— Это было тяжело, Винс. У меня в какой-то момент начали мозги отказывать, от стимуляторов. Иду, что-то делаю, а потом не помню, где шел и чем занимался. Синяк на шее вон до сих пор не сошел, медблок разрядился. И потом три дня в больнице, причем надо бы еще столько же, но где времени взять? Сам понимаешь, сколько работы.
Я вздохнул и подвигал ногой. Земля еще не осыпалась, да и не видно ее было под цветами. На похороны я не успел, не отпускали врачи, вот и пришел последним. Нашел, стою, а что делать не знаю. Когда хоронили отца я не обращал внимания, вроде бы по обычаям его родни надо что-то там есть и пить, но есть мне не хочется вообще, а спиртное запретили напрочь. Так что просто начал рассказывать, словно Винс был жив, о том, чего он не увидел. Как мы пытались блокировать распространение синтетов, как подавляющая мощь "принцев" оказалась попросту ненужной против одиночных и разбегающихся во все стороны единиц. О том, как много крови натекает из убитой синтетом девушки. И как смотрел на нас ее отец.
– Говорят, я опять что-то там совершил, вроде бы героическое. Не помню, я вообще после шестой дозы стимов ничего не помню. Даже первые два дня в больнице. Только вчера понял, где я и что со мной. Так что ты прав, не нужны мозги, чтобы стать героем. Хватает доспеха и медблока.
Я снова подвигал ногой комки земли. Надо же, цветы свежие совсем. Такие дела творятся, а кто-то в оранжерее работает. Хотя это правильно, наверное. Не всем же в ставке стоять, кому-то и мирными делами заниматься нужно, иначе какой смысл.
— Меня к награде представили. Не наши, столичные — "за спасение командира под огнем". Это когда я Дитриха тащил. По-моему глупо, больше ведь некому было, мехи в обороне, а остальных нужно четверо, чтобы "тяжа" с пилотом поднять. И вдвое больше для прикрытия, а то перестреляют. Ну и где столько взять? Оказывается, Месс уже звезда мирового масштаба и ее репортажи даже на центральных каналах крутят. Повезло девчонке, да?
Т"эпидемий такого масштаба давно не случалось, нами интересовались повсюду. Я смотрел нарезку из обсуждений того, что у нас творилось. Пытались объяснить, почему у нас сразу два очага, почему две Двойки, почему в одном очаге был кинетик, а во втором ни намека.
С заводскими получилось как-то очень странно. Они стояли вполне нормально, а затем вдруг все словно обвалилось. Вот у них нормальная стена щитов, обе мехи работают, почти все живы, а вот за десять минут их почти всех перебили. Потом вышла Двойка, отвлекла на себя оставшуюся меху и все почти сразу кончилось.
Вне ставки у Единства на заводе оказалось три тысячи синтетов и все они ринулись в город. Да, заслон у штаба какое-то количество выбил, но их попросту зажали одним отрядом, не давая выбраться, а основная масса единиц рванула в жилые районы. Судя по количеству жертв Лидер теперь все-таки появится.
Но в центре барьеры упали как при поражении, а синтеты отступили в технические тоннели и убежища. Комендант или растерялся, или был чем-то занят, но вместо того, чтобы убедиться в пассивности центра и снять оттуда силы в помощь заводским, он до вечера держал всех на месте.
Даже меня вытянули просто по ошибке – на самом деле вызывали Дитриха, как наиболее опытного. Посыльный напутал, ему приказали "рыцаря привезти". И я, посидев и посмотрев, просто присоединился к отправляющейся группе регуляров.
— Ты это... спасибо, наверное, что успел меня сменить.
Мне никто не ответил, но я же не ждал, да? Мертвые – мертвы, они ничего не слышат. Сказанные слова нужны не им, нам. Это не я придумал, это из одной книги.
– Ты бы, наверное, дошел лучше и может даже старик бы не пострадал, но все равно, спасибо. Я потом еще зайду, ладно?
Наверное, меня слишком много били по голове в последнее время, раз начал спрашивать.
Интересно, это после каждого боя такое гадское небо над головой? И все вокруг раздражает. Рано я из больницы вышел, надо было еще полежать, но тут ведь теперь не ясно, что будет. Одну ставку мы выиграли, другую провалили, как это зачтет Единство? Если как поражение, то у нас впереди Лидер и срезанное наполовину время для подготовки. Если как победу, то... даже не знаю.
