Повседневная жизнь Версаля при королях

«Тираны» и «тиранши» в домашней обстановке

Собственно, об авторе много говорить не придется: о нем все главное сказано ниже, в предисловии переводчика. Хочется добавить лишь несколько слов личного характера. Да, современная молодежь ничего не знает о Жорже Ленотре. Но в дни моей молодости, в 40—50-е годы, несмотря на полузапрет[1] (а может быть, именно вследствие этого), о нем знали и его читали. Кроме «Парижа в дни революции» на русском языке стали появляться и другие его книги, в частности «Робеспьер и Богородица», изданная в Риге в 30-е годы. Конечно, эту книгу в библиотеках не выдавали, но произведения Ленотра на французском в Ленинке получить было можно, а кроме того, при терпеливых поисках кое-что удавалось приобрести у букинистов. Во всяком случае, и «Революционный трибунал», и «Гильотина», и «Мария-Антуанетта», и «Барон де Батц» выстроились на моей книжной полке, и во многом именно благодаря им я познакомился с некоторыми неизвестными ранее аспектами французской революции.

Что же касается «Версаля во времена королей», то это одна из поздних работ Ленотра, уже прославленного писателя и академика, соавтора многотомника «Звездные часы Французской революции», изданного после его смерти.[2] Увидев заглавие книги, многие читатели, очевидно, решили, что речь пойдет об архитектурных и парковых «чудесах» Версаля. Однако не это поставил главной своей задачей автор. Книга о Версале — это повесть (или, точнее, ряд повестей) не столько о сооружениях и предметах искусства, сколько о людях. И даже когда автор сообщает нам о фонтанах, фруктовом саде, Оленьем парке, Зеркальной галерее, они обязательно проецируются на их творцов и пользователей.

И те и другие представлены автором во всем их многообразии. Это простолюдины и аристократы, люди искусства и функционеры. Но главное место все же занимают хозяева Версаля — три предреволюционных короля. Автор показал их «в туфлях и халате», со всеми причудами и слабостями, присовокупив к ним близких — жен, детей и фавориток. Прочитав книгу, узнаешь, что эти «тираны» и «тиранши» в домашней обстановке оказывались обыкновенными людьми, которым далеко не всегда было так уж сладко.

Из «большой» истории известно, что Людовик XIV, «Король-Солнце», создатель Версаля, разорил страну своими прихотями и войнами, приведя государство к полному банкротству, что одна лишь отмена Нантского эдикта обездолила и обрекла на гибель тысячи семейств, что к концу царствования, по словам Вобана, треть французов жила только на милостыню, а две трети не были в состоянии эту милостыню подать.[3] И вот оказывается, этот угнетатель и самодур в личной жизни терпел массу неудобств: спал в кишащей клопами постели, мучился от холода (это среди версальской роскоши!) и, «изнемогая под тяжестью своего сана», прятался от двора. В отношениях же с людьми он «…был, по существу, очень сговорчивым, податливым человеком… таким же добрым семьянином, как какой-нибудь скромный буржуа», имея лишь одну слабость — склонность к обжорству. Одним словом — этакий симпатичный Гаргантюа!..

Имя могущественной фаворитки Людовика XV, мадам де Помпадур, стало нарицательным как символ внешнего блеска, самовластья и самодурства. В течение двадцати лет, до самой смерти, она направляла внутреннюю и внешнюю политику Франции, назначала и смещала министров, провоцировала войны, была жупелом для всей Европы. И что же? Оказывается, «…маркиза способна внушить только жалость. Это было поистине несчастное создание. Вечно больная, снедаемая постоянной тревогой, измученная людской низостью и завистью, каждый день, пересиливая усталость и отвращение, она должна бороться со своими соперницами, бороться с пресыщенностью и скукой своего царственного друга, бороться против знати, которая ей льстит, бороться против черни, которая ее ненавидит, и против друзей, которые ее обманывают… Ужасная судьба!..» И на протяжении нескольких страниц Ленотр убедительно развивает этот свой тезис.

Подобным настроением проникнуты главы книги, посвященные «детям Франции», сыновьям и дочерям монархов. Оказывается, жизнь всех этих дофинов и «медам» была крайне печальной. Рассматриваемые отцами исключительно как инструмент дипломатии и политики, несчастные принцы и принцессы, лишенные детства, в 11–13 лет обреченные на женитьбу и выдачу замуж за неизвестных им, таких же девочек и мальчиков, без всякого учета взаимной склонности и симпатии, они влачили затем, несмотря на внешний почет, жалкое существование на задворках Версаля и, как правило, умирали в молодом возрасте.

Все это приоткрывает читателю изнанку великолепия и пышности версальского двора и дает возможность узнать то, чего никогда не отыщешь в «большой» истории. При этом Ленотр, замечательный стилист, всегда умело находит тон для своего очередного этюда, как правило, тон, проникнутый мягкостью и снисходительностью, иногда даже превышающими меру. Это относится, в первую очередь, к страницам, посвященным злополучной Марии-Антуанетте.

