<...> Он (Рахта Рагнозерский. — Н.К.) однажды в одну охапку принес лесу (копыльев, вязьев и оглобель) на двенадцать дровней, в один день и без помощи выкосил все пожни по Рагнуксе, что теперь косит целое общество.
И еще: у Рахты была жена, а у ней любовник. Им хотелось извести Рахту. Вот жена в добрый час и спрашивает мужа:
— Всегда ли у тебя одинаковая сила, или бывает она иногда меньше?
Рахта проговорился, что когда он сотворит с нею блуд, тогда сила теряется. Жена воспользовалась этим, и Рахту связали. Лежит он посреди избы связанный, а жена забавляется с любовником.
Приходят Рахтины дети — дочь и сынишка маленький. Рахта просит подать ножик, но дочь не дает, говоря, что не смеет, боится богоданного батюшки. Сынишка же маленький подал отцу ножик. Он перерезал канаты, побежал к озеру, обмылся, сила возвратилась, и тогда он убил жену и любовника.
От сына Рахты и произошли рагнозеры, что жили в приходе теперь не существующем, на Белом острову.
Зап. от Иванова А. в дер. Рындозеро Пудожского у. Олонецкой губ. Сообщ. 22 августа 1875 г. К. Петров//ОГВ. 1875. № 81. С. 908; О. сб. Вып. 1. Отд. 2. С. 27.
Жил-был мужик сильнющий, а звали его Рахта, а деревня та была Рагнозеро. Раньше ходили там разбойники-силачи. Вот узнали они, что Рахта такой богатый, и приходят к нему да и спрашивают:
— Где у него сила? Жена и рассказала:
— Как в озеро сходит, так и силы и поубавится.
Сходил он в байну, а потом в озере выкупался — силы меньше у него и стало.
Пришли разбойники, к столбу на веревки его привязали, сорок-то человек. Тридцать девять человек легли спать в байну, а атаман с его женой лег спать.
А были у них дочка да сын, парню-то шесть лет, а девочке все семь. Вот стоит он у столба и просит у девочки:
— Подай ножик. А она и говорит:
— Не смею, высоко, папа. Парню говорит он:
— Дай мне ножичек.
Подал он, отец веревки разрезал и выпутался. Пришел в байнуг потолок проломил, всех и убил.
А атаман лежит, его и не тронул. Снова припутался к столбу.. Жона печь затопила, лепешки печет, не знает, что он отвязан. Атаман сел за чай, сидит и говорит:
— Что тебе во сне казалось?
— Пасть поставил — тридцать девять косачов и попало.
— Не скоро попадет сороковой.
— Нет, — говорит, — брюхан, попадешь. Веревки раскинул, в бок ткнул да и убил.
— Попал иль не попал? А жоне говорит:
— Ты что, б...., думаешь?
И так жону и девку пополам и перервал.
— Мне она ножичек не подала.
А парня в кошель клал, стал на лыжи и ушел за Рагнозеро.
Я слышала, что у его было двое детей. Жена сходилась с каким-то атаманом-разбойником. Оны пришли, а его не было дома: он был в лесу, а с лесу ушел — он несет столько разных вичьев на спинег как байна. Так атаман устрашился сразу. Так он спрашивает у жены, когда он в бессильи бывает. Жена сказала, что после байны. Атаман велел байну стопить и его сводить.
И вот он в байну когда сходил, его атаман взял со своей шайкойг а сам ушел с его женой спать, а его шайка спала в байне. Ну вотг а дети были на печи. Дочь была старшая. Он попросил у дочери ножика, а дочь ему ответила:
— Как я скажу дяденьке, так будет тебе не мало.
И тут он спросил сына. Сын опустился, ему нож подал, перерезал у отца веревки с рук. Тогда он освободился.
Пришел он в байну и выставил потолок, и сронил его по его» шайке, и всю убил.
И пришел домой, запутался также веревкамы, как и был. Когда встал атаман, и тут и подсмихивался:
— А, — говорит, — попал нонь к нам, никуда не уйдешь.
Ну вот, он тады размахнул руками и стал, как будто век ничего-не бывало, первый раз атамана убил, и жону убил, и эту девочку убил, а сына на плечи посадил и с сыном ушел и боле не знаем. куда он скрылся. <...>
Знаю еще, что в Москву сбегал быстро, не помню, за сколько суток. Ему всё нипочем. Раньше-то были ведь сильными <...>.
Он жил в Рагнозере давно, когда меня еще не было.
Зап. от Фофановой О. И. в дер. Климове Авдеевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР 3 июля 1961 г. Г. Григорьева, Л. Лялина, А. Пашкова//АКФ. 21. № 67.
Был крестьянин. Жил с женой о речку. Сынишка был у них № дочка. А в то время были разбойники. Муж говорил:
— Не спускай, — говорит, — мусора на речку, а то узнают, придут.
Вот разбойники пришли: увидали мусор — пришли, а мужа нет. Ихний капитан был очень красивый. Вот он говорит жене:
— Полюби меня.
И спросил про мужа:
— А когда он бывает бессильный?
— А бессильный бывает, когда только в байну сходит.
Ну, она, видимо, полюбила этого начальника ихнего. Пошла, затопила байну.
— Вот, — говорит, — Кузьма, иди в байну.
— Да что ты, я вчера был.
— Да иди с устатку.
Ушел в байну, она в это время сообщила. Вот когда он приходит с байны, они сразились. И он был бессильный, так тот связал ему руки, ноги и посадил его на грядку. Жена затопила печку, чай покушали, ушли в отдельную комнату. Остались робята. А парнишка все слышал, пятигодовый был. А дочка была постарше, годов семь. Ну вот, и когда они заснули, он говорит:
— Настенька, подай мне нож разрезать веревки. А она говорит:
— Ой, у нас молодой папа есть. Он говорит сыну:
— Подай!
А парнишка подал. Он хотел схватить, убить капитана этого парнишка говорит:
Их сорок человек. Они, наверное, в гумне.
Он пошел в гумно, плечом подпал — потолок пал и всех убил, тридцать девять человек. Ну, и пришел домой, опять скрутился, на это место и сел.
Женка утром стала, печку топит, лепешки пекет. Ну, и он встает, этот разбойник. Встал и говорит:
— Ну что, хозяин, во сне видел?
— Да, — говорит, — я сон хороший видел. Оставил сорок си-лов — и тридцать девять рябчиков мне в силья попали, а сороковой по крайчику ходит.
Ну, он схватил его и задушил. Жену разорвал пополам, дочку тоже, а с сыном остался жить.
Зап. от Канавина А. Е. в дер. Лукостров Авдеевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР 9 июля 1961 г. Г. Григорьева//АКФ. 21. № 255.
Досюль жил-был мужик да баба. У их был сын да дочь робят. По инно время хозяйка взяла (а мужик все ходил полёсывать), хозяйка взяла, упахала фатеру да на речку, на ледок, вытрясла сметья. А мужик пришел с охоты и сказал:
— Ты, хозягка, напрасно сметья вытащила на ледок. Разбойники весной пойдут, сметья потащит, они увидят и скажут, что есть жило. И придут к нам, нас могут убить, девять разбойников да десятый есавул.
Весной этой лед потащило, и разбойники идут, смотрят: где-то есть жило. И где это жило? Ну вот, оны и пришли потом, разбойники, к той к бабы. А мужика не было дома, было уйдено полесовать. И эты разбойники пришли и у ей попросили покушать, поесть. И она им на стол собрала, принесла хлеба три мякушки. Клала на стол. Оны сели есть, а съели всего, двух мякушек не съели, мякушку да полмякушки десять человек. Она и говорит:
— Что вы, добрые люди, мало едите? У меня мужик приходит с полёсной, так три мякушки один съест, а вы, десять человек, не можете.
Вот оны и говорят:
— Дак что же у тебя, — говорят, — такой мужик? Наверное, он порядочный?
— А его, — говорит, — никто победить не может.
— Дак что он живет когды слаб?
— А он слаб после байны. Когда в байну сходит, его малый ребенок победить может.
Этот есавул взял свел этых десять человек, положил в ригачу, в овин, а сам с той бабой ушел (оны уже слюбилися). А этой бабе сказал:
— Вытопи байну про мужика. А она говорит:
— Он сегодня не пойдет.
— А вытопи, — говорит, — может, как-нибудь смолишь.
Вот приходит мужик домой, она и говорит:
— У меня байна вытоплена, так поди в байну.
А время не указано. Нап в пятницу вытопить, а она раньше. Ну, послала его все-таки. Ну вот, с байны приходит, а есавул этот взял этого мужика, руки скрутил да к прилавку привязал на веревке, руки назад. Мужика привязал тут, а робят уложил в фатеру, тут на лавочку, а самы ушли в горницу. Она с есавулом этым пошла обниматься. А мужик, привязанный мужик-то, и говорит:
— Ванюшка! Ваня! Подь-ка. Не можешь ножичка найти где? Парень-то пошел, а девка говорит:
— Не ходи, я молодому батюшку скажу. (Вишь, сын-то по отцу, а дочь по матери). Ну, отец-то и говорит:
— Не ходи, не ходи, Ванюшка. (Разбудит девка, так его могут убить).
Он ворочался, ворочался, чтоб веревки сорвать. Так в силу-то как зашел, все веревки перервал. А потом пошел туды, на гумно. Выдернул потолок-балку выдернул — потолок пал, и их всех убило. Пришел опять, эдак руки назад клал, на старо место, и ждал до утра так. Ну и вот, потом оны спали там долго, обнимались с этым полюбовником. А он все стоит тут, руки складены, будто завязаны. Потом этот есавул вышел, отворил дверь:
— Ну, что, хозяин, какой тебе сон приснился?
— А мне приснилось, что девять мушников в одну пасть попало, а десятый ходит по крайчику.
А потом как отскочил от прилавка и этого мужика треснул об пол, да убил, да хозяйку убил, да дочку убил. А сынка взял с собой и перебрались в деревню жить (дом был у них маленько от деревни, а потом в деревню перебрались).
