Возвращение в родные пенаты не доставило никакого удовольствия. В душе бушевал ураган эмоций, в голове сидел Лёля и ковырял мысли. Ещё и Мизинчик подлил масла в огонь, позвонив в ту минуту, когда Гоша отъехал от отеля.
– Ты где? – орал он по громкой связи.
– Гуляю.
Далее последовала непереводимая на литературный язык брань. Гоша разъединил связь, устав слушать. Ему было не до умозаключений Мизинчика. Он переболевал смертью и никак не мог справиться. Поэтому, когда утром он вошёл на этаж, где размещалась редакция, от него шарахались все. Таким Аллигатора ещё не видели. Шутить никто не пробовал. Он ни с кем не здоровался, точнее, в упор не замечал. Дверь в кабинет главного редактора открыл с пинка и тут же захлопнул.
– Аристархов, стучаться не учили? – возмутился Альбертыч, расплескав кофе.
– Мне нужна первая полоса. Могу заплатить. Скажи, сколько? – тихо и злобно сказал Гоша, усаживаясь в своё любимое кресло напротив шефа.
– Смотря, какая новость.
– Почту проверял?
– Слушай, Аристархов, вот что ты такой липучий? Ни ночью, ни днём от тебя нет покоя.
– Проверь, – упрямо сказал Гоша и многозначительно посмотрел на монитор.
– Кофе допью и проверю, – фыркнул шеф и демонстративно сделал большой глоток под злобным взглядом, от которого сразу поперхнулся. – Достал. Смотрю. Чего там…
По мере того, как Альбертыч тыкал по клавиатуре и водил мышкой, удивление на его лице усиливалось, а потом и вовсе отпала челюсть. В немом восклицании он сделал витиеватый взмах рукой, не веря глазам.
– Не понял, – наконец, выдавил он.
– Чего не понял?
– Это правда, что ли? Лёля Сопельский умер? – просипел Альбертыч.
– Да, настоящий Лёля Сопельский умер при мне. Об этом знаем только мы с тобой. Больше никто. Когда выйдет газета, его уже похоронят, и никто не будет знать, где именно. Таково его пожелание. Вот здесь вся его жизнь, – сказал Гоша, доставая флешку и несколько листов бумаги с напечатанным текстом. – Можешь ознакомиться. Я подожду. Официально я здесь не работаю, поэтому волен отнести новость в любую редакцию, но по старой памяти зашёл к тебе.
Он отдал бумажный вариант интервью главному редактору, а флешку зажал в ладони. Уровень доверия к шефу опустился до минимума. Пока тот читал, Гоша связался с братом и договорился о встрече в нотариальной конторе.
– Это бомба, – прошептал Альбертыч, подозрительно оглядываясь по сторонам. Ему уже чудилось, что их подслушивают, и новость вот-вот уплывёт. – Как ты это сделал?
– Какая разница. Не веришь? Держи, – Гоша протянул фотографию с автографом.
– «Лучшее интервью в моей жизни», – с трудом разобрал корявый почерк шеф. Его поразило всё сразу: и надпись, и Лёля в инвалидной коляске, и последний номер «MacroNews» на его коленях, укрытых пледом, и Гоша. – Аллигатор…
– Так что? Первая полоса – моя?
– Твоя.
– Буду верстать сам, дома. Принесу завтра, когда будет готов весь номер. Доделаю его сам здесь при тебе. Никто не должен знать.
– В типографии всё равно узнают и растрендят по всему свету, – огорчился Альбертыч.
– Первый раз, что ли? Сделай так, чтобы не растрендели. Ты уже тридцать лет в этом кресле. Поезжай в типографию и сам разберись с конфиденциальностью. В конце концов, мы это уже проходили. Не тупи.
– Ты прав, ты прав, – забормотал главный редактор, заставляя винтики и колёсики в голове работать. – Получается, тебя подставили?
– Я сам виноват, и сам поплатился.
– Вернёшься? – со щенячьим выражением на лице спросил Альбертыч. После ухода Аллигатора дела в газете шли уже не так весело. Два номера без него превратились в кошмар. Ещё и Джорджия поддавала жару.
