тот и дневал и ночевал с трактористами в поле.

Уставшие, но знающие настоящую хлеборобскую цену выращенному урожаю, люди отдыхали полтора-два часа и снова работали.

С бабушкой Юра виделся лишь поздно вечером.

Стояла жара. Густо пахло полынью. Быков пасли в балке, ближе к воде. Сгоняя назойливых слепней, быки размеренно махали хвостами и лениво щипали траву.

Юра с Петькой лежали в тени редкого кустарника и грызли ржаные сухари. Чуть дальше, на той стороне балки, проходила железная дорога. Ребята видели идущие по ней эшелоны с танками, пушками, войсками.

— И все в Сталинград, — провожая взглядом очередной состав, задумчиво произнес Петька. — Дед говорит, что там сейчас очень жарко. Немцы изо всей силы к Волге рвутся, а наши не пускают, стоят насмерть, и фрицы ничего не могут поделать.

— И не пустят! Ты же видишь, какая помощь туда идет. И танки новые, я раньше таких не видел.

— И машины какие-то непонятные, все брезентом крытые. У каждой часовой стоит. Секретные, что ли?

— А может, это «катюши».

— «Катюши»? — Петька даже привстал, чтобы рассмотреть получше.

Когда состав скрылся из глаз, Петька повернулся к Юре, спросил с любопытством:

— Ты сам-то их видел? — Петьке было интересно знать, что ответит Юра: соврет или правду скажет?

Юра ответил правду. «Катюш» он не видел и, какие они, сказать не может. Это разочаровало Петьку. Он почему-то был уверен, что Юра все видел и все знает. А тут вдруг — не знаю, не видел. Хитрит, не хочет рассказывать, вот и все. Недовольный, Петька повернулся на другой бок и ахнул: прямо перед ним, шагах в десяти, стоял огромный черный пес и спокойно смотрел на него. Шерсть пыльная, свалявшаяся. Бока впалые. Едва дыша, Петька ногой толкнул Юру.

— Смотри, кобель какой, не шевелись, а то еще кинется.

Юра повернулся, увидел здоровенного пса, удивленно спросил:

— Откуда он взялся?

— А я почем знаю? Гляди, не меньше теленка.

— Наверно, настоящий волкодав! — Юра на всякий случай подтянул к себе суковатую крепкую палку.

Пес постоял еще немного, затем не спеша спустился вниз к ручью. Ребята с облегчением вздохнули. Напившись воды, пес улегся в тени на густой траве и смотрел на мирно пасшихся быков.

— Слушай, — тревожно заговорил Петька, — а если он быка загрызет? Он же, зверюга, голодный. Нам ведь перед колхозом отвечать придется.

Но Юра видел, что пес настроен миролюбиво, и потому Петькиной тревоги не разделял.

— Давай позовем сюда, сухарь дадим, вдруг к нам прибьется? — Юра с надеждой смотрел на друга.

— Ты что! — испугался Петька. — Пусть там лежит, может, совсем уйдет, а то бродячие они знаешь какие…

Юра не стал слушать дальше и начал осторожно спускаться к ручью.

Пес настороженно приподнял морду и внимательно следил за мальчиком. Не доходя шагов пятнадцати, Юра остановился и протянул сухарь. Пес потянул носом, облизнулся, но с места не двинулся. Юра сделал еще несколько шагов и снова остановился. Пес по-прежнему спокойно лежал. Юра бросил ему сухарь. Пес нехотя поднялся, обнюхал пересохшую корку хлеба и с жадной торопливостью начал грызть. Крепкие зубы легко перемалывали сухарь.

Пес косился на Юру и, помахивая хвостом, довольно быстро расправлялся с едой. Затем не спеша подошел к Юре, лизнул шершавым языком руку и сел рядом, словно ожидая еще чего-то.

Через несколько минут они вернулись к Петьке уже друзьями. Но Петька еще долго боялся этого огромного лохматого пса и сторонился его… Назвали собаку Лыско.

…В этот день пригнали быков позднее обычного. Бабка Матрена засветила уже керосиновую лампу и, как всегда, подвесила ее ближе к образам.

Следом за Юрой появилась бабушка. Она подошла к столу, развязала узелок, выложила кусочки черствого хлеба и две луковицы.

— Вот и хорошо, что хлебушка принесла, — обрадовалась Матрена. — Я супчик сварила, а хлебушка ни крошки. Садитесь, похлебаем, пока не остыл.

Но бабушка от еды отказалась и устало прилегла на сундук, застеленный потертым полушубком.

— Вы ешьте, ешьте, — сказала она, — а я полежу, ноги что-то устали. Ты, Матрена, пораньше утром разбуди, а то, не дай бог, просплю с усталости. Полина опять завтра снопы вязать будет, а мне одной готовить придется да за ее детьми присматривать, так что не забудь.

— Не забуду, — пробурчала Матрена, недовольная тем, что бабушка отказалась от ужина.

Бабушка отвернулась к стене и глубоко вздохнула. Юра сел за стол, взял деревянную ложку и ждал, когда Матрена подаст суп. Матрена налила ему в глубокую миску два половника, столько же налила себе.

Но поесть они не успели. В дверь громко постучали, и в комнату ввалился Георгий Павлович Мочалов.

— Здравствуйте! Извините, что я так поздно. А где же наша бабуля? — Голос громкий, возбужденный.

Бабушка встревоженно поднялась с сундука.

— Ай случилось что?

— Да нет, не случилось. Однако новость есть. В райкоме разрешение дали, на фронт ухожу!

— Как? А хлеб убирать?

Георгий Павлович сел рядом:

— Ничего страшного. Без нас уберете. Фашист сегодня опаснее всего, его в первую очередь убрать с нашей земли надо! — Посмотрел на Юру, добавил: — Может, твоего отца встречу, скажу, где вы находитесь. И твоего дружка Власенко берут в танкисты. Вообще богучарских нас пятеро на фронт уходит. Ну, ладно, отдыхайте, завтра увидимся.

Георгии Павлович ушел, а бабушка прислонилась к стене боком и сидела тихо, задумчивая. Юра подошел к ней.

— Не надо, бабуль. Все сейчас воюют, и наши пошли. Может, и правда батю встретит. Ведь он же живой, правда?