Откуда кинетик, почему он появился? Нарушение ставки — с какой стати? Единство всегда действует по правилам, оно же не человек. Без кинетика шансы были бы, но теперь... Даже Тиран это скорее такой символ, чем средство для победы. Людям вполне хватало Лидера. Трудно сражаться, когда против тебя пол-тысячи синтетов, по-настоящему Единых. У кинетика будет прицел, теперь не закрыться проектором, у него будет поддержка, у него все будет, что угодно. А у нас только ставка.
Первое Падение так и закрывали – проваливали все ставки, а после появления Тирана наваливались и зачищали город, молясь чтобы не пропустить зародыши. Или эвакуировали всех, кого можно, чтобы не хватило мяса на утверждение. Плохие были времена. Я читал.
Винса похоронили на центральном кладбище, старом, с рядами древних склепов и надгробий. Нашему городу почти две тысячи лет, но до первого Падения он был мелким, провинциальным. Беженцы и удачное расположение между двумя разгромленными центрами сделали свое дело. Здесь были люди, были заводы, были дороги, и старый городок внезапно стал крупным промышленным узлом. Правда, в мешанине тех лет люди старались селиться поближе к "своим" и окраины как-то незаметно стали сильно отличаться по обычаям от Верхнего Города, к тому же на разных концах по-своему. Мама и отец, например, были из разных районов и даже спустя двадцать мирных лет им приходилось встречаться с оглядкой. По маме я на четверть "узкоглазый", по папе на четверть "длинноносый". Но что смешно — от исконно местных в результате отличаюсь только ростом.
Впрочем, мамины родственники ей такого мужа не простили, перестали разговаривать и приглашать на семейные сборища. А десять лет назад снялись с места и всем кланом переехали в другую провинцию. Маму даже не пригласили. Отец был сиротой и когда через год случилась авария на заводе мы остались одни. Конечно, есть соседи, отцовы приятели, на работе коллеги всякие, но семья у нас маленькая. Поэтому мама меня постоянно спрашивает насчет внуков. Хоть бы школу дала закончить, поженит ведь на какой-нибудь "хорошей девочке".
Хотя какая теперь школа.
На выходе я без особого удивления встретил Биби. Он сидел на лавочке, но при виде меня быстро поднялся и не здороваясь зашагал рядом. Некоторое время мы шли молча. Куда шли? Я не знаю. Надо Леннара спросить, что там у меня в расписании. Но от встреч я откажусь, пожалуй, а то наговорю людям всякого, они же не виноваты, что я никак отойти не могу.
– Как там?
Он понял:
— Все живы. Марию чуть не достали, но успела уйти за крыши. Ну и на "скорпионе"краску попортили.
– Маму видел?
— Да, они в нашем бункере спрятались. Вход только один, системы надежные, не то, что нынешние.
Еще некоторое время мы шагали молча. Я точно помню, что просил Леннара проверить как у ребят с аммуницией. Значит, совсем безоружными они в драку не полезли. И раз Биб такой молчаливый, то им тоже было непросто. Вот только спрашивать об этом не хотелось, своего хватало.
В больнице меня считали "особым пациентом", то и дело заглядывали какие-то незнакомые люди. Все это безумно раздражало. Почему никто об этом не писал в мемуарах? Неужели я один такой? Второй раз после боя и снова все серое, люди сволочи, а перспектив — только сдохнуть. Потому что кинетика нам вдвоем с Дитрихом не осилить: один раз получилось, но это чудо, а чудеса не повторяются. Ультимативный юнит, которому просто неоткуда взяться. Как и второй Двойке, кстати. Мы не справимся.
Голова привычно заныла, я покосился на Биби. Он шел так же мрачно думая о чем-то своем. Все меняются, вот даже этот говорун замолчал. Как-то не так я себе представлял жизнь рыцаря.
– О чем молчишь?
Биби неопределенно пожал плечами:
– Да так, о жизни думаю.
И снова замолчал. Как я там думал -- хорошие приметы? Каждый раз перед боем меня спрашивает Месс, а после боя – встречает Навис. Обязательно нужно как-то в третий раз умудриться выжить, чтобы проверить.
– Чего пришел-то?
Прозвучало грубо, но Биб только хмыкнул:
– На день рожденья к близняшкам пригласить.
– Нашли время.
