Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения

Начало

Светлым вечером 24 июня 1717 года, в День святого Иоанна Крестителя, в лондонскую таверну «Гусь и вертел» в приходе Святого Павла один за другим заходили люди в добротных, но неброских темных сюртуках, черных штанах до колен с черными же чулками и фетровых шляпах поверх завитых париков. Обменявшись условным знаком с хозяином, встречавшим их у входа, они поднимались на второй этаж, в «большой зал», который на самом деле был размером всего-навсего пять на семь метров. Когда за последним гостем закрылась дверь, все повязали белые кожаные фартуки и надели белые перчатки.

День святого Иоанна был одним из главных праздников и датой ежегодного собрания «вольных каменщиков», или франкмасонов. Однако на сей раз к членам масонской ложи, регулярно собиравшейся в таверне «Гусь и вертел», присоединились «братья» из ложи Короны, ложи Яблони и ложи Кубка и винограда. Во исполнение решения, принятого в 1716 году в таверне «Яблоня», они решили образовать Великую ложу, избрать великого мастера и принять новый устав.

Эта дата считается днем рождения масонского общества, охватившего своей сетью весь мир и действующего до сих пор. Что же принципиально нового было создано в тот день, раз масонские ложи уже существовали?

Корпорации «вольных каменщиков», сложившиеся в Средние века, были привилегированными цехами и замкнутыми общинами. «Вольными» их члены назывались потому, что могли свободно перемещаться, переходя из страны в страну, а ложей изначально именовалось помещение вблизи стройки, где жили мастера, подмастерья и ученики. Это были строители соборов, возводившие сложные архитектурные сооружения. Мастер обладал глубокими познаниями в области геометрии, физики (сопротивления материалов), математики и архитектуры и передавал эти навыки, составлявшие профессиональную тайну, подмастерьям и ученикам в обстановке строжайшей секретности. Чтобы поступить в ученики, претендент должен был уже быть профессионалом — каменотесом, плотником, штукатуром, резчиком — и продемонстрировать свои умения в ходе экзамена. В случае успеха он становился членом братства, основанного на высоких моральных устоях, благочестии и внутренней дисциплине, и с годами мог овладеть передовыми для того времени учениями Евклида и Пифагора, которые, вполне возможно, составляли основу определенной философии. Такие цехи существовали в Германии, Франции, Шотландии.

Смотритель королевских построек, чиновник шотландской короны Уильям Шоу составил в конце XVI века серию уложений — «Статуты Шоу», покрыв всю Шотландию сетью лож[1], обладавших правом присваивать рабочим две степени: ученика и подмастерья. Ученик должен был провести у мастера или подмастерья семь лет. Подмастерье, став членом гильдии мастеров, покидал ложу и вступал в замкнутый мирок мастеров, руководивших ложами. Ложи являлись юридическими лицами, гражданские и церковные власти не чинили им никаких препятствий.

На основе корпораций вольных каменщиков возникли другие братства, не имевшие отношения к строительному делу. Самой древней известной масонской ложей такого рода является ложа Часовни Марии, основанная в 1599 году Уильямом Сент-Клером в Эдинбурге. Все подобные ложи были созданы в Шотландии в соответствии со «Статутами Шоу». Они ревностно оберегали свою независимость. Ритуал посвящения был очень простым и сводился к сообщению двух паролей; подобных же обрядов придерживались и в других цехах или братствах того времени, например в обществе «вольных садовников».

Желание соединить физический опыт и духовное знание привлекло в это замкнутое общество пытливых людей со стороны. Надо сказать, что и сами «вольные каменщики» нуждались во влиятельных покровителях, чтобы сохранить свои привилегии. В виде исключения в рабочие ложи Эдинбурга, обычно закрытые для посторонних, были допущены сэр Роберт Морей (20 мая 1641 года в Ньюкасле) и знаменитый ученый Элиас Эш-мол (16 октября 1646 года в Ланкашире). Этот мир показался им оазисом покоя, способствующим размышлениям вдали от бурь и потрясений XVII века, однако, сохраняя интерес к этим обществам, «почетные члены» годами не посещали собрания.

В Англии в XVII веке алгебру и геометрию, а также натурфилософию изучали только в университетах. В школе зубрили латынь, греческий и Священное Писание; в Кембридже и Оксфорде образование было основано на богословии, естественные науки практически не преподавались. Чтобы выпростаться из болота схоластики, молодые профессора и студенты объединялись в тайные общества. Так, Роберт Бойль, Томас Гоббс и Исаак Барроу основали в Оксфорде и Кембридже «Незримую философскую коллегию», чтобы заниматься эзотерикой и натурфилософией. В этот круг допускали только проверенных людей, поскольку англиканская церковь не одобряла подобных занятий и бдительно следила за всякими собраниями в тавернах и общежитиях.

Придя в упадок во время английской революции 1640–1660 годов, «Незримая коллегия» возродилась в 1662-м и создала Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе (Royal Society of London for the Improvement of Natural Knowledge) — английскую Академию наук Члены Королевского общества входили в окружение короля — только он один мог избавить от необходимости служить мессу в англиканской церкви (получая степень магистра, бывшие студенты приносили клятву посвятить себя церкви). Многие члены Королевского общества, в том числе его секретарь Ханс Слоун, состояли в «Древнем и Почтенном братстве вольных и принятых каменщиков Англии».

Некоторые члены Королевского общества занимались алхимией и были розенкрейцерами, искавшими философский камень для превращения неблагородных металлов в благородные. Причем эти поиски носили не только утилитарный, но и философский характер. Последователи розенкрейцеровской утопии примкнули к масонским обществам в Англии и Шотландии. Через увлечение алхимией прошел и Ньютон, произведший революцию в науке открытием закона всемирного тяготения. Среди его близких знакомых были масоны, в том числе знаменитый Кристофер Рен, отстроивший Лондон после пожара 1666 года, архитектор собора Святого Павла. Другим его другом был Жан Теофиль Дезагюлье — французский гугенот-эмигрант, ставший священником англиканской церкви, но также физик и математик, член Королевского общества, которое Ньютон возглавил в 1703 году, автор механического планетария, впервые представивший динамику Солнечной системы. Он принадлежал к парамасонскому клубу Джентльменов Спалдинга и внес свой вклад в развитие философии просветителей и масонской духовности.

Геометрия — «высшее знание» «вольных каменщиков» — была основой фортификации, которую полагалось изучить будущим офицерам, поэтому неудивительно, что и среди английских военных было много франкмасонов. (Во Франции геометрию и фортификацию преподавали в некоторых коллежах и в военных училищах.) После «Славной революции» 1688 года часть войск, сохранивших верность низложенному королю Якову II, последовала за ним в изгнание во Францию. Англичан и ирландцев расквартировали в Сен-Жермен-ан-Ле, неподалеку от Парижа, а также усилили ими гарнизоны в Бордо и некоторых других городах. Эмигранты по-прежнему проводили масонские собрания, которые не могли не вызвать интерес и любопытство со стороны их французских собратьев.

К концу XVII века в Англии существовали три десятка лож, членами которых были в основном небогатые горожане, ремесленники и торговцы. Они уже давно утратили связь с ремеслом каменщиков и больше походили на общества взаимопомощи наподобие «вольных садовников» или Odd Fellows (букв, общества чудаков). Их главной целью была благотворительность: они помогали «братьям», сраженным недугом или оставшимся без работы, оплачивали похороны, содержали вдов и сирот. Но и представители высшего круга сохраняли интерес к масонству: в 1696 году ложей в Чичестере руководил Карл Леннокс, герцог Ричмонд, внебрачный сын Карла II и приставленной к нему шпионки Людовика XIV Луизы де Керуаль.

Как мы видим, цели, преследуемые многочисленными масонскими ложами, сильно разнились, общим же для всех было то, что «братства» представляли собой ТАЙНЫЕ общества для узкого круга лиц, передававших друг другу некое секретное ЗНАНИЕ.

Со строителями соборов всё было достаточно ясно: они хранили чисто профессиональные секреты, и хотя их странные, порой пугающие ритуалы давали кое-кому повод заподозрить их в неблагонадежности, у властей, как правило, не было к ним претензий: «вольные каменщики» не плели заговоров против власти и религии, а возводили дворцы и храмы. Но вот с их последователями дело обстояло далеко не так просто.

В 1707 году Англия объединилась с Шотландией под властью королевы Анны, но между масонами обеих территорий сохранялись различия. В Шотландии еще оставалось оперативное масонство, а в Англии члены масонских лож уже очень сильно отдалились от непосредственной строительной деятельности, предпочитая ей умозрительную — спекулятивное масонство.

Вот эта-то умозрительная деятельность и вызывала беспокойство властей, тем более что в свежеиспеченной Великобритании отнюдь не наблюдалось политического единства. В 1701 году (когда была основана масонская ложа Йорка) скончался низложенный король Яков II; его сторонники провозгласили его сына Джеймса Франциска Эдуарда Стюарта, родившегося в год «Славной революции», королем Англии и Ирландии Яковом III и королем Шотландии Яковом VIII; в этом качестве его признал Людовик XIV. Знатные шотландские фамилии, многие представители которых были акцептированными (принятыми) масонами, издревле поддерживали Стюартов; быть масоном во Франции значило тогда быть стюартистом. Когда королева Анна умерла в 1714 году, не оставив наследника, английские тори устроили заговор с целью вернуть престол «законному» наследнику и согнать с него Георга I — представителя новой, ганноверской династии. Их лидеры были арестованы и брошены в тюрьму, однако в 1715 году в Шотландии произошло крупное восстание в пользу «претендента», которое с большим трудом удалось подавить.

Георг I совершенно не интересовался английскими делами, от его имени правил премьер-министр Роберт Уолпол, поддерживавший новую династию и делавший всё возможное, чтобы воспрепятствовать восстановлению на английском троне Стюартов. Католики Стюарты могли вновь начать религиозные преследования в стране, твердо заявившей о своей приверженности к протестантизму. В парламенте кипели страсти, но критиковать власти вслух было опасно; якобиты плели всё новые и новые интриги и строили новые планы вторжения; принц Уэльский рассорился с отцом-королем, и его сторонники попали в опалу. Всё это уже сильно утомило чуждых политике людей, желавших получить возможность просто жить, разговаривать на интересующие их темы, а главное — чувствовать себя в безопасности.

Итак, масоны, собравшиеся в «Гусе и вертеле» 24 июня 1717 года, хотели создать новое, политически нейтральное общество, лояльное к властям, не ангажированное в вопросах религии, не преследующее никаких краткосрочных целей, то есть такое, к которому нельзя было бы придраться, а потому его члены были бы вольны заниматься тем, чем пожелают.

Кем были эти люди? Доподлинно известно, что на собрании присутствовали дворянин Энтони Сейер из ложи Яблони, избранный великим мастером Великой ложи; Джордж Пейн, служивший в министерстве финансов и через год сменивший Сейера на посту великого мастера; преподобный Жан Теофиль Дезагюлье (он станет великим мастером после Пейна), уже испытавший на себе гонения по религиозным мотивам, и пресвитерианский священник Джеймс Андерсон. Последние три представляли ложу Кубка и винограда, считавшуюся «аристократической». Объединяясь в Великую ложу, они, вероятно, намеревались утвердить свою «доктрину невмешательства», добиться признания своего братства как единственно «правильного», а потому имеющего право диктовать свою волю другим, и тем самым обезопасить себя.

Прежде всего требовалось собрать достоверные письменные источники — уставы и уложения древних масонских обществ — и творчески их переработать. В 1721 году герцог Монтегю, новый великий мастер Великой ложи Лондона и один из самых богатых людей Англии, потребовал пересмотра всех прежних уставов братства «по новой и лучшей методе». Эту работу поручили доктору богословия Джеймсу Андерсону. Ему должен был помогать совет из четырнадцати членов братства, однако в действительности реальное содействие оказывал лишь Дезагюлье, поставлявший Андерсону старинные рукописи, которые надо было перевести на современный английский язык Примечательно, что большинство первоисточников было уничтожено после того, как Андерсон составил новое уложение. Эта работа заняла два года; в 1723 году Великая ложа Лондона одобрила окончательный текст документа, который получил название «Конституции Андерсона».

В некоторых трудах по истории масонства Андерсон назван мастером оперативной масонской ложи, однако современный историк Робер Амбелен, бывший одно время великим мастером ложи Великого Востока Франции, опровергает это предположение, утверждая, что Андерсон даже не был посвящен в масоны. Общины «вольных каменщиков» были закрытыми и самодостаточными: у них имелись свои врач и священник, которые могли присутствовать на определенных церемониях, но не посвящались в главные тайны масонского ремесла — им это было и не нужно. Таким образом, представления Андерсона (капеллана масонской ложи) и Дезагюлье (врача) о деятельности этих самых лож были неполными. Но они не столько воспроизводили старое, сколько создавали новое.

«Конституции Андерсона»

«Статуты Шоу», в общем, представляли собой нечто среднее между трудовым соглашением, инструкцией по технике безопасности и кратким вариантом гражданского и уголовного кодексов. Это относительно небольшой, сжатый и емкий документ.

«Уставы и общие регламенты братства франкмасонов, собранные в 1720 году Джорджем Пейном, великим мастером, и утвержденные в День святого Иоанна Крестителя 1721 года благороднейшим братом Иоанном, герцогом Монтегю, и Великой ложей, избравшей его великим мастером», содержали 39 статей. В версии 1722 года было уже 70 статей с примечаниями и пояснениями.

«Конституции Андерсона, или Древние заповеди вольного каменщика» состояли из четырех частей. В первой излагалась легендарная история франкмасонства вплоть до создания Великой ложи Лондона в 1717 году и избрания ее первых великих мастеров. Во второй части, озаглавленной «Обязанности», излагались требования, предъявляемые к моральному облику франкмасона, правила жизни в ложе и общения между братьями, а также между масонами и немасонами. В третьей части, составленной в основном Джорджем Пейном, содержались правила организации масонского объединения с описанием обязанностей и порядка избрания великого мастера и офицеров ложи. К ней прилагался протокол избрания великим мастером герцога Монтегю. Наконец, четвертая часть состояла из четырех песен (для мастеров, надзирателей, подмастерьев и учеников), в которых исторический экскурс воспроизводился в стихотворной форме.

В исторической части «Конституций» Андерсон прямо возводит общество «вольных каменщиков» к прародителю Адаму, созданному творцом уже с запечатленной в его уме Геометрией. Его потомки Каин, Сет и Енох создали на ее основе искусство Архитектуры, передав его по наследству. Ной и три его сына — Сим, Хам и Иафет — тоже были строителями и после Потопа передали свои познания многочисленным потомкам, которые построили Вавилон и знаменитую башню. После смешения языков они понесли высшее знание в дальние страны, где учредили свои царства и династии. Впоследствии эта наука была утрачена на большей части земли, однако сохранилась в Ассирии благодаря жрецам-математикам, известным под именем халдеев. Смешение языков и породило древний обычай масонов, которые могли узнавать друг друга и общаться между собой благодаря особым знакам. Сын Хама Мицраим принес «царственное искусство в Египет, а другие» сыновья — в южную Аравию и Западную Африку. Авраам обучился геометрии в Халдее, а затем передал это знание Исмаилу, Исааку и его детям, а через него — двенадцати патриархам. Скиния ковчега Завета, выстроенная согласно прямым указаниям Бога, которые тот дал Моисею на горе Синай, впоследствии послужила образцом для Храма Соломона, а сам Моисей стал главным мастером каменщиков. Таким образом, выйдя из Египта, израильтяне создали целое царство каменщиков, поскольку Моисей основал ложу еще в пустыне. Храм Вечного Бога в Иерусалиме, выстроенный всего за семь лет и шесть месяцев, надолго стал эталоном архитектурного искусства. Каменщиков и плотников на его строительство прислал царь Тира Хирам, он же направил туда величайшего мастера на земле, которого также звали Хирам (в некоторых источниках — Хирам-Авия, Хурам или Адонирам). Мудрый царь Соломон был великим мастером Иерусалимской ложи, ученый царь Хирам — великим мастером ложи Тира, а вдохновенный Хирам-Авия — мастером строительства (прорабом). Само же ремесло каменщиков находилось под покровительством Неба. После завершения строительства многочисленные ремесленники, которые принимали в нем участие под руководством Хирама-Авии, разошлись по домам — в Междуречье, Малую Азию, на Пелопоннес, — где обучали этому искусству сыновей высокопоставленных особ, поскольку властители, возводившие прекрасные здания для упрочения своей славы, становились великими мастерами в своих странах. Таким образом были созданы все семь чудес света. Потомки Иафета построили храм Артемиды в Эфесе, сожженный впоследствии Геростратом, «дурным подмастерьем, желавшим заставить говорить о себе». Сами греки не обладали большими познаниями в геометрии до великого философа Фалеса Милетского, умершего при последнем царе Вавилонии Валтасаре. Однако его ученик Пифагор, в год смерти Фалеса отправившийся в Египет и проведший там 22 года среди жрецов, стал сведущ в геометрии и всех египетских науках. Плененный персами, он был отправлен в Вавилон, где много общался с халдеями и вавилонскими евреями. Вернувшись в Грецию, он написал 47-ю главу первой книги Евклида, «которая является основой священного, гражданского и военного масонства».

Свою лепту в развитие «царственного искусства» внесли математик Архимед, архитектор Витрувий и скульптор Фидий. Император Август был великим мастером ложи Рима, и именно августовский стиль в архитектуре преподносится как эталон. С созданием Римской империи высокое искусство распространилось по всей ее огромной территории, поскольку почти в каждом римском гарнизоне существовала масонская ложа.

С нашествием вандалов архитектура пришла в упадок готы разгромили Рим, мусульмане — города Азии и Африки, а древние бритты призвали англов и саксов на помощь против скоттов и пиктов. Однако, став свободным народом и обладая склонностью к строительству, саксонцы начали подражать азиатам, грекам и римлянам, создавая ложи и поощряя каменщиков. Некоторые саксонские и шотландские короли, а также представители благородных родов и высшего духовенства стали великими мастерами этих лож. «Царственное искусство» в их стране выжило благодаря иноземным государям, в частности майордому франков Карлу Мартеллу, который прислал в Англию несколько умелых ремесленников и зодчих. Так началась эра готики.

Знатных членов масонских лож интересовали не только геометрия и римская архитектура, но и законы и обычаи масонских обществ. Но поскольку они не были изложены в письменном виде, ни один человек не мог постичь их, не став подмастерьем.

Выдающимся архитектором был английский король Альфред Великий (871–899). Его внук Этельстан, первый из помазанных на царство, который перевел Библию на саксонский язык, поощрял каменщиков, прибывших из Франции на многочисленные стройки и принесших с собой уставы лож, сохранившихся со времен Рима. Они убедили английского короля усовершенствовать конституцию английских лож по иноземному образцу и увеличить жалованье каменщиков. Младший сын короля Эдвин стал мастером каменщиков из любви к этому ремеслу и благородным принципам, на которых оно основано. Он созвал всех каменщиков королевства в Йорк, и они образовали общую ложу, великим мастером которой стал король. Это собрание на основании записей и архивов на греческом, латинском, французском и других языках составило Конституцию и Обязательства английской ложи.

В период обскурантизма всякое истинное знание считалось преступлением, геометров обвиняли в заговоре, члены парламента находились под влиянием неграмотного духовенства, не состоявшего в братстве и ничего не смыслившего в зодчестве. Священнослужители претендовали на право знать все тайны благодаря исповеди, однако каменщики никогда не выдавали своих секретов. Когда король Генрих VI (1422–1461, 1470–1471) достиг разумного возраста, масоны представили ему и лордам свои архивы и уставы. Король и лорды изучили и одобрили их, более того, сами вступили в братство. Короли Шотландии поощряли «царственное искусство» с древнейших времен, а братья всегда были им верны, что выражено в древней здравице шотландских масонов: «Благослови Бог короля и ремесло». Королевскому примеру следовали аристократы, дворяне и духовенство, а великий мастер всегда был благородного происхождения. Так продолжалось до начала Войны Алой и Белой розы (1455–1485).

Елизавета I (1558–1603) опасалась всяческих собраний своих подданных, о деятельности которых не могла получить исчерпывающих сведений, а поскольку она была женщиной, то не могла пройти посвящение. Она пыталась распустить ежегодные собрания масонов как опасные для своего правления. Но после ее смерти английскую корону принял Яков VI Шотландский. Поскольку он был масон, то восстановил английские ложи и возродил романскую архитектуру из развалин готического невежества. Его сын Карл I (1625–1649), тоже масон, покровительствовал архитектору Иниго Джонсу, но его планы трагическим образом прервала гражданская война. С возвращением на трон Стюартов возобновилось и подлинное масонство, в особенности после лондонского пожара в 1666 году. Городские постройки были восстановлены сообразно канонам романского стиля, а король Карл II заложил нынешний собор Святого Павла (готическое здание погибло в огне), взяв за образец собор Святого Петра в Риме. Он был акцептированным франкмасоном, о чем свидетельствуют рассказы, передаваемые ныне живущими старыми «вольными каменщиками». Однако в правление его брата Якова II лондонские масонские ложи редко собирались и их члены впали в грубое невежество.

После «Славной революции» 1688 года король Вильгельм проявил приверженность к архитектуре и продолжил начатое при Карле II строительство госпиталей в Гринвиче и Челси для моряков и солдат, отстроил королевский дворец Хэмптон Корт и несравненный дворец в Лоо, в Голландии. Многие признавали его франкмасоном, и он побуждал дворян, богатых и ученых людей изучать стиль Августа. Королева Анна назначила комиссию из нескольких государственных министров, знатных и выдающихся людей и епископов, чтобы следить за постройкой пятидесяти новых приходских церквей в Лондоне, Вестминстере и пригородах по канонам романского стиля. Наконец, король Ibopr заложил первый камень в основание приходской церкви Святого Мартина.

Рыцарские и монашеские ордены заимствовали у братства торжественные обряды. «В наши дни свободные народы Британии, избавленные от гражданских войн и наслаждающиеся плодами мира и свободы, с недавних пор обратили свой счастливый гений к масонству всякого рода и возродили угасающие ложи Лондона и других частей Англии. Многие благородные господа высокого ранга, священнослужители и ученые мужи большинства конфессий и племен примкнули к нему и дали обет нести обязанности и облачение вольного и акцептированного каменщика под властью нашего нынешнего и достойного великого мастера, благороднейшего принца Джона, герцога Монтегю».

В этом «историческом экскурсе» бросается в глаза желание масонов заявить во всеуслышание о своей лояльности к властям и заручиться поддержкой монархов. Открытым текстом об этом говорится во второй статье «Древних заповедей Вольного Каменщика» — «О Светской Власти, Высшей и Назначенной»:

«Вольный Каменщик является лояльным подданным светских властей, где бы он ни жил и ни работал; он никогда не должен участвовать в заговорах и тайных злоумышле-ниях против мира и благосостояния народа, равно как и не вести себя не должным образом в отношении назначенных представителей власти; ибо сколько Масонство ни страдало во все времена от войн, кровопролития и смятения, столь же расположены были древние Цари и Князья всегда оказывать мастеровым вспомоществование в силу миролюбия и верности последних, всегда давая достойный отпор их врагам и способствуя вящей славе Братства, процветавшего во времена мира. Таким образом, если Брат восстанет против государства, с ним не будут объединяться в этом его восстании, но будут сожалеть о нем, как о любом несчастном; однако если его осудят за это одно только преступление — хотя истинно лояльное по своей сути Братство может и должно заявить о своем неучастии в его бунтарском порыве, а также впредь не подавать поводов и не плодить зависть к существующим законным властям, — он не может быть исключен из Ложи, и его связи с ней останутся нерушимы».

Особенно показательна, конечно, последняя часть этой статьи. Да, масоны лояльны к властям, в том числе назначенным (намек на воцарение ганноверской династии), они не участвуют в заговорах и восстаниях. Но вдруг завтра ситуация переменится и трон вернется к Стюартам? Тогда, возможно, «братья», осужденные за «бунтарский порыв», но не исключенные из ложи, замолвят словечко о тех, кои готовы мириться со всеми, лишь бы не трогали их самих.

Первые шаги

Создание Великой ложи Лондона и Вестминстера не стало грандиозным событием, оно даже осталось незамеченным. Мало кто мог предположить, что, выйдя из скромной лондонской таверны, франкмасонский клуб нового образца превратится в крупную силу, окажет бесспорное влияние на умы и своей деятельностью поспособствует многочисленным качественным изменениям в жизни народов всего мира.

Однако создатели нового общества не сидели сложа руки. Завоевать положение и утвердиться можно было только навербовав как можно больше новых сторонников и распространив свое влияние. Поэтому Андерсон «подправил» уставы старых цехов «вольных каменщиков», упростив правила вступления в братство. Так, семь степеней оперативного масонства он свел к двум — ученик и подмастерье, причем учеником можно было стать не за три года, а за один сеанс посвящения, а подмастерьем — не через семь лет обучения, а всего через месяц. Количество мастеров, руководивших ложей, сократилось с трех до одного (помогавшие мастеру надзиратели были подмастерьями). Более того, нарушая им же самим установленное правило, что только мастер имеет право посвящать в масоны, Андерсон регулярно принимал в братство профанов, не будучи мастером. Он также создал новую степень бывшего мастера (мастера, уступающего свое место преемнику), которая лишь усложняла административные процедуры и не несла никакой полезной нагрузки. Но больше всего традиционалисты упрекали его за введение новой церемонии посвящения в мастера, основанной на ритуальной смерти Хирама (в ней видели черную магию). Слабо разбиравшийся в традиционной масонской символике, Андерсон еще и перенес место мастера в ложе с запада на восток.

Узнав о появлении Великой ложи, руководство действовавших тогда же оперативных лож во главе с сэром Кристофером Реном решило разобраться в этом феномене и попросило «коллег» сообщить им пароль, чтобы принять участие в собрании Великой ложи. Их просьба не была удовлетворена, и «вольные каменщики» заявили, что не признают самозванцев. В оправдание последних можно лишь предположить, что они просто-напросто не подозревали о необходимости пароля.

Однако идея оказалась плодотворной. Уже в 1718 году, с избранием великим мастером Джорджа Пейна (поначалу великий мастер избирался на один год), количество лож, примкнувших к федерации, увеличилось. В несколько лет Великая ложа Лондона приобрела значительный престиж, вышедший за национальные рамки. Масоны, прошедшие посвящение в Англии, появились в североамериканских колониях. Сохранился документ 1719 года, в котором упоминается о судне с названием «Масон», выполнявшем каботажные рейсы у американских берегов. 13 октября 1721 года великий мастер лондонской ложи герцог Монтепо учредил в Дюнкерке первую французскую дочернюю ложу Дружбы и братства.