– Не знаю. Пока не решил. Сначала интервью, потом поговорим. Я пошёл. Звони, когда будет готов номер, – Гоша поднялся на ноги, забрал из рук шефа фотографию и бумажную версию интервью со стола. – Прости. Всё своё ношу с собой.
– Аллигатор, ты изменился, – задумчиво произнёс главный редактор. – Кусаешь ещё больнее.
– Может быть. Перешли некролог мне на почту. До завтра.
Махнув рукой, он ушёл. Коридоры редакции выглядели чужими, бывшие коллеги – незнакомцами. Он мог о каждом написать по книге. Раньше. Теперь люди слились со стенами, лишившись своих оболочек. Они срослись в нечто, что отторгается. Всё-таки за спиной послышалось шушуканье. Все обсуждали новый облик Аллигатора: ледяной взгляд голубых глаз, тяжёлую поступь и ауру боли, окружавшую его, как саван. Стоило ему скрыться в лифте, как сотрудников редакции прорвало. Никто не собирался работать. Новостью дня стал Гоша Аристархов. Теперь каждый строил догадку, зачем он приходил, но его это мало волновало. В нём не проскользнуло любопытства к тому, кто занял его кабинет. Если Аллигатор и планировал вернуться, то на другую должность, а пока он торопился к брату. Обогнув здание на машине, мужчина нашёл свободное местечко для парковки.
«Ещё и месяц не прошёл, а у меня ощущение, что я постарел лет на десять», – вздохнул Гоша, тяжело вываливаясь из машины. Тело распадалось на части. Утомлённый работой и бессонницей мозг превратился в желе. Дико хотелось спать, но впереди ждала вёрстка – долгий кропотливый труд. Когда Гоша зашёл в приёмную к брату, там его уже караулила рыжеволосая Эльза – чудо природы с опытом работы.
– Сэм на месте, – улыбнулась она и едва заметно повела бровями, на что-то намекая. – Кофе?
– Да, двойной кофе без сахара. Ты бесподобна, Эльза. Сэм задыхается в объятиях змеи? – уточнил Аристархов под тихое «хи-хи». – Надо ему террариум подарить.
Подмигнув Эльзе, он зашёл в кабинет и ухмыльнулся при виде непристойной картинки. Тоня и Сэм гипнотизировали друг друга взглядами на расстоянии стола, который их разделял.
– Какая девственная непорочность. Сейчас заплачу, – хмыкнул он, занимая мягкое кресло.
– Явился. Куда пропал? Дозвониться до тебя невозможно, – оживился Сэм и пересел в соседнее кресло, ближе к брату. Тоня смутилась и предпочла остаться на своём месте.
В кабинет вплыла Эльза с подносом, быстро и ловко расставила чашки, кофейник и вазочку с печеньем.
– Что-нибудь ещё? – спросила она с очаровательной улыбкой.
– Да, попей чайку с Тоней, а то я её смущаю, – нагло произнёс Гоша.
Тоня тут же вылетела из кабинета, будто только об этом и мечтала. Для неё кошмарные дни продолжались. Сэм жил в её квартире, но не прикасался к девушке. Их всё время что-то разделяло: стена, стол, рычаг передач, дверь. Она хотела предложить себя добровольно, но понимала, как это будет выглядеть, и поэтому довольствовалась взглядами.
– Как интервью? – спросил Сэм, разливая кофе по чашкам.
– Готово. Посижу у тебя немного и поеду верстать. Как твои дела? – Гоша намекнул на Тоню открытым текстом.
– Хочу до одури, – усмехнулся горько Сэм.
– Что мешает?
– Ты. Всё время чувство, что я тебя предал.
– У меня всё нормально, – пожал плечами Гоша, отпивая маленькими глоточками крепкий кофе из чашки.
– Ты себя в зеркало видел? – сочувствующе произнёс Сэм.
– Конечно. Я же брился.
– Гош, от тебя тень осталась. Опять не спишь? Снова издеваешься над собой? – сокрушался брат, намекая на периодическую зависимость от работы, которая выливалась в бессонные ночи и многодневное голодание, когда Аллигатор вживался в какой-нибудь неординарный материал.
