Позор семьи

Среда. 11:30

Мне никогда не стать настоящим позором семьи.

Грустно, конечно, что после стольких лет, проведенных в респектабельном Британском университете, я все еще говорю по-английски с удручающим русским акцентом, питаюсь фаст-фудом, вешу как две фотомодели, страдающие крайней формой анорексии, ношу одежду «винтаж» из-за врожденной неспособности отличить сумку «Биркин» от любой другой, в моей «бальной книжечке» нет ни одного известного плейбоя, и моя фотография вряд ли украсит колонку светской хроники, даже если в нее попадет.

Хотя для «настоящего позора семьи» все это слишком жидковато.

НО! Даже если бы я отощала до 40 кг, накачала губешки силиконом, в одиночку вынюхала весь кокаин, ввезенный албанской мафией в провинциальный английский Лидс, сошлась с арабским шейхом и в итоге попала в полицейский участок, обернутая поясом шахида, — мне все равно не стать настоящим «позором семьи».

Потому что достойным «позором семьи» может быть только СЫН!

А я дочь. Увы.

Максимальный ущерб, который способно нанести семейству такое никчемное создание, как дочь, — это выйти замуж за «полного негодяя».

Я убрала пальцы с клавиатуры, потерла запястье и глубоко задумалась. Конечно, когда отец упоминает «полного негодяя», речь не идет о человеке с избыточным весом. Может, этот «полный негодяй» на самом деле — худой, образованный, интеллектуальный и даже носит круглые очки? Тогда плохи мои дела, потому что Vik — мой самый-самый близкий человек — как раз соответствует описанию по формальным признакам…

С того дождливого дня, когда папа увез меня домой — в такой же скучный и провинциальный город, как Лидс, только на родине, a Vik остался за Ла-Маншем, между нами естественным образом протянулась прозрачная паутинка глобальной сети. Я стараюсь писать милому каждую свободную минуту — хорошим литературным слогом, разумно и информативно. Как-никак Vik с преподавательской кафедры внушает безнадежным, вроде меня, основы финансового анализа! И главная проблема, с которой я столкнулась в эпистолярном жанре, — даже не скудный словарный запас, а полное отсутствие в моей жизни ярких, значительных событий.

Да и откуда им взяться — изо дня в день я тупею в агентстве наружной рекламы «Магнификант» по той прозаической причине, что его хозяин — господин Чигарский — много лет приятельствует с моим одиозным папашей. Маюсь от тоски душевной — вот как сейчас — на митинге, которые здесь по старинке именуют «пятиминутками» независимо от продолжительности. Я вздохнула — тяжело или романтически, — но, во всяком случае, достаточно громко, чтобы привлечь внимание шефа.

— Давай, Ника, не скромничай — выскажись! — поощрил меня взмах руководящей длани.

Суть совещания я успешно пропустила мимо ушей, слагая очередную эпистолу для Vik’a, и теперь неопределенно промямлила:

— А мне нравится…. — Любой шеф любит, когда персонал одобряет его идеи!

— Мне тоже! — лояльно подхватила сухопарая мадам, ответственная за корпоративных клиентов, и продекламировала выборный слоган местного депутата: «Не будь лохом — голосуй за Блока!»

— Взялись инкриминировать нам этого «лоха»! Литературное слово! — наперебой возмущались коллеги, — Огляделись бы вокруг — мат на мате! На центральной площади висит спокойно плакат «СУКА-ЛЮБОВЬ», по три метра каждая буква, и всех устраивает!

— Альмодовара фильм рекламируют… — брезгливо скривился начальник производственного отдела. Единственный мужик, не считая охраны, в здешней богадельне, у него даже есть какое-то инженерное образование, и ведет себя он нагло.

Тоже мне большой эстет! Не знает, кто «Суку-любовь» снял! Я поправила:

— Режиссер фильма — Иньяриту Алехандро Гонсалес…

— Значит, всяким Альмодоварам — Гонсалесам можно матом гнуть! Им все здесь можно — только взятки плати! А русскому человеку, честному предпринимателю, в родной стране — нельзя! А я, между прочим, им, — шеф поднял указательный палец в направлении натяжного потолка, — я им не взятки — я им налоги плачу! И коммунальные, и федеральные! Я на них в суд подам и засужу!

