В Кандалакшской губе есть группа каменистых островов, называемых Робьяками. На одном из этих Робьяков жил некогда страшный змей, наводивший ужас на береговых жителей. Но, подобно всем злодеям, притеснявшим поморов, он тоже погиб от руки человека, неизвестно откуда пришедшего и куда исчезнувшего.
До сих пор на островке том туземцы показывают большой четвероугольный камень с отверстием в средине, под которым начинается глубокая пещера, служившая жилищем страшного чудовища.
Верещагин. С. 251; неточн. перепечатка: АГВ. 1862. № 38. С. 320.
В Михайловской волости жил некогда тоже какой-то народ, числом сорок человек <...> под предводительством атамана Блохи, получившего свое прозвище оттого, что умел обвертываться в блоху и превращать всю шайку свою в это же насекомое. Народ этот известен здесь под именем разбойников. Жили разбойники в дремучем лесу между деревнями Михайловской волости и Архангельским трактом, в двадцати пяти верстах от ближайших селений и в пятнадцати от бывшего некогда Никольского монастыря, ими же разоренного. В том лесу у них был выстроен свой поселок и самое то место, где жили они, до сих пор носит название Блохино Раменье, а протекающая тут речка называется Блошнинкой. Из этого поселка они и делали набеги в Михайловскую и Ильинскую волости, лежащие по реке Кубене, это с одной стороны, а с другой — разбойники выходили на Архангельский тракт, на так называемый Комаров волок, где и грабили проезжающих купцов. Но так как дороги туда не 'было, место болотистое, считавшееся непроходимым, то разбойники проложили дорогу свою, незаметную для посторонних, а потому и безопасную от преследования, именно: они вбивали в землю деревянные чурбаши на все протяжение от Комарова волока до своего поселка и размещали их на таком один от другого расстоянии, чтоб только была возможность перепрыгнуть с одного чурбаша на другой.
При разграблении Никольского монастыря разбойники заводили в храм своих лошадей и чинили разное святотатство, что указывает не на русское происхождение их, если это только правда. Простых крестьян, рабочих разбойники не трогали, особенно обходившихся с ними ласково, зато торговцам, священникам и монахам не было пощады. Во время летних гуляний, когда обыкновенно в известные дни к той или другой церкви стекается масса народу, особенно молодежи, погулять, куда приезжают и торговцы с товарами, в это время, бывало, как снег на голову, так же неожиданно появятся и разбойники. Тогда гуляющие быстро разбегутся по лесам и по домам, разбегутся и торговцы, оставя товар, который разбойники и подбирали, а то и силой отнимали, если б нашелся смельчак, не убежал.
В своем поселке у разбойников был устроен сарай для игры в костычи, до которой они были большие охотники, и в свободное от грабежей время постоянно играли. Следы этого сарая будто бы сохранились до сих пор. Долго ли разбойники тут жили и куда скрылись — предание умалчивает, но говорит, что после их остался целый погреб серебра и золота, окруженный для уничтожения сырости медными трубами, концы которых проведены в реку Блошнинку. Деньги в этом погребе <...> караулят какие-то церберы, пребольшущие собаки. Были делаемы попытки отыскать деньги, но безуспешно: церберы не допускают. Погреб этот находится недалеко от того камня, который называется «воронья лапа», что в лесной даче господина Шубина, в двадцати пяти верстах от деревни Будрихи (?) Михайловской волости.
Зап. в дер. Будрихе Михайловской вол. Кадниковского у. Вологодской губ.. А. А. Шустиков // АВГО. Фонд. 7. Опись 1. № 67. С. 39—41.
В Троицко-Енальской волости <...> у панов был свой поселок (притон) — близь деревни Родионовской, откуда они делали набеги на соседние деревни: особенно часто они производили грабеж в Ухтомской волости. Во время гуляния там 16 июня они производили страшный переполох своим неожиданным появлением. Стоило только появиться на это гулянье двадцати-тридцати панам, как вся-масса народа бросалась бежать куда попало, оставляя даже имущество. Награбленное добро паны зарывали в землю в своем: поселке.
Опубл. А. Е. Мерцалов // ВЕВ. 1902. № 11. Прибавл. С. 311.
Это дело было в Шилды. Шилда... она была раньше Вытегорского района. Вот там, значит, образовалась Шуйская волость, а есть на самом тракте деревня такая — Сварозеро. Вот мимо этой деревни, конечно, ночью не проходи; ни пройти, ни проехать было. Была специальная доска написана просто по дороге к деревне, что или переезжать деревню эту или недоезжать, иначе там убивали людей...
Зап. от Харина Г. И. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 94; Фонотека, 1624/4
<...> грабили они дома, дома, в своей деревне. Они на дороге не разбойничали, а разбойничали дома. Ежели пригласят кого к ночи, уж тот не уедет, тут и останется навсегда.
В деревне Сварозере такие были люди дружные между собой, а когда чужой едет, да еще что-нибудь поднажиться от него можно, тогда доставают его на квартиру и там убивают, и толков не найти, концов, кто убил...
Зап. от Таманиной Е. К. в дер. Анненский Мост Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134 № 98; Фонотека, 1624/86.
<...> к ночи приедешь, значит, в одну деревню, где-то тут граничащую с Каргопольским районом, с Каргопольским уездом (тогда уезды были), приезжаешь — и уже не отпускают на ночь, говорят: «Ночуйте, а то иначе будете ограблены».
Вот деревня там Воезеро есть такая. Доезжаешь до деревни Воезеро — и говорят, что дальше не ездите, значит, ночью, вот только поезжайте днем, иначе, понимаете ли, ограбят, убьют, что-нибудь такое сделают.
Зап. от Пагапина А. О. в дер. Агафоновской Поздышевского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 128. № 33; Фонотека, 1374/1.
Вот про такое дело вы не слыхали?
Ведь здесь у нас жил фельдшер, ветфельдшер, Иван Александрович. Громов — фамилия. Он сам из Вытегры, из самого города Вытегры. Здесь у нас работал фельдшером.
Вот он такое дело рассказывал, что есть там Черная Слобода деревня, и от этой Черной Слободы волок тридцать километров туда, к Вытегре. И на этом волоку, около середины волока, есть яма бездонная о саму дорогу. И в былое время, старое, там когда-то около этой ямы жили разбойники. Они, когда едут купцы там, богатые люди, этих купцов убивали и в эту бездонну яму бросали вместе с лошадьми, и людей туда бросали, а добро ихно забирали себе. Там они, наверно, делили это добро между собой.
К этой ямы приезжали люди, ученые там, эту яму обследовали, измеряли ее глубину, но, как говорится (правда ли, нет?), не могли дна достать.
Зап. от Белухина Н. И. в дер. Агафоновской Поздышевского сельсовета Каргопольского р-на Архангельской обл. 14 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. № 43; Фонотека, 1375/1.
<...> Сюды, к Бурковскому, на этом волоку, всё убивали. Мы не застали уже этого, до нас дело было, что вот убивали там людей, грабили. Ну, а кто, откуда эти разбойники являлись, может, местные, может, чужие, черт их знает...