– Некогда спать. Сделай мне одолжение, – попросил Гоша.
– Какое?
– Переспи уже со змеёй. У тебя тестостерон через кожу просачивается. Долго ещё будешь у неё жить?
– Завтра к себе переезжаю и…
– Её с собой бери. Тот сучонок рядом, попомни моё слово. Злобный гадёныш. Возможно, около вас отирается. Поглядывай по сторонам. Ночью кто-то за мной полгорода проколесил. Надумаешь «десятку» забрать, позвони. Ладно, пойду я, пока не заснул. Мне надо выжить любой ценой, – вздохнул Гоша, лениво вынимая своё тело из кресла силой воли. Дремота затягивала немилосердно. Кофе не помогал.
– Ты плохо выглядишь, брат.
– Сам знаю. Пока.
Они обнялись. Гоша поплёлся из кабинета, едва переставляя ноги. Его вырубало на ходу.
– Стоять. Я тебя отвезу, а сюда вернусь на «десятке».
Сэм подлез брату под руку и прижал к себе за талию. Тот не сопротивлялся. Гоша спал, как боевая лошадь, стоя да ещё с открытыми глазами. Тоня, завидев их, подскочила со стула и без всякой ложной игры округлила глаза. Эльза улыбалась своей добродушной улыбкой, вспоминая, как в первый раз увидела такую картину.
– Скоро приеду. Эльза, повесь табличку, что мы закрыты. Посидите здесь за запертой дверью, перемойте мне кости и ему тоже. Их надо срочно отбелить, – сказал Сэм, надеясь на Эльзу и совершенно не доверяя Тоне. Жить без Анаконды не мог, но о доверии речи не шло.
Он дотащил безвольного Гошу до машины, завалил его на пассажирское сиденье, а сам занял водительское место. До дома они ехали в полной тишине. У Сэма постепенно развивалась мания преследования. Во всех автомобилях он видел «хвост». Даже заехав на подземную парковку многоэтажки, он не успокоился.
– Гош, подъём. Приехали. С собой будешь что-нибудь забирать? – Сэм затормошил сонного человека, не способного ни на что, кроме похрапывания. – Подъём.
– Что? – Гоша приоткрыл глаза, ощущая себя в коматозном состоянии и полной дезориентации.
– Забирай вещи, помогу подняться.
– Угу, – сказал Аристархов и вытащил из-под сиденья кожаную папку с файлами. – Ты – мой герой. Нет, ты круче. Ты – супербрат.
В кои-то веки Сэм понял, зачем бесконечно тягал железо в спортзале. До квартиры они поднялись на лифте. Гоша постоянно выскальзывал из рук и норовил сложиться на полу.
– Мне надо работать, – забормотал Аристархов, заметив сквозь чуть приоткрытые веки, что попал к себе домой самым фантастическим образом.
– Тебе надо спать. Давай мне ключи от «десятки», запирай дверь и спи. Ты – овощ, причём уже высохший, – разозлился Сэм. – Сколько можно издеваться над собой. Это не работа, а школа выживания.
– Не ворчи, – вяло ответил Гоша, шаря рукой по полочке в прихожей. – Вот тебе ключи, вали к змее.
– Свалю. Позвоню тебе через три часа и разбужу. Обещаю. Всё. Закрывай за мной дверь. Пока не услышу щелчка, не двинусь с места, – Сэм забрал ключи и вышел на лестничную клетку.
– Слушаюсь, младший брат. Спасибо за доставку.
Гоша хлопнул дверью, закрыл все замки, что есть, и услышал удаляющиеся шаги брата. Сбросив кроссовки, он добрёл до спальни и рухнул поперёк кровати. Так быстро он ещё не засыпал. Это был самый крепкий сон. Гоша не слышал, как в дверь долбился парень, доставивший заказанную микроволновку. В конце концов, он оставил её у вахтёра, по просьбе Мизинчика, который предоставил свой телефон при оформлении заказа. Сам дядя Гена звонил бесчисленное количество раз, но так и не разбудил Гошу. Чувство тревоги нарастало. С ночи он не знал покоя. У него голова шла кругом, за кем присматривать в первую очередь. Два младенца устроили забастовку и потешались над его нервной системой. Наружное наблюдение за Гошей не справлялось со своей работой. Он стремительно исчезал на городских улицах. Федька тоже не сильно старался, подглядывая за Васькой. Ни на кого нельзя было положиться.