Тучная тетенька с прытью, редкой в таком сильно постбальзаковском возрасте, взлетела с места, обогнула весь длиннющий стол и принялась беззвучно шевелить губами у самого бизнесменского уха. Здешний само-главный бухгалтер блюдет коммерческую тайну. Хотя то, что налоги шеф платит редко и мало, — не секрет даже для меня на третий рабочий день!

Господин Чигарский сразу сменил вектор атаки и презрительно скривился:

— Пусть Блок сам платит штраф за ненормативную лексику в рекламном сообщении! Он же будущий депутат — должен заботиться о бюджете! Его политтехнологи этот дефективный слоган придумали — ему и штраф платить! Помню, они уже готовый оригинал-макет привезли. Где заказ с приложением макета?

Аленка — юная барышня в загадочной должности «менеджер месяца» — хлопнула пышными ресничками, наращенными по новейшей технологии:

— А заказа нету… Вы же сами сказали — надо их макет забраковать и за верстку нового взять денег дополнительно…

— Значит, меня штрафуют, и я сам в этом виноват? — Шеф вскипел быстрее электрического чайника. — Я виноват, что мои сотрудники по-го-ло-вно пучеглазые гоблины? Вы истощили мое терпение! Особенно ты, Алена, — марш-марш в общий зал! Освободи кабинет менеджера месяца!

— Распоясались! Надо на них психолога нанять, хватит с ними миндальничать, — сурово констатировал начальник охраны и поправил совершенно неуместные в офисе антибликовые очки, — Дадим насчет психолога объявление в Интернете.

— Все — рассосались по рабочим местам!!

Я подхватила ноутбук и понуро поплелась вместе с прочими сотрудниками, но шеф поймал меня за локоть:

— Вероника, постой! Ты в самодеятельности — или что там есть, в университетах в Англии, — участвовала?

— Нет…

— Напрасно! — Господин Чигарский нахмурился сурово, как президент США при упоминании международного терроризма, и уведомил меня: — Значит, так: сейчас плакать будешь! Громко! — набрал номер и сунул трубку мне: — Начинай!

Я добросовестно, но ненатурально захлюпала носом.

— Слышал? Шеремета единственная дочка плачет… Да, Георгия Алексеевича. Дочка — у меня работает… Не важно, как я его уговорил, важно, до чего ее твои политтехнологи довели! — рокотал шеф в трубку как девятый вал, угрожая накрыть с головой того самого Блока, за которого не голосуют только полные лохи. — Просто псы-рыцари, а не люди! Ну, раз бабы — значит, суки… Только Шеремет разбираться не станет — московские они или урюпинские, может себе позволить. Что натворили-то? Оригинал-макет не предоставили в срок, еще и нахамили девочке! — Шеф понизил голос. — Едва отговорил отцу жаловаться… Ну что ты, ты же мне как родной! Пусть быстренько везут утвержденный оригинал-макет и договор подписанный… Жду!

Чигарский состроил умолкшей трубке удовлетворенную гримасу и сразу же поставил мне новую задачу:

— Так, Ника, как привезут эти политтехнологи «пучеглазку», давай сразу готовь ответ в органы, мол, разместили мы рекламу на законных основаниях, а штраф следует взыскать с заказчика рекламы — избирательного штаба господина Блока А. В.!

…Такие нехитрые стратагемы в стиле «батьки Махно» — конек шефа. Понятное дело, рекламное агентство — не единственный и даже не главный бизнес преуспевающего господина Чигарского. Зато нам, как всякой любимой игрушке, достается львиная доля хозяйского времени и внимания. Поэтому всем приходится здорово суетиться — как инфузориям, на которых придирчиво уставились в микроскоп!