Зап. от Лотковой А. М. в дер. Микиткина Мельница Авдеевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР 8 июля 1961 г. Г. Григорьева // АКФ. 21. № 240.
Жил муж с женой. Исправно жили, имели двоих детей: девочку Дуняшу и мальчика Ваню.
Тогда ходило двенадцать разбойников, одиннадцать разбойников, Двенадцатый сам атаман. Сам в комнатку заходит, когда одиннадцать в байне, и вот он, атаман, стал звать замуж хозяйку, что пойди за меня замуж.
Она говорит:
— А ты мужа убей, повесь или зарежь, застрели. Что-нибудь сделай с мужем.
Муж был сильный-сильный, был и работящий. Он вот (атаман) и говорит:
— Когда у вашего мужа силы больше — до байны или после байны?
Она говорит:
— У него после байны силы нет.
Вот хозяин ушел на работу. Атаман заставил мальчика байну топить: хозяин вечером придет с работы — так байну ему.
Хозяин с работы пришел. Она и кушать ему ничего не дала.
— Иди в байну, бегом-бегом иди.
Когда он из байны вышел, атаман говорит хозяину:
— Давай поборемся. Он ему говорит:
— Нет, я не могу уже голова поднять, не то что. Лег он на лавочку отдохнуть, а жонка так говорит:
— Ну, хозяин, как ты хозяин, все гадали, то какую смерть хочешь: застрелить тебя, или заколоть тебя, или повесить тебя.
Атаман говорит:
— Ну, хозяин, все-таки ты хозяин — сейчас тебя убивать не будем, до утра оставим.
До утра его оставили. Связали его веревками — руки, ноги — и яод лавку бросили. Ни кушать, ни пить — ничего не дали, а сами ушли приготавливать все свадебное, петь да гулять.
Погуляли там, успокоились, опять улеглись. Вот ночью девочка вышла (десять-двенадцать лет ей было). Он (хозяин-то) и говорит:
— Дунюшка, подай-тко с полки самый большой нож.
— Не дам. Я сейчас татку разбужу.
— Не надо, Дунюшка, не буди татку! Это я так, во снях вижу. Потом мальчик встал, пошел на двор писать, Ваня-то. Теперячи он, атаман-то, и говорит:
— Ваня, подай ты мне нож. Ваня не схотел, бросился к отцу.
— Татка, где у тебя нож?
— Он во креслях.
— Татка, а татка, мне тебя жалко стало, как тебе не дали есть.
Поднял нож сын, он веревку-то перерезал от рук и от ног. Хозяин встал, подпер байнку, где разбойники были, зажег байнку, вочью, а сам на лавку опять лег.
Утром встали. Она блины печь заводит. Хозяйка потчует атамана:
— Скорее реши мужа смерти. Муж-то хозяин все-таки, но жалко, надо дать ему выпить стакан вина. Так не могу.
— Как спал, хозяин? — говорит она.
— Нет, я не спал.
— А может быть, во снях что-нибудь видел?
— Во снях-то я видел, как будто бы я ловлю силушками, и мне одиннадцать разбойничков попало в силушку, а двенадцатый, — атаман-то, бегал по краюшку, только и ему попасть.
— Ах, какой интересный сон ты видел.
— Да, — говорит — сон-то интересный. И стакан-то взял вина выпить. Атаман-то и говорит:
— Выпьет, а потом я его и прикончу.
А он-то (хозяин-то) в это время как вскочит из-под лавки и его большим-то ножом так в горло, да свалил, да до смерти зарезал атамана-то того. И жену зарезал, и девочку зарезал. А золото в сумку положил-поклал, взял с собою сына, с домом покончил и пошел путешествовать.
Зап. от Завьяловой А. Я. в дер. Гарницы Сенногубского сельсовета Медвежьегорского р-на Карельской АССР 12 июля 1956 г. Э. В. Померанцева, Е. А. Ремезова, О. Л. Свешникова // АКФ. 79. № 627.
Досюльне время жил полесник один. Ну, он жил с жоной и детьмы. Он ловил пастямы мошников. Потом к нему стали разбойники ходить, он был этакой сильный старик этот, их десять человек было, этых разбойников. Его жена этого-то атамана полюбила. Этот атаман говорит:
— Хозяина твоего, — скае, — перевесть.
Так он был этакой сильный, они спрашивают:
— В какое время, — скае, — перевесть его надо? Потом скае:
— Надо байну натопить, испарится он после байны, и тогда меньше у него поры будет в то время.
Потом он ушел на полесье. Она и байну ему сготовила к вечеру. Потом он сходил в байну, оны на него и напали артелью, оны уж приготовились днем. Потом его взяли, связали артелью. Потом под лавкой клали его ночью. Потом эта жена с этым атаманом спать пошла. Ну, а этых девятерых в особо место в байну положили спать. Потом он ночью спит в фатере под лавкой, робята только в фатере. Потом он дочки говорит:
— Подай, — скае, — ножик с воронца. Дочка скае:
— Нет, у меня новый татенька, мать бранится буде.
Потом он мальчика стал заставлять, так мальчик достать не может, руки не хватят. Отец говорит:
— Возьми лучинку на печи, возьми лучинкой, не можешь ли, — скае.
Потом он взял лучинку, начал в сторону и в другу, достал ножик с воронца, упал на зень, потом скае:
— Не можешь ли как-нибудь веревок пересечь?
А веревки новые, мальчик и пересек ножом веревки. Потом, как руки вольны стали, он ноги сам сбавил (уже руки слободны стали, так...). Потом робяткам говорит:
— Ну, лягте, — скае, — спать, спите ноне.
Взял лег спать под лавку до утра опять. Потом жона встала утром, блины заводит печь, ну и видит: жонка стряпну заводит новому мужу. Потом он говорит ей:
— Жона, развяжи, — скае, — меня. А она говорит:
— Для меня кто дюж, — скае, — тот и муж.
Потом она блинов напекла, стряпну наготовила, потом и приходит атаман, разбудила стряпну есть. Потом приходит и спрашивает:
— А, ну, что, — скае, — ты во сне видел, полесник? Потом:
— Видел я ночесь: быдто полесовать ходил, потом, — скае, — мошника одного заловил сначала, потом девять мошников, скае, ходят и тых охота заловить, ходят по бору.
Ему сон рассказал, потом этого атамана поймал, выстал с-под лавочки.
— Теперь я сон тебе рассказал, вот я теперь этого мошника поймал его.
И укокошил его тут же. Потом шел в байну, у них потолок был на одном дереви, видишь ты, как-то. Потом пришел да взял и весь потолок съекнул (сронил) на них, всех там задавил, и ни один не выстал. Потом пришел домой и тую жону начал теребить и дочь, обых перевел. Потом сынка взял и:
— Полно, — скае, — мне полесовать, уйду я. И ушел. Только и было.
Зап. от крестьянина в дер. Илемской Сельге Кондопожской вол. Петрозаводского у. Олонецкой губ. в 1884 г. А. А. Шахматов // Северные сказки. № 122. С. 292—293.
Мне вот уже восемьдесят годов теперь, а когда была маленькат слышала от покойного дедушки, что за двадцать верст, вверх по-реке Сойде, есть ручей Гусинец, подле которого жил когда-то Гусь-богатырь. Подле ручья, текущего в левую сторону реки Сойды, есть Гусева поляна, теперь сделавшаяся бором, на котором растут огромные сосны. Здесь еще видно место, где было Гусево жилище, по остаткам груды каменьев. Недалеко есть большой порог, вниз па реке Сойде. В этом месте жил богатырь со своею семьею, которая состояла из жены, дочери и маленького сына.
В давние времена ходило по Руси много разбойников. Одни из разбойников со своим атаманом после грабежей и убийств привыкли ходить в одно уединенное и сокрытое место для пристанища. Атаман хотел убить Гуся по любви к его жене. Убить однако же не мог: не хватало сил против богатыря. Раз жена подпоила своего мужа хмельными напитками и стала спрашивать:
— Скажи, дружок, чего-ни уж ты боишься? Чего-ни есть такое, от чего ты слабеешь?
Тогда Гусь сказал:
— Боюсь я женских волос: если хоть одним волосом обмотаешь мою руку, я не могу тронуться с места.
Тогда жена перевязала сонного мужа своими волосами. Он проснулся и понял свою ошибку. А жена уж спала в виду мужа с разбойничьим атаманом. Дети Гуся еще не спали. Дочь была старше, сын младше. Свеча на столе горела. Гусь тогда велел дочери взять свечку и пережечь на руках материи волосы. Дочь ответила:
— Я как скажу на тебя молодому батюшке, так он тебе задаст! Отец велел дочери замолчать.
Когда дочь уснула, маленькому сыну, сидевшему на шестке, стало жаль отца — он взял свечу и пережег волосяную перевязку. Тогда отец вскочил с печи и тихонько подошел к бане, в которой спало сорок разбойников. Он выдернул баянну матицу и свалившимся потолком убил сорок разбойников. Сам же пошел и лег на печь по-старому. Атаман проснулся утром и спрашивает у Гуся:
— Каков ты сон видел? Гусь отвечал:
— Поставил я во сне слопец (пасть, кляпцы), в которой попало сорок тетеревей; один еще ходит, и тому не миновать.
Атаман понял, в чем дело, стал ругать Гуся. А Гусь схватил палицу и зараз снес ему голову. Жену и дочку связал вместе спинами и пустил на плоту с речного порога вниз по реке Сойде. Они пропали без вести. Сам Гусь с сыном переселился в Каргополь и вскоре умер.
А сын его уже давным-давно писал из Питера к ухтозерским крестьянам, чтобы они искали на Гусевой поляне богатство, покрытое сверху каменьями и бороной. Ухтозеры искали этого клада, но нашли только куски какой-то истлевшей материи.
Зап. от Ганевой В. в Вытегорском у. Олонецкой губ. К. Маклионов / Из материалов К. М. Петрова // Русский филологический вестник. 1885. Т. XIII. № 1. С. 58—60; Сказки, песни, частушки Вологодского края. № 3. С. 283—284.