Ровно через три часа Гоша вскочил сам, как ужаленный, вытаращил глаза и уставился в стену. Пару минут он просто тупо пялился, потом помотал головой, потёр лицо и часто-часто поморгал. Истошно завопивший телефон придал бодрости духа.
– Проснулся. Спасибо. У тебя всё нормально? Хорошо. Увидимся завтра. Да, буду в редакции, потом к тебе загляну, – почти обычным голосом, если не считать лёгкой хрипотцы, ответил Гоша. Звонок Сэма вызвал улыбку, но через минуту она слетела. Телефон снова разразился криком. – Дома я! Дома! Отстань уже. Хорошо, схожу к вахтёру. Спасибо. Как Васька? Работает? Вести с полей. Федька в деле? Ладно. Буду на связи.
Новость о том, что Васька начала работать окрылила и опечалила. Он представил, как его малышка ворочает колёса, откручивает тяжёлые детали, возится с маслом, копается под капотом, сидит в яме, и почувствовал себя рохликом, не способным поставить запаску. Обуреваемый мыслями Гоша скинул мятую одежду, ополоснулся, разогрел себе еду на газовой плите, потом сходил к вахтёру за микроволновкой и с трудом притащил её в квартиру. Мизинчик превзошёл себя, купив навороченную модель.
– Деньги на ветер. Не собираюсь я в ней готовить, – вздохнул Гоша, но всё же установил на место, где прежде стояла павшая смертью храбрых предшественница.
Бодрый духом Аристархов засел за вёрстку и провозился до полуночи, но работой остался доволен. Интервью бросалось в глаза, фотография притягивала взгляд. Всё по феншую. Удовлетворённый работой, он скопировал полосу на флешку и растерялся. Его долгая гонка закончилась, и впереди маячила пустота. Он не знал, чего хочет. Нового взлёта? Если там же, то нет. Всё больше он склонялся к мысли стать внештатником и работать на себя, делая только то, что нравится самому и не подстраиваться под общее течение. По его мнению независимых газет не существовало. Все они кормились на чьи-то деньги. Любая редакция – убыточное предприятие. Цена росла, продажи падали. Люди всё меньше читали печатные издания. Скорость Интернета позволяла получить информацию гораздо быстрее, пусть и не всегда достоверную.
– Ладно, проверим, что там Джордж пишет. Наверняка пустил очередную ядовитую стрелу, – улыбнулся Гоша и потянулся. Общение с невидимым собеседником спасало от тоски. Пусть ненадолго, но всё же. – Прислал. Ты ж мой любимый Джордж.
В душе уютно закрутилась Джорджия, словно прихорашиваясь перед свиданием. Это походило на бред, но как иначе объяснить то неловкое чувство, которое вспыхивало при мысли о письме, стремлении его немедленно прочитать. Палец щёлкнул по клавише мышки, и открылся текст:
«Привет, Джорджия! У тебя всё в порядке? Я волнуюсь. Ощущение, что ты злишься на весь мир, который отторгает тебя. Знакомые ощущения. Хотел бы я сказать, что всё пройдёт. Нет. Не пройдёт. Прими свою боль, пойми и продолжай жить. Я же сказал, что ты другая. Всё, что в газете, это фикция для слабохарактерных особей. Пиши, и тебе станет легче. Твой Джордж».
– Мудрый Джордж, ты видишь меня насквозь. Пожалуй, мы подружимся, – тепло сказал Гоша, ощущая малую каплю покоя.
Ему хотелось поговорить о том, что творится на душе, но он понимал, что не с кем. Нагружать брата было бессмысленно. Тот, кроме своей змеи подколодной, ни о чём не хотел думать, и был прав. Если любится, надо любить. Потом ни к чему. А кроме Сэма никого не появилось в жизни. Так что Джордж подвернулся вовремя. Пусть не видел Гошу, но чувствовал лучше других то, что с ним происходило. До боли в сердце хотелось рассказать о Ваське и том сумасшедшем чувстве, которое заставляло жить, несмотря на то, что без неё всё покрывалось мраком. Гоша отправил ответ и забрался в кровать вместе с фотографией, где был рядом с Васькой. Лёгкость ушла из души, снова сердце накручивало на себя лёгкие, стягивало рёбра, и давило на душу.