Вот это уж дак в мою бытность было (при нас, при нас), раньше было так, знаешь, что дорожили пайком, что станут делиться, дак достанется доля-то. Ну, вот один брат споженился. Он поехал повез туда корову, повез да продал. А второй брат поехал караулить, дежурить. Он когда корову сдал, ехал обратно — тот его и убил.
Ну, а таких случаев много было.
Зап. от Таманина А. А. в дер. Анненский Мост Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 98; Фонотека, 1624/8а.
Два беглых солдата, Котик и Куртыш, живя не в далеком расстоянии друг от друга — первый в лесу близ деревни Пашковой (Пядашустья) Ежезерского прихода, второй в Ундозерском соседнем приходе, на перелеске между селом Тумбаж и Ундозером, — орудовали то в одиночку, то вместе в серьезных случаях. Место в лесу, где была избушка первого, и теперь известно под названием «избушечной нивы», то есть пахоты, разделанной из-под леса (подсека); печище — следы от этой избушки — видно было еще в недавнее время. Из боязни ли попасть в руки начальства, или по другим каким причинам, только разбойники бродили больше по лесам, избегая подолгу проживать на своих пепелищах, и разве осенняя непогодь или зимняя буря удерживали их в своих хатах-избушках.
Занимаясь охотой на зверя и дичь, которую сбывали местным крестьянам, они не стеснялись поживиться и чужим добром — ограбить денежного человека, будь то духовное лицо или крестьянин. Избыток от грабежа они нередко отдавали бедным людям.
Для грабежа выбирался удобный случай. Наметив жертву, они подстерегали ее где-либо на дорогах и, поймав, требовали под угрозой смерти или выдать деньги, если имелись при себе, или сказать где хранятся, или положить в известное место. В случае упорства или отказа подвергали их своеобразным пыткам, даже убивали.
<...> В начале истекшего столетия в селе Ундозере проживал богатый священник, Феодул Федоров. Котик и Куртыш задумали воспользоваться его золотыми, особенно ценными в то время. Не зная где хранились деньги, они подыскивали удобный случай поймать его и допытаться об этом. Случай подошел. Подкараулив, схватили они его на дороге в лесу. Несмотря на угрозы, старик твердил, что денег у него нет совсем. Тогда они подвергли его пытке такого рода раздев донага, по обнаженной спине трясли зажженным веником листья которого падали на спину и, несомненно, производили ужасную боль.
Однако, несмотря на такую пытку, жертва-иерей стоял на своем. Неизвестно, чем руководились разбойники, но на этот раз его отпустили живым, надеясь, быть может, в следующий раз повторить опыт, но зато поплатился смертью от рук этих же лиц сын этого иерея, Архип, дьячок этого же прихода: он был чрез некоторое время найден мертвым в репной яме.
Судя по рассказам, разбойники отомстили сыну за то, что он обманул их, сказав, что деньги спрятаны отцом в подвале церкви. Ночью забрались они туда, обыскали все, и так как денег там не нашли, то со злости зажгли церковь, а дьячка убили.
Зап. в дер. Ежезеро Коштугской вол. Вытегорского у. Олонецкой губ. К. Филимонов // ОГВ. 1902. № 78. С. 3.
Разбойники у нас были... отсюда километров двадцать пять — там они и кочевали, там у них было все устроено... Это в старину было, старики давнёшные рассказывали.
А не так давно один шел на лесозаготовки (это на реке Калме-то), видит: клещи и два жернова (один — наверху, другой — внизу и ручка).
Он в кошель склал и принес жернов домой.
Грабили там, на Калме, там и кочевали...
Зап. от Сальникова А. И. в с. Лядины Каргопольского р-на Архангельской обл. 20 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 128. № 108.
Видите ли, когда это было, в точности не знаю, но, по рассказам, было это уже давно. Тогда царская служба, то есть солдатчина, была очень длинная и тяжелая. <...>
Не все могли ее выносить. Те, кому была она не по силам, убегали скрываться от нее в глухие места. Место наше, сами видите, я теперь еще окружено дремучими лесами да болотами, а что тогда было — и говорить нечего!
Бот и собирались такие беглецы здесь, среди почти непроходимых, не известных никому, кроме местных жителей, болот по реке Калме. Здесь они и жили, собравшись шайкой. Но надо им было кормиться. А средства для промысла были близко... Видите, наша волость (Лекпшозерская) лежит на границе между двумя исстари населенными местами — городом Пудожем и городом Каргополем. Город Каргополь был раньше богатым городом.
И на глухом волоку, что узкой лесной тропой пролегал между этими городами, часто много было проезжих, особенно людей торговых, а также и богомольцев, пробирающихся в Макарьевский, Челмогорский и другие монастыри. Дорога сюда шла все дремучими лесами верст по семьдесят-восемьдесят в длину и топкими болотами. Беглецам все это было на руку.
Наша деревушка (она существует давно) была единственным жильем среди этих лесов. Даже и теперь она единственное жилое место на пути от села Лядин до села Колодозера — на пятидесяти с лишком верстах.
И вот разбойники для удобства при своей работе завели знакомство с одним мужичком из нашей деревни (она тогда называлась Орлова Гора), по прозвищу Шепотком. И заключили будто бы они с ним условие, по которому Шепоток за известное вознаграждение обязывался укрывать их у себя в доме, а также помогать им скрывать темные дела. Берег озера, что здесь, за домом, у нас называется Могильником. Называться он стал потому, что озеро, подмывая берег (оно выбрасывает сюда каждую весну горы льду), начало обнаруживать в нем большие человеческие кости... Кости продолжают вымываться из земли и до сих пор каждую весну.
Разбойники, нападая на проезжих, грабили их и убивали, а трупы с помощью Шепотка зарывали в берег, вынося их ночью через сени и двор Шепотковой избы, которая стояла на берегу озера...
Опубл. И. И. Рудометов//ИАОИРС. 1915. № 5. С. 138—139; Рудометов. С. 46-47.
<…> Да вот еще рассказывал мне прадед, будто бы разбойники один раз ограбили богомолок-старух, подкараулив их за горой, поросшей густым хвойным лесом (местность по обеим сторонам дороги гористая). Они зашибли старух насмерть большим сосновым суком и хотели найти у них деньги. Но в котомке оказалась лишь икона апостолов Петра и Павла.
Разбойники с досадою бросили ее в озеро. Икона, качаясь на волнах, приплыла к деревне Кайсаровской (Исаковщина), тут жители хотя ее и видели не раз, но не взяли из воды. Наконец, одна енщина оттолкнула икону ногой от берега.
Тогда икона приплыла на другой берег озера, где ее взяли рыбаки и в память ее прибытия построили часовню во имя апостолов Петра и Павла. Рыбный промысел после этого пошел хорошо, и благодарные рыбаки в память святых рыбаков-апостолов выстроила каменную церковь. Вот это ее видать на том берегу озера.