Из «большой» истории известно, сколь велика была роль этой королевы в вызревании предреволюционного кризиса. Да, Ленотр прав: поначалу молодая супруга дофина, а затем и короля Людовика XVI пользовалась всеобщими восхищением и любовью, которые, однако, вскоре превратились в ненависть, так что далее она была уже «проклятой австриячкой» и «мадам Дефицит». Для этого были достаточно веские причины. Крайне суетная, капризная, тщеславная, постоянно менявшая фаворитов и обожателей, королева любила роскошь, драгоценности, балы, требовала всеобщего преклонения и упивалась азартной карточной игрой. Швыряя без счета деньги на удовлетворение своих прихотей, она увольняла бережливых министров и осыпала золотом своих любимцев, словно делая все возможное для того, чтобы дефицит государственного бюджета превратить в катастрофу. Окончательно скомпрометировало Марию-Антуанетту так называемое «дело об ожерелье», о котором в книге умалчивается (хотя оно имеет самое непосредственное отношение к Версалю) и которое, по мнению ряда историков, оказалось как бы прологом революции.[4] Это умолчание весьма симптоматично, поскольку Ленотр попытался снять вину с Марии-Антуанетты и переложить ее на другие плечи. «Отнюдь не судьи, — утверждает он, — приговорили королеву к смерти: ее палачом было то галантное и развращенное общество, что окружало ее…» Ее фавориты, «… легкомысленные, безответственные и неумные… вели к гибели неопытное создание, не имевшее ни наставника, ни покровителя, ни мужа, поскольку ее супруг был столь же неспособен управлять своей женой, как и королевством». Все это верно и очень точно изложено и тем не менее является лишь полуправдой. Ибо «неопытное создание» отнюдь не было безликим и безвольным существом. Недаром же Мирабо, знавший в этом толк, называл Марию-Антуанетту «единственным мужчиной в королевской семье». Обладая сильным характером, имея огромное влияние на короля, именно она, и это было общеизвестно, подталкивала Людовика XVI ко всем тем шагам, которые и привели в конечном итоге ко всеобщему взрыву. И это не дает возможности, как бы ни хотелось Ленотру, полностью снять с нее вину за будущее, сделав пешкой в чужих руках.[5]

Гораздо более справедлив автор в оценке супруга Марии-Антуанетты, и приводимые им факты лишь дополняют и разъясняют то, что известно из «большой» истории. Слабый, безвольный, невероятно ограниченный, проникнутый идеей извечного, Богом данного абсолютного характера королевской власти, но при этом неспособный наподобие «Короля-Солнца» этой идее соответствовать, Людовик XVI был обречен ответить за все безобразия и грехи своих предков. Отсюда неизбежность и закономерность революции, разразившейся именно в его время, несмотря на робкие попытки короля отсрочить ее наступление.[6] По словам Ленотра, Людовик XVI «скромно взялся за починку дряхлого, рассевшегося здания», но «эта попытка кончилась крахом», поскольку за починку принялись слишком поздно. «Нация устала ждать и сама весьма грубо, на свой лад, приступила к ремонту».

Так незаметно писатель подводит нас к революции и последним дням Версаля. И лишь одна глава книги вызывает недоумение и неприятие. Я имею в виду главу «Бланки с королевской печатью». Из многочисленных свидетельств XVII–XVIII веков известно, каким страшным злом были эти «бланки» (lettres de cachet), щедро раздаваемые королевской властью. Такой документ ввергал в Бастилию или в иную государственную тюрьму любого человека, где без суда и следствия, потеряв свое имя, он исчезал на неопределенный срок, а зачастую и навсегда. Такова была неразгаданная история арестанта в железной маске[7] и многих-многих других, чьи имена канули в Лету. По таким «бланкам» томились в тюрьмах и люди весьма известные, в том числе дважды побывавший в Бастилии Вольтер, будущий революционер Мирабо и будущий социалист Сен-Симон. Отсюда становится понятным, почему революция началась именно со взятия народом Бастилии как символа ненавистного королевского произвола. А вот Ленотру представляется, что подобный «бланк» был «не инструментом репрессий, а напротив, мерой спасения от жестокого наказания, налагаемого тогдашним правосудием» (!). Делая это парадоксальное утверждение, писатель ссылается на Функ-Брентано, и, кажется, сам он с ним совершенно согласен, явно не замечая, что приводимые им ниже примеры вопиюще свидетельствуют против! Особенно это очевидно в деле Латюда, по прихоти королевской фаворитки безвинно томившегося в тюрьмах Франции 35 лет и вышедшего на свободу лишь по воле случая.[8] И напрасно автор пытается нас уверить, что, преданный суду, Латюд был бы колесован: его «дело» не принял бы к производству ни один суд страны.

Завершая этот краткий обзор, заметим, что наши единичные критические замечания ни в коей мере не могут повлиять на общую высокую оценку труда Ленотра. Глубоко продуманная и четко построенная книга о Версале несомненно является одним из лучших его произведений, поражающим обилием уникальных фактов при сравнительно небольшом объеме. И думается, всякий читатель, раскрывший эту книгу, наверняка дочитает до конца, узнав удивительные вещи и о Зеркальной галерее, и о сердцах французских королей, и о «грустной Пепе», и о многом-многом другом.

А. П. Левандовский