Генерал во главе небольшого войска прибыл в злополучную деревню. Его взору предстала плачевная картина недавних событий: безликая улица со странными домишками, неровными заборами, бесцветной растительностью и болявой скотиной.
— Что ж за гады здесь бесчинствовали? — В сердцах вырвалось у него. — Расквартировываемся, ребята. Местным помогаем чем можем, не баловать тут, — строгим голосом наказал он и добавил, обращаясь к адъютанту, — старосту ко мне.
— Ну, что хорошего скажешь, Потапыч? — Задал свой вопрос генерал, — ты сделал, что я просил?
Лысый, круглый мужичонка просочился в дверь и подобострастно замер у притолоки.
— Все сделали, Першил Самохвалович, все в лучшем виде изготовили, — запричитал он, — у Леськи все погреба перетрясли, но достали.
Лысина его взмокла, и он нервно отер ее рукой.
— Да ты проходи, садись, чего дверь-то подпирать, — на правах хозяина пробасил генерал. — Расскажи-ка лучше, что здесь было и как?
— Так ведь набежали, налетели ироды окаянные, — заторопился староста, — видимо не видимо. Мы их и топтали, и огненные шары из просмоленной соломы на них пускали, как вы приказывали. А они в огонь прут и с прямой не сворачивают. Идут и так зловеще ножками топают, да звуки скрипучие издают, что мороз по коже, и страх душу леденит. Кто живой на их пути встретится, облепляют всего и живьем грызут. Скотинку, что на пути попалась, до костей обглодали. У детишек, кого покусали, жар, да руки ноги пораспухли. Бабы воют, мужики за топоры хватаются. Да только, что с топорами против муравьев сделаешь? — Горько закончил староста.
Мужики помолчали.
— Ладно, Потапыч, некогда раскисать. Когда они, думаешь, снова попрут?
— Да кто ж его знает, господин генерал. Я, правда, по всем ближайшим деревням мальцов разослал. Как что начнется, гонец тут же прискачет.
— Это ты правильно сделал, хвалю!
Староста при этих словах приосанился.
— А сейчас, думаю, надо собрать моих ребят да обсудить с ними дела ратные. Не сочти за труд, Потапыч, крикни мне моего адъютанта, он небось на крыльце зубоскалит. Да и сам через часок подходи в трактир у Бобылихи, там и потолкуем.
Через час в трактире некуда было яблоку упасть, так что разносчики еле протискивались со своей снедью. Настроение, правда, у людей было мрачное, и разговоры велись вполголоса, создавая общий тревожный фон. Но вошел генерал, и все вокруг стихло. Тяжело опустившись на скамью, Першил Самохвалыч неспешно обвел всех присутствующих цепким взглядом и, тяжело вздохнув, начал:
— Воины мои, видели, что ворог страшный с деревней, людьми и детишками нашими сделал? — Народ загудел, а генерал еще раз посмотрел сурово. Гул быстро стих, и он продолжил. — Царь-батюшка отправил нас на передовой рубеж, зная на кого может положиться. А мы должны это войско букашечье остановить!
И генерал сделал значительную паузу.
— Да как же его остановишь?
— Мужики их и рубили, и топтали, и огнем жгли, а толку…
— А кусаются-то ведь как?
Гул сначала нарастал нестройным рядом голосов, а потом резко стих. И все устремили взгляд на генерала.
— Вот что, ребятки! Завтра начнем готовить ловушки для этих гадов ползучих. Это-то как раз самое несложное. Но вот что нам особенно важно сделать, так это найти тех, кто ими управляет. Кто силой заговора или колдовства делает этих-то в общем безобидных букашек злобными убийцами. А что бы самих нас в кукол не превратили. Просил я для каждого ладонку-оберег изготовить. Завтра с утра на поверке раздам. И еще, по одному даже в туалет ходить не советую. Если кого и накроют, второй поможет, выручит. Так что война, мужики, и это дело не шуточное. Да и противник у нас с вами коварный и невиданный. Но это пока. А сейчас всем отдыхать. Еремеич, а ты со своими задержись, обсудить надо.
Народ зашевелился и потихоньку потянулся к выходу, негромко обсуждая и перебраниваясь. Скоро трактир опустел, и Еремеич со своими людьми смог пересесть к столу генерала.