А жители той деревни, которые не приняли иконы, живут до сих пор очень бедно. Многие из них утонули, другие высланы на каторгу. Потомство же женщины, оттолкнувшей икону, страдает до сих пор болезнью ног: как-то разбухают пятки. Болезнь эта передается из рода в род.
Опубл. И. И. Рудометов//ИАОИРС. 1915. М» 5. С. 139; Рудометов. С. 48.
Против села Ивачина, на той стороне реки Кубины, стоит сосновый бор... Раньше этого бора не было, а было большое поселение, но пришли разбойники и разорили его дотла.
Тогда одним старцем было предсказано: хотя это поселение разорено, но будет время, на этом месте поселится большой богатый город.
Зап. от крестьян в Васьяновской вол. Кадниковского у. Вологодской губ. А. Д. Неуступов//ЭО. 1901. № 1 (кн. 48). С. 168; ВЕВ. 1902. № 14. Прибавл. С. 410.
В Пролазах, бывало, только ловили вот так людей: деньги отберут, да убьют, да бросят куда-ни, вот в этих Собачьих Пролазах. Было страшное место такое. Со стороны — кряж, и с другой — кряж. Как туда едешь или идешь, дак и не видно ничего. Вот, значит, в этих Собачьих Пролазах незнакомцы какие идут или там не знаю как, я слыхала, что там ловили людей, в этих Собачьих Пролазах...
Зап. от Сухаревой А. И. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 78; Фонотека, 1623/11.
Говорили, что в ночное время идешь, так имают, да тут не одного человека убили. Они-то грабили, и не знаешь, кто и как.
Тут дорога раньше шла. Такое место меж горам, с одной стороны — гора и с другой, только узкое место меж ими.
Так еще после войны их опасались. А теперь их больше не слыхать, не видать.
А кто был и откуда — не знаю. Теперь дорогу-то взяло, а это место так и стоит полевяе, а рядом как раз канал, Волго-Балт, и прошел. И теперь эту дорогу залило водой.
Зап. от Паршукова И. Г. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 17 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 152.
Собачьи Пролазы названы потому Собачьими, что там очень большое количество находилось бандитов. Бандиты эти, как собаки, набрасывались на людей, особенно на купцов, грабили и убивали, как говорится, концы в воду бросали. Поэтому их и назвали Собачьими Пролазами.
Здесь был знаменитый купец Манин. И столько раз его ограбили, дак он взял да построил другую дорогу, чтобы объезжать эти Собачьи Пролазы.
Ну, еще, правда, у него там было противоречие, значит, он поругался с главой, властью вытегорской. Тот с него брал большие налоги за использование этой дороги, Архангельского тракта. А Манин с него требовал, чтобы создал условия проезда, чтобы не грабили его этих обозов.
Ну, и в результате этого, значит, он даже построил другую дорогу. Взял купил эту землю (вот она там, по ту сторону, проходила), купил у крестьян эту землю, где проходила дорога (ведь земля здесь вся принадлежала частным лицам) и провел отдельную дорогу.
Вот что я слышал о Собачьих Пролазах.
Зап. от Калиничева А. Г. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 84; Фонотека, 1623/17.
Собачьи Пролазы семь километров отсюда, от нашей деревни. Раньше старая эта большая дорога называлась грунтовая, по обеим сторонам — лес, и кряж такой — гора большая. Ну, и вот в этом кряжу эти, как сказать, разбойники ловили людей, особенно ночью если запоздал человек, один шел или ехал на лошади, то поймают, остановят, ограбят, оберут деньги и вплоть до того, что могут и убить. И так они тайно это проказничали, не могли их обнаруживать, кто они такие...
Зап. от Воронова В. Д. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл 17 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 55; Фонотека, 1622/13.
Вот местечко есть; отсюда, от Девятин, километров восемь по направлению к городу Вытегра. Ну, тут, конечно, местные все больше блажили; кто-нибудь едет на конях или пешком идет; главное было в ночное время. Вот тут имали, раздевали, понимаешь, кого деньжонки были — грабили. Ну, тут это большинство местнаселение там творили такую штуку. Много таких было случаев, что были убийства в этых Собачьих Пролазах.
Ну, теперь оно, это место, сейчас находится уже под водой, залито Волго-Балтом...
Зап. от Харжна Г. И. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 95; Фонотека, 1624/5.
Это туда ехать, к аэродрому-то, туда. Раньше-то была дорога, а вот так — Собачьи Пролазы. Дорога-то так идет, а туды, как с печи пасть, — вот там они и караулили. Как идет поезд — ограбят, понимаешь. Поезда тогда не было тут, а извоз, лошадей десять — пятнадцать, — всё очистят. И могут там быть и жертвы, и что хочешь, А кто его знает, неизвестно, кто тут нападал. Может, местные кто тут, это тайна...
Зап. от Пяревского К. Ф. в дер. Андома Вытегорского р-на Вологодской обл. 11 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 34; Фонотека 1621/13.
На соседа налетели. Сосед был Песков Сергей такой. Идет, значит, он поздно вечером, считай, ночью. И вот он идет. Из Собачьих Пролазов — разбойники, свои, мужики. Они поймали его. А когда услышали его голос, они — друг дружке:
— Сергей Песков!
И тягу...
Вообще, я сам ездил, так лошадь по-бешеному гонишь мимо этих Собачьих Пролазов. Лет тридцать тому назад разбойники там водились. Песков этот был уже женатый.
Разбойники эти жили в деревне Подгородье. На сельском хозяйстве днем жили, а ночью — на разбое. Этот приработок ведь легче давался.
Убивать не убивали, а только грабили. Они не настоящие разбойники были. Настоящие те не щадили.
Своих-то они не грабили, а все чужих, дальних.
Разговор был давношний этот. Говорили тут соседи, что там разбойничают, в Собачьих Пролазах, имают. А потом все само по себе и замерло. Никого не выдали, никого не арестовали...
Зап. от Попова Г. П. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 16 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 144.
Случай грабежа разбойником, по прозвищу Рямзя (главное местопребывание имел на Ояти), коштугского богача С-на был недалеко от села Коштуг.
Свидетелем этого служит и теперь еще сохранившийся крест под навесом, поставленный на половине дороги из села Коштуг в Мегру память благополучного избавления от Рямзи, который здесь поймал С-на и, несомненно, обрал начисто.
Как и при каких обстоятельствах это случилось, покойный И. С-н умалчивал: надо полагать, настрого ему заказано было молчать.
Зап. в дер. Ежезеро Коштугской вол. Вытегорского у. Олонецкой губ. К. Филимонов // ОГВ. 1902. № 79. С. 2.
Бирюк был матёрой человек, страсть! и очень богатой... Будто бы раз ударил он казака, а тот в разбое ходил и сказал:
— Помни, каков ни будь да я буду!