– Сейчас как раз то самое время, когда и нужно.
– У них завтра?
– Угу.
– Приду.
Чего бы им подарить? Утащить, может, в ангарах какую-нибудь деталь от "принца"? Там парочка разбитых теперь имеется.
– Кстати, нулевку складскую помнишь? Так она на грани.
– Это было видно еще когда мы только пришли.
– И хочет личность.
– Думаешь, сотрут?
– Неизвестно. Наверное, у контроллеров есть более важные дела.
Раньше мы бы обсуждали граничную нулевку до вечера, теперь всей новости хватило на десяток слов. Кто с ней сейчас будет возиться? Особенно после прорыва синтетов. Нулевка не единица и не может ей быть никогда, но лучше бы ей сидеть на складе и не высовываться. Даже больничные куда-то попрятали.
Биби еще немного помолчал, потом неожиданно выдал:
– Мы подумали, будем делать свою базу на складе. Мистер Фарисон, отец Мига, обещал наладить снабжение. Нормального патрулирования не организовать, но будем хотя бы часть времени проводить в участке. А то какие мы стражники без базы?
Я посмотрел на несущего эту чушь Биби. Похоже, он это всерьез. Какая база, какая стража?! У нас впереди Лидер и конец ставке, а значит новые синтеты в город уйдут!
Биб, осекшись, глянул на меня. Я отвел глаза и задержал дыхание, давя в себе слова. Не хватало еще с лучшим другом поссориться. Пусть даже он болтает всякое.
– Биб, до завтра. Я постараюсь вырваться, если ничего не навалят. Сам понимаешь, какие дела творятся.
Навис закивал:
– Хорошо, громила, увидимся! Если что – ты знаешь, где нас искать!
Угу, в морге. Там для вас уже приготовлено все.
Настроение снова качнулось и мне стало стыдно – Биби ведь не виноват, что у меня все серое вокруг. Вот ведь нашел, подождал, дал с Винсом попрощаться. Потом тоже – он ведь меня растормошить пытался. Как обычно. Надо, наверное, все-таки вырваться к нашим, посмотреть. Один вечер без тренировки ни на что не повлияет. Даже и месяц без нее не повлияет, потому что кинетика нам не завалить. А то, что я как-то смог доползти, то это дурацкое везение.
Не пойду я домой. Еще не хватало на маму сорваться, ей и так невесело. Погулял и хватит, надо... Вспомнив, что у меня сегодня в приказном порядке день отдыха я задумался, чего же тогда делать. Чем бы я отдыхал после школы, например? Вообще-то у меня отдых нечасто бывает, потому что лучше поработать. Наверное, болтался бы без дела, с пацанами трепался или просто посидел бы с планшетом. Или пошел развлекаться.
Я люблю смотреть старые муви. Это совсем другой мир, в котором не нужно бояться, что вещь оживет и попытается тебя убить. Мир, в котором можно вот так просто носить в кармане телефон, или даже вообще общаться через океан с совершенно незнакомыми людьми. Смотришь на живших до Падений и не представляешь, как они могли не понимать, к чему все идет?
Рука сама сжалась в кулак, я даже поискал что-нибудь, что можно было ударить. Идиоты, почему они ничего не понимали?! Почему за их ошибки должны расплачиваться мы?!
Эта болтанка продолжалась всю дорогу до казарм. Настроение то прыгало вверх и я даже начинал верить, что все как-то обойдется, то падало вниз и тогда прохожие начинали уступать мне дорогу шагов за двадцать. А серое небо давило и давило, словно ему заплатили за это.
У входа в казарму часовой было сунулся, даже рот раскрыл, но почему-то ничего не сказал и только козырнул. Вот и хорошо, а то лезут тут всякие. А эти идиоты чего вылупились?
Идиоты, то есть какие-то незнакомые регуляры, вполголоса зашептались. Делать вам нечего, уродам, шли бы лучше отработали проход занятого синтетами дома. А то видел я вас, дармоедов, только деньги городские зря тратите.