— Ну, что дельного скажешь, Еремеич?
Плотно сложенный невысокий мужичок с острым и умным взглядом, спокойно посмотрел на своего командира.
— А что тут скажешь, господин генерал? Все твердят одно и то же. Ползет это странное черное полчище, а сверху поливает их белый луч, а высоко в небе парит треугольник, и гул какой-то сверху доносится.
— Я тебе дам одного старика-отшельника, — перебил генерал, — он для местных целительством занимается. Травками, настойками разными, но это так баловство. Знает он, говорят, и другое: и как силами управлять, и как в пустоту заглянуть, и как сделать видимым то, что за колдовством прячется. Ты завтра наведайся к нему, что и как объясни. Да ты и сам все знаешь. Вот тебе в провожатые пацаненок, он сын лесничего, так что все тропы в лесу ведает, отведет. По утру раненько и выступайте, дюже помощь мне его нужна будет.
— Есть, господин генерал, — спокойно сказал Еремеич. Встал, сделал знак своим, и они с достоинством, не проронив ни одного слова, покинули трактир.
Завтрашний день деревня встретила множеством голосов и топотом торопливых ног. Каждый получал у взводного оберег, а помимо и задание: что сделать и куда принести, где взять необходимые инструменты или другие материалы. Человеческий муравейник споро и целеустремленно делал спешные приготовления.
А в это время в баньке на окраине два ученых мужа ссыпали в большой чан меры молотых трав. Они собирались сварить отвар, рецепт которого, держался в строжайшей тайне. У входа даже были приставлены два охранника для отпугивания особо любопытствующих. А их вскорости набралось немало, да и с каждым часом все прибывало и прибывало.
В то же время воины с помощью крестьян накатали войлочных шаров, плотно увязали их соломой, приторочили к ним длинные веревки. И по мере готовности складывали на большие телеги для быстрой перевозки к месту будущих событий. Кроме этого, собрали пару десятков деревянных корыт, ведер, закачали с пяток бочек воды и все это добро также погрузили на телеги, образуя мобильный обоз.
Между тем все потихоньку начали принюхиваться. От баньки то пряным запахом повеет, то горьковатым, а то таким ароматом накроет, что перестаешь понимать, где и зачем находишься.
Ученый муж с устатку и упрелости как-то выскочил из баньки свежего воздуха глотнуть, глянул на толпу вокруг бани и ахнул.
— Видать непростой рецепт царь-батюшка подкинул, — с опаской оглядел он на толпу, — так и букашки, глядишь, в одном месте соберутся, и указ им будет не указ. Тут-то мы их и жахнем.
И он торопливо нырнул обратно в баньку. Немного погодя к бане подвезли хорошо просмоленную бочку, перелили в нее содержимое котла и, тщательно укупорив, встроили в общий порядок телег. Охранников при этом все же оставили, так сказать, от греха подальше. Скоро и народ вокруг баньки в себя приходить стал и потихоньку разбредаться, только все удивлялся как это их и зачем на край деревни понесло.
Несколько дней томительного ожидания не были расцвечены сколь-нибудь яркими событиями. Вернулся Еремеич со своими людьми. О чем-то долго толковал с генералом и на рассвете опять исчез. Деревенька же при наплыве стольких мужицких свободных рук быстро поправлялась да прихорашивалась. Стучали топоры, повизгивали пилы, да и девичий смех то там, то сям вспыхивал звенящим колокольчиком.
В этой суматохе обыденных дел не сразу заметили пацаненка, скачущего на взмыленной лошади. А заметили и в крик.
— Началось, батюшка-генерал!
— Скачет!
— И откуда ж, родимый?
А генерал уже посыльного на руки принимал.
— Бабашиха…Там…Они… — Задыхался малец.
— Это недалеко, господин генерал, — уточнил подоспевший староста, — если напрямки, то минут за тридцать телеги дотащим.
— По коням! — Эхом прокатился по деревне зычный приказ, — всем по местам. Трогаем!
— Ну, с богом! Потапыч, показывай дорогу!
