Правда истории. Гибель царской семьи

1. Выбор места для захоронения

Вопрос о месте захоронения останков Царской Семьи, несмотря на обнаружение этого места уже более двух десятилетий тому назад, остается важным и актуальным прежде всего из-за удивительно живучей версии о том, что Царская Семья не была убита или были убиты не все ее члены, или что найдены трупы случайных людей, возможно какой-то семьи, расстрелянной чекистами и похороненной для введения в заблуждение общественности. Имеет значение и то, что найдены останки лишь 9 из 11 расстрелянных и дело их поиска не может считаться завершенным. Начиная с момента убийства, когда уже 17 июля среди жителей Екатеринбурга прошел слух о ночных выстрелах в Ипатьевском доме, и особенно через несколько дней, после распространения листовок и проведенного в новом городском театре митинга с сообщением о расстреле Николая II, пошли разговоры, высказывались самые различные предположения. Многие поверили в официальное сообщение о расстреле одного бывшего Царя и сохранении жизни членам его Семьи, их тайном вывозе из города под Нижний Тагил или в Пермь. Речь шла и об освобождении или побеге дочерей, в частности Анастасии.

М. А. Медведев, оценивая реакцию жителей города, страны, мировой общественности на сообщение официальных органов власти об убийстве лишь Николая II, в 1960-е гг. отмечал: «Это заведомо ложное сообщение в печати породило в народе живущие по сей день слухи о спасении царских детей, бегстве за границу дочери царя Анастасии и прочие легенды»¹. Впоследствии лже-Анастасию (А. Андерсен — Ф. Шанцковску) даже некоторые родственники и придворные Царской Семьи в зарубежье признавали как настоящую Анастасию (их почему-то не очень смущало даже незнание ею русского языка, что объясняли сильным душевным потрясением). Определенную пищу для предположений, что Семья и даже сам Николай Романов живы, дал следствию камердинер Т. И. Чемодуров, освобожденный из тюремной больницы со вступлением в Екатеринбург белых. Крестясь, он говорил следователю и знакомым, в частности П. А. Жильяру: «Слава Богу; Государь, ее Величество и дети живы. Расстреляны Боткин и все другие»². Чемодуров был тяжело болен, говорил бессвязно, без доводов в защиту своей версии, вскоре он умер. В голове этого надломленного человека, многие годы прослужившего Семье Помазанника Божия, видимо, не укладывалась мысль, что кто-то покусится на жизнь ее членов.

Не найдя ни трупов Царской Семьи, ни чьих-либо иных в Ганиной яме, первая следственная группа (А. П. Наметкина), а затем и вторая (И. А. Сергеева) всерьез предполагали, что члены Царской Семьи, во всяком случае дети, не были убиты. Пошли досужие разговоры о том, что вместо них красные расстреляли какую-то идентичную по составу членов семью. В это, видимо, поверил начальник Екатеринбургского уголовного розыска А. Ф. Кирста, которому военными властями поручалось вести уголовное дело. С необъяснимым упорством он искал в показаниях подследственных и свидетелей какие-либо данные о членах Семьи Николая II, которым сохранили жизнь, и знать не хотел никаких доказательств их гибели, тем самым сбивая следствие с правильного пути, укрепляя веру в сохранение жизни детям или всем членам Семьи Романовых.

Многие версии о том, что дети Романовых или вся Семья остались в живых, возникали и получали устойчивое распространение в зарубежье. Чаще они строились на досужих слухах и выдумках некоторых людей, никакого отношения не имевших ни к убийству (или хотя бы охране), ни к захоронению трупов, вывезенных из Ипатьевского дома. Но западную печать продолжали питать и некоторые материалы и выводы раннего ведения следствия, в частности упорные заявления в таком духе И. А. Сергеева, лишь в итоге, под нажимом признавшего факт убийства всех членов Царской Семьи. И все же, будучи отстраненным от дела, он сказал в интервью Г. Бернстайну, корреспонденту американской газеты «Нью-Йорк трибюн»: «После моего расследования я не думаю, что здесь были казнены все — и царь, и его семья. По моему убеждению, в доме Ипатьева не были казнены императрица, царевич и великие княжны. Но я полагаю, что царь, семейный врач доктор Боткин, два лакея и горничная были действительно здесь убиты»³. Это интервью, если верить журналисту, данное еще в январе 1919 г., было опубликовано почему-то лишь 5 сентября 1920 г. Такая публикация была куда более весомой, чем иные, для использования в качестве аргумента сторонниками версии о сохранении жизни почти всем членам Семьи Романовых. (Многие авторы до сих пор утверждают, что найденные под Екатеринбургом останки не принадлежат ей.) Хождение, правда меньшее, эта версия имела в СССР и до последнего времени имеют в России, в частности в публикациях писателей и журналистов А. Н. Грянника, И. П. Бунича и даже Э. С. Радзинского, много сделавшего для выяснения истины⁴. В том или ином виде она поддерживается и многими историками. Так, И. Г. Непеин отстаивает точку зрения, что найденные под Екатеринбургом трупы не являются останками Царской Семьи и в то же время берет на веру версию об отрубленных головах ее членов и доставке их Ш. И. Голощекиным в Москву. В частности, Непеин пишет: «Итак, получается, что Романовых хоронили и перезахоранивали одетыми, а Рябов нашел чьи-то раздетые трупы... Мало ли в те годы было всяких казней и расстрелов, мало ли еще какие трупы находятся в земле, в окрестностях Свердловска. Так неужели их всех мы будем выдавать за трупы Романовых? ...Создается впечатление, что русский народ сознательно дурачат, уводя этими недоговоренностями о новонайденном черепе Николая II от простого вопроса — если головы убитых увезены в Москву, тогда где они сейчас?»⁵.

Автор поверил в отрубание голов и аргументирует этим отказ верить в факт найденных останков Семьи Романовых. На том же уровне находится и аргумент, что останки должны быть в одежде. Забегая вперед, отметим, что от Ганиной ямы, по свидетельству похоронщиков, они действительно увозились полностью обнаженными, одежда была снята и сожжена. Упомянутый А. Н. Грянник отрицает убийство Царской Семьи, уверовав в спасение ее... Юровским, о котором будто бы «все говорит, что он не мог убить»⁶ — это чуть ли не главный его довод; от Ипатьевского дома отошли два автомобиля, а не один, свидетельские показания говорят, что один ушел по Вознесенскому переулку, другой — по Вознесенскому проспекту. Одним словом, и ныне ведется полемика вокруг вопросов: убиты ли были члены Царской Семьи, если да, то все ли, не были ли они подменены при вывозе из дома Ипатьева трупами какой-то другой (купеческой) семьи, как и где было совершено захоронение и т.д. Не перестаешь удивляться разнообразию и нелепости сенсационных публикаций о якобы недавно умерших членах Царской Семьи или их останках, найденных в самых различных точках Земли. В газетах «Комсомольская правда» и «АиФ», к примеру, появились сообщения о том, что болгарский исследователь — Благой Емануилов — начал эксгумацию похороненных в селе Габарево русских эмигрантов Элеоноры Крюгер и Жоржа Жудина, предполагая, что эти скелеты могут принадлежать детям русского императора Николая II княжне Анастасии и князю Алексею⁷. Видимо, череда подобных «находок» будет продолжаться и впредь.

Захоронению, причем непременно тайному, с гарантией, что трупы найдены не будут, руководство в центре и Екатеринбурге придавало не меньшее значение, чем самому убийству. Было подготовлено официальное объявление об уничтожении одного лишь Николая II и эвакуации остальных в «безопасное», «надежное» место; следовало создать такое впечатление исчезновением и живых, и мертвых Романовых и других убитых. У Ш. И. Голощекина возникла идея поручить подыскание надежного места и непосредственное руководство захоронением П. 3. Ермакову, хорошо ему известному прежде всего по военно-комиссарской линии; к тому же из круга крупных карателей он был чуть ли не единственным коренным жителем, хорошо знающим окрестности Екатеринбурга, Особенно ВИЗа. Удобным представлялось наличие в его поселковом военкомате карательного отряда, состоявшего из местных рабочих, также знающих окрестности. Об этом выборе писали Юровский, Медведев (Кудрин), Родзинский и другие. Родзинский, в частности, указывал: «Подумаешь там перестрелять, не важно даже с какими титулами они там были. А ведь самое ответственное было, чтобы укрыть, чтобы следов не осталось, чтобы никто использовать это не мог в контрреволюционных целях. Это самое главное было. А об этом и не думали (автор воспоминания неточен, — думать-то «думали», но, как потом выяснилось, не все решили должным образом. — И. П.). И это дело пошло на откуп Ермакову; что ли. Товарищ такой был. Считали, он местный человек, он все знает, как упрятать, а куда он думал упрятать — никого это не интересовало. Он у нас в ЧК не работал. Он был известен как местный человек, и руководство местное решило, видимо, что вот, мол, он знает чего, куда и как»⁸. Сам П. 3. Ермаков писал: «...вызвали меня, то мне сказали, на твою долю выпало счастье расстрелять и схоронить так, чтобы никто и никогда их трупов не нашел, под личную ответственность; сказали, что мы доверяем, как старому революционеру. Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно; подготовил место, куда и как скрыть, учитывая все обстоятельства важности политического момента»⁹.

Потом в воспоминаниях все чекистские руководители стали пенять Ермакову за выбор места и прочие неудачи. Родзинский говорил: «Привлекали его (Ермакова. — И. П.) для этого, и получилось с этим знаете страшенное дело». Юровский задним числом также выражал неудовольствие действиями Ермакова, выбором места захоронения. При этом Юровский беззастенчиво лгал, заявляя, что к этому выбору не имел никакого отношения: «Где предполагалось схоронить трупы, я не знал, это дело, как я говорил выше, поручено было, очевидно, Филипом [Голощекиным] т. Ермакову... который и повез нас куда-то в В[ерх]-Исетский завод. Я в этих местах не бывал и не знал их»¹⁰. В действительности место было выбрано при непосредственном участии Юровского. Об этом говорят источники. Ложью он пытался снять с себя вину за посыпавшиеся потом на похоронщиков неудачи.

Юровский был ответственным за убийство, и трудно было бы предположить, что он не участвовал в «прятании концов в воду» — в определении подходящего места, да и в самом захоронении трупов. И следствием действительно были собраны данные, определенно свидетельствовавшие о том, что Юровский участвовал в выборе места захоронения и, выходит, одобрял его. Коптяковский крестьянин М. А. Волокитин в июне 1919 г. свидетельствовал: «Я хорошо помню, что в первых числах июля месяца (в то время, да и позднее, многие пользовались старым календарным стилем; начало июля в переводе на новое исчисление — его середина. — И. П.) я шел в Екатеринбург той дорогой, что идет из Коптяков. На этой дороге я встретил троих всадников, ехавших верхами в седлах. Два из них были мадьяры. Они были в австрийской солдатской одежде. Третий был Юровский, которого я хорошо знал... В руках у Юровского я видел простой плотничий топор. Встреча эта произошла у нас часа в 4 дня. Ехали они, направляясь прямо к переезду № 9 184 (к Коптякам). Юровский еще перекинулся со мной несколькими словами, спросил меня, много ли ягод. Я не могу припомнить, какого именно числа произошла эта моя встреча с Юровским, но я убежден, что это было еще тогда, когда я не слышал об убийстве Государя Императора, и незадолго до того дня, когда большевики объявили об этом официально в газетах»¹¹.

Записаны показания горного техника И. А. Фесенко, производившего в те дни в районе урочища Четыре Брата работы по изысканию руды. Его показания зафиксированы так: «Однажды во время работы в местности около Четырех Братьев он увидел ехавших верхами на лошадях Юровского и с ним двух неизвестных лиц, одного из которых рабочие называли Ермаковым, а другой был пленный австриец, мадьяр или кто другой, он не знает. Юровского он знал до того, он занимал какое-то видное место при большевиках и был многим известен, а Ермакова и пленного видал в первый раз в жизни и до этого их совершенно не знал.

Встретясь с ним, они спросили его сначала, чем он тут занимается. Он объяснил им, что занимается разведкой руд. Тогда они спросили его, можно ли будет проехать по этой дороге на Коптяки и далее на автомобиле-грузовике, и при этом объяснили ему, что им нужно провезти 500 пудов хлеба... Разговор с ним вел более Юровский. Повстречались они с ним под вечер, приблизительно часов около пяти. Было это около 11 июля или после этого числа, он хорошо не упомнит, но только знает, что в те именно числа.

После проезда Юровского и Ермакова он еще работал сколько-то времени — день или два в означенной местности, а затем работы были прекращены, так как красноармейцы начали выгонять из той местности людей под предлогом военных действий»¹².

Работа и пребывание в том месте Фесенко подтверждается найденной еще 30 июля 1918 г. следователем А. П. Наметкиным отметкой и надписью на березе: «Горный техник И. А. Фесенко. 11 июля 1918 г.». На основе этих двух показаний следователь Н. А. Соколов заключил, что речь идет о двух поездках Юровского в смежные дни — 14 и 15 июля сначала в поисках дороги, пути проезда к шахте (второе показание), а на следующий день — уже по известному ему пути. Могло быть и так, но, с нашей точки зрения, скорей всего речь идет об одной и той же поездке Юровского. Человеку в те дни очень занятому подготовкой убийства вряд ли надобно было дважды осматривать шахту и путь к ней от железнодорожного разъезда. Расхождение же в показаниях (один спутник Юровского в австрийской форме, другой — в иной; в одном случае — в 4, в другом — в 5 часов вечера и т.п.) — несущественны. Допрос производился спустя год, летом 1919 г., свидетели что-то могли запамятовать. Ермаков — верх-исетский военный комиссар, незадолго до того командовавший красногвардейским отрядом в боях под Оренбургом, наверняка был в военной форме. На дошедших до нас двух фотоснимках тех дней Ермаков в военной форме. Совсем не исключено, что он мог надеть и иноземный френч, что делалось многими военными. В памяти одного из свидетелей по прошествии времени военная форма спутников Юровского могла ассоциироваться с военнопленными. К тому же нельзя допустить, что Юровский обследовал место предстоящего захоронения без Ермакова или его какого-то товарища-визовца, хорошо знавшего указанный район. Уместным будет вновь обратиться к свидетельствам И. П. Мейера, писавшего, что 15 июля Юровский и Ермаков вместе с «Хорватом», которого он именует «начальником Международной бригады», отправились на место будущего захоронения трупов. Вполне могло быть и так.

Соколов при датировании поездки (поездок) допускает противоречия: в одном случае пишет о 15 и 16, в другом — о 14 и 15 июля¹³. Между прочим, он опирается при этом на показания упоминавшейся послушницы женского монастыря Антонины, которая 15 июля при посещении ДОНа с продуктами для заключенных вместе с другой послушницей, Марией, получила от Юровского задание — доставить на следующий день (16 июля) «полсотни яиц и четверть молока, и яйца велел упаковать в корзинку». Все это 16 июля, «во вторник» (перед казнью), «рано утром» они и доставили¹⁴. Сухой калорийный продукт явно был нужен убийцам для питания целой группы вне города¹⁵. Но этот продуктовый запас мог планироваться Юровским для питания именно при ночном захоронении 17 июля. Поездка верхом (накануне убийства) вряд ли могла быть очень длительной, ездоки могли и не проголодаться. На троих захваченных полсотни яиц (да еще и четверти молока, как сообщали послушницы в другом случае) было много. Наличия корзины у верховых замечено не было. Поездка Юровского для разведки намечаемого под захоронение места ранним и возвращение уже совсем поздним вечером буквально перед намечавшейся казнью (вспомним, что Юровский был ответственным за ее проведение) просто немыслима. По многочисленным данным, Юровский вечером 16 июля был в доме Ипатьева. Так и должно было быть. Когда же могла в действительности состояться поездка Юровского с Ермаковым к Ганиным ямам? 14 июля, в день приезда из Москвы Голощекина (это произошло утром) или на следующий день. Но скорей всего именно вечером 14 июля. Дело в том, что в этот воскресный решающий день (поздно вечером будет принято постановление об убийстве) Голощекин со своими друзьями, как помнит читатель, устроил гуляние в лесу. В нем участвовали и видные руководители, вовлеченные вдело Романовых. Казалось бы, среди них должен был быть и Юровский, но его там не было. Не было его и на состоявшемся вечером решающем заседании. Почему? Вероятно, он был занят чем-то другим: торопился вместе с Ермаковым подыскать место для захоронения. Надо было с этим спешить: убийство могло быть совершено и в ночь на 16 июля, к исходу следующего дня. Вполне возможно, что указание даты 16 июля в рассматривавшихся нами заготовленных загодя вариантах извещения для печати о казни Николая Романова могло быть и не опиской. Видимо, именно в этот день, с возвращением Голощекина, получив от него соответствующие указания, Юровский и закрутился в водовороте завершения подготовки убийства. С местом захоронения Юровский ознакомился и определил его 14 или 15 июля, никак не позднее. И показания Фесенко, что он после этой встречи работал в урочище еще «день или два», пока не появилось оцепление красноармейцев (16 июля), подтверждают обоснованность предположения.

Участвовали ли в выборе места захоронения более высокопоставленные уральские руководители? М. К. Дитерихс на этот вопрос, видимо имея в виду некоторые свидетельские показания, отвечает положительно. Он писал: «Место в Коптяковском лесу для сокрытия тел членов Царской семьи выбирали Исаак Голощекин и Янкель Юровский по указанию Петра Ермакова. Для этого Янкель Юровский с Ермаковым и Вагановым ездили верхами в урочище "Четырех братьев" еще 14 или 15, где их видел горный техник Фесенко и некоторые из проезжавших по Коптяковской дороге крестьян и дачников. Утром же 16 июля Исаак Голощекин, Янкель Юровский и, возможно, Белобородов, собравшись в Ипатьевском доме, ездили оттуда в лес на легковом автомобиле с шофером Люхановым и вернулись назад уже под вечер»¹⁶. В данном случае автор не дает ссылки на источник. Не делает он этого и в первом случае указания на эту поездку; там говорится, что у встречных местных жителей расспрашивали «...про состояние дорог и интересовались проходимостью для автомобиля боковых маленьких дорожек», время обозначено «днем» 16 июля¹⁷. У Н. А. Соколова упоминания об этом существенном эпизоде мы не находим. Возможно, он недостоверен. В то же время и отвергать утверждения Дитерихса полностью не приходится. Как отмечалось, утром 16 июля Голощекин и Белобородов заходили в дом Ипатьева, затем, быть может, съездили на намеченное место захоронения, только вряд ли уже с участием Юровского, который был там накануне и вплотную занимался подготовкой убийства. В целом же выясняется, что выбор места захоронения не был отдан на откуп Ермакову. Решение вопроса находилось в поле зрения областного руководства, задействованного в деле истребления Романовых. А что этим непосредственно занимался Юровский — совершенно достоверно.

Какими мотивами руководствовался Ермаков, выбрав район Ганиной ямы? Почему именно это место? Видимо, потому, что его Ермаков знал лучше, чем какие-либо другие места. Там находилось несколько заброшенных железорудных шахт, относительно удаленных от города, да и само место было довольно глухим. Конкретный выбор места предопределялся тем, что в этом районе находился покос рабочего ВИЗа (семьи визовцев, как и рабочих других заводских поселков Урала, обычно вели и крестьянское хозяйство, имели скот и т.д.), одного из видных коммунистов-карателей А. Болотова, с которым Ермаков был очень дружен и состоял в каком-то родстве¹⁸. Там бывал прежде и сам Ермаков. Вот это место, заброшенную шахту вдали от города, Ермаков и посчитал подходящим для захоронения, смог внушить это Юровскому и другим руководителям области. Как он сам, так и другие совершенно не предполагали, что акция будет столь масштабной и с участием такой массы людей, что привлечет внимание крестьян близлежащей деревни Коптяки и тайное ее осуществление окажется практически исключенным. Да и шахта, весьма неглубокая, не могла служить надежным местом для захоронения. Это стало ясно руководителям практически сразу же, в первый день. Ермаков навлек на себя большое неудовольствие. Впоследствии, путая и перевирая ход событий, он заявил, что захоронение в шахте им было задумано как мера временная (!), он планировал в дальнейшем трупы из нее извлечь и сжечь¹⁹. Ложью было заявление и о выборе временного места захоронения, и о предварительном планировании сжигания трупов вне шахты. Спрашивается: зачем же было сбрасывать трупы в шахту, потом лезть туда, в ледяную воду, привязывать уже поврежденные взрывами гранат трупы веревкой и один за другим долго, с трудом извлекать их оттуда и пытаться сжигать, уже предельно намокшие и охлажденные? Все другие руководители преступления и некоторые рядовые исполнители показывают, что шахта была выбрана именно как место погребения, идея сжигания трупов возникла уже после их извлечения. Никаких горючих материалов 17 июля к шахте доставлено не было. Возникновение нового плана и процесс его реализации с помощью Войкова 18-19 июля подробно описывается Юровским и другими (Медведевым, Родзинским, Сухоруковым и т.д.). По первоначальному плану мыслилось сбросить трупы в шахту, на дне которой была вода, поэтому и Ермакову, и остальным могло казаться, что ее глубина гораздо большая, чем на самом деле. Особо следует подчеркнуть, что предусматривался непременный взрыв и завал шахты. Одним из недосмотров Ермакова и других явилось то, что они не изучили состояние сруба, укреплявшего стены шахты. Его просто не приняли во внимание или решили, что он уже насквозь прогнил и ствол шахты должен обрушиться при взрыве нескольких гранат. Однако затея провалилась — сруб выстоял. Между прочим, таким же образом сутки спустя пытались погрести и Великих Князей, содержавшихся в Алапаевске. С той лишь разницей, что в шахту, более глубокую, сбрасывали не трупы Романовых, а живых людей, затем бросали гранаты, так ее и не обвалившие, даже не убившие, а лишь искалечившие жертвы. Среди местных жителей ходила молва о том, что и сутки спустя из шахты доносилось пение молитв. Если бы руководители ликвидаторов трупов верно оценили прочность выбранной шахты в Ганиной яме, они захватили бы с собой большую партию взрывчатки и подрывника и хлопот с перезахоронением можно было бы избежать. Но в этом случае белые, занявшие Екатеринбург, руководствуясь многочисленными свидетельскими показаниями, найденными вещественными доказательствами вплоть до редчайших драгоценностей, бриллиантов, сразу же обнаружили бы и раскопали останки расстрелянных.

Неудача с выбором первоначального места захоронения в шахте у Ганиной ямы, именуемой теперь окрестным населением «Царской», сыграла палачам на руку. Они нашли, казалось бы, простейший, но куда более надежный путь погребения — прямо под дорогой. Кто мог догадаться там искать? Не догадывались!

Место, выбранное Ермаковым для захоронения трупов и одобренное Юровским, а возможно, хотя бы заочно, по описанию, и более высокими областными руководителями, — несомненно. Оно находится примерно в 17 километрах к северо-западу от Екатеринбурга, Верх-Исетского завода, где верстах в трех от шахты, на берегу Исетского озера, в довольно глухом по тем временам месте расположена небольшая деревня Коптяки. Крестьяне занимались хлебопашеством, огородничеством, сенокосами, рыбным промыслом, брали дары природы, кругом были леса. Туда вела проселочная дорога, местами имевшая съезды, потом выводившие на ее наиболее наезженную часть. Коптяковская дорога пересекала два железнодорожных пути: ведущий на Казань с последующими ответвлениями и Горнозаводской — на Нижний Тагил — Пермь, ближе к Коптякам. Первый из этих переездов имел № 803, второй — 184 (один из съездов-веток Коптяковской дороги шел южнее и пересекал железную дорогу у будки-переезда № 185, потом выводил к тому же переезду № 184). События, разыгравшиеся в связи с захоронением и перезахоронением, протекали в окрестностях переезда № 184, сначала много дальше на северо-запад, почти у Коптяков, а потом — в непосредственной близости от него. Этот переезд находился примерно на полпути от ВИЗа к Коптякам вдоль Коптяковской дороги. Ныне это место совсем недалеко от разросшегося города, на краю поселка Шувакиш. Дальше от переезда раскинулось урочище Четыре Брата, названное по четырем росшим там прежде могучим соснам. К 1918 г. от них оставалось лишь два пня. Еще дальше к Коптякам местность именовалась Ганиной ямой (Ганины ямы, Ганины овраги), по имени находившегося там небольшого Ганиного пруда. И там и там, севернее разъезда, находилось большое количество заброшенных рудниковых шахт и ям, многие из которых были затоплены. Одна из хорошо сохранившихся железорудных шахт находилась примерно в 150-200 метрах слева от Коптяковской дороги на расстоянии около двух километров от Коптяков. (Ныне там обосновался мужской монастырь Царственных страстотерпцев, построено 5 деревянных храмов и будут строиться еще 2.) На поверхности шахты был большой и хорошо сохранившийся сруб из бревен и горбылей. Глубже было раздвоение — большой и малый колодцы, также в срубах. Малый колодец служил для откачки воды. Глубина большого составляла 5 сажен и 7 вершков, то есть около 11 метров. На дне шахты был слой никогда не таявшего льда, поверх него — немного воды. Ермаков, очевидно, не измерил глубину воды, а значит и шахты в целом. Отсюда у него и Юровского возникла иллюзия, что трупы будут утоплены в воде, шахта взорвана и их обнаружить никому не удастся. Кругом был лес. Он закрывал видимость на шахту с Коптяковской дороги. Место заброшенное, глухое²⁰. Там, в шахте, и началось захоронение, потом продолженное и завершенное у переезда № 184, ближе к Екатеринбургу. Долгое время советские граждане, в том числе уральцы, полагали, что останки сожженных членов Царской Семьи были брошены в болото где-то у деревни Палкино. Многие знали, слышали, что в месте первого захоронения их не нашли. Реальное, выявленное ныне место захоронения Царской Семьи ближе к ВИЗу и действительно уже ближе к Палкинскому болоту, нежели к Коптякам. На это указывал в своих публикациях П. М. Быков. Он в 1921 г. написал: «...трупы казненных были отвезены за город в лес в район Верх-Исетского завода и дер. Палкино, где и были на другой день сожжены»²¹. В публикации 1926 г. он писал несколько иначе, неопределенней, но в чем-то ближе к истине: «...останки трупов после сожжения были увезены от шахт на значительное расстояние и зарыты в болоте, в районе, где добровольцы и следователи раскопок не производили. Там трупы и остались и теперь благополучно сгнили»²². Здесь указано и на сожжение, и на наличие останков. Большая подсказка. Так было определено первое место захоронения останков убитых в доме Ипатьева членов Царской Семьи и других, всех одиннадцати (об упомянутом П. М. Быковым другом месте — скажем позднее и подробнее).

2. Первое захоронение

Были не только главный убийца — руководитель расстрела и главный похоронщик, но и ответственный за вынос и погружение тел в машину. «Принимать трупы, — отмечал Я. X. Юровский, — я поручил Михаилу Медведеву... Это он вместе с Ермаковым Петром Захаровичем должен был принять и увезти трупы»²³. Это подтверждал и сам Медведев. Он вспоминал:

«Около грузовика встречаю Филиппа Голощекина.

— Ты где был? — спрашиваю его.

— Гулял по площади. Слушал выстрелы. Было слышно.

Нагнулся над царем.

— Конец, говоришь, династии Романовых?! Да...