И всё же Великая ложа Лондона действительно еще не производила впечатления серьезной организации. Ее шестой великий мастер Филипп Уортон (в прошлом член ложи Королевского герба), исполнявший эти обязанности с 22 июня 1722 года по 24 июня 1723-го (ему тогда еще не сравнялось 25 лет), был очень противоречивой личностью. Поклявшись в 1716 году в верности Якову Стюарту, он вернулся в Лондон, где Георг I назначил его лордом-наместником Ирландии, и в этой должности проявил себя ярым сторонником ганноверской династии и антипапистом. В 1719 году он основал «Клуб адского огня», избрав его девизом изречение Рабле: «Поступай, как тебе вздумается». Члены клуба встречались по воскресеньям в лондонских тавернах, где угощались «пирогом Святого Духа», «корейкой Дьявола» и «грудью Венеры», запивая их пуншем «Геенна огненная». Компанию им составляли проститутки. Когда распространились слухи о том, что участники этих пирушек служат черные мессы в аббатстве Мадменхэм на берегу Темзы, Георг I приказал распустить клуб.

И такой человек возглавил Великую ложу Лондона[2]. Основатели ложи как будто предвидели подобный поворот событий. В уставе 1720–1722 годов было сказано, что допустимо придумать процедуру для низложения великого мастера, поскольку «до сих пор потребности в таком ритуале не было». После серии скандалов Уортона изгнали, а его фартук и перчатки торжественно сожгли. Через год после этого Уортон основал «Древний и благородный орден гормогонов[3]», который должен был стать пародией на Великую ложу Лондона и Вестминстера. Это тайное общество носило явный стюартистский характер, но, возможно, занималось еще и благотворительностью.

Чтобы отмежеваться от новоявленных «братьев», ложа Йорка провозгласила себя с 1723 года Великой ложей всей Англии, а в 1725 году была основана Великая ложа Ирландии. Великой ложе Лондона пока было далеко до осуществления своего идеала — сделать «франкмасонство центром единения и средством установления истинной дружбы между людьми, которые, не будь его, были бы разделены непреодолимой пропастью».

Легенда о Хираме

«Поиски истины во всех областях и материальное и духовное усовершенствование человечества» — слишком расплывчатая цель, чтобы множество самых разных людей решили посвятить себя ее достижению. Необходимо нечто более достижимое, наглядное, осязаемое, и в масонских ложах нового образца передача конкретных знаний и профессиональных умений от мастера к ученикам была заменена ритуалами посвящения. Масонские обряды, некогда простые, приобрели зрелищность и театральность, а масонская легенда — драматическую остроту.

Старые ритуалы оперативного масонства, включавшие в себя прием в цех каменщиков без передачи пароля, и ритуал вступления в ложу «вольных каменщиков» с сообщением тайных слов и рукопожатием исчезли. На их основе сложился ритуал нового образца, принятый Великой ложей Лондона. (Йоркская ложа придерживалась обрядов старого образца.) Но он стал лишь творческим развитием и переосмыслением уже существовавших, вобрав в себя, например, элементы древнегреческих элевсинских мистерий в честь богинь плодородия Деметры и Персефоны.

Первое известное описание масонского ритуала содержится в рукописи «Эдинбургские архивы» 1696 года. На вопрос, «где находилась первая ложа», следовало отвечать: «В портике Храма Соломона». Сэр Исаак Ньютон считал Храм Соломона прототипом всех храмов мира, чертежом Вселенной, носителем всех тайн мира и верил, что законы природы и Божественная Истина закодированы в его строении и соотношении между различными его частями и что их можно расшифровать, изучая пропорции Храма. Ньютон посвятил этим вычислениям все последние годы своей жизни. В новой масонской интерпретации Иерусалимский храм, соединявший в себе красоту и мудрость, богатство и духовность, получил символическое значение и стал «внутренним храмом человеческой души». Целью масонства было построение нематериального храма будущего человечества, интеллектуально просвещенного и обретшего высшую мудрость. Соответственным образом была переосмыслена и библейская легенда о его строительстве.

Строительство Храма длилось семь лет. В библейской Книге Царств говорится, что царь Тира Хирам прислал к царю иудеев Соломону лучшего своего мастера — Хирама-Авию: «Итак, я посылаю человека умного, имеющего знания, Хирама-Авию… умеющего делать [изделия] из золота и из серебра, из меди, из железа, из камней и из дерев, из [пряжи] пурпурового, яхонтового [цвета], и из виссона, и из багряницы, и вырезывать всякую резьбу, и исполнять всё, что будет поручено ему вместе с художниками твоими и с художниками господина моего Давида, отца твоего».

Знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий в своем монументальном труде «Иудейские древности», написанном по-гречески, сообщает следующее:

«Этот-то Хирам соорудил также две медные колонны для наружной стены Храма, в четыре локтя в диаметре. Высота этих столбов доходила до восемнадцати аршин, а объем до двенадцати локтей. На верхушку каждой колонны было поставлено по литой лилии вышиною в пять локтей, а каждую такую лилию окружала тонкая бронзовая, сплетенная как бы из веток сеть, покрывавшая лилию. К этой сети примыкало по двести гранатовых яблок, расположенных двумя рядами. Одну из этих колонн Соломон поместил с правой стороны главного входа в храм и назвал ее Иахин, а другую, которая получила название Воаз, он поставил с левой стороны. Затем было вылито и медное “море” в форме полушария. Такое название “моря” этот сосуд для омовения получил благодаря своим объемам, потому что он имел в диаметре десять локтей, а толщина была в ладонь. Дно этого сосуда в середине покоилось на подставке, состоявшей из десяти сплетенных [медных] полос, имевших вместе локоть в диаметре. Эту подставку окружало двенадцать волов, обращенных по трое во все четыре стороны света и примыкавших друг к другу задними конечностями, на которых и покоился во всей окружности своей медный полушаровидный сосуд. <…> [Царь] назначил “море” для омовения рук и ног священников, входивших в храм и собиравшихся приступить к алтарю. Затем был сооружен также медный алтарь для жертв всесожжения. <…> Сообразно предписанию Моисееву было сооружено также огромное множество светильников, из которых один был помещен в святилище, чтобы, по предписанию закона, гореть в течение [целого] дня; напротив этого светильника, который был поставлен с южной стороны, поместили у северной стены стол с лежавшими на нем хлебами предложения. Между обоими же был воздвигнут золотой алтарь. Все эти предметы заключались в помещении в сорок локтей ширины и длины, отделявшемся завесою от святая святых. В последнем же должен был поместиться кивот (ковчег. — Е. Г.) Завета».

В масонских храмах, где проводились ритуалы, тоже были две колонны — Иахин (южная) и Воаз (северная)[4], мимо которых посвящаемый «шел к свету». Северная колонна символизировала разрушение, первозданный Хаос; южная — созидание, упорядоченность, систему, внутреннюю взаимосвязь. Это Земля и Космос, Chaos и Amber. Ступени между колоннами храма символизировали испытания и очищение стихиями при получении масонского посвящения.

Хирам-Авия, руководивший постройкой Храма Соломона, разделил рабочих на три класса, что, по мнению масонов, послужило прообразом степеней масонства: ученик, подмастерье и мастер. Поскольку рабочие и мастера были неграмотными, каждой категории строителей сообщались свои тайное слово и тайный знак для получения положенной платы за труд.

По легенде, мастера убили три дурных подмастерья, которым он отказался открыть тайное слово и тайные жесты, чтобы те не могли получить не положенное им вознаграждение. (Возможно, в этом эпизоде нашли выражение древние традиции ритуального жертвоприношения перед закладкой или освящением нового храма.) В новой символике масонов мастер Хирам стал символизировать собой Справедливость, Гений и Искусство, а три дурных подмастерья — пороки: Невежество, Фанатизм и Честолюбие. Убив Хирама, подмастерья вынесли его из города и похоронили в отдаленном месте, воткнув в холмик на его могиле веточку акации. Мастера, отправленные на поиски пропавшего Хирама, нашли его с третьей попытки, увидев холмик с веточкой акации и лежащие рядом циркуль и угольник.

Акация была священным деревом у египтян, ее почитали древние арабы. Это растение обладает уникальными качествами: его кора отпугивает насекомых, а листья, ночью склоняющиеся книзу, поднимаются при появлении солнца. Ковчег Завета был сделан из ствола акации и покрыт золотом и бронзой. Акация стала одним из важнейших символов масонства: ее непортящаяся древесина символизировала чистоту масонского ордена, ее кора отгоняла насекомых так же, как масонство отталкивает пороки. Ветвь акации, зеленеющая на могиле Хирама, символизирует пламенное стремление мастера к истине и справедливости посреди развращенных людей, предающих и ту и другую.

Циркуль, инструмент для измерения, символизировал ум, возможности познания и ограничивающие его рамки. Вычерчивая круги, циркуль создает образ мысли, которая распространяется всё шире и шире. Угольник, соединяющий горизонталь и вертикаль, примиряет противоположности. Это символ масонского знания, необходимый инструмент для превращения «грубого» камня в обтесанный — кубической формы. Циркуль был связан с небом и духом, а угольник — с четырьмя элементами материи. Мастер находился между угольником и циркулем, то есть между небом и землей.

При посвящении в ученики циркуль лежал на подносе перед венераблем (главой масонской ложи) под угольником. Произнося клятву, которая связывала его с братством, кандидат держал циркуль в левой руке, острием к сердцу. Это означало, что он еще не умеет пользоваться циркулем, а чувства превалируют над разумом. При посвящении в подмастерья циркуль уже пересекался с угольником и посвящаемый открывал для себя Красоту — вторую опору масонства. Красота есть гармония, и помимо познаний в геометрии необходимо уметь примирять крайности, опираться на твердую почву.

У мастера циркуль расположен поверх угольника и раскрыт на 45 градусов — идеальную величину, чтобы твердой рукой вычерчивать совершенные фигуры.

Возвращение мастеров, обнаруживших тело Хирама, к царю Соломону символизировало духовное возрождение Зодчего в душе каждого нового мастера. Теперь мастера тоже стали называть себя «сыновьями вдовы», каковым был Хирам-Авия. Во время масонской церемонии посвящения в степень мастера кандидата клали в гроб и накрывали черной материей. Только добровольная смерть позволяет профану возродиться в высшей жизни посвящения; точно так же будущий мастер должен умереть во второй раз, чтобы обрести преимущества бессмертных мастеров.

Со временем масонские ритуалы еще не раз претерпевали изменения, плодя множество различных обрядов. Так, в 1731 году во Франции была опубликована книга «Сет» аббата Жана Террасона, и западные цивилизации заново открыли для себя Древний Египет. В результате в некоторых масонских ритуалах символическое зарождение масонства перенесли из времен строительства Храма Соломона в эпоху пирамид. Сет же якобы возвел два высоких столпа — один из камня, другой из кирпича, — начертав на них вольные науки. Другие приписывали это ветхозаветному патриарху Еноху, который не умер, а живым вознесся на небо…

Масоны и розенкрейцеры

«Царственным искусством», под которым теперь подразумевали «строительство внутреннего Храма», издавна называлась алхимия, поиски философского камня. Таким образом, совершенно естественно возникло предположение о том, что тайное знание, которое масоны хранят в своем братстве и передают посвященным, на самом деле тайна превращения металлов, которую долгие годы пытались разгадать розенкрейцеры.

Всё началось в 1614 году в Касселе с выхода в свет анонимной книги на немецком языке: «Всеобщая и повсеместная реформа всего мира, содержащая Fama Fratemitatis (лат. Откровение братства. — Е. Г.) Высокочтимого Ордена Розенкрейцеров». Это была сатира на проекты реформы, в которых тогда не было недостатка. В манифесте же излагалась биография легендарного основателя ордена розенкрейцеров, имя которого, как и имена членов братства, было обозначено только инициалами.

Согласно ей, некий немец, сирота из благородной, но бедной семьи, получивший воспитание в монастыре, совершил странствие вдоль Средиземного моря, проникся мудростью Востока и сопоставил ее со знанием Запада. Вместе с тремя единомышленниками он основал орден Розы и креста, чтобы сберечь и распространить полученные им знания. Через 120 лет после смерти основателя ордена братья третьего поколения, перестраивая свой «дом», обнаружили его склеп, освещенный «иным солнцем»; в склепе находилось нетронутое тлением тело. В руках покойный держал золотую книжечку, а округлый алтарь был исписан мудрыми изречениями. Братья решили донести до людей эту мудрость, объединяющую прошлое и будущее, провести реформу наук и религии и пообещали добыть больше золота, чем испанский король в недавно открытой Америке.

В 1616 году в Страсбурге на немецком языке и без указания имени автора вышла книга «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца». На латынь, международный язык науки того времени, она переведена не была, но в 1690 году вышла в английском переводе. В этом аллегорическом и мистическом произведении рассказывалось от первого лица об опыте посвящения Христиана Розенкрейца («христианина Розы и креста»), происходившего якобы в 1459 году. За семь дней, полных чудесных и символических происшествий, герой участвовал в алхимическом бракосочетании короля и королевы, достигающем высшей точки с усекновением головы и воскрешением царственной четы. Алхимия преподносилась как процесс духовного перерождения и источник очищения и внутреннего возрождения.

Права на авторство этой книги впоследствии предъявил Иоганн Валентин Адреа (1586–1654). В автобиографии он написал, что она была «шуткой молодости». Он якобы сам удивился, что приключенческий роман получил необычную трактовку, полную скрытого подтекста. Однако его претензии многие находят необоснованными. В трактате нашли отражение учение Парацельса, теория иероглифической монады Джона Ди и т. п.

Но джинн уже был выпущен из бутылки. Алхимические трактаты выходили один за другим; автором одного из них, «Открытый вход в закрытый дворец короля», был королевский медик Джордж Старки, скрывавшийся под псевдонимом Филалет (по-гречески Любитель истины).

В Лондоне алхимические книги продавались в книжной лавке с названием «Пеликан»; птица Гермеса была главным символом ордена розенкрейцеров, но впоследствии она появляется и в символике высших масонских степеней (градусов). Пеликан являлся символом отеческой любви: легенда утверждала, что он вскармливает птенцов собственным мясом. Пеликан олицетворял собой аксиому, согласно которой открыть можно лишь то, чем уже обладаешь, что скрывается внутри тебя самого, связывая, таким образом, физические исследования и духовный поиск.

В 1710 году силезский пастор Зигмунд Рихтер под псевдонимом Синцериус Ренатус («Искренне Обращенный») опубликовал трактат, озаглавленный «Теоретико-практическая теософия. Истинное и Полное приготовление Философского Камня Братства от Ордена Злато-Розового Креста». В сочинении, состоящем из пятидесяти двух статей, Рихтер представлялся членом этого братства и сообщал, что оно состоит из обособленных отделений, в каждое из которых входит 31 адепт. Братством управляет «император», и в него принимаются лишь масоны в степени мастера.

Попытку соединить два ордена предпринял в 1722 году некто, скрывающийся под псевдонимом Филалет-младший. Он посвятил великому мастеру, мастерам-надзирателям и «братьям» почтеннейшей Англии сочинение под заглавием «Братство франкмасонов», в котором утверждал, что «узревшие свет и просвещенные о высочайших и глубочайших тайнах масонства» знают алхимию.

Даже масонские символы получили алхимическую трактовку, став зашифрованным обозначением стихий; так, циркуль изображал огонь, угольник — землю, уровень — воду, а отвес — воздух. Зато «пламенеющая» звезда, один из важнейших масонских символов, — фигуральное изображение мистического центра, энергии расширяющейся Вселенной, отблеск священного огня Храма Соломона, — пришла из алхимии. Изначально это была «звезда Давида», символизировавшая минеральную кристаллизацию. «Пламенеющей» она стала благодаря взрыву сдерживаемой силы (атома). Буква Н, заключенная в шестиугольной звезде, обозначала дух, являющийся пленником материи.

Масонство и политика

Одним из основных правил масонства было нахождение вне политики, однако позволить себе в XVIII веке такую роскошь могли только отшельники и фанатики чистой науки или религии. Жить в миру, в стране развитого парламентаризма, состоять в тайном обществе и при этом сохранять нейтралитет (к чему на словах стремилась Великая ложа Лондона) было очень сложно.

Вскоре после основания этой самой Великой ложи произошел небольшой скандал: во время пирушки, которой завершались собрания масонов, оркестр по указанию Уортона заиграл стюартистскую песню The King shall enjoy his own again! («Король вернет себе то, что принадлежит ему!») в тот момент, когда подняли тост за короля — таким образом, стало ясно, о каком короле идет речь. Дезаполье быстро велел музыкантам замолчать.

Несмотря на неудачу военной операции 1715 года, после которой сын Якова II, провозглашенный Людовиком XIV «королем Англии Яковом III», удалился в Рим, возвращение Стюартов на престол тогда казалось вполне реальным делом — и якобитам, жившим в изгнании, и сторонникам «кавалера де Сен-Жоржа» в Англии, и тем, кто поддерживал ганноверскую династию.

В 1724 году великим мастером Великой ложи Лондона стал герцог Ричмонд, внук Луизы де Керуаль. Эта женщина, скончавшаяся в 1734 году в возрасте восьмидесяти пяти лет, была любовницей короля Карла II, который сделал ее герцогиней Портсмутской, и до конца жизни оставалась ярой стюартисткой. Годом позже в Париже, в трактире «Святой Фома», принадлежавшем английскому кондитеру по имени Гьюр (Нигe) на улице Бушри, произошло собрание ложи Святого Фомы Кентерберийского[5] под председательством родственника герцога Ричмонда Чарлза Рэдклиффа. По сути, это было «подпольное» собрание якобитов.

Рэдклифф являлся незаконным отпрыском королевского рода: его матерью была Мэри Тюдор, внебрачная дочь короля Карла II от актрисы Мэри Дэвис. Он был воспитан при дворе Якова II в Сен-Жермен-ан-Ле и, естественно, стремился вернуть трон своим родственникам.

После сражения при Престоне 15 ноября 1715 года, поставившего крест на очередной попытке восстановления Стюартов, Чарлз Рэдклифф и его брат Джеймс были взяты «в клещи». Чарлз предложил не сдаваться и прорываться, однако большинство предпочло сложить оружие в обмен на жизнь. Но договор не был соблюден. Джеймс был казнен 24 января 1716 года, письменно поклявшись в верности королю Якову III, которому «служил с самого детства из естественной любви к его особе». Чарлзу же, которому тоже грозил эшафот, удалось бежать из Ньюгейтской тюрьмы 11 декабря 1716 года. После побега он вернулся во Францию и неотступно следовал за «претендентом».

Тем временем Филипп Уортон, продав свой герцогский титул обратно Георгу I, уехал на континент, спасаясь от долгов, и вступил в контакт с якобитами, находившимися в Испании (после замирения Франции и Англии, которые даже заключили союз, Испания единственная продолжала поддерживать «претендента»; но попытка испанского десанта в Шотландии в 1719 году окончилась неудачей). В Мадриде он обратился в католичество ради прекрасных глаз ирландки Марии Терезы О’Нил О’Брайен, происходившей из знатного, но разорившегося рода, а в 1728 году создал в испанской столице первую масонскую ложу — ложу Французского оружия — на улице Сан-Бернардо[6]. Великая ложа Лондона признала ее 17 апреля. В конце того же года он вернулся во Францию и объединил несколько лож, существовавших тогда в Париже, став первым великим мастером французского масонства.

Три года спустя, после его кончины, на его место избрали Чарлза Рэдклиффа, только что принявшего титул графа Дервентуотера, а через год после него — Джеймса Гектора МакЛина (1732–1736), лорда и пэра Шотландии, родившегося во Франции и жившего на пенсию, выплачиваемую «претендентом».

Понятно, что при таком руководстве политика подменила собой духовные цели ордена. Чтобы быть принятым в ложу, надежнее всего было заявить о своей верности «милорду» против «узурпатора». Последний олицетворял собой протестантство и идеалы вигов во главе с премьер-министром Уолполом, первый — католицизм и абсолютную монархию, подобную власти Людовика XIV. Даже если в самой Англии новым монархом были довольны не все, перспектива дальнейших коренных преобразований, притеснения недавно обретенных свобод, религиозных гонений и ломки устоев не прельщала никого.

Если какую-то организацию нельзя прикрыть, ее надо возглавить. В 1732 году Великая ложа Лондона выдала патент ложе Святого Фомы. Расчет оказался верным: после официального подчинения этой ложи Лондону стюартисты под началом графа Дервентуотера сразу ее покинули. Однако править бал в Париже из Лондона было непросто, и в 1736 году Дервентуотер снова стал великим мастером.

Годом позже по требованию английского посла деятельность масонских обществ во Франции была запрещена: Лондон опасался, что Дервентуотер направит возглавляемую им организацию против законной власти. Поскольку вся деятельность Дервентуотера в самом деле имела целью реставрацию Стюартов, он сложил с себя обязанности великого мастера, чтобы не тратить время на отныне бесполезные собрания.

Великая ложа Лондона не хотела терять «филиал» во Франции. Дервентуотеру требовалась замена — кто-то надежный и лояльный к властям, кто не навлек бы опалы на все братство. Лорд Ричмонд, унаследовавший от своей бабки Луизы де Керуаль замок Обиньи во французской провинции Берри (его называли замком Стюартов), в 1735 году перенес туда французскую ложу английского типа, основанную им в парижском особняке Керуалей. Ложа состояла из дворян, живших в Париже, но выезжавших из столицы в свои владения, и проводила собрания как в Париже, так и в Обиньи или в замке Веррери. Сам Ричмонд большую часть времени проводил в Англии, но в 1737 году специально приехал в Обиньи, чтобы посвятить в масоны герцога д’Антена, который очень скоро стал первым великим мастером Великой ложи Франции.

Герцог был правнуком маркизы де Монтеспан, любовницы Людовика XIV, знатным вельможей, блестящим придворным и приближенным Людовика XV. В момент избрания великим мастером ему было 30 лет. Никакими реформами или нововведениями его правление отмечено не было. Его преемник, внук маркизы де Монтеспан и Людовика XIV принц Луи де Бурбон-Конде, граф де Клермон, установил регулярные связи с английскими масонами.

Он был не одинок. 16 мая 1730 года французский философ Шарль Луи де Монтескьё прошел посвящение в Англии в ложе Рога, собиравшейся в Лондоне, в Вестминстерской таверне. Прежде того, 9 марта, автор «Персидских писем» и член Академии Бордо был принят в Королевское общество, где состояло много масонов. Кстати, в Лондон он прибыл на яхте лорда Честерфилда, масона с восьмилетним стажем. Философ-рационалист Монтескьё нашел в масонстве много созвучного его собственным мыслям и сделался активным пропагандистом братства. Вернувшись в Бордо, он основал там 27 апреля 1732 года Английскую ложу. В сентябре 1734 года он присутствовал на собрании у герцогини Портсмутской, где были также герцог Ричмонд, маркиз де Бранка и восемнадцатилетний сын Монтескьё Жан Батист, который тоже пройдет посвящение. Английские масоны не без оснований смотрели на него как на своего представителя, доверенное лицо и пропагандиста их взглядов во Франции. Годом позже Монтескьё встречался в Париже с Дезагюлье, а потом вместе с ним, английским посланником лордом Уолдегрейвом и герцогом Ричмондом присутствовал на официальном освящении ложи Де Бюси. В эту ложу был торжественно принят граф де Сен-Флорантен — ловкий царедворец, сумевший сохранить за собой министерский пост на протяжении полувека (с 1725 по 1775 год). В 1724 году он женился на графине Пальсен, поддерживавшей ганноверскую династию в Англии.

В апреле 1737 года интендант Гиени Буше донес престарелому кардиналу де Флёри, исполнявшему обязанности премьер-министра при юном Людовике XV и не жаловавшему масонов, что Монтескьё принадлежит к их обществу. После этого философ продолжал свою масонскую деятельность уже не так открыто, встречаясь только с семейством де Бранка и с Форкалькье, в доме которого читал свое знаменитое произведение «О духе законов».

Граф де Сен-Флорантен встал на защиту ордена, над коим нависла угроза запрещения, и, возможно, сыграл свою роль в смещении графа Дервентуотера, которого заменил герцог д’Антен, сторонник сближения между Англией и Францией. Во всяком случае, после этого он, судя по всему, счел свою задачу выполненной, поскольку больше уже не «масонствовал».

К этому времени в масонские ложи стали вступать и представители знатных родов, и влиятельные лица, например герцог де Ришельё (внучатый племянник кардинала) и премьер-министр Морпа. Впрочем, они уже воспринимали масонство исключительно как развлечение.

В 1738 году папа римский Климент XII издал буллу In Eminenti, которая осуждала масонов — недобропорядочных людей, скрывающих свою подозрительную деятельность под завесой тайны, и грозила членам братства отлучением от церкви. Причины этой грозной буллы долгое время оставались неясны, и лишь в конце XX века испанский иезуит Хосе Феррер Бенимели, получивший доступ к архивам Ватикана, обнаружил, что мотив этой анафемы был совершенно светский. Папские земли, занимавшие тогда около трети территории современной Италии, подвергались угрозе со стороны правительства Тосканы, требовавшего их возвращения; несколько членов этого правительства состояли в обществе «вольных каменщиков». Таким образом, целью энциклики было дискредитировать власти во Флоренции.

Во Франции булла осталась практически незамеченной: парижский парламент (судебная палата) отказался ее ратифицировать, «христианнейший король» тоже не стал вмешиваться в это дело. Чересчур ретивые епископы, не любившие масонов и вознамерившиеся применить на практике папскую буллу, попали в трудное положение: им дали понять, что они обязаны повиноваться французским законам, а не приказам из-за рубежа.

Своим путем

Росчерком пера можно отправить человека в тюрьму, обречь его на молчание, но нельзя заставить его перестать думать. Противники реставрации Стюартов прекрасно это понимали и старались наводнить масонские ложи своими шпионами, чтобы вовремя узнать о возможных подрывных планах. Масонские ложи в католических монархиях Европы (а именно от них, по мнению Лондона, исходила угроза протестантским монархиям и республикам) превратились в гнезда двойных агентов.

Якобиты теперь стекались под знамена «молодого претендента» — сына Якова III Карла Эдуарда Стюарта, родившегося в Риме и воспитанного кавалером Майклом Эндрю Рамзаем, шотландцем по происхождению. Рамзай намеревался сделать всё возможное, чтобы восстановить Стюартов в их правах, которые считал законными. Именно ему пришла в голову мысль о том, чтобы достичь этой цели, направив деятельность франкмасонов «в нужное русло». Но опираться нужно было не на английских масонов, а на шотландцев и французов (Дервентуотер же противился приему в братство французов).

Кавалер Рамзай — еще одна неоднозначная личность. Он не был такой цельной натурой, как Дервентуотер. Магистр богословия и доктор гражданского права, он всю жизнь служил наставником детей из знатных семейств. Меняя воспитанников, он несколько раз переходил в другую веру. Рожденный в семье протестантов, он последовательно сделался квакером, анабаптистом, пресвитерианцем, католиком, квиетистом. Он состоял в Лондонской королевской академии наук, был обласкан всеми властями. Герцог Орлеанский, регент при малолетнем французском короле, произвел его в кавалеры ордена Святого Лазаря. Когда и где Рамзай вступил в масоны, точно неизвестно, но он приложил все усилия, чтобы сохранить братство, усилить его влияние и расширить сеть масонских обществ, намереваясь опутать ею весь земной шар.