Кончак <...> жил в нынешней деревне Дураково. Однажды к этому месту пристала лодья, шедшая в Поморье. В числе пассажиров на лодье был один поп с молоденькою женою. Узнав об этом, Кончак решился завладеть прекрасною попадьею, и это ему ничего не стоило. Он был и великан, и такой силач, что на него не действовало никакое оружие.
Сделавшись обладателем красавицы, Кончак удалился с нею в свое жилище. Между тем лодья стояла у острова, потому что поп, сожалея о несчастной участи своей жены, приискивал средство, как бы освободить ее от колдуна Кончака.
Так прошло несколько дней. Между тем жена попа успела увидеться с одним из своих спутников, который просил ее разведать У Кончака, какая сила на него действует, чтобы, узнавши это, Можно было приступить к освобождению несчастной пленницы. Хитрая красавица так искусно начала свои расспросы, что Кончак проболтался и высказал ей свою заветную тайну:
— Когда я сух, — говорил он, — то на меня не действует никакая сила; но когда я выйду из байны и пока не обсохну, тогда и Малый ребенок уходит меня.
Эти слова попадья поспешила, разумеется, передать своему мужу, который, собрав всех бывших на лодье людей, вооружив их и. вооружившись сам, приготовился к нападению на Кончака и ждал только благоприятного случая. Этот случай вскоре представился.
Выходя однажды из бани, великан Кончак был окружен вооруженною толпою и, жестоко раненный, обратился в бегство. Он бежал по морскому берегу верст восемь или девять, но, истощенный, упал на землю и умер на берегу, в том месте, где ныне Кончаков наволок, названный этим именем в память злого колдуна Кончака. Недалеко от этого места есть маленький бугор, называемый могильницею. Под этим бугром лежит тело Кончака.
Зап. В. П. Верещагин // АГВ. 1862. № 39. С. 330.
Опись его читал. Выходил он на поединок из-за красного уголк (городка, что ли) с иноземцами.
— Если я повалю, то наш будет, — говорит, — а если он, то ваш. Грозный царь послал в Рагнозеро, а он был в лесу.
Хозяйка спрашивает:
— Зачем пожаловали?
Они сказали. А потом она говорит:
— Придет домой — ничего не говорите ему, покуда вас н спросит.
Идет Рахта, на семь дровней несет копыльев, вязьев, кинул — избенка встряхнулась.
Большуха накрывает стол, пообедали. Взглянул на послов:
— Об чем, добры люди, пожаловали?
— Грозный царь просит вас в Москву.
— Через семь суток буду.
Семь суток дома прожил и на лыжах сошел в Москву. (Я и картинку видел). Царь спрашивает:
— Конный, или пешим, или гужом шел?
— Пешим на лыжах шел.
— Дать три дня отдыху! Три дня прошло.
— Ну, теперь на кулачный бой.
Кииули жребий, кому первому стоять. Выпало Рахкою стоять. Стой как пень! Ударил его в грудь — кровь со рта и носа полетела.
— Дайте омалтаться часа два! Прошло два часа.
— Ну, как себя чувствуешь?
— Дайте час еще!
Через час пошел на бой. Иноземец стоит, как пень. Рахкой треснул ему в висок — голова и полетела. Государь одарил деньгами:
— А что тебе еще?
— Дай мне безданно-беспошлинно рыбу ловить в Рагнозере. (Это действительная былина. О Рахкое слух носился, картины были на стене, как он идет на лыжах).
Зап. от Ремизова Н. А. в дер. Алексеевской Авдеевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР в 1940 г. Г. Н. Парилова//АКФ. 8. № 49; Труды КФ АН СССР. Вып. XX. № 15. С. 138.
В Москвы были борцы, бороться хотели. Борец приезжал чужой, из-за границы, что ль. А один мужчина и говорит:
— С этим борцом наш Михайло Рак поборолся бы.
Ну, а его за плеча и вывели. «Какой, — говорят, — Михайло Рак?»
И повезли этого мужика к Рахке. В Рагнозеро приезжают — его нет. Потом приходит из лесу, на семь дровней принес с лесу полозья, вязья, все материалы.
— Ну, — гыт, — мы за тобой приехали, бороться надо.
— Я не отказываюсь, вы поезжайте на лошади, а я пеший пойду.
Ну, а мужика повезли туда опять в Москву. А он, Рахкой-то, за трое сутки раньше на лыжах пришел в Москву. А те приехали, им и говорят:
— Ну что, привезли Михаилу Рахкоя? А Рак встречает их:
— Вы что долго? Я уж трое суток прожил, вас прождал. Ну вот, — гыт, — где у вас борец?
Ну, там вышел борец.
— Ну что, на смерть тебя бороть или на живот?
— Бори прямо на смерть! (Тот-то еще пофастал).
Он повел раз, два да три, как тропнул, дак тут и конец борцу. Ему царь кафтан дал, а он на лыжи стал да и опять в Рагнозеро.
Тут и жил.
(В Рагнозере был я молодым на вывозках, там был Проня, старик девяноста лет. Он рассказывал про Рахка. Раньше ведь у нас дико было).
Зап. от Кережина И. А. в дер. Бураково Авдеевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР в июле 1940 г. Г. Н. Парилова//АКФ. 8. № 58; Труды КФ АН СССР. Вып. XX. № 6. С. 127-128.
Это в старое время было, в Ленинграде. Приехал, значит, из Англии борец, силач в общем. И вызывает, значит, что есть ли у вас такой богатырь, чтобы со мной бороться. Нашему царю предъявляет. Вот царь дал приказ по всему государству, чтобы выписать борца, в общем, на поединок чтобы мог выйти. Ну, и попало это дело сюда в Рагнозеро.
Вот, сельсовет тогда вызывает в Куганаволок: тогда в Куганаволоке было правление, а рагнозеры были нашего сельсовета, Куганаволокского. Ну, значит, Pax Рагнозерский изъявил желание съездить в Ленинград, побывать. Вот, тогда сообщают, конечно, царю, что изъявил желание. Царь тогда посылает сюда генерала за ним, чтобы увезти его. Вот, генерал приехал, значит, на подводы в Рагнозеро, на лошади. Снег уже выпал. Парой приехал, чтобы увезти этого Раха в Ленинград (тогда ведь дорог железных не было).
Вот приезжает генерал в деревню Рагнозеро и спрашивает:
— Где здесь, — говорит, — Pax Рагнозерский?
— Да есть, — говорят, — такой, здесь стоит, а самого нет дома. Ну, деревенская баба увидала генерала, немножко острашилася, что приехал в таких погонах золотистых.
— Дак скажите, — говорит, — гражданин, на что он вам нужен? — жена спрашивает.
— Да в общем, приедет сам, я поговорю. Нужно, — говорит, — царю.
— Так его, — говорит, — не знаю, как титло ваше, его, — говорит, — дома нету, ушел в лес. Ну, наверно, скоро будет из лесу.
— А чего он ушел в лес?
— Он, — говорит, — занимается мастерством, дровни вяжет. Есть-то как-то надо. У нас, — говорит, — здесь заготовки, дровни нужны.
Вот жена наливает самовар.
— Уже время-то. Должен, — говорит, — скоро прийти. Посмотрела в окно и говорит:
— Вот и идет.
Генерал:
— Где, — говорит, — покажите.
— ...А вот, мол, там, видишь? Лес, как остров, поднялся.
— Так там, — говорит, — не человек.
— Нет, — говорит, — человек катится на лыжах, везет материал на дровни, на сорок штук: полозья, копылья, вязье, нащепы, — одним словом, на сорок штук дровен.
Он посидел у окошка и головой пошатал: как остров, столько у него навалено на плечи.
Прикатил к дому, дак ажио дом задрожал! Это с плеч бросил на землю. Лыжи сынок сдернул, захватил за угол хату и сунул туда. Значит, никто не унесет. Заходил Pax Рагнозерский в помещение, поздоровался с этим:
— Здравствуй, гражданин.
(Ну, мужик деревенский, не знает тут ни титула, ничего).
Жена подняла самовар на стол и принесла три буханки хлеба. Пока Pax пил три стакана чаю, и три буханки хлеба съел. Генерал смотрит. (Вот, аппетит был у старика!)
Посматривал генерал, глядит долго на него, любуется, а он еще два выпил, без хлеба хотя, а выпил. Когда вышел из-за чаю, генерал и говорит:
— Ну вот, Pax Рагнозерский, я приехал на пары лошадей за вами. Вам было извещено у царя, и сельсовет известил. Приехал заграничный силач, ищет поединков, померяться силой, выйти на поединок. Ну, как вы изъявили желание, так я и за вами приехал.
— Я, — говорит, — согласен, да только вам меня не увезти. Пары лошадей делать нечего.
— Ну, я могу, — говорит, — нанять и тройку.
— Все равно не уехать; и на тройке не уехать. (Вот силач-то какой).
— Ну, вот что, — говорит генералу, — вы поезжайте, я за сутки буду там, на лыжах приеду.
Он говорит:
— Семь дней ехать!
— О, — говорит, — так я вперед вас попаду.
— Ну, дак вы, — говорит, — торопитесь, я на свое число буду. Ну, и прожил он пять дней — пусть генерал съедет, семь дней пройдет.
Ну, и вышел Pax Рагнозерский, смазал свои лыжи. Пришел тот день, что ему нужно отходить, ну и пошел.
Когда он уже прибыл в Ленинград на лыжах, обращается — к дворцу прикатил. Там, значит, часовой стоит.
— Кто вы, — говорит, — такой?
— Я есть Pax Рагнозерский, прибыл по приказу царскому. Какой, — говорит, — здесь иностранный хват приехал, ищет выйти на дуэль, так вот я изъявил желание посмотреть этого иностранца, что он за человек.
Ему, конечно, отвели помещение. Ну, там доложили.
— А вот мне, — говорит, — лыжи надо убрать.
— Так вот лыжи ваши мы уберем куда-нибудь.
— Нет, этого мало.
Пятиэтажный дом стоит рядом. Он подходит, берет за фундамент, взял и сунул лыжи туда, под дом. Этот часовой стоит и думает: «Пятиэтажный дом одной рукой поднял».