Красноармеец принес на штыке комнатную собачонку Анастасии — когда мы шли мимо двери (на лестницу во второй этаж) из-за створок раздался протяжный жалобный вой — последний салют императору Всероссийскому. Труп песика бросили рядом с царским»²⁴.

— Собакам — собачья смерть! — презрительно сказал Голощекин. Я попросил Филиппа и шофера постоять у машины, пока будут носить трупы. Кто-то приволок рулон солдатского сукна, одним концом расстелили его на опилки в кузове грузовика — на сукно стали укладывать расстрелянных. Сопровождаю каждый труп: теперь уже сообразили из двух толстых палок и одеял связать какое-то подобие носилок...»²⁵.

Все одиннадцать трупов людей и нескольких собачек погрузили под руководством М. А. Медведева и при ассистировании высокого руководителя всей акции Ш. И. Голощекина на мощный грузовой автомобиль по тем временам одной из лучших марок — «Фиат». Здесь же, во дворе, стояла и легковая автомашина. В начале четвертого ночи «Фиат» двинулся в путь. Шофером был свой человек — С. И. Люханов. С ним отправились М. А. Медведев, П. 3. Ермаков, С. П. Ваганов и, видимо, два чекиста-охранника. А. А. Якимов отмечал: «Вместе с трупами уехал сам Юровский и человека три «латышей» или же не русских — не знаю»²⁶. Якимов был несколько неточен. Юровский отправлял грузовик, но сам затем уехал на легковой машине. Была ночь, темно. Ермаков, Ваганов, Медведев были сочтены Якимовым за «латышей», хотя и с оговоркой. Его можно понять: все трое были участниками расстрела. Один-два чекиста-охранника все же были в грузовике. На одного из них точно указывал В. Н. Нетребин²⁷. Более точен П. С. Медведев, указывавший, что «на автомобиле этом с трупами уехали два члена следственной комиссии, один из коих был Ермаков, а другой — вышеописанных примет, ему не известный (выше мы показали, что это был Ваганов. — И. П.)»²⁸. У М. А. Медведева по этому поводу сказано: «Ермаков садится к шоферу; в кузов залезают несколько человек из охраны с винтовками. Машина трогается с места, выезжает... За Верх-Исетском в нескольких верстах от деревни Коптяки машина остановилась на большой поляне, на которой чернели какие-то заросшие ямы»²⁹. Медведев забыл «поместить» себя в автомобиль, но рассказывает о его продвижении, остановке и о подъезде на легковой машине чуть позднее Юровского и Голощекина. Значит, он ехал не с ними, а с Ермаковым. Ваганова он не вычленяет из охранников. Нельзя не принять во внимание и свидетельство А. Г. Кабанова: «...автомашина... в сопровождении четырех товарищей, сидящих в машине, и двух верхом сидящих на лошадях отошла от дома...»³⁰. Быть может, верховые сопровождали машину лишь в черте города, но возможно, и далее. Ваганов потом подъезжал на коне, охраняя место захоронения.

Здание Главной конторы Верх-Исетского завода, у которого в ночь на 17 июля останавливался шедший на Коптяки грузовик с телами жертв Ипатьевского дома (современный вид).

По вопросу о том, кто выехал на грузовом автомобиле с трупами, в публикациях много противоречий. Они обусловлены скудностью и противоречивостью источников. С нашей точки зрения, неоспоримо лишь то, что на «Фиате» выехали П. 3. Ермаков, М. А. Медведев и С. П. Ваганов, очевидно, все трое или двое в кабине, и несколько (двое-трое) чекистов из внутренней охраны, среди которых (если не все) были нерусские, в роли захоронщиков.

Наиболее существенным является невыясненный вопрос о том, был ли с ними, на «Фиате», а значит в кабине, Я. X. Юровский или он уезжал отдельно. Имеются авторы, которые вообще (и решительно!) отрицают поездку его на место захоронения под Коптяками и участие в нем. К. Бронников по этому поводу многократно заявляет, что Юровский туда не выезжал, оставался в городе и решал совсем другие задачи: подбирал «двойников» расстрелянных и отправлял их в Пермь и т.д. Будто и заявление его о поездке, и описание хода захоронения — «бред» или «ловко и умело сработанная фальшивка». Одним из поводов к такому заявлению послужило утверждение из «Свидетельства» Юровского 1922 г., что он ехал с Ермаковым и разговаривал с ним по дороге. Юровский писал: «...Мы двинулись по направлению к Верх-Исетскому заводу». Далее он пишет об общении с Ермаковым в пути, переговорах об инструменте (лопатах и т.д.), появившихся далее людях верх-исетского военного комиссара... В «Записке» и «Докладе» Юровский пишет об общении с Ермаковым в пути уже только на подъезде к шахте. Но во всех случаях он пишет, говорит о поездке туда. Однако он не дает ни единого повода для утверждения о том, что выехал, как и Ермаков, на «Фиате», «сидел в кабине» и т.п. Тем не менее Бронников приписывает Юровскому именно это и, ссылаясь на приводившиеся выше свидетельства Медведева, «уличает» его во лжи. «Сам Юровский, — заявляет К. Бронников, — упрямо настаивает на том, что это он находился тогда в кабине грузовика...» Отсюда у публициста следует отвержение свидетельств Юровского, обвинение в его адрес, а ход событий освещается искаженно, с описанием похищения трупов и т.д. А все дело в том, что на место захоронения помимо «Фиата» выехала еще одна, легковая автомашина с Юровским (и другими лицами); в пути, особенно при неоднократных задержках, погрузке инструмента на ВИЗе, застреваниях на проселочной дороге, затем на «сверстке» к шахте и происходило общение, велись разговоры. Возможно, разговоры шли уже за чертой города и ВИЗа, когда грузовик стал двигаться медленно и легковая машина с Юровским и другими седоками его догнала и продвигалась уже одновременно или почти одновременно, поотстав. Больше осталось свидетельств о «Фиате», тяжело нагруженном, сильно рычащем, с особым трудом проходившем, и о его седоках, меньше — о ехавших на легковой машине.

Путевой сторож Я. И. Лобухин на допросе через год свидетельствовал: «Как-то ночью летом прошлого года (не помню месяца и числа), во время сенокосов, когда я и семейные мои спали, я проснулся от шума автомобиля. Дело это было удивительное, потому что никогда раньше такого дела не бывало, чтобы автомобили мимо моей будки да еще по ночам ходили. Я в окно выглянул, вижу: идет по дороге к Коптякам грузовой автомобиль. Я не видел, что в нем было. Совсем я этого не заметил. Только заметил я, что сидело в нем человека четыре с винтовками, кажется, в солдатской одеже. Было это на рассвете...»³¹. Речь шла именно о «Фиате», его продвижении через железнодорожный переезд рано утром 17 июля. Людей и одежду Лобухин видел плохо. Кто-то был с винтовками, а кто-то и с лопатами, которые в руках могли показаться винтовками (Якимов отмечал, что уезжавшие взяли лопаты). Ермаков, Ваганов, Медведев имели револьверы и вряд ли взяли винтовки.

Исследователи и публицисты уделяют большое внимание автомобилю или автомобилям, выехавшим со двора дома Ипатьева, их типу, направлению их движения — «по Вознесенскому проспекту» или «по Вознесенскому переулку» — ив связи с этим делают принципиальные заключения, начиная с того, что показания или воспоминания, в которых есть разночтения, недостоверны, и кончая тем, что вышли две машины, обе грузовые, одна — по проспекту, другая — по переулку, значит ушли из города в разных направлениях: одна увезла (живых или мертвых) членов Царской Семьи, другая — другую семью, расстрелянную для введения в заблуждение всех и вся. Дело в том, что ворота из усадьбы в заборах имелись и на проспект, и в переулок. Наиболее крупными были ворота со двора в Вознесенский переулок³². До грузовой машины из прихожей нижнего этажа, выходящей во двор, выносить трупы было ближе всего. Эта машина выходила определенно в переулок, потом могла повернуть налево, в горку, на Вознесенский проспект, а по нему — на Главный проспект, затем на ВИЗ, а могла повернуть, пойти по переулку и направо, вниз, на Колобовскую улицу и буквально через какие-то метры повернуть по ней тоже на Главный проспект и идти на ВИЗ. Не знающие Екатеринбурга авторы этого не учитывают. А что касается нескольких свидетельских показаний, в которых действительно имеются противоречия насчет того, куда пошла машина, то они объяснимы. Охранники со двора не видели, куда повернула машина после выхода из-за второго высокого забора. Жители же, кроме очевидцев, ночью могли судить о направлении движения лишь по звуку. Судить им было тем труднее, что машина начинала движение по переулку, а до того и другого поворотов (Вознесенский проспект или Колобовская улица) было очень короткое расстояние. При этом следует опять же иметь в виду, что машин было две: одна грузовая, «та самая», другая — легковая, которая вышла вскоре вслед за первой. Второй грузовой машины не было³³. Легковая вначале могла повернуть и в другую сторону. Что же касается направления движения «Фиата», то с уверенностью можно говорить, что он вышел на Вознесенский проспект, то есть сначала на Вознесенский переулок, повернул налево, на проспект, затем — направо и вышел на Главный проспект. Это в одном квартале. Дело в том, что наблюдавшие, слышавшие гул этого автомобиля П. Ф. Цецегов и Ф. Я. Буйвич были снаружи. Цецегов — ночной сторож именно на Вознесенском проспекте и в эту ночь как раз дежурил, а Буйвич — жилец с первого этажа дома Попова, окна которого выходили на Вознесенский переулок, на ворота, из которых выходил автомобиль³⁴. Ехавшие в нем и оставившие воспоминания Ермаков и Медведев о такой детали не сообщили. Вообще же этот факт для исследования темы не имеет значения: машины, только одна грузовая и только одна легковая, выходили на Главный проспект и уходили в сторону ВИЗа, к месту захоронения.

Выход автомобилей со двора ДОНа был не одновременным, а с некоторой паузой. Сам Юровский и некоторые охранники отмечали, что по уходе грузовика он еще отдавал распоряжения в доме о замывании комнат нижнего этажа от крови, устранении во дворе следов убийства. П. С. Медведев говорил: «После увоза трупов из дома комендант Юровский приказал позвать команду и вымыть пол в комнате, где был произведен расстрел, а также замыть кровь в ограде, на парадном крыльце двора и где стоял автомобиль... Юровский ушел со двора в канцелярию при доме...»³⁵. Юровский заходил и на второй этаж. Еще раз напомню место из воспоминаний палача А. Г. Кабанова, который писал: «Когда я слез с чердака дома и вошел в помещение, ранее занимаемое Николаем Романовым, то там студент горного института разбирал драгоценности династии Романовых — он драгоценные камни складывал в одно место, простые самоцветы — в другое. На студенте был бархатный пояс одной из дочерей Николая, тов. Юровский предложил студенту снять пояс и распороть его. Когда студент это сделал, то оказалось, что вместо пуговиц были пришиты крупные бриллианты, обшитые бархатом. В бантах, расположенных сзади пояса, также были зашиты крупные бриллианты»³⁶. Не исключено, что Кабанов не точен: речь должна идти о ком-то другом, ибо Юровский задержался в ДОНе на очень короткое время, да и охранников впустили на второй этаж, где до того хозяйничали люди Лисицына, не сразу. Сам Кабанов после расстрела, погрузки тел в автомашину и все последующие дни находился в доме Ипатьева, участвовал в упаковке и погрузке ценностей. Здесь важно отметить и то, что Юровский уехал не сразу, на грузовике с Ермаковым, а позднее, на легковой машине, и то, что ночью во время убийства уже обыскивали помещения, осматривали одежду, захватывали ценности. Притом после убийства, ко времени, когда к этому подключились охранники — Кабанов, Нетребин и другие, ценных документов Николая Романова, в частности его (и жены) текущих (по крайней мере) дневников, личной переписки уже не было. Видимо, это все было изъято, как представляется, Лисицыным и его командой во время расстрела.

Итак, первой вышла грузовая машина, которую по дороге или чуть позднее, уже на месте, догнала легковая с Юровским и Голощекиным. Возможно, с ними же (или в отдельной машине) к шахте уехали Белобородов, Войков. Выехали на пролетке, по описанию И. П. Мейера, он и А. Мебиус (если это не одно и то же лицо, то и А. Е. Лисицын, о чем — далее). Отправившийся первым по Вознесенскому и Главному проспектам «Фиат» вышел на ВИЗ, миновал его и ушел в урочище Четыре Брата и к Ганиной яме. Отъезд от Ипатьевского дома и прибытие к заброшенной шахте с трупами именно Царской Семьи и ее приближенных, а не каких-то подменных или параллельно вывозимых лиц удостоверяли все участники расстрела: Я. X. Юровский, Г. П. Никулин, М. А. Медведев (Кудрин), П. 3. Ермаков, А. Г. Кабанов, В. Н. Нетребин³⁷; шофер С. И. Люханов в рассказах своим товарищам-охранникам, знакомым и просто случайным людям, часть из которых оказалась в распоряжении следствия белых властей, также давал аналогичные сведения³⁸. О том, что к Ганиной яме привезли именно 11 трупов из Ипатьевского дома и об их захоронении в воспоминаниях рассказал привлеченный к этому чекист Г. И. Сухорукое³⁹, свидетель событий в доме Ипатьева и захоронения И. П. Мейер⁴⁰, один из руководителей убийства П. Л. Войков в доверительном рассказе Г. 3. Беседовскому⁴¹, одним словом, все лица, которые непосредственно руководили убийством, участвовали в нем и затем в самом процессе захоронения в шахте или наблюдали за ним.

Такие же сведения были получены следствием белых властей от П. В. Кухтенкова, который в июле 1918 г. на протяжении двух вечеров слышал разговоры собиравшихся участников расстрела и захоронения: П. 3. Ермакова, А. Е. Костоусова, Н. С. Партина, В. И. Леватных и между собой, и при встречах с председателем Верх-Исетского совета С. П. Малышкиным и коммунистом А. И. Кривцовым. Разговоры шли не только об убитой Царской Семье, но и об отдельных ее членах, о том, как они выглядели, о первой попытке захоронения и о перезахоронении⁴². Осталось множество косвенных показаний (родственников, близких знакомых непосредственных участников убийства, захоронения), просто свидетелей, отмечавших, что под Коптяки, к Ганиной яме, были доставлены именно тела убитых в доме Ипатьева, об усиленной охране этого места, намеченного для захоронения, еще с ночи крупными нарядами красногвардейцев, основную силу которых составлял 2-й Екатеринбургский эскадрон. Этот эскадрон был сформирован из части состава 1-го Екатеринбургского эскадрона (и пополнения), переданного в начале мая 1918 г. в распоряжение главнокомандующего Оренбургским фронтом В. К. Блюхера и отправленного туда вместе с 1-м Уральским стрелковым полком РККА. В 1950-1960 гг. при разработке темы по истории формирования и боевых действий Уральской партизанской армии Блюхера автору довелось встречаться со многими еще здравствовавшими бывшими красноармейцами из ее состава⁴³. Беседовал я и с некоторыми бывшими бойцами 2-го эскадрона, в частности с упоминавшимся уже С. С. Постни — венгром, осевшим в России, долгое время работавшим в административно-хозяйственной части Свердловского горного института. Постни рассказывал, что бойцы эскадрона группами отъезжали с постов к автомобилю, к пролеткам, на которые перегрузили трупы, к Ганиной яме, к шахте, у которой трупы лежали довольно долго, и рассматривали их, расспрашивали участников и свидетелей убийства о кровавых часах в доме Ипатьева. Это были трупы членов Царской Семьи. Не сомневались в том, что для захоронения в шахте привозили Царскую Семью и крестьяне-коптяковцы, ибо все было обставлено предосторожностями, чрезвычайно охраняемо, а потом осталась масса вещественных улик. Крестьянин из Коптяков Н. В. Папин и скрывавшийся в деревне офицер А. А. Шереметьевский показывали, что «до того глухая, заросшая травой» дорожка к руднику оказалась «накатанной», видно было, что по ней «какие-то экипажи проехали», дорогу преграждала охрана, слышалось «непривычное ржанье множества коней», затем «было прекращено всякое движение по коптяковской дороге, и рудник был оцеплен заставами»⁴⁴.

В воспоминаниях И. П. Мейера мы находим сведения об участии в охране упомянутого 2-го Екатеринбургского эскадрона, в котором состояло немало бывших австрийских военнопленных, которых он знал по долгу службы и лично⁴⁵. Находился в охране и визовский отряд Ермакова. В его составе были и упоминавшиеся в связи с показаниями П. В. Кухтенкова коммунисты. Отряд (дружина) за жестокость, убийства не только противников советской власти, но и мирных жителей вообще, насилия и грабежи обрел самую дурную славу. О моральном облике ермаковских молодцов свидетельствует характеристика встречи с ними при доставке тел убитых, данная в «Записке» Юровского: «Проехав Верх-Исетский завод в верстах 5, наткнулись на целый табор — человек 25 верховых, в пролетках и т.д. Это были рабочие (члены Совета, исполкома и т.д.), к-ых приготовил Ермаков. Первое, что они закричали: "Что ж вы нам их неживыми привезли?!" Они думали, что казнь Романовых будет поручена им. Начали перегружать трупы на пролетки, тогда как нужны были телеги. Это было очень неудобно. Сейчас же начали очищать карманы — пришлось и тут (как и в доме Ипатьева, где сразу же началось воровство со стороны охранников. — И. П.) пригрозить расстрелом и поставить часовых»⁴⁶. Склонностью к грабежам, воровству отличались и многие бойцы эскадрона, который за это и за недисциплинированность на некоторое время ранее даже расформировывался.

Пытавшиеся было утром проехать и пройти по дороге в Екатеринбург крестьяне Коптяков задерживались и прогонялись обратно под угрозой расстрела за неподчинение. Разъезды и пешие заставы заявляли им, что запрет вызван продвижением по дороге воинской части с артиллерией. Так, крестьянка Н. П. Зыкова с сыном Н. С. Зыковым рано утром 17 июля выехали в Екатеринбург и наткнулись в урочище Четыре Брата на пеших и конных красноармейцев, часть которых двигалась на телегах. Конные во главе с известным ей С. П. Вагановым повернули их с руганью назад. Вернулись в Коптяки, а там: «Когда она прискакала в Коптяки, вся деревня слушала ее.

Крестьянин Н. М. Швейкин потом показывал: «Как Настасья приехала, весь народ взбулгачила: войско идет. Сказывала она, что у самых у Четырех Братьев, как только они доехали до них, им попалось войско. Войско, говорит, идет, а сзади чего-то везут в автомобиле. Так она и сказывала про автомобиль... Все это Настасья нам рассказывала на улице при всем собрании»⁴⁷.

Скрыть место захоронения, как было рассчитано, не удавалось. Сказалось двухчасовое опоздание с убийством из-за задержки телеграммы-приказа из Москвы, а также из-за плохой проселочной, еще не просохшей дороги, по которой автомобиль вообще никогда не ходил. На место захоронения перед рассветом, когда собирались перевезти трупы, или несколько позднее прибыли все руководители области, в большей или меньшей степени задействованные в деле Семьи Романовых. Уже приводились сведения М. А. Медведева (Кудрина) о приезде на легковом автомобиле вслед за грузовиком Голощекина и Юровского⁴⁸. Один из них — фактически первый руководитель области, второй — глава облчека, ставший не только главным палачом, но и руководителем захоронения. Есть данные о том, что там находились А. Г. Белобородов и П. Л. Войков. И. П. Мейер весьма правдоподобно сообщал: «Когда мы приехали на нашей коляске, то горело несколько костров, вокруг которых сидели красногвардейцы. Голощекин, Белобородов, Войков и Юровский стояли в группе отдельно, недалеко от которой Ермаков спал около костра»⁴⁹. Но Мейер указывает на приезд с ним и присутствие А. Мебиуса — председателя ревштаба. Вновь напомню, что это мог быть представитель центра, действовавший в дальнейшем под именем А. Е. Лисицына.

Таким образом, решительно все активные участники событий, включая руководителей, убийцы, похоронщики, прямые свидетели того и другого, бойцы оцепления в районе Ганиной ямы свидетельствуют, что из Ипатьевского дома увезли и к шахте в Ганиной яме, под Коптяками, привезли, а затем хоронили трупы членов Царской Семьи и еще четверых погибших с ними, что никакой подмены не произошло, ни один человек из этих 11 не спасся. Истина только в этом. Косвенные данные — все увиденное жителями Коптяков — подтверждают это же. Все бесчисленные версии о подмене, о спасении и т.д. и т.п., бытующие многие десятилетия, исходят не от прямых и даже косвенных свидетелей, а от людей, не имевших ко всему этому делу отношения, от слухов, от официально распространявшейся большевиками дезинформации и от людей с неуемной фантазией, часто просто нечестных — лжесвидетелей.

На захоронении, очевидно, полностью или частично присутствовала команда ВЧК Лисицына. Свидетельств на этот счет достаточно. Во-первых, сам представитель Свердлова и Дзержинского пишет, что из Екатеринбурга должен был выехать до рассвета, но выехал (из-за непредвиденной задержки с расстрелом) с рассветом, то есть, выходит, одновременно с другими участниками убийства и захоронения, во-вторых, основания для такого предположения дают воспоминания И. П. Мейера, в-третьих, есть показания целого ряда случайных свидетелей, видевших нерусских, австро-венгров, причем не «местных», а из Москвы, в-четвертых, существуют и некоторые вещественные доказательства на этот счет. Лисицыну нужно было выезжать так рано, чтобы, как он потом докладывал, «не поставить всю операцию под угрозу срыва»⁵⁰. Р. Вильтон на основе свидетельских показаний писал следующее: «Вечером 18 июля проехал через железнодорожный переезд в Коптяки легковой автомобиль с шестью молодыми солдатами и одним штатским, по описанию свидетеля, — "еврей с черной, как смоль, бородой". Два солдата вернулись к переезду из леса, в разговоре сказали, что они "московские"»⁵¹. Вильтон полагал, что этим приезжавшим с командой человеком и был тот самый посланец Москвы, который приехал с Голощекиным, появлялся затем в доме Ипатьева и выглядел именно так. Этим человеком «с черной, как смоль бородой» в штатском вряд ли мог быть Юровский, как многие предполагают (речь идет не о его приезде 17 июля, описанном выше, а о повторном приезде через сутки), ибо он добирался до места верхом на лошади, а затем пешком и прибыл туда ночью. 17 же июля в эту пору он также разъезжал и ходил пешком совсем в другом месте: по Московскому тракту, у глубоких шахт в поисках нового места для захоронения⁵². Не мог этот бородатый человек быть и Голощекиным, тогда бороды не носившим. Да к тому же оба они коптяковцам были хорошо известны. Нет, это был кто-то иной. По всей видимости, московский посланец со своей командой (или частью ее). Побывавший у шахты в урочище Четырех Братьев генерал С. А. Домонтович нашел вырванный лист из немецкой книги по анатомии, а следователь Н. А. Соколов — обрывок газеты пробольшевистского характера на немецком языке. В тексте говорилось о II-ом Интернационале, о выступлении чехо-словаков против большевистской власти⁵³.

Сведения о человеке с черной бородой более обстоятельно даны в книге Р. Вильтона, хотя в какой-то мере отражены и в книгах Н. А. Соколова и М. К. Дитерихса. Откуда они взялись у Вильтона? Из показаний Е. Д. Лобановой, данных следствию еще 1 августа 1918 г. Лобанова, жительница Коптяков, постоянно бывала и в Екатеринбурге, где работал ее муж. Сообщила, что вечером 18 июля («перед закатом солнца») на лошади выехала из города в свою деревню. За железнодорожной будкой № 184 ей сообщили, что дальше не пропускает оцепление (у грузового автомобиля с бочонком). «Мы вернулись к будке, — рассказывала Лобанова, — и стали обсуждать, что нам делать. В это время из города приехал легкий автомобиль, в котором сидели 6-7 человек. Кажется, все они были в солдатской форме и молодые, за исключением одного, походившего на еврея, с черной, как смоль, бородой и усами. Мой извозчик подбежал к ним и закричал: "Не пропускают!" Один из ехавших на автомобиле сказал: "Почему не пропускают, мы сейчас узнаем" и поехали дальше. Приблизительно через полчаса автомобиль вернулся к будке уже с двумя лицами; остановившись у будки, они стали со мной разговаривать, пить чай. Один из этих мужчин назвал себя Московским, но ни тот, ни другой мне совершенно неизвестны. Поздно ночью с той стороны, куда был запрещен въезд» вернулось четверо мужчин, «среди которых человека с черной бородой уже не было». Они сели и уехали в сторону города⁵⁴. Прежде всего обращает на себя внимание личность руководителя группы и то, что вся группа или часть ее были людьми из Москвы. Они приезжали на перезахоронение. Человек в гражданском остался на ночь и, очевидно, участвовал в его сложной процедуре с перемещением в ночь на 19 июля. Напрашивается вывод, что человек с бородой и был тот самый, что прибыл 14 июля от Свердлова с Голощекиным. Дело в том, что, судя по описанию, это лицо не походило на кого-либо из местных руководителей, которых всех Лобанова лично знала, ибо ее муж М. А. Лобанов работал казначеем исполкома Екатеринбургского горсовета, супруги непосредственно соприкасались с активом⁵⁵. Лобанова пыталась даже вспомнить, не видела ли она ранее этих молодых военных людей, но пришла к выводу, что они ей не знакомы⁵⁶. Почему — становится понятно; поскольку они были московскими, приезжими. К сказанному нужно добавить, что охранники видели нового человека с похожей внешностью, приходившего перед расстрелом в ДОН, о чем речь уже шла.

Еще раз следует подчеркнуть, что у шахты были в наличии все 11 трупов, и именно членов Царской Семьи и обслуживавших их лиц. Об этом в разное время свидетельствовали все названные уже участники и очевидцы расстрела: Юровский, Медведев (Кудрин), Ермаков, Мейер. Некоторые из них описывают это в связи с раздеванием, ощупыванием, поиском и изъятием из одежды драгоценностей, поименно называют тела то одного, то другого из убитых членов Семьи. (Спрашивается, откуда на трупах какой-то подменной семьи громадное количество драгоценностей, да еще явно принадлежавших Семье Николая II?!) В свидетельских показаниях нет никакого намека на обезглавленные трупы ни 17 июля, ни в последующие дни. К шахте они были привезены еще полураздетыми. Хранившиеся в одежде женщин драгоценности не были в доме Ипатьева в спешке полностью обнаружены, разграблены и изъяты. Юровский в 1920 г. писал: «Когда стали раздевать (речь идет уже о событиях у шахты. — И. П.) одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный пулями, — в отверстии видны были бриллианты. У публики явно разгорелись глаза. Ком[ендант] решил сейчас же распустить всю артель, оставив на охране несколько человек часовых и 5 человек команды. Остальные разъехались. Команда приступила к раздеванию и сжиганию. На А. Ф. оказался целый жемчужный пояс, сделанный из нескольких ожерелий, зашитых в полотно... Бриллианты тут же переписывались, их набралось около полупуда»⁵⁷. В 1934 г. Юровский об этом же говорил: «Ценности собрали, вещи сожгли».

