Повесть о Макаре Мазае

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

«Мазай повсюду». — Сердце ветерана. — Тайник с оружием

Днем шефу полиции Шаллерту донесли, что Мазая заметили на Новотрубной улице. Агент проследил его до поселка Сартана, но Мазай сумел скрыться в одном из переулков. Позже его снова вроде бы видели на Новотрубной. Туда кинулась группа полицейских. Один из них спросил проходившего по улице молодого рабочего, не попадался ли ему Мазай.

— Мазай здесь повсюду, — убежденно сказал парень. Этот ответ, как потом утверждал полицейский Никитин, сбил с толку патрульных и заставил их зря метаться по кварталу.

Только позже гестаповцы узнали, что встреченный ими молодой человек — сварщик термического цеха Николай Пащук — был одним из руководителей подпольной вооруженной группы.

Полицаи решили прочесать Новотрубную и соседнюю улицы. Обыск начали с крайнего дома. На первом этаже был задержан молодой бородач, объявивший себя монахом. Он уверял, что бродит по городу с «богоспасительными» целями:

— Обращаюсь к людям со словами утешения и радостными предсказаниями.

На вопрос, видел ли он Мазая, монах ответил, что слыхал о нем, но видеть не доводилось.

Патрульным он показался подозрительным: руки у него были такими же огрубевшими, как и у любого металлурга. Монаха арестовали, и двое полицейских повели его с собой на второй этаж. В квартире № 3 был только один больной старик, лежавший на кровати. Расспрашивая его о тех, кто живет по соседству, полицейские на минуту оставили «монаха» без присмотра. Тот лихо выпрыгнул из окна второго этажа и скрылся в саду. Преследование оказалось безуспешным.

Полицейские задержали на улице нескольких прохожих и стали допрашивать их в подъезде трехэтажного дома.

Первый задержанный пробормотал, что видел похожего на Мазая человека, который вскочил в проезжавший грузовик и уехал по направлению к центру города.

Второй заявил, будто бы тоже заметил похожего на Мазая и добавил:

— Впрочем, здесь почти все рабочие похожи на него. Сталеваров не отличишь одного от другого.

Третий доказывал, что якобы никогда ничего ни о каком Мазае и слыхом не слыхал. Такой ответ показался полицейским подозрительным. Судя по паспорту, задержанный постоянно жил в поселке Сартана и, конечно, не мог не слышать о знаменитом сталеваре. Сомнительный прохожий был сдан прибывшему полицейскому патрулю.

Четвертый задержанный оказался буфетчиком ресторана, обслуживающего немцев.

— В этом поселке все друзья-приятели Мазая, — заявил он. — И наверняка Макар где-то здесь скрывается. Вы же знаете, что в этих кварталах каждый день разбрасываются партизанские листовки. Конечно, это дело рук Мазая.

Полицейские вернулись в дом. Патруль остался дежурить на улице. В квартире № 4 была открыта дверь, но в комнатах никого не нашли. Однако, судя по запаху табака, кто-то курил здесь совсем недавно. В чулане прятался молодой парень. Как потом выяснилось, это был военнопленный, бежавший из лагеря.

В соседней квартире за столом сидела семья в полном сборе: глава семьи — токарь завода Пафнутьев, его жена, ее родители, трое детей и тетка, только что приехавшая из деревни. В углу стояли две ее сумки со свеклой.

— Куда ушли соседи? — спросили полицейские.

— Не следим за ними, — ответил Пафнутьев.

— Мазая видел?

— Еще бы не видел! Не только видел, но и разговаривал с ним.

— Где? Когда?

— 7 октября утром, за день до того, как пришли ваши хозяева. Потом не видел.

Полицейские стали осматривать квартиру.

— Опасная у вас работка, — «сочувствовал» Пафнутьев. — Чуть не из каждого окна в вас целятся.

— Ничего, бог милостив.

— Позавчера застрелили полицейского…

— А ты что, видел, как в него стреляли?

— Не видел, народ говорит…

— Пойдешь с нами, может, в гестапо чего и расскажешь.

Арестованного сдали патрулю и продолжали осмотр дома. Большинство квартир пустовало — видимо, хозяева прятались где-то, опасаясь очередной облавы.

В следующем доме полицейские застали в квартире на нижнем этаже шестерых заводских рабочих, сидевших за круглым столом.

Убедившись, что в квартире нет ни оружия, ни радиоприемника, полицейские спросили:

— Почему не работаете? Предъявите справки о том, что являлись на завод.

— Работать за триста граммов хлеба?

— А что, расстрел лучше? Идите-ка лучше добровольно, а не то…

Из-за стола тяжело поднялся старый человек.

— Мое сердце уже два раза играло отходную. Так что мне смерть не страшна. Да еще на миру. После такой смерти память о человеке долго в народе живет. Но я хочу вас предупредить, может быть, даже спасти. Смотрите, как бы чего не вышло, если заберете этих ребят. Это мои дети и внуки. И за них есть кому заступиться. Верно говорю.

В комнате наступила тишина, которую нарушало тяжелое дыхание старика.

— Ладно, потом их возьмем, — подумав, решил полицейский Никитин и вместе с Кравченко направился к сараю.

