Право палача

III. Зарабатывать на мертвецах

«Какие узкие переборки! Но не гнутся под весом стекла. Стало быть, оно очень тонкое», — думала Клавдия, разглядывая одно из больших окон гостиной. Часы давно отбили полдень. Она согласилась покинуть комнату, только когда выбрала способ побега. Не самый надёжный и безопасный, однако он мог её спасти. Прошедший вечер и ночь показали, что одну её уже не оставят, надзор будет ежесекундным, безжалостным и внимательным. Весь дом просматривался, словно хрустальный кубок, а она одиноким розовым бутоном плескалась в нём без надежды выбраться, пока не будет выпито всё до капли. А когда иссякнет напиток, то и цветок жалобно скрипнет на зубах сумасшедшего вдовца. Времени осталось на один глоток. Страх изо всех сил сжимал мышцы, пытаясь спрятать в теле то, на что претендовал безумец, чем хотел воспользоваться. Клавдия изумилась, сколь разным бывает волнение: дебют в высшем свете тоже некогда заставил её дрожать, но он бил в груди белоснежными крыльями, словно лебедь, а теперь у неё внутри перекатывался спазмами тяжёлый осклизлый ком ужаса.

Лейт прохаживался у неё за спиной. Разгадать его настроение нынче было куда труднее: вдовец, казалось, утратил жестокость, но намерений своих не поменял.

— А я набил для вас рябчиков, мадам, — сказал он кротко, едва слышно. — Кажется, вчера они пришлись вам по вкусу. Сегодня встал ещё перед рассветом и вот, добыл несколько птах.

— Было бы трогательно, если бы не последний разговор да ваша гадкая выходка.

— Полагаете, мне не стыдно? — тихо отозвался он. — Или я не понимаю, насколько недопустимо задуманное мной? Поверьте, я лишь заложник обстоятельств. Вы вчера сказали такую странную вещь, когда подловили меня, — он чуть нахмурился, — лакей… друг… Как это могло прийти вам в голову? Похож ли я на распутника, который до подобного охоч?

— Если бы вы были распутником, мы бы поладили, мсье. Но вы явно сошли с ума и помешались на идее о своём несчастном сыне.

— Не предполагал у вас крутого нрава. Впрочем, он исправляется в удачном замужестве. Столь заботливого супруга вам не сыскать, мадам. Вы сразу нам обоим очень понравились. Мы оба и вы — уже готовая, полновесная семья, как же вы не понимаете?..

Взгляд графини остановился на карточном столике, изогнутом как фасоль. Металлические ажурные ножки, должно быть, имели приличный вес и это привлекло её внимание.

«Наверняка мадам Лейт раскладывала на нём пасьянсы. Смотрела во двор, где цветут розы. Для портрета она срезала одну и держала её, как держат окровавленный нож. Что же должен испытывать человек, часами позирующий с таким выражением лица? Затаённый страх? Готовность постоять за себя? Не верится, что эта неприлично здоровая с виду женщина уже умерла», — узница, блуждая задумчивым взором по светлому холлу, заметила, что стоявший поблизости паж устал за ней следить и считал ворон.

— Могу я спросить? — вдруг обернулась Клавдия к вдовцу и, не дожидаясь разрешения, продолжила: — Как скончалась ваша жена? По какой причине?

Вдовец быстро моргнул несколько раз и втянул голову в плечи. О трагедии он не врал.

«В яблочко! Выбит из колеи!» — графиня приготовилась осуществить свой план.

— Она умерла, пытаясь родить мне второго сына, — глаза вдовца блеснули влагой.

По счастью, Лейт обернулся к ней спиной, пытаясь скрыть подступившие слёзы. Момент был идеальным. Клавдия схватила столик, крутанулась с ним в безумном пируэте и выпустила из рук. Паж ринулся к ней, но опоздал. Стекло разбилось с жалобным звоном, латунные переборки лопнули, в пролом устремился прелый осенний воздух. Клавдия юркнула в отверстие, точно лиса в нору, и кинулась бежать по ровной лужайке. Шквалистый ветер ударил её в грудь, заставил коротко хохотнуть от собственной смелости, от такой близкой свободы. Лейт не понял, с кем связался!