Детально об этом писал он в 1922 г.: «Я приступил к раздеванию трупов. Раздев труп одной из дочерей, я обнаружил корсет, в котором было что-то плотно зашито. Я распорол и там оказались драгоценные вещи. Масса народу при такой обстановке была совершенно нежелательна. Драгоценности невольно вызывали крики, восклицания. Не зная хорошо этих ребят, я сказал: "Ребята, это пустяки: простые какие-то камни". Остановил работу и решил распустить всех, кроме некоторых, наиболее мне известных и надежных, а также нескольких верховых. Оставив себе пять человек, и трех верховых, остальных отпустил. Кроме моих людей было еще человек 25, которых приготовил Ермаков. Я приступил снова к вскрытию драгоценностей. Драгоценности оказались на Татьяне, Ольге и Анастасии. Здесь подтвердилось особое положение Марии в семье, на которой драгоценностей не было. (Это объяснялось тем, что она выехала с родителями спешно; специальные пояса, корсеты и прочее с драгоценностями в Тобольске изготовлялись для остальных дочерей. — И. П.) На Александре Федоровне были длинные нитки жемчуга и огромное витое золотое кольцо или вернее обруч, более полфунта весом. Как и кто носил эту штуку мне показалось очень странным. Все эти ценности я тут же вынимал из искусно приготовленных лифчиков и корсетов. Драгоценностей набралось не менее полпуда. В них находились бриллианты и другие драгоценные камни. Все вещи (платье и т.д.) здесь же на костре сжигались. У всех на шее были одеты подушечки, в которых были зашиты молитвы и напутствия Гришки Распутина. На месте, где были сожжены вещи, находили драгоценные камни, которые, вероятно, были зашиты в отдельных местах и складках платья. Однако [один] из после прибывших красногвардейцев принес мне довольно большой бриллиант, весом каратов в 8 и говорит, что вот возьмите камень, я нашел его там, где сжигали трупы»⁵⁸.

Более лаконично это действие описывается у И. П. Мейера: «Мертвые лежали еще завернутые в шинельное сукно на краю шахты. Чего все они (то есть похоронщики, их руководители. — И. П.) еще ждали, не было совсем понятно. Во всяком случае казалось, что все делается очень медленно. Только после того, как Мебиус резкими словами начал торопить Юровского, появилось немного жизни в различных группах. Ермаков был разбужен, и он с Войковым начали разворачивать мертвых из шинельного сукна и их раздевать, причем они внимательно обыскивали одежду. Юровский положил свою фуражку на землю и туда складывал все драгоценности, которые находились у мертвых. Действительно, Царица и дочери имели большое количество драгоценностей на теле. Они, наверное, надеялись с этими драгоценностями куда-нибудь еще убежать.

Я стоял приблизительно в 30 шагах от них. Все мертвые были раздеты, за исключением Наследника, у которого они, должно быть, не предполагали найти никаких драгоценностей. Мы стояли до тех пор, пока не столкнули мертвых в шахту».

В данном случае важно еще раз указать на то, что Мейер, несомненно, был свидетелем события: другой его участник — чекист-захоронщик Г. И. Сухоруков отмечал, что «все были голыми, за исключением наследника, который был в одной матроске нательной, но без штанов»⁵⁹. Его воспоминания, находившиеся в спецхране, опубликованы совсем недавно. О том, что извлеченные из нательной одежды женщин драгоценности передавались Юровскому, писал и П. 3. Ермаков, и сам глава ЧК. Он отмечал: «Бриллианты тут же переписывались, их набралось около полупуда»⁶⁰. Все делалось в спешке, небрежно, на глинистом отвале. Множество предметов, деталей одежды, иконок, крестов, наконец драгоценностей втаптывалось ногами, просто не замечалось, оставалось в кострище. Потом люди из оцепления, похоронщики, а затем крестьяне Коптяков находили их и, как правило, утаивали. Упомянутый Г. И. Сухоруков отмечал, что утром 18 июля «братва начала рыться, догадавшись, что здесь сжигали царскую одежду; кое-кому попало изрядно, например, Поспелов нашел 2 крупных бриллианта, оправленных платиной, Сунегин нашел бриллиантовое кольцо и т.д.». Еще через год, летом 1919 г., люди следователя Н. А. Соколова собрали многие десятки предметов, которые бывшие служители царского Двора опознавали, как принадлежавшие тому или иному из погибших⁶¹. Так что тела были раздеты донага, за исключением Алексея, на котором оставалась лишь матроска⁶². Естественно, и потом, при окончательном захоронении, трупы были обнаженными, а поэтому и на найденных во время раскопок останках и не должно было быть остатков одежды.

Как «хоронили» трупы 17 июля? По описаниям организаторов и участников первого захоронения — Юровского (три текста), М. А. Медведева, И. И. Родзинского, П. 3. Ермакова, всей группы визовцев, — разговоры которых о похоронах подслушал П. В. Кухтенков, И. П. Мейера, наблюдавшего их, и других, трупы, уродовавшиеся лопатами, прикладами (особенно лица), были сброшены на дно шахты. Медведев описал это довольно подробно: «Заглянули в шахту Сначала хотели засыпать трупы песком, но затем Юровский сказал, что пусть утонут в воде на дне — все равно никто не будет их искать здесь, так как это район заброшенных шахт, и стволов тут много. На всякий случай решили обрушить верхнюю часть клети (Юровский привез ящик гранат), но потом подумали: взрывы будут слышны в деревне, да и свежие разрушения заметны. Просто закидали шахту старыми ветками, сучьями, найденными неподалеку гнилыми досками»⁶³. Относительно забрасывания фанатами: Юровский в 1920 г. писал, что шахту гранатами забрасывали («...при попытке завалить шахту при помощи ручных гранат, очевидно, трупы были повреждены и от них оторваны некоторые части»...)⁶⁴. Крестьянин из Коптяков Н. В. Папин говорил: «Все эти дни на руднике слышны были взрывы гранат»⁶⁵. Другие крестьяне свидетельствовали, что взрывы 2-3 ручных гранат слышали только «рано утром 17 июля»⁶⁶. Говорил об этом и Ермаков своим друзьям. Явные признаки взрывов гранат, осколки внутри шахты и около нее, на отвале, были обнаружены и следствием белых. Это отражено в целом ряде документов. Следовательно, попытка завала шахты была, но, как и следовало ожидать, оказалась безрезультатной. Воды в шахте поверх людей оказалось мало, она накрыла лишь часть трупов. Получилось на ледяной основе в грязном месиве скопление трупов, едва забросанных плахами, дровами, мусором, глиной, землей. Обвал шахты из-за того, что деревянный сруб в ней оставался прочным, не удался. Кое-что, включая труп собаки, сбросили в соседний ствол, служивший для откачки воды.

Тем же утром, как только сокрытие трупов в шахте завершилось, руководители области вернулись в Екатеринбург. А. Е. Лисицын, возможно, в тот же день (или на другой?) и, может быть, даже с ближайшего разъезда с частью команды срочно отправился в Москву. Он доставил точные сведения о подготовке и исполнении расстрела, о последующем захоронении, как непосредственный наблюдатель (и соучастник). Очевидно, он увез с собой дневники Царской Четы, возможно и дочерей, во всяком случае текущие, переписку, другие ценные документы, не исключено, что и какие-то драгоценности, из числа тех, которые так никогда и не были найдены. Но об этом речь пойдет в следующей главе. От Свердлова Лисицын имел поручение доставить и изъятый у Николая II запечатанный и особо важный пакет с документами и ценными бумагами, но не успел забрать его у Юровского⁶⁷.

Юровский некоторое время утром еще оставался у шахты. Ее район продолжал охраняться. Областные руководители вернулись в Екатеринбург и, видимо, сразу же отправились в дом Ипатьева. Некоторые из убийц и караульных участвовали в изъятии, сортировке и упаковке ценностей. Начальство дало им на этот счет определенные установки. Начальник караульной команды, участник расстрела П. С. Медведев писал: «...проснулся я часу в 9-м утра и пришел в комендантскую комнату Здесь уже были председатель Областного совета Белобородов, комиссар Голощекин и Иван Андреевич Старков, вступивший на дежурство разводящим... Во всех комнатах был полный беспорядок: все вещи разбросаны, чемоданы и сундуки вскрыты. На всех бывших в комендантской комнате столах были разложены груды золотых и серебряных вещей. Тут же лежали и драгоценности, отобранные у Царской семьи перед расстрелом, и бывшие на них золотые вещи: браслеты, кольца, часы. Драгоценности были уложены в два сундука, принесенных из каретника»⁶⁸. Вероятный участник расстрела, член внутреннего караула В. Н. Нетребин вспоминал: «С наступлением утра мы взялись за упаковку вещей для отправки их в Москву». Он подробно описывает ход упаковки, сами вещи, но не называет участников поименно, кроме как просто учащегося горного училища⁶⁹. К сбору и упаковке вещей сразу же подключился и А. Г. Кабанов, отметивший, что этим занимался и студент горного института. Разводящий, очевидец расстрела, А. А. Якимов прибыл в дом Ипатьева для смены разводящего И. А. Старкова к двум часам дня 17 июля. Областного начальства он уже не видел. Отвечая на специально поставленный вопрос следователя, был ли там в тот день Юровский, Якимов сказал; «С 2 часов дня 17 июля я дежурил до 10 часов вечера. Юровского я не видел в этот день в доме вовсе. Я не думаю, чтобы он мог быть в доме и я бы его не видел. Я думаю, что его совсем не было в этот день в доме, по крайней мере, с 2 часов дня до 10 часов вечера его там не было»⁷⁰. Все отмечают, что в отсутствие Юровского и областного начальства там все время находился и распоряжался упаковочными работами помощник коменданта — расстрельщик Г. П. Никулин. Юровский продолжал заниматься «похоронными делами», приехал от Ганиных ям днем, возможно и заглянул до двух часов в ДОН, до появления там Якимова, но вряд ли. Сам он об этом не упоминает, говорил, что из-под Коптяков уехал в город лишь «часа, примерно, в два».

Запустив дело по упаковке ценностей и имущества Царской Семьи, подготовке их к вывозу, областные руководители утром же удалились из дома Ипатьева. Если не рано утром, то в это время они составили (или доработали) упоминавшуюся телеграмму с текстом для публикации известия о расстреле Николая II, с краткой мотивировкой постановления, принятого президиумом Уралсовета, и телеграфом отправили ее Ленину и Свердлову в надежде, что те вступят в переговоры сразу же и дадут разрешение на объявление, возможно с какими-то коррективами. Почтамт находился поблизости от ДОНа, почти на углу Вознесенского и Главного проспектов. О том, что подавал телеграмму не один человек из руководства, а двое или целая группа, свидетельствует заключительная фраза: «Ждем у аппарата». Телеграмма поступила в Москву в 12 часов дня. Ждали ответа, но, как свидетельствуют телеграфные тексты последующих дней, Москва 17 июля на связь не вышла, не подтвердила и получения той телеграммы. Голощекин, Белобородов и Войков, надо полагать, рассчитывая на переговоры в тот же день, в какой-то форме намеревались сообщить, что на самом деле Семья Романовых не «эвакуирована из города Екатеринбурга», а убита, приказ Москвы выполнен полностью. Чтобы у кремлевских вождей не возникло недоразумений и чтобы Ленин и Свердлов не усомнились в том, что убита вся Семья, им на имя секретаря Ленина и СНК Н. П. Горбунова, фактически Ленину, посылается шифровка о том, что «все семейство постигла та же участ что и главу оффициально семия погибнет при евакуации»⁷¹. Так заканчивался в Екатеринбурге день 17 июля, среда. Заканчивалась, казалось, и вся эпопея — с убийством и захоронением еще недавно Царственных Особ России. Но вышла серьезная осечка. Сложившаяся ситуация продиктовала необходимость перезахоронения.

3. Перезахоронение. Окончательное погребение

Ранее, рассматривая вопрос о месте захоронения Семьи Романовых, выбору которого руководство области уделило внимание еще 14-15 июля, до расстрела, автор выразил уверенность, что Ганины ямы, заброшенная шахта были определены как место окончательного погребения, хотя главные «поисковики и определители места захоронения Я. X. Юровский и П. 3. Ермаков и заявляли позднее, что место у Ганиных ям ими заведомо рассматривалось как временное. Юровский в 1920 г. писал: «Но Р-ых не предполагалось оставлять здесь — шахта заранее была предназначена стать лишь временным местом их погребения»⁷². Ему вторил Ермаков: «...я заранее учел момент, что зарывать не следует... я заранее решил их сжечь, для этого я приготовил серную кислоту и керосин, все было предусмотрено»⁷³.

Конечно же, эти высказывания Юровского и Ермакова — не что иное, как стремление оправдать неудачу с первым захоронением — попыткой еще ночью скрытно сбросить тела убитых в шахту, взорвать ее и тем самым погрести их там надежно. Однако ни взрыв, ни завал шахты не получились; трупы даже не утонули: воды оказалось очень мало. Из-за опоздания прибытия к шахте, захоронения уже только утром, появления многих свидетелей, концентрации в районе неоправданно большого количества красногвардейцев и дружинников, которые вели себя разнузданно, мародерствовали, многие были пьяными, из-за опасения, что цель специальной операции будет ими разглашена, становилось ясным, что оставлять захоронение в таком состоянии никак нельзя. Место будет выявлено сразу же, трупы извлечены, доказательства убийства всех узников дома Ипатьева окажутся налицо и т.д. Другого места захоронения ни Ермаков с Юровским, ни кто-либо другой ранее не искали. Не было никакого иного плана. И они, и другие участники захоронения отмечали, что план возник уже потом. М. А. Медведев и И. И. Родзинский, не отвечавшие за определение места захоронения, совершенно определенно отметили, что оно было выбрано именно там отнюдь не как временное, что оказалось грубой ошибкой⁷⁴. Еще раз все взвесили, поняли — так не годится. Вероятно, к такому выводу раньше других и определенно пришел сам Юровский. И на самом деле, как можно было надеяться на сокрытие трупов в едва заваленной всякими древоотходами неглубокой шахте, наделав столько всякого шума при массе свидетелей, на виду у возбужденного окрестного населения? Юровский в 1934 г. говорил: «В нескольких десятках шагов от намеченной шахты для погребения сидели у костра крестьяне, очевидно, заночевавшие на сенокосе. В пути на расстоянии также встречались одиночки, стало совершенно невозможно продолжать работу на виду у людей. Нужно сказать, что положение становилось тяжелым, и все может пойти насмарку. Я еще в это время не знал, что и шахта-то ни к черту не годится для нашей цели»⁷⁵. На этот раз Юровский уже не говорил, что место было выбрано для временного захоронения, явно отмечал, что оно имелось в виду всерьез, но обстановка 17 июля показала: здесь, в шахте, оставлять трупы нельзя, нужно что-то предпринимать. М. А. Медведев определенно писал, что население сразу же узнало, что в шахту бросили трупы членов Царской Семьи. «На следующий день — 18 июля 1918 года, — отмечал он, — в Уральскую областную ЧК поступили сведения, что весь Верх-Исетск только и говорит о расстреле Николая II и о том, что трупы сброшены в заброшенные шахты около деревни Коптяки. Вот-те и конспирация! Не иначе, как кто-то из участников захоронения рассказал под секретом жене, та — кумушке, и пошло по всему уезду»⁷⁶.

Как, в какое время Я. X. Юровский стал искать новое решение?

В первом случае, в 1920 г., он писал, что, «кончив операцию и оставив охрану», «поехал с докладом в Уралисполком, где нашел Сафарова и Белобородова», и там стал решать вопрос о перезахоронении⁷⁷. Во втором же случае, в 1934 г., он описывал все подробнее, мотивированнее, иначе:

«Надумали взорвать шахты бомбами, чтобы завалить. Но из этого, разумеется, ничего не вышло. Я увидел, что никаких результатов мы не достигли с похоронами, что так оставлять нельзя и что все надо начинать сначала. А что делать? Куда девать? Часа примерно в два дня я решил поехать в город, т.к. было ясно, что трупы надо извлекать из шахты и куда-то перевозить в другое место, т.к. кроме того, что и слепой бы их обнаружил, место было провалено, ведь люди-то видели, что что-то здесь творилось. Заставы оставил, охрану на месте, взял ценности и уехал. Поехал в облисполком и доложил по начальству сколь все неблагополучно. Т. Сафаров и не помню кто еще послушали, да и так ничего не сказали. Тогда я разыскал Филиппа, указал ему на необходимость переброски трупов в другое место. Когда он согласился, я предложил, чтобы сейчас же отправить людей вытаскивать трупы. Я займусь поиском нового места. Филипп вызвал Ермакова, крепко отругал его и отправил извлекать трупы»⁷⁸.

Обратимся к воспоминаниям Ермакова: «С 17 на 18 июля я снова прибыл в лес... когда всех вытащили, тогда я велел класть на двуколку, отвезли от шахты в сторону, разложили на три группы дрова, облили керосином, а самих — серной кислотой; трупы горели до пепла и пепел был зарыт... все это происходило в 12 часов ночи с 17 на 18 июля 1918 года. Восемнадцатого я доложил в исполком»⁷⁹. Напомню, что Ермаков приписывал себе и заслугу находки горючего. В указанное Ермаковым время не было у шахт ни Юровского, ни других видных похоронщиков-чекистов, ни специально подобранной новой команды. И попытка нового захоронения, и окончательное захоронение произошли позднее (в итоге — более чем на сутки), чему служит масса доказательств. Не мог Ермаков погрузить все 11 трупов на одну двуколку и отвезти куда-то по болотистой, вязкой земле. Не было найдено где-либо поблизости трех новых больших кострищ. Много было в районе Ганиной ямы маленьких кострищ вокруг, рядом — обглоданные деревья, вытоптанная почва. Все участники следствия однозначно приходили к выводу, что это остатки небольших костров, разводившихся как курево для спасения от комаров и оводов лошадей. Лошадей там было очень много... При наличии лишь небольшого количества горючего вообще, да еще при том, что оно почти все находилось вдали, на автомашинах у железной дороги, при отсутствии запасенных сухих бревен, дров, без специалиста или специальных знаний о методах кремации сжечь 11 трупов, предельно охлажденных и увлажненных, да еще «до пепла», было вообще невозможно. При всем при том Ермаков оставил неоспоримый документ, опровергающий данную и сознательную его ложь: в 1920-х гг., как уже отмечалось, он один, а также с группой сфотографировался на подлинном месте захоронения Романовых — близ переезда № 184 в Поросенковом логу, прямо на шпальном настиле, под которым они и покоились. Но в воспоминаниях Ермакова, как говорится, «что-то есть», когда он пишет, что в урочище производилось сжигание трупов с помощью доставленных туда кислоты, бензина и других горючих материалов. Только это было не тогда, не там и производилось не Ермаковым. План родился в областных верхах.

Новый план возник не сразу. К его выработке подключились Ш. И. Голощекин, А. Г. Белобородов, П. Л. Войков и С. Е. Чуцкаев. И он рождался как комбинированный. В основе оставалась идея погребения трупов в шахте, только другой, глубокой и непременно затопленной. Но раздумывали и над возможностью просто уничтожения — сжигания если не всех, то части трупов и надежного укрытия их останков после сожжения. Первая возможность показалась вполне реальной, когда Юровский от Чуцкаева узнал, что «на 9-й версте по Московскому тракту имеются очень глубокие шахты», также заброшенные⁸⁰. Юровский готовится туда отправиться. В то же время Войков, имевший познания в химии, предпринимает меры по подготовке уничтожения трупов — изыскивает кислоты и горючий материал. Уже 17 июля развернулась работа по обоим направлениям, даже с некими вариантами. Дадим слово Юровскому: «Я добыл машину; взял с собой кого-то из облЧК, кажется Полушина, и еще кого-то и поехали (к шахтам по Московскому тракту. — И. П.), не доехав версту или полторы до указанного места, машина испортилась, мы оставили шофера чинить ее, а сами отправились пешком, осмотрели место и нашли, что хорошо, все дело только в том, чтоб не было лишних глаз. Вблизи здесь жил какой-то народ, мы решили, что приедем, заберем его, отправим в город, а по окончании операции отпустим, на том и порешили. Вернувшись к машине, а она сама нуждается, чтобы ее тащить. Решил ждать случайно проезжающей. Через некоторое время кто-то катит на паре, остановил, ребята, оказалось, меня знают, спешат к себе на завод. С большой, конечно, неохотой, но пришлось лошадей отдать.

Пока мы ездили, возник другой план: сжечь трупы, но как это сделать, никто не знает. Полушин, кажется, сказал, что он знает, ну и ладно, т.к. никто толком не знал, как это выйдет. Я все же имел в виду шахты Московского тракта, и, следовательно, перевозку, решил добыть телеги, и, кроме того, у меня возник план, в случае какой-либо неудачи, похоронить их группами в разных местах на проезжей дороге. Дорога, ведущая в Коптяки, около урочища, глинистая, так что если здесь без посторонних глаз похоронить, ни один бы черт не догадался, зарыть и обозом проехать, получится мешанина и все. И так, три плана»⁸¹.

По возвращении с Московского тракта Юровский встречается с Войковым. Тот «времени зря не терял». 17 июля по двум требованиям комиссара снабжения, одного из организаторов убийства, члена «тройки» Войкова его подчиненный — служащий Зимин во второй половине дня и еще раз вечером получил в аптеке 11 пудов и 4 фунта серной кислоты. Одновременно приготовлено было несколько бочек бензина, по прикидкам следствия весом «самое меньшее 40 пудов»⁸². И все это двумя грузовиками ночью и днем 18 июля стали доставлять, но не на новое место — к шахтам по Московскому тракту, а на прежнее. Юровский организовал также присылку к шахте нескольких тележных упряжек от тюрьмы, но без кучеров, с использованием чекистов. Из-за плохой проходимости автомобили остановились примерно на 150 саженей дальше переезда № 184. Вечером один из них вернулся в город. Все следственные материалы говорят о том, что 18 июля у шахты находился только тот автомобиль, который привез трупы, другие два грузовика с горючим и кислотой стояли у переезда. Там остались следы, в том числе след на поляне от разворота в обратную сторону, произведенного вечером 18 июля⁸³. На рудник содержимое доставлялось на лошадях.

Но все ли? Или только бензин для заправки находившегося там большого грузового автомобиля С. И. Пюханова? Неясно. Зачем было везти все туда, а не на новое место, которое было гораздо ближе и в ином направлении? Это обстоятельство подтверждает заявление Юровского о «третьем плане» — намерении захоронить (или уничтожить) трупы у Ганиной ямы. Туда же во второй половине дня 18 июля уехал Юровский. По ряду свидетельских показаний, с ним в автомобиле находились Голощекин и еще ряд лиц. Среди них были новые похоронщики, в том числе из чекистов. По крайней мере двое из них — И. И. Родзинский и Г. И. Сухорукое оставили воспоминания. Давал некоторые сведения и М. А. Медведев, но со слов Родзинского, ибо он после 17 июля в Ганины ямы уже не возвращался. О воспоминаниях Ермакова речь уже шла; они путаны и лживы. Сухоруков с его товарищами был направлен на перезахоронение, которое началось 18-го. Среди этих новых лиц были комиссар его отряда Д. М. Полушин, упоминавшийся Юровским, Ф. Тягунов, А. Баженов, Н. В. Поспелов, И. В. Поспелов, Н. Самойлов, М. Веселков, Д. Пономарев, А. Рябков, Гурьев, Петров, некий Яша и два эстонца — Кильзин и Кют. Все они с отрядом только что прибыли из Кусьвинского завода и были зачислены в отряд при облчека. В числе участников захоронения Сухоруков называет Юровского, Родзинского, Ермакова, Горина и мадьяра, фамилию которого не вспомнил. Затем он называет В. Сунегина: был ли он из его же группы, из прежних похоронщиков — неясно. Среди визовцев такого как будто бы не было. Зато продолжали участвовать в начатом близкие сподвижники Ермакова — А. Е. Костоусов, В. И. Леватных и Н. С. Партии. Наиболее полно и определенно Сухоруков описывает извлечение трупов из шахты: «Приехали утром к шахтам, где были трупы, около шахты пепел, ни костра, братва начала рыться, догадавшись, что здесь сжигали царскую одежду кое-кому попало изрядно, например, Поспелов нашел 2 крупных бриллианта, оправленных платиной, Сунегин нашел бриллиантовое кольцо и т.д. Время шло, работа ударная, нужно было приступить к извлечению трупов, кругом расставили конных и пеших патрулей и приступили к работе, первым спустился в шахту с веревкой в руке Сунегин Владимир, и начали извлекать сначала дрова, цельными плахами, потом работа показалась нудной и длинной, решили взяться прямо за трупы, но на подмогу Сунегину спустился я, и первая попавшая нога оказалась Николая последнего, который и благополучно был извлечен на свет божий, а за ним и все остальные. Для точности можно отметить, что все были голыми, за исключением наследника, который был в одной матроске нательной, но без штанов. По извлечении трупы сложили недалеко от шахт и закрыли палатками, приступили к обсуждению, куда девать. Сначала решили вырыть яму прямо на дороге, закопать и сильно снова заездить, но грунт оказался каменистым, и эту работу бросили, решили дождаться автомобилей и с соответствующим грузом отвезти в В[ерх]-Исетский пруд (еще один, четвертый вариант захоронения? — И. П.).

Вечером пришли грузовые автомобили (на разъезд. — И. П.), трупы были уже погружены на повозки, и мы с повозок их снова перегрузили на автомобили и поехали»⁸⁴. По данным Сухорукова, попыток сожжения трупов как будто бы не предпринималось. Куда большее доверие вызывают эти воспоминания, нежели хвастовство Ермакова, который писал, что сам все это сделал!

Родзинский также говорил о погружении извлеченных трупов на машину и отъезд на новое место⁸⁵.

Медведев, со слов других, сказал: «Готового плана перезахоронения у ребят не было, куда везти трупы, никто не знал, где их прятать — также. Поэтому решили попробовать сжечь хотя бы часть расстрелянных, чтобы число их было меньше одиннадцати. Отобрали тела Николая II, Алексея, царицы, доктора Боткина, облили их бензином и подожгли. Замороженные трупы дымились, смердили, шипели, но никак не горели. Тогда решили останки Романовых где-нибудь закопать. Сложили в кузов грузовика все одиннадцать тел (из них четыре обгорелых), выехали на коптяковскую дорогу и повернули в сторону Верх-Исетска»⁸⁶. Данный источник может использоваться лишь в сопоставлении с другими. Рассказ о неудачной попытке сожжения четырех тел мог быть навеян Медведеву рассказами о попытке нового захоронения, поступлении горючего и намерении сжечь часть трупов. В главном — новой попытке захоронения в районе Ганиных ям — данные Медведева подтверждаются и уже приведенными, и другими воспоминаниями. И прежде всего — Юровского.