Вот, на второй день, значит, приехал иностранец. Значит, требует.
— Давайте, я приехал измерить силы. Найдется, — говорит, — в России такой человек, который мог бы со мной справиться.
Вот, когда уже приводят Рахка на дуэль, где уже нужно им бороться-сходиться, то этот молодец-бахвалец стоит, хвастает:
— Ох, мол, знаешь, ха-ха-ха, я ему сейчас покажу. Я, — говорит, — все государство объехал, а тут деревенского какого-то мужика поставили. Ну, не знаю, что русский мужик со мной справится.
Pax Рагнозерский посмотрел на него немножко так:
— Рано, — говорит, — молодой человек, бахвалишь! Попосле, — говорит, — будем рассуждать.
Ну, стали сходиться два молодца. Pax Рагнозерский раздевает себя, а одна рубаха домотканная, крепкая (раньше, знаешь, в деревнях ткали, дан своей работы). Вот, значит, захватил Pax Рагнозерский его в свои руки и говорит:
— Ну что, — говорит, — если подниму да на этой панели тебя хлопну, то один пепел от тебя останется.
А царь уже стоит, вся свита — полно, раз на дуэль выходят. Обращается Pax Рагнозерский, хоть деревенский мужик, к царю:
— Дак вот, — говорит, — ваше величество, вы дайте мне такую бумажку, что если я, в крайнем случае, его не сдержу и убью, дак мне не отвечать, если что получится, несчастный какой случай, если не выдержит моего, в общем, удара.
Но когда он получил этот документ, тогда подходит. Схватились.
— Как, — говорит, — желаешь бороться, на одну ручку или в обхватку?
— Я, — говорит, — всяко умею. Обнял его, значит, Pax.
— Ну, бери, — говорит, — а то жди меня. Ну, давай, — говорит, — начинай!
Он было взял Раха Рагнозерского — ни поднять не может, ни пошевелить не может, — брызгун, который хвастал.
— Ну, значит, что, всё? Ну, — говорит, — все слушатели и зрители, смотрите, как русский Pax будет поднимать, деревенский мужик Рагнозерский.
Все глаза-то опили, смотрят на этого несчастного хвастуна. Pax его как поднял, как не сдержал, бросил об землю — сразу насмерть. Тут все закричали. Значит, погиб, ну и отвоевался, богу душу отдал. Тут его прибрали и сообщили туда, за границу: «На дуэли, значит, ваш боец погиб от сильного удару, потому что рано похвастал, Pax его поднял и не сдержал, так его тряхнул, что у него все легкие отскочили к черту».
Ну, царь его, конечно, поблагодарил и дал ему такое поощрение: Раху Рагнозерскому свободно, значит, леса, свободно, значит, земли брать; снял все налоги, наградил еще деньгами за это, что он погубил иностранного хвастуна.
Ну, вот теперь, в настоящее время, распростился Pax Рагнозерский с Ленинградом, стал опять на свои лыжи и за полсуток вернулся домой к жене с деньгами. И вот, в настоящее время живет. Только по просьбе, если государь затребует куда, приезжает. Вот какую имел Pax Рагнозерский силу.
Зап. от Леонтьева П. Я. в дер. Гумарнаволок Куганаволокского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР в июле 1957 г. экспедиция студентов МГУ под руководством Э. В. Померанцевой // Труды КФ АН СССР. Вып. XX. № 16. С. 139—141; Легенды, предания, бывальщины. С. 44—48.
Рахкой был богатырь вот данной деревни. Семья у него была: двое детей малолетних и жона.
Вот созвал его государь в Москву бороться с одним борцом. Он с собой в Москву принес на семеро дровней всего материалу. Шел он туда, в Москву, на лыжах. Приходит в Москву, поднял угол дома и подсунул свои лыжи. Приходит, ему государь и говорит:
— Вот, Михайло, я тебя призвал сюда бороться.
И вот сошлись они с борцом бороться. Спросили друг у друга, который наперед будет бить (борьба насмерть была у них). Первый раз ударил борец. У Рахкова изо рта выскочил кровавый кусок. Ударил Рахкой и сразу убил, на первый удар.
Государь ему за это наградил кафтан:
— Вот, Рахкой, иди, но государского подарка никому не отдавай.
А сам послал вслед солдат, чтобы кафтан отобрали. Когда они догнали Рахкоя и сказали, что государь велел отдать, Рахкой и говорит:
— А возьмите! Не тяжело он у меня и нажит.
Государь сразу Рахкоя приказал вернуть и посадил его в тюрьму, не давал шесть суток ни есть, ни пить. После пяти суток дал ему кушать и поставил пять человек солдат, чтобы не давали есть Рахкою.
Ну, конечно, Рахкой одной рукой отпихивает солдат, другой ест,
— Нате, ешьте, я накушался!
Потом государь и говорит:
— Что же тебе надо, Рахкой? Чем тебя награждать?
— Ничего мне не надо, государь, а дайте мне власть над Рагнозером.
Ну вот, государь его так озером и наградил, и стал он полным хвзяином этого озера.
Когда возвратился домой Рахкой, то жона его влюбилась в другого. Было сорок человек разбойников, как прежде называли. И вот жона его влюбилась в атамана этих разбойников. Жона стала испытывать:
— Когда же ты, Михайло, бывашь малосильный? Ну, он, конечно, сказал ей:
— Я тогда бываю малосильным, когда сделаю сношение.
Тогда она сделала это дело, призвала атамана, и связали Михайла веревками. Связали веревками и сами ушли. Привязан он был к колбику, к печке. Вот Михайло и говорит дочке:
— Возьми ножик и перепили у меня веревки.
— Да, — говорит, — я молоденького папеньки скажу, так он даст тебе ножик!
А мальчик говорит:
— Я подам, папа, ножик!
— Тебе не достать (ножик был на полке).
— Я, — говорит, — лучинкой спихну.
Спихнул, перепилил веревки у отца. Тогда Михайло сейчас идет на берег озера, вымылся и вот этих сорок человек разбойников (они Помещались в байны) всех убил, сронил байну.
Приходит домой, опять привязался на то же место и сидит. Вдруг открывается дверь и приходит атаман с его жоной.
— Вот, Михаиле, я сон видел: поставил слопець... ну, капкан... мне, — говорит, — мошник матерый-прематерый попал.
Михаиле говорит:
— А я сон видел: поставил слопець, так мне сорок попало, а еще глухарь с глухаркой ходит, так, наверно, и тот попадет!
Развернулся и убил этого атамана и свою жону.
Ну, на этом и закончилося. После до смерти доживал, владел этим озером. Он основатель деревни, стало быть. Название озера от него и произошло.
Лет сорок, когда горела наша деревня, ровняли дворы, — выкапывали лытки, человечьи кости. А никто на веку не помнит кладбища на этом месте. Слышал от деда своего Титова, от многих и от Оськи Палёного.
Зап. от Титова А. А. в дер. Рагнозеро Рындозерского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР в июле 1940 г. К. В. Чистов // АКФ. 8. № 193; Труды КФ АН СССР. Вып. XX. № 1. С. 123—125.
Начнем прямо так: было дело в Пудожском районе, в деревне Рагнозеро, отсюда километров тридцать. Вот жил там Михаила Ракин, семья у него была — жена и двое детей. Только и жительства было, больше никого не было. Он был очень сильный, можно сказать, богатырь был. Так что он мог приносить материалу на своих плечах на семеры дровни. И вот он проживал так, лет уже сорок было ему, и никто не знал, что он такой чинный.
А из нашего Пудожского района некоторые маклаки ездили в Питер на лошадях с грузом. Эти вахляки, им пришлось сходить в цирк и высмотреть, как там борцы борются, богатыри.
В этом цирке был один знатный борец, никто его побороть не мог. Нанялся там один борец, вышли они на поединку. Ну, его этот борец сразу и победил. Тогда они меж собой и говорят:
— Ну, был бы тут наш Михаила Ракин, сразу победил бы этого богатыря.
А там люди подслушали их разговор, что есть у них Михаила Ракин, поборол бы этого борца. И донесли царю, что есть в Пудожском районе один борец по имени Михаила Ракин. Царь, недолго думавши, послал сюда посланников, что во что ни стало привезите Михаилу Ракина в Питер.
Посланники приехали сюда искать Пудожского района, тогда уезд был, Пудожского уезда. Когда они приезжают в деревню Рагнозеро, Михаила Ракина долго не случилось. Только дома были жена и дети. Посланники спросили жену:
— Где же ваш муж, Михаила Ракин? Но жена ответила:
— Ушел на работу, скоро должен прийти.
Вот немножко обождали, вдруг на озере оказалось страшное чудовище. Жена и говорит:
— Вот мой муж идет с работы.
Он приходит. Озером шел, дак приносит на семеры дровни материала. Им сразу страшно стало — сколько он мог принести. Когда ой сбросил с плеч свою ношу, аж земля задрожала. Ходил, конечно, он на лыжах. Поднял в доми угол и лыжи засунул в подвал, чтобы не, украли.
Жена предупредила посланников:
— Пока он не покушает, дак ничего не спрашивайте, он бывает сердитый.
Он заходит в дом, спрашивает у жонки покушать. Конечно, с ними поздоровался. Когда покушал, начинает посланников спрашивать, зачем они сюда прибыли.
Тогда посланники и отвечают:
— Мы приехали к вам сейчас от самого царя. Царь вызывает вас налицо. Дал наряд, чтобы сразу вас привезти.
Тогда Михаила Ракин отвечает:
— Вы поезжайте, а я приеду сзади на лыжах, если я сяду, дак ваша лошадь меня не увезет.
И вот Михаила Ракин прожил после посланников три дня и отправился в Питер, к царю налицо. Приходит он в Питер, посланники еще не приехали (после его за три дня приехали). Ну, он, конечно, доложился царю: так и так, я есть тот самый Михаила Ракин. Ну, царю было известно, что как он проголодается, дак злой, как зверь. Три дня царь держал его без еды. И через три дня открыл борьбу. Все люди в цирке собрались, а этот борец выхваляется:
— Что за борца привезли из деревни!