Потом убежал, созвал сорок человек разбойников. Вывели Бирюка из Преображенской церкви с крылоса и привели домой. Требовали денег. А денег-то у него будто были клады. Бирюка сожгли живого, под горой у реки, а о деньгах так ничего и не узнали. Кладот в нашем доме будто есть от него, да как его достанешь?
Зап. от одного из потомков Бирюка на Кокшеньге в Тотемском у. Вологодской губ. М. Б. Едемский // ЖС. 1908. Вып. 1. С. 82.
Ну вот, что я могу сказать о силачах? О силачах можно сказать, что были силачи раньше хорошие. По Мариинской системе туда гоняли баржи, значит, на конях тянули. Баржи были всегда деревянные, железных барж не было.
Ну вот, если тянут баржу, видят, что баржа, понимаете ли, выгодна: пшено первосортное там, овес (бывает такой период времени), и сами, бывало, баржу пробивали, чтобы она тут, в этом месте, затонула, а после этого (затонет баржа) уже продают зерно по самым низким ценам. Ну, и такие случаи рассказывали: куль пятнадцать копеек овса, вот так было.
Ну вот, был такой силач, конечно. Он, если вздумает, понимаете ли, дак ломинами пробивал баржу. Ну, баржа была она, видимо, не совсем новая, вот пробивал и затоплял.
Ну, может, назвать? Потому что просто звали (была такая дана кличка) — Мураш (ну, вообще-то, может быть, он какого-то другого названия, фамилии да имени, а просто кличка его была — Мураш)...
Зап. от Обрядина В. А. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 17 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 58; Фонотека, 1622/16.
<…> Мураш? Это Семен Палехов был. Ростом он был (я помню его, дак) два метра пятнадцать сантиметров. Он о себе, правда, ничего никогда не говорил. А люди так рассказывали.
<...> баржи тут шли, вот здесь, к Онеге, у устья. Ну, он ломиву взял, здоровый старик, дан, ударит, что молотом, говорят. Борт пробило — и затонула баржа. Ну, там не зерно, а мука какая-то: из воды, дак... Потом на баланду доставали и все.
Ну, так он медведя, правда, после тоже давил...
Зап. от Сергина В. П. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 19 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134 № 67; Фонотека 1622/25.
В бассейне Белого моря, к югу от островов Соловецких, находится небольшой каменный остров Калгуев. Далее к югу же, при устье Двинской губы, близ Летнего берега, есть большой остров Жогжйн. Невдалеке от этого острова, на берегу, есть мысок, называемый Кончаковым наволоком. <...>
Некогда жили здесь три брата: старшего из них звали Калгою, среднего — Жогжёю, а младшего — Кончаком. По именам первого и второго видно, где они жили, а младший поселился близ острова Жогжина, в том месте, где ныне селение Дураково. Эти братаны были злые колдуны и богатыри, подобно Анике, бравшие дань с промышленников. Они не имели судов и постоянно жили на своих островах. Калга и Жогжа имели один топор, который в случае надобности перебрасывали друг к другу чрез море, на расстоянии восьмидесяти верст. То же делали они и с единственным котлом, в котором варили себе пищу. Из всех братьев Калга был наиболее страшен для поморов.
Однажды из поморской деревни отправлялась ромша на вешний, сальный промысел. Пока промышленники приготовлялись к отъезду, вдруг, откуда ни возьмись, подошел к ним неизвестный старичок, с палочкой в руках.
— Бог в помочь! — сказал он промышленникам.
— Спасибо!
— На промысел, видно, едете, добрые люди, так не возьмете ли меня с вами?
— Куда тебе, русской человек, с нами ездить! Сиди-ка лучше дома, дедушка. На море да на промысле тебе не спокойно будет, да и нам помеха!
Но старичок усильно просил взять его, обещая помогать по силам, и хоть готовить кушанье, если не в состоянии будет помогать промышленникам. Они уважили просьбу старичка и взяли его. Ромша вскоре отправилась. Неизвестно, долго ли была ромша на дромысле, известно только, что промысел был необыкновенно-счастлив.
На возвратном пути ромша по заведенному обычаю должна была пристать к жилищу Калги, чтобы выделить ему часть своего промысла. Увидя ромшу, Калга уже ожидал на берегу ее прибытия. Пока промышленники, пристав к берегу, собирались делить свой груз старичок вышел на берег, опираясь на свой батожок. Увидя Калгу, старичок тихонько подошел к нему и быстро ударил его своим посохом. Калга упал замертво, не успев и вскрикнуть. Изумленные поморы со страхом взглянули на старичка, а он как будто и ничего. Подойдя к ним поближе, он сказал:
— Теперь поезжайте домой: видите, что Калги уже нет; скажите всем, что бог наказал его как разбойника за то, что он обижал вас. Промыслы ваши даются вам богом за труды ваши. Прощайте, добрые люди!
И неведомый старец исчез.
Пораженные священным ужасом промышленники спешили уехать домой, но сперва зарыли в землю труп Калги. В следующий год другие промышленники, случайно пристав к этому острову, увидели, что труп Калги вышел из глубины могилы и очутился на поверхности земли. Тогда, вбив кол в тело колдуна, промышленники снова опустили его в могилу, из которой он более уже не выказывался.
Участь Жогжи была совершенно подобна участи брата его Калги. Только смерть Кончака несколько отличается от гибели прочих братьев. Кончак был силач, не боявшийся действия никакой силы, но только тогда, когда он был сух; при выходе же из бани он лишался своей силы и был слабее ребенка. Однажды он похитил жену священника, приехавшего в деревню Дураково на ладье. Похищенная успела выведать для своего спасения роковую тайну Кончака, и он был ранен, но еще хотел в бегстве искать спасения. Он бежал по морскому берегу верст восемь или девять, но, истощенный, умер на том месте, где Кончаков наволок. Близ него есть холм Могильца, покрывающий собою труп Кончака.
Верещагин. С. 247—250; неточн. перепечатка: АГВ. 1862. № 39. С. 329—330.
— Знаешь про Колгу да Жожгу?
— Слыхал, что есть острова в море — Колгуев да Жогжин.
— Супротив последнего острова есть мысок экой небольшой — лончаковым наволоком зовется — неподаль от деревни Дуракова.
Вот на всех местах этих жили три брата, меньшего-то Кончаком звали, так по именам-то их и острова теперь слывут. Вот, стало быть, и живут эти три брата родные, одного, выходит, отца-матери дети, живут в дружбе-согласии; у всех топор один: одному надо — швырнул один через море к брату, тот подхватил, справил свое дело, третьему передал. Так и швырялись они — это верно! С котлом опять, чтоб уху варить, — самое то же: и котел у всех один был. И живут-то они этак год, другой, третий, да живут недобрым делом: что сорвут с кого, тем и сыты. Ни стиглому, ни сбеглому проходу нет, ни удалому молодцу проезду нет, как в старинах-то поется. Шалят ребята кажинной день, словно по сту голов в плечи-то каждому ввинчено. Стало проходящее христианство поопасываться. В Соловецкой которые богомольцы идут, так и тех уж стали грабить, что бы, кажись, баловства пуще.