Прежде всего требовалось заручиться поддержкой властей (разумеется, французских). Кардинал де Флёри, реально управлявший страной при молодом Людовике XV, предвзято относился к франкмасонам, и Рамзай изощрялся в красноречии, чтобы смягчить непреклонного старика и привлечь его на свою сторону. 22 марта 1737 года он написал кардиналу в очередном письме: «…если ввести в руководство этими собраниями мудрых людей, отобранных вашим высокопреосвященством, они могли бы принести большую пользу религии, государству и образованию».

В марте 1737 года кавалер Рамзай намеревался произнести в ложе речь, истинной целью которой было заставить Францию поддержать Стюартов. Однако вся внешняя политика 83-летнего кардинала де Флёри строилась на соблюдении союза с новой ганноверской династией и премьер-министром Робертом Уолполом, поэтому он запретил Рамзаю выступать с этой речью. Тем не менее речь разошлась в письменном виде. Политических последствий она не имела, однако для масонства стала эпохальной: чтобы заинтересовать своей идеей французскую аристократию, кавалер заявил, что своими корнями масонство восходит к эпохе Крестовых походов.

«По нашим легендам, Орден наш был создан Соломоном, Моисеем и Патриархами от Авраама да и даже самим Ноем. Они стремились сберечь, поместив в среду немногих избранных, Великие Мистерии древних религий Первообраза. Метафорически они назвали наших предшественников Вольными Каменщиками, иначе говоря, Архитекторами Храма Живого, посвященного Всевышнему, — писал Рамзай кардиналу де Флёри, в очередной раз пытаясь добиться от него одобрения деятельности франкмасонов. — Согласно истинной нашей истории, Орден был восстановлен мудрейшими людьми времен Крестовых походов, стремившимися посредством символов, знаков и весьма могущественных слов возродить нравы Воинов Креста, дабы неизменно памятовали они о самых возвышенных Истинах, даже и пребывая средь невинных радостей человеческого общества. Джон, лорд Стюарт, Великий Мастер Королевского Двора Шотландии, привез всю нашу науку из Святой Земли в 1286 году и учредил ложу в Килвиннинге, что в Шотландии, где принял в каменщики графов Глостерского и Ольстерского. С тех времен древняя держава, близкий его союзник — Франция — была доверенной попечительницей наших таинств, центром нашего Ордена, а также хранительницей наших законов. Из Шотландии наше общество распространилось и в Англии при наследном принце Эдуарде, сыне Генриха III».

Рамзай творчески переработал легенду о Хираме, придав ей современный политический подтекст. Храм преподносился как аллюзия на монархию, смерть его строителя — на казнь Карла I, а представление о возрождении — на восстановление Стюартов на английском троне. Пресловутой «вдовой» стала супруга Карла I Гёнриетта Мария; таким образом, изгнанник Яков II превратился в «сына вдовы». Рамзай даже ввел новую терминологию, заменив слова, почерпнутые из древнееврейского, словами кельтского происхождения. Так, словом для обозначения степени мастера стало «Макбе-нах»: «Мак» — сын, «бенах» — благословенный. Приводимые Рамзаем имена убийц Хирама тоже содержали в себе тонкий намек: Ромвел явно происходит от Кромвеля, а Юбелум Гиббс указывает на преподобного Адама Гибба, предавшего «претендента» анафеме.

С целью привлечения шотландских масонов на сторону стюартистов (Великая ложа Шотландии основана в 1736 году) была создана система высоких градусов. Так, степень «шотландский рыцарь» стала первым градусом «совершенного масона». Рыцарь носил на шее эмблему с изображением льва, лежащего у входа в пещеру, с обрывком веревки на шее и пронзенного стрелой. Рядом со львом лежали инструменты геометра, а неподалеку — разбитая корона. Намек был более чем ясен: бежавший из плена свергнутый король надеется на помощь «братьев».

Рамзай же ввел в масонский язык слово «Гередон» (варианты написания — Heredom, Herodem, Heroden, Heredon). Гипотезы о происхождении этого слова различны: возможно, оно происходит от греческого «ги-ерос» (священный) и «домос» (дом) и означает «храм». По другой версии, оно образовано от средневекового латинского haredum — «наследие», в таком случае наследием является британский трон. В шотландском ритуале Гередон стал одной из трех гор, «недоступных для профана, где никогда не кричал петух, не рычал лев и не болтала языком женщина» (две другие — Мориа и Синай). Гора Гередон «расположена между западом и севером Шотландии, в конце солнечного пути, где собралась первая масонская ложа».

Возводя масонские общины к ордену тамплиеров (храмовников), устанавливая связь между Крестовыми походами и шотландскими традициями «царственного искусства», Рамзай хотел отмежеваться от «андерсонов-ских» нововведений.

«Да, милостивый государь, Вас ввели в заблуждение, если сказали, что занятия достославного ордена Вольных Каменщиков ограничиваются общественными добродетелями, — писал он кардиналу. — Они распространяются много шире, включая в себя всю чувственную философию и даже всю теологию сердца. В нашем сообществе есть три вида членов: новиции, или Ученики, Подмастерья, или профессы, и Мастера, или адепты. Наши аллегорические символы, наши древнейшие иероглифы и наши священные таинства наставляют в трех видах долга, присущих этим трем типам посвященных. Первым из них соответствуют добродетели нравственные и филантропические, вторым — добродетели героизма и разума, а последним соответствуют добродетели сверхчеловеческие и божественные».

Далее Рамзай утверждает: «…протестанты сокрыли или исказили некоторые наши иероглифы, превратили наши Агапы в вакханалии и осквернили наши священные собрания. Милорд граф Дервентуотер, мученик во имя верности Католической Вере и Королю, мечтал возвратить все к истокам, возродить Орден на его древнем фундаменте». Проведя черту между «каменщиками-республиканцами, еретиками и отступниками», и «каменщиками-католиками, роялистами и якобитами», Рамзай уточняет, что только из-за наветов агентов ганноверской династии и голландцев «наши собрания, главой которых одно время хотел себя провозгласить Людовик XV, на время были приостановлены», но «в конце концов Добродетель и Истина восторжествуют под властью наипрекраснейшего из Королей при правлении Наставника, которому удалось достигнуть того, что иные люди сочтут чудом, в то время когда истинной добродетелью героя становится миролюбие».

Кардинал де Флёри был достаточно стар и умен, чтобы не поддаться на столь грубую лесть. Он прислал Рамзаю разгромный ответ, настоятельно советуя прекратить масонские собрания. Сам Людовик XV пригрозил, что если великим мастером будет избран француз, король «оставит за ним ложу», то есть отправит в Бастилию (правда, поговаривали, что эта реплика была выдумкой кардинала). Рамзай притих, но многие французские дворяне бесились из-за того, что не могут обнажить шпагу за дело Стюартов. При этом в Шотландии масоны остались непоколебимы и лояльны к правящему королевскому дому, что в дальнейшем, в 1745 году, привело к провалу последней попытки реставрации.

В Париже в 1737 году действовало пять масонских лож. Если бы мечта Рамзая осуществилась, началась бы настоящая мобилизация франкмасонов против конституционного строя в Англии и в защиту того, что позднее назовут союзом трона и алтаря. Но в XVIII веке ложи проявили свою оппозицию только «со шпагой и бокалом в руке».

На Восток и на Запад

Перед лицом множащихся сект и парамасонских организаций Великая ложа Лондона решила действовать на опережение и учреждать или утверждать «правильные» масонские ложи в Старом и Новом Свете.

В 1729 году лорд Норфолк, великий мастер Великой ложи Лондона, признал «великим мастером провинции Нижняя Саксония» чрезвычайного посла герцога Брауншвейг-Люнебургского. В 1733 году 11 немецких масонов получили право основать свою ложу в Гамбурге. Мощный импульс развитию масонства придало посвящение в братство наследника прусского престола делегацией гамбургской ложи, возглавляемой Обергом, произошедшее 14 августа 1738 года в таверне «Корн» в Брауншвейге. Два года спустя принц стал королем Пруссии Фридрихом II.

В 1731 году Дезагюлье находился в Гааге в качестве руководителя ложи, созданной специально для посвящения в масоны герцога Лотарингского, впоследствии ставшего Великим герцогом Тосканским и императором Священной Римской империи Францем I. В том же году герцог получил в Англии степень мастера. Вернувшись из Голландии, Дезагюлье принял в орден и посвятил во все степени принца Уэльского.

Однако проблема «руководящих кадров» встала во всей остроте: далеко не каждый назначенец чувствовал в себе призвание к руководству масонскими ложами. Разумно было бы поддержать «инициативу снизу», однако в Лондоне так думать не привыкли.

В 1730 году была основана первая американская ложа — в Филадельфии[7]. Член Великой ложи Лондона Даниель Кокс, который должен был получить должность судьи в американских колониях, предложил лорду Норфолку назначить его провинциальным великим мастером Нью-Йорка, Нью-Джерси и Пенсильвании. Он должен был исполнять эту должность два года, с 24 июня 1731-го по 24 июня 1733-го, после чего членам местных лож предстояло избрать себе нового великого мастера. Кокс прибыл в Америку только летом 1731 года и поселился в Берлингтоне в Нью-Джерси, в 30 километрах от Филадельфии. Нет никаких документальных подтверждений его руководства масонским орденом. Более того, в некрологе, который Бенджамин Франклин поместил в своей газете после смерти Кокса в 1739 году, даже не упоминается о его принадлежности к масонам — похоже, он не удосужился оповестить об этом своих «братьев». А вот сам Франклин, едва пройдя посвящение, сразу сделался товарищем великого мастера своей ложи и уже на следующий год составил для нее первый в Америке масонский устав. В 1734 году его избрали провинциальным великим мастером Пенсильвании, и он напечатал «Конституции Андерсона».

Решив зайти с другого бока, новый великий мастер Великой ложи Лондона Энтони Браун, виконт Монтаг, выдал в 1733 году жалованные грамоты Генри Прайсу из Бостона, назначив его провинциальным великим мастером Новой Англии. Формально это назначение не касалось Пенсильвании, хотя Прайс заявлял, что великий мастер велел ему распространять масонство по всей Северной Америке. Франклин хлопотал перед Прайсом о привилегиях для пенсильванских масонов.

Бостонская ложа Святого Иоанна стала первой регулярной ложей в Америке, поскольку получила патент от Великой ложи Лондона. За последующие четыре года Великая ложа выдала патенты провинциальным Великим ложам Массачусетса, Нью-Йорка, Пенсильвании и Южной Каролины. Однако конкуренты тоже не сидели сложа руки: в Виргинии имелись ложи, уполномоченные Великой ложей Йорка и придерживавшиеся якобитской системы.

В европейских ложах тоже не наблюдалось единодушия и единообразия. В 1735 году шотландец Гордон основал ложу в Португалии, а тремя годами позже в этой стране уже действовали две ложи: одна состояла из англосаксонских протестантов, а другая — из католиков-ирландцев и нескольких португальцев.

В 1734 году масонство проникло в Польшу, состоялось и первое собрание голландских масонов. Еще через год граф Спарре внедрил масонство в Швеции, основав ложу в Стокгольме, а годом позже английский аристократ Джордж Гамильтон основал ложу в Женеве. В том же 1736 году были основаны Великая ложа Франции (в 1773 году она приняла название Великого Востока) и Великая ложа Эдинбурга.

Масонство стало новой областью соперничества между Англией и Францией. Так, в Бордо существовала Английская ложа № 204, состоявшая из британских торговцев и подчинявшаяся Великой ложе Лондона; на ее печати красовалась эмблема этой ложи. Однако в 1740 году там же в противовес Английской ложе была основана Французская ложа Аквитании, в которую входили, в частности, Монтескьё и известный архитектор Виктор Луи.

Падкие на всё новое французы восприняли масонство как последнюю моду и принялись диктовать ее другим. Первые немецкие ложи носили французские названия: так, граф Рутовский основал в 1738 году в Дрездене ложи Трех мечей, Трех лебедей и Трех белых орлов, а ложа Трех глобусов, созданная в Берлине в 1740 году, стала называться по-немецки только четыре года спустя. В Польше первая настоящая ложа (Святого Иоанна) была основана в 1742 году польским воеводой Мнишеком в Вишневце на Волыни (прежде ложи больше напоминали светские салоны для узкого круга лиц). Два года спустя три француза возглавили ложу Трех братьев, «труды» которой велись на французском языке.

К 1742 году во Франции было уже 200 лож Распространение влияния этого общества, которое многие считали политическим, стало вызывать тревогу у власть имущих. Король Испании издал эдикт против масонов, Великий магистр Мальтийского ордена закрыл масонам доступ на Мальту.

Тем временем английское масонство запустило свои щупальца на Восток. Еще в 1738 году в одном из анонимных донесений, опубликованных в «Сент-Джеймс ивнинг пост», говорилось, что «ложи в Смирне и Алеппо достигли внушительных размеров, несколько высокопоставленных турок прошли в них посвящение».

Иностранные масонские ложи действовали и в России: в них состояли иноземцы на российской службе и купцы. В 1731 году великий мастер Великой ложи Лондона лорд Ловель назначил первым «провинциальным великим мастером для всей России» английского капитана Джона Филипса[8], однако нет никаких свидетельств о том, что он действительно вел какую-то масонскую деятельность. Впрочем, вряд ли она была возможна в России времен Анны Иоанновны, где редкие вспышки национальных талантов — историка Василия Татищева, поэта Василия Тредиаковского, географа Степана Крашенинникова, математика и филолога Василия Ададурова, наконец, Михаила Ломоносова — лишь подчеркивали непроглядность мрака невежества, где не велось почти никакой созидательной деятельности, процветали воровство, мздоимство, доносительство и жестокость. Очевидно, что желающих «придать дикому камню кубическую форму» с целью строительства «внутреннего храма» не нашлось ни среди иноземцев на русской службе, озабоченных лишь стяжательством, ни тем более среди местного населения, отягощенного грузом более насущных проблем, для которого всё это было слишком мудрено.

Широкое распространение масонства в России началось с основания нескольких лож генералом Джеймсом Кейтом в 1740-х годах, в царствование Елизаветы Петровны. Джеймс Френсис Эдвард Кейт (1696–1758), представитель шотландского знатного рода, получил хорошее образование в университетах Эдинбурга и Парижа, готовил себя к юридической деятельности, был очень начитан, но судьба распорядилась так, что он стал выдающимся воином. После восстания 1715 года, в котором он принял участие на стороне Якова Стюарта, его имущество было конфисковано, а сам он уехал во Францию. Неудачная попытка десанта в 1719 году тоже не обошлась без его участия. Послужив какое-то время в испанской армии, но не выбившись из бедности и безвестности, поскольку не хотел перейти в католичество, он получил в 1728 году от испанского короля рекомендацию для Петра II и поступил на русскую службу, именуясь «Яков Вилимович». С воцарением Анны Иоанновны в придачу к Преображенскому и Семеновскому гвардейским полкам был образован новый — Измайловский, по названию любимого поместья, где она жила в детстве. Его подполковником был назначен Кейт с поручением набрать других офицеров «между ливонцами, эстонцами, курляндцами и прочими иностранцами, а также русскими». Впоследствии императрица даже сделала его наместником в Малороссии. В феврале — мае 1740 года он находился в Лондоне. 28 марта Джеймс Кейт, эсквайр, генерал-лейтенант на российской службе, присутствовал на собрании мастеров и надзирателей пятидесяти восьми лож в «Таверне дьявола», на котором его двоюродный брат Джон Кейт, граф Кинтор, был избран великим мастером. После 1715 года конфискованное имущество Джеймса и его брата Джорджа, тоже талантливого полководца, отошло к нему. Новоизбранный великий мастер назначил кузена провинциальным великим мастером русского франкмасонства.

Кейт поставил дело на широкую ногу, о чем свидетельствует песня, сложенная в его честь, которую пели русские масоны в царствование Елизаветы:

Но в 1747 году, обидевшись на правительство России, которое отказало в должности его брату Джорджу, Кейт перешел на службу к «брату» Фридриху II, дав, однако, обязательство никогда не воевать против России. Фридрих произвел его в фельдмаршалы, а два года спустя сделал губернатором Берлина. Кейт погиб во время Семилетней войны при Хохкирхе (1758).

Лет через десять после этого печального события в Санкт-Петербурге появилась уже чисто русская ложа под руководством графа Романа Илларионовича Воронцова. Масонами стали графы Захар и Иван Чернышевы, князья Голицыны, князь Николай Трубецкой, поэт Александр Сумароков и другие. Но в те времена масонство было лишь модной иноземной забавой, привлекавшей к себе «вольтерьянцев».

Масонство высоких градусов

Английское масонство вполне довольствовалось тремя уровнями посвящения: ученик, подмастерье и мастер. В «стране свободы», где, в отличие от сословного общества абсолютистских стран континентальной Европы, «средний класс» представлял собой определенную силу, а буржуазные отношения получили большое развитие, масонский принцип равенства прижился сам собой. Но во Франции или в Германии спесивая, хотя порой нищая аристократия просто не могла этого допустить: даже внутри лож одни хотели быть «равнее» других, чтобы сохранить за собой привилегированное положение. Начиная с 1740-х годов к традиционным трем степеням добавились высшие градусы с сотнями новых ритуалов. Многие из них повторяли другие с небольшими отличиями или остались на стадии проекта.

Масонство трех степеней стало именоваться голубым или Иоанновским, в честь Иоанна Крестителя — покровителя франкмасонов. К этим трем постепенно добавились еще 15 степеней, присуждавшихся капитулом (коллегией) посвященных в эти высшие степени, — красное масонство, называвшееся также Андреевским или шотландским (святой Андрей был покровителем Шотландии). Первыми среди них были тайный мастер, совершенный мастер, ближний секретарь, судья, хранитель знаний, мастер девяти избранных.

Рамзаевская легенда о тамплиерах раздвинула рамки «творчества» в этой области, дав волю воображению. В бумагах, изъятых после ареста графа Калиостро (о нем мы еще поговорим), содержалась такая версия происхождения масонства: в 1314 году в Париже был сожжен Великий магистр ордена тамплиеров Жак де Моле. Во время своего заключения в Бастилии он создал четыре материнские ложи: для Востока — в Неаполе, для Запада — в Эдинбурге, для Севера — в Стокгольме, для Юга — в Париже. На следующий день после казни рыцарь Никола д’Омон и еще семь тамплиеров, одетых каменщиками, собрали пепел Великого магистра. Четыре основанные им ложи поклялись уничтожить власть папы, истребить род Капетингов, уничтожить всех королей и создать всеобщую республику.

Чтобы в эти планы были посвящены только проверенные люди, они учредили подготовительные ложи под именами Святого Иоанна и Святого Андрея. Это были «обманные» тайные общества, не ведавшие никаких тайн, но через их посредство их руководители могли вербовать людей, способных принести действительную пользу делу. Эти ложи собираются, чтобы порассуждать о равенстве и братстве, и занимаются благотворительностью, тогда как истинно посвященные там не появляются: их собрания называются капитулами.

В 1743 году масоны из Лиона изобрели степень «избранный рыцарь Кадош», который должен был свершить месть тамплиеров. В красном масонстве это дало градусы с десятого по восемнадцатый: славный избранник пятнадцати, прекрасный рыцарь-избранник, мастер-архитектор, рыцарь царственного свода, или венчанный каменщик, совершенный вольный каменщик, или великий избранник, рыцарь Востока или меча, князь Иерусалимский, рыцарь Востока и Запада, рыцарь ордена Розы и креста. Степени с 19-й по 29-ю (черное масонство) назывались философскими: великий понтифик Небесного Иерусалима, пожизненный мастер, прусский рыцарь, рыцарь королевского топора, хранитель скинии, князь скинии, рыцарь медного змея, князь милосердия, великий командор Храма, рыцарь Солнца, великий рыцарь святого Андрея. Наконец, белое масонство (степени с ЗО-й по 33-ю) состояло из великого избранника-рыцаря Кадош, великого командора, прекрасного рыцаря королевского секрета и державного великого верховного инспектора. Все эти 33 степени составляли систему Древнего и принятого шотландского устава.

Степени избранников, которым предстояло отомстить за Хирама, убитого тремя дурными подмастерьями, и степень великого рыцаря Кадош, который должен был отомстить за Жака де Моле, стали называться градусами мщения. Отказавшись от масонских символов, связанных с зодчеством, они облачились в одежды средневековых рыцарей-храмовников, а украшением шляп служили золотое солнце и красные буквы N А — NekamAdonai (Отмщенья, Господи!).

Символом рыцаря Кадош служил черно-белый орел, указывающий на летучесть материи, готовой превратиться в дух. Рыцарь должен был символически отомстить духовному и светскому деспотизму, восстановив правосудие, попранное беззаконием.

В политическом смысле всё это было более чем прозрачно: Стюарты — древний род шотландских королей, короли-рыцари, свергнутые с трона, и теперь за них предстояло «отомстить». Лояльный граф де Клермон, великий мастер Великой ложи Франции, посылал циркуляры с целью упорядочить высокие градусы и запретить степень рыцаря Кадош, поскольку он «фанатичен, нетерпим» и враждебен истинному масонству и «долгу перед государством и религией». Всего через два года после создания степени «рыцаря Кадош», в 1745 году, «молодой претендент» вторгся в Шотландию, рекомендуясь в том числе великим магистром ордена рыцарей Храма. Какое-то время ему сопутствовал успех, но затем он потерпел сокрушительное поражение и вернулся во Францию.

Бывший великий мастер МакЛин участвовал в шотландской экспедиции, попал в плен, оказался в Тауэре, но избежал эшафота, заявив о том, что является подданным Людовика XV, рожденным во Франции. После перемирия 1747 года он был освобожден и вернулся на континент, однако всё его имущество было конфисковано, он нигде не мог найти себе применения и умер в нищете в Риме, тщетно добиваясь от «молодого претендента» какого-нибудь поста.

Восьмого декабря 1746 года в Лондоне состоялась казнь Чарлза Рэдклиффа, графа Дервентуотера. На эшафот его вели масоны, лояльные к режиму. Граф заявил, что умирает как католик, испытывая чувства уважения, благодарности и любви к королю Франции Людовику Возлюбленному. «Да прольется моя кровь на вас, мой сын, чтобы вы научились умирать за ваших королей!» — воскликнул он перед тем, как положить голову на плаху, словно завещая свое дело сыну, стоявшему в толпе.

Карл Эдуард Стюарт не мог не понимать, что очередная попытка реставрации была последней. Масонам-стюартистам не удалось возвести его на престол. Однако он по-прежнему ревностно содействовал распространению ордена, поскольку масонство высоких градусов стало для него источником дохода. В апреле 1747 года «молодой претендент» учредил в Аррасе капитул розенкрейцеров под названием «Шотландский якобитский капитул». В учредительной грамоте он именовал себя «королем Англии, Франции, Шотландии и Ирландии, заместителем Великого магистра Капитула Гередона, известным под прозванием Рыцаря Орла и Пеликана». Приближенные принца продавали патенты на учреждение капитулов и материнских лож, и полученные средства обеспечивали им безбедное существование. В 1747 году фавориты Карла Эдуарда Стюарта изобрели во Франции степени ирландского мастера, совершенного ирландского мастера и могущественного ирландского мастера, после чего продали их сторонникам принца. Тринадцатый градус системы Древнего и принятого шотландского устава в те времена открыто назывался «шотландский мастер священного обета Якова VI».

Раскол

В 1738 году Андерсон опубликовал второе издание своих «Конституций», посвятив его принцу Уэльскому. Одновременно Великая ложа Лондона объявила себя Великой ложей Англии.

Напомним, что Великой ложей всей Англии называла себя ложа Йорка, которая сохранила свою независимость и не участвовала в знаменательном событии 1717 года. Она лишь выразила вялый протест против учреждения новоявленными масонами лож на севере страны. Зато Великая ложа Ирландии стала громко обличать «изменения и добавления», привнесенные в масонство англичанами.

Лорд Уильям Байрон, бывший — вернее, числившийся — великим мастером с 1747 по 1752 год, практически не принимал участия в собраниях, а некоторые высшие чиновники Великой ложи произвольно вычеркнули несколько «мастерских» из списка действующих. Кроме того, масонская тайна нарушалась, в братство посвящали кого ни попадя, в английские ложи принимали шотландцев, ирландцев и французов, «которые приносили с собой идеи, не вызревшие на английской почве, однако дорогие сердцу их приверженцев». Это уже переполнило чашу терпения. Вычеркнутые ложи составили Большой комитет древнего и почтенного братства вольных и принятых каменщиков, который 5 декабря 1753 года превратился в Великую ложу «древних» масонов. Это историческое событие имело место в таверне «Голова турка».

Первым великим мастером ложи «древних» стал Роберт Тернер, однако авторство термина «древние» в противовес андерсоновским «новым» приписывают ирландскому художнику Лоуренсу Дермотту — великому секретарю «Большого комитета». Именно он выявил искажения, привнесенные Андерсоном: тот, в частности, вывел из ритуала молитвы, дехристианизировал его, отменил праздники святых покровителей, не следил за подготовкой кандидатов нужным образом, прекратил зачитывать древние обязанности масонов во время церемонии посвящения, отменил церемонию посвящения во время утверждения мастеров ложи и обязательное ношение шпаги. Будучи душой своего общества, Дермотт употреблял все силы на развитие движения.

«Древние» масоны якобы соблюдали ритуал, привезенный из Дублина и сохраненный в первозданной чистоте. По своей замкнутости ирландская система приближалась к шотландской. Глава российских масонов Иван Перфильевич Елагин, разочаровавшийся в «новоанглийской» системе и решивший достигнуть истинного масонского знания («Чистосердечность моя не дозволяла мне водить братию мою путем, мне самому неизвестным»), не смог вступить в соприкосновение с Великой ложей «древних» масонов, зато в 1767 году получил патент на работу в семи степенях новоанглийской системы, подписанный великим мастером Великой ложи Англии герцогом Бофортом. За те пять лет (1767–1772), что герцог исполнял обязанности великого мастера, было создано 105 новых лож Много позже Елагин приблизился к Великой ложе Йоркских масонов, с которыми часто смешивали «древних».

Расслоение масонства в Англии нашло отклик и в американских колониях: наряду с английскими здесь появились шотландские и ирландские ложи, а также английские ложи древней системы, не признававшие авторитета Великой ложи Лондона. Вместе с английскими войсками в Америку приезжали и странствующие военные ложи, тоже в основном древней системы. В ноябре 1752 года в шотландской ложе, квартировавшей в маленькой деревушке Фредериксбург, был принят в масоны майор королевской армии Джордж Вашингтон. Ему было двадцать лет. Вашингтон быстро сделал масонскую карьеру и был избран великим мастером Великой ложи Виргинии. Он очень ценил свои масонские связи и использовал франкмасонство для объединения своих сторонников. Впоследствии, когда он возглавил борьбу за независимость американских колоний, большинство генералов в его гвардии были «братьями».