Вот Михаила Ракин и выходит. Тогда борец и говорит:
— Ты скажи, Михаила Ракин, какой земли, какой орды, какого отца-матери? Чтобы мы знали, кому известить о смерти твоей. Ну, как, пойдем бороться, на смерть или на живот?
Тогда Михаила Ракин и говорит:
— Как угодно!
Тогда они разошлись, делают схватку. Борец ударил Михаила в грудь. Михаила Ракин сделал отметку на три шага и выхаркнул кровяной кусок, но на ногах устоял. Тогда и говорит Михаила Ракин:
— Ну, держись, нахвальный борец, я не буду вас спрашивать, какой земли, какой орды, какого отца-матери!
Ну, дал борцу в грудь, тот и смерть получил. Тогда царь приказал отвести Михаилу Ракина в отдельную комнату и дал ему покушать. Царю захотелось отобрать у Михаила Ракина хлеб со стола: человек голодный, дак что он скажет? Но этот человек половину продуктов отобрал, а Михаила Ракин и говорит:
— А ежели голоднее меня, дак забери последки, я и так домой уйду!
Ну, тогда царь увидел, что у его характер слабый, отпустил ею домой, не стал его в крепости держать, как раньше богатырей в крепостях держали.
<...> Вот когда он ходил к царю, Михаила Ракин, к ему пришел атаман с шайкой разбойников в сорок человек. Поместились у ево. Этот атаман полюбил его жену. Михаила Ракин долговато проходил. Они с жонкой решили Михаила Ракина как-ни убить. Атаман и говорит:
— Когда он придет домой, ты расспроси у него, когда у него бывает меньше силы.
Вот он пришел домой, не знает, что у его тут шайка разбойников. Он пожил день-два дома, и жена начинает его расспрашивать:
— Скажи, Михаила Ракин, когда у тебя бывает меньше силы?
Он долго не сознавался, но в конце концов сознался, что когда я с вами сотворю блуд, дак тогда у меня бывает меньше силы.
Когда они сотворили блуд с ей, тогда она сообщила атаману:
— Теперь Михаила Ракин бессильный, что хотите с ним, то и делайте!
Тогда приходит атаман, связывает у Михаила руки, ноги и привязывает его к стенке. Начинает с его женой гулять. Сам насмехается:
— Ах, Михаила Ракин, ты такой сильный, порной — привязан, а я с твоей женой гуляю.
Когда ушел атаман в другую комнату, тогда говорит Михаила Ракин своей дочке:
— Дай мне ножа!
Тогда дочка говорит:
— Ах, тебе ножа! Погоди! Я новому папке скажу, дак даст он тебе ножа!
Тогда он говорит мальчику, трехлетнему сынку!
— Дай мне ножика!
— Да мне, папа, не достать. Он на полке, высоко.
— Возьми палочку, спихни с полки да подай мне.
Мальчишка взял палочку, спихнул и подал ему. Тогда Михаила Ракин отрубил веревки и побежал в озеро искупаться. Искупался, прибежал на старое место, сам себя немножко припутал, стоит. Выходит атаман с насмешкой:
— Ах, Михаила Ракин, я с твоей женой обнимаюсь, а ты стоишь привязанной, а такой считался сильный.
Тогда Михаила Ракин хватился, ударил атамана и убил насмерть. То же самое берет жонку и дочку — нарушил все семейство. Оставил одного сына. А сын говорит:
— Папа, у нас полна баня мужиков (больше не знает, как назвать).
Тогда Михаила Ракин сбежал в баню, спихнул в бане стенки с места и всех сорок человек убил, так что ни одного живого не осталось. Забрал своего сына и ушел неизвестно куда. Забросил Рагнозеро.
Зап. от Павкова М. А. в дер. Мелентьевской Авдеевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР в июле 1946 г. А. В. Велованова//АКФ. 17. № 55; Труды КФ АН СССР. Вып. XX. № 9а. С. 130-133.
У меня сосед был — двенадцать овсяников съест — в дорогу уж Цичего не берет. В Москву сходит налегке. Дом за угол возьмет, приподымет, лыжи под избу засунет.
— Чайку-ба теперь!
Сядет, ест, пьет. Мог всё есть — хоть рыбник ершовый.
В Москву соседа часто требовали. Туда из разных стран хапкй наезжали. Много таких хапков бывало. Дак соседа-то и требовали.
А он здоровый был!
— Меня только острием топора ударь, так оглянусь, а обухом — я не почувствую, — говорил.
Грести станет — лодка ижно шумит.
Сильной человек...
Да жили-то такие недолго.
Зап. от Карова В. Г. в дер. Колодозеро Пудожского р-на Карельской АССР а октябре 1967 г. В. Пулькин.
При царе Иване Грозном у нас беглец был, Донской; великан был, потому и деревня Великодворская. Силач был, ходил в Москву бороться, тоже верхову брал.
У нас жил правнук его, Александр Иванович Донской, менее десяти лет как умер.
У нас здесь было беглых-то. Поселялись в глуши, по течению реки Шалы, жили — три года не видали друг друга, не встречались.
Зап. от Мишкина И. Ф. в дер. Великодворской Каршевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР в 1940 г. Г. Н. Парилова//АКФ. 8. № 50.
Был такой старик, ходил в Москву, боролся так, что поединщика сильнее его не было. Шел (тогда машин не было), шел лесом, повстречались ему какие-то, так он обоих смёл. Они говорят:
— Ну, мы тебе покоримся — ты будешь старший брат, а мы меньшие.
Сарай строили, курик был такой, так он один подымал, а мы посля трое не могли поднять. И нигде он не мог найти себе поединщика, такой сильный, как богатырь, был. Умер он лет сорок назад...
Вот и Еганов мой дедка был, так полторы сажени дров вырубал топором. Жил он в деревне Черной. Бывало, судно в Онего разбило, так он девятипудовые мешки за девять километров нес без отдыха.
Зап. от Ромахина А. в дер. Якушеве Каршевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР 14 июля 1940 г. А. Д. Соймонов // АКФ. 8. № 14.
Как-то в Архангельск приехали борцы Московского передвижного цирка. Это событие круто повернуло жизнь Лобанова.
Будучи в цирке, он с волнением следил за борьбой на сцене. А когда победитель под гром аплодисментов заявил, что хочет жобороться с любым желающим из зрителей, земляки подтолкнули Ивана.
— Иди, Ваня, — советовали они.
И Лобанов вышел на арену. Не зная никаких приемов борьбы, он быстро положил профессионального борца на обе лопатки. Зал наградил его долгими аплодисментами.
Предприимчивый владелец цирка Изах сразу же смекнул, что такой богатырь принесет ему большую выгоду. Лобанов был зачислен в число борцов цирка.
С тех пор силач ездит по городам России и ни разу не терпит поражения <...>.
Опубл. Зашихин П. // Сталинец. 1959. № 146. 13 декабря.
Каждый год в Иванов день в Муромском монастыре устраивалось боротье. Борцы съезжались с Вытегры, с Андомы, со всей округи, а иногда приезжали силачи и из других губерний. Дед мой, Яков Ильич, был необычайно силен. В Якушеве старики были тоже порноваты, только им супротив деда куда. Яков Ильич был постоянным участником состязаний в Муромском монастыре и не раз держал верхову, но самая крупная победа была одержана им при следующих обстоятельствах.
Якушевский дьяк женился; среди свадебных гостей был его свояк — борец (из Шалы), высокий, сильный, плечи — косая сажень. Сошлися здесь бороться, а наш дедка его на руки поднял да, как снопа, перевернул. Вот все и удивлялись: борец был порной, в шести губерниях не мог по себе борцов найти.
Необычайной силой отличался также и брат деда, Николай Ильич, он не ходил на боротье, только крестьянствовал очень хорошо. А когда приходили борцы, то он на долонъ посадит и поносит борца-то...
Зап. от Мишкина И. Ф. в дер. Великодворской Каршевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР 13 июля 1940 г. Г. Н. Парилова//АКФ. 8. № 35. С. 12.
<...> Еще один силач, Василий Васильев, среднего роста, не широкий в плечах, с виду не кажется сильным; но случалось, что он же Ивана Андреева перекидывал через свою голову.
Зап. И. С. Поляков//Поляков. С. 167; Записки ИРГО. 1873. Т. III. 488—489.
Юколо Ухты там борцы были, накулачники. Деревня на деревню прямо войной ходила, особенно Шилда да Ухта. Про них говорили:
«Когда Ухта гуляет —
Тогда Шилда спит».
Драки были, иной раз и до смерти убьют...
Зап. от Камкина П. А. в дер. Низ Ошевенского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 11 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин// АКФ. 128. № 82.
Ванька Лобанов простой мужик был, работал дома. А сестра его еще здоровей была.
Он в казенной даче нарубил и выносил носком весь лес на дом. Узнали — к нему и приехали.
А он весь лес поставил шатром. Разгорячился, что хотели у него весь лес отобрать, да и поставил шатром все бревна. Их и не возьмешь.
<...> Он раз шел, увидел бабу (с нею копер подымают) да и унес в лес. Попросили бабу обратно принести. Ванька Лобанов и принес.
Узнали, что он такой силач, взяли его в артисты, в борцы. Он четверть вина выпьет, ему хоть бы что.
Он всех побеждал, так борцы сговорились, да связали его, да тут его и уничтожили.
Зап. от Сальникова А. И. в с. Лядины Каргопольского р-на Архангельской обл. 19 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. № 104.
Где-то под Архангельском был Ванька Лобанов, неженатый человек. Сестра у него — такая же сильная. Сколько он хлопотал, чтобы жениться на ней — не разрешили.
<...> Дом надо построить. Иван Лобанов в лес пошел.
— Почему ты бревна без спроса рубишь? — лесник спрашивает.
— Я бревна не рублю, у меня это жердьё.
— Как жердьё? Я сейчас смеряю.
Ванька Лобанов бревна торчмя в снег ставит:
— Полезай, меряй!...
Ванька Лобанов у мужиков бабу — сваи вбивать — унес.
— А четверть водки купите, так обратно принесу...