А вот пришел раз старичок с клюкой: седенькой экой, дрябленькой, да и поехал в Соловки с богомольцами-то, и пристали они к Жогжину-то острову, где середний братан жил, и вышел Жожга, и подавай ему все деньги, что было, и все, что везли с собой. Старичок-то клюкой и ударь его — и убил, наповал убил. А по весне приговорился на сальный промысел — да и Колгу убил, и в землю его зарыли, да, сказывали бабы, из земли-то выходить-де стал и мертвый бы, — а лежит, мол, что живой, только что навзничь, и пугает... Долго ли, много ли думали да гадали и стали на том, что вбить, мол, колдуну, по заплечью-то, промеж двух лопаток, осиновый кол... Перестал вставать: ушел на самое дно, где три большущих кита на своих матерых плечах землю держат <...>.
Слушай! Кончак-от такой силы был, что коли сух, да не бывал в бане что ли, или не купывался — в силе стоит, с живого вола сдерет одним духом кожу, а коли попарился этак или искупался, так знай — малой ребенок одолит. Вот и полюби он попову жену и украдь ее у попа-то. Та на первых порах и смекни, что богатырь-от после бани, что лыко моченое, она и погонись за ним вдоль берега по морю до Кончакова наволока. Тут он изошел духом, умаялся — помер. Там тебе и могильцу его укажут, коли хочешь.
Максимов. Т. 1. С. 179—181; Легенды, предания, бывальщины. С. 70—71; сокращ. пересказ: Жилинский. С. 51.
Были три брата: Колга — на Соловецких островах, Жижга — на Жижгине, Кончак — здесь, по ему будто бы и наволок назван. В одном котле варили — котел друг дружке через море перекидывали; одной ложкой ели — Колга Жижге передавал, Жижга — Кончаку; одним топором рубили дрова — топор через море перекидывали. У нас тогды, у поморов, знать, парусники были, значит ето чудовище Колга подтягивал — обирал рыбу, часть брал на пропитание.
Будто бы прошел Миколай-святитель поваром на морском судне. Колга подтянул — судно подошло; он стал рыба брать — Миколаи из кубрика вышел.
— Рыба тебе не следует брать, разве твоя тут доля есь? А он:
— Ты кок — тебе дела нету.
Миколаи его ключкой хлопнул по головы — и пар вышел...
Как Жижга пропал — не помню, а про Кончака: ежли кто женятся — отбирал хозяек, сам спал. Сожительствовал с попадьей. Попадья стала выспрашивать:
— Кака тебе, — говорит, — смерть будет? Он говорит:
— Мне смерти такой не будет, а будет только смерть на парно тело...
Она хозяину то сказала, священнику, баню натопили — он пешню приготовил.
Кончак чуть не сутки парится... Священник с пешней стал перед байной, как он там напарился и вышел — его сейчас ударил пешней. И он от Байна ручья до Могилицы бежал и тут подох, вот его и зарыли... Поэтому и ручей Байным ручьем назван, и тоня названа Могилицей, а де жил — Кончаково.
Отец-то и сказывал: приезжали начальство — хотели его тело посмотреть, а пришли народом и отставили: «Нечистый дух, — чтобы не воскрес».
Зап. от Бронникова А. И. в дер. Дураково Приморского р-на Архангельской обл. в 1938 г. Н. И. Рождественская//Сказы и сказки Беломорья и Пинежья. № 66. С. 166-167.
<...> церковь (в селе Юрома на реке Мезень. — Н.К.) строил богатырь <...> именем Пашко. Будто бы своими руками, на собственных плечах, валил эти громады одна на другую один, без посторонней помощи. Силы он был необъятной, а чтобы судить об ней наглядно, он оставил народу на память деревянную модель руки своей <...> (громадный кусок дерева, длиною в высокий рост человека, обточенный с одной стороны в подобие руки человеческой; рука сжата в кулак и кулак этот шириной своею равняется четырем, если не пяти головам взрослого человека <...>).
Пашко, уроженец соседней с юромской деревни, до сих пор называющейся именем богатыря — Пашкиной, раз пахал землю на берегу реки, в то время, когда по реке плыли сверху семь человек разбойников. У разбойников было крепкое, темное слово. Сказывали они это слово на ветер, нес это темное слово ветер на заказанное место — и стала у богатыря лошадь, как вкопанная, и не шла по полосе дальше вперед.
Не стерпел силач Пашко обиды такой, а замка от заговору, темный человек, не знает. Надо донять злых людей хитростью и мощью своей. Посылает он своего работника по берегу наследить за разбойниками, куда они придут, где остановятся, и только бы на одно место сели: на воде они сильны, не одолишь. Разбойники свернули а реку Пёзу — так работник и сказывает. Рассказывают также и другое, что Пашко не сробел, когда встала его лошадь. Он послал свое запретное слово — и лодка разбойничья стала и с места не v нулась. Да атаман был толков, знал замок и сказывал:
— Братцы! Есть кто-то сильнее меня, побежим!
И побежали. Зашел Пашко по пути за товарищем Тропою, таким же, как и он, силачом, и с его деревни, и с ним вместе повернул на лес. Нагнал Пашко разбойников на реке Пёзе. Разбойники наладились кашу варить, да видит атаман кровь в каше, пугается крепко и товарищам сказывает:
— Беда-де на вороту, скоро тот, кто сильнее нас, сюда будет!
И не успел слов этих всех вымолвить, явился и сам Пашко: одного разбойника убил, и другого, и всех до седьмого. Остался один атаман: бегает он кругом дерева, и исстреливает Пашко все дерево в щепы, и не может попасть в атамана. Накладывает на лук последнюю стрелу и крестит ее крестом святым. Валится от этой честной стрелы враг его и супостат на веки-вечные.
И до сих еще пор старожилы показывают на пёзском волоку между Мезенью и Печорою то дерево, которое исщепал своими стрелами богатырь Пашко. И до сих еще пор всякий проезжий и прохожий человек считает неизменным и безотлагательным долгом бросить охапку хворосту на проклятое, окаянное место могилы убитого атамана. Там уже образовался огромный курган. А за Пашко осталось на веки-вечные от этого дела прозванье Туголукого.
Максимов. Т. 2. С. 318—321; Легенды, предания, бывальщины. С. 73—74.
<...> После этой поры жили много времени, и наступил разбой. Ходил он шайками, по сорок человек. Разбой богатых мужиков грабил и резал. У нас был в Мадовицах богатый мужик, Бирюк звали. Его захватили в Преображенской церкви. Из церквы утащили на реку и замучили.
У их фатера была на Коленьге по речке Пестову (приток Коленьги). Тут была земляная изба. Они много кое-чего нагрудили около той избушки. У этой местности ничего теперь наверху нет. Только один мужик, Устин с Ростова, из деревни Починка, нашел полтора пуда свинцу, а больше ничего не могли добраться, а добирались все сабли Александра Невского. Она есть тут на самом деле, да не многие знают про это, — кто слыхал от прежних людей.