Ложи «древних» масонов выгодно отличались от «новых» демократизмом: они открывали свои двери не только для аристократов, но и для простых офицеров, моряков, купцов и ремесленников. Многие ложи «новых» меняли свой ритуал или закрывались, поскольку весь их состав перекочевывал к «древним».

В Пенсильвании провинциальная Великая ложа древней системы была организована в 1760 году, ее первым великим мастером стал богатый землевладелец Уильям Болл, прежде состоявший в ложе новой системы. Почти во всех колониях конкурировали различные масонские уставы.

Из девятнадцати пехотных подразделений, находившихся в подчинении у Джеффри Амхерста, одного из командующих британскими войсками в Северной Америке во время Семилетней войны, в тринадцати действовали масонские ложи. По большей части они находились под покровительством Великой ложи Ирландии и относились к масонству высших градусов. В 1761 году подполковник Августин Прево стал великим мастером всех масонских лож британской армии, придерживавшихся системы Древнего и принятого шотландского устава.

В 1759 году англичане захватили Квебек В гарнизоне Квебека существовало такое большое количество лож, что было решено объединить их все в Великую ложу и выбрать великого мастера. Им стал лейтенант Джон Гинее из 47-го пехотного полка, а через год его сменил полковник Саймон Фрэзер, командир 78-го пехотного полка и сын лорда Ловата — известного якобита, участника восстания 1745 года, ставшего последним человеком, казненным в Тауэре.

Великая ложа Франции, основанная в 1738 году, называлась также Великой английской ложей Франции и была тесно связана с Великой ложей Лондона. Но престиж английских масонов новой системы во Франции быстро падал: к 1766 году только три ложи — Серебряного Луи, Совершенного союза и Обиньи — были официально учреждены Великой ложей Лондона, остальные несколько сотен обходились без ее благословения.

В 1760 году первая Великая ложа Франции раздробилась на несколько соперничающих фракций, зачастую связанных с конкурирующими системами высоких градусов. К 1771 году только в Париже было создано 154 ложи, а в провинции — 322. К этому следует добавить двадцать одну странствующую ложу, состоявшую из военных. Исправленный шотландский устав практиковали несколько десятков лож; наконец, в 1786 году сложилась французская система на основе нового устава, подхваченная тысячами лож во Франции и в Бразилии.

Великая ложа Франции была распущена 22 октября 1773 года. Вместо нее была создана ложа Великого Востока Франции во главе с герцогом де Шартром. Активное участие в этой реорганизации принимал граф Александр Сергеевич Строганов (1733–1811), находившийся тогда в Париже. Впервые в истории был образован центральный руководящий орган франкмасонства, действующий по принципу «демократического централизма».

Ложа Великого Востока проводила во Франции политику централизации и проповедовала устройство европейского масонства в виде федерации суверенных масонских общин по принципу Солнечной системы: планеты вращаются вокруг яркой звезды. Комиссия по ложам Великого Востока зарубежных стран сообщала материнской ложе Великого Востока Франции: «Для блага ордена необходимо, чтобы все масоны одного королевства выступали под одинаковыми же знаменами. Это единственный способ предотвратить расколы, сблизить ритуалы и установить единообразие в трудах».

Однако у ложи Великого Востока был грозный конкурент, также претендовавший на звание европейской масонской «державы», — марсельская ложа Святого Иоанна Шотландского объединенных наций. Она состояла из негоциантов, самых влиятельных лиц марсельской Торговой палаты, представителей французской и иностранной экономической элиты.

Подобно тому как марсельская Торговая палата учреждала свои представительства по всему Средиземноморью, марсельская ложа плодила своих «дочек» вплоть до Карибских островов. Масонская экспансия сопровождала торговую. Дочерние ложи были учреждены в Авиньоне, Константинополе, Генуе, на Мальте, в Палермо, Салониках и Смирне. Посвященные торговцы из Бордо основали масонские ложи на Сан-Доминго, а члены французской Ост-Индской компании — на Маврикии (там прошел посвящение Анри Бернарден де Сен-Пьер, автор знаменитого в свое время романа «Поль и Виргиния»).

Палермо, где масоны развили бурную деятельность, поддерживал тесные отношения с Неаполитанским королевством — там различные масонские организации действовали с 1754 года под руководством марсельской ложи. Но влияние ложи Святого Иоанна Шотландского на Сицилии не ограничивалось Палермо: сеть охватила несколько малых городов.

У каждой дочерней ложи была своя собственная сеть. Масонство достигло даже Алжира и Александрии в Египте, где вели торговлю французские купцы. В Алеппо (Сирия) действовала английская ложа.

Дочерняя ложа, учрежденная ложей Святого Иоанна Шотландского, существовала и в Стамбуле[9]. В 1766 году она отправила свои документы в брюссельскую ложу, связанную тесными узами дружбы с марсельской, — таков был географический охват.

Ложа Великого Востока Франции, провозгласившая себя «национальным» образованием, отвергающим всякое вмешательство извне (в частности, британское), однако основывавшая ложи в Неаполе, требовала для себя эксклюзивного права на переписку с заграницей. Таким образом, ее позиция была прямо противоположна космополитизму марсельской ложи, считавшей, что каждая ячейка масонской структуры вольна запросить устав у иноземной державы и свободно с ней переписываться.

Система «строгого послушания»

Пока ревнители традиций ворошили древние документы, пытаясь восстановить всё, как было, адепты новаций продолжали плодить новые обряды и высшие степени. Среди них был барон фон Хунд, впоследствии ссылавшийся на неких «неизвестных верховных настоятелей», наделивших его особыми познаниями и властными полномочиями. Около 1754 года он основал в Германии систему «строгого послушания»[10] (в этом ордене царила суровая дисциплина), который должен был продолжить дело ордена тамплиеров, якобы возродившегося в Шотландии после казни Жака де Моле. Обаяние легенды о тамплиерах было настолько велико, что новый орден быстро распространился из Германии и Скандинавии на Францию, а оттуда на Италию, Швейцарию и Россию. Ложи, учрежденные по английскому образцу, «исправляли», дополняя три основные степени новыми (шотландского мастера святого Андрея, новиция, рыцаря Храма и професса).

Канцлером Лионского капитула системы «строгого послушания» был Жан Батист Виллермоз, брат физика-энциклопедиста. В 1762 году Виллермоз стал великим мастером Великой ложи регулярных мастеров в Лионе, практиковавшей семь высших степеней, к которым он добавил восьмую — шотландский великий мастер, рыцарь Меча, розы и креста. Вместе со своим братом Пьером Жаком он к тому же основал ложу Суверенного капитула рыцарей Черного орла, розы и креста, занимавшуюся алхимическими исследованиями. (В 1750-х годах распространилась идея о том, что розенкрейцеры — посредники между тамплиерами и масонами.) Чуть позже он был посвящен в рыцарский орден избранных коэнов[11] Вселенной, основанный Мартинесом де Паскуалли специально для масонской элиты. Этот орден действовал как надстройка высших степеней для голубых лож. Первая группа, приводящая к становлению мастером — совершенным избранником, состояла из трех символических степеней, далее следовали непосредственно степени коэнов: ученик-коэн, подмастерье-коэн и мастер-коэн, великий мастер-коэн и великий архитектор, рыцарь Востока, или рыцарь Зоровавель[12], командор Востока, или командор Зоровавель; наконец, последним шагом было высшее посвящение в степень рыцаря злато-розового креста (Reaux-Croix).

Одним из первых русских «вольных каменщиков», достигших высших степеней, стал Александр Васильевич Суворов. Он прошел посвящение в петербургской ложе Трех звезд в конце царствования Елизаветы Петровны, а затем поднялся еще на несколько ступеней в масонской иерархии. Находясь в Пруссии во время Семилетней войны и навещая своего отца в Кёнигсберге, он посещал ложу Трех корон. До своего отъезда на родину в начале 1762 года «обер-лейтенант Александер фон Суворов» числился в ее составе и даже был возведен в степень шотландского мастера.

Любимый ученик Суворова Михаил Голенищев-Кутузов прошел посвящение в 1779 году в Регенсбурге, в ложе Тфех ключей. Объясняя свое стремление стать масоном, он указал, что ищет «сил для борьбы со страстями и ключа от тайн мира». За тридцать лет масонского служения он достиг высоких степеней и бывал принят во многих европейских ложах. В России он был признан в 1783 году петербургскими масонами, но наиболее сердечно его приняли в Москве. Он вступил в ложу Сфинкса, работавшую по шотландской системе. При посвящении в седьмую степень ему были дарованы орденское имя Зеленеющий Лавр и девиз «Победами себя прославить!».

«Рыцарских» степеней и систем было великое множество: одно их перечисление в Энциклопедическом словаре франкмасонства занимает 11 страниц в две колонки мелким шрифтом. Барон фон Чуди, например, создал в 1760 году в Петербурге степень «рыцарь Палестины и Авроры», которая вообще не входила ни в какую систему и была связана с алхимическими изысканиями. Вся эта пестрота скрывала от глаз изначальную простоту и ясность.

Однако время, когда можно было безнаказанно сочинять любые, самые невероятные легенды, прошло; обилие подобных сочинений могло дискредитировать даже самую прекрасную идею. Барон фон Хунд оказался не в состоянии предоставить никаких документальных свидетельств своего посвящения и назначения, приводя порукой лишь собственную рыцарскую честь. Неудивительно, что у него появился соперник по имени Штарк, который (не менее голословно) заявил о более тесной связи с Верховными настоятелями. После двух масонских съездов, на которых фон Хунду пришлось объясняться, системе «строгого послушания» пришел конец. В 1772 году герцог Брауншвейгский, став великим мастером, реорганизовал ее, очистив от налета мистического авантюризма, и с тех пор она стала называться исправленной шотландской системой.

В России адепты древнего устава презирали французское рыцарство и считали его глупой игрой и дурачеством, однако оно имело много приверженцев среди богатых бар и веселящейся молодежи Петербурга. Под влиянием французского устава создалась особая система, выработанная артиллерийским генералом Петром Ивановичем Мелиссино в ложе Скромности в 1775 году. К трем иоанновским степеням Мелиссино добавил градусы темного свода, шотландского мастера и рыцаря, философа, великого жреца. Ложа славилась концертами, вечерами, блеском убранства и торжественным ритуалом. Пускай искатели истины обличали эти «пустосвятство, игру с молитвами и клятвами без всякого смысла, меры и цели». В екатерининской России, где военный чин был мерилом чести, а представители знатных родов соперничали с «выскочками» в количестве носимых бриллиантов, эти игры пришлись как нельзя кстати. «Пышные церемонии рыцарства, кресты, кольца, епанчи и родословные поколения должны были произвести великое впечатление над нациею военною, — писали в 1782 году московские масоны герцогу Брауншвейгскому, — в которой одно токмо знатное дворянство работами нашими занималось. Сверх того, богатое дворянство наше так же, как и везде, воспитано весьма чувственным образом, и, следственно, ничто так не способно показать ему отношения умозрительные, как такой язык, который действует на все органы его. Весьма справедливо, что церемонии сии делаются с меценами, коль скоро они будут соразмерены особам, и мы думаем, что весьма странным должно казаться членам некоторых домов ордена, не приобыкших к оружию или по состоянию своему удаляться от него долженствующих, видеть себя вдруг с ног до головы вооруженного и обвешанного рыцарскими орденами. Напротив, между нами такая пышность не может быть неприятною, ибо все члены наши предводительствовали батальонами или целыми армиями! Весьма приличествуют и кресты оные особам, которые и в общежитии таковыми знаками чести украшены или которые ничего так жадно не желают, как получения оных».

Орден избранных коэнов и мартинизм

В 1754 году мистик и каббалист Мартинес де Паскуалли (по всей видимости, испанец, однако споры о его происхождении не утихают до сих пор) открыл первую ложу ордена избранных коэнов Вселенной — новой эзотерической системы высших масонских степеней. Одновременно он учредил в Монпелье капитул шотландских судей.

Масонская тайна теперь преподносилась следующим образом: после грехопадения Адама потомки его сыновей разделились на избранных и отверженных: первые происходили от Сета, вторые — от Каина. Секрет, сообщаемый посвященному, состоял в том, чтобы определить, к чьим потомкам он принадлежит. Чтобы уже на этом свете избавиться от сомнений и получить залог будущего вечного блаженства, он должен был пройти через длинную серию обрядов в «операционных комнатах». Если ему являлись всякие искры, свет, а тело покрывалось гусиной кожей, ответ был положительный. Впасть в транс было огромной удачей.

Доктрина Паскуалли предназначалась исключительно для элиты масонского (и не только) мира. Высшие посвященные могли заниматься теургией — искусством воздействовать на божества, духов, демонов при помощи определенных церемониалов. Паскуалли выдумал термин Réaux-Croix по аналогии с Rose-Croix (роза и крест), причем гéаu означало «первосвященник», то есть «Адам».

Чтобы способствовать большему распространению своей системы, Мартинес де Паскуалли не стал замыкаться в масонстве. Орден избранных коэнов обзавелся своими храмами в Монпелье, Париже, Лионе, Бордо, Марселе и Авиньоне. В Бордо храм был основан при Французской масонской ложе (действовавшей в противовес Английской), которую по такому случаю переименовали в ложу Французской шотландской избранницы. В 1766 году главы масонской провинции Бордо отменили все установления, касающиеся высших степеней, и вернулись к «иоанновскому» масонству. Но Мартинес де Паскуалли в том же году отправился в Версаль, где основал новый храм избранных коэнов и обзавелся многочисленными последователями. Жена Паскуалли и сестра Виллермоза вошли в первую в истории женскую ложу, образованную при ордене избранных коэнов Вселенной.

Орден распространился по многим странам Европы, от германских княжеств до России, где действовали несколько лож коэнической системы.

Как и положено в тайном обществе, доктрина коэнов передавалась изустно от посвятителя к посвящаемому. Однако после встречи в 1768 году с Луи Клодом де Сен-Мартеном (на тот момент достигшим степени командора Востока), оставившим военную службу и намеревавшимся посвятить себя поискам истины, Паскуалли решился изложить свое учение письменно. Сен-Мартен, взявший себе псевдоним «Неизвестный философ», стал его секретарем и много способствовал созданию этого произведения — «Трактата о реинтеграции существ». Впоследствии, после смерти Мартинеса, книга перерастет узкие рамки ордена, оказав огромное влияние на духовную и философскую жизнь своего времени.

В 1772 году Мартинес де Паскуалли отправился на Сан-Доминго, чтобы получить наследство. Перед тем как навсегда покинуть пределы Франции, он назначил «Суверенными судьями» и «Высшими неизвестными» ордена Жана Батиста Виллермоза и Луи Клода де Сен-Мартена. По прибытии в Вест-Индию он основал храмы ордена избранных коэнов в Порт-о-Пренсе и Леогане на Гаити, где и умер два года спустя, предположительно от лихорадки.

Виллермоз основал в 1779 году в Лионе (он торговал там шелком) орден Благотворных рыцарей священного града и дополнил ритуал своего учителя сложными магическими надписями (во время его исполнения впадавшие в транс получали потусторонние послания). Ib-дом раньше, на Конвенте Галлий, он предложил ввести в исправленный шотландский устав несколько высших масонских степеней, основываясь на доктрине Паскуалли.

Кроме Виллермоза, особым авторитетом среди членов полуалхимических и полумагических академий пользовались Сен-Мартен и Эмануэль Сведенборг, изобретшие степень истинного масона. Сведенборг умер в 1772 году, но именно после его смерти его учение[13] снискало популярность.

Помимо Лиона, другим крупным масонским центром на юге Франции стал Авиньон: около 1766 года бенедиктинский монах Дом Пернети основал там герметическое общество с масонскими обрядами — Академию истинных масонов. Через десять лет подобное же общество возникло в Монпелье под названием «Академия мудрых». Там же в 1778 году открылась своя Академия истинных масонов, которая вскоре, благодаря связям со Швецией и Россией, стала называться Русско-шведской академией.

В 1782 году система южнофранцузских масонов получила торжественное признание в общеевропейском масштабе: Вильгельмсбадский конвент утвердил предложенный Виллермозом «Устав вольных каменщиков» и принял его «благотворное рыцарство».

Два года спустя русский вельможа В. Н. Зиновьев, отправившись путешествовать по Западной Европе, посетил Брауншвейг и воспользовался аудиенцией у герцога, чтобы испросить его покровительства в масонстве. «Герцог Брауншвейгский снабдил меня очень важным понятием об этом ордене, наделив многими рекомендательными письмами к разным его членам, рассеянным частью по Франции, частью по Италии, объяснив вместе с тем, что наиуспешнее в деле этого общества я могу преуспеть в Лионе — месте, которое было главным его центром и куда я был также рекомендован», — вспоминал он. В Лионе Зиновьев подружился с Виллермозом и познакомился с Сен-Мартеном, вместе с которым ехал из Лиона в Париж. В 1787 году Сен-Мартен приезжал в Англию, где тогда был Зиновьев, и виделся с русским посланником графом С. Р. Воронцовым.

Лица из близкого окружения русского цесаревича ревностно чтили учение Сен-Мартена и Сведенборга. В 1776 году Павел Петрович сочетался вторым браком с вюртембергской принцессой, принявшей в православии имя Марии Федоровны. Павловск, возникший в 1777 году, копировал ее родной Этюп — владение Вюртембергского дома близ Монбельяра во Франции, где бывал Сен-Мартен. Князь Н. В. Репнин дружил с магнетизером Тиманом, который вращался в среде французских «академиков». В 1788 году в южную Францию отправили со служебным поручением адмирала С. М. Плещеева, который должен был повидаться с Виллермозом в Лионе, Сен-Мартеном и Тиманом в Страсбурге. Из этого путешествия Плещеев привез увлечение авиньонским мистическим Обществом народа Божьего или Обществом нового Израиля, которое пришло на смену Академии истинных масонов. Новое общество было якобы «учреждено не человеками, а самим Богом, благово-лившим открыть изволения и планы свои о нынешних последних временах людям, наименее ожидавшим тех милостей и даров, коими беспредельное милосердие его облагодатствовало их». «Корреспонденция с небом» состояла в «слове или голосе ясном и внятном, как внутреннем, так и наружном, и в видениях и откровениях пророческих». Впрочем, особого развития в России эта секта не получила.

Шведское масонство

На основании «системы строгого послушания» в том виде, в каком она практиковалась в Северной Европе, сложилась шведская система, распространившаяся в Скандинавии и частично в Германии. Она была создана в 1759 году Карлом Фридрихом Эклеффом и включала десять степеней, разделенных на три группы: три «иоанновские» (ученик, подмастерье, мастер-каменщик), две «андреевские» (шотландский ученик, или избранный, и шотландский мастер) и пять рыцарских, или степеней капитула (рыцарь Востока и Иерусалима, рыцарь ключа, просветленный браг, высший просветленный брат, или брат белой ленты; брат розового креста, или брат фиолетовой ленты). От «иоанновского» масонства «шведская система» унаследовала идею «золотого века Астреи»[14]; легенда о тамплиерах придала ее ритуалам внешний блеск, красоту и пышность, а также привнесла идею о беспощадной борьбе с врагами христианства; от розенкрейцерства были заимствованы таинственность и мистический настрой. В целом же эта система носила авторитарный характер: братья-рыцари должны были быть лично преданы своему начальству, а младшие ложи беспрекословно подчинялись старшим (старшинство определялось по времени основания).

Ее разновидностью стала шведско-берлинская система доктора Циннендорфа — система «слабого наблюдения». В отличие от «строгого наблюдения», она не придавала чрезмерного значения внешнему блеску высших градусов, зато, не в пример новоанглийской, вводила в своих ложах строгую моральную дисциплину. Никаких секретных познаний она не сообщала, сосредоточившись на моральных упражнениях; подняться выше четвертого или пятого градуса в ней было невозможно.

Приверженцем этой системы был барон П. Б. Рей-хель (1729?—1791), бывший гофмейстер принца Брауншвейгского, поступивший на русскую службу 1 июня 1770 года. 12 марта следующего года Рейхель открыл в Петербурге ложу Аполлона, которая немедленно выразила в особом письме свою зависимость от берлинской Великой ложи Циннендорфа. Мастером сделался сам Рейхель, среди членов-основателей был только один русский — генерал С. К Нарышкин. Однако берлинская ложа заключила договор с английской, — обязавшись не открывать лож вне Германии и получив взамен обещание англичан не вмешиваться в германские дела. В октябре того же года сам доктор Циннендорф написал И. П. Елагину, который еще не был назначен из Англии провинциальным великим мастером, препоручая его покровительству «брата» Рейхеля. Но «елагинские» ложи не пошли на компромисс: они пытались отгородиться от новых соседей и требовали письменного отречения от Рейхеля у масонов, желавших в них поступить.

И вдруг прошел слух, что «рейхелевское» масонство — истинное. Новая ложа Латоны в Петербурге получила при своем основании акты трех степеней. «Между сими актами и прежними английскими усмотрели мы великую разность, — показывал впоследствии масон Н. И. Новиков, — ибо тут было всё обращено на нравственность и самопознание, говоренные же речи и изъяснения произвели великое уважение и привязанность». Начались переходы от Елагина к Рейхелю поодиночке и целыми ложами. «Новоанглийская» ложа Астреи прекратила существование 22 марта 1776 года: почти все ее члены перешли к Рейхелю. Елагин был вынужден пойти на союз. В объединенную Великую ложу вошли 18 лож; вне ее осталась только ложа Аполлона под руководством Георга Розенберга — беспринципного дельца, называвшего себя последователем Рейхеля.

В 1777 году князья А. Б. Куракин и Г. П. Гагарин, направленные в Швецию с дипломатической миссией, были посвящены в Стокгольме в высшие степени. Георг Розенберг это приветствовал. Он вступил в переписку с братом барона Пфейса, члена ложи Аполлона, а брат самого Розенберга Вильгельм был секретарем при посольстве Куракина. Летом в Петербург приехал шведский король іустав III с патентом; в его честь в ложе Аполлона устроили торжества.

Но русские никак не могли решить вопрос о том, кто возглавит «шведский» орден в России. Брат шведского короля Карл, герцог Зюдерманландский (будущий король Карл XIII), руководивший орденом, хотел, чтобы вся система русского масонства перешла под его начало, за то же ратовал Куракин, Розенберг же хотел играть большую роль. Елагин пребывал в нерешительности и после долгих колебаний отказался от гроссмейстер-ства, поскольку Екатерина II подозревала в масонстве заговор с целью воцарения цесаревича.

Братья Розенберги, получившие за привезенные Вильгельмом шведские акты 1400 рублей, вызвали негодование «елагинских» масонов, которые не усмотрели в этих актах ничего нового по сравнению с действовавшими в «рейхелевских» ложах. Русский просветитель Н. И. Новиков спросил Рейхеля, как отличить истинное масонство от ложного. Тот ответил: «Всякое масонство, имеющее политические виды, есть ложное». После этого Новиков стал еще осторожнее относиться к шведскому рыцарству.

Стокгольмская ложа решила обойтись без Елагина и создать свою организацию. В 1778 году было заключено основное условие между шведским и русским капитулами, префектом последнего поставили князя Г. П. Гагарина. 22 декабря в Петербурге была открыта первая ложа «шведской системы» — ложа Феникса. Открывая ее, Гагарин заявил, что «всё прежнее — тьма, а новое, ныне вводимое — истинный свет». Опасения российской императрицы подтверждались: в той же речи Гагарин вспомнил о защите Стюартов английскими масонами. «Братья наши во многих случаях доказали, сколь они верны своим государям: в Англии, например, во время бывших замешательств, не были они никогда против, но за короля». Эту внешне лояльную фразу надо воспринимать в строго определенном контексте: законным монархом, помазанником Божьим считался Павел, и масонская организация должна была составить охрану своего государя-цесаревича, защищая его от придворных интриг.

Всеми русскими ложами управляла на основании особых «законов» петербургская Великая национальная ложа, торжественно открытая 25 мая 1779 года, под председательством Гагарина. Над явной и видимой наружной Великой национальной ложей стояло высшее тайное правление — капитул, который распоряжался ее работой и о котором рядовые братья ничего не должны были знать. Он находился в полной зависимости от Швеции — именно это и насторожило императрицу. В 1779 году петербургский полицмейстер Лопухин по приказанию начальства два раза побывал в «гагаринских» ложах «для узнания и донесения ее величеству о переписке с герцогом Зюдерманландским». Екатерина «почла весьма непристойным столь тесный союз подданных своих с принцем крови шведской». Как раз в это время императрица разорвала дружбу с Пруссией и хотела войти в тесное соглашение с Австрией, чтобы обеспечить свои черноморские проекты. Связи масонов с Пруссией и Швецией противоречили ее внешней политике. В 1780 году Гагарина отправили на службу в Москву. Труды Великой национальной ложи были прекращены, но тайные действия капитула продолжались: он распался на петербургское и московское отделения. В Москве «шведское» масонство сосредоточилось вокруг ложи Сфинкса, в Петербурге — вокруг ложи Пеликана, но последняя была вынуждена примкнуть к «елагинскому» союзу.

В период расцвета «шведской системы», в 1780 году, к ней в России принадлежали 17 лож — в Москве, Петербурге, Ревеле, Кронштадте, Казани, Перми. Обрядность была такой же пышной, как и в «елагинских» ложах, однако в «шведских» ложах отмечалась более напряженная умственная работа, чем в «новоанглийских», их члены во время собраний произносили речи на морально-философские темы.

Как уже упоминалось, 16 июля 1782 года собрался Вильгельмсбадский конвент под председательством герцога Фердинанда Брауншвейгского. На съезде присутствовали представители Франции, Верхней и Нижней Германии, Австрии и Италии, а также России; шведы его проигнорировали. Конвент должен был дать окончательный ответ на вопрос о родстве масонства с тамплиерами, и этот ответ был отрицательным. Храмовни-чество было заменено «благотворным рыцарством» Виллермоза; герцог Брауншвейгский сделался теперь генеральным мастером благотворных рыцарей. Решением конвента Россия была признана восьмой провинцией масонского ордена «во внимание к ее обширному пространству и к большому числу лож, ревностно в ней работавших».

Швеция вышла из-под власти герцога Брауншвейгского, не согласившись отречься от прежнего понимания тамплиерства. На случай раскаяния шведов для них приберегли вакантную девятую провинцию.

Орден Злато-розового креста

Пока некоторые русские масоны добивались для себя высших степеней в Швеции, Н. И. Новиков встретился с князем П. И. Репниным. Тот рассказал, что искал в разных государствах истинное масонство, не жалея денег, старался достать всевозможные градусы, но всегда находил ложное, пока не познакомился с одним человеком, который открыл ему, что истинное масонство скрывается у розенкрейцеров. Их учение просто и клонится к познанию натуры и себя. Однако их весьма трудно найти, а тем более примкнуть к ним. Правда, обществ, называющих себя этим именем, очень много и трудно найти истинных розенкрейцеров среди ложных.

