Автобус продолжало неспешно катить по пустынным улицам города-тюрьмы. Я бездумно провожал взглядом редких прохожих в полосатых тюремных «пижамах», едва передвигающих ноги по пыльным мостовым. Пугающие своей отрешенностью унылые лица и пустые глаза с белесой «поволокой», как у снулой рыбы, скорее пугали, чем вызывали сочувствие в моей душе. Это что же, мы все можем превратиться в таких вот полудохлых зомбарей через некоторое время? Нет, врешь! Нас так просто не взять!
— Слушай, командир, но это же не логично! — произнес я с недоумением, возвращаясь к теме разговора. — Зачем Великому Шаману губить Источник Осененного? Ведь Сила, в отличие от Праны — вполне себе возобновляемый «ресурс». Если растянуть «на подольше», можно куда больше Силы заготовить.
— Вот именно поэтому, — едва ли не «на пальцах» принялся пояснять мне элементарные вещи оснаб. — Прана для Пожирателя Душ — первична! Ему постоянно нужно кормить своих проглотов — «Хан Сирий», армию «нечистых» Духов. А если каждый встречный-поперечный ЗеКа сможет откосить от сдачи Жизненной Энергии, заменив её выработанной Силой? Что Хозяин Абакана получит на выходе?
— Шиш он чего получит, вот чего! И даже без масла! — Проследить за ходом мысли оснаба не составило большого труда.
— Так что готовься, Хоттабыч, — предупредил меня командир, — из нас здесь все соки выдавят! А из тебя — еще и в десятикратном размере!
— Слушай, командир, — взглянув на освобожденные от браслетов руки, меня неожиданно «осенило», — меня обратно забыли в Блокираторы заковать! Может, воспользуемся оказией? Думаю, что развалить тюремные стены у меня Силенок достанет.
— А проблема-то вовсе и не в этом, старина… — Вновь осадил мой боевой настрой командир.
— А в чем же? — На этот раз додуматься самому у меня явно не хватало мозгов.
— Все очень просто, — принялся «разжевывать» прописные истины оснаб, — в границах Абакана охочие до чужой Праны Духи сильно не борзеют. Здесь можно даже вполне продержаться какое-то время и без установленной Хозяином «нормы». Только если, конечно, тебе не сто два года, — поспешно добавил он, напоровшись взглядом на мою квелую физиономию. — Но едва стоит тебе выползти за городские стены — полчища проклятых пожирателей Праны слетятся к беглецу со всей округи! Тамга — Энергетический маркер Абакана, та самая «норма», начинает работать прямо наоборот — привлекает Тварей. И тогда их никто и ничто уже не остановит — «обглодают» за пару мгновений! Мне довелось один раз наблюдать за этим процессом… Такого я не пожелал бы никому… — И он зябко передернул плечами.
— Ну как-то же от этих гребаных пожирателей Праны можно защититься? — Я упорно не желал терять надежду на спасение.
— Защитить от Духов может только настоящий Великий Шаман, — ответил оснаб. — А в случае с «нечистыми» Тесь — только Пожиратель Душ. Атойгах, естественно, не станет этого делать. А других, хотя бы равных ему по Силе, на ближайшую тысячу верст не найдется. Проклятая семейка Хоргыза позаботилась об этом на совесть — всех конкурентов еще сто лет назад извели на корню!
— И на каком расстоянии от города Духи отстанут? — Я уже понял, что самостоятельно сорваться «в бега» нам и не светит, но продолжать задавать Петрову дурацкие вопросы.
— Не знаю, — развел руками командир. — Но за те жалкие мгновения все равно далеко не убежать.
— Понятно, мля… — в сердцах чертыхнулся я, понимая, что вся надежда на выживание остается только на обещанную помощь немецких хозяев Вревского. А это — так себе надежда! С хрена ли бы их диверсантов Духи Атойгаха не схарчили, как всех остальных? Ну, и еще одна, пусть и тайная, но надежда немного согревала мне душу: что в очень сложной ситуации руководство все же придет нам на помощь. Ну, серьезно, не поставили же они всю операцию на «самотек»? Пусть, хоть не меня — я-то уже свое пожил, но хоть командира из этой проклятой дыры живым вытащат…
— А что касаемо твоих браслетов, — оторвал меня от тяжких размышлений оснаб, — так на территории Абакана применение Силы никто и не запрещает. Нас с ротмистром тоже сейчас завезут к местному Артефактору, который Блокираторы снимет…
— Как так? — Вот удивил меня командир, так удивил! — То есть, я спокойно могу хренануть всей свой Силушкой, и мне за это ничего не будет?