Подбегая к невысокой, больше декоративной каменной стене, она увидела ствол старого вяза и молясь, чтобы ветки не сломались, перемахнула с их помощью наружу. Юбки цеплялись за каждый сучок, но или ломали его, или сами рвались, не задерживая беглянку. На усталой перезрелой траве двора остались только её расшитые канителью туфли.

Усадьба располагалась на холме среди старых пастбищ. Чтобы уйти из виду, нужно было сначала добраться до частокола леса, темневшего вдалеке, а лёгкие графини уже горели огнём. Она боялась оборачиваться, но слышала за спиной возгласы. Разумеется, погоня была неизбежной, и Клавдия не стала бы уповать на такой дерзкий побег, если бы не заметила лёгкую хромоту вдовца. Он и во время визита в её дом стоял, держась за мебель. Юная и ловкая графиня сочла, что имеет преимущество в скорости, но стратег из неё вышел бы не лучший, ведь меценат и не думал сразу бросаться следом.

Не прошло и нескольких минут, как слежавшаяся почва загудела от ударов копыт. Настала очередь Лейта торжествовать: его коня после охоты не успели отправить в денник, осталось только сесть верхом и кликнуть, чтобы немедленно спустили собак. Сброшенные туфли в тот день предали хозяйку, псы заручились её запахом.

Конь нёсся по полю, сопровождаемый собаками, Клавдия же теряла скорость, хоть лес уже почти впустил её под свою спасительную сень. Лейт выкрикивал что-то про тщетность бегства. За ним ехал слуга с мотком верёвки через плечо. Клавдия нырнула в заросли и хотела начать петлять в чаще, но поняла, что не сможет скрыться, собаки мигом найдут её. Так и случилось: один из псов поднажал, прыгнул вперёд и вцепился в парчовый подол её платья. Беглянка не удержалась на ногах и упала. Беспомощный вопль Клавдии пронзил толщу леса. Она никогда раньше не кричала так отчаянно и не узнала собственный голос. Всхрапывание ещё двух собак было всё ближе с каждой долей секунды.

Откормленное для охоты на кабана чудовище выпустило ткань и вознамерилось укусить, но Клавдия схватила его за шею. У неё бы ни за что не хватило сил задушить такую собаку, но инстинкты толкали бороться за жизнь любым способом. Второй пёс был слабее и мельче, он впился в её бок, но клыки увязли в слоях материи и не достигли тела.

Всадник тоже был совсем близко, он прикрывал лицо рукой от хлёстких веток, стал осаживать коня. Лёжа на спине, Клавдия увидела, как слуга вытащил два пистолета. Первый выстрел ударил в голову его хозяина, раскидав киноварь брызг по папоротникам, и тот соскользнул из седла на землю. Второй убил заходящегося в злобном рыке пса.

Клавдия вновь закричала от страха. Ей казалось, стреляют прямо в неё. Собачья терпкая вонь смешалась с кислой пороховой.

Вокруг стало очень тихо, когда грохот залпов растаял среди дубов и осин, а эхо сбежало далеко в чащу.

— Да отпусти ты его, — сказал слуга, спрыгнув с лошади. — Всё, сдох.

Клавдия отбросила от себя обмякшую собаку. Две других потеряли интерес к погоне, подбежали к телу хозяина и принялись с недоумением его обнюхивать.

Господин Лейт был мертвее мёртвого. Парень небрежно перевернул его пинком сапога. Отверстие в затылке вдовца под волосами было почти незаметным, а лицо буквально взорвалось в месте выхода пули.

— Как же я тебя ненавидел, Горди, — покачал головой молодой человек, — какой же ты ублюдок и свинья был, иначе и не скажешь.

Прощаясь с господином, он метко плюнул на труп сквозь щербинку в передних зубах.

Клавдия поднялась на дрожащие ноги.

— Думаешь, ты первая? Этот ненормальный давно промышляет таким. Правда, краль вроде тебя он ещё не привозил. Наконец-то я смог его отправить в пекло!