И генерал, лихо вскочив на гнедого коня, тронул поводья. Уже подъезжая к деревне, быстро определили место, куда стянуть все телеги. Выгрузили корыта и подтянули заветную бочку с зельем. Ученый муж вынул из-за пазухи золотой флакон, который под большим секретом перед самым отъездом вручил ему царь и велел золотистую жидкость в чан вылить. Вода вся вскипела, выплескивая наружу одуряющий аромат.
И дальше все завертелось, закрутилось в безумном хороводе сумасшедшего танца. Конные макали в бочку шары и, поместив их в притороченные к седлам ведра, скакали к надвигающейся на деревню черной лавине. Бросив перед первыми рядами шары на землю, они обратно неслись к корытам, оставляя на земле пахучий след.
Букашки накатывали на деревню неудержимой волной, топая и клацая жвалами, не сворачивая и не останавливаясь. Всадники как осы кружили между фронтом волны и корытами, расставленными чуть в низинке и заполненными все тем же отваром.
— Что же это, генерал? Не уж-то не сработает?
— Да что мы как нечисти от ворога сторонимся? Топтать их!
— Сожрут деревню-то, гляди жуть-то какая!
Генерал выехал на край деревни и осадил коня как раз на пути надвигающейся черной массы. Зычным бесстрашным голосом он раздавал приказы и четко управлял необычной баталией. И все чаще воины вставали за его спину, образуя живой человеческий заслон перед надвигающейся лавиной.
И вдруг, в какой-то миг всем показалось, что люди и насекомые сейчас схлестнуться в последней смертельной схватке. Даже воздух застыл на высокой ноте, обрушив все в гробовую тишину. И в этот миг муравьиное войско дрогнуло и покатилось, обгоняя друг друга и затаптывая по душистому следу невидимой дороги. Как живая кипящая масса, она опрокинулась в чрево корыт, утопая и выплескиваясь. И в это время вспыхнул и замкнулся огненные круг, поглощая в своем чреве все живое и неживое.
Ни кто и не заметил, как на пригорке у самой деревни остались стоять друг против друга белый сияющий луч и генерал, до боли вцепившийся в поводья своего боевого друга. Луч как живой дрогнул и начал свое неудержимое движение навстречу. В глазах генерала все потемнело, закружилось, возникло жуткое ощущение, что душа покинула свою обитель. Миг, и мрак сменился неярким светом. И в этом неясном мареве на генерала снизошел образ очень красивой женщины с нежными правильными чертами лица. Она внимательно рассматривала изумрудный шарик. И ее тонкие брови сходились к переносице. За ней неявно угадывался образ мужчины, от которого исходила такая силища, что генеральская душа съежилась и постаралась сделаться маленькой и незаметной.
А в темной пещере одетый в белые одежды колдун из последних сил раскручивал посохом леденеющий на глазах омут. Пот застил глаза, ноги подкашивались. Не удержавшись, Еремеич схватился за посох.
— Крути, — теряя сознание, прохрипел колдун, — иначе не вытянем…
Уди с тревогой разглядывала энергетическую каплю, доставленную из последней экспедиции. Ее настораживали чужеродные вкрапления, и она все медлила.
— О, ты делаешь прогресс, очаровательная Уди, — сказал Рок, бесшумно нарисовавшись, за спиной девушки. — В твоей капельке энергий начали появляться человеческие эмоции.
Обойдя девушку, он бережно взял из ее рук сосуд, поднес к глазам и начал внимательно изучать.
— Да здесь и тщеславие, и гордыня, и удивление, и испуг. Обладатель столь колоритного букета эмоций явно претендует на роль властителя. Да вот беда! В подлунной все троны заняты. Хотя чем черт не шутит, принцессы-то свободны.
— Ты заинтриговал меня, Роки, — холодно проговорила красавица, тщательно скрывая свои страхи. — И что, обладатель этих эмоций — человек? И он стремится к власти? А как ты это видишь?
— О, моя любознательная Уди! Давай перейдем от вопросов к действию, и тогда ты все поймешь.
Благородное лицо Рока сияло обворожительно загадочной улыбкой. Опрокинув сосуд над аквариумом, он погрузил каплю в лоно звездных рыб. Легкое смешение в начале быстро переросло в вихрь живых страстей. Черные и красные всполохи как живые чудовища обвивались вокруг Удачи, заставляя ее вздрагивать и непроизвольно ежиться.