— Хренануть-то ты, конечно, можешь, — согласно закивал командир. — Только за вред, причиненный в результате выплеска Силы, придется заплатить сполна! Да еще и в трехкратном размере от причиненного ущерба… А если зашибешь ненароком какого-нибудь бедолагу — придется возмещать Хозяину «упущенную выгоду» — трехкратно увеличенный резерв убиенного…
— Дай угадаю, — перебил я его. — А платить придется собственной Праной?
— Угадал! Силой тоже можно, — добавил он. — Согласно установленного коэффициента. Так что, пожалуйста — пользуйся на здоровье. Но и о наказании не забывай! Те, кто позабыл это простое правило, уже давно накормили потусторонних Духов и обычных червей.
— Сука! — Я не нашел другого способа излить свои не на шутку разгулявшиеся эмоции.
— А кому сейчас легко, старичок? — Оснаб озвучил философскую истину, актуальную во всех временах, странах, и даже иных мирах. И как иначе? Люди, по сути своей, везде одинаковы, кто бы что не говорил! И чтобы это узнать, кое-кому, даже сдохнуть пришлось, а затем возродиться в другой реальности.
— И не говори…
Автобус неожиданно резко тормознул и, не взирая на, в общем-то, невеликую скорость, мы все едва не послетали со деревянных лавочек-сидений.
— Э-э, рулевой обоза! А полегче нельзя? — Возмущенно прокричал я в сторону водителя. — Не дрова везешь!
— Так это не я… — Обернувшись к нам, произнес раздосадованный водила автобуса. — Там, вона чё… из земли повылазило…
Заинтересовавшись, мы всем миром сместились поближе к водителю, к самому лобовому стеклу. Дорога, по которой нам предстояло ехать, действительно представляла собой странную и, можно даже сказать, фантастическую картину: асфальтовое полотно вспучивалось прямо на наших глазах, а из получившихся проломов к небу устремлялись пока еще тонкие, но стремительно матереющие зеленые ростки каких-то деревьев.
— И чего это за растительная аномалия? А, командир? — Толкнул я оснаба локтем в бок. — Похоже, что не только я, но и сама природа чердаком двинулась. Вона, какие фортели выкидывает…
— Никакая это, нахрен, не природная аномалия! — Неожиданно нервно отреагировал на сей чудный факт Петр Петрович. — Мужик, срочно разворачивайся! — Едва не брызжа слюной, заорал оснаб на водителя. — Если жить хочешь — разворачивай свою колымагу! Быстро! Быстро!
Водитель, похоже, жить очень хотел. Поэтому и тупить не стал, а резко переключив передачу, дал задний ход — разворачивать свой тарантас на узкой улочке он просто не решился. Утопив педаль акселератора до отказа, да так, что автобус взвизгнув шинами, едва не взлетел, водитель погнал его задницей вперед с чудовищной для этого «деревянного»[86] монстра скоростью.
Слабосильный двигатель ревел от напряжения, похоже, что за весь срок эксплуатации его ни разу так жестко не насиловали. Водила молча и сосредоточено рулил, обернувшись назад, и не задав ни единого вопроса. Он понимал, главное сейчас уйти от опасности и элементарно выжить! Уж чего-чего, а всяких-разных замесов в Абакане он за свою жизнь в волю насмотрелся. А поспрошать «за левый кипиш[87]» и потом можно будет, а то и жалобу на Высочайшее имя Великого Черного Жреца накатать.
Пока водила несся задом наперед, мы всей своей веселой компанией не могли оторваться от странной растительности, проломившей асфальт. Едва только наш автобус резко стартанул назад, растущие на глазах тонкие, но матереющие на глазах ростки мгновенно сменили тактику — выстрелив целой кучей зеленых побегов в нашу сторону.