В 1776 году два члена ложи Трех мечей, Иоганн Рудольф фон Бишофсверден (1714–1803), прусский офицер, ставший военным министром после смерти Фридриха Великого, и бывший пастор Иоганн Христофор Вёльнер (1732–1800) на базе берлинской ложи Трех глобусов учредили новый масонский розенкрейцерский орден — Злато-розового креста древней системы. В ордене было девять степеней посвящения: юниоры, теоретики, практики, философы, миноры, майоры, адепты, магистры и маги. Поднимаясь со ступени на ступень, члены ордена как бы совершали обратное восхождение по лестнице истории, последовательно изучая труды алхимиков сначала XVII, а потом XVI века и придерживаясь практического подхода к делу. Основателем ордена считался Ормузд — египтянин, окрещенный святым Марком. Однако орден Злато-розового креста сильно отличался от розенкрейцерства предыдущего столетия, проникнутого мистицизмом и ставившего своей целью проведение великой интеллектуальной и религиозной реформы для процветания человечества.

В новом ордене алхимия смешивалась с масонством, степень рыцаря Розы и креста стала считаться самой высшей, тогда как в масонстве французской системы 1786 года она была седьмой, в системе Древнего и принятого шотландского устава — восемнадцатой.

К 1779 году в Германии существовало уже 26 отделений ордена, насчитывавших две сотни членов. Два его основателя с помощью различных мистификаций с налетом оккультизма смогли заручиться благосклонностью влиятельных людей в высших политических сферах.

В 1781–1782 годах московский масон, обрусевший немец Г. И. Шварц совершил поездку за границу в поисках «истинного масонства». Он завязал отношения с герцогом Брауншвейгским, а также с берлинскими розенкрейцерами Вёльнером и Теденом. Вёльнер, ставший министром нового прусского короля Фридриха Вильгельма, был темный политический делец, «лживый поп», по определению Фридриха Великого, но умел выставить себя великим мистиком, что и заслонило всё остальное в глазах русских, с которыми он прежде был связан по системе «строгого послушания». Шварц привез акты «благотворных рыцарей» от герцога и теоретического градуса от Тедена. Второй путь выглядел для его единомышленников привлекательнее. «Герцогу мы присяги не делали, да и связи с ним не уважали, а держались связи Вёльнеровской, считая ее полезною и удаленною от политических видов», — сообщил позже на допросе И. П. Тургенев, один из московских розенкрейцеров и глава масонской ложи Златого венца в Симбирске.

Шварц обязался ежегодно сообщать Тедену список вступивших в орден, чтобы их внесли в цепь «теоретических братьев». За каждого принятого «брата» он должен был переводить векселями по одному червонцу в пользу немецкой кассы для бедных. Каждый «брат» платил перед принятием семь талеров, из которых четыре оставались в распоряжении Шварца для приобретения необходимого оборудования.

В ноябре 1783 года Вёльнерова ложа Трех глобусов в Берлине сообщила всем дружественным ложам о своем намерении объявить себя совершенно свободной от всякой масонской зависимости, предложив всем масонским ложам внутри и вне Германии, какой бы системы они ни придерживались, «масонское дружество и сердце искреннее, прося их о равномерном воздаянии». Это письмо, полученное московской ложей Трех знамен в начале 1784 года, определило окончательный поворот ее от «благородного рыцарства» к розенкрейцерству.

Московские масоны образовали временную организацию, представлявшую собой союз четырех материнских лож — Трех знамен (П. А. Татищева), Озириса (Н. Н. Трубецкого), Латоны (Н. И. Новикова) и Сфинкса (Г. П. Гагарина). «В теоретическую степень чтобы войти, нет нужды быть рыцарем, но входят прямо из екоссов[15]», — писал Трубецкой одному из «братьев». В 1784 году четверной союз заменила единая провинциальная ложа, великим мастером которой стал князь Ю. В. Долгорукий.

Теоретический градус был тайным высшим центром наподобие Директории шведского капитула. Его задача заключалась в подготовке искателей мудрости к высшим степеням ордена Злато-розового креста.

Первая степень рыцарства Злато-розового креста(юниорат) должна была идти за четвертым градусом обыкновенного масонства (шотландских мастеров), однако ее часто опускали вовсе. Второй степенью был теоретический градус, посвященный в него становился розенкрейцером. Дальше, как уже говорилось, шли еще семь степеней.

Шварц продвинулся по этой лестнице дальше всех русских братьев, дойдя в Берлине от шестой до восьмой степени (магистра). А. М. Кутузов (друг А. Н. Радищева и Н. М. Карамзина, переводчик Юнга и Клопштока) дошел до степени практика; Тургенев был принят в степень философа; Новиков и Трубецкой достигли более высоких градусов.

Розенкрейцеров высших степеней в России было всего чуть более двадцати. Оригинальной масонской степенью розенкрейцерства стал градус духовного рыцаря, придуманный Лопухиным около 1791 года и присваивавшийся «братьям» после теоретической степени. Таким образом, немецкое масонство воспринималось русскими не как догма, а как руководство к действию.

Согласно орденской доктрине, цель алхимии — даровать народам совершеннейшее правление, а человечеству возвратить древо жизни. Давая господство над натурой, то есть и над людьми, алхимия дает «церкви» своих адептов силу управлять прочими людьми, владеть всем государством.

Высшие начальники ордена — «маги» — оставались неизвестными для других «братьев», само их местопребывание было скрыто. Считалось, что «маг» знает сокровенные законы природы, недоступные простым смертным, имеет силу и право вызывать свет из мрака, очищать тела от их твердой оболочки, располагать стихиями и производить из них то, что ему угодно. Благодаря алхимическому составу Урим[16] начальникам ордена «видимо бывает всё, что братья делают на земле», и если кто-либо из них «ведет жизнь развратную», то подвергается наказанию — в душу его «вливают гнев Божий».

Вслед за святым Бернардом директор (так теперь называли мастера) орловской ложи Захар Карнеев внушал своим подопечным мысль о семи степенях повиновения: повиноваться без противоборства и охотно, повиноваться без всякого объяснения и просто, повиноваться с радостью и без досады, повиноваться не откладывая и спешно, повиноваться без всякого страха и мужественно, повиноваться без благоугождения самому себе и смиренно, повиноваться непрестанно и постоянно, считая повиновение высшей из добродетелей.

Каждую четверть года подчиненные должны были доставлять начальникам подробные отчеты о своей жизни, даже о скрытых движениях души. Так, Новиков доставил три квартальных отчета о себе барону Шрёдеру, обещая с покорностью исполнять волю высокославных начальников. «Спаситель наш в божественном слове своем изъясняет нам, что больше сей любви нет, да кто положит душу свою за други своя… но коль чужд еще я сей божественной любви! Часто еще, весьма часто и рано встать, и поздно лечь, и в слякоть пойти для друга своего не хочется. С пролитием слез пишу я сии строки… Сколь сладостно, радостно и восхитительно ощущение смирения, за которым следует любовь», — писал он. Открываясь во всем Шрёдеру, Новиков требовал такого же отчета от подчиненных ему «братьев». Об открытом ему одним членом ложи он мог рассказать в назидание другим. Все «братья» должны были сохранять письма, полученные от других «братьев» за квартал, а также иные документы, касающиеся ордена, и предъявлять их директору на ежеквартальной конвенции. То, что не заслуживало тайного хранения, сжигали на глазах у всех членов ложи.

Алексей Михайлович Кутузов (1749–1797) был делегатом московских розенкрейцеров в Берлине, который должен был держать их в курсе новостей алхимической науки. Он выехал в Пруссию весной 1787 года, но как раз тогда работы ордена в Германии приостановились «из-за пронырства иллюминатов».

«Иллюминаты, во многих странах Европы рассеявшиеся, — писал Вёльнер, — суть весьма вредоносная секта, враждующая на царство Иисусово и на истинный орден».

Однако орден иллюминатов, возникший в один год с розенкрейцерским, был разрушен эдиктами баварского курфюрста Карла Теодора еще в 1784 году, так что истинная причина крылась в другом. После кончины прусского короля Фридриха II (1786) трон перешел к его племяннику Фридриху Вильгельму II, который сам принадлежал к ордену розенкрейцеров. Вёльнер и Би-шофсверден стали прусскими министрами. Раз власть, которой они добивались с помощью ордена, уже была у них в руках, стоило ли дальше играть в алхимию? Чтобы не обратить прежних друзей во врагов, они не отреклись от ордена, но приостановили его работу под предлогом борьбы с иллюминатами, заодно причислив к ним опасных для себя лиц и тем самым набросив на них тень подозрения.

А в 1792 году Екатерина II разгромила розенкрейцерское братство в Москве, руководствуясь теми же политическими подозрениями, что и в случае с мерами против шведского масонства. Действия императрицы в данном случае находили полное одобрение в среде петербургских масонов «елагинской системы»: рядовые масоны были оскорблены замкнутостью ордена Златорозового креста.

Баварские иллюминаты

Орден баварских иллюминатов был создан 1 мая 1776 года бывшим иезуитом Адамом Вейсгауптом (1748–1830), профессором естественного и канонического права в университете Ингольштадта. Дата была выбрана не случайно: в Вальпургиеву ночь на 1 мая ведьмы устраивают шабаш на Лысой горе, а Вейсгаупт, порвавший с христианством, по слухам, занимался магическими ритуалами и якобы ставил своей главной целью передать мир во власть Люцифера. Впрочем, это толкование родилось несколько позже, а современники признавали, что изначально орден иллюминатов, то есть «просветленных», полагал своей целью разоблачить предрассудки, просветить людей и сделать их счастливыми, внедряя повсюду здравый смысл и улучшая положение человечества. Правителей, какими бы замечательными человеческими качествами они ни обладали, в это общество не принимали: руководить народными массами могут только иллюминаты — просвещенные люди, на которых снизошло «озарение». Они клялись помешать государям совершать преступления или ошибки, уничтожить деспотизм, церковную юрисдикцию, способствовать свободе печати. Однако они ожидали увидеть плоды своей деятельности слишком скоро — распространенная ошибка революционеров любого толка.

Любовь к внешним эффектам, свойственная XVIII веку, просто поразительна для современного человека. Любое дело надо было окружить массой обрядов и условностей. Так, баварские иллюминаты должны были сменить свои имена на классические античные. Вейс-гаупт стал Спартаком, фон Цвак — Катоном, маркиз де Констанца — Диомедом, Массенгаузен — Аяксом, барон Меггенхофен — Суллой и т. д. Аналогичным образом были заменены все географические названия. Иллюминаты подвергли преобразованию даже календарные месяцы: январь стали называть димех, февраль — бен-мех и так далее, предвосхитив в этом смысле преобразования Великой французской революции.

Орден был организован по принципу пирамиды и поначалу не имел ничего общего с масонством, к которому Вейсгаупт выказывал даже некоторое презрение. Сам он носил титул генерала, как это принято у иезуитов, и руководил Высшим советом из своих ближних сторонников, который называл ареопагом. Только руководству ордена были известны его тайны и цели. Новобранцы («новиции») должны были выдержать двухлетний испытательный срок, прежде чем пройти посвящение в степень «минервала» (обряд инициации тоже был навеян Античностью). Адептам внушали, что цель ордена состоит в том, чтобы превратить человечество в единое целое под руководством «высших неизвестных». Повиновения руководству требовали под страхом смерти.

Однако в феврале 1777 года Вейсгаупт был посвящен в масонство в Мюнхене в ложе Осторожности, хотя она и придерживалась совсем других мистических концепций, и вступил вместе с двумя другими членами ареопага в ложу Теодора доброго намерения. Вероятно, их целью было проникнуть в стан врага, чтобы потом его сокрушить. Вышло всё по-другому: в 1780-м к ним примкнул барон Адольф фон Книгге, масон с 1773 года, который реорганизовал сам орден иллюминатов, разделив его на три класса:

1. Питомник (подготовительная тетрадь, новициат, минервал, младший иллюминат).

2. Франкмасонство (ученик, подмастерье, мастер, старший иллюминат или шотландский новиций, руководящий иллюминат или шотландский рыцарь).

3. Таинства (малые таинства — жрец, малые таинства — регент или принц, великие таинства — маг, великие таинства — царь).

Книгге придал ордену менее антиклерикальное философское направление в духе Руссо, основанное на идеале аскезы и возвращения человека к естественному состоянию. Согласно новому учению, чтобы восстановить природное равенство между людьми, требовалось уничтожить всякое гражданское общество и частную собственность.

Если раньше в орден принимали только жителей Баварии и число членов не превышало нескольких десятков, теперь это ограничение было снято. Общество невероятно разрослось и не избежало обычного следствия массовости: в его ряды проникли злонамеренные люди. Рассеявшиеся иллюминаты основали множество сект, соперничавших между собой, занимавшихся мистикой и каббалистикой.

Орден достиг своего апогея в 1782 году, когда была организована провинциальная Великая ложа. К тому времени он охватил своим влиянием всю Рейнскую область, Австрию и Швейцарию. В 1783 году в орден вступил Иоганн Вольфганг Гёте, приняв имя Абариса (прорицателя и жреца Аполлона из мифологической Гипербореи, который обходился без пищи и летал на волшебной стреле, подаренной ему Аполлоном).

Однако между Вейсгауптом и Книгге разразился конфликт: первый обвинил второго в «религиозном фанатизме», а тот в отместку опубликовал памфлет, обличающий антиклерикализм своего оппонента и большинства руководителей ордена.

По настоянию католического духовенства баварский курфюрст принял строгие меры против масонов и 22 июня 1784 года запретил орден иллюминатов. Вейсгаупту пришлось оставить кафедру и переехать в Регенсбург, а оттуда в Готу, под покровительство герцога Эрнста II Саксен-Гота-Альтенбургского (1745–1804), сочувствовавшего его идеям.

В 1786 году одного из членов ордена убило молнией неподалеку от Регенсбурга. Полиция обнаружила при нем компрометирующие бумаги, позволившие арестовать руководящую верхушку ордена и опубликовать документы, в которых говорилось о его целях. Подвергаясь преследованиям наряду с уголовными преступниками, баварские иллюминаты постепенно исчезли с юга Германии, только в Саксонии еще оставалось несколько «очагов сопротивления».

Фактическое руководство почти уничтоженным орденом взял на себя журналист Иоганн Боде, издатель произведений Гёте. В 1787 году он отправился в Страсбург, а оттуда в Париж, на встречу с членами ордена филалетов. Некоторые из них составили ядро тайного ордена филадельфов, наследников иллюминатов.

«Складывается впечатление, что масонство повсюду более или менее заражено неким современным изобретением, — писал валлонский негоциант Франсуа Жозеф Эмманюэль Баро из Триеста. — В Германии и в особенности в Вене ширится влияние иллюминатов, во Франции — мартинизма, в Англии — сведенборгизма и теософизма».

Сам Баро состоял в ложе Гармонии и всемирного согласия, предававшейся месмеризму.

Калиостро и «египетское» масонство

В 1782 году Жан Батист Виллермоз написал, что существуют три типа масонов-алхимиков: те, кто считает, что целью масонства является создание философского камня; те, кто ищет панацею; те, кто ищет искусства великого делания, благодаря которому человек может обрести мудрость и навыки раннего христианства. Себя он относил к последним.

Однако панацея, особенно без всякого делания вообще, привлекала гораздо больше поклонников — и «видевших свет», и остававшихся во тьме невежества. Спрос рождает предложение: нашлось немало людей, готовых открыть ищущим секрет панацеи — за определенные финансовые вложения. Один из них мог бы остаться в истории как обычный шарлатан, если бы не создал собственную масонскую систему.

Джузеппе Бальзамо родился в 1743 году в Палермо, хотя впоследствии утверждал, что появился на свет на Мальте и был плодом любви Великого магистра Мальтийского ордена Пинто и турецкой принцессы, плененной корсарами. Младенца якобы вернули туркам и доверили его воспитание аравийским магам. На самом деле его отец был торговцем из приморского квартала Кальса, основанного арабами. После смерти отца мальчика отдали в городскую семинарию Святого Рока, а оттуда послушником в монастырь, где его обучили азам фармакологии и химии.

Бальзамо вступил в монашеский орден братьев милосердия, стал санитаром, потом лекарем. В Риме он заключил удачный брак и благодаря приданому юной Лоренцы Серафины Феличиани смог совершить путешествие по Европе и на Восток На Мальте в 1766–1768 годах он прошел посвящение у розенкрейцеров. Страны, которые он посетил, ему приходилось спешно покидать из-за совершённых там махинаций, поэтому Бальзамо часто менял имена, представляясь как граф д’Ара, маркиз Пеллегрини или князь ди Санта-Кроче. Под этим последним именем он и был принят в ложу Надежды. А десять лет спустя он основал первую масонскую ложу египетской системы.

Свою карьеру он начал в Лондоне в 1777 году, назвавшись графом Алессандро Калиостро и объявив себя целителем и магом. Говорили, что Калиостро легко вызывает души умерших, превращает свинец в золото, читает мысли. Калиостро стал распространять в обществе удивительные и невероятные слухи о себе: рассказывал о том, как побывал внутри египетских пирамид и встретился с тысячелетними бессмертными мудрецами, хранителями тайн Гермеса Трисмегиста[17]. Проникнув в масонские круги, он отрекомендовался Великим коптом, адептом древней египетской системы, посвященным в мистические тайны древних египтян и халдеев. Его жена Лоренца стала называть себя Серафиной, царицей Савской.

Получая громадные денежные средства из масонских лож, он стал вести в Лондоне роскошную жизнь и усердно занимался благотворительностью. Люди, не знавшие источников его дохода, верили, что он владеет философским камнем.

Калиостро напускал на себя загадочный вид, говорил на трех-четырех европейских языках (на всех — с акцентом), щеголял перстями с крупными камнями, которые называл «безделицами», намекая на то, что вырастил их сам. Однако дар предвидения его подвел: он не сумел, как обещал, назвать выигрышные номера в лотерее, и обманутые лондонцы стали преследовать мага.

Объездив Северную Италию и Германию, он явился в 1779 году в курляндскую Митаву и получил радушный прием в семье алхимиков Медемов. Он лечил больных, вызывал духов и, наконец, стал преподавать магические науки и демонологию. В следующем году Калиостро под именем графа Феникса прибыл в Санкт-Петербург, где близко сошелся с князем Г. А. Потемкиным. В петербургских масонских ложах все были поглощены оккультизмом. И. П. Елагин торжественно принимал графа Калиостро в своем доме; публика валом валила на его опыты, где он вызывал духов, тени умерших, обучал алхимии. Калиостро представился полковником испанской службы, однако испанский посол заявил через газеты, что никакой полковник с таким именем на службе его государя не значится. Затем разразился другой скандал, когда на поиски Калиостро явились представители его кредиторов. Граф бежал из Петербурга; на сцене эрмитажного театра была поставлена комедия «Обманщик», сочиненная лично императрицей Екатериной II, а газеты еще долго едко высмеивали масонов.

Через Варшаву, где Калиостро принимали при дворе Станислава Понятовского, и Страсбург, где он обаял кардинала де Рогана — невежественного человека, которому он поставлял «чудодейственные» лекарства, — он приехал в Париж. Калиостро утверждал, что является учеником графа Сен-Жермена и знает секрет эликсира молодости. Для опытов по получению философского камня он оборудовал две алхимические лаборатории: одну в замке Саверн в Эльзасе, а другую — в парижском особняке Роганов. Он пошел дальше Сен-Жермена: уверял, что живет на свете уже несколько тысяч лет, лично знал Христа и обучился тайному знанию у жрецов египетской богини Изиды. Он лечил бедных бесплатно и давал им милостыню. На жизнь же он зарабатывал, леча богатых — как правило, от мнимых и неизлечимых болезней. У дверей его дома выстраивались очереди из карет. На его сеансах гадания по хрустальному шару было не протолкнуться, его рецепты отрывали с руками. Он устраивал сеансы лечения, носившие характер посвящения, прописывал больным ванны с «экстрактом Сатурна», настои и капли. По уверениям Казановы, Калиостро обладал гипнотическим взглядом; возможно, его «чудесные исцеления» были следствием внушения.

Нельзя утверждать, что все французы поголовно были столь же легковерны, как кардинал де Роган. Его родственница госпожа де Креки писала в мемуарах:

«Приемы преобразования металлов, используемые Калиостро, восходили к школе Парацельса и Борри, а они вполне известны. Его жизненный эликсир, состав которого я просила установить химика по имени Лавуазье[18], представлял собой всего-навсего смесь отдушек и питьевого золота, так же как и эликсир долголетия Никола Фламеля и Сен-Жермена. Его каббалистика основывалась на еврейском календаре, называемом самаритянским. Его практика вызывания духов была коптской — такой, как указано в аморрейской книге; наконец, его манера толковать сны была столь же беспорядочной, как и у Лукаччио Борродины. Таким образом, Калиостро ничего не привнес в магическое искусство, даже ничего не добавил к шарлатанству, разве что свое звание Великого копта, которое, как говорили, наделяло его властью передавать дар пророчества посредством гидромантии. Невинную девушку ставили перед хрустальным сосудом, наполненным чистой водой, и через наложение рук Великого копта она приобретала способность общаться с духами срединного мира и видела в воде всё, что могло интересовать ту особу, ради которой было задумано откровение».

Такие сеансы пользовались большим успехом.

Дом, где жил Калиостро, до сих пор сохранился в Париже, на улице Сен-Клод; поклонники основателя египетской системы по-прежнему приходят туда, чтобы благоговейно прикоснуться к перилам лестницы.

В октябре 1784 года Калиостро прибыл в Лион. В декабре он основал там «навечно» ложу Торжествующей мудрости по системе «высшего египетского масонства» — материнскую ложу «для всего Востока и всего Запада». Офицеры ложи назначались пожизненно, сам Калиостро именовал себя Великим коптом, основателем и Великим магистром высшего египетского масонства во всем мире. Догмы «египетского масонства» сводились к пяти пунктам: Слава, Благотворительность, Союз, Мудрость, Процветание. Обряды инициации должны были позволить масону стать «морально совершенным» и «физически совершенным». Ритуальная практика Калиостро основывалась на стремлении к бессмертию.

На международном конвенте, созванном орденом филалетов в 1784 году, каждый должен был обосновать, какой масонский орден способен привести своих адептов к мудрости. Калиостро сказал: «Не ищите, господа, символического выражения божественной идеи: оно было создано шестьдесят веков тому назад египетскими магами. Гёрмес-Тот установил два ее выражения. Первое — роза, потому что этот цветок имеет сферическую форму, совершенный символ единства, и потому что источаемый им аромат — откровение жизни. Эта роза стоит в центре креста — фигуры, выражающей точку соприкосновения вершин двух прямых углов, линии которых могут быть продолжены до бесконечности как в высоту, так и в ширину и в глубину. Материя этого символа — золото, означающее свет и чистоту; мудрый Гермес назвал ее розенкрейцем, то есть сферой бесконечности».

Далеко не все «братья» подпали под обаяние Калиостро и поверили ему. Гёте, состоявший тогда в рыцарской ложе системы «строгого послушания», лично провел расследование и установил, что Калиостро — мистификатор. Мнимый граф избрал наступательную тактику, «усовестив» филалетов в конце апреля 1785 года: «Почему на ваших устах ложь, а в сердце сомнение? Один Бог может рассудить вас и меня. Вы говорите, что ищите Истину? Я давал ее вам, и вы ее презрели. Раз вы предпочитаете стопку книг и ребяческих сочинений счастью, которое я вам уготовил и которое вы должны были разделить с избранными, раз вы не верите обещаниям Великого Господа и его посланника на земле, я предоставляю вас самим себе: моя миссия вашего просвещения закончена».

В том же году авантюрист оказался замешан в «дело с ожерельем королевы» — мистификацию, жертвой которой стал кардинал де Роган, пострадала также репутация Марии Антуанетты. Калиостро посадили в Бастилию, но его защищал блестящий адвокат Жан Шарль Тилорье, поэтому его всего лишь изгнали из Франции. Выйдя из тюрьмы, он был встречен рукоплещущей толпой. Он уехал в Англию, потом в Швейцарию и вернулся в Италию, где неприкаянно скитался. 2 декабря 1789 года его арестовала инквизиция как масона: Бальзамо пытался учредить ложу в Риме, верно, забыв, что в папских землях масоны подвергались преследованиям. Распоряжение об аресте отдал папа Пий VI. После сорока семи допросов и фальсифицированного процесса Калиостро приговорили к смерти как еретика, заменив, впрочем, казнь пожизненным заключением, а его масонские знаки сожгли на площади Минервы в Риме.

Остаток жизни он провел в каменном мешке форта Сан-Лео, понемногу сошел с ума и умер 26 августа 1795 года.

Правители-масоны

Мы уже неоднократно упоминали о том, что «увидеть свет», то есть стать масоном, стремились и особы королевской крови. Правда, как правило, речь шла о наследниках престола, находившихся не в ладах со своими родителями. После воцарения в Англии ганноверской династии король традиционно конфликтовал со своим сыном; принц Уэльский проходил посвящение в масонской ложе — возможно, с целью навербовать себе сторонников. Потом история повторялась. Во Франции во главе ложи Великого Востока встал герцог Орлеанский, который спал и видел себя на французском троне. «Русский Гамлет» Павел Петрович окружил себя масонами, которые должны были, в случае чего, предотвратить его заточение в Шлиссельбург, а его мать Екатерина всю жизнь боялась очередного дворцового переворота, устроенного масонами, который вернул бы Павлу узурпированный ею трон. В Пруссии кронпринц Фридрих даже бежал из страны от деспота-отца в демократичную Англию (этот побег стоил жизни его лучшему другу). Он прошел посвящение за два года до того, как стал королем, и — редкий случай — попытался стать масоном на троне. Век Просвещения породил концепцию «просвещенного правителя», однако оставаться философом, находясь у кормила власти, было проблематично. Фридрих Великий (1712–1786) явился самым ярким образцом «просвещенного абсолютизма»: поэт и музыкант, философ и полководец, «старина Фриц» правил страной единолично (имен его министров никто не знал) и превратил Пруссию в державу, способную с оружием в руках несколько лет противостоять всей Европе.

Фридрих был воспитан на трудах французских философов-гуманистов. В молодости он написал политический трактат «Антимакиавелли», раскритиковав цинизм знаменитого трактата этого итальянца — «Государь». Взойдя на престол, он получил в свое распоряжение обширное поле деятельности, чтобы применить на практике масонские идеалы свободы, равенства и братства. Первым делом король отменил пытки, затем гарантировал имущественные права своих подданных, централизовал судопроизводство и отделил его от исполнительной власти в духе идей Монтескьё.

Одним из знаменательных нововведений была отмена цензуры. Король дал понять своим министрам, что «берлинским газетным писателям должна быть предоставлена неограниченная свобода писать без предварительной цензуры обо всех столичных новостях». Фридрих требовал, чтобы «интересным газетам не чинились препятствия». Умершие цензоры, как правило, не замещались новыми — во время его правления эти должности оставались вакантными.

Религиозная терпимость в Пруссии не знала аналогов в Европе: Фридрих не только велел выстроить католический храм, но и обещал возвести мечети, если в Пруссию приедут жить мусульмане. Евреи тоже не испытывали притеснений.