Мои многочисленные коллеги — разновозрастные особи женского пола — блондинки и крашеные, худые и плотно подсевшие на диету, хронически беременные и временно свободные, уже разведенные и еще одинокие — с девяти до восемнадцати часов теснятся в душном общем зале, разделенном низкими стеклянными перегородками, как старомодная телефонная станция, и самоотверженно сражаются за почтенное звание менеджера месяца.

Вполне логично, что почетный титул «менеджер месяца» достается той, у кого больше всего заказчиков! И в погоне за этим самым клиентом девчонки день за днем, от восхода до отключения ламп дневного света, утюжат справочники предприятий, местную прессу и Интернет, рассылают тонны бумажных и мегабайты электронных писем, перегружают телефонные линии и руководящие уши заученными «говорилками». Как партизаны, опасливо озираясь, расклеивают рекламные листовки и запихивают буклеты РА «Магнификант» в почтовые ящики новостроек, подбрасывают в ячейки супермаркетов и «забывают» в салонах красоты. Они крадут друг у друга визитки корпоративных менеджеров и рабочие блокноты, чтобы первыми оповестить потенциальных заказчиков о наличии свободных рекламных мест и непременно потребовать предоплату. Потому что все они помнят слова нашего мудрого шефа: лучшая реклама для рекламы — это бесплатная реклама! Лучшая оплата — это наличные!

И только ко мне заказчики идут сами. Я не участвую в жалком спектакле под названием «Смертельная битва за клиента».

МОГУ СЕБЕ ПОЗВОЛИТЬ.

Вышло так ловко, что я сама залюбовалась последней фразой.

Готовый рекламный слоган!

Конечно, это правда только отчасти — но Vik… Нет… Это неправильно!

В моем сознании беззвучно клацнул внутренний переключатель шрифтов. Вик такой же русский, как я, просто живет в Британии слишком долго — с заброшенного в лабиринты памяти подросткового возраста.

Так вот, Вик не знает, что шеф отправляет ко мне исключительно проблемных или просто скандальных заказчиков, которых рассчитывает, в крайнем случае, припугнуть несгибаемым имиджем моего родного папки. Заказчиков с характером в агентстве хватает, даже с избытком. Только успевай окучивать.

В качестве подтверждения последнего факта на мой стол — прямо поверх документов и милых канцелярских мелочей — опустилась увесистая спортивная сумка, а следом в «гостевой стульчик» без всяких церемоний плюхнулся ее владелец — мужик лет тридцати, похожий на актера Брэда Питта. С поправкой на то, что нарочитая небрежность голливудских гениев создается при помощи специальной гримерной пасты, а у моего визави щетина самая настоящая, кожа покрыта неровным дачным загаром, а волосы на голове взъерошены так, что опытному стилисту не воспроизвести это даже в условиях конкурса. Грязюка у него на кроссовках тоже естественного происхождения и стекает прямо на пол.

— Ты Ника? — спросил мужик и улыбнулся мне очень неформально; вокруг светлых глаз обозначились озорные морщинки.

Если гипотетически представить, что я сижу в парке на лавочке — а он присел рядышком и с такой улыбочкой предлагает мне мороженое или горстку дачной малинки, — я бы, наверное, согласилась, а потом подумала, встала и убежала. Но я не гуляла в парке со времен средней школы, к тому же здесь — офис, бежать некуда, и подобное панибратство выглядит как минимум неуместно!

Я брезгливо указала пальцем на мокрый след сорок пятого размера:

— Ноги вытирать нужно. Здесь ОФИС! Грязная обувь в офисе — не приветствуется!

— А я еду со стройки…

Как раз вчера, после дождя, шеф велел украсить входные двери офиса табличкой «Просим вытирать ноги!», так что мне нужно не объяснение, а извинение.

Я саркастически уточнила:

— Значит, вы — строитель? Строителям можно не соблюдать правила?