Разбой стал много проказу делать. Он грозится на Гусиху (одна из кокшеньгских деревень. — Н.К.): «Надо, — говорит, — ограбить». Гусишана узнали об этом и собрали народ с шести волостей. Народ был в гумнах и домах спрятан. Разбой пришел. Был Проня на Гусихе, который знал заговор, и заговорился, что его не брала пуля. У разбойников был тоже заговорщик. Он заговорился, и его тоже не брала пуля. У Прокопья была середка разломана до перевод. Был еще дымник. Проня улез в этот дымник. У их был уговор: пока Проня не стукнет из оружья — народу не выкрываться, а как учуют стук, дак народу вдруг хлынуть на разбойников. Как приходит этот разбой до Гусихи, атаман и говорит:
— Теперь Гусиха сгоготала и Проня пропал!
Идет этот атаман по переводам у Прони. Проня — ничего другого — из дьшника выстрелил из оружья серебряной пуговицей — атаман с переводов упал. А народ услыхал этот стук и со всех сторон содвинулись. Разбой испугался и сейчас к озеру, и приметались в озеро. Там и решился, всего сорок человек.
Зап. от Третьякова М. Д. на Кокшеньге в Тотемском у. Вологодской губ. Id. Б. Едемский//ЖС. 1908. Вып. 1. С. 80—81; Легенды, предания, бывальщины. С. 72-73.
Давно это было <...>. Тогда все это пространство, что теперь занимают наши пустоши и поля, было покрыто дремучим лесом. Еще на моей памяти около Андроновой горы довольно-таки было лесу, не то что теперь — прута вырубить негде. На том самом месте, где теперь Челпан, жил богатеющий мужик, звали его Андроном, от него-то и получил горбыш (холм) свое название. Слава об Андроноврм богатстве разнеслась широко, на всю почесть Каргопольщину. Да и как было не знать об Андроновой богатстве, коли дом у него был супщй дворец, лошадей был целый табун, а денег и сам Андрон не знал счесть, сколько их у него. Одевался Андрон роскошно: подумай, батюшка, — одна только шапка стоила двенадцать алтын!
Но также носились слухи, что Андрон нажил свое богатство не честным трудом, а недобрым делом. Говорили, что он и его шестеро сыновей промышляли разбоем, а хлебопашеством занимается старик так, для отвода глаз. В старые годы грабежей и убийств было много, а преступников словить как-то не удавалось — хоронили и оберегали разбойников леса. Укрывал Андрон и тех, что бегали от тогдашней строгой и долгой солдатской службы, и вербовал из этих беглецов свою разбойничью шайку. Ближних соседей Андрон не трогал, жил с ними в мире и согласии, зато проезжим по Архангельскому старинному тракту спуску не давал: грабил нещадно и резал людей, а женщин уводил в свой притон. Хотя и не трогал Андрон окрестных жителей, однако держал их в страхе: мужичок, встретясь с Андроном, еще за двадцать сажен снимал шапку, а если Андрон удостаивал его разговора, так мужичок во все время не смел одеть шапки. Вот какое было время, батюшка!
Долго ли, коротко ли разбойничал Андрон, но только разбогател он несметно: в погребах стояли денег целые бочки!
Жизнь в притоне разбойники вели разгульную, веселую: пьянство, пляска и женщины. И видно господь не мог дольше стерпеть злодейств и наказал безбожных убийц и грабителей. Приехал однажды Андрон с богатой добычей и на радостях устроил пир. Все Разбойники перепились, напоили и женщин и приказали им плясать, как вдруг двери в избу открылись, влетел туда огненный шар, облетел он по избе и скрылся, а изба начала оседать в землю. Перепугались разбойники, хотели выскочить, чтоб вместе с избой не провалиться, да было поздно: и окна и двери были уж в земле. Так и погибли разбойники со всем своим добром <...>.
Это, батюшка, так. А горбыш-то тут, знаешь, это ближайшие мужики навалили на эфто место земли и песку. Дом-то, вишь ты, просел, да не весь — часть крыши с трубой была поверх земли. И задумали мужики честно похоронить Андрона и его товарищей, предать их земле вместе с избой за то, что оны хоша и были разбойника да их николи не обижали, а даже частенько помощь оказывали бедным: то лошадь дадут, то корову, а то и хлебушком поддержат. Так-то, батюшка, горбыш-то этот мужики и насыпали на Андронову могилу.
Зап. от 80-летнего старика В. И. Роев // Ол. нед. 1913. № 41. С. 15—16.
В Кольской губы, верстах эдак в пятидесяти от Колы, есть махонький островок Аникиев. Меж им да матерой салма, не порато велика. Тутотки теперь становище есть для людей, по прозванью Корабельна губа.
Давным-давно жил да был богатырь Аника. У эвтого Аники было судёнко, а на судне-то Аника разъезжал по морю-окияну. Кто его знает — чего ради ездил он тамотки: поди уж не за добрым делом. По зимам Аника куды-то отлучался, а по летам приезжал на эвтот остров... А быват, он тутотка и жил. Оно бы и нештб, кабы Аника не обижал добрых людей — а то нет: как падет весна и промыслы начнутся, так Аника уж тут как тут на острови ходит по ем да промышленников дожидат. Вишь, у его заведено было, чтобы всяко промышленно судно, коли пойдет с моря с грузом домой али куды в становище, то приворачивало бы к острову и отдавало бы Анике-богатырю часть промысла, — так, «здорово живи», ни за што ни про што. Позорились православны, да чего тут со злодеем станешь делать-то? Не отдай-ка добром, дак силой возьмет, а коли что — дак и живого не оставит. Долго-таки велся эвтот обычай и не было на Анику ни суда, ни расправы.
Раз как-то, в обычну пору, промышленники поезжали в тройники на промысел. В суетах да хлопотах они и не заметили, как подошел к ним молодой паренек. Ну, подошел да и поклонился почтенно-таки кормщику и товарищам его, поклонился да затем и говорит:
— Возьмите, товарищи, меня с собой на промысел, я, — говорит, — хошь наживочиком у вас буду.
Кормщик поглядел на парня, видит — парень незнакомый, затем и говорит, что у их на тройники есть и наживочик, и весельщик, я удильщик есть, что лишнего человека не пошто брать, людно, вишь, будё. Но парень не отставал и конался кормщику.
__ Ну, уж коли тебе охвота, — говорит кормщик, — садись давай, да благословись, и поедем.
Вот и уехал тройник. Бог дал такой промысел, какого давно уж не бывало. Нагрузили полнехонький тройник рыбой и поехали взад. Едут, — а мало и Аникиев остров. По обычаю нужно было пристать к нему для выдела доли богатырю Анике. Пристав к острову, промышленники выгрузили рыбу на берег и стали делать ее, то есть отрезывать головы, потрошить и прочее. Это занятие поручили они взятому парню. Дело кипело у него в руках на удивление всем товарищам. Обрядившись с рыбой, парень снял свои вачеги и попросил весельщика выполоскать их в воде. Тот вскоре возвратился и отдал вачеги; но парень, взглянув на них, сказал весельщику, что тот порядком не выжал из них воды, и тотчас, сказав это, он скрутил в руках вачеги так, что они лопнули. Товарищи его ахнули от изумления при виде такой ужасной силы и подумали про себя, что это уже недарово, что наживочик-то ихний не простой человек есть.