— Ты меня спас! — потрясённо проговорила Клавдия.

— Выходит, что так. Благодари народный бунт, — слуга поправил шляпу, ткнув снизу в поля дулом пистолета. — Скоро каждый холоп возьмётся за нож. Я ещё зачем-то медлил, повод искал. Ну вот он, повод, — парень подошёл так близко, что смущённая графиня чуть отшатнулась. — Тебя, кстати, могут тоже порешить, если будешь мозолить глаза. Предупреждаю, потому что люди все равны и ты меня не била плетью каждое воскресенье без вины. Я бы тебе дал чего съестного, но выскочил ведь с одной верёвкой да пистолетами. Даже сухаря не завалялось, вот же холера, — он похлопал себя по карманам.

— Довольно того, что я осталась жива.

— Обратно тебе нельзя. Особняк передадут нашим верховодам, а тебе лучше не попадаться им на глаза.

— Мне нужно в город, там мой дом. И родители, возможно, уже вернулись.

— Единственный способ для тебя пролезть в город — через чумной карантин. Мой дядька там работает в лекарне. Так и быть, скажи, что Ганс передаёт ему горячий привет, тогда он тебе поможет. Наверно. Но стража не пустит, нужно найти пролом в стене. Помнишь, где старый сад с руинами башни?

— Примерно.

— Тогда не заблудишься. Дыра в стене там совсем рядом.

Слуга уехал, оставив графиню одну.

До вечера оставалась всего пара часов. Темнеть стало рано, Клавдия старалась идти быстро, чтобы ночь не застала её на дороге в полях.

Как же всё резко изменилось… Ещё пару дней назад она играла с мамой в мяч в их уютном саду, и хоть тревога тогда уже просочилась за стены их дома, такого поворота никто не ждал.

Старый сад был огромен и блуждать по нему пришлось долго. Приземистые выродившиеся яблони сбросили плоды и те почерневшими комками скопились вокруг деревьев. Они то и дело подворачивались под ноги Клавдии, глухо хрустели и испускали пьяный гнилостный запах. Её шёлковые чулки по щиколотку пропитались соком. Не выдержав отвращения, она сняла их и оставила на земле. Из зарослей показался бок древней разбитой башни, где обнажилась винтовая лестница, и графиня поняла, что на верном пути. Одряхлевшая защитница теперь была укрытием для бродячих кошек, одна из которых спала на ступеньках. Чёрное пятно кострища указывало на то, что и люди там бывали. Те люди, кому совсем некуда идти.

Вскоре обвалившаяся стена указала путь в город. Камни резали стопы, делая каждый шаг мучительным, но мостовая с гладкими холмиками булыжников обещала облегчение и была совсем близко.

Квартал хранил пугающее молчание. Дома сгрудились, словно мёрзнущие бродяги, внешние лестницы многих чернели разлагающимся деревом, шершавые стены забыли, когда в последний раз их мазали глиной. Тут и там сушилась ветхая одежда, а вместо фонарей в проулках тлели костры, распространяя удушливый дым.

Долго искать лекарню не пришлось, мостовая тянулась к ней и, отделив от прочих построек, разбивалась лучами улиц, ведущих вглубь квартала. Дом был старательно выбелен и выделялся среди прочих целой крышей и подводами, брошенными прямо у входа.

«На них, верно, привозят больных или перемещают мертвецов», — подумала графиня. За мытым стеклом окошка у двери горел маленький фонарь, говоривший о том, что лекари ещё не спят. Осенние сумерки уже потекли в подворотни и порядочно затопили узкие улицы. Замешкавшись в саду, Клавдия потеряла слишком много времени.

Она дёрнула ручку, оказавшуюся липкой, но та не поддалась. Пришлось постучать в рыжую от свежей охры плаху двери. Никто не ответил, но в окошке мелькнула тень и дверь приоткрылась. Престарелый мейстер с линяло-голубыми глазами не выказал удивления. Такие, как он, слишком много повидали на своём веку, босые и чумазые девицы исключением не стали.

— Чего изволите? — неприветливо проговорил он.