— Почему строитель? Нет, я… — Визитер по-мальчишески смутился и заерзал на стуле, зацепился взглядом за приколотый к моему свитеру бейдж с крупной надписью «Менеджер ВЕРОНИКА» и объяснил: — Я… я тоже менеджер… Послушай, Ника…

Страшно раздражает, когда мне «тычут» малознакомые люди, а Никой меня называют исключительно в домашнем кругу, из-за того что крошкой я не умела выговаривать своего полного имени. Поэтому с первого рабочего дня я надежно заслонилась офисной культурой от травмирующих детских воспоминаний пресловутым бейджем. Хотя, строго говоря, — никакой я не менеджер. Для обозначения моих обязанностей в английском языке нету подходящего слова, а в русском — специальности в квалификационном справочнике. Но этот прискорбный факт не помешает мне нажаловаться на обнаглевшего посетителя в охрану.

— Мое имя Вероника, — я для доходчивости постучала ногтем по пластмассовому прямоугольнику, — и я иду за охраной!

И действительно пошла.

Охранник, вместо того чтобы стеречь вход, где-то болтался, пришлось толкнуться прямиком в дверь с табличкой «Департамент внутренней безопасности» и окликнуть мирно дремавшего главу отдела:

— Федор Владимирович! Мне нужна ваша профессиональная поддержка!

Я не-на-ви-жу охрану и тех, кто в ней работает, — мне никогда не понять ущербную логику людей, навечно застрявших между войной и миром. Например, сейчас, вместо того чтобы схватить моего обидчика за плечи и вышвырнуть из офиса вместе с замурзанной сумкой, Федор Владимирович тряхнул мужика за руку и просто-таки расцвел в улыбке:

— Андрей, как ты быстро доехал! Ну, пошли к шефу!

— Ждет? — потянулось на стуле лицо, обозначенное как «Андрей».

— Не ждет, но будет рад! Идем, Вероника, поможешь…

Через минуту я наблюдала, как в лучших традициях гангстерских боевиков из спортивной сумки прямо на хозяйский стол вываливают груду денежных знаков.

— Тут на тридцать постеров, за два месяца… Уже напечатали, я сказал, чтобы сразу везли к тебе в агентство… Успеешь разместить сегодня? — Небритый говорил с Чигарским об этой горе наличности буднично, как о бутылке пива.

— Угу… — Шеф сосредоточенно пересчитывал деньги. — Постер — не баннер. Быстро сделают… Будь спокоен — успеем…

Что постер — не баннер, знаю даже я!

Где-то в неведомой мне дали рекламодатели печатают постеры на бумаге, потом привозят а агентство. Здесь циничные люди из производственного отдела безжалостно режут чудеса полиграфии на несколько сегментов и приклеивают сегменты на стальные плоскости рекламных конструкций. Поэтому процесс именуется «поклейка».

А с баннерами все не так просто — здоровенные изображения, нанесенные на специальную прочную ткань, привязывают к щитам веревкой, которую продевают в специальные дырочки, расположенные по периметру. Этот сложный процесс называется «навеской». Что происходит быстрее — поклейка или навеска — вопрос для меня сугубо философский.

Но в любом случае в производственном отделе работают вовсе не мускулистые передовики производства с плаката сталинской поры, а гнусавые пьющие лузеры, мало приспособленные к физическому труду за весьма скромное вознаграждение. Так что шеф преувеличивает: дня три с поклейкой провозимся — как минимум.

Так небритому хаму и надо!

Я довольно улыбнулась. Шеф — тоже и похлопал меня по плечу:

— Вот, Вероника наша — в Англии училась. Специалист. Будет теперь тебе, Андрюша, рекламную кампанию делать! Креативную…

В Англии меня учили совсем другому — производить оценку страховых рисков или в крайнем случае кредитных — если кому сильно нужно. Моя специальность называется «актуарий» [1]. Это мудреное слово чуждо русским ушам, потому я робко прошептала:

— Я же… Я — финансист…

Шеф сразу пододвинул ко мне горку купюр:

— Тогда помогай считать! Андрей теперь твой заказчик! Если что, с тебя спросит…

Когда все деньги были рассортированы, а мой новый клиент отбыл, Чигарский сурово — как памятник Дзержинскому — сдвинул брови и напомнил:

— Вероника, ты слышала про конфиденциальность? Незачем тебе отца лишний раз обременять разговорами, что у нас тут происходит… Он и так человек занятой…

Я серьезно кивнула.