— Роки, мне страшно, — вся дрожа, отступила назад красавица даже не осознавая, что оказалась в сильных объятиях, стоявшего позади нее мужчины.
— Но посмотри, какой удивительный накал страстей, — зашептал он на ушко.
— Смерть! — Вскрикнула Уди.
— Забвение, — эхом отозвался Рок.
— Любовь?
— Вожделение.
— Но это же — страсть?
— Гордыня.
— А это что?
— Власть или лучше сказать, стремление к власти.
— О, Рок, ты злой! — Воскликнула девушка, когда вся феерия света закончилась.
С улыбкой мужчина сделал небольшой поклон, целуя кончики пальцев красавицы.
— Милая Удача, ты так чиста и наивна. Но мир это не только изумрудные краски. А, если честно, тебе же понравилось, душа моя? Какой накал, какая новизна!
Девушка выдернула руку и резко отвернулась.
— Ты, как всегда, стремишься уколоть меня.
— Да что ты, девочка моя, я только пытаюсь расширить твои горизонты и подарить твоему миру другие краски.
— Черные?
— А ты видела белые? — Вопросом на вопрос ответил мужчина.
— Нет.
— Тогда я думаю, ты не откажешься от моего подарка и перестанешь использовать военную технику для детских игр.
Как фокусник он извлек из коробки черный комочек и посадил к себе на руку. Черный зверек с крылышками, нос пятачком, чуть вздернутым кверху, острые зубки, ушки торчком и черные бусинки глаз, не мигая воззрились на девушку.
— Фу, что это за уродец?
— Не спеши, прекрасная Уди, этого зверька зовут Гарги. У людей считается, что он отгоняет злые силы. А еще, и это главное, он умеет собирать энергию для твоих звездных рыбок.
На лице девушки отразился интерес.
— Гарги питаются эмоциями всего живого — животными, растениями, людей. Так что почаще выпускай его в подлунный.
— А что еще он любит?
— Молоко, обыкновенное молоко, которым ты любишь побаловаться по утрам, только не переусердствуй, для Гарги — это как вино.
Девушка плеснула в мисочку немного молока и поставила на стол. Зверек быстро сделал большой глоток, а потом замер над мисочкой и только изредка опускал язык, чтобы лакнуть белое удовольствие. Скоро его окрас стал молочно-дымчатым, а осоловелые глазки продолжали буравить мисочку с молоком. Уди нежно почесала зверька между торчащих ушек. Гарги поднял на нее маслянистые глазки и развел ушки в стороны, он сразу стал напоминать влюбленного щенка.
— Какой он забавный, Роки, — с улыбкой произнесла девушка.
— Только помни, у него острые зубки.
— А как же белая краска? — Напомнила Уди.
— Кажется, я вызвал в твоем сердце интерес? Что ж, смотри. Гарги, аршо!
Зверек не шевелясь перевел на него взгляд, потом неспешно вернул его на Уди, продолжая наслаждаться ее прикосновениями. Потом он поднял заднюю лапку, пару раз чесанул коготками бочок и оттопырил ее в сторону. В лапке поблескивал перламутровый белый шарик. Рок быстро подставил кувшин, и капля чистой белой энергии запела в силовом поле сосуда.
Генерал очнулся от странного забытья. Чудный сон, как наваждение продолжал стоять перед глазами. Красивый мужчина и безумно красивая женщина, они о чем-то говорили очень важном и нужном, но он не помнил. Последней мыслью его был луч от небесной косынки, накрывающий все вокруг. А в голове как набат звучали слова этого красавицы: «А принцесса-то свободна!»
— Дурак, я дурак, — закряхтел Самохвалыч, тяжело поднимаясь с земли, — и куда только мои глаза смотрели?
От слабости голова закружилась, и генералу пришлось опереться на ближайшее дерево.
— Скоро песок начнет сыпаться, а я все в войнушку играю, да по бабам непотребным шляюсь. А не пора ли тебе, мужик, семьей обзавестись, — задал сам себе вопрос генерал, — да и принцесса с тобой одной думкой пышет, а это ой как сближает.
И отломав себе большой сук для посоха, он неспешно побрел к деревне, мелькающей чуть в дали.