Его отравили силачи. Взяли Ивана в цирк, а он всех правил не знал. В охапку схватит да положит. Никто его побороть не может. Всем завидно и стало. Нюхательным табаком сыпнули в глаза, потом слепого и отравили.
Зап. от Крошнина В. В. в дер. Колежма Беломорского р-на Карельской АССР И июля 1969 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 135. № 77.
В старину люди такие были, что дерево ставили стоя трехсаженное. Раньше копры были, бабу поднимали человек двадцать пять-тридцать чугунную. Вот один человек и ставил под копер сваю трехсаженную.
Фамилия его была Дуров. Сам он был из Алмозера (это отсюда километров двадцать пять-тридцать; до Девятин доехать, а потом — в сторону).
Это старики говорили стогодовые, теперь их уже нет в живых, так они говорили.
Зап. от Попова Г. П. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 16 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 145.
<...> Был еще мужик Александр Васильевич Савин. Тот еще был сильнее, поменьше ростом, но был сильнее. Он считался двухсердечником, имел якобы два сердца, понимаете. Но вот правда, неправда? Но действительно подтверждали, что двухсердечник.
Значит, дом строят, он князевое бревно легко заносил на дом, князевое бревно, легко на дом заносил и ставил. Вот про его я знаю <...>.
Сам он из себя был очень коренастый, невысокого росту, даже по лицу он такой здоровый был — бурая краска такая на нем была, понимаете, — да, да, просто он здоровяк был, хороший здоровяк был, да.
Зап. от Пакшина А. О. в дер. Агафоновской Поздышевского сельсовета-Каргопольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная,, В. Пулькип // АКФ. 128. № 32; Фонотека, 1374/1.
<...> Приезжий тоже, из Поволжья мужчина. Он сюда приехал молодым матросом. Потом женился у нас здесь, жил даже в нашей деревне. И вот строил себе дом, дан тоже без помощи этот дом он поставил, один. Нужно ли подымать дерево на стены, он ставит дерево вершком о стену вверх, заходит туда, на сруб, имает в охапку, затаскивает и вот так без помощи поставил дом, сарай.
Потом у него же был случай. Была у него такая рыжая небольшая лошадка, своя, в личном хозяйстве, и молодой крупный такой жеребенок.
Он весной выпустил их из конюшни, погулять около дома, а на огороде были грядки выкопаны осенью. Меж грядками кувет. И вот эта кобылка у него легла кататься на грядку и закатилась в этот, между грядками, кувет на спину, ногами дрыгает. Дак он что? Пришел и ее под подпругу, за стегальце здесь, поймал ее вот так руками и на себя поднял через плечо, поставил на ноги, под задницу пнул, ей:
— Иди, плюха, да не ложись больше никогда!..
Вот это мужчина был тоже, это дак уже здесь, в нашей деревне. Фамилия ему была — Меркульев Федор Степанович. Его сын сейчас в Вытегре, здесь, при нашей больнице вот при районной, работает шофером — Василий.
Зап. от Агеева В. Ф. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 19 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 74; Фонотека, 1623/7.
Вот, значит, в народе говорили, что брат и сестра очень были здоровые, крепкие, даже на избу наносили из лесу бревен и построили избу, и избу построили они.
Зап. от Белухиной Б. В. в дер. Агафоновской Поздышевского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. № 37; Фонотека, 1374/2.
У нас здесь, я припоминаю, не знаю только, как фамилия ему: всё звали его Ганя да Ганя. И был тогда здесь помещик Бороздич, у него винокуренный завод был. Там Ганя и работал.
Ганя женился. Ему надо отделиться от отца. Вот Ганя к помещику:
— Дай бревен на избу.
— Дам, если принесешь на себе из лесу.
И, что ж вы думаете, выносил на себе бревна, вместе с женой...
Зап. от Юшковского В. А. в г. Белозерске Вологодской обл. 25 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 159.
Ванька Лобанов бревна носил. Лесничий запретил:
— Ты почему бревна воруешь?
— А если надо, так я тебе эти бревна принесу к дому...! Это было годов пятьдесят тому назад, до революции еще. Он с Северной Двины сам.
Наши мужики ходили на шняках к Архангельску.
Зап. от Пашкова А. И. в дер. Колежма Беломорского р-на Карельской АССР 11 июля 1969 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 135. № 78.
Был у нас в Алмозере Дуров Ваня. Он из казенной дачи лес выносил. Лошадь в лес не загоняет, а сам на себе лес носком из лесу выносил.
Лесник на суд и подал, так Дуров и говорит на суде:
— А вы спросите у лесника, наезжено ли лошадью в лесу?
— Нет, не наезжено.
— Ну, так он, — признает судья, — лес из лесу и не выносил...
Был еще в деревне Ломановой силач Быков Пеша — двадцать пять пудов поднимал, три-четыре мешка на крошнях носил. Крючником он был...
Вася Пустовской тоже силач был. Он на Пустоши жил. Дак он дрался, он не смирный был. Он все ходил по плотницкой, суда грузил: раньше ведь всё суда на тачках грузили...
Это у нас случай был, в Кудамозере. Вот один побился с мужиками, что перенесет бабу на другую сторону. И перенес по мосткам бабу на ту сторону. И всего четверть вина за это, так тут артелью все и распили.
Зап. от Гаврюшова А. И. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 18 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 155.
Говорили, что был один у нас на Патровой житель <...>. Один житель такой был: лошади у него не было, так он лес на себе выносил на дом и выстроил домишко себе. Отец-то говаривал. Это не при нас было дело.
Зап. от Паршукова И. Г. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 17 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 151.
Около Вытегры, в деревне Гуртниках, я знал крестьянина Ивана Андреева; он высокого роста, плотного и мускулистого телосложения; у него смуглый цвет лица и довольно сильно развитые скулы.
Занимаясь рубкой леса, он обыкновенно или вытаскивает бревна на своих плечах, или выгоняет их катком. Бывают иногда и такие деревья, которые едва увозят на санях лошадь или при вывозе которых из леса другие крестьяне действуют обыкновенно по два и по три человека вместе, а он выволакивает их один.
<...> На дороге в соседнюю деревню перед ним и его спутником внезапно появился медведь и направился им навстречу. У пешеходов не было ничего в руках, и Иван Андреев схватился за первую попавшуюся ель, до двух с лишком вершков в диаметре, и вырвал ее из земли с корнем. Такой неожиданный оборот дела заставил медведя обратиться в бегство.
Зап. И. С. Поляков // Поляков. С. 166; Записки ИРГО. 1873. Т. III. С. 488.
...А тут Великан, великий очень был. Пудов был шесть-семь, весу. Его убили добры люди.
Он за белкой пойдет бывало. Белки не выгоне, он топор влепит да как тряхнет — белка не знает, куда и лететь.
Вот такой силач был<...>
Зап. от Сальникова Ф. А. в с. Лядины Каргопольского р-на Архангельской обл. 19 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. № 63; Фонотека, 1377/2.
В нашей деревне силач был — Великаном звали. Белку найдет его собака, так пока она выскочит, — он ударит в дерево топором да и раскачает дерево. Сила была.
А убили его. Расскандалились тут с одним. И его убили. Ударили сзади топором в голову и убили.
А он сам спокойный такой был...
Зап. от Сальникова А. И. в с. Лядины Каргопольского р-на Архангельской обл. 19 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 128. № 105.
Что, про Лобанова? Про Лобанова я очень много слыхал. Слыхал, что он таскал, говорят, бабу, которой сваи бьют. Возьмут спустят сваю — свая уйдет на метр или на аршин, а свая-то эта — двадцать-тридцать пудов. А он ее таскал на себе. А потом, говорят, как-то повздорили с артелью, он эту сваю взял да утащил за пятьдесят там сейчас метров (тогда метров не было, а аршины были, сажени были), утащил — и всё. А потом приходят — сваи нету.
— Где свая? Давай Лобанова Ваню.
А Лобанов Ваня пришел да опять схватил сваю к плечу:
— Нате, тащите мне немножко подгорячиться. Ну и все.
Зап. от Белухина В.П. в дер. Агафоновской Поздишевского сельсовета Каргопоольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. №36; Фонотека, 1374/3.
<...> А потом дан дали нам такой электрический «К-31» бить сваи, а то били сначала... человек сорок соберут и потом веревкой дергают: раз! — бабой били...
Так вот вспоминали. Сядут курить и говорят:
— Вот где-то был такой силач (где-то!), дак эту бабу подымал рукой.
Дак разговор был. Но у нас этого не было, здесь не было. А тот, говорят, одной рукой подымал сорокапудовую бабу. Насколько это верно-достоверно было, вот уж не могу сказать.
Зап. от Дружинина М. В. в дер. Андома Вытегорского р-на Вологодской обл. 12 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 40; Фонотека, 1621/19.
Первое время он грузил на пароходы лес и уже тут удивлял рабочих своей недюжинной силой.
Бревна на пароход подавались ношами. Пять нош укладывала вся артель, а шестую — Иван. Он никогда не брал в руки аншпуга, любое бревно обхватывал руками и клал его как обыкновенный дровяной кряж.
Однажды погрузки не оказалось, и тогда Лобанов попросился принять его на работу в чужую артель, которая работала на забивке свай. В артели соседи-земляки не захотели принять чужака. Иван обиделся. Вечером, когда рабочие артели ушли домой, он подошел к копру, снял чугунную бабу, которой забивались сваи, и бросил ее в болото. Баба весила около тридцати пудов.
Опубл. Зашихин П.//Сталинец. 1959. № 146. 13 декабря.
Нанялся он работать на погрузке леса. Хозяин выдавал Ивану за силу и усердие рубль каждый день, кроме заработка.
Однажды кто-то из нас подзадорил Лобанова, шутки ради, поднять копровую бабу.
— Уж больно тяжела, — ответил Иван.
Но, взяв ее за скобу, волоком дотащил до речки и столкнул в воду. А в «гирьке» той было без малого тридцать пудов весу <...>.
Затем начались поездки по городам России. Особенно полюбили борца купцы Калашниковского ряда в Москве. Они делали на него большие ставки и почти всегда выигрывали.