Людям свойственно преувеличивать степень моей близости с отцом.

В реальности мы никогда не говорим о делах.

Мы даже видимся редко, а разговариваем еще реже.

Конечно, папа меня любит. Если меня похитят и станут требовать выкуп, он сразу же заплатит. Только сперва сделает все обязательные налоговые платежи, внесет проценты по кредитам, рассчитается с зарубежными поставщиками и местным персоналом, оплатит аренду, амортизацию и автостоянку…

Только меня никогда не похитят — я под надежной защитой.

Да, вынуждена признаться, я прихожу раньше коллег и торчу в офисе допоздна вовсе не из фанатичного желания сайгачить на чужого дядю. Просто родительский водитель успевает привезти меня в офис исключительно до начала рабочего дня — потом он будет нужен отцу. А вечером я терпеливо жду, пока освободится подходящее транспортное средство и некто из охраны, чтобы отвезти меня домой.

Словом, времени для работы у меня достаточно, еще бы пару таких крупных заказчиков, как этот загадочный «Андрей», и у меня будут все шансы стать менеджером месяца! Это тебе не бессмысленное звание «ударника труда» и тряпичный вымпел из забытых советских времен.

Менеджеру месяца полагается отдельный кабинет с мощнейшим кондиционером и персональным туалетом. И самое главное — право предоставлять своим клиентам скидку до десяти процентов на размещение рекламы! Серьезные деньги.

На самом деле серьезные — особенно если клиенты платят наличными. Бумажные денежные знаки — древнее изобретение китайских императоров, почти забытое с тех пор, как мир объявил себя цивилизованным, — все еще пользуются преимуществом в землях диких нефтяных олигархов.

Об этом редко пишут в газетах, но российский рекламный бизнес по оборотам наличных средств давно оставил позади наркодилеров, торговцев оружием и донорскими органами, книгоиздателей, наемных убийц и проституток…

Тут я сбросила скорость щелканья по клавишам и призадумалась.

Насчет рекламного бизнеса не сомневаюсь — это чистая правда.

Сомневаюсь в другом — что мои скудные наблюдения над жизнью заинтригуют Вика. Вообще — как сложно поддерживать интерес у человека, от которого тебя отделяют два дисплея и много километров суши и моря. Может быть, Вик сейчас попросту закроет мое письмо и предпочтет штудировать сайт с биржевыми котировками.

Сложные многоходовые спекуляции активами или предполагаемое падение акций признанных монстров — вот о чем стоило бы написать Вику. Тогда он примчался бы ближайшим авиарейсом!

Но агентство Чигарского — частное, а не акционерное предприятие, и самая сложная финансовая операция, на которую способна его обрюзгшая бухгалтерша, — перевод прибыли в офшорную зону по фиктивному контракту!

Ничего достойного внимания Вика.

Может, порадовать милого остроумной бытовой зарисовкой?

Я высунулась из-за перегородки и оглядела территорию: рабочий день в разгаре — коллеги тупо таращатся на дисплеи либо бубнят в телефонные трубки, опасливо прикрыв мембрану рукой. Тоска…

В поисках сюжетной канвы я направилась в душную, крохотулечную комнатушку, функционирующую как кухня. Все самое интересное в жизни офиса происходит именно здесь — потому что тут нет видеокамеры, присматривающей за сотрудниками. Но стоило мне войти, как барышни настороженно притихли — понятно, производственных вопросов вроде «лазерной порезки — мускульной навески» здесь не обсуждают, здесь день-деньской жалуются друг другу на жадность шефа и измельчание мужского пола в целом.

Традиции демонстрировать новичку дружелюбие и командный дух в России напрочь отсутствуют. Да мне, в сущности, и так нормально. Я гордо пристроилась на неудобной высокой табуретке и стала хлебать чай вприкуску с глазированным сырком.