В эту минуту явился на берег богатырь Аника.
— Эй вы, — заорал он, — подавайте-ка сюда, что там у вас!..
— Эко парень, вишь, чего захотел! — вскричал молодой товарищ промышленников, обращаясь к Анике. — Не на таких напал; уходи-ка добром, а не то...
— А что? ха-ха-ха! — загоготал Аника. — Шутник ты экой. Однако, я вижу, ты не знаешь меня. Уходи-ка сам, а не то я так тебя торну, что и костей не соберешь.
Но молодой человек, как будто не слыша угроз Аники, подходил к нему.
— Эге, брат, — закричал богатырь, — да ты, я вижу, свережий: уж не бороться ли задумал со мной.
В эту минуту молодой парень напал на богатыря. Схватившись рука с рукой, сплетясь ногами, два противника начали странную борьбу, катясь как колесо, с ног вставая на голову и опять на ноги. Они скрылись из глаз изумленных промышленников, ожидавших развязки. Вскоре пришел к ним загадочный молодой человек: на лице его выражалось спокойствие и важность.
— Благодарите бога! — сказал он, обратясь к промышленникам. — Теперь злодей ваш уже не существует; отныне никто не посмеет присвоить себе промыслов ваших. Бог с вами! Простите.
Сказавши это, молодой человек исчез. На острове показывают теперь кучу камней — это могила страшного богатыря.
Верещагин. С. 243—247; неточн. перепечатка: АГВ. 1862. № 38. С. 320—321.
Разбойник, вишь, был: по пятницам молоко хлебал, сырое мясо ел в Велик день. И жил он около промыслов на Мурмане и позорил всякого, так что кто что выловил — и неси к нему его часть. Без того проходу не даст: либо все отнимет, а не то и шею накостыляет, Так что и на тот свет отправит. Не было тому Анике ни суда, ни расправы. И позорил он этак-то православный люд, почитай, что лет много.
Да стрясся же над ним такой грех, что увязался с народом на промысел паренек молодой: из Корелы пришел и никто его до той поры не знавал. Пришел да и поконался коршику: «возьми да возьми!» — и крест на себя наложил: православной, мол.
Приехали. Паренек-то вачеги — рукавицы, значит, суконные — просил вымыть. Вымыли ему рукавицы, да выжали плохо — осердился.
— Дай-ка сам! — говорит. Взял это он в руки рукавицы-то, да как хлопнет, что аглечкой из пушки разорвал! Народ-от и диву дался: паренек-то коли, мол, не богатырь, так полбогатыря наверняк будет.
А тут и Аника пришел свое дело править, попроголодался, знать, по лету-то.
— Давайте, — говорит, — братцы, мое; затем-де пришел и давно-де я вас поджидаю.
А парень-то, что приехал впервые, и идет к нему на устрету:
— Ну уж это, — говорит, — нонеча оставь ты думать, не видать-де тебе промыслов наших, как своих ушей, не бывать плешивому кудрявым, курице петухом, а бабе мужиком.
Да как свистнет, сказывают, он его, Анику-то, в ухо: у народа и дух захватило! Смотрят, как опомнились: богатыри-то бороться снялись и пошли козырять по берегу: то на головы станут, то опять угодят на ноги, и все колесом, и все колесом... У народа и в глазах зарябило. Ни крику, ни голосу, только отдуваются да суставы хрустят, и кувыркают они этак-то, все дальше да дальше, да и из глаз пропали, словно бы-де в окиян ушли. Стоит это народ-от да богу молится, а паренек как тут и был, пришел, словно ни в чем не бывал, да и вымолвил:
— Молись-де, мол, братцы, крепче; ворога-то вашего совсем не стало: убил, — говорит.
Да и пропал паренек-от. С тем только его и видели. И Аника-то тоже пропал...
<...> В становище Корабельна Губа, подле Колы, островок экой махонькой есть: зовут его Аникиным и кучу камней на нем показывают... А, стало быть, Аники-то, мол, этого могила. Так и в народе слывет.
Максимов. Т. 1. С. 173—175.
Был на Мурмане такой, приходил на своей лайбе, и пока ему не напромышляют, не позволял никому промышлять. Так было много времени, пока на промысла не пришел один наживальщик. И сказал:
— Ни одной рыбины ему не дам!
Хозяин его судна и остальные рыбаки говорили:
— Что ты! Он нас всех убьет.
— Никого не убьет, а рыбины ни одной не дам.
Когда пришел тот, наживальщик отказался дать рыбы. Тот на него — наживальщик его вернул, так поборол, что тот запросил:
— Спусти меня живого, больше никогда не приду.
Так и было. Кто был наживальщик и откуда — неизвестно. Тот же наживальщик, у какого хозяина был, он ему дал вачеги пережимать. Наживальщик спросил:
— Как пережимать, посуше или помокрее?
Хозяин сказал, что посуше. Он разорвал рукавицы надвое и подал. Хозяин на него было, а тот только колонул его кукишкой по голове, тот и уселся. С тех пор ни рукавиц уж не стал его заставлять выжимать, ничего.
Зап. от Шибаева Ф. Н. в дер. Нижняя Зимняя Золотица Приморского р-на Архангельской обл. в 1937 г. Р. Липец // Рыбацк. песни и сказы. № 23. С. 185.
Были «хозяева» становища, как первые заселенцы. Им, когда приходили в становище, надо было платить, прежде чем промышлять. Кто деньгами, кто рыбой, кто подарки большие делали. Колдун становища Лицы был первый населенец. Слыхал я от своего дедушки, — он сейчас покойный, — кто не хотел на подарки, то начинали бороться: «Согласен ли бороться?»
В Койде был Федор Кренев, колдун. Они сошлись бороться. Тот ударил слабо, а Кренев сильно. На второй раз они начали сходиться, тот привез в шлюпке войско, рабочих своих, — богатый, что ли, был... А Кренев научил своих:
— Как они будут на судно лезть, колотите их башлугами (?) по рукам.
Они так и сделали, а Федор Кренев спустил им в шлюпку двухпудовую гирю. Шлюпка затонула — и делу конец. Они-то выплыли все, но драться уже не стали.
Зап. от Малыгина П. в г. Архангельске в 1936 г. Р. Липец // Рыбацк. песни и сказы. № 21. С. 184.
На Печенге приходил из каких-то стран великан, отбирал у про мышленников первый улов. И когда загрузит корабль рыбой, насытятся его глаза богатством, тогда разрешает им промышлять. А кто если ему не даст улова, то убивал.
Раз пришел небольшой человек, стал проситься на суда рабочим.
