Право На Счастье (СИ)

Глава 7. Море

Тихая морская волна подкралась к ногам и тут же, словно стесняясь и боясь своей выходки, отпрянула назад. Шипя и пенясь, она вновь вернулась в солёные просторы голубой стихии и как-то не по-детски, но с озорным весёлым азартом стала разговаривать с другой волной, которая, так же шипя и пенясь, подбиралась к ногам.

Фаша прислушалась к их таинственному шёпоту и задумалась..

Их нежный, убаюкивающий разговор был о чудесных далях, загадочных странах, высоких горах и широком чистом небе, до которого они никак не могли достать.

Девочка посмотрела в голубую высь. И что-то родное, что-то до боли близкое показалось ей в этих жемчужных просторах.

Ещё несколько минут тревожного ожидания… И вот оно, родное и близкое: из самой глубины серебристо-пепельных облаков на неё смотрели глаза. Глаза любимого Тусси. Две прекрасные чёрные бусины, словно бездна океана, в которой можно было утонуть, не думая о будущем. Глаза, которым нет замены, которые всегда горят, как две самые яркие звезды; глаза, ближе и роднее которых не найти на всём земном шаре.

Нежный и немного холодный взгляд тихо пробрался сквозь бирюзовые просторы небес, медленно раздвинул облака и позвал, поманил Фашу своим лукавым блеском, своим заячьим и совсем ещё озорным желанием поиграть. Но девочке совсем не хотелось играть. Ведь глядя в эти глаза, Фаша вспоминала о своей потере, она реально осознавала и понимала, что без них нет сердечного спокойствия, нет душевного прощения, смеха, улыбок; без них больше не существует жизни. Как и нет права на счастье.

Неожиданно какая-то серая туча спрятала эти чёрные глаза-бусины. Словно завидуя и пытаясь причинить боль, она медленно, шаг за шагом, пожирала белые обрывки небесной ваты, всё больше и больше поглощая нежную синеву небес. Теперь Фаша с трудом могла рассмотреть любимые глаза, уже почти не чувствовала на себе весёлого взгляда, и собственной радости от волшебного блеска из-под густых, длинных ресниц, которых у Тусси никогда не было. В душе всё больше и больше появлялась тревога, какой-то страх одолевал сознание ребёнка, и губы Фаши, сперва шёпотом, а затем громче и громче начали повторять:

— Не уходи, не оставляй меня. Открой глаза!

Но лишь холодный ветер вторил её мольбам и своей мягкой, полной солёных брызг рукой смахивал маленькие кристаллики слёз, появляющиеся на бледных щеках малышки.

Фаша снова вернулась к морю. Оно по-прежнему что-то шептало. Сперва, тихо и мягко, затем — всё громче и отчётливее. И уже через какое-то мгновение девочка узнала родной голос самого любимого человека. И на этот раз он не серьёзен и суров, как обычно бывает при разговоре с ней. Нет! Она весело о чём-то шутила, смеялась, рассказывала выдуманные истории и говорила о своей любви. В этот миг Фаша ощутила каждой клеточкой своего тела, как дорог ей был этот человек; как до боли приятен её голос, её смех, манера разговора. Фаша внимательно присмотрелась к голубым просторам моря и среди пенных, словно в белых кружевах, волн заметила мягкую мамину улыбку. Улыбку, которая переворачивает мир, от которой в душе наступает весна и хочется радоваться, хочется смеяться и жить, жить счастливо и долго, ровно столько, сколько будет существовать эта улыбка, этот смех, эта любимая женщина.

Спустя миг ещё одна малахитовая с бирюзовым отливом волна спрятала до боли родную и женственную улыбку. И всё! И вновь тишина, вновь молчание и еле заметный шум, еле различимый шёпот волнующейся воды в зеленовато-голубых волнах.

— Поговори со мной, мама, не уходи! — Вырвалось криком из груди девочки, но только ветер, вновь этот холодный ветер поймал её слова и полетел по всему пустынному пляжу, разбрасывая и теряя их среди камней, ракушек и ажурной пены волн.

Фаша ещё долго сидела у моря, вглядываясь в его беспокойные волны в надежде увидеть мамину улыбку, медленно переводя взгляд в небо и всё ещё безуспешно пытаясь отыскать чёрные глаза-бусины Тусси.

— Я люблю вас, слышите, люблю… — прошептали губы девочки и её маленькое хрупкое тело упало на песок.

И только гордые чайки да холодные камни могли понять эту боль разлуки: наблюдая за девочкой с высоты, они тонко чувствовали её одиночество в дали от родных мест, от мамы и от любимой потерянной, но до сих пор живущей в душе и сердце, игрушки.

Тихая солёная волна медленно подкралась к детским ногам и, словно малыш, чего-то боясь и стесняясь, быстро покатилась назад. Она столкнулась с другой волной, о чём-то засмеялась и растворилась во власти третьей, сине-голубой, медленно подбирающейся к берегу.