— Везет тебе… — принялась завистливо хныкать Аленка, — Вероника, я тебе сразу скажу: Анрик — тот еще кадр, сразу шефу жалуется… Знаешь, сколько раз меня из-за него штрафовали? А сколько я ему помогала? Нас хорошие клиенты всегда благодарят — правда, девочки? Так он меня хотя бы угостил чем-нибудь. Десертом, мороженым или сырком… А сам работает с молокозаводом, там глазированные сырки тоннами отгружают! Полный урод!

Меня в прямом смысле тоже не угощал.

Он просто забыл пакет с глазированными сырками около моего компьютера — не пропадать же добру? Да и сырков всего-то три штуки!

— Алена, не знаешь — этот молочник женатый? — донеслось из дальнего угла.

— Не знаю… Я его не спрашивала, он такой скандальный! Чуть что орет…

— Это из-за твоей одежды…

Аленка закаленная барышня и круглый год носит местную униформу «девушки на выданье» — мини-юбочку до половины ягодиц, топик до середины соска и сверкающую бирюльку в голом пупке.

— Эффект божьей коровки — мужиков твой прикид только отпугивает!

— Да было бы кого отпугивать!

— В этой стране давно нет свободных мужчин! Они уже родятся женатыми!

— Надо их разводить, а не комплексовать!

— Валить отсюда надо! За кордон…

— А кто пользовался сайтом «Натали-Шарман?» Серьезные знакомства в Германии… — Самая сладостная и тайна мечта русской женщины любого возраста и социального статуса — выйти замуж. По любви, но только за богатого… Или хотя бы просто по любви. Или хоть без любви и за бедного, но непременно — замуж!

Но лучше всего — замуж за рубеж.

Я снисходительно воззрилась на болтушек с высоты табурета и пяти лет, прожитых среди развитого капитализма. Наивные — для «зарубежа» вы навсегда останетесь слишком упитанными и суетливыми, ваши ногти всегда будут слишком длинными, макияж — слишком ярким, а одежда — неуместной. Вам никогда не понять назначения десятка социальных карт и предметов, которыми торгует секс-шоп, а время, сэкономленное на депиляции интимных частей, вы станете посвящать приготовлению блюд, более экзотичных для европейских желудков, чем кус-кус и скорпионы в карамели!

Вам никогда, никогда не стать настоящими леди!

Поверьте мне — уж я-то знаю наверняка!

Поэтому буду выходить замуж только за русского, как Вик! Я с теплотой погладила эмблему университета на чашке — милый подарил мне на прошлое Рождество, — размешала сахар и прямо с чашкой возвратилась за рабочий стол — закончить письмо.

…Пить чай на рабочем месте в офисе строго запрещено.

Но лично мне — МОЖНО. Так меня поощрили за…

Рука моя снова напряженно замерла над клавиатурой.

По правде говоря, меня поощрили за мастерски подделанный фотоотчет. Я вставила изображение с оригинал-макета заказчика в фотографию рекламного щита, поэтому истеричный хозяин канцелярского магазина до сих пор уверен, что его рекламу разместили вовремя, а не неделей позже. Как такое объяснить русскому человеку, который живет в Британии так долго, что успел забыть мелкие дефекты на лице матери-родины?

Мои сомнения прервал телефонный звонок.

— Рекламное агентство «Магнификант», Вероника!

— Вероника, я у вас на столе случайно оставил образцы упаковки сырков…

— Сырков глазированных «Сладкая долька»?

— Да, — обрадовался сложный клиент Андрей.

— Упаковка, по счастью, сохранилась… — Я осторожно — как в детстве, ногтем — разгладила обертку от последнего десерта. За остальными придется нырять в недра мусорной корзины!

— Вынесите их мне, пожалуйста, я внизу в машине…

Зря я набрасывала куртку — солнышко пригревало совсем по-летнему, и ветерок играючи смешивал первые опавшие листочки с серой пылью.