— Охренеть, Петрович! — Я даже ахнул от подобной неадекватной реакции растений на наш побег. — Че это за напасть?
— Не подох еще значит, говнюк! — вместо объяснений процедил сквозь сжатые зубы командир, не отрывая взгляда от преследующей нас «зелени», что извиваясь быстро ползла в след удаляющемуся автобусу.
— Так у тебя тут «поклонники» остались, командир? — Догадался я о причинах нашего поспешного бегства от растущей, как на дрожжах, «асфальтовой рощи». — Похоже, что этот Ботаник-Силовик на тебя вот такущий зуб наточил! — И я, как рыбак, хвастающийся солидным уловом, показал руками какой именно величины этот самый «зуб».
— Силовик-Дендролог, — с серьезной миной на лице поправил меня оснаб.
— Маг-Друид? — удивленно переспросил Вревский.
— Да, в Америках, да в Неметчинах именно так их и обзывают, — кивнул командир. — А у нас — Сенька-Дуб! Он, падла, еще и Внеранговый… Лет тридцать, почитай, за стеною Абакана провел, а так и не помер, собака!
— Погоди-ка, Александр Дмитриевич… — У Вревского даже челюсть отвисла от удивления. — Дендролог — не слишком частый Дар… Не хочешь ли ты сказать, что это — тот самый подлый человечишка из Замоскворечья — Сенька-Дуб? Безумный маньяк и убийца… Его еще при последнем Императоре к пожизненному заключению в Абакане приговорили… Черт, как же его? — Ротмистр на секунду задумался. — Дело очень громкое было… Все газеты писали… Сухой? Сухарский? — Принялся перебирать он фамилии. — Нет! Может… Сухов?
— Сухарькин, — глухо произнес оснаб. — Аверьяшка. — Его именем потом мамки еще лет десять непослушных детей пугали…
— Точно! — воскликнул Вревский. — Аверьян Сухарькин! Кличка в криминальном мире — Сенька-Дуб!
— И чем же он так знаменит, этот ваш Сенька-Дуб? — поинтересовался я, не спуская глаз с несущихся за нами «лиан».
— Главарь банды. Больше десяти лет промышлял грабежами в Подмосковье, — словно зачитывая обвинительный приговор, произнес командир. — Работал только по богатым поместьям. Осененным аристократам от него реально доставалось. Головорезы Сеньки-Дуба убивали всех, никого не оставляя в живых. Перед этим глумились, пытали, насиловали. Трупы Сенька-Дуб «скармливал» своим зеленым чудовищам. Общее количество жертв более полутора тысяч…
— Действительно впечатляет! — присвистнул я от удивления.
— Но это только доказанных, — продолжил знакомить меня со своим «приятелем» оснаб. — На деле их куда больше!
— А ты откуда знаешь?
— Довелось как-то пошарить в его напрочь отбитых мозгах, — признался Петров.
— Самое интересное в этой истории, — подключился к рассказу оснаба ротмистр, — что его поначалу приговорили к смертной казни.
— А почему помиловали? — спросил я.
— А никто его не «миловал», — усмехнулся Вревский, — его попросту не смогли казнить!
— Что? — не поверил я своим ушам. — Он, мля, бессмертный, что ли?
— Отнюдь. Просто его Дар оказался уникальным, — ответил вместо ротмистра оснаб, — Сенька-Дуб умудрился внедрить в свое тело какое-то очень редкое растение-симбионт[88]. Сам ли он его вывел, или где «раскопал», осталось тайной, которую так и не смогли вытащить из него даже императорские Мозголомы.
— Представляешь, Хоттабыч, — вновь влез Вревский, — его вешали и расстреливали! Топили и пытались сжечь! Но этот маньяк и в воде не тонет, и в огне не горит! Поэтому в итоге, по Высочайшему Волеизъявлению, его отправился по этапу сюда, в Абакан. Но и здесь эта тварь умудрилась выжить!
