Аленка снимает зачуханную квартирку на самом верхнем этаже некогда желтой, а теперь сплошь покрытой грязевыми потоками времени пятиэтажки.
От нервного перевозбуждения мы не заметили, как взлетели вверх по щербатой замусоренной лестнице, поскорее захлопнули двери, чтобы отгородиться от застоялой подъездной вони, и принялись маневрировать среди хозяйского хлама, сервируя шаткий стол. Кое-как отмыли хрустальные рюмки, сохранившие пыльную память еще от эпохи застоя, покромсали лимон с сырком в разрозненные блюдца и водрузили в центр спасительную бутылку.
Махнув рюмашку эдакого «сильнодействующего средства», наш притеснитель — капитан Костенко — шлепнулся замертво на протертый ковер, прямо к Аленкиным ногам!
Сообщница тихо ойкнула и прижала ладошками нарумяненные щеки:
— Ника, он умер!
Аленка отшатнулась от тела и всхлипнула:
— Что теперь делать?
Я тоже перепугалась, присела и притронулась к шее в том месте, где у живых людей должен прослушиваться пульс.
Но пальцы уперлись в тяжелое безмолвие!
Я тупо посмотрела на свежий труп и пробормотала:
— У него уже трупное окоченение началось… Надо его завернуть в ковер, вынести и закопать!
— Он такой тяжелый — мы не сможем сами его вытащить! Мы сейчас на пятом этаже… Надо попросить Жеку!
— Скажи ему, пусть сразу возьмет лопату…
Жека без всяких церемоний пнул тело ногой — тело издало тягучий стон.
Чудо воскрешения свершилось просто и обыденно, как в библейские времена!
— Что, девчонки, думали мента так просто ухайдакать? — строго просил наш спаситель и добавил, забирая со стола бутылку с адским зельем: — Вы вообще смешные — целую бутылку нормального коньяка зря испортили! Клофелин в рюмку льется!
— А у нас не было клофелина, — пробормотала Аленка и потянула Жеке пластинку с парой невостребованных таблеток, — у нас вот…
— Сказала бы, что тебе нужен клофелин, — у меня его валом! Для тебя, Аленка, — хоть звезду с неба, хоть клофелин! Давай снимай юбку!
— Зачем? — Аленка удивилась, но безропотно отдала милому набедренную повязку.
Жека запросто разодрал тряпочку почти напополам, вложил кусочек в ладонь ожившему телу. Потом изъял отраву, запихал опасные пилюли в карман «подозреваемому», велел нам помыть чашки-рюмки, открыть вторую бутылку коньяка, звонить в милицию и плакать навзрыд!
Мы преисполнились надежды, утерли сопли застиранным кухонным полотенцем, доставшимся Аленке со всем прочим хозяйским скарбом, по новой накрасили ресницы и стали дружно реветь.
Немолодых лет дяденька, прибывший из пятнадцатого отделения, обозрел место происшествия, задержал взгляд на практически голой Аленкиной заднице, изрядно пнул тело еще раз, поднял вывалившееся удостоверение и констатировал:
— Допился! Областник, подакцизник, а таких зазноб удовлетворить не смог! Ничего, девчонки, не расстраивайтесь! Мы ему за это выкатим по всем статьям!
Аленка отправилась в милицию писать заявление и прочие убедительные бумажки под бдительным эскортом Жеки.
Я проводила влюбленную пару взглядом.
Трясина мрачных мыслей о невозможном счастье в личной жизни стала втягивать меня в темные недра подсознания. Чтобы не утонуть окончательно, я задрала голову и стала любоваться ночным небом — там горели влажные осенние звезды, которые Жека еще не успел ободрать для Аленки.
Если я хочу сохранить бодрость духа, мне надо срочно отправляться туда, где человек не бывает одинок по определению. Мчаться с максимально доступной таксисту скоростью к сверкающему сахарному кубику, сладкой потребительской мечте, вознесшейся над обыденностью сталью, стеклом и неоном. Туда, где среди отсеков консьюмеристского райка царит главное и безусловное равенство всех людей — равенство в праве на выбор.
Мое хрупкое душевное равновесие может спасти от полного краха только визит в гипермаркет!