Несколько листков острыми золотыми искорками застряли в багажнике над крышей черного джипа. Серьезная зверюга — авто впечатляет! Только очень грязненькое.

Если завтра война — можно юзать как бронетранспортер или как танк.

Вместо пулеметных очередей из открытого окна боевым рокотом лился серьезный рок-концерт. Я все еще могу узнать некоторые старые темы с трех нот и сразу опознала звуки культовой группы «Нирвана»:

— Барахолка!

Андрей виновато оглядел салон, схватил пустой смятый пакет и стал искать, куда бы его убрать с моих строгих глаз. Ух, воспитательный эффект нашего общения налицо!

Я довольно улыбнулась и объяснила:

— Это композиция… «Swap Meet» часто переводят как «Барахолка»…

Анрик бросил попытки прибрать и просиял:

— Нравится?

Не так чтобы очень. Я вообще рок не люблю, просто деться мне от него в родительском доме некуда. Но объяснять постороннему человеку, что солидный и уважаемый бизнесмен Шеремет с дней моего раннего детства и по сию тоскливую пору слушает панк-рок, а то и роковую классику потяжелее, как-то неудобно. Я решила соскользнуть со щекотливой темы и ехидно полюбопытствовала:

— Андрей, а вы машину принципиально не моете?

Анрик опять смутился, покраснел под трехдневной щетиной — в сопровождении жесткой инструментовки это выглядело по-особенному старомодно, даже по-детски, словно я застукала его поедающим десертной ложкой бабушкино варенье прямо из банки, — и пробормотал:

— А это не моя машина… Я безлошадный, типа…

Правильно папа говорит: все работники — ворье и лодыри!

Был бы у него свой собственный джип за полтораста тысяч баксов — языком бы вылизывал! Я брезгливо протянула наемному труженику молочного фронта обертки.

— Уж простите, содержимое съела…

— А это вам — за труды… — Андрей вложил мне в ладонь сотенную купюру американского образца.

На редкость унизительное ощущение!

— Это что — на чай? Я столько не выпью…

— Вы присмотрите, пожалуйста, чтобы мои постеры действительно разместили!

— Мы же фотоотчет предоставим! — возмутилась я.

— Я Чиру, Чигарского, знаю уже много лет! Он же половину фотоотчетов подделывает! Про алчность вашего шефа здесь легенды рассказывают…

— Например?

Как человек лояльный, я не собираю сплетен про шефа. Легенда — совсем другое дело.

— Например, он на пари — за некоторую сумму — публично справил малую нужду в центральный фонтан…

Хорошо, что я училась в демократичной Англии, такой простецкой жизненной историей меня не шокировать.

— Очень смешно! Кто же с ним заключил такое пари?

— Нашлись любители. Чира из бандитов в бизнесмены выбился — как Гош или Дема… Он вам зарплату никогда не поднимет и премии не насчитает! Так что берите деньги, не сомневайтесь — это стандартная практика!

Я рассеянно запихнула хрусты в карман и уточнила:

— А Гош и Дема — это кто?

— Часть легенды, — терпеливо объяснил собеседник, — Есть у нас такие Шеремет и Духов, сейчас стали большие финансисты, считают себя олигархами, учат, как жить правильно, какую кому музыку слушать, а в перестройку бегали с пистолетами, как обычный криминалитет, — делили сферы влияния…

Мой отец — респектабельный бизнесмен с безупречной кредитной историей! В 1985 году он эмигрировал в США по политическим мотивам и провел там целых пять лет! Если бы я была настоящим сыном, то за слово «криминалитет» хрястнула бы в наглую небритую морду кулаком.

Но пришлось по-девчачьему ограничиться саркастической фразой:

— Вот узнает Шеремет про вашу легенду и подаст в суд за клевету, причинившую ущерб деловой репутации!

Магическая фамилия предка не произвела на собеседника обычного парализующего эффекта. Он только хмуро ухмыльнулся и отрезал:

— Руки коротки, — а потом галантно открыл мне дверцу чужого дорогого авто.

Смело!