— Фаша, девочка моя, — послышался тревожный голос отца. — С тобой всё хорошо?!

И крепкие мужские руки подняли Фашу с песка, быстро унося её в тёплый и уютный дом.

Когда девочка открыла глаза, врачи уже уехали. Критический пик был пройден и можно было снова дышать полной грудью и жить.

Большая светлая комната обнимала комфортом и спокойствием. Высокие потолки, лестница на второй этаж, огромные окна в пол. Новенький кухонный гарнитур, мягкие диваны, удобные деревянные стулья — всё в интерьере было подобрано со вкусом и любовью. Это был дом папиной НОВОЙ семьи.

Реализовав своё первое право на счастье, папа поставил жирную точку в отношениях с Фашиной мамой и ушёл. Ушёл навсегда. К другой женщине. К любимой. К любящей. С двумя взрослыми ЗДОРОВЫМИ детьми. И началось новое, второе серьёзное право. Право быть счастливым в другом месте. При других обстоятельствах. При других событиях. С другими людьми. Теперь уже без прошлого, где остались мама и её больная дочь Фаша. Возможно, папа и не вспомнил бы, что у него тоже когда-то была дочь, если бы не сообщение мамы о том, что ей срочно нужно лечь в больницу, а Фашу оставить не на кого. Тут папа и решил ненадолго взять дочь, показать ей море, познакомить со своей новой семьёй и огородить от жестоких огорчений познания маминого недуга.

Когда поезд тронулся и перрон покатился назад, по щеке мамы побежала слеза. Фаша сидела в вагоне с папой и, весело улыбаясь, махала маме рукой. Фаша знала, когда мама закончит свои дела, она тоже возьмёт билет на поезд и Фаша вместе со своим папой будут встречать её там, на другом перроне. Они вместе поедут на море и окунутся в атмосферу семейного тепла, счастья и крепкой любви.

Поезд тихо шуршал колёсами и качался из стороны в сторону. За окном мелькали дома, деревья, люди. Когда городской сюжет закончился, начался лес, кусты и небольшие поляны. Они совсем не были похожи на луг, на котором девочка проводила своё время. Они были другие. Дикие. Оторванные от цивилизации. Со своими чужими обитателями и характерами.

Фаша внимательно смотрела в окно и её глаза потихоньку закрывались. Вдруг дверь в купе с шумом раскрылась и на пороге показалась проводница.

— Чаю не желаете? — Каким-то необычно грубым голосом спросила она.

Фаша от этого тона вздрогнула и остатки навалившейся дрёмы улетучились сквозь открытую дверь купе.

— Желаем, — смущаясь ответила Фаша и посмотрела на папу.

— Два, пожалуйста, — кивая проводнице, произнёс мужчина.

На столе появились два железных подстаканника с необычным рисунком. Два обычных гранёных стакана. Такими же Фаша всегда набирала муку, когда они с мамой пекли пироги вместе. Или замешивали тесто на блины… Две чайные ложки, не представляющие никакого художественного шедевра и два чайных пакета.

— Кипяток там! — Рявкнула проводница и ткнула пальцем по направлению длинного коридора.

Дверь с шумом захлопнулась, заставив вздрогнуть, на этот раз, обоих путешественников.

Помешивая чай в стакане, Фаша громко стучала ложкой о края. Папа делал вид, что не замечал этого стука, и тихо размешивал ложкой сахар в своём стакане. Достав бублики и сушки, он посмотрел на дочь.

— Тебе совсем нельзя шоколада? — С некоторым недоверием к маминым словам спросил папа.

— Мама говорит, совсем, — печально вздохнув, ответила Фаша.

Яркое солнце встретило путешественников на вокзале, когда поезд прибыл в пункт назначения. Папа поймал машину и поездка продолжилась по горному серпантину. Петляя по узкой дороге, с одной стороны которой были высокие горные породы, а с другой крутой обрыв, машина неслась вперёд. Фаша с ужасом смотрела в окно, представляя, что же будет, если водитель не справится с управлением. Но всё обошлось.

Когда дорога перешла в спокойную плоскость, не представляющую опасности, Фаша расслабилась.

— Интересно, а мама уже видела эти горы? — Думала девочка, представляя, как мамины добрые глаза увеличатся в размерах от вида обрыва и горного серпантина.

А папа её ласково обнимет и скажет:

— Не бойся, я с тобой! — А потом нежный поцелуй застынет на её красивых, одетых в красную помаду, губах.

Но когда двери папиного дома распахнулись и на пороге появилась молодая симпатичная женщина, Фаша почуяла обман.

Папа с сияющей улыбкой подошёл к женщине, и в страстном поцелуе застыли их тела. Его сильные руки скользили по хрупкой талии и локоны распущенных волос развевались со свежим ветром. Глаза Фаши налились слезами.

— А как же мама? — Крутились вопросы в её голове.