Берлин превратился в прибежище преследуемых и апостолов истины. Масоны, розенкрейцеры, иллюминаты свободно открывали свои ложи при условии, что они не нарушали общественного порядка.

В конце Семилетней войны некто Розенфельд, слуга маркграфа фон Шведта, объявил себя новым мессией, назвав Христа лжепророком, а прусского короля Сатаной. Он обещал бессмертие своим последователям и собирался править миром с помощью двадцати четырех старейшин. Он убедил своих приверженцев отдать ему семь девственниц, с помощью которых он взломает семь печатей. Одну он сделал «любимой женой», а другие на него работали (пряли шерсть). 29 лет он существовал на пожертвования, пока один из сектантов не донес на него Фридриху. Причем этот простодушный человек не разуверился в мессии, которому отдал трех дочерей, а просто хотел, чтобы король заставил его исполнить свои обещания. Фридрих отдал Розенфельда под суд, и того приговорили к принародному битью кнутом. Но и после этого фанатиков не убавилось, Розенфельд продолжал проповедовать, Фридрих махнул на него рукой и оставил в покое.

Прусский король, говоривший на нескольких европейских языках и прекрасно игравший на флейте (он написал около сотни сонат и четыре симфонии, сочиненные им концерты для флейты до сих пор входят в репертуар исполнителей), проявил себя как покровитель наук и искусств. В 1742 году он учредил Королевскую оперу, а в 1747-м пригласил к себе в Потсдам Иоганна Себастьяна Баха. В 1744 году Фридрих на основе Берлинского научного общества создал Берлинскую академию наук, куда собрал лучших ученых со всей Европы, в 1775-м открыл в Берлине первую публичную библиотеку.

Любой подданный мог написать ему письмо и получал собственноручный ответ. Вместе с тем Фридрих был далек от того, чтобы стремиться облагодетельствовать все народы во имя всеобщего братства: ему достаточно было процветания Пруссии. Даже воевать он старался чужими руками и гордился тем, что в непобедимой прусской армии нет ни одного пруссака. «Хозяйственная, внешняя и военная политика должны способствовать единой цели — консолидации власти государства и увеличению его мощи», — писал он.

Восторженным почитателем прусского короля был голштинский герцог, сделавшийся российским императором, — Петр III (1728–1762). Естественно, он тоже был «вольным каменщиком». Вступив на трон, Петр подарил дом петербургской ложе Постоянства (сам он собирал около себя масонов в Ораниенбауме). Масоном был и его секретарь Дмитрий Волков, автор многих императорских указов, в том числе об отмене Тайной канцелярии.

О масонской деятельности Петра III трудно что-либо сказать, да и императорская корона была для него слишком велика — вот офицерская треуголка пришлась бы впору. Управление страной он передоверил узкому кругу высокопоставленных аристократов; в военной области равнялся на знаменитого «дядю» Фридриха. Процарствовал он недолго и «позволил свергнуть себя с престола, подобно ребенку, которого отправили спать».

Разрушив ораниенбаумскую ложу, переворот 28 июня 1762 года, возведший на российский трон Екатерину II, не означал крушения масонства вообще. Фаворит императрицы и один из главных действующих лиц пере-ворота Григорий Орлов был масоном. Кстати, и один из его предшественников, Сергей Салтыков, тоже состоял в ордене. Вероятно, по этой причине в первое время своего царствования Екатерина относилась к масонству терпимо и даже благожелательно. В 1763 году она затребовала информацию о цели масонских собраний и, по некоторым сведениям, даже объявила себя покровительницей ордена в России и попечительницей ложи в Москве.

Среди масонов было много дипломатов, и Екатерина пользовалась масонством в своей польской политике. В 1778 году в Варшаве была открыта материнская ложа Екатерины к Северной звезде в честь «знаменитой монархини, покровительницы вольного каменщичества в своем государстве» (позднее она стала зваться ложей Станислава Августа к Северной звезде). В ней участвовали сыновья русского посла.

Младшая сестра Фридриха Великого Луиза Ульрика стала королевой Швеции и матерью Густава III (1746–1792) — еще одного просвещенного монарха. Двоюродный брат Екатерины И, начитанный и литературно одаренный іустав тоже был лично знаком со многими французскими философами; говорят, что известие о смерти своего отца, которого он должен был сменить на троне, он получил, находясь на балу в парижской Опере. Но по возвращении он совершил государственный переворот: распустил парламент, провозгласил новую конституцию и стал править страной единолично, опираясь на полутайный кабинет, составленный из своих фаворитов. Реформы начались с борьбы с коррупцией, провозглашения свободы слова (1774) и основания Королевской оперы. Была объявлена и свобода вероисповедания.

Густав III тоже прошел посвящение (1780) и даже был великим мастером франкмасонов своей страны, «наместником Соломона». За четыре года до этого его брат Карл, герцог Зюдерманландский, был избран великим мастером системы «строгого послушания» после смерти Карла фон Хунда. Впоследствии герцог реформировал систему Эклеффа, добавив кое-что и из других источников, в результате чего к началу ХГХ века возникла «шведская система» из одиннадцати степеней. Во главе ордена всегда стояли особы королевской крови.

Короля іустава очень привлекала версия о духовном родстве масонов с тамплиерами. В определенный момент ему пришла даже мысль об официальном возрождении ордена рыцарей Храма, и под этим предлогом он намеревался претендовать на Прибалтику, которой в Средние века владели тамплиеры. Это привело к войне с Россией, которая, по счастью, быстро закончилась миром и даже оборонительным союзом, но шведские аристократы не простили ему конституционного переворота 1789 года, усилившего позиции самодержавия: в 1792 году, опять же на балу, только уже в шведской Королевской опере, Густав был смертельно ранен пистолетным выстрелом в спину. По одной из версий, его убийца Анкастрем был иллюминатом. Герцог Зюдер-манландский, опекун юного короля Густава Адольфа, впоследствии сам восшедший на престол, возглавил национальный масонский орден, а заодно укрепил свою власть, урезав привилегии шведского дворянства. Впоследствии все шведские монархи являлись одновременно и великими мастерами масонского ордена.

Сын Петра III и Екатерины II Павел Петрович (1754–1801) с раннего детства был окружен масонами. Его главным воспитателем был Никита Иванович Панин, 12 лет проведший на дипломатической службе в Дании и Швеции, где завязал связи с масонами, и ставший сторонником конституционной монархии по шведскому образцу. Брат Панина, генерал Петр Иванович, был поместным великим мастером масонского ордена в России, а другие родственники, князья А. Б. Куракин и Н. В. Репнин, тоже состояли в братстве «вольных каменщиков». Куракин был посвящен в орден самим Сен-Мартеном, а позже отправился в Швецию, чтобы приобщиться к высшим степеням масонства. Большим другом Павла был капитан флота С. И. Плещеев, вступивший в масонскую ложу во время пребывания в Италии.

«Отрицательное отношение значительной части масонов к Екатерине и симпатии к Павлу Петровичу выясняются вполне определенно в конце 1770-х годов, — пишет Г. В. Вернадский в исследовании «Русское масонство в царствование Екатерины II». — Возникновение новой шведской системы масонства вызвало острые опасения императрицы. Об этом свидетельствует и комедия «Тайна противонелепого общества», появившаяся в 1780 году, — первая из целой серии, направленной против масонов. Одновременно с литературными мерами были приняты и административные».

Екатерина отправляет сына в путешествие по Европе под именем графа Северного. Но там его связи с масонами продолжаются: в 1782 году Павел присутствовал на собрании масонской ложи в Вене, а мать его жены, герцогиня Вюртембергская, воспринимала каждое слово Сен-Мартена как Святое Писание.

Вернувшись на родину, цесаревич был принят в члены братства И. П. Елагиным; масоны воздавали хвалу графу Панину за то, что он «в храм дружбы сердце царское ввел».

Сделавшись в 1783 году гатчинским помещиком, цесаревич вел себя в полном соответствии с масонскими представлениями о благодетельном государе: ссужал нуждающихся крестьян деньгами и прирезкой земли, заботился о лучшем устройстве полиции и пожарной части, вмешивался в экономическую жизнь, обуздывая ростовщичество. Для гатчинских крестьян и солдат своего войска он устроил просторный госпиталь с отдельными палатами для заразных. В каждую волость определены были фельдшер и повивальная бабка. В Гатчине была открыта бесплатная школа; в мариенбургском сиротском доме солдатские дети обучались рукоделиям, земледелию и садоводству.

Московские розенкрейцеры снабжали Павла теоретической литературой. Так, Н. Трубецкой перевел манифест, обращенный ко всем «владыкам мира сего», — «Новое начертание истинной теологии». Суть его сводилась к следующему: «Власть Божия и власть земная должны слиться в лице святого царя». Встав под знамя Иисуса, просвещенный монарх призван был заняться исправлением нравов «чрез соединенных верующих всякого состояния, которые рассеянными находятся во всех церквах». Это должно было стать «делом любви и согласия, а не гонения и слез».

Согласно «Начертанию», для начала надлежало делать запасы хлеба, дров и других предметов первой необходимости для продажи беднякам по низким ценам, «ограничить скотское черни употребление вина, которым наша земля особливо заражена». Убогие подданные должны быть освобождены от налогов; следует устроить на широкую ногу дома для нищих и странников, больницы и училища для бедных, и тогда в новом царстве верующих постепенно исчезнут всякая нужда и даже наемничество и рабство. Переходной стадией будет общество верующих, уже очищенных Святым Духом. Оно «не будет иметь особенного исповедания веры, ниже какого особенного внешнего богослужения, но каждый из его членов будет для себя веровать Писанию, как он его разумеет, и полную иметь свободу служить Богу по своей совести. Оно будет состоять из одних верующих, никакой необращенный (супруги, чада, господа и слуги) не может быть членом общества. Все другие верующие всех сект будут признаны за братьев». Общество будет рассеяно («находиться во всем мире») и не будет «стремиться к созиданию Вавилонской башни». В этом обществе нужно ввести порядок, который согласовался бы с порядком Небесного Царства: святые — главные надзиратели, облагодатствованные — помощники святых, кающиеся — в распоряжении тех и других. Члены общества будут трудиться в разных департаментах «по способностям их». Верховный департамент должен состоять из наисвятейших, мудрейших, искуснейших и опытнейших. Он руководит делом исправления, назначает надзирателей и членов других департаментов, соблюдает порядок и согласие между братьями.

Екатерина всю жизнь опасалась переворота, который отдал бы корону ее сыну, в то время как она — надо признать, противозаконно по нормам того времени — удерживала ее на своей голове. «Противонелепое общество» показалось ей той политической силой, которая стояла за спиной цесаревича, и она поспешила принять меры. Русско-шведская война 1788–1790 годов и Великая французская революция 1789 года окончательно закрепили отрицательное отношение «русской Минервы» к масонам.

Да и сам Павел резко изменил свое мнение о них после казни французского короля: этого он не мог ни понять, ни простить.

Однако с восшествием его на трон масонство достигло власти — в искаженном виде. Павел попытался стать Святым Царем, сделавшись Великим магистром Мальтийского ордена. Он заложил основы крестьянской реформы, издав указ о трехдневной барщине (1797), и задумал создать военные поселения (их идею подсказал масон М. М. Щербатов).

Во Франции же масонство было в большей степени модой, чем образом мыслей или руководством к действию. Принадлежали ли к ордену христианнейшие короли? На этот счет мнения разнятся. Одни историки утверждают, что Людовик XV прошел посвящение в 1739 году в Королевской ложе малых апартаментов на востоке Версаля, через два года после избрания своего крестника Луи Конде великим мастером ордена. Он терпимо относился к деятельности масонов, и при закладке по королевскому обету церкви Святой Женевьевы в Париже в честь монарха были написаны стихи, недвусмысленно приветствующие в нем «брата».

Двадцатого октября 1745 года была учреждена ложа Королевских палат на востоке двора, которая с 1784 года приняла название ложи Трех объединенных братьев, поскольку в нее вступили три внука Людовика XV — герцог Беррийский, будущий Людовик XVI, граф Прованский, будущий Людовик XVIII, и граф д’Артуа, будущий Карл X. Людовик XVI (1754–1793) отменил пытки и, продолжая начинание деда, окончательно заменил каторгу на гребных галерах работами в порту, занимался благотворительностью. Впрочем, по другим свидетельствам, он заявлял, что состоять в братстве «вольных каменщиков» недостойно человека королевской крови. Его кузен (и будущий палач) Филипп Орлеанский не был столь щепетилен: вопреки желанию своего августейшего родственника герцог стал великим мастером ложи Великого Востока Франции.

Одержимые неизменной любовью к массовости и, вероятно, традиционным преклонением перед монархами, историки масонства тяготеют к тому, чтобы записать в члены братства государей, покровительствовавших некоторым масонам или просто не принимавшим против них репрессивных мер. Так, к ним иногда причисляют австрийского императора Иосифа ІI[19], правление которого называют «просвещенным деспотизмом». Судите сами: Иосиф отменил смертную казнь и пытки, принудительные работы для крестьян и внутренние таможни, сильно ограничил непомерные гонорары, которые запрашивали юристы за свои услуги, поощрял свободу прессы, терпимо относился к сектам и отменил требование ношения евреями особой одежды, ввел институт гражданского брака, распустил нищенствующие монашеские ордена, закрыл 738 монастырей и запретил проведение религиозных обрядов вне храмов. Многие из этих мер согласуются с идеями, проповедуемыми масонами. Но австрийский император не был «вольным каменщиком». Просто он понял, что искоренить масонство уже невозможно, преследовать его бесполезно, а лучший способ нейтрализовать «тайное общество» — руководить его работой. (Великий мастер Великой ложи Австрии князь Карл Дитрихштейн (1720–1808) был личным другом императора.)

В этом плане он предвосхитил позицию, которую позже займет Наполеон. В семействе Бонапартов было несколько посвященных, однако будущий император Франции отнюдь не сочувствовал масонам. И всё же по настоянию «брата» Камбасереса он ознакомился с британским опытом в этой области. Английское франкмасонство плотно срослось с монархией: принц Уэльский руководил Великой объединенной ложей Англии, ее капелланом был архиепископ Кентерберийский. Наполеон понял: тот, кто ест у тебя из рук, за руку не укусит. Разветвленная сеть масонских лож, в которые входили лучшие умы, влиятельные люди, превратилась в своего рода «партию власти». Оказывая ей поддержку, правительство было в курсе всех событий и могло не опасаться заговоров и прочих неприятностей такого рода. Похожая система сложилась и в Америке.

Масоны в Американской революции

Теория «масонского заговора» немногим моложе самого спекулятивного масонства. В Англии боялись новой революции, подразумевая под ней реставрацию Стюартов и католицизма, в католической Италии — еретиков-протестантов, способных помешать этой реставрации, в России — установления конституционной монархии по образцу английской или шведской или свержения императрицы-узурпаторши и воцарения законного наследника. Крушения самого режима, казалось, не предвидел никто. Социальная революция как будто стала неожиданностью для всех действующих лиц. Чтобы найти ей хоть какое-то объяснение, создали новую теорию масонского заговора[20], которую нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть.

В последней четверти XVIII столетия в европейских странах и американских колониях масонские ложи исчислялись десятками, даже сотнями, а «вольные каменщики» — тысячами. В России, где не было парламентской системы, как в Англии или Швеции, масонские объединения играли роль политических партий. В братстве состояли представители политической элиты, дипломаты, высшие офицеры, и очень часто их цели и политические и нравственные убеждения весьма разнились. Поэтому во время любого политического поворота масонов можно было встретить по обе стороны баррикад.

Войну за независимость американских штатов (1775–1783) называли Американской революцией. Оглядываясь назад, второй президент США Джон Адамс писал в 1818 году: «Революция свершилась еще до того, как началась война. Она произошла в умах и сердцах людей… Настоящей Американской революцией была радикальная перемена принципов, мнений, чувств и настроений». Этой перемене в умах, несомненно, способствовала просветительская деятельность масонов.

Североамериканские территории были для Великобритании колонией, из которой полагалось выкачивать деньги, не заботясь об интересах населения. Во время дебатов в английском парламенте по поводу закона о гербовом сборе 1765 года его автор Чарлз Тауншенд назвал колонистов детьми, взращенными, вскормленными и взятыми под свое покровительство британской короной. Защитник колонистов Исаак Барр возразил ему, назвав колонистов сынами свободы и предупредив, что они будут противиться новым налогам, вводимым этим законом. Выражение «сыны свободы», почерпнутое из Библии, имело широкое распространение в масонских кругах. Жители тринадцати американских колоний действительно выступили против новых законов и вознамерились утвердить принцип: область, не представленная в парламенте, не может облагаться налогом. Во главе сопротивления стояла тайная организация «Сыны свободы», в которую входили известные в Америке люди, в том числе масоны Джон Хэнкок и Сэмюел Адамс.

Хэнкок, член бостонской ложи Святого Андрея, являлся также членом городской администрации, депутатом законодательного собрания Массачусетса и богатым коммерсантом. Он был просто обязан сопротивляться закону о гербовом сборе, облагавшему налогом все торговые сделки.

В 1768 году его корвет «Либерти» («Свобода») арестовали, а его самого обвинили в контрабанде. Его защитником на суде выступил Джон Адамс (кузен «брата» Сэмюела Адамса), и дело замяли.

Колонистам-коммерсантам было необходимо знать о том, что еще затевается в метрополии, чтобы вовремя принять контрмеры. Для сбора информации очень пригодились хорошо развитые и разветвленные масонские каналы (богатые американцы-масоны часто наведывались в Англию по делам и общались там с «братьями»). С конца 1760-х годов «Сыны свободы» имели своего тайного представителя в Британии — им стал политик и журналист Джон Уилкс, много сделавший для свободы английской прессы и вступивший в братство в 1769 году. Через пять лет, сделавшись лорд-мэром Лондона, он уже публично выступал в защиту колонистов.

Бенджамин Франклин, являясь помощником министра почты в американских колониях, поддерживал дружеские отношения с британским министром почты сэром Френсисом Дэшвудом, одним из основателей квазимасонского «Общества дилетантов». Дэшвуд также возродил «Клуб адского огня», основанный герцогом Уортоном; его собрания были перенесены в подземный лабиринт под холмом Вест-Вайкомб в полусотне километров от Лондона. В оргиях, проходивших в этих пещерах, принимали участие сам Дэшвуд, Первый лорд Адмиралтейства граф Сандвич, Джон Уилкс, барон Малькомб, вовлеченный в шпионскую сеть королевских спецслужб и собиравший информацию о якобитских организациях, и Бенджамин Франклин.

Британской шпионской сетью руководил лорд Окленд. В 1770 году он стал великим стюардом Великой ложи Англии. Окленд действовал в основном через капитанов торговых судов, курсировавших между Францией и Америкой. Кроме того, у него были свои люди в Париже, и самый ценный из них — доктор Эдвард Банкрофт, выдающийся натуралист и химик, близкий друг Франклина, содействовавший его принятию в Королевское общество. Он стал двойным агентом, заняв должность личного секретаря Франклина, а в 1779 году вступил в парижскую ложу Девяти сестер, когда Франклин был избран ее мастером. Через Банкрофта английское правительство получало сведения не только о действиях колонистов, но и о планах Франции вступить в войну. Однако король не доверял Банкрофту, справедливо подозревая, что тот является агентом колонистов.

Дэшвуд вскрывал почту колонистов и информировал Окленда, но при этом поддерживал личный контакт с Франклином по тайным каналам связи. Это не считалось изменой — просто два друга обменивались сплетнями, слухами. В те времена такое поведение было в порядке вещей.

Шестнадцатого декабря 1773 года состоялось знаменитое «Бостонское чаепитие», организованное «Сынами свободы». Сэмюел Адамс и еще 60 человек, переодетые индейцами из племени могавков (в те времена они наводили ужас на колонистов), поднялись на борт трех кораблей, стоявших в порту Бостона — «Дартмут», «Элеанор» и «Бивер», — и выбросили за борт 45 тонн чая общей стоимостью десять тысяч фунтов стерлингов. Больше ничего не было ни украдено, ни повреждено. Король Георг III пришел в ярость и издал пять репрессивных законов против мятежной колонии, закрыл бостонский порт и потребовал у населения возмещения убытков. Франклин полагал, что стоимость чая надо возместить, и предложил покрыть ущерб из собственных средств. Однако все американские колонии заявили о солидарности с Массачусетсом; часть поселенцев стала готовить бунт против метрополии. 7 марта 1774 года состоялось новое «чаепитие» — на судне «Фортуна».

По призыву Массачусетса 55 делегатов от двенадцати (из тринадцати) колоний провели в сентябре 1774 года Первый Континентальный конгресс в Филадельфии, сформулировав свои претензии к английскому правительству. Депутатом от Бостона был Адамс. Он одним из первых предложил провозгласить независимость. Король отверг требования автономии, объявив колонистов мятежниками, после чего умеренные примкнули к радикалам и стали запасаться оружием.

Отметим попутно, что Ост-Индская компания, пострадавшая от «Бостонского чаепития», очень скоро решила свои финансовые проблемы, начав продавать индийский опиум в Китае.

В мае 1775 года собрался Второй Континентальный конгресс, председателем которого стал Джон Хэнкок. В июне, по предложению Джона Адамса, Конгресс единогласно назначил главнокомандующим американской армией депутата от Виргинии Джорджа Вашингтона. Как военный Вашингтон отличился во время Семилетней войны, хотя один его «подвиг» по-разному воспринимался по разные стороны Ла-Манша: Вашингтон утверждал, что перебил отряд французских разведчиков, и его версию поддерживали в Лондоне, а в Париже заявляли, что это были парламентеры. Во всяком случае, несмотря на свой авторитет и знание местности, Вашингтон еще никогда не имел под своим командованием многотысячное войско. Но он оправдал высокое доверие сограждан и пробыл на посту главнокомандующего целых восемь лет.

Его задача была не из легких: прибыв в июле в Массачусетс, встать во главе необученных, разношерстных, малочисленных и плохо экипированных войск, которым предстояло сразиться с 12 тысячами прекрасно вымуштрованных британских солдат. (Между прочим, среди английских офицеров были масоны; на всем протяжении военных действий полковые ложи регулярно проводили собрания.) Для пополнения своих сил Вашингтон стал принимать в армию свободных чернокожих.

Первым делом главнокомандующий занялся укреплением дисциплины и соблюдением правил гигиены. Для поднятия боевого духа он велел читать солдатам памфлеты Томаса Пейна (1737–1809) — талантливого британского журналиста из бедной семьи квакеров, эмигрировавшего в Америку в 1774 году. Тот прошел посвящение в английской масонской ложе, однако, похоже, не слишком усердно занимался масонской деятельностью. Тем не менее «брат» Франклин дал ему рекомендательное письмо в Филадельфию, где Пейн возглавил «Пенсильвания мэгэзин», одновременно сотрудничая с конкурентом этого издания — «Пенсильвания джорнэл». С началом военных действий он издал серию памфлетов под общим заглавием «Американский кризис», а предшествовавший им «Здравый смысл» (1776) сыграл роль настоящего интеллектуального детонатора Американской революции.

В ноябре 1775 года был сформирован специальный орган Континентального конгресса — комитет секретной корреспонденции — с целью установления контактов «с нашими друзьями за границей». Комитет должен был активно использовать масонские каналы и в конечном итоге создать разветвленную шпионскую сеть. Чисто случайно эта сеть частично пересеклась с британской шпионской сетью, которая действовала по тем же масонским каналам. Обе сети базировались преимущественно в Париже, который превратился в центр интриг и предательств.

С 1776 года, когда конфликт в колониях превратился в Войну за независимость, Джон Уилкс собирал деньги для армии колонистов и передавал их Франклину, который, по сути, исполнял роль американского посланника во Франции вплоть до 1785 года. Из Парижа деньги отправлялись в Америку или использовались на месте для закупки оружия и амуниции. В 1777 году шпионская организация Уилкса была раскрыта, но никаких репрессий не последовало.

Одиннадцатого июня 1776 года Второй Континентальный конгресс, председателем которого стал Джон Хэнкок, сформировал комитет по составлению Декларации о независимости. Из пяти членов этого комитета двое — Франклин и Роберт Ливингстон — точно были масонами, Роджер Шерман тоже мог принадлежать к братству. А вот Томас Джефферсон и Джон Адамс не являлись «вольными каменщиками», хотя в некоторых сочинениях утверждается обратное[21]. 4 июля 1776 года Джон Хэнкок отправил Джорджу Вашингтону копию резолюции Конгресса, призывающей к независимости, и копию Декларации независимости, в которой провозглашалось, что суверенная власть принадлежит народу, действующему через своих выборных представителей. Британские флаги спустили, заменив их новыми — из тринадцати полос и с тринадцатью звездами, по числу независимых штатов.

В тот день, который ныне отмечают в США как День независимости, декларацию подписал лишь один Джон Хэнкок. В современном американском диалекте hancock обозначает «подпись». По легенде, председатель Конгресса подписался крупно и разборчиво, чтобы Георгу III не понадобились очки, однако, судя по другим его автографам, он всегда подписывался одинаково. Остальные 55 членов Конгресса подписали декларацию только 2 августа, после того как ее огласили в войсках. Девять из них точно были масонами, а еще десять могли ими быть.

Суверенитет предстояло отстоять с оружием в руках, но прежде юридически оформить. В 1777 году, в разгар войны, Второй Континентальный конгресс принял «Статьи Конфедерации», документ конституционного характера, который определял конфедеративное устройство Соединенных Штатов и закреплял полномочия центральных органов и отдельных штатов. Сэмюел Адамс был ревностным сторонником этого документа, Джордж Вашингтон считал его ущербным и называл «веревкой из песка», поскольку он не был цементирующей силой.

Между тем на полях сражений ситуация складывалась не лучшим образом. Уже в 1776 году Вашингтону пришлось оставить Нью-Йорк, годом позже — Филадельфию. Победа при Саратоге в октябре 1777 года не переломила ход войны. Сказывался недостаток у повстанцев военного опыта.

Армия практически полностью находилась в руках масонов (членом братства был, например, генерал Джон Патерсон). С их подачи многие профессиональные военные из Европы присоединились к колонистам. Прусский ветеран барон Фридрих фон Штубен, привлеченный Франклином, стал у Вашингтона инструктором по строевой подготовке и превратил отряды неопытных добровольцев в боеспособные части. Француз Жан де Кальб был одним из самых компетентных подчиненных Вашингтона. Польский генерал Казимир Пулаский умер от ран, полученных при осаде Саванны, Тадеуш Костюшко построил сложные фортификационные сооружения Вест-Пойнта. Наконец, благодаря маркизу Мари Жозефу де Лафайету в войну вступила Франция. Его титул и харизма компенсировали отсутствие военного опыта и оказали огромное воздействие на моральный дух солдат. За исключением Костюшко, все они были масонами. Лафайет и Штубен считали, что таким образом они вносят вклад в создание идеальной масонской республики.