В 1920 г. Юровский кратко сообщал: «Чтобы изолировать шахты (первую старательскую) на время операции, объявили в деревне Коптяки, что в лесу скрываются чехи, лес будут обыскивать, чтоб никто из деревни не выезжал ни под каким видом. Было приказано, если ворвется в район оцепление, расстрелять на месте. Между тем рассвело (это был уже третий день, 18-го). Возникла мысль: часть трупов похоронить тут же у шахты. Стали копать яму почти выкопали, но тут к Ермакову подъехал его знакомый крестьянин и выяснилось, что он мог видеть яму. Пришлось бросить дело. Решено было везти трупы на глубокие шахты»⁸⁷. В 1934 г. все описано Юровским подробнее: «Я поехал к начальнику снабжения Урала Войкову добывать бензин или керосин, а также серной кислоты, это на случай, чтобы изуродовать лица, и, кроме того, лопаты. Все это я добыл. В качестве товарища комиссара юстиции Уральской области я распорядился взять из тюрьмы десять подвод без кучеров. Погрузили все и поехали. Туда же направили грузовик. Сам же я остался ждать где-то запропавшего Полушина, «спеца по сжиганию». Я его ждал у Войкова. Но прождав до 11-ти часов вечера, так его и не дождался. Потом мне сообщили, что он поехал ко мне верхом на лошади и, что он с лошади свалился и повредил себе ногу и, что поехать не может. Имея в виду что на машине можно снова засесть, уже часов в 12-ть ночи, я верхом, не помню с каким товарищем, отправился к месту нахождения трупов. Меня тоже постигла беда. Лошадь запнулась, встала на колени и как-то неловко припала на бок и отдавила мне ногу. Я с час или больше пролежал, пока снова смог сесть на лошадь. Приехали мы поздно ночью, шли работы по извлечению [трупов]. Я решил несколько трупов (в отличие от Сухорукова, Юровский говорил о попытке захоронения здесь не всех, а части трупов. — И. П.) похоронить на дороге. Приступили копать яму. Она к рассвету почти была готова, ко мне подошел один товарищ и заявил мне, что несмотря на запрет никого близко не подпускать, откуда-то явился человек, знакомый Ермакова, которого он допустил на расстояние, с которого было видно, что тут что-то роют, т.к. лежали кучи глины. Хотя Ермаков и уверял, что тот ничего видеть не мог, тогда и другие товарищи, кроме сказавшего мне, стали иллюстрировать, то есть показывая, где тот был и что он, несомненно, не мог не видеть. Так был провален и этот план. Яму решено было реставрировать. Дождавшись вечера, мы погрузились на телегу. Грузовик же ждал в таком месте, где он как будто был гарантирован от опасности застрять (шофером был злоказовский рабочий Люханов). Держали мы курс на Сибирский тракт»⁸⁸. Необходимо заметить, что имеется в виду один и тот же тракт, который местными жителями называется к западу от Екатеринбурга — Московским, к востоку — Сибирским.

Приведенные воспоминания — наиболее значимые источники, исходящие от непосредственных участников захоронения. Потому-то они особо ценны, но вместе с тем не могут не вызывать и некоторого настороженного, критического к себе отношения. Мы видим, что их немного, а большие — вплоть до взаимоисключающих — противоречия налицо: трупы пытались сжечь, но это не получилось; трупы сожгли и останки захоронили там же; трупы в районе шахты в Ганиной яме не сжигались. Выясняется как неоспоримый факт, что 17-го же июля, убедившись в легкой возможности обнаружения тел в мелкой, практически обезвоженной шахте, при привлечении к ней внимания населения, как к месту происшествия чего-то сверхсекретного, каратели пришли к решению непременно захоронить трупы, предварительно обезобразив до неузнаваемости, а по возможности, сжечь их вообще. Туда отправили кислоту и горючее, а также выявившегося «умельца» по сжиганию трупов в лице чекиста, недавнего комиссара Полушина. Но Полушин, упавший с лошади и повредивший ногу, как будто не прибыл. Одно это могло послужить причиной отмены намеченного сжигания, ибо даже для людей неискушенных было ясно, что привезенного горючего для этого явно не хватало: трупов много, они холодные и мокрые, местность болотистая, деревья сырые, достаточного количества сухих дров не набрать. Практически бесперспективная процедура могла занять весь день 18 июля и также привлечь внимание населения. Автору представляется, что сжигания трупов у шахты в районе Ганиной ямы все же не было. К этому выводу прийти не просто, не только потому, что о сожжении говорили Ермаков и Медведев (правда, один с чужих слов, а другой говорил о полном сжигании, в сочетании с другими небылицами). Дело в том, что и следствие, владевшее информацией о том, что для уничтожения трупов, особенно кислотой, потребовалось бы огромное количество таких горючих и разъедающих материалов, во многом все же склонялось к выводам о сожжении (хотя и продолжало неустанно искать трупы). Тем более что о таковом широко распространились слухи, а у шахты были найдены дощечки и веревочка от разбитого ящика⁸⁹. Это может свидетельствовать о намерении использовать кислоту, но до этого дело, вероятно, не дошло (могли облить лица этой кислотой: большего сделать одной бутылью не удалось бы), ибо яма для последующего захоронения останков так и не была выкопана, работу из-за нежеланного свидетеля — знакомого Ермакова пришлось прекратить. Кстати, при описании этого момента, проверки того, мог ли этот человек видеть производимые работы, все указывали на единственный их признак — рытье ямы на дороге. Никаких намеков на костер, на сжигание трупов и, естественно, сильнейший запах, который прежде всего должен был быть замечен, в воспоминаниях нет. Но, конечно же, главными источниками, позволяющими утверждать, что сжигания трупов у шахты не производилось, служат воспоминания Юровского, Родзинского и Сухорукова. О трупах сказано лишь, что они «были покрыты палатками» и их потом с этого места брали, грузили на повозки, а затем — в машину. Нет никаких указаний на сожжение, тогда как о сожжении в Поросенковом логу — сведения непременные и подробные, хотя сжигались только два трупа⁹⁰. В ряду с этими источниками стоят запротоколированные следствием показания П. В. Кухтенкова о разговорах на протяжении двух дней также непосредственных участников захоронения: А. Е. Костоусова, В. И. Леватных, Н. С. Партина с участием П. 3. Ермакова в рабочем коммунистическом клубе ВИЗа. В них ни слова не было сказано о сожжении 17-18 июля. Речь шла лишь о захоронении и перезахоронении⁹¹. Ныне свидетельством о том, что сведения о сжигании трупов у шахты неверны, служит и такой важнейший факт: на 9 найденных скелетных останках расстрелянных не обнаружено никаких следов огня, сжигания (кроме воздействия кислотой)⁹². 9 трупов ни в этом новом месте, ни ранее не жгли; в Поросенковом логу были сожжены только два трупа, останки которых до сих пор не найдены. А ведь Медведев писал о сжигании не двух, а четырех, а Ермаков — всех 11 трупов! Источники свидетельствуют о том, что все или почти все горючее оставалось в машинах на разъезде, а в дальнейшем было увезено и использовано в Поросенковом логу. Инженер В. С. Котенев, проезжая 18 июля через этот переезд, видел на автомобиле бочонок с бензином. В. Я. Лобухин в тот же день после обеда сходил к автомобилям, остановился у второго из тех, которые, как он заметил, везли бензин, попросил налить бутылку. Просьбу находившиеся там люди удовлетворили⁹³.

Все это пошло в дело лишь в ночь на 19 июля в другом месте. К тому же, что важно подчеркнуть, похоронщики и перед последним захоронением говорят о трупах как об опознаваемых, а не полусожженных, даже об их лицах. Сведения о двукратном (или более) сжигании трупов — несостоятельны.

Теперь о следственных материалах, «вещественных доказательствах» якобы произведенного сожжения трупов у шахты. Многие участники первоначального следствия, а отчасти и заключительного, в том числе М. К. Дитерихс и Н. А. Соколов, не обнаружив трупов в районе Ганиной ямы, но видя кострища, предметы сжигавшейся одежды казненных, даже некие костные и жировые останки в них или около них, а также прислушиваясь к мнению некоторых коптяковских крестьян и визовских рабочих, к распространявшимся большевиками слухам, приходили, как уже говорилось, к выводу о действительном сожжении трупов. Состояние кострищ при первом обследовании давало определенный повод для таких выводов. Схваченный видный большевик-подпольщик А. Я. Валек сообщал следствию: «В последних числах ноября прошлого года я, по партийным делам, был в Перми... Был у меня... разговор с Белобородовым. Разговор был мимо-летный. Могу вам сказать, что у меня в результате сложилось мнение: вся семья убита и сожжена»⁹⁴. О том же говорили перед отступлением некоторые красноармейцы, причем один из них будто бы тоже со слов Голощекина. Под хмельком бойцы ермаковского отряда, участвовавшие в захоронении или охране района Четырех Братьев, своим крестьянам-возчикам под Нижним Тагилом говорили: «Мы вашего Николку и всех там пожгли»⁹⁵. По поводу ермаковцев следует заметить, что в заключительном этапе захоронения с сожжением части трупов вряд ли кто из них, кроме Ермакова и его помощника Ваганова, участвовал. Там были чекисты. Визовцы пользовались слухами о том, что где-то в ночь на 19 июля происходило сожжение, знали и видели 18-го машины с горючим, предназначенным для этого, и могли сами оказаться дезориентированными, тем более что их комиссар Ермаков уже тогда выдавал себя за «главного» и распространялся о том, как он всех «пожег».

Подобных данных и заявлений не могло не учитывать следствие. Тем более что оно останков так и не находило. Первый следователь А. П. Наметкин рассказывал, что когда он со спутниками был на шахте, то видел лежавшее наверху этого сваленного пепла как бы перегоревшее ребро, которое, когда он хотел его взять, рассыпалось в мельчайший пепел. В общем впечатление первоначально здесь побывавших людей, включая коптяковцев, было, как констатировал М. К. Дитерихс, таковым: «Около шахты на костре жгли не только предметы одежды, белья и обуви, но, возможно, сжигались тела и самих убитых, а потом остатки и пепел разбросали вокруг в траву; и само место кострища засыпали глиной»⁹⁶. Считали, что это первое кострище — у самой шахты, шагах в восьми от глиняной площадки — было разбросано еще похоронщиками. Второе кострище находилось шагах в тридцати от шахты, северо-западнее, у березы. Оно было разбросано уже коптяковцами, искавшими в пепле драгоценности. Здесь также были найдены обгоревшие предметы одежды, но еще и кусочки каких-то костей. Упомянутые крупные обгорелые, раздробленные и разрубленные кости были найдены следователем Н. А. Соколовым в 1919 г. Он демонстрировал их врачу А. Н. Белоградскому, который сказал: «Я не исключаю возможности принадлежности всех до единой из этих костей человеку. Вид этих костей свидетельствует, что они рубились и подвергались действию какого-то агента», но он же утверждал, что точную их принадлежность может определить лишь профессор сравнительной анатомии. Соколов получил в числе вещественных доказательств, найденных близ первого кострища, и сальные массы, смешанные с землей. В его книге значится: «Куски сальных масс, смешанных с землей». Он заключает, что трупы расчленялись на части, которые и сжигались в кострах при помощи бензина и уничтожались серной кислотой, что «сжигаемые на простой земле трупы выделяли сало. Стекая, оно просалило почву»⁹⁷. Конечно же, все это надлежало подвергнуть квалифицированной экспертизе. В своей книге Соколов лишь выражает сожаление, что поражение Колчака не дало возможности произвести таковую. Заметим все же, что в Омске, Томске, Иркутске, Харбине имелись большие медицинские силы и лаборатории, были целые месяцы в запасе. И почему-то это не сделано было и в эмиграции, хотя, как будто бы, подобные материалы следствия из Харбина вывезли за границу. Считается, что в дальнейшем эти вещественные доказательства так и не были найдены. Учитывая все эти обстоятельства и опираясь на выводы следователя Н. А. Соколова, некоторые авторы и современный следователь В. Н. Соловьев предполагают, что двух трупов в Поросенковом логу не обнаружено потому, что они были сожжены не там, а еще у шахты, под Коптяками⁹⁸. Настаивает на этом и А. Н. Авдонин, годами производящий там же раскопки. Мы полагаем, что эта гипотеза абсолютно несостоятельна. Наиболее ценные указания — воспоминания, другие документы И. И. Родзинского, Я. X. Юровского, Г. И. Сухорукова, составлявшиеся для «внутреннего» пользования советского режима, такую версию напрочь отвергают. И все же на минуту предположим, что она состоятельна. Где должны быть останки двоих, сожженных в районе шахты?

Трупы были отнесены от шахты, хотя и совсем недалеко (и закрыты палатками). Дорога (прежняя заросшая дорожка, только теперь, в связи с попытками захоронения, ставшая наезженной) шла в восточном, точнее, в юго-восточном направлении, к Коптяковской дороге, к Четырем Братьям. Если производилось сожжение трупов и захоронение двух из них, то это производилось где-то именно в этом месте, в этой стороне от шахты. Но никакого кострища или его остатков в этом месте обнаружено не было ни тогда, ни позднее. Многократно зафиксированы лишь два кострища — прямо у шахты, на глиняном отвале, в котором X хоронить останки было бессмысленно, ибо ясно было, что розыски начнутся не только в стволах шахты, но и в отвале, и в 50 шагах к северо-западу от шахты, то есть с обратной стороны от нее, не там, где дорога. И, что немаловажно, те костры, по всем показаниям, были разведены еще перед утром 17 июля, в обоих сжигалась одежда, наличествовали ее остатки. В источниках мы не прочитываем того, что могло бы служить признаками нового кострища (ясно, что большого, с остатками бревен, кусков древесных стволов и т.п.). Нельзя принимать всерьез предположение следователя Соколова, что трупы были облиты горючим и сожжены прямо на земле (а не на специально устроенном громадном костре). Что касается найденных жировой массы, смешанной с землей, мелких обгоревших костей, то это могли быть остатки брошенных в костер трупов убитых и увезенных на захоронение собак Семьи Романовых. А большие разрубленные и обгоревшие кости, найденные близ кострища? Это, конечно, вопрос. Увы, они так и не были подвергнуты экспертизе. Скорей всего, кости там оказались случайно и раньше; похоронщики, охранники могли для утоления голода поджаривать на костре кусок или куски говядины с костями. Людей там насчитывались многие десятки, если не одна-две сотни. Потом они жаловались, что находились там полуголодными. Следствием найдены останки лишь одной из собачек Царской Семьи, а их было брошено в грузовик, по свидетельствам, две или три. Останки еще одной или двух из них, вероятно, и были брошены в костер вместе с одеждой⁹⁹. Или просто: кто-то нашел поблизости давнюю падаль и бросил туда же — в костер...

Мы видели, что попытка захоронения трупов на пути от шахты к Коптяковской дороге оказалась неудачной из-за появившегося вблизи и увидевшего рытье ямы крестьянина, который без труда догадался бы (или уже догадался?) о ее предназначении. В связи с этим принимается новое решение. Точнее, вернулись к плану перевозки трупов к глубоким, залитым водой шахтам близ Московско-Сибирского тракта. Место было уже разведано с участием самого Юровского. Суть идеи заключалась в том, чтобы трупы с грузом, привязанным к каждому, утопить. Предварительно надлежало под предлогом обыска арестовать и удалить находившихся там сторожей. Не буду описывать и приводить всю массу свидетельств путейцев-железнодорожников, случайных проезжих и прохожих о том, как в ночь с 18 на 19 июля из урочища Четырех Братьев по Коптяковской дороге через переезд № 184 Горнозаводской линии проехали два грузовых автомобиля, в том числе большой «Фиат», конные повозки («коробки», телеги). Наличие «Фиата», который двое суток назад проехал в сторону Коптяков и не возвращался, еще раз свидетельствует о том, что до этого момента его груз — трупы — оставался у шахты. В операции продолжали участвовать видные чекисты во главе с Юровским. Более того, почти все это время за их действиями «бдело око» непосредственно присутствовавшего Ш. И. Голощекина. Во второй половине дня 18 июля он на автомобиле подъехал с двумя чекистами к переезду № 184, оставил там автомобиль и дальше ушел к шахте пешком¹⁰⁰.

Уже отмечалось, что после отбытия по Коптяковской дороге 18 июля легкового автомобиля его видела сторож переезда № 803, что на Кунгурско-Пермской линии, Е. И. Привалова, знавшая Голощекина в лицо. Она свидетельствовала: «На нем сидело три или четыре человека. Из них я разглядела только одного Голощекина. Я раньше его видела и в лицо знала. На другой день (19 июля) рано утром на зорьке, когда я корову выгоняла, этот автомобиль назад прошел. В нем опять сидел Голощекин с несколькими людьми, но этими или другими, не знаю. Он сидел в автомобиле и спал». Белыми был захвачен и допрашивался И. Мельников, который показал, что 18 июля увез Голощекина в Коптяковский лес. Голощекина уезжавшим туда 18 июля и возвращавшимся на следующее утро видели и другие. Можно предположить, что вместе с Голощекиным могли видеть чекистов И. И. Родзинского, В. М. Горина и еще кого-то. На обратном пути в город на ВИЗе этот автомобиль также видели А. Зубрицкая («все сидели понурые, головы свесили, как бы пьяные или сонные, не выспались») и священник И. Приходько («рядом с шофером сидел человек блондин, а в кузове — четыре человека еврейского типа, и все, развалившись, спали»)¹⁰¹. Такими были наблюдения свидетелей. Несколько слов относительно показаний священника Приходько о блондине, сидевшим впереди, рядом с шофером. Вполне вероятно, что речь, как и в свидетельствах Приваловой, идет о Голощекине. По описаниям близко знавших Голощекина, в частности С. Г. Логинова, уже приводившимся, «волосы на голове» у него были «светло-русые, с рыжеватым оттенком»¹⁰². Но этим седоком в автомобиле мог быть и И. И. Родзинский. По некоторым описаниям, он (по волосам) был «беловатым». И автомобиль мог быть другим. Юровский писал, что машин кроме грузовиков было «две легких, одна для чекистов»¹⁰³. Об этом следовало бы упомянуть еще вот почему. Родзинский говорил, что пока шло захоронение трупов, особенно сжигание части их («долго жгли их»), «пока горели, съездил, доложился в город и потом уже приехал. Уже ночью было, приехал на легковой машине, которая принадлежала Верзину»¹⁰⁴. Если это было так, то ночная поездка действительно состоялась (а в середине июля в предутреннюю пору было уже довольно светло). Священник И. Приходько мог видеть и Родзинского, ибо в источнике — протоколе допроса точное время не обозначено. Обращает на себя внимание и то, что не только Голощекин с Юровским и другими чекистами не спали, занимались захоронением непосредственно, но и другие руководители области где-то в городе «бдели», с нетерпением ждали информации о результатах нового захоронения. Возможно, они давали информацию и в Москву, хотя следов таковой пока не обнаружено. Юровский описывает этот момент несколько иначе: «Потеряв нас, когда мы уже все кончили, приехали ребята из облЧК: товарищи Исай Родзинский, Горин и еще кто-то»¹⁰⁵. На деле это был, видимо, не приезд, а возвращение чекистов.

Юровский, Родзинский, Горин и, разумеется, Голощекин вряд ли выполняли непосредственную физическую работу. Для этого использовалась упоминавшаяся в воспоминаниях Сухорукова группа вновь зачисленных в облчека красногвардейцев. А их было около десяти. Все они к утру 18-го были у шахты и проследовали дальше. Сухорукое упомянул «мадьяра», который был в сером костюме и сжег его кислотой, очевидно, при окончательном захоронении. Назван этот безымянный мадьяр в ряду чекистских руководителей — Родзинского, Горина и Юровского¹⁰⁶. Взяли ли туда похоронщиков-визовцев — неясно, вполне вероятно, что нет, ибо, по описанию Юровского и других участников захоронения, а также семьи железнодорожного сторожа Я. И. Лобухина, людей уже было немного (на большом грузовике лишь около четырех, примерно столько же было на малом, группа руководителей на легковушках), правда, много — с десяток — «коробков» (легких повозок, обшитых лубом), в которых обычно находилось по два седока¹⁰⁷. Часть из них, разумеется, была и нагружена. Юровский говорил, что он «взял из тюрьмы десять подвод без кучеров», которые «загрузили»¹⁰⁸. Видимо, в них и сидели в основном «свежеиспеченные» чекисты-похоронщики. Но в районе Ганиных ям и Четырех Братьев по-прежнему оставалось оцепление. Итак, по описанию Юровского, Родзинского, Сухорукова и со слов других участников последнего захоронения, в частности Медведева (Кудрина), «Фиат» с погруженными на него телами и десять или более подвод отправились к Коптяковской дороге. Перед переездом № 184 к ним присоединились малый грузовик с серной кислотой, керосином и два легковых автомобиля. Но это произошло лишь через несколько часов, так как «Фиат» продвигался очень тяжело, застревал, его приходилось то и дело вытаскивать. Колонна двигалась к названному переезду, чтобы миновав его, а затем переезд № 803, выйти вновь на ВИЗ, а оттуда на Московский тракт, к глубоким затопленным шахтам для сбрасывания в них всех трупов с как будто бы уже приготовленным разведчиками каменным грузом. Там их обнаружить или вообще не удалось бы (белые о возможности захоронения в тех шахтах не догадывались, поисков там не производили), или удалось бы очень не скоро, не будь каких-либо наводящих данных. И если бы когда-то трупы с обезображенными кислотой лицами все же нашли, трудно было бы догадаться, кому они принадлежат. Юровский писал: «...три шахты, очень глубокие, заполненные водою, где и решил утопить трупы, привязав к ним камни... На случай, если бы не удался план с шахтами, решено было трупы сжечь или похоронить в глинистых ямах, наполненных водой, предварительно обезобразив трупы до неузнаваемости серной кислотой»¹⁰⁹.

После извлечения из шахты в Ганиной яме, одной из непременных установок сокрытия трупов как в прежнем, так и в новом месте было еще и их разъединение. Об этом Юровский говорил уже в связи с попыткой захоронения на дороге близ шахты, у Коптяков. Об этом говорил и Родзинский: «Ну, это шахта (там была не одна шахта. — И. П.) была глубинная, потому что они («разведчики» от облчека. — И. П.) лазали в нее и сказали, что там внизу топка и засосет. Мы тут грузила приготовили. Нуу решили так, что часть сожжем, а часть спустим в шахту, либо всех сожжем. И что всех изуродуем все равно, потом иди различи. Нам важно, чтобы не оставалось количества 11, потому что по этому признаку можно было узнать захоронение. Ну а так что же, ну расстрелянные были люди, брошены, а кто? Царь или кто»¹¹⁰. По мысли Юровского, сбросить трупы следовало партиями в две или все три шахты¹¹¹.

Итак, большая колонна из машин и упряжек вечером двигалась к ВИЗу. По пути машины застревали. Приходилось с помощью подручных средств их то и дело вытаскивать. Шло время. Наступала ночь на 19 июля. К переезду № 184 добрались около полуночи¹¹². Миновав этот переезд, застряли в низине основательно. Это и было то заболоченное место, которое население неблагозвучно именовало Поросенковым логом¹¹³. Надвигалось утро, и увеличивалась опасность провала плана тайного захоронения, возможность встречи вновь с случайными людьми. Руководителям пришла мысль отказаться от попыток дальнейшего продвижения и уничтожить или захоронить трупы именно здесь, прямо на дороге. Собственно, она, как мы видели, возникала и раньше. Была даже попытка ее реализации. Юровский в 1920 г. писал: «Около четырех с половиной утра 19-го машина застряла окончательно. Оставалось, не доезжая до шахт, хоронить или жечь», а в 1934 г.: «Пробившись часа два, мы приближались уже к полуночи, тогда я решил, что надо хоронить где-то тут, т.к. нас в этот поздний час вечера действительно никто здесь видеть не мог, единственно кто мог видеть нескольких человек — это был железнодорожный сторож разъезда, т.к. я послал натаскать шпал, чтобы покрыть ими место, где будут сложены трупы, имея в виду что единственной догадкой нахождения здесь шпал, будет то, что шпалы уложены для того, чтобы привезти грузовик»¹¹⁴. Идентичность у Юровского в главном и расхождения в частностях, особенно в определении времени: в первом случае говорится уже о раннем утре, во втором — о приближении к полуночи. А как обозначено время Родзинским и Сухоруковым? Первый из них свидетельствовал: «Вдруг наша машина на каком-то проселке там застряла, оказалась трясина. Дело было к вечеру Мы немного проехали. Мы все эту машину вытаскивали, еле-еле вытащили. И тут у нас мелькнула мысль, которую мы и осуществили». Второй писал примерно также: «Вечером пришли грузовые автомобили, трупы были уже погружены на повозки, и мы с повозок их снова перегрузили на автомобили и поехали. Недалеко была мочажина, настланная шпалами в виде моста, и здесь-то задний грузовик, почти проехавши, застрял, все наши усилия ни к чему не привели, и решили шпалы снять, выкопать яму, сложить трупы, залить серной кислотой, закопать и снова наложить шпалы»¹¹⁵. Отсюда видно, что грузовик с горючим был небольшим, относительно легким, он двигался впереди и прошел. «Фиат» же с трупами застрял. И Родзинский, и Сухоруков говорят о позднем вечере на исходе 18 июля. Сухорукое упустил из вида немаловажную для выяснения вопроса о захоронении деталь: шпалы были доставлены и уложены позднее (хотя какое-то количество ранее уложенных шпал там тоже могло оказаться).

Следует обратить внимание на разночтение и в такой важной детали: вытащили или не вытащили из ямы грузовик? Юровский писал, что грузовик застрял «окончательно», Родзинский — «еле-еле вытащили», Сухорукое — «почти проехавши, застрял», Медведев (с чужих слов) — «принесли доски и с трудом вытолкнули грузовик из образовавшейся болотистой ямы»¹¹⁶. Конечно же — вытащили, ибо в этой-то яме-выбоине на дороге и решили произвести захоронение, углубив, а затем зарыв ее и покрыв шпалами. А если так, то вся колонна могла проследовать дальше, но этого не сделали, идея захоронить трупы, пользуясь темнотой, в глухом, заболоченном месте, действительно стала довлеющей. В уточнении времени проезда машин и повозок через переезд № 184 и остановки в логу помогут показания сторожа Я. И. Лобухина и его сына В. Я. Лобухина, который свидетельствовал: «Около 12 часов ночи по дороге из Коптяков прошел через наш переезд грузовой автомобиль, должно быть, тот самый, который пришел из города ночью... Там в логу у них автомобиль застрял. Кто-то из них взял из нашей ограды шпал и набросал там мостик»¹¹⁷. Выше, в примечании, приводилось и свидетельство Я. И. Лобухина, что застрял большой грузовик, который двинулся по старой, полузатопленной в логу дороге («топкое место»). Получается, что остановка произошла в начале суток 19 июля.

Как, кому пришла в голову идея о сжигании и захоронении трупов именно в этом месте? Медведев рассказывал так: «И вдруг кому-то (Я. М. Юровский говорил мне в 1933 году что — Родзинскому) пришла в голову мысль: а ведь эта яма на самой дороге — идеальная тайная братская могила для последних Романовых»¹¹⁸. Сам Родзинский тоже затрагивает этот момент, правда, за инициатора себя не выдает: «И тут у нас мелькнула мысль, которую мы и осуществили...»¹¹⁹. Юровский идею эту ни себе лично, ни кому-либо еще не приписывает. Но, как выше, на основе его данных, отмечалось, закопать часть трупов прямо на дороге от рудника в Паниных ямах пытались еще 18 июля. В этом случае он прямо писал:«Я решил». Идея, в чьей бы голове она ни зародилась, оказалась злодейски гениальной, позволила ввести в заблуждение следствие белых властей и — на десятилетия — российскую и мировую общественность.