— Знакомься, Фаша, — вдруг прервал её мысли отец. — Это — моя жена. Это, — и он указал рукой в сторону, — наши дети: Купа и Вэйл.

— Жена?! Дети?! Наши? — Не понимая происходящего, отбивалась от мыслей девочка.

Тут ей стало немного нехорошо. Папа подхватил на руки и, громко сказав что-то жене, занёс ребёнка в дом.

— Видимо, от дороги устала, — пыталась объяснить состояние женщина.

— У неё больное сердце, — констатировал отец. — Много впечатлений для одного дня.

— А ты ей говорил про нас? — Спросила дама.

— Нет. Иначе, она бы не поехала.

Определив ребёнка в мягкие диванные подушки, мужчина снова подошёл к возлюбленной и страстно её обнял.

— Не переживай. — Успокоил он спутницу. — Придёт в себя, отдохнёт и привыкнет к новой ситуации.

Но Фаша не привыкла! Она мысленно понимала, что папа устал от её болезней и госпитализаций, что мама уже не настолько молода и красива, как эта новая жена, что дом у моря гораздо лучше двухкомнатной квартиры на краю промышленного городского района. Но её сердце никак не могло простить предательства и такого жалкого побега из семьи. Конечно, папа имел право на счастье. Но ведь Фаша и её мама тоже имели это право, а папа его нарушал.

Одиночество разлилось по телу девочки, когда она день за днём пыталась привыкнуть к обстановке нового дома и новых правил. Папа ей больше не принадлежал. Растворяясь в своей новой жене полностью, он мелькал как тень. Вэйл и Купа оказались братом и сестрой. Это были дети этой женщины, и папа никакого отношения не имел к генетическому родству с ними, но он чётко позиционировал себя, как "Отец", и постоянно занимался их воспитанием. Они вместе уходили на пляж, играли во дворе дома, читали книги.

Надув губы, Фаша наблюдала за происходящим со стороны и боролась. Боролась внутри себя с навалившейся несправедливостью и болью. И тогда она придумала себе, что будет уходить на море одна. Сперва папа ругался за это решение и даже пытался запереть Фашу дома, но потом, видимо, смирился, сдался, и даже, в какой-то степени, был рад, что малышки теперь не было дома так долго и не нужно было лишний раз переживать, как его обитатели будут с ней контактировать.

— Пойдём, поиграем в нашей комнате, — предложила однажды Купа.

Это была круглолицая пышущая здоровьем девочка десяти лет со светлыми волосами. Её брат, Вэйл, был годом её старше. У него волосы были чёрные. Видимо, как у его отца.

— Пойдём, — несмело выговорила Фаша, подозревая подвох.

Но оказавшись в комнате ребят, забыла свои опасения. Это была большая просторная комната на втором этаже. У каждого из детей была своя кровать, свой плательный шкаф и много-много игрушек. Красивые куклы в блестящих платьях, мягкие мишки размером с человека, кресла-капли и подвесные качели в виде кокона… Лестница и кольца для занятий спортом, гантели, мячи… Глаза разбегались и мысли путались в приятном восторге.

Купа протянула Фаше альбом и фломастеры.

— Держи, это тебе подарок. — Сказала девочка и улыбнулась.

Фаша открыла альбом. На первых страницах были штрихи и зачёркнутые чёрным карандашом рисунки Вэйла. Несколько последних страниц были чистыми и это обрадовало Фашу. Там точно можно было рисовать! Девочка открыла фломастер и провела по листу. Но грифель жалко процарапал лист, не оставляя следа. Другие фломастеры тоже отказались писать. Видимо, они давно высохли и дети забыли их выбросить.

— Шоколад будешь? — Вдруг громко за спиной крикнул Вэйл.

— Мне нельзя! — Тихо сказала Фаша.

— Давай, это вкусно! — Раззадоривали ребята. — Мы никому не скажем! — Они смеялись, быстро разворачивали небольшие шоколадки и заталкивали их в рот Фаше.

— Мне нельзя… — пыталась отбиваться девочка.

Но цепкие руки ребят в каком-то диком азарте держали руки Фаши и толкали шоколадки в рот.

Когда Фаша, испачканная шоколадом, проглотила приличную партию этого лакомства, ребята её отпустили.

— Ну, и чего она не падает в обморок? — Странно спросил Вэйл.

— Может, мало съела? — Поддерживала его недоумение сестра.

— Нет! Я же говорил, что от шоколада в обморок не падают. — Заключил парень. — Выдумки всё это! Просто они со своей мамой хотят у нас папу отнять!

Тут глаза Фаши налились слезами и она с шумом выбежала из детской. За спиной слышался неприятный смех.

Вечером Фаше вызывали скорую.

Когда врачи ушли, девочка тихо взяла папу за руку и слабым голосом сказала:

— Отвези меня домой, к маме. Я больше не хочу море. Я больше не люблю тебя!