По дороге в коридорах я еще и еще ловил на себе эти странные взгляды, но останавливаться не хотелось и я просто ускорял шаг до того, что под конец чуть не бежал. С лязгом закрыв за собой дверь бокса я остановился лишь у стойки с доспехом. Какая все-таки хорошая штука мой "универсал". Стоит спокойно, ничего не говорит, ничего не просит. Подняв планшет с верстака проверил – техработы выполнены вчера, доспех полностью исправен и готов к работе. Положив планшет обратно я подошел поближе. Сейчас, закрытый, доспех чуть возвышался надо мной, но не смотрел свысока; он словно бы глядел на что-то мне не доступное. Настоящий "рыцарь", побывавший в бою. И я его пилот. Странно это все как-то.
За спиной звякнуло...
Прежде, чем я что-то успел подумать, руки сами выдернули из крепления пускач, и только потом я рывком обернулся, выставив оружие. Глаза искали единицу, но в боксе было пусто, лишь... по полу катилась какая-то круглая железяка.
Упала с верстака. Я планшетом задел.
В висках стучало, неприятно так. И руки ходуном. Идиот, на таком расстоянии только ракетой и палить.
Пускач я вернул на место лишь с третьей попытки. Неудобно вот так, со стороны, не из доспеха.
– Майс?
Все, что у меня оставалось, я потратил только что, и на возглас поворачивался очень долго.
– Леннар. Привет.
– Тебе не рано из больницы?
– Нет.
Я хотел было добавить, что надо тренироваться, а полежать в больничной кровати еще успеется, но говорить не хотелось. И если я не хочу говорить, то надо сделать так, чтобы говорил мой адъютант.
– Леннар, чего это все на меня пялятся?
Коротышка замялся. Даже мне было понятно, что отвечать ему не хочется, но я ждал, и лейтенант все-таки ответил:
– Аналитики растрепали кое-что.
Я продолжал молчать и ему ничего не оставалось, как объясниться:
– Количество синтетов в ставке обычно десять к одному нашему. Но второй раз имеется недостача.
– Большая?
– Малый юнит. И с учетом того, что резерв у нас оставался, то превышение... – Он помолчал, ожидая моей реакции, не дождался и закончил: – С нашей стороны в один тяжелый юнит. И с этим рисунком на стене все становится очень... непросто.
Подозрительно, ты хотел сказать. Понятно, почему все так глазели.
– И если это превышение с нашей стороны, то ввод кинетика Единством вполне логичен.
Ультимативный юнит, ответ на нарушение ставки. Все сходится. Непонятно только, почему – ведь все условия ставки мы выполнили.
– И что дальше?
Он развел руками:
– Никто не знает. Есть масса идей, но какая из них рабочая?
Я кивнул. Даже мне понятно, что после провала на заводе и того, как показали себя регуляры, будут искать виноватых. А тут я, на стенке нарисованный. То самое "превышение в тяжелый юнит".
– Расписание есть?
– Я думал, ты еще день-другой в больнице проведешь, так что пока ничего. Но если...
– Мне завтра вечером нужно к друзьям сходить.
– Хорошо, я улажу. – Он закивал, потом что-то говорил, но поняв, что я не слышу, тихо куда-то испарился.
Я подошел к доспеху и достал стик. Нельзя так, мне нужна работающая голова и немного спокойствия.
"Привествую вас, оператор."
Слежение за полоской проверки оказалось куда интересней общения с кем-бы то ни было. Доспех закрывал меня от всего и даже то, что пока я мог пользоваться лишь механикой ничуть не смущало, наоборот, плавная тяжесть успокаивала. Наконец настройка закончилась и засветился тактический монитор. Вывести на него содержимое стика дело одной команды, затем я разбирался в груде хлама, с удивлением понимая, что некоторые вещи теперь смотрятся совсем по-другому. Может быть, это работало на других моделях, но для моего "рыцаря" это или бесполезно, или малоэффективно. Наконец, я нашел нужный раздел. Не то, чтобы я в этом хорошо разбирался, но здесь было несколько хороших трудов, некоторые еще до второго Падения написаны. Составить необходимый набор команд труда не составило, тем более что основой в нем была вполне рабочая версия. Сорокалетней давности. Ну вот, готово:
– Активация, пакет "тишина".
"Внимание, нестандартное применение медблока, требуется подтверждение"
– Да.
Я поморщился от укола и начал ждать. Нет у меня времени приходить в себя, потому что если очаги едины, то послезавтра будет заявлена новая ставка. А если нашу победу в центре Единство зачло, то я успею выйти из "тишины". Так что все к лучшему.