Как осуществили это последнее захоронение прямо на Коптяковской дороге (под дорогой), в Поросенковом логу, в нескольких километрах от поселка Верх-Исетского завода, теперь — Екатеринбурга, менее чем в двухстах метрах от железнодорожного переезда? До нас дошли сведения, данные все теми же тремя непосредственными участниками-чекистами, двумя руководителями и одним рядовым. Приведем и сопоставим их. В 1920 г. Юровский писал: «Хотели сжечь А[лексе]я и А[лександру] Ф[едоровну], но по ошибке вместо последней с А[лексе]ем сожгли фрейлину (имеется в виду горничная А. С. Демидова. — И. П.). Потом похоронили тут же под костром останки и снова разожгли костер, что совершенно закрыло следы копания. Тем временем вырыли братскую могилу для остальных. Часам к семи утра яма аршина в два с половиной глубины и три с половиной в квадрате была готова. Трупы сложили в яму; облив лица и вообще все тела серной кислотой — как для неузнаваемости, так и для того, чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была неглубока). Забросав землей и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали — следов ямы и здесь не осталось. Секрет был сохранен вполне — этого места погребения белые не нашли»¹²⁰. В «Свидетельстве» 1922 г. сказано так: «Я решил использовать болото. А частью трупы сжечь. Распрягли лошадей. Разгрузили трупы. Открыли бочки. Положили один труп для пробы, как он будет гореть. Труп, однако, обгорел сравнительно быстро, тогда я велел начать жечь Алексея. В это время копали яму. Яму в болоте копали там, где были намощены шпалы. Выкопали яму аршина в 2 1/2 глубиной, аршина три в квадрате. Уже было под утро. Жечь остальные трупы не представлялось возможным, так как снова начали крестьяне собираться на работу и поэтому пришлось хоронить эти трупы в яме. Разложив трупы в яме, облили их серной кислотой, этим закончили похороны Николая и его семьи и всех остальных. Наложили шпалы. Заровняли. Проехали. Прочно. Место, где были сожжены трупы, мы тут же выкопали яму, сложили туда кости, снова зажгли костер. И замели следы»¹²¹.

В 1934 г. Юровский дал более подробное описание действа: «Нужно сказать, что все так дьявольски устали, что уж не хотели копать новой могилы, но как всегда в таких случаях бывает, двое-трое взялись за дело, потом приступили другие. Тут же развели костер, и пока готовилась могила, мы сожгли два трупа: Алексея и по ошибке вместо Александры Федоровны сожгли, очевидно, Демидову. На месте сжигания вырыли яму; сложили кости, заровняли, снова зажгли большой костер и золой скрыли всякие следы. Прежде чем сложить в яму остальные трупы, мы облили их серной кислотой, яму завалили, шпалами закрыли, грузовик пустой проехал, несколько утрамбовали шпалы и поставили точку. В 5-6 часов утра, собрав всех и изложив им важность сделанных дел, предупредив, что все должны о виденном забыть и ни с кем никогда об этом не разговаривать, мы отправились в город. Потеряв нас, когда мы уже все кончили, приехали ребята из облЧК: товарищи Исай Родзинский, Горин и еще кто-то».

Сухорукое описал процесс захоронения так: «...решили шпалы снять, выкопать яму, сложить трупы, залить серной кислотой, закопать и снова наложить шпалы. Так было и сделано. Для того, что если бы белые даже нашли эти трупы и не догадались по количеству, что это царская семья, мы решили штуки две сжечь на костре, что мы и сделали, на наш жертвенник попал первый наследник и вторым младшая дочь Анастасия, после того как трупы были сожжены, мы разбросали костер, на середине вырыли яму, все оставшееся не догоревшее сгребли туда, и на том же месте снова развели огонь и тем закончили работу. Приехали в Екатеринбург на вторые сутки усталые и злые...»¹²².

Родзинский, спустя многие годы, рассказывал: «Мы сейчас же эту трясину расковыряли. Она глубокая бог знает куда. Ну, тут часть разложили этих самых голубчиков и начали заливать серной кислотой, обезобразили все, а потом все это в трясину. Неподалеку была железная дорога. Мы привезли гнилых шпал, проложили маятник (так в тексте; очевидно, опечатка, следует читать «мостик». — И. П.), через самую трясину. Разложили этих шпал в виде мостика такого заброшенного через трясину а остальных на некотором расстоянии стали сжигать. Но вот помню, Николай сожжен был, был этот самый Боткин, я сейчас не могу вам точно сказать, вот уже память. Сколько мы сожгли, то ли четырех, то ли пять, то ли шесть человек сожгли. Кого, это уже точно я не помню. Вот Николая точно помню. Боткина и, по-моему; Алексея. Ну, вообще, должен вам сказать, человечина, ой, когда горит, запахи вообще страшные¹²³. Боткин жирный был. Долго жгли их, поливали и жгли керосином там, что-то еще такое сильнодействующее, дерево тут подкладывали. Ну долго возились с этим делом. Я даже, вот, пока горели, съездил, доложился в город и потом уже приехал. Уже ночью было, приехал на легковой машине, которая принадлежала Берзину. Вот так, собственно говоря, захоронили»¹²⁴.

Следует особо подчеркнуть, что, как неоднократно отмечал сам Юровский и другие похоронщики, предупреждение о неразглашении тайны делалось предельно сурово. «После этой тяжелой работы, — писал в 1922 г. Юровский, — на третьи сутки, т.е. 19 июля утром закончив работу, я обратился к товарищам с указанием на важность работы и на необходимость полной тайны до тех пор, пока станет официально известным». Сухорукое отмечал, что его группе еще перед отправкой на задание в облчека при предупреждении дали ясно понять, что при разглашении тайны им неминуемо грозит расстрел. А ЧК умела производить его и без предупреждений. Это явилось причиной невыдачи места действительного захоронения, его «технологии» кем-либо из большой группы участников. И прежде всего этим можно объяснить, почему даже словоохотливый Ермаков всю жизнь на публике и в письменных документах, воспоминаниях говорил о сожжении, полном уничтожении всех. Ему был дан карт-бланш на вранье партией и ЧК! А между тем на месте захоронения он сфотографировался и на обороте фото написал об этом (потом, правда, пытался стереть надпись); как и Юровский, Ермаков говорил правду А. И. Парамонову и другим близким.

Необходимо сделать одно отступление в связи со снимками П. 3. Ермакова и Р. Вильтона — Н. А. Соколова, поскольку не так давно возник прецедент. В «Комсомольской правде» за 25 ноября 1997 г. появилось «открытое письмо» Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II журналиста А. П. Мурзина «О чем рассказал перед смертью цареубийца Петр Ермаков?». В своем обращении Мурзин вслед за многими другими (в который уж раз!) ставил под сомнение принадлежность Царской Семье и близким ей лицам найденных останков под Екатеринбургом, предлагая упокоить их лишь как предполагаемые. Мурзин утверждает, будто Ермаков за два месяца до смерти, в марте 1952 г., заявил ему, студенту, что в 1918 г. он трупы уничтожил, захоронения в Поросенковом логу, где обнаружены останки, не производилось, а по отступлении белых «летом, ближе к осени» там было Юровским имитировано чье-то захоронение и вместо имевшегося прежде и сфотографированного «моста» сделан совершенно новый. Утверждая, что снимок Вильтона-Соколова относится к весне 1919 г., а снимок Ермакова будто бы сделан Юровским где-то в августе или сентябре того же года, причем пользуясь некачественными копиями, особенно с первого, Мурзин и пытается убедить Патриарха и читателей, что с помощью умирающего Ермакова давно овладел тайной и знает, что останки Царской Семьи не найдены и найдены быть не могут.

Ручаемся, что читатель имеет дело с совершенно безответственным и недостоверным выступлением в центральной печати. Снимок Вильтона-Соколова действительно сделан в 1919 г., во время осмотра следственной группой рудника и его окрестностей¹²⁵. Этот участок дороги на фотографии выглядит таким, как и должно, поскольку в то время был заброшен, как непроезжий. Ненаезженными, грубо наброшенными смотрятся и шпалы над захоронением. Снимок же с Ермаковым сделан много позднее, не в 1919-м и даже не в 1920-м, а спустя еще 2-3 года. Участок дороги уже налажен, и видно, что им регулярно пользуются. «Мост» наезжен, выровнялся, порос травой. Лес, кустарники сильно разрослись. При тщательном рассмотрении снимков видно, что настил тот же: столько же шпал, те же самые из них выступают вправо или влево. Главное же в том, что Ермакова до конца 1919 г. вообще не было в Екатеринбурге, он лечился в госпитале в Ярославле, приехав к январю 1920 г. домой на короткое время, вновь выехал на запад, на фронт и долго не возвращался¹²⁶. Тем временем в 1920 г. навсегда уехал в Москву Юровский, давно забросивший ремесло фотографа. Так что ни летом 1919 г., ни даже летом 1920 г. встретиться и фотографироваться они не могли. К тому же с 1918 г. их отношения стали, мягко говоря, натянутыми, отнюдь не доверительными. И еще: Ермаков с 1919-1920 гг. служил в Красной армии, на значительных командно-комиссарских должностях. Тогда уже была утвержденная военная униформа: защитного цвета гимнастерка со стоячим воротником, с большими нашивками на рукавах (звезды, прочие знаки должностного отличия), портупея. На снимках гимнастерка или френч должны выглядеть светлыми. Ермаков же на снимке — в темной гимнастерке, причем с отложным воротником, без каких-либо нашивок на рукавах и без портупеи. С 1921-1922 гг. он уже не в армии, а в милиции и должен был сниматься как раз в темной (темно-синей) гимнастерке с отложным воротником, и т.д.

Сразу же после появления в печати статьи А. П. Мурзина автор этих строк направил в редакцию «Комсомольской правды» большой материал со всесторонним разбором ошибочных представлений Мурзина, освещением вопроса в целом с приложением копий документов. Однако ни публикации, ни возвращения материала не последовало: он был передан редколлегией Мурзину, который сообщил мне об этом, требуя новых данных под обещание упомянуть обо мне в готовящейся к изданию книге! Что он в ней напишет?

О вероятной подмене документов пишут Ю. А. Буранов и В. М. Хрусталев. «В 1919-1920 гг. Юровский и Голощекин были вновь на руководящих постах в Екатеринбурге, — пишут эти авторы, — что они могли совершить с останками Царской Семьи — неизвестно»¹²⁷. О Юровском на этот счет уже сказано. Ш. И. Голощекин же в Екатеринбурге в 1919 г. и в последующие годы вообще не работал. После двухмесячного пребывания в Челябинске (август-сентябрь 1919 г.) он навсегда выбыл с Урала. И зачем эти авторы пишут еще о возможности подмены трупов или о подобных действиях по отношению к ним, коль твердо уверовали в полное сожжение? Ведь они и сегодня берут на себя миссию утверждать, будто следователь Н. А. Соколов «убедительно доказал, что именно там, у шахты "Открытая", трупы были расчленены и в течение трех дней сожжены и окончательно уничтожены»¹²⁸. Глубочайшее заблуждение!

Захоронение до нашего времени вообще не вскрывалось, находилось все под теми же шпалами, взятыми в ночь на 19 июля 1918 г. во дворе дома путевого сторожа переезда № 184 по Горнозаводской железной дороге. Что касается приведенного и будто бы поведанного «откровения» Ермакова в марте 1952 г., то и оно, очевидно, неправдоподобно, ибо описанного им события не было, а в его многочисленных рассказах нет и тени приводимой Мурзиным версии. Перед смертью же Ермаков стал отрицать факт участия не только в уродовании трупов, но даже и в расстреле! Более обстоятельный разбор статьи А. П. Мурзина дан нами в ряде публикаций¹²⁹. Но вернемся к анализу исторических источников, связанных с захоронением останков, погребением частью в виде трупов, частью — только костей по сожжении и т.д.

Показания Юровского и Сухорукова в главном полностью совпадают: 9 трупов захоронили в сравнительно неглубоко вырытой яме болотистого лога, прямо на дороге, накрыли захоронение шпалами, два других — Алексея и одной из женщин — сожгли поблизости и замаскировали место вновь разведенным костром. При этом следует иметь в виду, что воспоминания Сухорукова составлены в 1928 г, за 6 лет до выступления Юровского с докладом. И он не мог иметь доступа к совершенно секретной записке Юровского 1920 г. В отличие от Юровского, он сказал о снятых ими с участка дороги шпалах и о повторной укладке их потом. Скорей всего он запамятовал, что шпалы были принесены с разъезда. Однако не исключено, что на дороге уже было какое-то количество шпал: здесь ежегодно ездили на лошадях, мучились с топким участком и могли сделать настил из шпал. Что касается воспоминаний Родзинского, то они подтверждают основное — время и место захоронения, сожжение части трупов, но по ряду моментов расходятся: захоронение (брошены в топкую яму) на очень большую глубину (но это была как-никак — проезжая, эксплуатировавшаяся дорога, а не трясина, по ней ездили до того и потом), сожгли не два, а больше трупов. Во-первых, следует иметь в виду, что Родзинский присутствовал только при начале операции, ибо выезжал в город. Во-вторых, он, естественно, как член коллегии облчека, а не рядовой похоронщик, сам не копал могилы, не бросал в костер трупы, потому не мог передать все в точности. В-третьих, он вернулся, когда все уже было закончено, и главное фактически произошло в его отсутствие. В-четвертых, он многократно подчеркивал, что может ошибаться в освещении события, многое забыл, не уверен — сколько трупов и чьих сожгли, и на этом фоне его попытка уверять, что в их числе были останки и Николая II, лишь подчеркивает приблизительную осведомленность (в разговоре там же или по возвращении в город он мог даже не спросить, кого же именно сожгли или, не видев происходящее своими глазами, не все мог и передать, не все мог вспомнить). Но для нас важно знать, что Родзинский лишь на время отлучался (а не только что приехал, как запомнилось Юровскому), прибыл в Поросенков лог от шахты в Ганиной яме, вместе с другими. Это один из нескольких непосредственных свидетелей захоронения. Медведев (Кудрин) же в общем воспроизводит рассказ Родзинского, тем более что воспоминания в виде интервью для записи оба они давали примерно в одно время (1963-1964 гг.), до того общаясь друг с другом.

Все три непосредственных участника захоронения, оставивших воспоминания, во-первых, решительно свидетельствуют о том, что имели дело с 11 трупами членов Царской Семьи и их слуг и не дают ни малейшего повода сомневаться в этом; во-вторых, не дают никакого повода для утверждения (или предположения) о доставке в Поросенков лог уже сожженных или полусожженных трупов; в-третьих, даже не намекают на обезглавливание тел (хотя бы некоторых); речь идет об опознании ими трупов даже в ночное время, при свете костра, хотя и не во всем точно. В связи с оценкой воспоминаний Юровского («Записки» и «Доклада»), Сухорукова и Родзинского, упоминанием о сообщениях (с чужих слов) Медведева, вновь следует напомнить о воспоминаниях Ермакова, заведомо ложных, но требующих к себе внимания, поскольку до сих пор многие на них опираются. Ермаков, во-первых, говорил об уничтожении, сожжении всех трупов, но на сутки раньше. И тоже не у шахты, ибо указывал на их погрузку и увоз, увоз трупов именно Царской Семьи, во-вторых, напомню, Ермаков документально — фотографией на подлинном месте захоронения с надписью об этом на обороте снимка — опроверг себя же и подтвердил истину. Интересно, что Ермаков, варьируя описание событий захоронения в шахте, «затем полного сожжения» трупов где-то недалеко («я велел класть на двуколку; отвести от шахты в сторону...») однажды написал: «на 8-м километре!»¹³⁰, то есть воспроизвел реальное расстояние до подлинного последнего места захоронения (хотя говорил о «шахте»), как примерно отмечали его другие участники и схватила память поэта В. В. Маяковского («На девятой версте»). Воспоминания написаны всеми участниками в разное время, для разных учреждений (и закрытого хранения), без предварительного ознакомления с воспоминаниями своих «сподвижников», в разных местах. Карту Ермакова разыгрывать нет смысла. Останков близ шахты на самом деле быть не может.

Захоронение проходило с полуночи до утра. Завершилось оно, то есть тела и останки двух сожженных трупов были зарыты, ранним утром 19 июля 1918 г. Юровский в разное время называл и к 5-6, и около 7 утра. Первое обозначение времени, наверное, точнее; Е. И. Привалова — сторожиха переезда № 803, который расположен в каком-то километре от Поросенкова лога, свидетельствовала, что мимо ее будки в город машина с Голощекиным и другими возвращалась «рано утром на зорьке»¹³¹. В июльскую пору это очень рано, около 6 часов. Кстати, почти одновременно выехали в город другая легковая машина и грузовики, а позднее — и подводы. Кузов «Фиата» был сильно поврежден, часть досок выломана — на растопку («платформа его была разбита; с краев от досок были отрублены части»). Несмотря на некоторое старание замыть его еще в логу, в гараж он поступил утром все же в крови. Начальник гаража П. А. Леонов рассказывал: «Вся платформа автомобиля была запачкана кровью. Видно было, что платформу мыли и залетали, видимо, метелкой. Но тем не менее кровь явственно была видна на полу платформы»¹³².

Говоря о настиле из старых шпал на дороге, над захоронением, попутно заметим, что землей их, как часто пишут и говорят досужие публицисты и киноработники, не засыпали, а оставили как есть, предварительно лишь утрамбовав наездами грузового автомобиля. Только некоторое количество грязи с колес могло остаться на шпалах. О том, что дело обстояло именно так, свидетельствуют и фотоснимки с Ермаковым, сделанные через несколько лет и помещенные в последние годы в ряде изданий, и снимки 1919 г. следователя Соколова, точнее, его помощника. Р. Вильтон, выполнявший в следственной группе обязанности заведующего фотолабораторией, писал: «Через год я шел по следам грузовика от того места, где он оставил большую дорогу...» Вильтон первым опубликовал эти и другие снимки в своих книгах. Затем они были воспроизведены в книге Соколова и многих других изданиях¹³³. Настил только через годы естественным образом оказался под слоем земли. Руководствуясь указаниями в «Записке» Юровского, сотрудник МВД СССР Г. Т. Рябов совместно с геофизиком из Екатеринбурга А. Н. Авдониным и другими в 1979 г. обнаружил захоронение. Основным ориентиром и послужил находившийся на старой Коптяковской дороге (под дорогой), в логу (низине), на небольшом расстоянии от железнодорожного разъезда пути на Тагил-Пермь, шпальный настил.

Указание Юровского о точном месте захоронения, данное в виде приписки к своей «Записке» Покровскому, гласило: «Коптяки, в 18 в[ерстах] от Екатеринбурга к северо-западу. Линия ж[елезной] д[ороги] проходит на девятой версте между Коптяками и Верх-Исетским заводом. От места пересечения ж. д. погребена саж[енях] в 100 ближе к Исетскому заводу»¹³⁴. Сажень — три аршина, иначе — 2 м 13 см. Значит, место захоронения находится под Коптяковской дорогой, примерно в 200-220 метрах (фактически ближе) от разъезда в сторону бывшего заводского поселка ВИЗ, ныне района города Екатеринбурга (Свердловска). (Возникший там поселок «Шувакиш» в административном отношении отнесен к городу Верхняя Пышма.) Низина, лог не исчезли, старая дорога просматривалась, нащупывание под слоем земли шпального настила большой проблемы не составляло.

Следует подчеркнуть, что Н. А. Соколов со спутниками, не допуская факта освобождения Царской Семьи, так и не обнаружив в результате раскопок в шахте у Ганиной ямы, а также в других местах того же района захороненных трупов или их сожженных останков, был все же на месте подлинного захоронения, выйдя к нему по следу двигавшихся по Коптяковской дороге «Фиата» и других грузовых автомобилей. Его заинтриговала их длительная ночная остановка. Похоже, что он стал было уже сомневаться, что она была связана только с вытаскиванием застрявшей машины, укреплением шпалами дороги, часами горевшего большого костра, будто бы из-за комаров и т.д. Он обстоятельно допрашивал сторожа переезда Я. И. Лобухина и его сына В. Я. Лобухина об этом. Допрошены они были 10 июля 1919 г., в обстановке завершения белыми эвакуации и отступления. Красные вот-вот должны были ворваться в город (это произошло через 4 дня). В те дни Соколов допрашивал Н. П. Зыкову и других и отмечал, что они вели себя очень осторожно, чего-то недоговаривали¹³⁵. Они опасались возмездия большевиков. Произведи следователи допрос Лобухиных летом 1918 г. или хотя бы несколькими месяцами раньше, они могли бы получить куда больше сведений. Вряд ли Лобухины не почувствовали запаха горелой человеческой плоти, не заметили чего-то странного в ночных действиях чекистов. Доказательством тому могут служить факт знания многими из окрестного населения, из поколения в поколение, что останки Царской Семьи зарыты именно тут, в Поросенковом логу, ночное убийство Я. И. Лобухина в 1930 г. неизвестными лицами и помещение в его жилье военной охраны¹³⁶.

H. A. Соколову тогда, в июле 1919 г., просто не хватило недели-двух для обнаружения останков. Ему было известно, что из Поросенкова лога после многочасового стояния в нем, у железнодорожного переезда, грузовая машина вернулась в город по прямой (по Коптяковской дороге), нигде уже не останавливаясь, что ее кузов был пуст и окровавлен. Соколов и его помощник стояли у места захоронения, на нем самом — на шпальном настиле. Поиск был прекращен. Соколов и его сотрудники после 10 июля срочно собрали материалы, вещественные доказательства и эвакуировались в Омск.

4. Проблемы поиска и обнаружения останков

Место подлинного захоронения трупов Царской Семьи было обнаружено в наше время, лишь два с лишним десятилетия назад, повторно — 11 лет тому назад, о чем чрезвычайно широко оповещала российская и мировая печать. Началась эпопея признания и оспаривания подлинности уже найденных останков. Таким же двойственным осталось отношение печати, различных общественных групп и к результатам квалифицированно проведенной после эксгумации останков комплексной экспертизы, идентификации их с убитыми 17 июля в Ипатьевском доме лицами. Не признающие ее результатов и факта нахождения подлинного места погребения вновь говорят то о том, что Романовы не были убиты, об их освобождении или спасении, то о замене советскими спецорганами останков Царской Семьи чьими-то иными, то о захоронении совсем в другом месте, которое еще не выявлено, и, наконец, о том, что трупы были полностью сожжены, уничтожены и их бесполезно искать, обнаружить невозможно. В последнем случае делается упор на получившее широкое распространение после убийства заявление одного из организаторов расстрела, члена «тройки» П. Л. Войкова, что «мир никогда об этом не узнает»¹³⁷. Это упорно продолжают утверждать много публикующиеся Ю. А. Буранов и В. М. Хрусталев, не исследуя проблему, а ссылаясь лишь на вывод следователя Н. А. Соколова. «Именно там, у шахты "Открытая", — заявляют они, как уже отмечалось, — трупы были расчленены... и окончательно уничтожены»¹³⁸.

Но есть мудрое изречение: «Тайное когда-нибудь да становится явным», и оно, как правило, оправдывается. Так обстоит дело и с захоронением Царской Семьи. О его точном месте с 1918 г. осталось очень много письменно-документальных свидетельств, остались живые свидетели трагедии и их потомки. Я. X. Юровский блефовал или глубоко заблуждался, когда в феврале 1934 г., в ответ на вопрос слушателей: «Живые свидетели могут вести всякие разговоры?», заявил: «Нет таких, которые знают. Они все были взяты, за исключением тех, которые были у белых»¹³⁹. О свидетелях самого убийства речь выше уже шла, они оставались. ВЧК-ОГПУ-НКВД их «не взяли». «Не взяли» до памятных 1930-х и последующих годов и некоторых активных участников захоронения. Они оставались самыми непосредственными живыми свидетелями. Оставались свидетели, видевшие грузовик, пригнанный в город окровавленным, помимо прочего транспорта и скопища людей в Поросенковом логу, или узнавшие об этом от Лобухиных и других, наконец, от самих похоронщиков в те же годы.

Спецорганам и верхам уральского и екатеринбургского партийного актива место захоронения было известно всегда. И стихи поэта Владимира Маяковского о пребывании на месте захоронения бывшего Царя «на 9-й версте» от города во время приезда в конце января 1928 г. в Свердловск — не плод поэтического воображения. В стихотворении «Император» читаем:

...За И сетью,

где шахты и кручи, за Исетью,

где ветер свистел, приумолк

исполкомовский кучер и встал

на девятой версте.

Вселенную

снегом заволокло, Ни зги не видать -

как назло.

И только следы

от брюха волков

по следу

диких козлов. Шесть пудов

(для веса ровного!) будто правит

кедров полком он, снег хрустит

под Парамоновым, председателем

исполкома. Распахнулся весь,

роют снег пимы.

— Будто бы здесь?! Нет, не здесь. Мимо! —

Здесь кедр

топором перетроган,

зарубки

под корень коры, у корня,

под кедром дорога,

а в ней

император зарыт.

Лишь тучи

флагами плавают,

да в тучах

птичье вранье, крикливое и одноглавое,

ругается воронье.

Прельщают многих

короны лучи.

Пожалте,

дворяне и шляхта,

корону можно

у нас получить,

но только

вместе с шахтой»¹⁴⁰.

Эту маленькую поэму Маяковский написал в основном в дни пребывания в Свердловске, выразив в ней сложные чувства по отношению к Императору, писал ее не просто — долго¹⁴¹. Варианты-наброски строф занимают больший объем, чем окончательный текст. В вариантах непременно присутствуют «девятая верста», «зарубки у корня коры» и «дорога»¹⁴². В произведении упоминается имя председателя Свердловского горисполкома А. И. Парамонова. Член Компартии с 1907 г., активный участник Октябрьского переворота и гражданской войны, Парамонов был видным работником на Урале, сподвижником главнейших его большевистских руководителей в революционную пору. С конца 1930-х гг. много лет отбывал в сталинских лагерях, выжил, после смерти И. В. Сталина был освобожден и реабилитирован, проживал в Свердловске. В 1950-е гг. автору не раз довелось с ним встречаться. Стихотворение «Император», опубликованное тогда же, в 1928 г., в Свердловске и Москве (см.: «Красная новь», кн. 4), мне было известно, как и то, что Парамонов встречал Маяковского, водил его в рабочую аудиторию, показывал город. Однажды (в ноябре 1957 г.) на квартире Парамонова (жил он по улице Ленина, во Втузгородке) — очень крупного, кряжистого, с огромной седой бородой (в бытность молодым преподавателем я приходил, по договоренности, чтобы пригласить его выступить в студенческой аудитории), мы разговорились о событиях семнадцатого года и гражданской войны¹⁴³. Спросил я Анатолия Ивановича и о встречах с Маяковским, и о том, ездил ли он с ним на место захоронения Царя, и где это, и верно ли тот описал все. Парамонов ответил, что вообще-то верно, но ведь он же поэт, у него все от впечатления, под рифму, это там — по дороге на Коптяки.

— А какая там шахта, — спросил я, — писал же и П. М. Быков, что из шахты трупы достали, сожгли и остатки их закопали в другом месте, в болоте, при чем здесь шахта? Вот ведь в докладе Юровского (в то время я прочел в Свердловском партархиве стенограмму заседания старых большевиков 1 февраля 1934 г.) об этом сказано.

Парамонов тогда сказал:

— Да не в шахте, это ему (Маяковскому. — И. П.) рассказывал, что вначале в шахте были они, а потом забрали оттуда, он перепутал.