Между тем надо отметить, что Лафайет отправился за океан помогать инсургентам бороться за свободу, а не оказывать поддержку американским «братьям». В начале августа 1775 года девятнадцатилетний маркиз находился в гарнизоне во французском Меце, когда туда прибыл герцог Глостер, брат английского короля. Во время ужина, устроенного в его честь градоначальником, герцог довольно цинично высказался по поводу судьбы мятежников, после чего пылкий Лафайет, зафрахтовав на собственные деньги корабль и назвав его «Победа», запасшись оружием и провиантом, отправился за океан на помощь повстанцам, не предупредив об этом даже родных и друзей, более того, не поставив в известность французского короля, который тогда еще был настроен в пользу примирения англичан и колонистов.

Незадолго до отплытия Лафайет присутствовал при открытии парижской ложи Простодушия в качестве посетителя, а следовательно, уже прошел к тому времени посвящение в братство, несмотря на свой юный возраст, — вероятно, в какой-нибудь военной ложе. Однако, прибыв в Америку, он обратился к Вашингтону как военный к военному, а не как масон к масону. Что-то заставило главнокомандующего поверить этому юнцу, и интуиция его не подвела. Проявив одновременно осторожность и храбрость, Лафайет смог противостоять в Виргинии вчетверо превосходящим войскам британцев.

Бездетный Вашингтон называл Лафайета сыном, а Лафайет, в свою очередь, дал своему сыну, родившемуся в 1779 году, имя Джордж Вашингтон.

В сентябре 1777 года во Францию приехал секретарь российской Коллегии иностранных дел Денис Иванович Фонвизин, адепт «елагинского» масонства и помощник министра Н. И. Панина. Фонвизин живо интересовался развитием конфликта между Англией и ее колониями: политика вооруженного нейтралитета, проводимая Россией, по сути, являлась помощью американской республике. Французское же общество вступление Франции в войну занимало ровно столько, сколько постановка новой комедии.

Зимой следующего года Франклин был принят в Версале в качестве посла Североамериканских Штатов. Британского посла лорда Стормонда тут же выслали из страны. В честь Франклина устраивали приемы, наперебой приглашая на разные светские вечера. В апреле литературное общество, которым руководил Бланше-ри, устроило встречу Франклина с Фонвизиным, о которой с восторгом писали парижские газеты. Облик семидесятилетнего мудреца резко контрастировал с обстановкой светских салонов и видом их завсегдатаев: впервые там чествовали добропорядочного буржуа с тростью вместо шпаги, в простом темно-коричневом костюме без украшений, не стеснявшегося своей лысины и очков.

Людовик XVI решился принять сторону Штатов, чтобы отомстить Англии за позорный для Франции мирный договор 1763 года, лишивший ее многих заморских колоний, и вовлек Испанию и Голландию. Начались морские сражения в Ла-Манше, в воздухе витала идея десанта на берега коварного Альбиона, но погода спутала все карты: «владычицу морей» в очередной раз спасла разбушевавшаяся стихия, сделавшая эту экспедицию невозможной. Один из адмиралов подал королю мысль о том, что разумнее отправить экспедиционный корпус в Америку и добить Англию там.

В конце 1781-го во Францию вернулся Лафайет, вознамерившись провести на родине реформы в американском духе, и попутно вступил в ложу Святого Иоанна Шотландского общественного договора. Однако Вашингтон, с которым он постоянно переписывался, мудро посоветовал ему прежде как следует прозондировать почву, а уж потом бросаться в атаку.

Своей бьющей через край энергией Лафайет несколько повредил своей репутации, прослыв опасным либералом. Экспедиционный корпус решили доверить кому-нибудь «постарше, поопытнее», обстрелянному военному, не вмешивающемуся в политику. Выбор короля пал на Жана Батиста Рошамбо (1725–1807) — выдержанного прагматика, прошедшего военную школу на полях сражений. Вряд ли королю было известно, что в 1775 году Рошамбо присутствовал при открытии ложи «Простодушие» вместе с «братом» Лафайетом.

Рошамбо подошел к делу со всей серьезностью: потребовал под свое начало восемь тысяч солдат, а не четыре, кавалерийский отряд, запас пшеничной муки (он не доверял американской кукурузе, которая, как говорили, вызывает расстройство кишечника), захватил с собой большой груз огнеупорных кирпичей для сооружения хлебных печей, всякого рода инструменты и переносную типографию. Помимо бочек с солониной и сухарями, вином и водкой, он погрузил на корабли восемь тысяч аршин синего и белого сукна (цвета инсургентов; англичане носили красные мундиры), десять тысяч сорочек и столько же пар башмаков. Но и это еще не всё: командующий озаботился тем, чтобы взять с собой «сувениры» для индейцев — ситец, серебряные браслеты, серьги, охотничьи ружья… (Между прочим, генерал Вашингтон, на подмогу к которому он спешил, в 1750— 1760-х годах возглавлял карательные экспедиции против коренных американцев и жестоко их истреблял.)

После изнуряющего 72-дневного путешествия французы высадились на американский берег, не только готовые ко всяким неожиданностям, но и способные тотчас вступить в бой. Именно благодаря Рошамбо капитулировал Йорктаун, хотя мудрый военачальник уступил лавры пылкому Лафайету, поразившему его своим донкихотством. После ожесточенных споров, разгоревшихся поначалу, Вашингтон признал превосходство Рошамбо в тактике и стратегии и следовал его советам. Британская армия под командованием Корнуоллиса была вынуждена капитулировать. В 1783 году был подписан Версальский мирный договор, по которому Англия признавала независимость Соединенных Штатов Америки — так теперь именовали себя 13 колоний.

«Независимость, за которую мы сражались и которую обрели после более семи лет суровых боев, в большой степени обязана щедрой помощи вашего народа и храбрости ваших войск», — писал Вашингтон Рошамбо из Ньюберга 10 мая 1783 года.

В марте того же года Вашингтон предотвратил военный заговор, угрожавший установлением диктатуры. После подписания мирного договора он официально сложил с себя полномочия главнокомандующего перед Конгрессом, собравшимся в Аннаполисе, и отказался от всякого участия в государственных делах, как в свое время римский герой Цинциннат: Сенат призвал его встать на защиту родины, но когда опасность миновала, он перековал свой меч на орало и вернулся к мирному труду. Вашингтон же возвратился на свои плантации в Маунт Вернон.

Именем Цинцинната назвали новое общество, в которое вошли бывшие офицеры, участвовавшие в Войне за независимость. Собственно говоря, эта идея принадлежала генералу Генри Ноксу и барону фон Штубену, хотя создателем общества считается Джордж Вашингтон. Целью общества было поддержать дружеские связи между боевыми товарищами, сохранить память о минувших событиях, отстаивать интересы боевых офицеров перед Конгрессом, не проявившим к ним большой щедрости, наконец, крепить патриотический дух, призывая к объединению тринадцати штатов, далеко не все из которых были готовы подчиниться «прожорливому» федеральному правительству. При этом членство в обществе должно было стать наследственным, что в глазах американцев плохо сочеталось с республиканскими принципами.

Организация цинциннатов с момента своего создания стала объединением тринадцати обществ — по одному на штат: Нью-Гемпшир, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильванию, Делавэр, Мэриленд, Виргинию, Северную Каролину, Южную Каролину и Джорджию. Генерал Вашингтон, стремясь сохранить связи с французскими боевыми друзьями, без которых победа над англичанами была бы невозможна, инициировал создание четырнадцатого, французского отделения.

«Повелителю Вселенной было угодно, разрешая дела человеческие, избавить североамериканские колонии от владычества Великобритании и после кровавого конфликта, длившегося восемь лет, превратить их в свободные, независимые и суверенные государства, связанные союзническими отношениями, основанными на взаимной выгоде, с несколькими величайшими государями и державами на Земле, — говорится в учредительных документах общества. — Чтобы увековечить память об этом великом событии — дружбе, зародившейся посреди опасностей, которым они подвергались сообща, и часто скрепленной кровью, пролитой на поле битвы, — офицеры американской армии торжественно объединяются в общество друзей, которое будет жить столько, сколько они сами или старший их потомок по мужской линии, а за неимением оного, побочных ветвей, который будет сочтен достойным стать их представителем и членом».

Специально для членов общества архитектор Пьер Ланфан (автор плана застройки будущего Вашингтона) создал медаль с изображением Цинцинната, оставляющего плуг, чтобы послужить своему отечеству. Ее держал в лапах белоголовый орлан.

Людовик XVI признал французских членов американского общества как принадлежащих к «первому иностранному ордену». Свою членскую медаль они должны были носить ниже ордена Святого Людовика, выдававшегося за ратные заслуги.

Бенджамин Франклин, находившийся во время войны в Париже и не принимавший непосредственного участия в сражениях, показал себя ярым противником общества цинциннатов, в котором не мог состоять по определению. Через литератора Никола Шамфора (1741–1794), своего «брата» по ложе Девяти сестер, Франклин свел знакомство с Габриелем Оноре де Мирабо[22] и заказал ему памфлет против этого ордена, передав собственные наброски. В своих «Размышлениях об ордене Цинцинната» Мирабо, критикуя принцип наследственного рыцарства, введенный Вашингтоном, обрушился на всё потомственное дворянство, утверждая, что народам, имеющим чувство собственного достоинства, следует почитать личные качества людей, а не заслуги их предков. «Герои свободного народа и века Просвещения мечтают о почестях, созданных вождями дикарей, — писал он. — В монархии всё стремится к возвышению; в республике всё должно стремиться к свободе. В первой важен ранг, во второй — добродетели». Надо оговориться, что Мирабо лукавил: он сам безгранично верил в породу, однако ради обещанного гонорара готов был поступиться принципами.

Тем временем Лафайет успел сделаться пламенным месмеристом[23]. В 1784 году он снова отправился в Америку, чтобы пропагандировать это учение. Там действительно состоялось несколько сеансов «животного магнетизма».

Вернувшись во Францию в конце 1785 года, «герой двух миров» был встречен как триумфатор. Королева Мария Антуанетта по его просьбе позировала для портрета в полный рост, который затем отправили в подарок генералу Вашингтону. Король присвоил Лафайету то же воинское звание, которое было у него в Америке, поставив его над заслуженными французскими офицерами. Придворной должности Лафайет не принял, чем заслужил еще большее уважение. В Парижской Ратуше установили его бюст, его жена была удостоена королевской аудиенции в один день с «графом Северным» (цесаревичем Павлом Петровичем). Лафайету также предложили стать почетным советником парламента: герой, сражавшийся за свободу на берегах Огайо, теперь мог бы отстаивать ее на берегах Сены; однако молодой маркиз, вспомнив о бурных прениях в американском Конгрессе, отказался от этой чести, боясь показаться смешным в глазах флегматичных магистратов.

В своем кабинете Лафайет повесил на стену картонку в блестящей раме: одна ее половина была занята Биллем о правах, провозглашенным в США, вторая оставалась пустой — маркиз надеялся, что когда-нибудь там появится похожая декларация, принятая во Франции. Он мечтал заронить семена свободы, принесенные из-за океана, у себя на родине, но очень скоро эти семена дали всходы и принесли весьма неожиданные для него плоды…

К 1781 году «Статьи Конфедерации» были ратифицированы всеми тринадцатью штатами и официально вступили в силу Слабым местом этого документа считалось требование, согласно которому любое решение общегосударственного масштаба должно приниматься единогласно, так что даже один штат мог заблокировать любую инициативу. Вместе с тем с 1776 по 1787 год все 13 бывших колоний приняли свои конституции, наиболее важными из которых считаются конституции Виргинии (в ней впервые было использовано само слово «конституция») и Пенсильвании. Авторами конституции Виргинии были Джеймс Медисон (1751–1836), прошедший посвящение в ложе Хирама, Томас Джефферсон и Джордж Мейсон.

В 1785 году в молодую республику, для создания которой он приложил столько усилий, вернулся Бенджамин Франклин: в глазах американцев он наряду с Джорджем Вашингтоном был главным героем революции. 79-летний Франклин мечтал уйти на покой, однако 18 октября того же года его избрали президентом (губернатором) Пенсильвании.

В 1786 году в ряде северных штатов произошли восстания разорившихся фермеров и рабочих. Восставшие врывались в суды, прерывали их заседания и уничтожали дела о взыскании налогов и о продаже земель за долги. Милиция нередко присоединялась к восставшим. В отдельных городах Новой Англии народ брал штурмом тюрьмы и освобождал заключенных за долги. Дома богачей обыскивали, их самих подвергали изгнанию. В некоторых графствах штата Род-Айленд восставшие захватили власть.

Беспорядки происходили также в штатах Массачусетс, Нью-Гемпшир и Вермонт. Во главе самого значительного восстания, в северо-западной части штата Массачусетс, стоял Даниель Шейс (1747–1825), ветеран Войны за независимость, отличившийся в боях под Бостоном и получивший чин капитана. Губернатор Массачусетса Джон Хэнкок еще в 1785 году, испугавшись начинавшихся волнений, отказался от своего поста. Его преемник купец Бодуэн объявил руководителей восстания вне закона и назначил награды за их головы. «Горючий материал имеется в каждом штате, — писал в 1786 году Вашингтон, — и искра может зажечь пламя».

«Никогда еще заря не занималась так благоприятно для нас, и никогда еще день не был более облачен, нежели сегодняшний, — сообщал Вашингтон Медисону. — Если мы не изменим нашего политического кредо, то надстройка, которую мы воздвигали в течение семи лет с такими большими издержками — золотом и кровью, — должна пасть. Мы стоим на краю анархии и беспорядка…»

Правящая верхушка собрала деньги для снаряжения войска против повстанцев в штате Массачусетс. Во главе правительственных сил встал военный министр генерал Нокс. Повстанцы были разбиты, 14 руководителей восстания были приговорены к смертной казни, но помилованы.

Под воздействием этого восстания и забастовки печатников в Филадельфии в том же году было решено изменить «Статьи Конфедерации», чтобы усилить центральную власть.

Для разработки общенациональной конституции в Филадельфии собрался Конституционный конвент. После долгих и ожесточенных споров он принял 17 сентября 1787 года Конституцию США, текст которой составил Томас Джефферсон, однако основные идеи принадлежали Вашингтону, Франклину, Рэндольфу и Джону Адамсу[24]; первые трое были масонами.

Преамбула Конституции состояла всего из одного предложения: «Мы, народ Соединенных Штатов, в целях образования более совершенного союза, утверждения правосудия, обеспечения внутреннего спокойствия, организации совместной обороны, содействия общему благосостоянию и обеспечения нам и нашему потомству благ свободы, учреждаем и принимаем эту Конституцию для Соединенных Штатов Америки».

Идеологической основой для главного закона послужил труд Монтескьё «О духе законов» (1741–1748), в котором французский просветитель призывал к разделению властей, чтобы ни один человек или группа людей не получили неограниченной власти, а суд обладал независимостью.

Конституция США состояла из семи статей. Согласно последней статье, для вступления документа в силу было достаточно, чтобы ее ратифицировали специально созванные конвенты девяти штатов. Таким образом, теоретически допускалась ситуация, при которой часть штатов откажется от ратификации и государство распадется на две части: штаты, ратифицировавшие Конституцию, и отказавшиеся это сделать. В заключительной речи Франклин настаивал на том, чтобы Конституция всё же вступила в силу лишь после ее ратификации всеми тринадцатью штатами: для всех или ни для кого. Окончательного согласия достигнуть так и не удалось.

Во время дискуссий, сопровождавших ратификацию Конституции, сложились две партии — «федералисты» (сторонники ратификации) и «антифедералисты», опасавшиеся, что права личности будут ущемляться, а президент, по сути, превратится в самодержца. К последним принадлежал и Сэмюел Адамс. Медисон и Александр Гамильтон (бывший адъютант Вашингтона и в душе монархист) начали издавать журнал «Федералист», в котором ратовали за принятие новой Конституции и разъясняли ее положения.

Тринадцатого сентября 1788 года Континентальный конгресс принял резолюцию о введении Конституции в действие.

Отвергая олигархическое правление, принятое в Старом Свете, американские политики всё же не полностью приняли масонские идеалы демократии, опасаясь, что «власть народа» превратится во власть толпы.

Четвертого февраля 1789 года коллегия выборщиков единогласно избрала первым президентом Соединенных Штатов Джорджа Вашингтона, Джон Адамс стал вице-президентом. Инаугурация состоялась 30 апреля в Нью-Йорке — временной столице. Президентскую клятву принимал Роберт Ливингстон, великий мастер Великой ложи Нью-Йорка, руководил церемонией генерал Джейкоб Мортон, тоже масон. Библия, на которой давал клятву президент, принадлежала нью-йоркской ложе Святого Иоанна, а сам Вашингтон на тот момент был мастером ложи на востоке Александрии, штат Виргиния. Став президентом, он назначил известного масона Джона Маршалла председателем Верховного суда.

Масоны и Великая французская революция

Пятого мая того же года в Версале открылись Генеральные штаты, не созывавшиеся с 1614 года. Их задачей было найти выход из глубочайшего экономического и социального кризиса, в котором оказалась страна. Они стали прелюдией еще более острого кризиса — Великой французской революции 1789–1794 годов.

Подготовка к созыву Генеральных штатов заняла несколько месяцев, выборы депутатов сопровождались множеством интриг. Это событие сильно занимало общественное мнение, однако в обширной переписке между масонскими ложами оно практически не отражено: там речь идет только о вопросах управления, финансах, внутренних сварах — никакой политики, никакого «масонского заговора». Один «брат» предложил принять резолюцию в честь Генеральных штатов, а другой заявил протест, поскольку всякое участие в политике противоречит уставу. Ложа Великого Востока протест поддержала.

Прагматичное и либеральное американское Просвещение подготовило общество к переходу к республиканской форме правления и сформировала некие патриотические принципы. Ироничное и нис-провергательное французское Просвещение лишило общество привычных ориентиров, не дав ему практически ничего взамен. Особа короля более не была священна, божественное право не признавалось, но и сословные предрассудки были еще живы. Реформ требовали все, однако аристократия хотела возвращения назад, к феодальной вольнице, духовенство выступало за незыблемость основных принципов, а буржуазия стремилась к новым экономическим и политическим отношениям. Вот такие «лебедь, рак и щука». «Духовенство, дворянство, парламент, третье сословие — все хотели увеличения прерогатив для самих себя и уничтожения их для других. Провинциальное дворянство не желало находиться под игом придворных, низшее духовенство хотело разделять власть с высшим, армейские офицеры и унтер-офицеры вели те же речи, исходя из тех же принципов, а вельможи считали, что король должен быть самодержавным властителем для всех, но только не для них», — писал в мемуарах барон де Малуэ.

Депутаты-масоны встречались среди всех сословий: демократ Лафайет был делегирован дворянством Оверни, эластичный Талейран, епископ Отенский, представлял духовенство, аристократ Мирабо вынужденно сделался народным трибуном, поскольку был депутатом от третьего сословия. Ни о какой общей позиции масонов и речи не было: каждый действовал в соответствии со своими убеждениями или преследовал личные цели. Историк Пьер Ламарк подсчитал, что из 1165 депутатов от трех сословий масонами было 220; они, таким образом, составляли 20 процентов депутатского корпуса, но не были объединенной группой.

Фракцию дворянства возглавлял герцог Монморанси-Люксембург, руководитель ложи Великого Востока Франции. Он поддерживал мнение аристократии, что депутаты от разных сословий должны заседать отдельно. Однако депутаты от третьего сословия, лидером которых был Мирабо, провозгласили себя Национальным собранием, к которому были вынуждены примкнуть все остальные. 20 июля, собравшись в зале для игры в мяч, они принесли торжественную клятву «никогда не разлучаться и собираться повсюду, где того потребуют обстоятельства, пока не будет разработана конституция королевства и пока она не утвердится на прочном основании». Автором текста был Исаак Рене Ги Лешапелье (1754–1794), досточтимый мастер ложи Совершенного союза на востоке Рена.

Одним из первых к третьему сословию присоединился Луи Филипп Орлеанский, первый принц крови и великий мастер Великой ложи Франции. Его заветной мечтой было устранить от власти старшую ветвь Бурбонов и самому сесть на трон; он даже раздобыл для этой цели талисман — железное колье — у еврея Фальк-Шрека. В этих планах его пламенно поддерживал «брат» Шодерло де Лакло, бывший офицер, ставший душой орлеанской партии.

Никола Персеваль написал знаменитую картину: представители трех сословий подают друг другу руки в масонском пожатии на фоне храма, на фронтоне которого изображены циркуль и угольник, а на колонне — латинская буква В (Боаз). Картина проникнута духом братства, царившим тогда; но события набирали ход, разделяя людей, разбивая семьи, разрывая узы дружбы…

Одиннадцатого июля Лафайет представил Учредительному собранию проект Декларации прав человека и гражданина, списанный с Декларации независимости США, однако этот текст не был утвержден в силу своей чрезмерной революционности: там говорилось, что французский народ должен свергнуть власть короля, как американские колонисты избавились от ига британской короны, обрести независимость и взять власть в свои руки.

Четырнадцатое июля вошло в историю как День взятия Бастилии, политической тюрьмы, символа королевского произвола. Если верить историческим анекдотам, эпохальное событие произошло спонтанно. В Париже уже третий день продолжались беспорядки, и когда вооруженная чем попало толпа шла мимо тюрьмы, оттуда раздался призыв о помощи. Утверждают, что это кричал маркиз де Сад[25]. Поскольку охрана Бастилии состояла лишь из нескольких инвалидов, «взять» ее не составило труда. Горстка томившихся там узников была выпущена на свободу.

Беспорядки, сотрясавшие столицу, побудили добропорядочных горожан вступить в Национальную гвардию: 48 тысяч человек записались в нее в один день 15 июля, единогласно избрав своим начальником Лафайета — как раз в тот момент, когда он поздравлял в Ратуше парижских выборщиков со взятием Бастилии. На следующий же день он приказал разрушить эту тюрьму, а 26 июля представил в Ратуше новый национальный символ — трехцветную кокарду. По одной из версий, к цветам Национальной гвардии — красному и синему — Людовик XVI лично добавил королевский белый. Церемония принятия кокарды королем была обставлена с особой торжественностью. Людовик должен был пройти между двумя шеренгами национальных гвардейцев. В этот момент они подняли в вытянутых руках обнаженные шпаги, образовав масонский «стальной свод».

Двадцать шестого августа Учредительное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, составленную Мирабо, Мунье и Сийесом, которая впоследствии легла в основу Конституции 1791 года. Она состояла из преамбулы и семнадцати статей, провозглашавших естественные и неотъемлемые права человека (на свободу, на собственность, на равенство перед законом) и нации (суверенность, разделение властей). Декларации был предпослан девиз; «Свобода, Равенство, Братство». Этот девиз сделала своим ритуальным восклицанием ложа Великого Востока Франции — а не наоборот, как впоследствии утверждали сторонники теории о масонском заговоре. (Девизом лож, зависевших от «Великой ложи Англии», оставались слова «Бог и мое право».)

В сентябре масон Жан Поль Марат (1743–1793), из врача ставший публицистом и получивший известность своим «Планом уголовного законодательства» 1780 года, в котором он предлагал глубинную реформу системы правосудия, основал революционную газету «Друг народа», отличавшуюся резким тоном и непримиримостью. Уже в октябре Марата посадили в тюрьму.

В том же месяце было создано «Общество друзей Конституции», собиравшееся в доминиканском монастыре Святого Якова на улице Сент-Оноре. «Клуб якобинцев» получился довольно разношерстным, в него входили люди разных убеждений: масоны (Лафайет и его соратник Александр Ламет), квазимасоны (Мирабо, Талейран[26]) и немасоны (Барнав, Сийес, Робеспьер). В ноябре туда вступил Шодерло де Лакло и ввел в него герцога Орлеанского. Литератор Лакло к тому же издавал «Журнал друзей Конституции».

Среди членов клуба оказался и молодой граф Павел Строганов (1774–1817), отец которого, Александр Сергеевич, долгое время жил в Париже и даже стал великим хранителем печатей и великим первым надзирателем ложи Великого Востока Франции. Воспитателем Павла был руссоист Жильбер Ромм, состоявший с его отцом в ложе Девяти сестер. Екатерина II срочно вызвала молодого графа Строганова в Россию. Там он вошел в круг «молодых друзей» великого князя Александра Павловича.

Зато ученики московских розенкрейцеров Василий Колокольников и Максим Невзоров, находившиеся в 1790 году в Страсбурге, отказались посещать патриотическое общество, «почитая все таковые заведения плодом мятежного буйства, от чего благодетели наши учили остерегаться».

В январе 1790 года Марат был выпущен из тюрьмы и уехал в Лондон, откуда подвергал нападкам главу правительства Неккера и Лафайета. Вернувшись во Францию, он вступил в «Клуб кордельеров[27], или Общество друзей прав человека и гражданина». Этот клуб был основан адвокатом Жаком Дантоном (1759–1794), по некоторым сведениям, масоном; среди его членов были «братья» Камиль Демулен (в отличие от непримиримого Марата, требовавшего головы врагов революции, он будет противником террора и заслужит прозвище «снисходительного») и Фабр д’Эглантин — поэт, впоследствии придумавший «революционный» календарь с новыми названиями месяцев. Свои ложи они не посещали уже давно…[28]

Представления французов о равенстве и свободе сильно отличались от того, что Лафайет видел в Америке. Например, когда Национальное собрание приняло Гражданскую конституцию духовенства, по которой Церковь принимала формы светских органов власти, а кюре, не принесшие присягу, не могли вести службы и подлежали депортации, Лафайет, в интересах свободы, отстаивал право священников не присягать. Ему никто не внял — хуже того, многие священники были убиты толпой. Между тем Талейран стал одним из первых епископов, присягнувших Гражданской конституции духовенства, и возглавил конституционное духовенство, оставив свое епископство. Сен-Мартен же воспринял революцию как Судный день в миниатюре: людям предстояло обрести веру как эманацию Архитектора Вселенной.

Русские масоны вообще бежали от всей этой «демократии», как от чумы. «В 1791 году, когда я был в Геттингене без товарища один, — писал Невзоров, — звали меня записаться в большую там ложу масонскую, в которой был великим мастером тамошний профессор и славный стихотворец Бюрр, но я, помня наставление своего благодетеля И. В. Лопухина оберегаться таковых приглашений, чтобы не попасть вместо доброй ложи в какую-нибудь беспутную и развратную, от того отказался и был собою доволен, когда услышал, что в означенной Геттингенской ложе в одно собрание означенный великий мастер говорил похвальную речь равенству французскому».

В сложных условиях беспорядков, мятежей, заговоров, дефицита и неразберихи Лафайет произнес с трибуны историческую фразу: «Для революции нужны были беспорядки, ибо прежний порядок представлял собою рабство, а потому Восстание было святейшим долгом, но для конституции нужно, чтобы утвердился новый порядок, чтобы соблюдались законы». Убежденный противник анархии, командующий Национальной гвардией твердой рукой подавлял бунты. В его представлении порядок означал безопасность для всех.