Медблок еще два раза делал уколы, после чего отключился и я все-таки вышел из доспеха. Поднял все еще валяющуюся на полу железку, положил обратно на верстак. Потянулся, прислушиваясь. Мир перестал быть серым, но стал каким-то тихим. Вот почему такое название.
Так, тренироваться еще рано, идти домой – только маму расстраивать, город у меня уже в печенках, в казармах всякие дураки глазеют. Что бы такого сделать? Пожалуй, схожу я в больницу. Нет, не схожу, а съезжу. Куда этот коротышка убежал, пусть машину организует!
Дитрих лежал в той же больнице, что и я, но на другом этаже. Наверное, два дня назад здесь творилось невесть что, но сейчас все суетились деловито, хотя по людям было видно, как они устали. Впрочем, ко мне подошли, объяснили куда идти, даже дали провожатого. Он, правда, улизнул почти сразу, но успел объяснить, куда двигаться.
– Привет, Майс!
– Здравствуйте, Дитрих.
– Присаживайся.
Старый рыцарь выглядел... старым. Он все еще возвышался в кровати могучей седой глыбой, но силы в голосе не слышалось. И одной ноги у него теперь не было. Впрочем, рыцаря это не смущало, он сразу перешел к делу и от сказанного даже окружавшая меня тишина поколебалась.
– Надо думать, как решать эту проблему с кинетиком. Тактики составляют карты, для каждого возможного участка, но смысла в этом нет – слишком много входов на территорию, слишком много позиций. Нужно искать схему, пригодную для любого случая. С проблемой придется разбираться нам.
Он смотрел на меня, ожидая реакции, а я только силился найти слова, хоть сколько-то пристойные, но способные передать мои чувства.
– "Нам"? Дитрих, у вас ноги нет!
– Только одной, и то всего половинки. Я могу идти даже в таком виде.
– Идиотизм.
– Нет, просто такая работа.
Он лежал совершенно спокойно рассуждая о том, что опыта у него больше и что шансы дойти на рубеж атаки повысятся. А я думал, что он не может не понимать, что...
– Вижу, не понимаешь.
– Не-а.
Дитрих вздохнул:
– Я сорок пять лет был рыцарем. Не хочу становиться старым калекой, у которого все в прошлом. Мне шестьдесят три, я начинал еще во второе Падение. Иногда понимаешь, что пора бы уже и закончить. У синтетов теперь в ставке есть "ультимейт", вынести его без потерь не получится, дойти могут или "рыцари" под дополнительной броней или мехи. Но потерять меху и потерять тяжей – тут даже обсуждать нечего. так что с моей стороны это не жертва, скорее традиция. Такое уже было, и не раз.
– Это самоубийство.
– Это работа такая, парень. Или умрет вся ставка, или умрем только мы. Тут даже выбирать не из чего.
Он не стал говорить, что "может обойтись".
– Вы ранены, вам надо остаться.
– Я даже безногий остаюсь самым опытным пилотом в городе.
– Зачем вам идти?!
Фон Альц хмыкнул:
– Потому что я рыцарь, а мы всегда впереди.
– Винс говорил, что мы просто фанатики.
– Рыцарь не должность и не звание. В этом городе хватает сильных мужчин и женщин, которые справятся с доспехом не хуже тебя, а теперь может даже не хуже меня. Но именно в нас есть то, что принято называть так. Мы не самые смелые, не самые сильные, не самые умелые. Мы просто идем впереди.
– По вашим словам получается, что рыцарь это такой больной на голову, который не умеет понимать, когда надо прятаться.
Дитрих усмехнулся:
– Очень может быть. Часто такие умирают, но те, кто выжил, дают новый повод восхищаться легендой.
– Вы уже сорок лет выживаете. Хороший результат.
– Да, я не плох. Жаль, что никто толком не знает, как этому научить.
– Вы умрете. Вот так, без ноги, не долечившись, у вас нет шансов.
– В первом бою я думал, что умру. Но выхода не было, пришлось становиться героем.
– Овьедо.
– Да, мое первое место службы. Во второй раз я думал, что вот теперь точно. Потом МакМеди, который кидался в самые опасные места, а мы вместе с ним. Потом работа свободного лэнсера. Шел год за годом и я почему-то никак не помирал. Пришлось признать, что легкая тропа не для меня и придется жить. Но вот я старик... – Он вздохнул и разгладил ладонью одеяло. – Это мой последний выход в ставку. Мы оба понимаем, что будет в следующем бою.