— Добрый вечер. Мне сказали, что вы сможете помочь в одном деле… Даже не знаю, с чего начать… Я попала в затруднительную ситуацию…

— Внезапная беременность? Можно решить вопрос завтра. Цена зависит от срока.

— Слава богу, нет. Ганс передаёт вам горячий привет. Он сказал, что вы можете обеспечить мне укрытие на какое-то время. Меня зовут Клавдия Раймус.

— Гадкий сучёныш. Ничем не могу помочь, ступайте в ближайшую деревню.

— Постойте, мсье! Мне не хотелось бы остаться на улице ночью. И раз я уже здесь, возьмите подвеску. Она с настоящим бриллиантом и изумрудами.

Золотая цепочка соскользнула с гладкой шеи и исчезла в широкой короткопалой ладони мейстера. Тот молча скрылся в сумрак лекарни. Через окошко было видно, как он покрутил камень возле свечи и тот весело сверкнул гранями, такой чужеродный и ясный во чреве чумного карантина. Цветные пятна рассыпались по коричневому от дёгтя балахону врача. Клавдия опасливо перешагнула порог, так и не дождавшись приглашения войти. Деревянный пол был тёплым и даже не скрипнул.

— Хорошо, — выдохнул старик. — Я пойду на риск. Откровенно говоря, из деревни тебя бы выгнали, а в городе убили пьяные солдаты. Сюда же, будучи в здравом уме, никто не сунется. Квартал диктует свои правила. Здесь хватает висельников, но они ведут себя тихо. Под этой крышей, — сморщенный палец указал на исполинские балки потолка, — чтобы ты понимала, живут люди, каждодневно рискующие жизнью ради других. Тебе придётся заслужить своё место здесь. Деньги нам пригодятся, — он снова взглянул на подвеску, — будем считать, что эта ночь тобой оплачена. Но на последующие ты заработаешь сама. Я подыщу тебе занятие. Согласна?

— Хорошо, — пожала плечами графиня, — я к вашим услугам.

— Решено, стало быть. Я подумаю, что ещё сделать для тебя. А пока могу угостить рагу. Работники уже наелись.

Желудок Клавдии напомнил о том, что пуст с самого утра и примет всё годящееся в пищу.

— Благодарю, очень заманчиво!

Мейстер проводил гостью на кухню и указал на растрескавшийся деревянный табурет у стола. Перед Клавдией появилась жестяная миска, из каких в её доме даже животных брезговали кормить. Но рагу, лоснившееся подливой в свете обрубка сальной свечки, внезапно обрадовало приятным вкусом — в него будто добавили дорогих приправ. Хватало тимьяна, розмарина и даже перца. Стараясь не разглядывать обкусанную деревянную ложку, Клавдия принялась за ужин.

В углу, где висели пучки трав, кто-то возился. Графиня пыталась рассмотреть его, скосив глаза, но человек был весь одет в чёрное, сливался с мраком лачуги. Он что-то тихо говорил сам себе. Мейстер подошёл к нему с лотком врачебных инструментов.

— Осмотри её.

— Совсем нет нужды, я чувствую себя превосходно! — продемонстрировала Клавдия отточенное годами умение разборчиво говорить с набитым ртом.

— Только не ври, что над тобой не надругались. Если ты здесь умрёшь от внутренних ран, истекая гноем, лишь добавишь проблем, — сварливо отозвался лекарь.

Чёрный человек высвободил кисть из широкого рукава и небрежно порылся в лотке.

— Все грязные… — меланхолично проскрипел его голос.

— Я уже говорил, что твою Томасин надо бы меньше кормить? Лишнего куска с такой работой она не заслужила.

— Спасибо, мейстер. Я всё сам отмою и разберусь. С осмотром тоже справлюсь.

— Право, не стоит! — графиня едва не подавилась, увидев, как блеснул какой-то начищенный до блеска крюк. — Мне повезло, меня и пальцем не тронули!

Подмастерье обернулся и Клавдия на несколько секунд онемела от ужаса. Она почувствовала его вязкий взгляд, но лицо рассмотреть не смогла.

— Лечение — дело добровольное. А я сегодня и без того порядочно устал.