– Вась, я вернулся, но не нашёл себя. Я хочу к тому себе, который был рядом с тобой. Я бы всё бросил и вернулся прямо сейчас, но не могу. Надо завершить дела. Люблю тебя, – прошептал он, пряча фотографию под подушку. Снова из груди шёл долгий и протяжный вой.
Гоша забылся, а тем временем за много километров от него не спала Васька, отчаянно переживая за Джорджию. Весь день девушка работала как каторжная без отдыха и еды. Ближе к ночи она забралась почти ползком по ступеням на второй этаж и залегла в ванну, благодатно отмокая после праведных трудов. В горячей воде стало парко и сонливо. Мысли плавно закружились в двух направлениях, сливаясь в одно. Гоша и Джорджия. От неожиданности Васька едва не захлебнулась. Она вынырнула из воды, фыркая и жадно хватая воздух. Сердце выделывало такие коленца, что дух захватывало. Наскоро отмыв грязь, Васька вылезла из ванны, кое-как вытерлась, надела халат и замотала волосы полотенцем.
– Какая я дура, – решила она, шлёпая в свою комнату к компьютеру. Ожидание нервировало. – Давай уже. Выброшу. Наконец.
Она открыла почту и впиявилась взглядом в письмо. На глаза навернулись слёзы. Буквы не различались. Васька тёрла веки и ладонями, и рукавом халата, и кончиком полотенца.
– Джорджия, я знаю тебя. Знаю так хорошо, что чувствую себя полной дурой. Ну, почему я сразу не поняла, кто ты? Гоша, ты в каждой буковке. Прости, что не узнала сразу. Прости. Боже, ты рядом. Я могу говорить с тобой. Пусть хотя бы так, но я буду знать, как ты живёшь. Боюсь читать, – Васька всхлипнула и приблизилась к монитору. – «Привет, Джордж». Привет, любимый. «У меня ощущение, что ты знаешь меня лучше, чем я сама». Это да. Я знаю тебя как облупленного. «Моя жизнь перевернулась с некоторых пор». Моя тоже. «Я поняла, что не жила раньше. Ты прости меня, Джордж, но моё сердце занято». Не переживай, я тоже люблю не тебя… тьфу, не тебя и тебя. Вот как такое возможно? «Сегодня перед смертью один хороший человек сказал: «Не отпускай. Никогда. Люби». И я люблю безумно, безоглядно и не знаю, как справиться со своей любовью». Гоша, кто умер? Не пугай. Почему я не с тобой? Зачем отпустила? Любишь? «Надеюсь, что в твоей жизни есть человек, которого ты любишь, и который любит тебя». Есть. Это ты, любимый. «Я пыталась вернуть себе себя, но ничего не получилось. Без того, кто живёт в моём сердце, это бесполезно». Как ты прав. Я без тебя никто. Я пытаюсь бежать от боли и становится ещё больнее. Скоро будет сорок дней, как ушёл отец. Если бы не ты, Гоша, я бы не выжила. «Я рада, что у меня появился друг, с которым я могу поделиться мыслями. Джорджия». Гоша, это я рада, что нашла тебя. Ты мой.
Хлюпая носом, вытирая слёзы, Васька печатала ответ и сто раз поправляла себя. Ей хотелось назваться своим именем, крикнуть ему, что рядом, что чувствует его дыхание, его сильное сердце, но она снова прикинулась Джорджем и сама не знала почему. Может, так подействовал Мизинчик, прикативший под вечер голодный и злой. Кормить его Ваське было некогда – на яме стояла машина, хотелось разобраться с ней окончательно. Крёстный ходил вокруг да около, тёр шею, а потом всё же рассказал, что ездил к Гоше, заставив уронить канистру с маслом.
– Вась, я был не прав насчёт Рохлика.