Пока Вревский «разорялся», я продолжал отслеживать передвижение преследующей нас зеленой массы. Пока мы делали её «по очкам», выигрывая метр за метром. Лианы, видимо, не могли расти бесконечно и постепенно отставали.
— А ты, командир, чем ему так насолил, что он вона ради нас какое представление устроил?
— Пришлось мне по-первости здесь, на зоне, с ним крепко схлестнуться, — поведал историю своего заключения командир. — Весь Абакан при Советской Власти оказался традиционно разделен как бы на два лагеря: урки — профессиональные преступники, и политические — в основном такие же, как я, Сеньки-аристократы. Были и еще группки, но эти две — основные. Хреначили друг друга почем зря! И я исключением не оказался — очень уж недолюбливал Сухарькин нашу Мозголомую братию. Видать, не слабо его имперские следаки-Мозголомы потрошили. Злоба лютая на всю жизнь у Сеньки-Дуба осталась…
Я слегка напрягся, когда преследующие нас «ростки» в очередной раз изменили тактику — они начали активно внедряться в землю по пути нашего следования, пуская дополнительные корни. Поначалу их скорость передвижение замедлилась еще больше, и нам удалось оторваться от них на добрую сотню метров.
Воспользовавшись этой «передышкой» водила резко развернул автобус на ближайшем пересечении узеньких улочек, и погнал свой тарантас уже в нормальном виде, а не задом наперед. Наша скорость еще подросла, и мы всем калганом сместились к заднему стеклу. Зеленая масса, казалось, совсем отстала. Но не тут-то было: спустя несколько мгновений дополнительно укоренившиеся «лианы» вновь стремительно кинулись в погоню.
— После пары особо кровавых столкновений между двумя нашими группировками, — продолжил свой рассказ оснаб, — основательно проредивших обе стороны, была собрана сходка. Стороны решили заключить перемирие, чтобы элементарно выжить. Ибо количество наложенных «всесильным» Хозяином Абакана — штрафов, вир и наказаний, грозило еще больше уменьшить и без того упавшее поголовье заключенных. Но это был конец тридцатых… — Веко у Петра Петровича против воли забилось в нервном тике. — «Столыпиных» на всех Осененных зэков не хватало — везли, как селедку в бочках… Всеобщая резня была только на руку Пожирателю Душ. Вот он-то как раз и жировал — спецконтингент прибывал едва ли не ежедневно, не то, что сейчас.
— Ну, понятно, — кивнул я, — закусились — понеслось. Но то — дела прошлые. А сейчас-то он, отчего к тебе так неровно дышит?
— А мне удалось вытащить из его башки кое-что интересное, что и послужило мне билетом на волю. Но какая-то сволочь меня сдала, и я едва успел сделать ноги из Абакана…
— Похоже, что у Атойгаха «протекает»? — Смикитил я, о чем говорил оснаб. — Иначе откуда этот урод так быстро узнал и о твоем возвращении?
— Похоже на то, — согласился командир. — Кто за долю малую сливает зэкам служебную информацию. Меня явно ждали! — Петров указал на растительность, стремительно сокращающую дистанцию до автобуса. — Такое за пять минут не подготовить.
А бешено несущиеся по дороге «лианы», укореняясь на обочине, действительно существенно прибавили ход. Задыхающийся движок старенького автобуса, похоже, работающий на максимуме, постепенно сдавал свои позиции. Извивающиеся словно ползущие змеи, ростки неведомых магических растений догоняли. Еще минута-другая…
— Буммм! — Гулко отозвалась дюралевая обшивка автобуса, когда первый из догнавших автомобиль стеблей, прошил её, словно лист лопуха, и ощетинился в салоне мелкими колючими веточками.
Автобус резко дернуло, притормаживая, и мы по инерции всем калганом полетели в сторону водителя. Это нас и спасло.
— Бум! Бум! Бум-бум-бум! — Застучали по обшивке, словно выпущенные из пулемета, многочисленные стебли, оказавшиеся тверже металла. В мгновение ока вся задняя часть автобуса превратилась в непроходимые джунгли. Покрышки протестующее завизжали и задымились, когда автобус полностью остановился, а после медленно пополз назад…