Зап. от Чичерина И. Е. в Архангельске В. Долгобородов // Моряк Севера. 1957. № 15. 2 февраля.
Еще у нас был один силач — Носков Илья Александрович, из здешней деревни, Агафоновской. Он был в бригаде известного силача (города Архангельска он, кажется, был) Лобанова Вани — силача, известный мировой силач был. Носков с ним в одной бригаде работал. И он мне рассказывал так, значит, Илья Александрович, когда мы с ним ходили в бурлаки, в бурлаки пилить на Плисецкую, понимаете, дрова, он рассказывал о том, как он с Ваней Лобановым был вместях и как он показывал силу.
Был такой случай, говорит: он выкинет двухпудовую гирю метров на двадцать в вышину, а мне приходилось подхватывать эту двухпудовую гирю.
Дальше. Был такой случай: когда строили через Кузнечиху в Архангельске мост наплавной, ну и там, значит, что-то ему нать было перенести. И подрядчик его просил. А Ваня говорит:
— Нет, дай мне, — говорит, — то-то.
Он не дал, ну, там плату энную какую-то. Он не дал ему.
— Ну, ладно, — говорит, — вспомните меня.
Наутро приходят — там сорокапудовой бабы нет уже, сорока, он унес и бросил в болото, дак вот ему, этому подрядчику, пришлось в десять раз заплатить дороже за то, чтобы, понимаете, вынести эту бабу на место. Вот случай был.
Ну, и рассказывал, как Ваня Лобанов двухпудовую гирю перебрасывал через двухэтажный дом, вот двухпудовую гирю перебрасывал. Ну, он врет или не врет, он так это рассказывал, это в евонную бытность, потому что он был, а я с ним вместях ходил на заработки, как говорят, «в бурлаки» по-старинному.
Зан. от Пакшина А. О. в дер. Агафоновской Поздышевского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. № 31; Фонотека, 1374/1.
В нашей деревне, в Агафоновской, жил здоровый такой мужчина. Звали его Ильей Александровичем, Ильей звали. По отчеству — Александрович, по фамилии — Носков. Мы с ним вместе ходили на охоту, на глухариные тока. Мне он рассказывал о борце Иване Лобанове.
Однажды, значит, они работали, били сваи у пристани. И бригада что-то поссорилась с ним, с Иваном Лобановым. Он взял ночью бабу унес, двадцатипятипудовую бабу унес и упрятал ее. А потом потребовал:
— Если даете две четвертных вина, поставите, так принесу.
Ну, бригада согласилася. И Иван Лобанов опять принес эту Бабу. Бригада опять стала работать.
Однажды тоже такое было дело. Были мы в Архангельском городе, рассказывал Илья Александрович, и все шли со байны, нас человек было пять или шесть. И вот на нас напали многи, много человек. Лобанов захватил одного за ноги и стал размахивать — а все остальные разбежалися.
Была государственная дача. И вот сторож этот, лесная охрана, все замечала, что никаких дорог не было, никто не заезжал ни на лошади, ни на санях, то есть ни на лошади с санями, ни на тракторах (тогда тракторов не было, дак), ну, а лес терялся из государственной дачи.
И вот потом узнали, что Иван Лобанов носил со сестрой на плечах бревна. Она была здорова, еще здоровше была брата, Ивана Лобанова...
Ну, потом из-за этого лесу-то подали, значит, губернатору там, судье мировому, чтобы его обсудить, Ивана Лобанова. Ну, а те все дело прикрыли, разрешили им взять этот лес на строительство дома.
Потом Илья Александрович рассказал, что она (сестра. — Н. К.) тоже боролась с одним борцом в Архангельском, в цирке, и вот борец был (забыл как его фамилия) Черная Маска, он ей в соску ударил, она от этого померла. Она тоже побеждала всех, здоровше была Ваньки Лобанова еще, Ивана<...>.
Зап. от Белухина Н. И. в дер. Агафоновской Поздышевского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная„ В. Пулькин // АКФ. 128. № 42; Фонотека, 1374/2.
В Архангельске работали наши мужики — односельчане, так вместе с Ванькой Лобановым.
А тогда были леса государственного значения. А у Ваньки Лобанова с сестрой не было дома. Ванька деревьев нарубил, и вынесли они деревья — сестра под комелем стояла, она еще сильнее брата была.
И этот Ванька (бригада хорошо зарабатывала, сваи вбивала в Северную Двину) был безработный, хотел в эту бригаду поступить — его не взяли. Тогда он взял и унес эту сорокапудовую бабу в болото, как чайник с водой.
Пришли односельчане мои наутро — нет бабы. А без бабы какая тут работа?
А Ванька тут же ходит.
— Ты унес?
— Я, — засмеялся. — А поставьте четверть, принесу.
Принес бабу. Все мои соседи его видели <...>.
Приезжали из Америки борцы. Он неученый был, а силой их победил. Обидел он их своей победой — они его и отравили.
Равных Ваньке Лобанову не было на Севере. Лет тридцать ему было, когда его отравили...
Зап. от Камкина П. А. в дер. Низ Ошевенского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. И августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин If АКФ. 128. № 81.
Он был уроженец с Великого Устюга. И у него была сестра такая же, как он. Его бог силой наградил. Небольшие с тех пор века прошли.
Раньше ходили бурлачить и забивать сваи, так он эту бабу ту {не поладил с артелью или служащими-приказчиками), так один поднял и унес бабу в сорок пудов.
Я слыхал: с сестрой они наносили лесу из запрещенного лесу. Следу нет, а лес теряется...
Он там побаривал кого-то, так, говорят, его отравили. А эту сестру (завидовали ее силе)... она утром все ходила за водой, так они журавль подпилили, а она пришла за водой — журавль дернула, а он, длинный такой, да и упал ей на голову. Она и погибла.
Зап. от Соколова В. Т. в дер. Гарь Ошевенского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 12 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. № 86.
Я это тоже от людей слышал.
Одни строили там дорогу какую-то и забивали эти сваи (по сырому месту надо было дорогу строить и забивать сваи). Ну, и была сорокапудовая баба...
Один паренек из деревни, неграмотный был, необразованный, к ним просился в бригаду, чтобы работать вместе с ними, на работу. Они его не взяли в эту свою бригаду. Он рассердился...
Потом через несколько дней они ушли обедать, он пришел, захватил эту бабу ихню, снял, сорокапудовую, и унес ее километра за три, в болото поставил и всё.
Они пришли с обеда, хватились — бабы-то нет, нечем бить-то. Ну кто, кто?
А он говорит:
— Четверть водки ставьте, так баба будет.
— Иди, — говорят, — Ванька-дурак!
— А хоть дурак, так и бейте тогда.
Ну, поспорили-поспорили, им пришлось согласиться на четверть. Пошли. Он приходит к бабе, забирает эту бабу и на себе тянет. Поставил им на место эту бабу — и они стали сваи бить снова.
Ну, тут его взяли в бригаду, конечно, он работал. После этого какой-то там богатый его подобрал к себе.
Ну, и он выдвинулся, впоследствии стал уже силачом и постепенно пошел уже.
Я не знаю, сколько он был, но я-то слышал, что он погиб в Ярославле якобы, что там он сказал:
— Выройте яму мне, кладите плиту железную и вставайте сорок человек — я вас подниму.
Ну, они это сделали, он туда зашел, они плиту на него клали, а там собирали, напасли грузу. Когда он залез, они на плиту на эту еще дополнительного грузу навалили.
Ну, он там и задохся.
Вот я что слышал об нем, об этом... а фамилии его не помню, а там говорили мужики, что Ванька, дан. А как фамилия, не знаю.
Зап. от Бурлова А. М. в дер. Андома Вытегорского р-на Вологодской обл 11 июля 1971 г. Н. Кршшчная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 27; Фонотека, 1621/6.
Иван Леший — прозвище Ваньки Лобанова «Леший». Его все боялись: сильный он был. Если ему хозяин не угодит, то унесет он сваю — и все:
— А поставьте четверть — принесу. Выпивал он четверть водки сразу. Так у нас все и говорили бывало:
— Я не Лобанов, да и не Леший. Как что пропадет, так говорят:
— Леший унес, Лобанов унес...
Зап. от Млюнко А. И. в г. Каргополе Архангельской обл. 18 август» 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 128. № 124.
<...> Ну, там на копрах работали, значит, женщины. Как этот мужик идет, они всегда пели про него частушку, он бедный был. Ну, оскорбительную, видимо, для него частушку пели. Он им погрозил:
— Ну, я вам дам.
Ну, что сделалось? Один раз, значит, они кончили работу и ушли. Пароход ночью свистит, ему надо пройти. Шлюзовые подбежали, а на стыке ворот двадцатипятипудовая баба стоит, с копра снята. Если только ворота разводить туда — ну, кто ее своротит? Ну, значит, этот мужик поставил. (Я забыл, как его зовут, не могу вспомнить, как-то называли.) Ну, к начальнику шлюза. Тот говорит:
— Ну, кроме него, никто не унес.
Его вызвали. Начальник говорит ему, что так и так.
— Я, — говорит. — Зачем смеются?
— Вот тебе пять рублей — убери бабу.
Надо — убрал. Пять рублей начальник ему не заплатил. Он разозлился. На второй вечер снова эту бабу поставил. Несмотря на все охраны, какие тут были, поставил эту бабу снова, вот. Пароход свистит — баба стоит. Начальник говорит.
— Возьми свои пять рублей, вот тебе дам еще десять, но только открой ворота и больше бабу не приноси.
Дал ему десять рублей, и он эту бабу за полтора километра унес.
Зап. от Юшковского В. А. в г. Белозерске Вологодской обл. 25 июля 1971 г. ц. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 139; Фонотека, 1626/4.
Ну, был сильный Наум старик, сильный. Ну, обыкновенный такой, что как Василий Буслаич или что.
И вот, значит, раньше кто мясом торговал, кто чем. У Евграфыча тут этот кожевенный завод был, дак.