Электрические фонарики осветили груды рухляди, которую давно пора было выбросить: солдатская шинель, истоптанные сапоги, детская коляска. Лежали перевязанные шпагатом стопки школьных тетрадей, букварь для школ ликбеза, вузовские учебники. В углу ржавели старые примусы и керосиновые лампы «чудо». И в других сараях скарб оказался примерно таким же. Но в одном из сараев полицейские обратили внимание на свежую землю. Они взялись за лопаты и обнаружили тайник, а в нем винтовки, пулемет, пистолеты и гранаты. Оружие было тщательно смазано.

В углу стоял заваленный старыми газетами и присыпанный землей сундук. В нем были спрятаны портреты Ленина, собрание его сочинений, сборники воспоминаний о вожде, книги о революции.

— Никого из дома не выпускать! — распорядился Никитин и отправил полицейского в гестапо с просьбой прислать отряд для обыска по всей улице.

В других сараях оружия не нашли, но почти в каждом были закопаны ящики с ленинскими портретами и книга ми.

В доме, где обнаружили тайник с оружием, арестовали всех без исключения жильцов. Гестаповцы тотчас же начали их допрашивать. Один из арестованных не выдержал пыток и назвал человека, который знал, кто зарывал оружие. Так фашисты нащупали звено в цепочке, ведущей к боевой подпольной группе.

Одним из ее участников был сын полицейского Никитина, того самого, который производил обыски на Новотрубной улице. Когда молодого парня тащили в гестапо, он метнулся от конвойных в проходной двор, но был сражен очередью из автомата. Между тем именно он, электромонтер Никитин, знал, где скрывалась боевая группа Бондаренко, настойчиво искавшая в те дни связи с Макаром Мазаем, а через него — и связи с подпольной организацией, с коммунистами, которые вели в городе борьбу против оккупантов.

Полицейского Никитина арестовали и долго, с «пристрастием» допрашивали о подпольной деятельности сына, о которой он ничего не знал. После очередного допроса Никитин повесился в камере.

На следующий день Подушкин разработал план новой облавы.

— И обязательно на этой же улице, — сказал он. — Все знают, что во время артобстрела прятаться надо в воронку от снаряда, другой снаряд туда вряд ли попадет. Так и партизаны могут рассуждать: второй облавы, мол, не будет. На этом мы и сыграем.

Новый обыск чуть было не застал врасплох слесаря Василия Бойченко. Василий понадеялся, что облава не повторится, и решил «на всякий случай» починить две винтовки. Они хранились в сарае еще с времен гражданской войны, и об этом знала лишь его бабушка Игнатьевна. Но с годами память ослабела, и старушка напрочь забыла об огнестрельном «кладе». Вспомнила лишь, когда началась облава: «Родненькие, надо бы прибрать!» К счастью, накануне полицейские сюда не дошли. Василий принес из сарая винтовки и решил для начала подержать их в корыте с керосином. Только успел разобрать одну винтовку и принялся за вторую, как услышал от Игнатьевны: «Идут!»

Завернув оружие в плащ, Бойченко опустил его на веревке в уборную, стоявшую в глубине двора. Следующей ночью Василий из-за забора стрелял по полицейскому патрулю, после чего спрятался в подвале дома на улице Портовой. Вскоре он ушел из города и примкнул к партизанскому отряду.

Гитлеровцы каким-то образом дознались, что Игнатьевна указала внуку, где спрятано оружие. Старушку арестовали и в назидание другим расстреляли…

Во второй день облавы на Новотрубной улице полицейские особенно усердствовали: старательно обыскивали квартиры, поспешно перебегали из дома в дом. Прошел слух, что в одном из домов скрывается Макар Мазай. А так как не все участники облавы знали сталевара в лицо, то особенно внимательно присматривались к каждому молодому рабочему, сверяясь с фотографией Мазая.

Один из задержанных показался похожим. Его потащили в полицию. Арестованный в ответ на вопросы только показывал пальцем на уши.

Глухой? Или притворяется? И продолжали допрашивать, надеясь выбить из парня признание, что он Мазай.

Их разочаровал один из прибежавших полицейских:

— Не Мазай! Я Мазая не раз видел.

В одной квартире полицейские нашли раненого молодого парня.

— Это мой сынок, — плача указала пожилая женщина на лежавшего. — На заводе получил травму. Еле дошел, пиджак в цехе оставил. Там документы.

— Смотрите, если обманываете, ответите в гестапо, — предупредил полицейский. Он зашел в соседнюю квартиру и спросил, есть ли кто-нибудь с завода?

— Как же, есть, вот я, например, слесарь из инструментального. Вот документ, — сказал рябоватый мужчина.

Полицейский привел его к раненому и спросил:

— Знаете его?

— Не верят, что это мой сын, — снова запричитала женщина.

— Правда, правда, ее сын, — подтвердил слесарь. — Я его на заводе часто вижу.

Полицейские ушли, но через несколько минут вернулись обратно разъяренные:

— Скрываете раненого красноармейца!

Всех троих — женщину, слесаря и раненого — увели.

Облава продолжалась.

Всюду полицейским отвечали: «Нет, Мазая здесь никто не видел!» И потом измученные напряжением люди передавали друг другу с удовлетворением:

— Значит, Макара Никитовича не нашли!