О точном месте захоронения Парамонов мне, пожалуй, почти сказал — «у разъезда, где дорога шла через лог».

— А вот Юровский говорил, — спрашиваю, — что часть убитых сожгли, их-то останки где?

— Да там же, рядом жгли и закопали, — отвечает.

О большем я не допытывался, неудобно было это делать, и оба мы интуитивно опасались продолжения разговора на «запрещенную» тему. Мог бы он, вероятно, все же прямо сказать: «В Поросенковом логу, у самого железнодорожного разъезда». Хотя уже понятно было, что именно в этом логу, «на 9-й версте».

Тогда он мне, разговорившись (память у него была отменная), поведал о таком, казалось, не менее интересном случае. Я начинал тогда работать по проблематике гражданской войны. А. И. Парамонов, с которым приходилось беседовать не раз и в дальнейшем, давал достоверные сведения о многих событиях гражданской войны. Он же был тогда начальником штаба, комиссаром в двух Уральских дивизиях, работником политотдела 2-й армии, а затем — председателем Екатеринбургского окружного и городского Совета, словом, виднейшим местным руководителем. После захвата власти в Екатеринбурге они, видные местные большевики, вскоре стали внимательно смотреть «жандармские дела», искали там сведения о себе, и как-то на его глазах И. М. Малышев стал из одной папки выдирать и уничтожать целые листы... Что-то, видно, компрометирующее там было против Малышева, ставшего председателем Уралобкома партии (скорее всего показания на своих товарищей при арестах и допросах). Так относились большевики к бесценным архивным документам! Для меня, молодого исследователя, подобное сообщение, полученное от «первоисточника», было и в новинку, и очень ценно.

О том, что Маяковский действительно ездил на лошади в январскую стужу на место захоронения тел Царской Семьи и упомянул об А. И. Парамонове не просто в рифму, а как летописец, всерьез, написал правду, я, таким образом, с 1957 г. знал определенно, из первых рук. Позднее Парамонов передал в Библиотеку-музей Маяковского в Москве (переулок Маяковского) собственноручное письменное свидетельство. В его записке сказано: «Вне всякого сомнения, я единственный человек, знающий, где сгнили останки последнего русского царя Николая II. Яков (Юровский) показал мне это место в 1920 году. И я сделал ножом зарубки на корнях березы, чтобы отметка сохранилась и в том случае, если березу срубят. В 1928 году благодаря этим знакам я нашел это место и показал его Владимиру Маяковскому; что он и описал в своем стихотворении "Император"»¹⁴⁴. У Маяковского все верно, кроме того, что вместе с Николаем II захоронены члены его Семьи и другие жертвы и не в шахте, а в яме. И вместо «кедра», более звучного названия дерева, должны были стоять «сосна» или «береза». Их там и по сей день много, некоторые могли быть свидетелями захоронения. И, кстати, с одной из них, так уж получилось, место захоронения — шпальный настил на старой дороге — и было замечено одним из поисковиков, о чем речь пойдет далее. Касательно высказывания А. И. Парамонова о том, что он один знал, где были останки Николая II, следует сказать, что он заблуждался. В 1950-е гг. об этом знали и другие. До 1938 г., до смерти, знал это Я. Х. Юровский, до 1952 г. — П. З. Ермаков, до 1954 г. — С. И. Люханов, до 1987 г. — И. И. Родзинский. Все свидетели — непосредственные участники последнего захоронения. А. И. Парамонов умер в 1970 г. Можно вспомнить и других свидетелей, скажем, чекиста Г. И. Сухорукова, копавшего яму, бросавшего в нее трупы, сжигавшего два из них. Главные же свидетельства — документы, воспоминания, оставленные названными и другими участниками. Прежде всего, это «Записка» Юровского и воспоминания 1922 и 1934 гг., с указаниями на захоронение близ переезда № 184, прямо под дорогой, на полузаболоченном ее участке, накрытом шпалами. И уж совсем точно указано в приписке «Записки», чистовой текст которой был передан М. Н. Покровскому: в 100 саженях ближе к ВИЗу от переезда через железную дорогу, на Коптяковской дороге, «на девятой версте»¹⁴⁵. Сопоставим эти сведения с данными в самой «Записке» и в докладе о месте захоронения — в низине, заболачиваемой части дороги, под ней самой, с указанием на то, что опубликованный Н. А. Соколовым снимок шпального мостика-настила — это и есть могила. Между прочим, в книге есть и снимок почти точно этого же места, только без захвата настила, но с видом на дом семьи сторожа переезда № 184 Я. И. Лобухина, где видна та же группа деревьев, что и на упомянутом снимке¹⁴⁶. Эти указания, хранившиеся в тайниках архивов, и книга Соколова в спецфондах лишь нескольких библиотек в Москве долгое время были доступны не всем, но все же доступны. Но и это не все. От Ермакова, как уже отмечалось, оставалась фотография, сделанная в 1920-е гг. на месте захоронения, в Поросенковом логу, с надписью на обратной стороне, подтверждающей, что он стоит именно на могиле¹⁴⁷. В 1919 же году был сделан снимок не только настила, но и дома сторожа. Это место привлекло внимание Соколова и Вильтона, но они не успели изучить окрестности, выяснить, что именно здесь покоились останки убитых. С уверенностью можно утверждать, что о захоронении здесь трупов знала и семья путевого сторожа разъезда Я. И. Лобухина (он сам, его жена, вскоре умершая, и сыновья — Василий и Семен). Оно производилось много часов, до рассвета. Долго сжигали два трупа. Это всего лишь в 150-200 метрах от их домика. Лобухины могли видеть (а юноши — сыновья — и просто из любопытства приблизиться, подсмотреть за действиями вдруг нахлынувшей к ним большой группы людей), уловить сильный запах сжигаемых человеческих трупов. Следователь Соколов догадался проследить путь грузового автомобиля к этому месту и допросить семью Лобухиных. Но допрос, как уже отмечалось, производился только 10 июля 1919 г., когда красная армия стремительно наступала и вот-вот должна была ворваться в Екатеринбург, а белые эвакуировались. Лобухины были на допросе крайне осторожны, ничего, кроме того, что возле них застрял автомобиль и у них брали со двора шпалы, доски, не сообщали. Ясно, что боялись дать откровенные показания: себе будет хуже. Им и тогда, в ночь на 19 июля 1918 г., красные похоронщики пригрозили в связи с попытками что-то у них спросить, о чем-то узнать. Однако и осторожность членов семьи не помогла: примерно в 1930-м году Якова Лобухина убили неизвестные¹⁴⁸. Можно лишь догадываться кто. Видимо, те, кто опасался утечки информации и после чьих действий в эпоху сталинизма убийц никогда не находили. Сыновья Лобухиных в это время жили уже отдельно, и судьба их неизвестна. Тайну захоронения Яков Лобухин, видимо, знал и хранил. Показания, данные 10 июля 1919 г. Соколову Лобухиными, для поисков места захоронения имели очень большое значение. В книгах Соколова и Дитерихса они отражены не полностью. А в их свидетельствах были и такие: «В последний самый день, уже вечером, от Коптяков прошел автомобиль и пошел прямо через лог, а не времянкой, как шли все остальные... Этот автомобиль в логу и засел в топком месте. Должно быть, вода им для него понадобилась... За ночь они там целый мостик выстроили: из шпал и тесу от моей городьбы. Это уж я потом тес назад взял, и там одни шпалы остались»¹⁴⁹. Данные места из показаний Лобухиных появились в сборнике, опубликованном издательством «Посев» во Франкфурте-на-Майне лишь в 1987 г. Но могли они появиться, цитироваться за рубежом и в каких-либо других, более ранних публикациях. Здесь есть прямое указание на лог, топкое место — полное совпадение с указаниями Юровского и других похоронщиков; главное — указания на Поросенков лог, на этот участок старой дороги и никакой иной. Не упомянуто лишь название лога — Поросенков. Участники следствия белых на некоторых составленных ими в 1919-1920 гг. схемах обозначили и указали название этого лога. Есть такая схема в публикациях Р. Вильтона 1920 и других годов и М. К. Дитерихса 1922 г. Другого лога около разъезда нет. Лог один, и его название было известно окрестным жителям всегда.

Следует отметить, что некоторые местные жители — коптяковцы и, видимо, железнодорожники с 1918 г. знали, что Царская Семья похоронена в Поросенковом логу, под шпалами. Возможно, кому-то проговорились Лобухины (в связи с чем Я. И. Лобухин, видимо, и погиб) или кто-то из участников захоронения — визовских рабочих, бывших красногвардейцев, по возвращении в 1919 г. с фронта домой. Детей той поры взрослые попугивали этим местом — Поросенковым логом, костями Царя и Царицы. Но разглашать тайну было опасно. С разговорами остерегались. Автор данной книги сам в свое время случайно узнал такие сведения. Проректор Уральского политехнического института (ныне Уральский технический университет) профессор С. И. Кузнецов, большой любитель грибов, имевший с супругой В. К. Кузнецовой дачу у деревни Коптяки, рассказывал, как он однажды собирал грибы в Поросенковом логу. Много их там было. Сергей Иванович (ныне покойный; жена его Вера Константиновна здравствует и все это помнит) был удивлен этим и спросил встретившегося ему там старика: «Почему грибники-то сюда не ходят?» — «Потому, — ответил тот, — что тут похоронена Царская Семья!» Можно было старику тогда верить или не верить, а при надобности расспросить и проверить. Ясно лишь, что старик, а таких среди местного населения было немало, место захоронения знал точно. Если бы объявили об открытых поисках, обратились через средства информации или прямо к населению Коптяков, других селений, к железнодорожникам, проживающим в окрестностях ВИЗа, — знатоков и охотников помочь в поисках места захоронения, старой дороги, пересекающей Поросенков лог, нашлось бы немало. Можно было бы решить проблему и без документов, хранящихся в КГБ и секретных фондах других архивов. К тому же была возможность встречи с детьми Юровского, его сыном — А. Я. Юровским, который обладал сведениями, имел и документы отца и, как оказалось, черновик «Записки». В какой-то мере делу поиска могли служить и публикации П. М. Быкова в сочетании с книгой Н. А. Соколова, стоило лишь обратить внимание на факты: трупы от шахты по Коптяковской дороге вывезли на грузовике в сторону ВИЗа; у переезда № 184, в логу, в заболоченном месте застряли, находились много часов и вряд ли ради вытаскивания грузовика, так как взяли шпалы и доски вскоре после остановки, а сделать настил — нетрудное и недолгое дело для группы мужчин.

Но, конечно же, все становилось проще после выявления засекреченных документов и ознакомления с ними. Для исследователя, интересующегося этой темой, доступ к стенограмме доклада Я. X. Юровского на заседании старых большевиков¹⁵⁰ 1 февраля 1934 г. в Свердловске, к воспоминаниям Г. И. Сухорукова был совершенно прост. А эти доклад и воспоминания, как мы видели, содержали довольно точное описание места захоронения. Даже доступ к «Записке» Юровского (без приписки о «саженях») был не столь уж сложным. Ее текст, как уже отмечалось, имелся и в бывшем партийном архиве Свердловска. Другая копия «Записки» и черновик М. Н. Покровского имелись в ГАРФ (в бывшем спецотделе ЦГАОР)¹⁵¹. После ознакомления с «Запиской», и прежде всего с припиской, непосредственно указывающей место захоронения, со стенограммой воспоминаний И. И. Родзинского, записанных в 1964 г.¹⁵², хранившихся в РГАСПИ и доступных не столь уж узкому кругу исследователей, никаких проблем с обнаружением места захоронения просто-напросто не могло бы уже быть. Было бы лишь разрешение на поиск или исключалось бы преследование за него со стороны КГБ и парторганов.

Останки обнаружила поисковая группа во главе с кинодраматургом, капитаном внутренней службы Г. Т. Рябовым и геологом, тогда кандидатом, а ныне — доктором наук А. Н. Авдониным. В 1979 г. ими было окончательно установлено место и произведено первое вскрытие захоронения. Обращает на себя внимание, что поиски были длительными и заняли 3 года. А. Н. Авдонин говорил: «Вместе с писателем Гелием Рябовым мы начали поиски в 1976 году: Трудились по выходным и во время летних отпусков. Через три года наша работа увенчалась успехом»¹⁵³. Рябов отмечал, что они «неоднократно ходили по маршруту движения автомашины 19.07.18 г. от Ганиной ямы до переезда»¹⁵⁴. Зачем было годами ходить по такому длинному маршруту, когда уже имевшиеся у них данные прямо диктовали необходимость поиска у разъезда, на заболоченном участке старой дороги?! Но поисковики, действуя, правда, не лучшим образом, оказались настойчивыми и приближались к цели. Длительное изучение второстепенных источников, как будто бы неосведомленность о наличии в местном архиве стенограммы доклада и копии «Записки» Юровского, воспоминаний участников, никаких попыток обращения к историкам, специалистам по проблематике гражданской войны, событиям в Екатеринбурге и на Урале той поры, судьбе Царской Семьи¹⁵⁵ — все это приводило к издержкам, потере нескольких лет и пр. В представлении поисковиков, судя по их заявлениям в печати, многое в истории гибели и захоронения Царской Семьи вырисовывается и поныне в не соответствующем документальной истине виде. Увы, это также влияет на умонастроение общества.

До настоящего времени так и не ясна подоплека возникновения идеи поиска останков Романовых, инстанция, санкционировавшая эту акцию, определявшая ее цели. Из рассказов Г. Т. Рябова ясно лишь, что в этом оказался каким-то образом заинтересован министр внутренних дел H. A. Щелоков. Приехав в 1975 г. в Свердловск, он проявил большой интерес к вопросу о сокровищах Царской Семьи, изучал по этой теме документы¹⁵⁶. Рябов состоял советником Щелокова, сопровождал его. Щелоков помогал ему в получении закрытой литературы и секретных документов. В 1978 г. Рябов получил черновик «Записки», а затем изучил и ее чистовик, составленный М. Н. Покровским, и приписку с координатами места захоронения¹⁵⁷. Поиски были уже привязаны к железнодорожному переезду, район их сузился. Осенью 1978 г. Г. Т. Рябов получил из Свердловска от А. Н. Авдонина письмо, в котором сообщалось, что при осмотре бывшей коптяковской дороги с высоты стоящей у дороги сосны его товарищ по имени Миша (очевидно, геолог М. С. Кочуров, впоследствии погибший при переправе через реку, на севере. — И. П.) увидел часть выходящих на поверхность земли шпал и предположил, что это может быть место, где находится могила¹⁵⁸. Тогда же место было прозондировано, и на глубине примерно 40 см действительно оказался шпальный настил. Рябов и Авдонин решили с наступлением весны и лета 1979 г. произвести раскопки¹⁵⁹.

Не буду подробно описывать обнаружение места захоронения, раскопки и извлечение останков. Это неоднократно делалось их участниками. Коснусь лишь их сути. Г. Т. Рябов в дневнике 31 мая 1979 г. записывал:

«...Пробито 5 скважин под шпалами. В двух из них (70 см друг от друга каждая скважина) бур извлек (глубина в 120 см) приблизительно двадцатисантиметровый слой черной субстанции с запахом мазута. Я уверен, что это искомое: останки трупов Романовых и их людей (в этой могиле 9 человек, все, кроме Алексея и Демидовой¹⁶⁰. Все, что осталось в результате воздействия бензина, серной кислоты...

Вдоль старой дороги под травой и водой, заросшей и невидимой простым глазом, лежат шпалы. Прощупываются щупом, начали бурить вручную, итоги описаны».

Запись 1 июня 1979 г.:

«...Сняли 1-й слой шпал, под этим слоем обнаружен 2-ой слой шпал, проложенный вдоль дороги, здесь же навалены сучки, остатки деревьев, камни, кирпич. Уперлись в 3-й слой шпал, поскольку здесь вдоль дороги протекает ручей и как раз он течет по искомому объекту; все заливает водой. Раскопано см 60, глина. Сквозь воду из глубины выходит воздух, вода пузырится...

Стоп! Зовут к раскопу. Эврика! Первая находка — на глубине 80 см обнаружена часть фрагмента тазобедренной кости, черного цвета, по виду обработанная сильным хим[ическим] реактивом...

Стал шарить руками под водой... прощупывает ребра, кисти рук с маленькими косточками. Пытаются отчерпать воду; но, кажется, это бесполезно...

Как здорово выбрал место Юровский, посреди дороги, в гати, залило мокрой глиной и водой.

Фрагментов одежды нет. В наиболее разработанной части кости превратились в золу. Теперь они обнаруживаются по всей площади раскопа... Трупы лежат друг на друге...»¹⁶¹.

В дальнейшем предпринималась попытка найти остатки кострища, а под ним — останки двух сожженных трупов, но безуспешно. В этих раскопках помимо Г. Т. Рябова и А. Н. Авдонина участвовали еще 4 человека — их жены М. В. Рябова (Кондратьева) и Г. П. Авдонина, а также инженер Г. Т. Васильев и геолог М. С. Кочуров. Извлечены были 3 черепа, все остальные кости возвращены в захоронение. Оно было приведено в прежний вид, накрыто теми же шпалами. Какие-то минимально щадящие меры к останкам были приняты. В то же время наличествовал и элементарный непрофессионализм, пренебрежение нормами археологических раскопок, в частности черепа вымыли в ручье, смыли наслоения, очевидно, даже остатки тканей, мозга. Многие обвиняли и обвиняют Рябова и Авдонина в кощунстве, в непрофессионализме, нарушениях норм и т.д. Конечно, это справедливо, но в то же время должно быть и понимание: в те годы при нашей отечественной антидемократической, безответственной, антигуманной системе трудно винить Авдонина и Рябова в содеянном. Раскопки могли произвести просто случайные люди, преступники, останки могли или вообще исчезнуть, или стать предметом торга и наживы, или быть просто уничтоженными службой КГБ (не смогли чекисты Юровского этого сделать, так сделали бы современные «юровские»). В реальной ситуации действия поисковиков могут быть и объяснены, и, видимо, оправданы. Во всяком случае, именно они в итоге раскрыли тайну захоронения, вернули обществу останки Романовых, тем самым внесли вклад в выяснение судьбы Царской Семьи. Они наглядно подтвердили, что никакое, даже самое тщательное уничтожение следов преступления не может гарантировать того, что оно не будет рано или поздно раскрыто.

По утверждению Г. Т. Рябова, изъятые черепа им были увезены домой, в Москву. Там он намеревался организовать их экспертизу, но не смог, не решился на официальное обращение к специалистам и т.п. В 1980 г. черепа, упакованные в полиэтиленовые мешки и деревянный ящик (для лучшей сохранности), вернули на прежнее место. Что происходило с находкой до ее возвращения, знает лишь он сам. В 1989 г., когда обстановка в стране несколько оздоровилась, Рябов дал интервью для «Московских новостей», в котором оповестил общественность о том, что ему известно место захоронения Романовых, и предложил произвести его вскрытие с участием государственных органов. Но соответствующей реакции с их стороны не последовало. Не помогли и обращения к генеральному секретарю ЦК КПСС, а с 1990 г. — президенту СССР М. С. Горбачеву¹⁶². Тогда же и в последующие годы в различных изданиях появляются статьи, интервью, взятые у самого Рябова, у Авдонина, а также публикации журналистов, писателей, историков.

Наконец в 1991 г. на раскопки решились власти Свердловской области. Начало этому было положено тем, что по их же совету 10 июля 1991 г. А. Н. Авдонин обратился с официальным заявлением к начальнику Верх-Исетского районного отдела милиции г. Свердловска В. И. Пичугину. Он писал: «Сообщаю Вам, что несколько лет назад мною были обнаружены человеческие останки в лесу неподалеку от расположения Мостоотряда № 72. Это место могу показать. Авдонин»¹⁶³.

Устно власти были им проинформированы о том, что это за останки. Заявление было написано как формальное основание для возбуждения уголовного дела и производства раскопок, составления группы, выделения материальных и технических средств на их проведение. Еще в начале 1991 г. Авдонин был на приеме у председателя Свердловского облсовета Э. Э. Росселя, который дал официальное согласие на раскопки и затем заявил представителю печати, что согласовал этот вопрос с Б. Н. Ельциным, за месяц до того ставшим президентом Российской Федерации¹⁶⁴. Подготовка шла в ударном темпе, и раскопки были произведены через несколько дней¹⁶⁵. Г. Т. Рябов, извещенный о том, что таковые состоятся, от участия отказался. «Нельзя было повторять кощунственное и некомпетентное вмешательство в захоронение — только силами дилетантов без привлечения к работе ведущих советских и зарубежных специалистов, техники и технических устройств»¹⁶⁶. Производились раскопки 11-14 июля. Они были осуществлены с определенным минимумом подготовки, благо — все же с участием археолога Л. Н. Коряковой (ей помогал доцент-математик И. О. Коряков, хорошо знакомый с технической стороной полевых археологических работ). В целом их уровень, однако, не соответствовал общепринятым нормам. После официального первого «лопатного» раскопа еще находили сотни оставшихся в захоронении косточек и предметов, и хотя не сразу, но в нем выбрали, видимо, все¹⁶⁷. Останки все же извлечены, описано их положение в захоронении и состояние. Они сохранены для общества, истории и науки.

В обобщающем материале, главным образом по «Протоколу осмотра места происшествия», заключениям Коряковой, записано:

«В могиле на глубине от 70 см до 1 м от поверхности находились сложенные друг на друга и отдельно лежащие скелетированные останки 9 лиц. На одном из скелетов в области таза сохранились мягкие ткани в состоянии жировоска. Черепа от 3-х скелетов находились в деревянном ящике рядом с захоронением...

По мнению экспертов, принимавших участие в раскопках, на ряде черепов и костях имеются возможно огнестрельные и другие механические повреждения, причиненные прижизненно.

Остатков одежды в захоронении не обнаружено, но сохранились фрагменты веревок, что может свидетельствовать о том, что люди были помещены в могилу в обнаженном виде...

В процессе осмотра скелетов на месте происшествия, а затем и в Свердловском областном бюро судебно-медицинской экспертизы (где останки находились до захоронения в С.-Петербурге в 1998 г. — И. П.) были обнаружены фрагменты волос...

При рентгенографировании мягких тканей скелета № 2 были обнаружены (впоследствии извлечены) две пули. Еще одна пуля была обнаружена в небольшом фрагменте мягких тканей... изъятом со дна могилы.

В течение июля-августа останки были тщательно промыты и просушены. В процессе осмотра смывов и проб грунта были обнаружены фрагменты костей, зубы... обнаружено и изъято около 300 фрагментов мелких костей, 11 пуль, 14 мелких фрагментов керамики, 13 зубов, около 150 конгломератов мягких тканей, фрагменты веревок»¹⁶⁸.

В дальнейшем, после первой экспертизы в Свердловске, производилась разносторонняя экспертиза останков специалистами Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Киева, Красноярска, затем — Англии и США. Особенно важной была молекулярно-генетическая экспертиза. Авторитетнейшие экспертные центры идентифицировали останки членов Царской Семьи Романовых: Николая Александровича, Александры Федоровны, их детей — Ольги, Татьяны, Анастасии, а также доктора Евгения Сергеевича Боткина. Другие останки, по всем признакам, принадлежат обслуживающим Семью и расстрелянным вместе с нею комнатной девушке (горничной Александры Федоровны) Анне Степановне Демидовой, лакею Николая II Алексею (Алоизию) Егоровичу Труппу, повару Ивану Михайловичу Харитонову. Крупнейший специалист по пластической реконструкции С. А. Никитин создал по найденным черепам скульптурные портреты. Проведенное затем фотосовмещение прижизненных портретов со скульптурными изображениями показало их полное совпадение. Сейчас и в будущем может возникать немало вопросов, связанных с частностями, например — была ли на черепе Николая Романова костная мозоль от травмы, полученной во время поездки в 1891 г. в Японию и т.д. Кстати, травмы от двух ударов, нанесенных Николаю II японским националистом-полицейским саблей плашмя через фетровую шляпу, были незначительными. В частности, во врачебном заключении о второй из них было записано: «...лобно-теменная рана находится выше первой на 6 сантиметров и идет почти параллельно ей, имеет 10 сантиметров длины, проникает через всю кожу до кости... извлечен свободно лежавший между сгустками крови осколок кости — клиновидной формы, около 2,5 сантиметров длины, 2 миллиметра ширины в одном его конце и 1 миллиметр — в другом. Толщина осколка в лист обыкновенной писчей бумаги»¹⁶⁹. Правильно ли было сделано врачебное заключение и могла ли нарасти мозоль на месте тончайшего отслоения костной ткани? Не поврежден, не разбит ли людьми Юровского в числе других этот участок черепа Николая Романова лопатой или чем-то другим? Некоторые извлеченные из захоронения черепа повреждены очень сильно.

Останков бывшего царевича Алексея и великой княжны Марии среди 9 извлеченных и исследованных скелетов, как и ожидалось, нет. Следовательно, именно их трупы были сожжены. На сожжение Алексея указывали два главных (практически единственных) источника — похоронщики Юровский и Сухорукое. Алексея, путаясь, называл и Родзинский. Среди трупов раздетых женщин с изуродованными лицами, ночью, при отблесках, вполне возможно, на значительном расстоянии горевшего костра, в спешке отличить тот или иной труп было не так-то просто. Чекисты, видимо, намеревались сжечь труп Александры Федоровны, а когда притащили к огню один из многих, то поняли, что это не он, а чей-то другой. Юровский в первом случае говорил, что «сожгли фрейлину» (читай горничную), во втором — «сожгли, очевидно, Демидову», ее имя он называет уже с сомнением. Сухорукое же назвал одну из дочерей четы Романовых — Анастасию и был ближе к истине. Анастасия, будучи самой младшей из них, была полноватой, с более широкой костью. От старших — Ольги и Татьяны — широкой костью отличалась и Мария. Тела младших дочерей были похожи (тогда как, скажем, Ольга была болезненно худой, ее труп похоронщики сразу бы распознали).

Сожженные костные останки двоих на каком-то этапе советской истории могли быть случайно или целенаправленно найдены и извлечены. Но второе — в высшей степени маловероятно. Извлекать и уничтожать стали бы останки девяти. Кто-то мог найти случайно? В источниках, даже в досужей молве, нет никаких сведений о такой находке. Если такого все-таки не случилось, что почти на сто процентов вероятно, то найти место захоронения вполне реально. Можно обнаружить в нем хотя бы мелкие частицы костей, в самом худшем случае — признаки сожжения, кострища. Автор полагает, что в зоне захоронения содержится значительная часть сожженных и полуобгоревших костей. Можно предъявить общественности доказательства захоронения останков уже всех 11 жертв, тем самым полностью и доказать достоверность непосредственных документальных источников, и прояснить обстоятельства расстрела 17 июля в Ипатьевском доме, захоронения 19 июля 1918 г. в Поросенковом логу с позиций исторического исследования. Как и где искать второе захоронение? Эта задача также разрешима при условии тщательного исследования совокупности всех источников. А затем уже дело практических, но предельно продуманных действий.

5. Где похоронены цесаревич Алексей и великая княжна Мария

Автор абсолютно убежден, что главным ключом к решению этого вопроса, во всех отношениях напрямую связанного с процессом захоронения большинства членов Семьи Романовых и лиц, содержавшихся вместе с ними в доме Н. Н. Ипатьева, является анализ прежде всего тех же источников, которые указали на первое большое захоронение (девяти). При возвращении к ним мы в чем-то вынуждены и повториться.