Ну, они чего-то поспорили, значит, друг с дружкой. И собираются в утро, в сочельник какой-то, с мясом ехать. Да. А где проезжать там с деревни, тако узко место жидкое; для шины все угрунтовано, чтоб проехать, а дальше не пройдет лошадь, потонет.
Ну, поспорили с дедком с нашим. А он говорит:
— Ну дак ладно, я вам сделаю; шута два, вы рано уедете!.. Встал он ночью. Где он камень такой достал?
Прикатил камень туда на средину. Они собрались ехать в город — шута два, проехать нельзя: камень.
— Самим делать нечего, сейчас давай лошадью потащим. Возжи прицепили — срывают, вторые.
Лошадь сорвала, прыгают-прыгают, так и...
— Это что? Наверно, дедко Наум.
— Наверно, Наум.
Так провозились и на рынок не уехали, а камень все-таки оттащили лошадьми.
Зап. от Голубева И. А. в г. Белозерске Вологодской обл. 24 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 135; Фонотека, 1625/21.
Иван Лобанов в то время уже оставил работу на лесопильном заводе и был профессиональным борцом в цирке Изако. Слава феноменального северного богатыря бурно катилась по всей России.
В Петербурге были назначены состязания по французской борьбе. Предприимчивый импресарио повез Ивана Григорьевича в тогдашнюю столицу. Когда устроители состязаний узнали о приезде Лобанова, они (видимо, не без подкупа хитроватых антрепренеров других борцов) внезапно прекратили запись. Все они, конечно, побаивались борца из Архангельска. Свой отказ включить Ивана Лобанова в состав претендентов мотивировали его опозданием.
Все же в день состязаний Лобанов в цирке появился, разумеется, как зритель. Он сидел в первом ряду вместе со своим импресарио. Вид у обоих был совсем не горестный. Наоборот, импресарио даже улыбался.
А после антракта, когда должен был начаться парад участников состязаний, на арену неожиданно вышел Иван Лобанов и положил на середину ковра огромный железнодорожный рельс. Затем он спокойно и невозмутимо сел на свое место.
Публика недоумевала и неистовствовала — шум, хохот, свист, аплодисменты, словом, в цирке — цирк.
Находчивый импресарио Лобанова перехитрил и посрамил своих коллег и организаторов состязаний. Те, конечно, понимали, что рельс не сможет убрать ни один из борцов. Это могли сделать только, общими усилиями два борца. Произошел конфуз.
Распорядителю пришлось тихонько попросить Лобанова вынести с арены непосильный для других груз. Импресарио архангельского богатыря поставил условие: включить Лобанова в состав участников борьбы. Условие было принято. Иван Григорьевич убрал рельс и вскоре появился среди остальных борцов на параде.
В тот день, как и прежде, северянин не имел ни одного поражения. Цирк бушевал, приветствуя победителя.
Зап. от Брагина М. Г. Е. Коковин//Правда Севера. 1971. № 199. 28 августа.
<...> Бессонов Иван Васильевич, можно сказать, дак большинство всё, знаете ли, вот летом (ну, богачей-то было), дак все бывало в крюшной работал, в крюшной. Вот по два бывало, значит, по три другой раз (шестипудовый раньше овес был), вот два куля ему навалят — хоть бы что несет. Штрап оттуда подымется (двадцать две ступеньки — штрап), а кули шестипудовые — сильный был очень.
Говорит:
— <...> я якорь принесу этот.
— Да ну, что ты! Разве тебе это принести?
И он возьмет, понимаете ли, и перенесет, и с кормы на нос...
Зап. от Антоникова М. М. в дер. Анненский Мост Вытегорского р-на Вологодской обл. 22 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 111; Фонотека, 1624/21.
Прежде при Мариинской системе грунт возили на тачках. Вернее, выемки делали такие: берега-то откосые срезали, ну, выемки делали. Ну, а выемки делали, дак ведь все вручную; не было тогда техники: ни экскаваторов, никого. Ну, вместо экскаваторов вот теперешних раньше была тачка, польская лопата, лом, кувалда, кирга, ну, клин бывал железный, что зимой, дак бывает и мерзляк, а летом, дак нету, ну, или, может, камень когда расколоть давали.
Ну, и был такой силачок-мужичок. Возил на тачке этот грунт. Грунт сырой, сырой грунт ведь уж тяжелее; тачки большие, с кубометр, наверно. Ну, вот он и возьмет да эту тачку поднимет, положит на доски, а ребята смеются: он не мог покатать, едет-едет, свернет с доски, колеса сойдут. Он положит на место. А товарищи смеются. Ну, он неделю побился так и взял расчет.
А ночью пришел, чтобы им отомстить, чтобы не смеялися: ломы взял все... и в землю вбил. Сторож не смел подойти. Видел сторож, дак говорит:
— Как стукнет, так до конца и уйдет лом.
А пришли рабочие-то на работу на второй день, дак ломы-то выкапывали, вот...
Зап. от Юшкова С. М. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 86; Фонотека, 1623/19.
Вот Ванька Лобанов был в Архангельске. Он к пристани торопится, летит — поспеть не может. Капитан глядит:
— Ничего, какой-то мужик бежит, можно отчаливать, ладно. Одежа простая у Ивана: он бурлак.
Лобанов за трос ухватился — еще не успели отдать концы, как он ухватился:
— Теперь подождете — не уедете!
Пароход даже трубой по воде ударил — наклонился очень.
— Ох, я Ивана Лобанова не узнал! — говорит капитан. — Оплошал я!
Поди-ка, не узнал он. Все Ваньку Лобанова знали! Загордился тот капитан: на голове — «капуста», а в голове-то пусто!..
Потом-то Лобанова из артели сманили в цирк. Он борцом стал, по циркам боролся, а выпивать в казарму к бурлакам придет. Наедут приезжи силячи — всех поборет! Придет в артель:
— Вот, братцы, поборол! Гуляем!..
Зап. от Полуянова И. А. в дер. Гарь Ошевенского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 12 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин// АКФ. 128. № 92; Легенды, предания, бывальщины. С. 54.
Отправляясь в одну из <...> поездок, Лобанов еще раз продемонстрировал свою силу. Усевшись на корме небольшого пароходика — «макарки», как их в то время называли, он перекинул руку через борт и охватил тумбу на пристани.
Был дан свисток, но пароходик стоял.
Посланный капитаном матрос доложил, что всё в порядке.
Снова свисток, и опять — ни с места. Дружно смеялись пассажиры.
Зап. от Чичерина И. Е. в г. Архангельске В. Допгобородов//Моряк Севера. 1957. № 15. 2 февраля.
Дело было так вот. Ездили мы, значит, за бревнами в казенную, дачу на Стопку-гору и навалили возы, поехали обратно. У него лошадь, значит, не могла поднять воза в гору. Он осерчал на нее, распряг лошадь, толкнул в сторону. Сам захватился за оглобли и воз затащил в гору. Потом снова заппяг лошадь, по ровной дороге лошадь повезла воз до дому.
Зап. от Рогова Ф. Ф. в дер. Агафоновской Поздышевского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 128. № 39; Фонотека, 1374/2.
Вот еще был силач в деревне Алмозеро, пятнадцать километров отсюда. Дед мой — выходец оттуда. Дак вот рассказывал отец и дед, что такой Иван Дуров был, что лошадь запрягет в лес за бревнами, ну, для своего хозяйства, для постройки, для дворов, да для всего. Лошадь не может бревна вывезти из снега в лесу, в снегу, дак он выпрягает лошадь, а сам запрягается — и поехал, потащит за оглобли...
Зап. от Юшкова С. М. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 87; Фонотека,, 1623/20.
В Алмозере был силач, большой силач. Дак говорят, когда он женился и стал строиться, и он за два километра по шесть метров бревна таскал на себе и сарай срубил сам же. Один за один конец подымает, а с другой стороны положен камень, понимаешь, поднимает туда, на сарай.
Ну, а по зимам он работал на лесозаготовках. Лошаденка у него была, конечно, неважная. Он там дерево обделает, возили вот в Шляхтино этот лес, он шел на шлюза, для ворот и для разных, понимаете, изделий. Так он становится в цаповицы и выводит эту лошадь на дорогу сам.
А когда он холостовал, конечно, сила у него очень была... дак он боялся кого-нибудь ударить: если ударит, дак он насмерть побьет, понимаешь, такая была сила. Ну, а потом его в конце концов... а, значит, велели ему срубить березку на заготовках, а была залиплена береза в елочку (ну, а раньше не разрешали елку рубить, но тут разрешил ему десятник срубить елку), он подошел эту елку рубить, и ему суком в голову ударило.
Второй силач — Харин (мне он дядюшкой был), он тоже сильный был. Но он был не так чтобы... против Алексея Ивановича (Дурова). Тот, значит, что?. Раньше были деревянные бороны, дак вот поймает за оглобли и вот так подымает, понимаешь, делает в руках. Тоже очень сильный был.
Ну, когда он был молодым, он, значит, бедно жил. Лошади у матери не было: вдовица была она. Он запрягся в косулю (раньше были деревянные косули) и, значит, вспахал на шесть мер (двадцать пять соток) полосу. Ну, вспахал ту полосу, потом пошел кровью. Ну, это все перешло у него. Помер он недавно, у зятя помер...
Зап. от Харина Г. И. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл-20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 91; Фонотека, 1624/1.
<...> Жителям был известен еще молодой крестьянин или мещанин, занимавшийся на Вытегорской пристани разгрузкой и погрузкой судов. Из барок он выкидывал на пристань кули в десять пудов или же брал их с пристани и укладывал на барке, поднимая их на значительную высоту, часто выше своего роста. Говорят, что в день он управлялся со ста кулями.
Однажды зимою, возвращаясь навеселе в Вытегру, он встретил крестьянина с возом сена и в доказательство, что воз мал, а лошадь бессильна и что крестьянину не стоит ездить в город с такими возами, он за полштофа водки доставил воз (заключавший, однако, в себе более десяти пудов весом с санями), на расстоянии пяти верст, на городской рынок. Может быть, от чрезмерной работы он преждевременно скончался.
Зап. И. С. Поляков//Поляков. С. 166—167; Записки ИРГО. 1873. Т. IIL. С. 488.