Четырнадцатого июля 300 тысяч человек запрудили Марсово поле, где должен был состояться праздник Федерации в честь первой годовщины взятия Бастилии. Талейран отслужил торжественную мессу у алтаря Отчизны с участием трехсот священников[29], затем Лафайет от имени 14 тысяч делегатов от департаментов произнес клятву, «которая объединяет французов между собой и соединяет французов с их королем, чтобы отстаивать Свободу, Конституцию и Закон». Людовик XVI тоже принес клятву верности нации, и народ восторженно приветствовал восстановление согласия. По словам Демулена, «было очень трогательно видеть, как все солдаты-граждане бросились в объятия друг друга, обещая Свободу, Равенство, Братство». Архитектор Шальгрен выстроил для праздника специальный портик, а масон Юбер Робер запечатлел первое празднование годовщины взятия Бастилии на полотне. Но погода подвела, шел дождь. «Небеса — аристократы», — послышался ропот в толпе.

Обстановка грозила в любой момент выйти из-под контроля. Мирабо, произносивший пламенные речи на трибуне, дома составлял проекты, имевшие целью сохранить королевскую власть, и предлагал свои услуги королю в качестве посредника. Только смерть в 1791 году избавила его от обвинений в предательстве революции.

Король же рассылал тайные письма к европейским государям с просьбой о военной помощи. Его призывы подхватывали и распространяли многочисленные эмигранты из числа аристократов и высшего духовенства, начавшие покидать страну уже на другой день после взятия Бастилии. Среди них было немало масонов.

В июне 1791 года состоялось злополучное бегство королевской семьи в Варенн. Его подготовкой занимал-ся граф Ханс Аксель фон Ферзен (1755–1810), полковник Шведского королевского полка, предположительно любовник королевы Марии Антуанетты. Он состоял в Олимпийском обществе и Олимпийской ложе совершенного уважения.

Перехваченное почти на границе и возвращенное в Париж монаршее семейство было встречено зловещим молчанием толпы. По побуждению некоторых представителей «Клуба якобинцев», и в особенности «Клуба кордельеров», Учредительному собранию представили петицию о низложении короля. Вторая петиция, с требованием судить монарха, была возложена манифестантами на алтарь Отчизны на Марсовом поле. По приказу Лафайета национальные гвардейцы открыли огонь по демонстрации. Этим приказом Лафайет положил конец своей популярности. Две трети офицеров-масонов эмигрировали. «Клуб якобинцев» разделился: от него откололись умеренные, сторонники конституционной монархии, в том числе Лафайет и братья Ламеты, и основали «Клуб фельянов», собиравшийся в монастыре ордена фельянов на улице Сент-Оноре. В клуб записались сразу 200 депутатов Законодательного собрания, пришедшего на смену Учредительному, ибо Конституция была уже наспех составлена и принята. Король скрепя сердце утвердил ее, приняв титул «короля французов». Лафайет попытался было провести по этому поводу предложение о всеобщей амнистии, но, не будучи оратором, потерпел неудачу. Считая свою миссию выполненной, он предложил упразднить пост командующего Национальной гвардией.

Многие полагали, что революция завершилась. «Франция только что пережила революцию, примеров которой нет в анналах всего мира, — говорится в одном документе ложи Святого Иоанна Шотландского общественного договора. — Мы в наших ложах проповедуем принципы общественного долга, равенства, свободы, братства… Нет сомнений, что мы оказали большое влияние на великие события последних лет… Революция, основанная на насилии, не могла бы упрочиться. Мы действительно повлияли на нынешнюю революцию, просветив в наших мастерских множество граждан, которые перенесли в обычное общество наши принципы, наши добродетели… Нам следует пестовать новую французскую Конституцию».

Лафайет тоже считал, что с принятием Конституции революция закончилась. Но так было в Америке, во Франции же основные потрясения были еще впереди, хотя об этом никто не догадывался.

Американский публицист Томас Пейн, чьи памфлеты поднимали боевой дух солдат континентальной армии, приветствовал Французскую революцию. В 1791 году он опубликовал в Лондоне первую часть трактата «Права человека» — свой ответ на враждебные революции «Размышления о революции во Франции» Эдмунда Бёрка (1729–1797), вышедшие в 1790-м. Бёрк был «братом» Пейна по обществу «вольных каменщиков» (он прошел посвящение в лондонской Иерусалимской ложе № 44), но, как выяснилось, непримиримым идеологическим противником. В своем трактате Пейн разъяснял преимущества республики перед монархией и призывал англичан свергнуть монархию так же, как это было сделано во Франции. В Великобритании его обвинили в предательстве, поэтому он бежал во Францию, где в 1792 году был избран в Конвент.

Первого марта 1792 года скончался австрийский император Леопольд II, родной брат королевы Марии Антуанетты. Несмотря на бедственное положение сестры, он не торопился ей на помощь, опасаясь осложнений внутри собственной страны. Но вполне возможно, что кое-кто решил подстраховаться. В газетах Германии, Англии и Италии писали, что император был отравлен камердинером — масоном из числа «избранных», а в «Газете якобинцев» даже сообщалось, что этот человек сознался в своем преступлении, заявив, что получил внушительную сумму от герцога Орлеанского. Если это и было так, расчет не удался: сын Леопольда Франц II был непримирим к революционерам как внутри своей страны, так и вне ее; его восшествие на престол ознаменовалось вступлением Австрии в контрреволюционную коалицию.

Третьего марта Французская академия представила Законодательному собранию отчет за подписью своего постоянного секретаря, доктора Антуана Луи, с предложением использовать для казней машину в виде ножа, закрепленного между двумя перекладинами, падающего с высоты на шею осужденного. Изобретенная в Италии, она применялась с XVI века в Германии, Англии и Шотландии, а в 1632 году была использована для казни герцога де Монморанси в Тулузе. Проект введения способа быстрой и единообразной казни посредством машины был предложен еще в конце ноября Жозефом Игнасом Гильотеном (1738–1814), досточтимым мастером ложи Братского согласия на востоке Парижа, посещавшим также ложи Девяти сестер, Объединенных друзей, Талии и Филалетов. В качестве депутата Учредительного собрания он в основном занимался вопросами помощи страждущим. Заменить долгую мучительную смерть быстрой и почти безболезненной было проявлением гуманизма, а распространить ее на всех вне зависимости от происхождения — осуществлением принципа равенства перед законом.

Под руководством доктора Антуана Луи немец Тобиас Шмидт (рояльный мастер) и палач Сансон разработали смертельную машину. Мастерская, где Гильотен проводил испытания машины, находилась недалеко от старейшего в Париже кафе «Прокоп» — места собраний масонов. Луи изменил форму ножа с полумесяца на трапецию, со скошенным режущим краем. Впоследствии распространилась легенда, согласно которой это важное усовершенствование внес Людовик XVI, подписавший закон о применении машины. Толи в честь короля, то ли в честь доктора Луи ее окрестили «луизеттой» или «луизон», а затем, несмотря на бурные протесты Гильотена, стали называть гильотиной. Когда казни на гильотине стали происходить по всей стране, народ прозвал ее «вдовой»…

В апреле 1792 года конституционный король под давлением Законодательного собрания объявил войну Австрии. Когда эта новость докатилась до Страсбурга, город объяло ликование. По празднично украшенным улицам текли народные шествия, мэр, барон Дитрих, произносил пламенные речи. Вечером 25 апреля в его доме собрались друзья-офицеры, которые на следующий же день должны были отправляться к войскам. Среди них был Клод Жозеф Руже де Лиль (1760–1836), автор множества слащавых романсов, нескольких неудачных оперетт и «Гимна свободе», написанного им на музыку своего друга-австрийца Игнаца Плейеля и исполненного 14 июля 1791 года. Многие его родственники состояли в масонской ложе Близости на востоке Ниора, сам он «увидел свет» в ложе Скромных друзей на востоке Шарлевиля.

Рейнское вино лилось рекой, веселая компания, включая жену и двух дочерей барона Дитриха, с воодушевлением говорила о войне. И тут в раскрытое окно донеслись шум и возгласы: первые полки, покидавшие город в сопровождении возбужденной толпы, подбадривали себя песенкой санкюлотов Qa ira: «Вот это дело! Аристократов на фонари!» Дитрих вскочил и закричал: «Закройте окна! Чтобы я больше не слышал этих гнусных парижских песен!» — после чего обратился к капитану Руже де Лилю с предложением сочинить несколько куплетов, «достойных нашей революции», и получил его обещание.

Вернувшись домой, поэт заметил на стене плакат, расклеенный еще утром Обществом друзей Конституции:

«К оружию, граждане! Если мы не отдадим своей свободы, все зловещие заговоры европейских держав рухнут! Дрожите, коронованные деспоты!

Разите без сомнений предателей и мятежников, которые, вооружившись против своей родины, хотят пролить кровь наших сограждан!

Вперед! Будем свободны до последнего вздоха, радея лишь о счастье родины и всего человечества!»

Вдохновившись этим текстом, Руже де Лиль за ночь написал «Военную песнь Рейнской армии», посвятив ее своему командиру — маршалу Люкнеру:

В припеве были слова:

«Дети родины» — так назывался батальон, в котором служил автор. Некоторые пассажи он позаимствовал из протестантской песни о заговоре принцев крови, а кое-какие рифмы и последнюю строчку припева — из оды Буало, посвященной слухам о высадке солдат Кромвеля во Франции. Что касается музыки, то здесь мнения историков расходятся. Одни считают, что ее тоже написал Плейель, но не стал этого афишировать, поскольку вскоре покинул Францию и укрылся в Англии. Другие считают, что мелодия «содрана» с «Марша Артаксеркса» из «Оратории Эсфири», написанной еще до революции Люсьеном Гризоном, капельмейстером собора Сент-Омера.

Как бы то ни было, впервые это произведение прозвучало на следующий день после создания в исполнении барона Дитриха (тенор) под аккомпанемент Руже де Лиля (скрипка) и произвело потрясающее впечатление.

Ее оркестровали и напечатали в множестве экземпляров. Из Страсбурга «Песнь» разлетелась во все концы страны, в Провансе ее подхватил батальон из шестисот марсельских добровольцев, который пел ее на всем пути в Париж В столице песельники обучили новому маршу толпу возле статуи Свободы, установленной в саду Тюильри. Теперь эту песню уже называли «Марсельезой». «Это музыка пушечных выстрелов», — написал автору льежский композитор Андре Гретри. (Они вместе сочинили революционную оперетту «Республиканская кокарда, или Деспотизм монахов, раскрытый санкюлотами». Впрочем, Гретри (1741–1813) прославился не этим произведением, а своей оперой «Ричард Львиное Сердце», ария из которой «Нет лучше места, чем семейный круг» прочно вошла в масонский репертуар конца XVIII века.)

Символическое изображение масонского храма

Храм Соломона

Жак де Моле, Великий магистр ордена тамплиеров

Символические сломанные колонны в парке Монсо в Париже

Фото автора

Великая ложа Англии

Филипп Уортон (слева) и Жан Теофиль Дезагюлье — руководители английских масонов. Первая половина XVIII в.

Таверна «Гусь и вертел» в Лондоне. 1723 г.

«Пламенеющая» звезда на фасаде дома 12 на улице Бюси в Париже, где собиралась ложа Святого Фомы. Фото автора

В доме 82 на улице Фур в Париже собиралась ложа Великого Востока Франции.

Фото автора

Шведский король Густав III, великий мастер шведских масонов. А. Рослин. 1777 г.

Прусский король Фридрих II оказывал масонам деятельное покровительство

Король Фридрих Великий в дороге. А. фон Менцель. 1854 г.

Российский император Павел I,

Великий магистр ордена Святого Иоанна Иерусалимского, со знаками масонской ложи Петра к истине.

Неизвестный художник. XIX в.

Структура американского масонства.

Алепт может сделать выбор между шотландской системой из тридцати трех ступеней или Йоркской из десяти ступеней

Среди фигур, стоящих на ступенях, — цари Соломон и Кир, Джордж Вашингтон (слева), царь Тира Хирам, розенкрейцер, мальтийский рыцарь и рыцарь-тамплиер (справа)

Глава российских масонов Иван Перфильевич Елагин.

Ж. Л. Вуаль. Не ранее 1789 г.

Василий Алексеевич Левшин

Александр Николаевич Радищев

Розенкрейцерские символы

Неподалеку от Меншиковой башни в Москве находилась типография розенкрейцеров

Семен Иванович Гамалея

Николай Иванович Новиков.

Д. Г. Левицкий. 1797 г.

Московский дом масонского наставника Новикова барона Генриха Леопольда фон Шрёдера (впоследствии Спасские казармы)

Томас Джефферсон.

Ч. У. Пил. 1791 г.

Бенджамин Франклин.

Правая рука поднята в масонском жесте. Д. Мартин. 1797 г.

Подписание Декларации независимости США. Д. Трамбулл. 1819 г.

Досточтимый мастер Джордж Вашингтон в масонском облачении. Литография. 1866 г.

Памятник, установленный в Париже в 1873 году, запечатлел масонское рукопожатие французского маркиза де Лафайета и американского генерала Вашингтона

«Поразительно и страшно, — сказал Гёте, услышав «Марсельезу» в Майнце. — В этом революционном Те Deum [30] есть что-то печальное и даже зловещее».

Десятого августа 1792 года дворец Тюильри атаковала толпа, возбужденная призывами Марата. Людовик XVI, укрывшийся в Законодательном собрании, в двух шагах от Тюильри, не смог помешать избиению швейцарских гвардейцев, защищавших дворец, который был полностью разграблен. Офицеры-швейцарцы принадлежали к масонской ложе Вильгельма Телля на востоке Тюильри, специально учрежденной ложей Великого Востока Франции в декабре 1789 года [31]’.

Депутаты решили приостановить деятельность исполнительной власти и избрать всеобщим голосованием Конвент, первое заседание которого было назначено на 20 сентября. Луи Филипп Орлеанский был избран в него под именем Филиппа Эгалите (Равенство).

Королевскую семью заключили в парижский замок Тампль. Принцесса де Ламбаль, «великая мастерица адоптивной («сыновней». — Е.Г) масонской ложи», последовала за королевой, с которой была связана узами дружбы. Однако через десять дней всех придворных и слуг, не являвшихся прямыми родственниками короля, отправили в тюрьму Лафоре. В начале сентября толпа, вооруженная железными прутьями, пиками и поленьями, окружила парижские тюрьмы. Ламбаль предстала перед следственной комиссией, наспех составленной Парижской коммуной, которая сама возникла только 10 августа. Ей велели «назвать всех, кого она принимала за своим столом», и подтвердить сношения Людовика и Марии Антуанетты с враждебными державами. Она отказалась и поплатилась жизнью. Впрочем, в протоколе этой пародии на судебный процесс (настоящего суда постарались избежать из боязни, что принцесса укажет на кое-кого, угождавшего «и нашим, и вашим») указано, что ее «освободили». Талейран, отплывший в Лондон через день после ее убийства, сообщил министру иностранных дел лорду Гренвилю, что ее смерть стала следствием чудовищной ошибки: по выходе из тюрьмы принцесса якобы потеряла сознание, и толпа, решив, что кто-то уже нанес ей первый удар, добила ее дубьем. Ликующая чернь прохаживалась под окнами башни Тампля с пикой, на которую была насажена голова принцессы.

Священников бросали в тюрьму, монархисты прятались, роялистские газеты были запрещены. А. М. Кутузов в письме «брату» Н. Н. Трубецкому 1792 года назвал Францию «гнездом цареубийц, ядомешателей, грабителей, разбойников». За полтора года до этого он уверял И. В. Лопухина: «Смело можно сказать, что из среды нас не выйдет никогда Мирабо и ему подобного чудища. Христианин и возмутитель против власти, от Бога установленной, есть совершенное противоречие».

Тем временем австро-прусские войска, в рядах которых были и французы-эмигранты, шли на Париж, но 20 сентября были остановлены при Вальми революционными отрядами под командованием Дюмурье (он возглавил Северную армию в мае того же года, сменив на этом посту Рошамбо — привыкший иметь дело с регулярными войсками, старый маршал не смог совладать со скопищем митингующих добровольцев). Среди сражавшихся с обеих сторон были масоны, например Келлерман — помощник Дюмурье, эмигранты герцоги де Кастри и де Куаньи, австриец Клерфайт, состоявший в одной ложе с Моцартом.

Канонада при Вальми разрушила последние надежды короля. 21 сентября Конвент провозгласил отмену монархии. Франция стала республикой.

Через два месяца был обнаружен потайной сейф с бумагами, компрометирующими короля; его обвинили в измене и отдали под суд. Защищали его три адвоката — Мальзерб, Тронше и масон Десез. 26 декабря Десез произнес в Конвенте речь в защиту короля в его присутствии, напомнив, что по Конституции 1791 года особа короля неприкосновенна, и указав на отсутствие улик В ответном слове Людовик XVI заявил, что ему не в чем себя упрекнуть. Кое-кто из депутатов Конвента высказывал мнение о том, что «только народ, пообещавший королю неприкосновенность, может лишить ее», однако Робеспьер отверг возможность плебисцита. Марат в «Друге народа» и Эбер (глава «Клуба кордельеров») в «Отце Дюшене» издевались над Людовиком — «свиньей из Тампля», «пьяницей Капетом» — и Марией Антуанеттой — «австрийской волчицей». Якобинцы опасались, что народ проявит снисходительность. Избранники народа решили, что сами вполне могут выразить его волю. Энциклопедист Кондорсе на вопрос, вынесенный на голосование, подлежит ли решение суда ратификации народом на первичных собраниях, ответил «нет».

Суд начался 16 января 1793 года и длился три дня. Депутатам предстояло сделать выбор между смертной казнью и тюремным заключением для короля. О накале страстей можно судить по такому эпизоду. Луи Мишель Лепелетье[32], масон из ложи Феникса, находившейся в юрисдикции ложи Великого Востока Франции, в 1790 году представил проект Уголовного кодекса, в котором смертная казнь была заменена тюрьмой. Однако 20 января 1793 года он резко переменил свои взгляды и отдал голос за казнь короля. В тот же вечер он отправился ужинать в ресторанчик в Пале-Рояле. К нему подошел человек, закутанный в плащ, и спросил: «Это ты негодяй Лепелетье, проголосовавший за смерть короля?» — «Я голосовал, согласуясь со своей совестью, тебе что за дело?» — ответил тот. Человек выхватил из-под полы шпагу и вонзил ее в бок депутата со словами «Вот тебе награда!». Как оказалось, это был бывший телохранитель короля Филипп Никола Мари де Пари. Смертельно раненный, Лепелетье скончался у себя дома в половине второго ночи, за несколько часов до казни приговоренного им короля. Впоследствии, вместе с Маратом, заколотым Шарлоттой Корде, он был провозглашен мучеником Революции.

Решение в пользу казни Людовика XVI было принято с перевесом в один голос — голос Филиппа Эгалите. 22 января он записал в своем дневнике: «Вчера толстому хряку пустили кровь». Масоны из Конвента отвезли короля на эшафот в карете. Вся Национальная гвардия составляла его эскорт. На пути следования кортежа царила тишина, все лавки были закрыты. Площадь Революции (ныне площадь Согласия), где установили гильотину, была бела от снега и черна от народа. В десять часов утра карета короля прибыла к месту казни. Его последние слова, в которых он заявлял о своей невиновности, перекрыл гром барабанов. Палач поднял отрубленную голову, чтобы показать толпе, которая кричала: «Да здравствует Республика!» По легенде, к этим крикам добавился еще один возглас: «Жак де Моле, ты отомщен!» Поклонники легенды о преемственности между масонами и тамплиерами остались ей верны[33].

Самые неукротимые сторонники переворота основали Общество друзей революции, ритуалы которого были идентичны масонским.

Маховик террора раскрутился, и его, казалось, уже не остановить.

Томаса Пейна, проголосовавшего против казни короля, посадили в тюрьму. Лафайет эмигрировал и попал в плен к англичанам. 77-летнего Рошамбо предупредили о том, что он внесен в черный список «слуг Луи Капета», и побуждали бежать в немецкий Кобленц. Он отказался, уверенный в том, что освободителя Америки революционеры не тронут. Его обобрали до нитки, осыпали унижениями, письма приносили распечатанными. В довершение всего его арестовали и посадили в Консьержери — бывший королевский замок в центре Парижа, где поначалу ему приходилось спать на соломе под навесом, поскольку все камеры были набиты битком. Наконец ему отыскали местечко в вонючей камере, где его соседом оказался Мальзерб. Через несколько дней Мальзерба отвели на эшафот вместе с женой и несколькими детьми.

Барон Дитрих и маршал фон Люкнер были гильотинированы. Руже де Лиль тоже попал в число «подозрительных». Его разжаловали, арестовали и посадили в тюрьму, но не в Консьержери, а в другой королевский замок, превращенный в узилище, Сен-Жермен-ан-Ле.

Сын Филиппа Эгалите, будущий король Луи Филипп, покинул страну вместе с Дюмурье, предавшим революцию; герцога Орлеанского заподозрили в измене, он был арестован. Перед лицом обвинения в создании масонского заговора против Республики бывший великий мастер ложи Великого Востока Франции отрекся от масонства и согласился с его запрещением, опубликовав открытое письмо в «Журналь де Пари»: «Поскольку я не знаю, каким образом устроен Великий Восток, и, кстати, считаю, что в Республике, особенно в начале ее становления, не должно быть никаких тайн и никаких тайных обществ, я больше не хочу иметь ничего общего ни с Великим Востоком, ни с собраниями франкмасонов». 13 мая председатель чрезвычайного собрания ложи Великого Востока Луи Ротье де Монтало в присутствии всех «братьев» сломал шпагу Филиппа Эгалите.

Честолюбивым замыслам разжалованного великого мастера не дано было сбыться: Робеспьер, заправлявший Конвентом и устроивший в стране «красный террор», не собирался сажать на престол бывшего герцога Орлеанского: «Недостаточно сменить имя». 6 ноября Филипп Эгалите взошел на эшафот.

Шодерло де Лакло был брошен в тюрьму как орлеанист. В 1794 году нож гильотины отсек голову Дантона, годом раньше возглавившего первый Комитет общественного спасения, который боролся с иноземной интервенцией. По преданию, проезжая на тюремной телеге мимо дома Робеспьера, Дантон выкрикнул своим громоподобным голосом: «Максимилиан, ты пойдешь за мной!» Вместе с ним приняли смерть Камиль Демулен и Фабр д’Эглантин. Кондорсе отравился сам, чтобы не погибнуть на эшафоте. Рошамбо и Руже де Лиля спас от гильотины переворот 9 термидора, свергнувший Робеспьера. Не последнюю роль в нем сыграл Жозеф Фуше (1759–1820), прошедший до революции посвящение в ложе Софии Магдалины, королевы шведской на востоке Арраса. При Директории он стал министром юстиции, а при Наполеоне возглавил полицию…

В конце 1793 года в тюрьме для аристократов, в которую превратили бывший монастырь кармелиток в Париже, состоялся сеанс гидромантии по методу графа Калиостро: шестилетняя дочка тюремщика вглядывалась в графин с водой, стараясь разглядеть в нем то, что уготовано виконту Александру де Богарне. Об этом ее попросила его жена Жозефина, урожденная Таше де ла Пажри. Виконт, посвященный в масоны в 1780 году в военной ложе Саарского полка, был избран депутатом Генеральных штатов от дворянства Блуа, но затем принял сторону революции. Он дважды становился председателем Национального собрания, а в 1793 году, когда республике грозила опасность, возглавил Рейнскую армию и храбро сражался. Но раз запущенная машина террора была неумолима: его отстранили от командования как бывшего дворянина, а затем арестовали. Маленькая девочка разглядела в графине приготовления к казни. 23 июля 1794 года голова Богарне упала в корзину гильотины. Даже став госпожой Бонапарт, Жозефина де Богарне не могла забыть тюремного гадания.

Конец и вновь начало

К началу 1796 года во Франции оставалось только 18 действующих лож. Возрождением масонства занялся Луи Ротье де Монтало, когда вышел из тюрьмы. 7 июня 1796 года он был избран великим мастером ложи Великого Востока Франции. Одновременно возродилась Великая ложа, и 21 мая 1799 года они слились. Однако некоторые ложи, не желавшие терять свою независимость, не признали новую организацию. К этому прибавилась ссора по поводу высших градусов, и под давлением маршала Келлермана параллельно ложе Великого Востока, который к тому времени уже подпал под власть Жозефа Бонапарта, старшего брата первого консула, сложилась Великая генеральная шотландская ложа.

В России масонские ложи были запрещены императрицей Екатериной II. Однако в 1796 году она скончалась. Павел Петрович, наконец-то взошедший на престол, пригласил к себе досточтимого мастера ложи Трех шпаг Христиана Фридриха Маттеи и других «братьев» и обещал им отменить указ матери. Однако всего год спустя он издал указ, предписывающий применять закон 1794 года (о запрете масонских лож) «со всевозможной строгостью». Ознакомление с материалами следствия по делу московских масонов пробудило подозрительность нового императора, к тому же он был глубоко потрясен убийством французской августейшей четы и ему не преминули донести о той роли, какую сыграли в этой казни французские масоны. Постепенно Павел I удаляет от себя всех своих масонских «друзей». Они получают командировки за границу или вне Петербурга и уже не пользуются прежним влиянием. Окончательное охлаждение между масонами и Павлом I произошло после принятия им звания гроссмейстера Мальтийского ордена, который в то время находился в состоянии соперничества со значительной частью масонства, хотя по сути дела и сам принадлежал тоже к нему.

Масоны разочаровались в Павле и обратили свои взоры на цесаревича Александра, в близкое окружение которого входил, среди прочих, молодой граф П. А. Строганов, внушавший ему либеральные идеи. В числе заговорщиков, устранивших отца для воцарения сына, тоже были масоны — И. Вяземский, В. Мансуров, П. Кутузов, П. Толстой, Б. Голицын, Н. Бороздин, Я. Ска-рятин, П. и В. Зубовы. Полковник А. Беннигсен, возглавивший группу офицеров, которая, собственно, и совершила убийство императора, состоял в московской ложе Искренности. Вдохновителем же заговора был С. Р. Воронцов из петербургской ложи Скромности.

Последний заговор с участием русских «вольных каменщиков» вылился в восстание декабристов на Сенатской площади в 1825 году, после чего орден снова запретили — и надолго.

В Англии события разворачивались гораздо более мирно. В 1813 году британское правительство, вступившеє в решающую битву с Наполеоном, а потому не желавшее никаких раздоров внутри страны, способствовало избранию в руководство двух Великих масонских лож двух братьев: герцог Суссекский возглавил «новых» масонов, а герцог Кентский встал во главе «древних». Первый назначил второго своим заместителем, и в конце ноября обе Великие ложи слились в Великую объединенную ложу Англии, вернувшуюся к истокам, то есть трехстепенному масонству.

В Швеции после кончины (1818) Карла XIII королем стал усыновленный им наполеоновский маршал Жан Батист Бернадот, который четырьмя годами ранее присоединил к Швеции Норвегию. Все шведские монархи были великими мастерами масонского ордена.