Многими игнорируются указания Юровского и других участников захоронения на то, что два трупа сожжены и останки захоронены отдельно от остальных, чтобы ввести в заблуждение тех, кто вдруг найдет их. Нашедшему 9 трупов вместо 11 трудно будет связать находку с 11 убитыми в доме Ипатьева. Многие авторы, и даже кое-кто из специалистов в области истории и юриспруденции, верят в то, что «Записка» Юровского и воспоминания других участников захоронения Романовых — менее достоверны, чем воспоминания П. 3. Ермакова, который заявлял о полном сожжении трупов, причем всех до единого. Во всяком случае, многие полагают, что по крайней мере два недостающих трупа совершенно сожжены и захоронены еще под Коптяками, у шахты. Сторонником последней версии остается и В. Н. Соловьев, несколько лет занимавшийся расследованием этого дела¹⁷⁰. Далее дополнительно будет сказано о заведомой фальсификации Ермаковым событий цареубийства, времени и места настоящего захоронения и о мотивах этого. Существуют такие документы, которые свидетельствуют, что Ермаков прекрасно помнил о подлинных действиях над трупами и о месте их захоронения.

Многие из версий в исторической литературе обстоятельно рассматривались и отвергались. В последнее время зарождается еще одна, которая может получить широкое распространение. Она прямо относится к вопросу об Алексее и его сестре Марии, и на ней следует остановиться специально. Суть ее сводится к утверждению, что останки их захоронены вместе с другими, но глубже и до них при раскопках просто не добрались.

Так, В. В. Зайцев высказал и попытался обосновать предположение о том, что недостающие останки находятся в той же могиле, глубже, на «нижнем этаже», который тщательно замаскирован. Речь идет о «двух этажах» могилы, а также о неполном соответствии костей и т.п. В связи с последним моментом надо иметь в виду, что могила была потревожена после Великой Отечественной войны прокладчиками высоковольтного кабеля. С одного края могилы кости перемешаны и повреждены (там в 1991 г. был обнаружен кусок кабеля). При раскопе, сделанном тайно Авдониным и Рябовым еще в июне 1979 г., причем без единого специалиста, производилось не частично-поверхностное, а самое основательное вскрытие могилы с обнаружением восьми останков из девяти. Все это не могло не сказаться на состоянии скелетов, не могло не затруднить последующее их извлечение, проводившееся также не на должном научном уровне. Позднее, как уже отмечалось, Рябов признавал свои действия кощунственными и некомпетентными и участвовать в экспедиции 1991 г. отказался¹⁷¹. Так что причин для повреждения костных останков было более чем достаточно. Главные же соображения и аргументы В. В. Зайцева таковы: «...в свидетельствах Юровского нет ни одного намека, что кто-то захоронен отдельно. Вот, положим, слова о заключительной операции: "Двое-трое взялись за копание могилы, потом приступили другие, тут же рядом (!) костер. На месте сжигания (!) вырыли яму; снова зажгли большой костер. Прежде чем сложить в яму остальные трупы, облили их серной кислотой, завалили шпалами, закрыли, грузовик пустой проехал и поставили точку". И еще. В одном абзаце Юровский подчеркивает небольшую глубину могилы (девятерых нашли, примерно, на отметке один метр), а в другом оперирует почему-то цифрой в "два с половиной аршина"?!»¹⁷²

Одним словом, предпринимается попытка доказать, причем опираясь на свидетельства самого руководителя захоронения, что все 11 расстрелянных были погребены в одном и том же месте. Прежде всего учтем, что и «Записка» Юровского 1920 г., составленная им с помощью М. Н. Покровского, и последующие его зафиксированные свидетельства — «Последний царь нашел свое место» (1922 г.), доклад и ответы на вопросы на совещании старых большевиков в Свердловске 1 февраля 1934 г., — сугубо конфиденциальны. Первый и наиболее важный из этих документов — «Записка», в которой конкретно и точно указано место захоронения, — был особо засекречен на десятилетия. Юровский никоим образом не ставил при этом задачей афишировать сведения, сделать их достоянием общественности, тогда как Ермаков писал воспоминания для музея, автобиографии для приобщения к личным делам, то есть для достаточно широкого обозрения. Потому, главным образом, и писал он неправду, сохраняя тайну истинных мест захоронения. С утверждением Зайцева, будто свидетельства Юровского не дают «ни одного намека» о захоронении кого-то отдельно от остальных, согласиться как раз невозможно. Такой вывод прежде вроде бы никому еще не приходил в голову. Обратимся же к его свидетельствам. В «Записке» читаем: «Хотели сжечь А[лексе]я и А[лександру] Ф[едоровну], но по ошибке вместо последней с А[лексе]ем сожгли фрейлину. Потом похоронили тут же под костром останки и снова разложили костер, что совершенно закрыло следы копанья. Тем временем вырыли братскую могилу для остальных. Часам к семи утра яма аршина в два с половиной глубины и три с половиной в квадрате была готова. Трупы сложили в яму; облив лица и вообще все тела серной кислотой, как для неузнаваемости, так и для того, чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была неглубока). Забросав землей и хворостом, наложили шпалы и несколько раз проехали — следов ямы и здесь не осталось»¹⁷³. Всякому из «Записки» видно, что 9 трупов были захоронены в одном месте — большой («братской») могиле, перекрытой затем шпалами и прочим, а вторая могила — в другом месте и замаскирована вновь разведенным на этом месте костром. Юровский бесспорно говорит о своем стремлении похоронить часть трупов в одном месте, а остальные — в другом¹⁷⁴. Такая цель преследовалась специально, как весьма важная, маскировочная.

В. В. Зайцевым делается извлечение из доклада Юровского на совещании старых большевиков в 1934 г. как вроде бы менее четкое в указании на захоронение трупов в двух местах, но цитируется документ с большими искажениями, пропусками без отточий, из-за чего не столь очевидной становится картина захоронения трупов именно таким образом: в двух местах. Цитируем источник: «Двое-трое взялись за дело, потом приступили другие. Тут же развели костер, и пока готовилась могила, мы сожгли два трупа: Алексея и по ошибке вместо Александры Федоровны сожгли, очевидно, Демидову. На месте сжигания вырыли яму, сложили кости, заровняли, снова зажгли большой костер и золой скрыли всякие следы. Прежде чем сложить в яму остальные трупы, мы облили их серной кислотой, яму завалили, шпалами закрыли, грузовик пустой проехал, несколько утрамбовали шпалы и поставили точку»¹⁷⁵.

Итак, могил — две: в одну сложили останки двух сожженных трупов, засыпав и замаскировав ее потом новым кострищем, затем в другую — остальные, засыпав их и покрыв шпалами, которые затем утрамбовали колесами грузовика. Зачем, спрашивается, тщательно маскировать общую могилу кострищем, золой перед тем, как навалить на нее шпал и проехать машиной? К тому же Юровский (и другие) подчеркнуто утверждал, что вторая, большая могила копалась в заболоченном месте, где и костер-то трудно было разжигать! Первая же могила копалась под костром в обычной, незаболоченной почве. Примечательно, что в данном случае Юровский говорил о плане захоронения останков «группами в разных местах»¹⁷⁶. Это делалось специально. Цитировавшееся нами и В. В. Зайцевым место из доклада Юровского — один вариант его стенографической записи и расшифровки. В другом варианте сказано примерно то же: «Я велел разложить костер и приступить к сжиганию. Думаю, что пока удастся вытащить машину; часть будет сожжена». Отвечая на вопрос одного из участников совещания старых большевиков в 1934 г. о захоронении, Юровский подчеркнул о малом из них, который замаскировали костром: «мы сумели все собрать до самой мелочи». О большом: «облили... серной кислотой, яму завалили шпалами, закрыли, грузовик пустой проехал, несколько утрамбовал шпалы, и поставили точку»¹⁷⁷. Совершенно определенно сказано о двух могилах.

На все это указывалось и другими похоронщиками, особенно определенно помощником Я. X. Юровского по облчека И. И. Родзинским. «Нам важно [было], — отмечал он в мае 1964 г. в организованной с санкции ЦК КПСС беседе, запись которой многие годы не публиковалась, — чтобы не оставалось количества 11, потому что по этому признаку можно было узнать захоронение. Ну, а так что же, ну расстрелянные были люди, брошены, а кто? Царь или кто»¹⁷⁸. Участник захоронения чекист Г. И. Сухорукое, видный чекист М. А. Медведев (Кудрин), не присутствовавший в Поросенковом логу, но сразу же проинформированный Юровским и Родзинским и ссылавшийся на них, оставили свои свидетельства. Они составлялись без предварительного знакомства с документами Юровского, тем не менее совершенно согласуются с ними. В беседе Родзинский сказал следующее: «Вдруг наша машина на каком-то проселке там застряла, оказалась трясина. Дело было к вечеру. Мы немного проехали. Мы все эту машину вытаскивали, еле-еле вытащили. И тут у нас мелькнула мысль, которую мы и осуществили. Мы решили, что лучшего места не найти. Мы сейчас же эту трясину расковыряли. Она глубокая бог знает куда. Ну; тут часть разложили этих самых голубчиков и начали заливать серной кислотой, обезобразили все, а потом все это в трясину. Неподалеку была железная дорога. Мы привезли гнилых шпал, проложили маятник (опечатка, надо — «мостик». — И. П.), через самую трясину. Разложили этих шпал в виде мостика такого заброшенного через трясину а остальных на некотором расстоянии стали сжигать... Долго жгли их, поливали и жгли керосином там, что-то еще такое сильно действующее, дерево тут подкладывали. Ну долго возились с этим делом. Я даже, вот, пока горели, съездил, доложился в город и потом уже приехал»¹⁷⁹. Медведев рассказывал о захоронении трупов в болотистом месте, затем замаскированном шпалами, предварительном сжигании части их (он не говорил конкретно, что эту группу похоронили отдельно, но также подчеркнул, что трупов должно было быть «меньше одиннадцати»)¹⁸⁰.

Наконец, показания рядового чекиста, который, в отличие от названных руководителей, собственноручно закапывал трупы. У него мы читаем: «Недалеко была мочажина, настланная шпалами в виде моста, и здесь-то задний грузовик, почти проехавши, застрял, все наши усилия ни к чему не привели, и решили шпалы снять, выкопать яму, сложить трупы, залить серной кислотой, закопать и снова наложить шпалы. Так было и сделано. Для того, что если бы белые даже нашли эти трупы и не догадались по количеству; что это царская семья, мы решили штуки две сжечь на костре, что мы и сделали, на наш жертвенник попал первый наследник и вторым младшая дочь Анастасия, после того как трупы были сожжены, мы разбросали костер, на середине вырыли яму; все оставшееся не догоревшее сгребли туда, и на том же месте снова развели огонь и тем закончили работу»¹⁸¹.

Останки двух жертв искать в общей могиле было бесполезно, тем более что при повторном, официальном вскрытии 11-14 июля 1991 г. участниками приняты были меры к самому основательному ее обследованию в целях обнаружения останков еще двоих погибших. Было чуть позже и дополнительное откапывание, извлечение мелких костей и предметов.

В. В. Зайцев знал об этом, но все же полагал, что останки сожженных покоятся в глубине большого захоронения. Кроме того, он опять же по невниманию заявлял, будто Юровский в одном случае говорил о двух, а в другом — о трех трупах; у того речь шла только о двух. Рассуждения автора не лишены интереса. Приведем их: «..."гробовщики" вдруг наткнулись на скальный грунт, благодаря которому, видимо, и возникла соседняя трясина. Но скала залегла на севере, и там углубиться в почву и впрямь было невозможно. А с юга оставался сравнительно мягкий грунт, который легко поддавался лопатам. Отсюда и разные "высоты" по Юровскому. Выходит, что это была своеобразная двухэтажная могила. А значит, именно под девятью найденными останками в следующем нижнем слое и покоятся еще двое, упрятанные чуть дальше в южной части. Правда... участник раскопок Петр Грицаенко, собственными руками достававший первые кости, объяснил, что они дошли до самого дна, тщательно расчистили его. Дно отличалось по цвету от остальной породы. Это может быть объяснено тем, что "расстрельщики" произвели целый ряд маскировочных операций: разжигали костер, затем тут же устроили раскоп для оставшихся костей и прочей "мелочи", по выражению Юровского, потом снова прибегли к огню, затем трамбовали — немудрено, что верх первого "этажа" стал походить на низ второго»¹⁸².

Выполнить такое сверхсложное хитроумное дело в заболоченном месте, на глубине, уставшим, много часов не евшим, сутками не спавшим, в ночное время просто было немыслимо!¹⁸³ Добавим, что с точки зрения здравого смысла это просто нелепо. Конечно, «охотнику» можно еще раз проверить дно захоронения, попытать счастья в поисках, но, с нашей точки зрения, это совершенно бесперспективно, ибо идет вразрез с приводившимися данными источников. К тому же, как отмечалось, археолог, ныне доктор исторических наук, Я. Н. Корякова, участница раскопок, определила границы захоронения по почвенно-геологическим признакам. Она, как и ее муж И. О. Коряков, также участник раскопок, отмечали: «Уровень дна в углублении был 110-127 см, тогда как в остальной части ямы — 95-100 см. Большая часть дна представляет собой скальный грунт (то ли "истинный" материк, то ли камень очень больших размеров). Именно эта скала обусловила как неровный рельеф дна, так и — что важнее — небольшую глубину ямы: лишь в южной части скала ушла вниз и позволила могильщикам углубиться, чтобы они смогли поместить все девять трупов»¹⁸⁴. На вопрос о том, не остались ли в могиле еще какие-то останки, Корякова отвечала: «ручаюсь, все что можно было найти, найдено»¹⁸⁵. Трупы итак оказались размещенными в два, если не в три этажа (последний из них). Не найдено на дне могилы, под девятым трупом и признаков предполагаемого В. В. Зайцевым кострища (как и вообще в этой могиле).

Чем выдумывать такие сложности, какие предположили этот и другие авторы (заметим, что В. В. Зайцев впоследствии отказался от этой надуманной версии), похоронщики могли выбрать и выбрали иной вариант. Главным для них было захоронить две группы не в одном месте, даже «на двух этажах», а именно и обязательно порознь. По крайней мере это уже обеспечивало достижение важной цели: если даже и не удастся основательно сжечь трупы, их останки будут в другом месте и в общей могиле — копай не копай — их уже не обнаружишь!

Какие выводы, заключения и предположения можно сделать из документальных источников, свидетельств участников захоронения останков Царской Семьи в ночь на 19 июля 1918 г? Прежде всего тот исходный вывод, что решительно все свидетельства, кроме показаний Ермакова, достоверны. О времени, месте и обстоятельствах захоронения в Поросенковом логу, прямо под Коптяковской дорогой, под шпалами, девяти останков, облитых серной кислотой, Я. X. Юровский, И. И. Родзинский, Г. И. Сухорукое и, с их слов, М. А. Медведев писали правду. Допущенные некоторыми из них ошибки, разноречия носят частный характер и объясняются издержками памяти, что они сами оговаривали. Разносторонняя медицинская, научно-криминалистическая экспертиза подтверждает, что найденные останки принадлежат девятерым из убитых в доме Н. Н. Ипатьева в ночь на 17 июля 1918 г. Значит, с полным доверием к свидетельствам похоронщиков следует относиться и по вопросу сожжения и захоронения отдельно останков двух жертв. Конечно, чекисты предпочли бы уничтожить, сжечь не только двоих, а даже всех, но понимали, что без опыта, при скудных средствах, в спешке, при опасности появления нежеланных свидетелей это невозможно, поэтому и ограничили свою задачу сожжением и захоронением останков лишь двоих. Причем, как можно понять Юровского и других, стремились сжечь именно членов Семьи Романовых, а не просто кого-то, что, естественно, создавало бы проблему перед следствием, если бы белым удалось обнаружить основное захоронение. Не лишним будет заметить, что и теперь одной из главных проблем в деле признания общественностью, представителями духовенства, даже специалистами подлинности останков Царской Семьи, найденных у Шувакиша, является их количество: всего 9 трупов, тогда как расстрелянных в доме Ипатьева было 11! Следует обратить внимание на то, что захоронщики единодушно указывают на отбор для сожжения приметной фигуры из Романовых — мальчика Алексея. Это так и есть, вопреки многократным заявлениям Рябова со ссылкой на результаты экспертизы специалиста кандидата наук С. С. Абрамова, будто один из изымавшихся им из могилы черепов принадлежит царевичу Алексею¹⁸⁶.

Что следует дальше? В том самом месте, где произведено было захоронение девяти, в логу, на заболоченном участке дороги застрял грузовой автомобиль. Его пытались вытаскивать и вытащили в сторону города, ВИЗа только после полной разгрузки, то есть после извлечения из кузова всех трупов. Юровский говорил: «Сгрузив все, вылезли»¹⁸⁷. Куда сгрузили трупы, а возможно, и тару с горючим и кислотой? Из всего видно, что все трупы определенно сложили перед трясиной, будущим местом большого захоронения, недалеко от застрявшего грузовика, ближе к переезду. Перетаскивать все это по заболоченному, разбитому, разжиженному участку вперед вряд ли имело смысл вообще, и этого сделано не было. На то есть и доказательства. Грузовик марки «Фиат», за рулем которого был чекистский шофер С. И. Люханов, по тем временам был большим и мощным. Его передняя часть, с кабиной (обычно открытые сиденья, отделенные высокой перегородкой от кузова, иногда с добавочным тентом над головами седоков), составляла одну, а кузов — вторую, примерно равные половины. Выгружать из кузова поклажу и как-то перетаскивать ее через переднюю часть или протаскивать вдоль нее по заболоченной дороге было крайне трудно. В обратную же сторону, открыв задний борт, разгружаться было, наоборот, просто и легко, тем паче что тут, рядом, было возвышающееся, сухое место. Разгрузка именно в эту сторону диктовалась и деловой привязкой к оставшемуся позади, но совсем близко, в каких-то 200-х метрах переезду, дому путевого сторожа с имевшимися у него различными подручными лесоматериалами, необходимыми и для вытаскивания машины, и для производившихся затем захоронения и сжигания. О том, что похоронщики ходили за этими лесоматериалами — шпалами, как мы видели, есть данные в их воспоминаниях.

В распоряжении исследователей имеются показания сторожа Я. И. Лобухина и его сына В. Я. Лобухина. Лобухины рассказали, что грузовик «прошел... через переезд прямо через лог, а не времянкой, как шли все остальные (другие автомобили. — И. П.)... Этот автомобиль в логу и засел в топком месте... За ночь они там целый мостик выстроили: из шпал и тесу от моей городьбы. Это уж я потом тес назад взял, и там одни шпалы остались» (показания старшего Лобухина); «там в логу у них автомобиль застрял. Кто-то из них взял из нашей ограды шпал и набросил там мостик» (показания младшего Лобухина). Рассказал Яков Лобухин и о стычке его жены с одним похоронщиком, который потребовал ведро воды: «Баба моя на него за стук осердилась и сказала ему, что он нас напугал. Он на нее за это осерчал и говорит: «Вы тут, как господа, спите. А мы всю ночь маемся. У нас тут автомобиль согрелся. На первый раз простим, а в другой раз так не делайте»¹⁸⁸.

Теперь важно выяснить вопрос о возможном месте разведения костра, на котором сжигали два трупа и под которым их останки закопали, и напомнить о времени этих действий — в ночь на 19 июля до раннего рассвета. Начиналось все в темноте, и костер был абсолютно необходим. В июльскую, хотя и короткую, но темную ночь костер понадобился, очевидно, сразу же, когда после неудачных попыток с ходу вытащить машину стала ясна необходимость приносить и подкладывать под ее колеса какой-то материал. В источниках идет речь только об одном, но дважды разжигавшемся костре (а значит, второго костра не было). Он должен был освещать и место размещения трупов и горючего, и застрявший автомобиль, и участок дороги, на котором действовали похоронщики в попытках его вытащить, протолкнуть вперед. А после этого костер понадобился для освещения при рытье могилы, забрасывании в нее трупов, заваливании ее землей и заделывании шпалами и досками. Одним словом, костер разожгли на весьма близком расстоянии от большой могилы, очевидно, со стороны переезда, на пригорке, значительно ближе опушки леса. Он был, по-видимому, буквально рядом, метрах в 10-20 от дороги. С обеих сторон дороги был лес. У самого леса, рядом с деревьями, костер разжигать, конечно, не могли из-за опасения лесного пожара, к тому же костер должен был быть достаточно близко, для хорошего освещения главного объекта — мочажины. Попробуем уточнить место, где был разожжен костер, под которым затем погребли останки двух сожженных трупов. Никаких указаний на то, что это было сделано на дороге, в источниках нет. Будь так, Юровский не преминул бы упомянуть об этом и об утрамбовывании потом не только могилы в мочажине, шпального настила над ней, но и просто участка дороги в другом месте. Хотя, конечно, нельзя исключать вероятность разжигания костра и второго захоронения тоже на дороге. Маскировка второй могилы производилась по-другому: над ней, на месте старого кострища, был разведен новый костер. Костер разжигался скорее всего или слева, или справа от дороги. По всей вероятности, слева (глядя со стороны ВИЗа), этот участок выглядит более подходящим — он сухой и близкий к лесу, где можно брать валежник для длительного поддержания большого костра. В той ситуации такое соображение тоже могло играть значительную роль. И потом: дорога в этом месте должна была оставаться свободной для проезда легковой машины чекистов, следовавшей за «Фиатом»; в числе ее пассажиров находился и фактический шеф облчека, уральский лидер Ш. И. Голощекин. О легковой машине упоминали (Юровский — даже о «двух легких, одной для чекистов»), писали участники захоронения¹⁸⁹. Голощекина, хорошо известного жителям, видели в легковом автомобиле возвращавшимся утром 19 июля через ВИЗ в город¹⁹⁰. Оба легковых автомобиля или один из них могли стоять на дороге тут же, чтобы, пользуясь светом костра, наблюдать за действиями захоронщиков. Правда, в одном из источников говорится о том, что Голощекин оставил автомобиль на разъезде. Напрашивается вывод, что остатки кострища и место захоронения останков Алексея и Марии находятся в каких-нибудь 3-5, максимум — 10 метрах в сторону разъезда, к северо-западу. Юровский пишет о месте захоронения их останков так: «...тут же под костром» «...тут же развели костер»¹⁹¹. В общем, где-то совсем рядом, близко. Попытаемся точнее определить это место.

Обратимся еще к двум специфическим и важным документам, связанным с именем Ермакова. В середине 1920-х гг., как уже отмечалось, Ермаков, а также целая группа уральских активистов специально сфотографировались на месте подлинного захоронения Царской Семьи. Ермаков отдельно снялся в рост, стоя на кромке шпального настила над могилой, с левой его стороны. Это само по себе примечательно и не может не обратить на себя внимания исследователей; особенно теперь, когда стало доподлинно известно, что это и есть истинное захоронение Царской Семьи, фотография одного из главных ее убийц на его фоне и похоронщиков лишний раз свидетельствует о том же. На обратной стороне фотокарточки сделана надпись карандашом, свидетельствующая о том, что снимок сделан на месте захоронения Царской Семьи. Надпись стиралась, но по ее остаточному следу легко прочитывается. В частности, это было сделано следователем, прокурором-криминалистом Генеральной прокуратуры В. Н. Соловьевым, много лет занимавшимся этой проблемой.

Главное же, о чем следует вести речь, над чем в сопоставлении с другими данными автор этих строк раздумывал уже несколько лет, — это брошенный на траву слева, подальше от Ермакова, кусок светлой плотной ткани размером приблизительно 60x70 см. Он, по глубокому убеждению автора этой книги, и может быть указателем места захоронения останков цесаревича Алексея и великой княжны Марии — его сестры. Ткань сама по себе тут появиться не могла. По всему видно, что она добротная, не рваная, плотная, по виду напоминающая брезент. При невероятной нищете населения, когда даже прочную заплатку на колени брюк крестьянину трудно было найти, этот добротный кусок не могли выбросить проезжающие или проходящие мимо. Если бы он выпал из повозки, то скорей всего лежал бы на дороге или близ нее. И лежать он мог только до появления первого проезжающего или проходящего. Значит появление его связано с прибытием сюда Ермакова и активистов. Зачем Ермаковым положена сюда ткань? Это не одежда, не пальто или плащ, сброшенные позирующим на фото для демонстрации своих милицейских формы и выправки. И расположена ткань не рядом с ним, а поодаль. Может быть, он и его товарищи решили устроить на природе, у «памятного места» пикник? Но рядом решительно нет никаких других предметов, которые бы свидетельствовали об организации пикника. К тому же этот лоскут слишком мал, чтобы служить скатертью для такой группы. Продуманно яркая, выделяющаяся на фоне травы ткань оставлена в полном отрыве от чего-либо еще как четкий специальный знак, деталь для фиксации на фотографии. Зритель не может не заметить, что этому знаку определено было точное место. Под лупой и даже без нее на фото можно ясно рассмотреть несколько камней, которыми ткань прижата, закреплена на нужном месте. Может быть, камни положены, чтобы ткань не унесло ветром, впрочем, погода тихая, трава, ветки деревьев, как видно на фотографии, довольно спокойны, гимнастерка Ермакова, ее не раздутые рукава тоже говорят о том, что ветра нет. Ткань, лежащая на траве, на самой ее поверхности, топорщащаяся на ней, придавлена, зафиксирована только что. Ее старательная фиксация на определенном месте — главное; это, вполне вероятно, мета для непременного попадания в памятный кадр. Кем же она сделана? Разумеется, Ермаковым, и конечно, только что, к моменту фотографирования. И он приложил старания, чтобы она была хорошо заметна, ярко выделялась на свежей траве.

Следует обратить внимание на композицию кадра, место, занятое для позирования самим Ермаковым. Он занял такую позицию, которая связывает в единое целое и шпальный настил, и особое место, столь старательно обозначенное. Расчет: и то, и другое должны попасть в объектив, и он сам с ними, между ними. И вообще трудно себе представить, чтобы специально приехав для того, чтобы запечатлеться на местах захоронения, он не обозначил бы и второе из них. Не имей особого значения ткань — пятно, необходимость его приближения, он скорей всего снялся бы или на фоне настила в целом, всей большой могилы, или стоя прямо на ней, попирая ее своим сапогом («она вот, подо мной»). Весь кадр смещен влево, очевидно, на главное место действий в ночь с 18 на 19 июля, оба захоронения одновременно, место памятное для Ермакова — одно из главных в его большевистской революционной жизни, деле свержения, уничтожения Царя и его Семьи в самом прямом смысле слова! Положенный Ермаковым и закрепленный камнями перед фотографированием на месте захоронения большой кусок ткани (а не «брошенный платок», по словам журналиста Л. Аннинского: см.: Родина. 1998. № 7. С. 12) может быть указанием на место захоронения останков Алексея и Марии, именно отсюда следовало бы начать обследование и раскоп. Не исключаем, что «малое захоронение» может находиться и в другом месте, но непременно в Поросенковом логу, близ «большого» вскрытого захоронения. Ненайденные останки двух жертв великого, исторического беззакония в Ипатьевском доме в ночь на 17 июля 1918 г. — Алексея и его сестры Марии — с большой вероятностью могут находиться в указанном месте.