– Ты был не прав? Ты. Был. Не прав. Мне тебя расцеловать? – разозлилась она. – В чём ты был не прав?
– Он журналюга. Его знают все. Он может работать круглые сутки. Я видел…
– Ты видел? В смысле? Что ты видел?
– Вась, не злись. Я был у него дома. Хотел…
– Хотел показать кто тут самый сильный? Да? Как обычно? Кулак в морду и счастья полные штаны? – орала Васька, швыряясь в крёстного всем подряд, что попадалось под руку. – Ты достал меня своей опекой.
– Признаю, погорячился. Вась, он взял интервью у какого-то Лёли. Я без понятия кто это, но Гоша сказал, что ты поймёшь. Я читал. Гоша реально крут. У меня аж сердце защемило. Вась, прости. Клянусь, больше не буду лезть в твою личную жизнь, если ты не попросишь. Прости меня, девочка. Ты у меня одна, – торопливо и взволнованно говорил Мизинчик, поймав Ваську и прижав к себе, не думая о том, что она вся грязная, а он в дорогой одежде. – Ты для меня всё. Вась, Гоша – настоящий мужик. Он не рохлик. Я был не прав.
– Мне без него так плохо, – выдохнула она, успокаиваясь.
– Ему без тебя тоже. У него всё сложно сейчас, но он пытается решить проблемы сам. Он постоянно бормочет, что должен вернуть себя себе. Я ничего не понял, но в ярости он страшен. Как же вы оба похожи, словно близнецы однояйцевые. Моя девочка, Гоша ищет выход. Дай ему время.
– Угу…
Мизинчик уехал, а Васька ещё долго приходила в себя. Работа уже не спасала. Отчаяние и боль издевались ровно до того момента, как усталое тело расслабилось в ванне и пришло озарение, что Гоша и Джорджия – один человек. Теперь было в сто раз легче жить. Она засыпала с мыслью, что утром получит ответ на своё письмо. Этого ей пока хватит, чтобы не увязнуть в темноте, а потом Гоша найдёт выход, а если заблудится, то она поможет. Компьютер хозяйка не стала отключать. Ожидание загрузки бесило неимоверно. Он тихонько жужжал всю ночь, навевая сон. С рассветом Васька резко проснулась с ощущением, что опоздала. Так было раньше, когда она училась в школе и по выходным дням просыпалась с криком: «Всё пропало».
– Проспала, – воскликнула Васька и слетела с кровати к компьютеру. – Написал. «Доброе утро, Джордж. Вот опять чувство, что мы на одной волне». Доброе утро, Гоша. Так и есть. Ты – моя волна, и нас, похоже, штормит. «Ты прав, смерть всегда выбирает не тех, но приходит ко всем. Спасибо тебе за поддержку. Доброго дня. Джорджия». Я всегда с тобой.
Васька задумалась над ответом, а потом застучала по клавиатуре. Рабочий настрой пропал. Сегодня она угнездилась возле компьютерного стола. Молниеносно умывшись, девушка притащила из холодильника творог и сметану, сделала кофе, а потом и вовсе перенесла электрический чайник в комнату, чтобы сто раз не бегать туда-обратно.
– Всё, любимый, к сеансу связи готова. Пожалуйста, напиши мне. Можно одну строчку, – попросила она, гипнотизируя монитор.
Ответ пришёл быстро, а дальше началось сумасшествие. Они переписывались целый день, пока Гоша не уехал в редакцию с готовой полосой. К тому времени кроме Альбертыча никого уже не было. Все с радостью разбежались по домам, особенно верстальщики и корректоры. Идти по пустому этажу было дико и странно. Тишина в редакции подобна смерти.
– Вовремя, – кивнул шеф, заметив входящего Аллигатора. – Дело за тобой. Потом я поеду в типографию. Договорился обо всём. Как только отпечатают, сам привезу весь тираж и займусь доставкой, как в старые добрые времена. Вот ведь времечко было. В штате пять человек, а успевали больше, чем сейчас. Народу много, проку ноль. Возвращайся.