Место для сна нашлось только одно, и то с двумя женщинами под боком. Сообщая об этом, мейстер мрачно ухмылялся. Перед дверью он предупредил:

— Придётся тебе с ними договориться о кровати. Уж не знаю, как. В крайнем случае, весь пол в твоём распоряжении. Эй, там все одеты? — спросил он, постучавшись. — Встречайте новую подружку. По крайней мере, до утра поручаю её вам.

Сделав глубокий вдох, Клавдия вошла, согнувшись под притолокой.

— Добрый вечер, дамы!

В комнате на кровати сидели спина к спине две молодые женщины, но называть их дамами было опрометчиво. Одна из них весила, должно быть, не меньше десяти пудов. Из-под засаленного чепца свисала прядь слипшихся волос, бывших когда-то пшеничными, и её дыхание можно было услышать с пяти шагов. Другая же напоминала больную пахотную кобылу. Обе взирали недобро и колко.

«Давай, Клавдия, тебе поможет только голова! — рассудила графиня и её взгляд стал выхватывать одну деталь за другой. — Рука худой упёрта в пояс запястьем. Должно быть, грязная, не хочет пачкать юбку. Колени — ого! — расставлены шире плеч. У толстухи приоткрыт рот и она горбится…».

Некогда тонкая наука подражать и втираться в доверие могла помочь Клавдии взлететь при дворе повыше. Теперь же ей требовалось, чтобы две оборванки пустили её в свою нечистую постель.

— Ты кто ещё такая?

«Какой низкий голос!».

— Меня зовут Клавдия. Я теперь буду вам помогать.

— И чем ты можешь помочь, куклёнок? Будешь таскать на себе трупы и гнилые тюфяки?

— Посмотрим.

— На что смотреть-то? — пожала плечами кобыла. — На твоё платьице?

Она взяла чадящий жировой светильник и обошла незнакомку словно майское дерево.

«Говори, говори ещё! Я должна подстроиться под вас!» — мысленно взмолилась Клавдия.

— Ты босая! Сдуреть можно! Как тебя угораздило?

— Долго рассказывать. Позволите мне умыться сначала?

Ей дали кружку воды, пахшей глиной.

— Как же я этим…

— Золы зачерпнёшь. Печка, вон, почти погасла.

Царапая кожу угольками и песком, Клавдия умудрилась умыться над деревянным ведром и вытерла лицо нижней юбкой. Теперь она выглядела достаточно плохо, чтобы быть угодной «дамам».

— А-а-а! — ощерилась кобыла, — Господь покарал тебя, рябая. Теперь-то будешь рассказывать? Нам всё-таки вместе до утра время коротать, а спать ещё рано. И как только мейстер взял тебя…

Клавдия с грохотом подтащила к печи табурет и постаралась сесть на него как можно более неуклюже.

В крохотную печку подкинули ещё угля. Труба загудела, выдыхая дым на крышу. Рассказ Клавдии пришёлся по душе обитательницам лекарни и, возможно, тому, кто за стеной чем-то еле слышно позвякивал, но к кульминации совсем затаился.

— …И тут — бах! Лакей его пристрелил. От дурной головы одни клочки остались.

Женщина в чепце даже вздрогнула.

— Слышала, Клеманс? Ты у нас всё грезишь вельможами. А они вон какие негодяи, я тебе говорила!

— Ублюдки и свиньи, по большей части, — вспомнила Клавдия слова слуги.

Непривычно вывернутая кисть на поясе стрельнула болью и пришлось переместить её на колено.

— Ла-а-адно, — протянула пышка. — Даже если всё враки, слушала бы и слушала. Меня зовут Томасин. Или Тома. А эта кляча, как ты поняла, Клементина. Ты?

— Клода.

— Принцесса Клода. Ну-ну. Невеста для нашего Тиля. Завтра увидишь его, тоже горемыка из разорённых.

Клеманс взяла светильник и подошла с ним к постели.

— Пора ложиться. Кажется, Кас уже спит. Значит, поздно.

Как только женщины уснули, за стеной снова ожили склянки.