Он посмотрел на меня, ожидая, но я только молча кивнул. Однажды введенный в ставку юнит Единством не изменялся. Ставка может только дополняться.
– Что у городских есть для противодействия? Мехи? Но без их прикрытия пехоту вырежут. Тени? Хороший комплекс, но кинетик юнит тяжелый и дестабилизировать его не получится. Сколько ты его жарил?
– Секунд десять, на полной мощности.
– И это после залпа всех летунов. А ведь у него теперь будет прикрытие.
– И целеуказание.
– Вот и получается, что делать-то нам больше и нечего. Только атака тремя тяжелыми, после того, как нам расчистят дорогу.
– Где кинетик мы узнаем лишь после первого выстрела. И если вас или меня достанут, как Винса?
– Знаешь, в это многие не верят, но по моему опыту могу сказать, что Единство всегда играет честно. У них есть свой свод правил и готов поставить оставшуюся ногу, что нам кинут что-то вроде вызова.
– Мило. Ждать брошенной перчатки от свихнувшейся техники.
– Сколько выстрелов сделал кинетик, пока мы к нему шли? Хватило бы вынести половину гоплитов. Или раздолбать одну меху в хлам. Но он палил по нам.
– Они просто тупые железяки.
– Они очень умные железяки.
Я только сейчас понял, что он увел разговор от своего участия на тактические вопросы. И кажется он был всерьез намерен выйти в бой во так, с одной ногой и не оправившись. То есть без шансов на возвращение.
– Все будет зависеть от того, где они заявят ставку. Если снова на длинной прямой, то действовать придется нам. Если вот здесь, со стороны исторической застройки, – он показал мне схему на своем планшете. – То будет полегче.
– Вряд ли единство не станет пользоваться настолько явным преимуществом.
– Я тоже так думаю. Значит, нас ждет длинная дистанция, которую мы должны пройти.
Сказано было окончательным тоном, не подразумевающим дальнейшего спора. Мы некоторое время играли в гляделки, но он вдруг присмотрелся внимательней и задал неожиданный вопрос:
– Ты на "тишине"? Сколько употребляешь?
Глупо было бы надеяться, что с его опытом он не поймет, что я медблоком попользовался.
– Только начал...
– Я о дозе.
– Треть.
– Больше половины за день до боя не бери. Что?
– Да так...
– Если ты достаточно взрослый, чтобы выходить против единиц, значит сам разберешься, что тебе нужно. Только помни, это не витаминки, это боевая химия. И если ты с ней налажаешь, то сдохнешь. Или от нее, или от синтетов. И во втором случае кроме тебя умрут те, кого ты защищаешь. Так что аккуратнее. – Он вдруг усмехнулся: – Внебоевое использование медблока это практически официальный признак стражника. В фильмах они всегда такие, с чудинкой, да? Почему, как думаешь? Там треть откровенных психов была. А оставшиеся с аптечкой даже не разлучались. Но это не значит, что ты должен повторять их ошибки. Парнишке своему скажи, чтобы нормальную схему детокса принес.
– У меня есть, старые, папа еще собирал.
Мы помолчали. Что еще сказать, чтобы этот старый дурак передумал самоубиваться, я не знал. Дитрих мои мысли слышал, словно я их вслух проговаривал, и снова попытался объяснить:
– Майс, я умру не в следующем бою. Я уже умер, в прошлом. Но повезло посмотреть, что будет потом. Заплатил ногой, невелика потеря.
– Мне нужно идти первым, мой "универсал" тяжелей...
– Мы оба знаем, что против кинетика это ничто.
– Но тогда...
– Не пущу. Талант у тебя есть, но выучки не хватает, поэтому пойдешь последним.
– Вторым.
– Третьим. Есть еще эта девочка, Ханна.
– Может не согласиться.
– Если она рыцарь – она пойдет.
Я вдруг понял, насколько это жестоко прозвучало. То, что старик не щадил себя можно было понять, но вот это... Циммерман ведь всем старалась доказать, что она – настоящий пилот тяжа. И предложить ей это доказать лобовой атакой на кинетика?
Дитрих, конечно, понял, о чем я думаю, но ничего не сказал, только похлопал меня по руке и молча поднял планшет, что-то в нем разглядывая.
Аудиенция закончена. Я ушел молча, лишь кивнув на прощанье.