– Давай сначала сделаем что-то одно, а потом подумаем о чём-то другом? Кстати, в следующем номере Джорджия выберет счастливчика, залетевшего в сети. Я завязываю с этой мутью, – предупредил Гоша.
– Согласен. Тут по тебе все мужики стонут, требуют выдать…
Разговоры на время прекратились. Мужчины ушли в кабинет, где обычно сидели ребята из отдела вёрстки. Компьютеры работали. Гоша взялся за дело. Альбертыч сидел рядом и смотрел, думая о том, что допустил роковую ошибку, испугавшись за репутацию. Над голой задницей в лифте поизмывались три дня и забыли, а дела в газете лучше идти не стали. Всем не хватало неуёмной энергии Аристархова, умевшего заразить коллег идеей.
– Успеваем? – спросил Гоша, переводя полосы в pdf.
– Ещё час. Как раз в ночную смену попаду, – кивнул шеф, наблюдая за своим бывшим сотрудником, которого теперь хотел затащить обратно в штат любой ценой. – Гош, возвращайся. Подниму зарплату.
– Давай дождёмся выхода газеты и реакции, тогда и поговорим. Готово. Держи, – Аллигатор передал флешку Альбертычу и посмотрел на часы. – К брату ещё успеваю. Всё в твоих руках. Мне оставь пять экземпляров. Завтра заберу. Кстати, гонорар на карту перечисли.
– Разумеется. Ты благотворительностью не занимаешься.
– Мне кредиты оплачивать нужно, поэтому sorry. Удачи. Ты – лучший, Альбертыч! – Гоша похлопал шефа по плечу и убежал. В когда-то родной, а теперь донельзя чужой редакции ему было душно. Хотелось на свежий воздух и вообще прочь от всего, что окружает.
Привычным маршрутом он обогнул на машине здание и вошёл в нотариальную контору. В приёмной Сэма Эльза собиралась домой и прихорашивалась перед зеркалом.
– Красавица. Половина клиентов моего братца – твоя заслуга, – улыбнулся Гоша. – На месте?
– Да, – хихикнула девушка и убрала губную помаду в сумку.
– Мне постучать? – Аристархов многозначительно поднял свою великолепную бровь.
– Я промолчу. Меня отпустили, поэтому до свидания.
– Лети, пташка.
Гоша подождал, когда Эльза упорхнёт, и резко распахнул дверь в кабинет. Картинка перед глазами восхитила своей живостью. Сэм сидел в кресле, держа на коленях Тоню. Парочка самозабвенно целовалась, не слыша ничего, что происходит вокруг. Какое-то время Гоша стоял, привалившись к дверному косяку плечом, потом слегка покашлял. Не помогло. Хмыкнув, он постучал. Первой встрепенулась Тоня и попыталась слететь с колен, но Сэм сжал свои мощные ручищи, пресекая тщетную попытку.
– Я собственно ненадолго. Во-первых, Эльза уже ушла. Во-вторых, предлагаю завтра встретиться в баре, где мы обычно заливаем жизнь алкоголем. В-третьих, вы отлично смотритесь. Ну и в-четвёртых, закройте за мной дверь на ключ. Репутация – наше всё. Уж я-то знаю, – с усмешкой произнёс длинную речь Гоша, откровенно развлекаясь.
– Во сколько завтра? – спросил Сэм, счастливо улыбаясь. Советы брата помогли. Ночь прошла зажигательно ярко и до сих пор вспыхивала фейерверками.
– Вечерком, часиков в шесть. Нормально? Я приглашаю тебя с дамой. Она не даст тебе упиться. Глядишь, и я выживу.
– Встретимся в баре. А повод?
– Нам нужен повод? А впрочем, повод будет. Гарантирую, – сам себя убедил Аллигатор. – До завтра, шелупонь. Не забывайте о методах контрацепции. Если что, могу лекцию прочитать.
Гоша заржал и увернулся от летящей папки с файлами. Хорошее настроение вернулось. Он пока ещё не представлял, как будет жить, и дал себе неделю на то, чтобы понять, чем заняться и куда стремиться. Одно он знал точно – на первом месте всегда будет Васька, потому что без неё всё остальное не имело значения. Он, наконец, нашёл себя.