К сказанному важно добавить еще один весомый аргумент, связанный также с фотодокументом, а именно с упоминавшимся снимком от 1919 г. Н. А. Соколова и Р. Вильтона. На нем виден мостик в таком же примерно развороте. В кадре слева (за местом, которое Ермаков обозначил куском ткани) виден лесок. Так вот, ближайшие деревья буквально оголены. Можно с большой уверенностью говорить о том, что людям Юровского 19 июля, год назад, не хватало валежника на поддержание костра и они срубили сучья, конечно же, ближайших к нему деревьев. Снимок Соколова-Вильтона и фото Ермакова с его «памятным знаком», думается, ставят на определении места «малого» захоронения точку. Совпадают все данные, рассмотренные выше, сводящиеся не только к важному визуальному свидетельству снимка Ермакова, но и к самой надписи на обратной стороне этой фотографии, которая гласит: «Место где сожжены Романовы». Искать останки следует здесь.

Что касается реакции других авторов на наши короткие публикации о том, где, в соответствии с историческими источниками, следует производить поиски сожженных останков Алексея и Марии, то она очень скупа и основывается по-прежнему в основном на выводах следователя H. A. Соколова. При этом не учитывается то, что Соколов должен был прервать расследование из-за вынужденного отъезда из Екатеринбурга перед вступлением в него армии красных в июле 1919 г. Например, Г. Б. Зайцев, участвовавший в раскопках у шахты (сотрудничающий с А. Н. Авдониным), отвергает нашу версию и аргументацию о захоронении останков сожженных Алексея и Марии в Поросенковом логу, так как там поиски уже производились и все обследовано¹⁹². Он полагает, что останки находятся в Брюсселе (имея в виду не только отрубленный палец, обнаруженный следствием белых, но и увезенные Соколовым в Европу костные фрагменты из кострища у шахты) и хранятся в храме св. Иова, — хотя и оставляет открытым вопрос о том, кому они принадлежат. Г. Б. Зайцев делает еще один поразительный вывод: несмотря на то, что Юровский писал о сжигании двух тел рядом с основным захоронением, «то есть к югу от развилки железных дорог. Но нам известно, что в 1918-1919 гг. ни Н. Соколов, ни другие следователи в этом месте не искали... Следовательно, найденные (белыми на Ганиной Яме. — И. П.) костные останки были обнаружены севернее железнодорожных веток, и тем самым площадь поисков неимоверно расширяется». Подобными рассуждениями и предположениями он отводит исследователей от реального места захоронения в Поросенковом логу, утверждая, что автор данной книги безосновательно призывает к поискам на его территории останков Алексея и Марии¹⁹³.

Очевидно, что Г. Б. Зайцев, как и многие другие прежде и теперь, не учитывает оставленные участниками захоронения свидетельства, то есть документы: или обходит их, или лишь касается некоторых отдельных фрагментов, не анализируя и не опираясь на них. А ведь все свидетельства всех участников захоронения: Я. X. Юровского, Г. И. Сухорукова, И. И. Родзинского, М. А. Медведева и П. 3. Ермакова (несмотря на заведомое искажение событий в корыстных целях), — вопиют, неопровержимо свидетельствуют о захоронении всех жертв убийства в одном и том же месте — Поросенковом логу, только там и нигде больше! Допустимо ли игнорировать единственные первоисточники, никоим образом не фальсифицированные, абсолютно достоверные?

Да, останки двоих в Поросенковом логу искали, но не так, как следовало, на недостаточной глубине (щуп забивали в землю всего на 40-50 см, притом с очень крупным шагом сетки в 1 м) и без применения современной техники! Искать захоронение, причем совершенно необычное, наугад, беспланово, с помощью металлического щупа ограниченной длины — практически бесполезно. Группа во главе с историком А. Ф. Шориным несколько лет тому назад прощупала таким образом в Поросенковом логу площадь в 10 тысяч квадратных метров, все вокруг — безрезультатно.

Если бы этой группой предварительно были изучены и тщательно проанализированы документальные источники, то она сосредоточилась бы на не очень большом участке, буквально прилегающем к месту большого захоронения, шпального настила, в сторону железной дороги, где находились трупы, где, скорее всего, и разводился костер. Не исключено, конечно, и то, что костер-захоронение мог находиться и с другой стороны от дороги, и с другой от большого захоронения, — в сторону города, но, вне всякого сомнения, рядом, близ большого захоронения. Об этом и о необходимости непременного использования более современных методов обследования грунта приходится — пока, увы, безрезультатно — твердить со времени первой публикации о работе проведенной группой А. Ф. Шорина¹⁹⁴.

Сохранились ли в захоронении останки? Можно с большой долей уверенности ответить на этот вопрос положительно. По крайней мере никогда не просачивалось никаких сведений об их нахождении и извлечении. Утрамбовка и кострище на могиле были хорошей, надежной маскировкой. Вскоре это место заросло травой, совершенно затерялось на поляне. К моменту фотографирования Ермакова в Поросенковом логу в травяном покрове еще могли сохраниться некоторые остатки кострища. Да он и по памяти, еще свежей, мог обозначить место достаточно точно. Наверняка захоронение сделано на значительной глубине. На какой — большой вопрос. Юровский говорит о глубине основной, большой могилы «аршина два с половиной» (около 180 см), хотя тут же добавляет, что она «была неглубокая»¹⁹⁵. Оказалось, что она действительно была мелкой, гораздо меньше двух аршин. А может быть, могила в 2,5 аршина — другая, малая? Сам он не копал ни ту, ни другую. Кто-то мог сказать: «два с половиной аршина — хватит!» — и ему это врезалось в память. Тем более что он ведет речь о захоронениях вперемежку, перескакивая с одного на другое. Вырыть могилу в рост человека на сухом месте, без скальных пород, да еще малой площади (в нее предстояло сбрасывать не два трупа, или даже костяка, а лишь их недогоревшие костные останки) не составляло труда. Юровский, напомним, говорил: «сложили кости», Сухорукое: «все оставшееся недогоревшее сгребли туда». Последний мог и лично «сгребать оставшееся». Полной кремации, очевидно, не могло получиться, кости в каком-то виде оставались, но были сброшены кучей и уместились на самом дне могилы. Если могила достигала в глубину двух с половиной или хотя бы двух аршин, останки составили небольшую груду костей; не зная точного места захоронения, щупом (даже полутораметровым) их обнаружить почти невозможно. Они, надо надеяться, покоятся на своем месте. Только совокупные указания источников, особенно фотографии Ермакова, логические умозаключения подсказывают, где они скорее всего могут быть.

С учетом того, что объем останков мал, точная глубина их нахождения неизвестна, а ткань — мета Ермакова может лежать и не прямо над ними, предстоящие раскопки, имеющие огромное значение, должны быть подготовлены и проведены на высочайшем профессиональном уровне. Возможно, вскрытием следует сразу охватить 6-10 квадратных метров, на площади которых легче сразу выявить остатки кострищ. Уже верхний слой, дерн, если не будут получены определяющие предварительные результаты с помощью приборов, должен просеиваться для обнаружения признаков былого кострища. И чем дальше будут углубляться участники раскопа, археологи, тем внимательней им следует быть, все время памятуя, что сожжение останков могло приближаться к уровню кремации. Во всяком случае, многие кости истлели. Юровский говорил: «мы сумели все собрать до самой мелочи»¹⁹⁶. Необходимо иметь в виду все же некоторую вероятность обнаружения и извлечения кем-либо костей, в связи с чем важное значение могут иметь эти самые «мелочи», малейшие остатки, фрагменты костей, осадок их, признаки могильника, последнего кострища сверху и предыдущего, уходившего в отвал и зарытого затем с землей. Но все же есть основание питать полную надежду на сохранение в могиле, на ее дне, именно груды, кучки обгоревших костей, в том числе двух черепов или их фрагментов, зубов.

В данном разделе книги вниманию читателя предлагается для уяснения хода событий, истории вопроса остановиться и на некоторых сведениях о личном участии автора в истории поисков могилы Цесаревича. Уверенность автора в том, что малые останки сожженных Алексея и Марии находятся именно в указанном месте или близ него, основывается на совокупном документальном материале, прежде всего на указаниях непосредственных участников последнего захоронения, писавших для закрытых спецхранов «чистую правду» перед компартией и спецорганами. Она подкрепляется почти полувековым опытом обработки и анализа документов по сложнейшим вопросам российской истории этого периода. Приняты во внимание и ответы на мои вопросы А. И. Парамонова, и содержание беседы директора Института истории партии при Свердловском обкоме КПСС доцента Я. С. Юферева с П. 3. Ермаковым в начале 1952 г. в моем присутствии, и другие свидетельства. Автор этой книги уже очень давно знал о месте «большого захоронения», ныне выявленного, и предполагал, что «малое захоронение» находится где-то буквально рядом. Первое захоронение выявить было легче, второе — сложней. Уверенно и обоснованно указать его место в состоянии, по-видимому, лишь автор этих строк. Другим наша версия, к сожалению, представляется невероятной. Общественность находится во власти слухов и путаных, противоречивых сведений, распространявшихся на протяжении десятилетий людьми, не участвовавшими непосредственно в конечном захоронении.

Автор готов был поделиться своими знаниями и выводами о гибели Царской Семьи и ее захоронении уже несколько лет тому назад. Поныне остаются нерешенными два главных вопроса: а) всестороннее историческое обоснование обстоятельств гибели членов Царской Семьи, принадлежности найденных в 1970-1990-х гг. останков девятерых под Екатеринбургом именно Царской Семье и ее близким и б) поиск и обнаружение останков двух недостающих жертв убийства в доме Ипатьева в ночь на 17 июля 1918 г. Считал и считаю, что решить эти вопросы мы в состоянии. Рукопись этой монографии давно лежала в набросках, затем, уже готовая, дополненная всеми этими данными, шесть лет пылилась в издательствах. В 1991 г. была создана правительственная комиссия. Автор этой книги был уверен, что его, специалиста по истории гражданской войны, обладающего научными и почетными степенями и званиями, автора 900 работ, публикаций по судьбе Царской Семьи, многих книг по истории гражданской войны, давнего члена проблемного совета АН СССР (теперь — РАН) по революциям и гражданской войне, председателя его Уральской секции, привлекут к работе комиссии. Увы, не дождался. Она вообще стала обходиться без специалистов по истории гражданской войны на Урале, противоборства красных и белых, без знатоков событий тех лет в Екатеринбурге. Автору на протяжении многих лет больше, чем другим, довелось общаться, переписываться с десятками непосредственных участников тех бурных и сложных событий. Отодвинув самолюбие исследователя на задний план, руководствуясь исключительно соображениями полезности, я сам предложил свои услуги, беседуя во время приезда в Екатеринбург в 1993-1995 гг. с прокурором-криминалистом В. Н. Соловьевым, работавшим в комиссии. Тогда же дал ему понять, что смогу предметно помочь во многом, в том числе в поиске недостающих останков. В. Н. Соловьев на предложение никак не откликнулся. В 1996 г. автор вновь обратился с предложением своей помощи комиссии к ее тогдашнему председателю Ю. Ф. Ярову и к президенту Б. Н. Ельцину, делая акцент на то, что поможет поставить «точку над i» — найти останки цесаревича Алексея и его сестры, решить многие вопросы исторического плана. Реакции не было никакой, даже ответа не получил. С 1997 г. началась шумная, с резонансом во всем мире подготовка к погребению найденных и идентифицированных останков жертв ипатьевской трагедии. Автор книги решил действовать через свердловского губернатора Э. Э. Росселя, позвонил в его секретариат, изложил суть дела, назвал свои телефоны. Шли месяцы; звонков, вызовов, разговора не последовало. В то же время накануне погребения везде и всюду, на всех уровнях поднимался вопрос о поисках останков Цесаревича.

В ноябре 1997 г. появлялись сообщения о том, что предстоящим летом будут развернуты грандиозные и дорогостоящие поиски останков Алексея и Марии. Указывалось, что «американская комиссия под руководством Роберта Мейсона решила летом 1998 г. послать в Россию 17 экспертов-поисковиков из Пентагона с соответствующей аппаратурой для розыска праха царевича Алексея и его сестры Марии» и что «Комиссия под руководством Бориса Немцова утвердила предложения Синода... Под новые исследования выделено 2 млрд. рублей»¹⁹⁷. Не желая, видимо, участия в акции американских специалистов, Э. Э. Россель в начале февраля 1998 г. в Москве в выступлении на НТВ заявил, что ему «известно место захоронения царевны Марии и царевича Алексея», имея в виду? как выяснилось, информацию А. Н. Авдонина¹⁹⁸. Последний же не замедлил опровергнуть ее, указав в телеинтервью и заявлении для печати, что ему определенно это место неизвестно, что останки «могут находиться в трех местах» и их придется искать, возможно, годы, на идентификацию, «потребуется еще лет пять-десять» и просил для своей группы, «500 тысяч деноминированных рублей»¹⁹⁹. И тогда, и позднее Авдонин заявлял о необходимости производить поиск у места попытки первого захоронения, утверждая, что в Поросенковом логу этих останков нет, там все исследовано. Он сделал вывод об уничтожении и захоронении останков под кострищем еще у шахты под Коптяками, оказавшись в плену предположения следователя Н. А. Соколова.

Наблюдая такую ситуацию, полное непонимание проблемы, беспомощность перед историческими источниками и в то же время безудержную трату на протяжении многих лет народных средств на зарубежные поездки и прочее, повторение всей этой кутерьмы под предлогом поисков цесаревича Алексея, автор данной монографии решил открыто сказать о месте, где следует искать его останки и княжны Марии. Некоторые из моих товарищей не советовали этого делать, ибо идею, научное открытие могут попросту украсть: нравы теперь такие. Оставалась надежда на то, что этого не случится, а обществу я помогу — останки детей Николая II будут к началу лета 1998 г. найдены, идентифицированы и упокоятся в Петропавловском соборе вместе с другими. В середине февраля вновь созвонился с чиновниками приемной Э. Э. Росселя. В ответ последовало требование подробного обоснования, доказательств и оформления всего этого в официальном заявлении. К мотивированному заявлению мною был дан ряд приложений. Просил, по возможности, ознакомиться с рукописью данной монографии и помочь ее опубликовать безгонорарно в интересах решения большой совокупности вопросов исторического плана, которые выдвигаются до сих пор и Патриархией. Указал на то, что с коллегами-учеными и своими учениками при малой технической помощи берусь безвозмездно произвести поиск и раскопки. Ответа вновь не последовало ни тогда, ни позднее. С таким же заявлением опять обратился уже к новому председателю правительственной комиссии — Б. Е. Немцову. Лишь в апреле 1998 г. получил извещение из Администрации президента за подписью советника Отдела писем Т. А. Воеводиной, где говорилось: «Сообщаем, что Ваше обращение, поступившее на имя Первого заместителя Председателя Правительства РФ, направлено на рассмотрение в секретариат Б. Е. Немцова». От Немцова и его аппарата ни писем, ни звонков не последовало.

Между тем решил обратиться к общественности, написал варианты статей и передал их в 1998 г. в столичный журнал «Родина» и екатеринбургскую газету «Подробности». В журнале эти материалы были опубликованы под заголовком «Знак», во втором номере, а в газете — в выпусках от 24 («Здесь погребены царские дети») и 27 февраля («Захоронение было разбойно-большевистским. Большевистским стало и вскрытие»). В них вновь указал на бескорыстное участие в поиске, если моей группе дадут такую возможность; поместил снимки вероятного места захоронения останков; выступил с интервью по местным «4-му» и «41-му» телеканалам. Все это не вызвало резонанса со стороны комиссии Немцова и губернатора Росселя. А между тем было произведено погребение останков девятерых в Петропавловском соборе. Много писали и говорили о необходимости искать останки Алексея и Марии. Э. Э. Россель вместе с А. Н. Авдониным решили летом и осенью 1998 г. искать их в районе урочища Четыре Брата, у шахты, где останков, как выше уже доказывалось, не должно быть. «Искать однозначно надо, — говорил Э. Э. Россель. — Но все упирается в финансы. На бюджет надеяться не стоит. Нужно искать спонсоров. Есть люди, готовые оплатить поиски. И среди них даже губернатор»²⁰⁰. По некоторым сведениям, по распоряжению губернатора Э. Э. Росселя А. Н. Авдонину было тогда передано около 1 млн. (новых) рублей. Эти деньги были истрачены в августе-октябре на раскопки у былой шахты, под Коптяками. Естественно, останков не нашли. В многочисленных интервью А. Н. Авдонин настаивал на необходимости новых средств на свои поиски и в 1999 году, и далее. Затраты на копание, с обезображиванием больших площадей, длились 3 (!) года. Спрашивается, сколько же будут продолжаться траты средств в нашей стране, Свердловской области, введение в заблуждение научной и гражданской общественности?

Зная о намерении губернатора и геолога начать раскопки в урочище Четыре Брата, автор этих строк еще в середине июня 1998 г. при поддержке главного редактора газеты «Уральский рабочий», известного краеведа Г. М. Каеты опубликовал краткий материал как последний призыв — предостережение от ошибки в готовящихся поисках и напрасной траты времени, сил и средств, указав на то место, где надо искать останки Алексея и Марии, с очередным кратким обоснованием своих позиций, с иллюстрациями. Вот текст публикации:

До сих пор считается, что место захоронения останков сожженных цесаревича Алексея и его сестры Марии неизвестно. Ожидается приезд в Екатеринбург большой группы специалистов из США с новейшей аппаратурой для начала поисков мест с кострищами в районе Четырех Братьев, под Коптяками. Поиски планируется вести, по всей вероятности, наугад.

Автором этих строк за последний год дважды обоснованно предлагалось руководителям области, правительственной комиссии во главе с Ю. Яровым, а затем уже с Б. Немцовым указать с высшей степенью вероятности место захоронения (и место сжигания) двух ненайденных останков членов царской семьи. Но никто предложением не заинтересовался. Публикации в журнале "Родина" (1998, № 2), екатеринбургской газете "Подробности" (1998 г., № 15 и 16) также не привлекли внимания. Реакции правительственных «поисковых» структур не последовало. Слышатся все те же заявления, что "место захоронения неизвестно".

В свое время этим делом занималась группа руководителей облЧК и рядовых чекистов. Из них пять человек оставили в разное время сведения о процессе захоронения и месте. Все они утверждали, что останки 11 жертв были привезены в Поросенков лог — "мочажину" — в ночь на 19 июля. Два трупа сожгли, остальных не смогли. Их и зарыли тут же, покрыв яму шпалами. Останки двоих — груда костей (зубы не горели, должны полностью сохраниться) — находятся в непосредственной близости от вероятного места захоронения девяти.

Малое захоронение находится рядом, и нигде больше! Где — рядом?

На снимке 20-х годов с Ермаковым (фото № 1), стоящим у настила, места "большого захоронения", видно поодаль светлую ткань, зафиксированную камнями, с разворотом фотокадра на эту деталь. Скорей всего так показано место "малого захоронения". Хотя оно может быть и с другой стороны дороги, но обязательно тут, рядом. И вряд ли мы сделаем ошибку, если со всеми мерами научной предосторожности, анализом почвы для выявления признаков кострища, органических, жировых и прочих остатков сожжения, начнем раскоп именно с этого, точно обозначенного места (фото № 2). Автор везде подчеркивал, что берется вместе с коллегами при определенной поддержке властей произвести эти работы безвозмездно. Ради истины и науки.

И. Плотников, академик Академии гуманитарных наук, заслуженный деятель науки РФ, доктор исторических наук, профессор Уральского госуниверситета»²⁰¹.

Увы, публикация не помогла. Готовились копать там, где не должно. Узнав об этом и следя за попытками помочь святому и научному делу, также возмущаясь неоправданной затратой средств на несостоятельные проекты, корреспондент «Литературной газеты» H. H. Зенова встретилась с автором этих строк и 26 августа опубликовала такой материал:

В Екатеринбурге наконец объявлено: скоро начнутся поиски захоронения царевича Алексея и великой княжны Марии.

Такое заявление сделал геолог А. Авдонин, нашедший в свое время, напомню, захоронение на Коптяковской дороге. Поскольку он возглавлял фонд "Обретение поддерживаемый губернатором Свердловской области, можно считать, что это озвученное решение местных властей.

Подчеркну: результаты поисков имеют решающее значение — в случае их успеха все "неверующие" должны будут отринуть сомнения, и точка в царском деле действительно будет поставлена.

Но почему работы так долго не начинались? "Все упирается в финансы", — звучал ответ. Оказывалось также, что необходимы помощь американских специалистов, особая техника и годы труда...

В это можно было бы безоговорочно верить, если не знать: в Екатеринбурге есть человек, который давно и безуспешно предлагает провести работы быстро и, по сути, совершенно безвозмездно. Это И. Плотников — доктор исторических наук, профессор, член проблемного совета РАН по истории революций и председатель Уральской секции данного совета, академик Академии гуманитарных наук. Равного ему специалиста по периоду гражданской войны на Урале, в стране, просто нет.

"Не нужно перекапывать километры земли, не нужно приглашать американцев, не нужно тратить миллионы — я на 99 процентов уверен, что точно знаю место, где тот самый горел костер, на котором жгли трупы цесаревича и его сестры, — сказал мне при встрече И. Плотников. — Если бы было "добро" от властей, мы бы сами со своими учениками и коллегами проделали всю работу".

Но не только согласия, но и вообще никакого ответа ни от кого И. Плотников за последние годы ни разу не получил: ни из правительственной комиссии, которой он предлагал свои услуги, ни из администрации президента, ни от местных властей. Впрочем из резиденции губернатора пришла просьба обосновать свою позицию подробно, что он и сделал. На этом все закончилось.

Но странно, что именно в последнее время вдруг стали раздаваться голоса: мол, нам уже известно место сожжения Алексея и Марии. Однако про сокращение масштаба планируемых затрат речь при этом отнюдь не идет...

Поневоле начинаешь думать: действительно, прав мой собеседник — слишком много вокруг царских костей людей, которые озабочены не столько поиском истины, сколько лаврами первооткрывателей, большими деньгами, которые под это дело можно получить, возможностью ездить по миру. Во всяком случае, пренебрежительно высокомерное молчание чиновников в ответ на предложение помощи со стороны авторитетнейшего ученого я лично объяснить не могу.

А будь иначе, не исключено, что останки всех членов царской семьи уже покоились бы в соборе Петропавловской крепости.

Наталья Зенова, соб. корр. "ЛГ"»²⁰².

Реакции опять не последовало никакой, «закапывание средств» продолжалось. После его завершения основатели тех поисков продолжали бесплодный труд в 1999-2000 гг. И на первом плане были и остаются требования денег. Но в деле есть один очень существенный момент: в октябре 1998 г., когда стали появляться слухи, а затем сообщения в печати, в частности в «Московском комсомольце» о том, будто А. Н. Авдонин нашел останки двоих²⁰³, у автора книги возникло предположение, что он без огласки начал раскопки в указанном в публикациях месте, и мы с членами редакции газеты «Подробности» съездили туда вновь. Увиденное и сфотографированное озадачило: именно на указанном месте (или в метре от него) появилось большое кострище, совершенно свежее, осеннее (о чем говорят не только его состояние, признаки, но и утверждения работников находящегося рядом Мостоотряда), а напротив — с другой стороны былой дороги — ископано лопатой около 30-40 квадратных метров почвы (об этом писала сотрудница «Подробностей» в номере за 3 ноября 1998 г). Загадка: или там копался дилетант, полагая, что рытья на глубину совка лопаты достаточно, чтоб обнаружить кострище 80-летней давности, или это дело рук какой-то организованной группы. Вскоре появились заявления А. Н. Авдонина корреспонденту газеты «Подробности» о том, что в 1998 г. он там никаких раскопок не производил. Ни слова не говорилось и не говорится о раскопках в Поросенковом логу²⁰⁴. Делу может быть нанесен непоправимый ущерб. Не может ли большое кострище маскировать следы вскрытия почвы, поиска и возможной находки, до поры до времени утаиваемой, не сделано ли оно по давнему примеру Юровского? А следы лопаты поблизости — может, это маскировка под дилетантские, случайные попытки «найти»? Властям необходимо как-то организовать охрану этого места, наконец, наверное, выслушать наши аргументы, познакомиться с необходимым кругом документов и материалов. Сделать все по-научному, по-граждански, да в конце концов, по-людски.

Обнаружение (уже одно оно) и последующая экспертиза костных останков двоих членов Семьи Романовых поставит, наконец, как уже подчеркивалось, точку над «i». У многих скептиков отпадет желание оспаривать факт обнаружения под Екатеринбургом, в Поросенковом логу, именно останков Царской Семьи. Это даст возможность завершить работу Правительства и параллельно действующей в этом направлении Патриархии Русской Православной Церкви и предметно решить вопросы захоронения всех останков именно как принадлежащих Царской Семье и канонизации жертв большевистского террора, погибших вместе с ними в июле 1918 г., как таковых поименно.

Но и вне зависимости от того, будут ли еще производиться поиски останков двух жертв, вопрос об идентификации найденных в Поросенковом логу останков девяти человек следует считать окончательно решенным. Найдены Романовы и их близкие люди. В этом вопросе поставлена точка. Из дома Ипатьева трупы вывезли 17 июля 1918 г. На протяжении этого и следующего дня перемещали, перезахоранивали не чьи-то трупы, а именно тела расстрелянных членов Семьи Николая II и обслуживавших ее лиц, придворных. Захоронили окончательно «на 9-й версте», близ переезда, в логу, под затопляемым участком старой Коптяковской дороги. Это был один из первых актов красного террора, официально еще не объявленного, но уже вошедшего в практику.

Извлечение останков, их идентификация квалифицированными научными силами России и зарубежных стран дали, с нашей точки зрения, окончательный и исчерпывающий ответ: расправа над Царской Семьей в ее полном составе в Екатеринбурге в ночь на 17 июля 1918 г. была историческим фактом. Не будучи специалистом в области криминалистической медицины и генетики, автор доверяет результатам экспертизы останков, найденных в 1991 г. под Екатеринбургом у Шувакиша, произведеной такими авторитетными центрами и специалистами, как профессора П. П. Иванов (зав. отделом молекулярно-генетических исследований Российского центра судебно-медицинской экспертизы), В. Л. Попов (Военно-Медицинская академия Санкт-Петербурга), РАН, Республиканский центр судебно-медицинской экспертизы Минздрава РФ, П. Гилл (Алдермастонский Криминалистический Центр Министерства внутренних дел Англии), У. Мейплз, М.-К. Кинг (судмедэксперты США), Военно-Медицинский институт Министерства обороны США в Вашингтоне), тем более что они полностью согласуются с результатами исторического исследования.

Произведенное в июле 1998 г. погребение в Петропавловском соборе найденных останков и канонизация членов Царской Семьи Патриаршей Русской Православной Церковью в августе 2000 г. обоснованы и справедливы, как и начатое уже строительство Храма-на-Крови во имя Всех Святых, в земле Российской просиявших, на месте Ипатьевского дома. Но помимо строительства храмов на месте первого захоронения, близ Коптяков, достойно и оправдано было бы возведение храма и в Поросенковом логу, где действительно были захоронены все члены Царской Семьи и до конца преданные им близкие люди. Однако, призываем предварительно произвести поиск и раскопки места сокрытия сожженных останков Алексея и Марии.