— Жалованья мне не надо, а только кормить.
Много судов обошел, но никто не хотел брать, что бродячий человек. Наконец, на одно судно взяли, и он оказался очень понятливым: какую работу ни покажут, другой раз не надо показывать.
Тут промышленники стали ждать великана, боятся до него одну рыбинку уловить. Вот он пришел, а этот человек говорит своему хозяину:
— Дозволь мне с ним сразиться!
Все ужаснулись, но он сказал великану, чтобы сейгод рыбы не ждал, предложил ему сражаться. Поднял великана и бросил его о камень, что тот не шевельнул больше ни ногой, ни рукой.
— Вот и все ваше страшилище!
Затем сказал своему хозяину, что весь род его будет жить не в богатстве, но в сытости, пожелал всем промышленникам счастливо промышлять, спустился с судна и ушел в Печенгскую губу.
Зап. от Крюковой М. С. в дер. Нижняя Зимняя Золотица Приморского р-на Архангельской обл. в 1937 г. Р. Липец // Рыбацк. песни и сказы. № 24. С. 185.
Аника, воин заграничный, приходил с запада, кажется, из Голландии. Приходил он на судах, останавливался у Цип-Наволока или у Зубовских промыслов. Весь промысел зверя и рыбу — все отбирал.
С промышленниками был один наживальщик. А наживальщик был такой: лежал морж на льду, наживальщик и говорит:
— Хозяин, я там одному коту оторвал голову.
А смотрят: он моржовые клыки принес. И сказал он кормщику:
— Дайте мне с Аникой сразиться!
И вот они сразились. Сразу убил Анику наповал. Потом его спросили:
— Куда твою долю промысла?
Он сказал:
— Мне ничего не надо.
И скрылся, больше его не видали.
Зап. от Карельской в пос. Териберка Мурманской обл. в 1931 г. Р. Липец // Рыбацк. песни и сказы. № 22. С. 184—185.
Разбойники тех мест напали на богача и, вынуждая у него денег, его самого палили снизу на каленой заслонке и обсыпали сверху горящими листьями веников. Не добившись толку, они плотно заперли, заколотили и зажгли дом богача, полагая ему смерть от задушения.
На счастие, мимо бежала старуха. Она слышала крики, сама, в свою очередь, перепугавшись, закричала и таким образом собрала соседей, которые и успели переловить извергов. Все они против села Юромы, на другом берегу реки Мезени, в деревушке, были биты кнутом, прочим в страх и поучение.
Максимов. Т. 2. С. 321. 146
В Валдиевском приходе, деревне Шестовской, проживал со своим семейством один богатый и хлебосольный человек, по прозванию Панкратов. У Панкратова был славный конь Рыжко да дочь-красавица Иришка. Атаман разбойников приказал отнять у Панкратова-коня Рыжка и обесчестить девку Иришку. Но один из шайки разбойников, по какому-то сочувствию забежавши впереди всех в дом, дал знать хозяину о приближавшейся опасности и немедленно вытолкнул девку с отцом в окно. Те прибежали к озеру, сели в лодку и, благополучно переправившись на противоположный берег, скрылись в лесу.
Другой лодки на этот раз у озера не случилось, и гнаться за беглецами разбойникам было не в чем. Коня же Рыжка разбойники погнали в Вохтому, но на дороге обрезали ему хвост и гриву, опалили: шерсть и пустили обратно.
Придя на Вохтому, разбойники зашли в дом дьячка и, раздраженные неудачей в Валдиеве, начали его тиранить, зажигая на спине несчастного веник. От нестерпимой боли дьячок начал кричать и звать на помощь. На крик его сбежался народ, большая часть разбойников была перевязана, а остальные разбежались. Тогда связанный атаман сказал:
— Не жалели мы, кровь проливали и на хлеб-соль поступали; ныне пришло, видно, время пить то, что наливали.
Так были покончены шайки разбойников и в здешнем месте больше не бывали.
Зап. Ф. Гурьев // ОГВ. 1892. № 47. С. 498.
За Анненским Мостом раньше в Пороги тянулись, суда тянули с Андрея до Порогов и до Вытегры — на две станции, значит. У нас с Андрея зачалят, а в Пороги притянут судно. Нету этих судов — значит, домой обратно порожнем едут. Ну, а порожнем как? Два колеса — тележка такая, ну, и сиденье: всего там три-четыре доски набито, и корм кладут, ведь надо, когда поезжают в тягу.
Ну, а там, в Бадогах, был мост. И говорят, что один баловался все. А один товарищ, значит, на молодой лошадке (знал эту штуку: были с других деревён) поехал — приготовил сзади петлю с веревки. Как за мост заезжать, дак он (этот разбойник) уже сам скорее бежит, чтобы поймать. А этот-то взял, лошадь-то дернул, лошадь молодая, подхватила — он проскочил. Он проскочил, а разбойник сзади бежит. Он лошадь приостановил на расстояние, чтобы можно петлю-то бросить. Взял бросил петлю — прямо на шею, лошадь-то дернул, а лошадь — словно с цепи. Приехал к крыльцу к евонному, отрубил веревку и ушел. А разбойник этот пожил немного и помер.
Довольно и пакостить!..
Зап. от Юшкова С. М. в дер. Девятины Вытегорского р-на Вологодской обл. 20 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 88; Фонотека 1623/21.
На острове Сало, который лежит против монастыря и в малую воду почти соединяется с материком, жил прежде разбойник Ондрус, финн и лютеранин, который грабил суда, ходившие с хлебом по озеру.
Андреян, убежденный Александром Свирским оставить грешный мир, выбрал место для своего пустынножительства в соседстве Ондруса. Но разбойник, вероятно, боясь, чтоб отшельник не сделался доносчиком его разбоев, потребовал, чтоб он удалился. Андреян отвечал ему, что он никакого зла ему не сделает, его занятию не помешает, а будет еще молиться о его здоровье. Ондрус никак не мог понять такого отрицания от действительной жизни и продолжал гнать Андреяна.
В одну ночь на ватагу Ондруса сделал нападение другой разбойник, живший на Сторожевском мысу, на южном берегу озера, и хотевший захватить грабеж хлебных судов в свои руки. Ватага Ондруса была разбита, сам атаман, избитый и связанный, был отправлен в лодке на Сторожевский мыс; но утром он просыпается и видит себя снова на острове Сало и притом совершенно невредимым. Тут он уверовал в молитву Андреяна и принял монашество, точно так же как и сторожевский разбойник, который даже основал отдельную обитель <...>.
Андреян был убит крестьянами деревни Обжи; умирая, он сказал:
— Так будьте вы ни умные, ни безумные...
Зап. Г. Н. Потанин//Русское слово. 1861. Июль. Смесь. С. 15.
Во времена Адриана Андрусовского, таким образом, говорят, на берегу озера Ладожского, где ныне стоит монастырь, были две шайки воров, враждебных друг другу, целью которых было грабить суда, идущие по озеру Нево с товарами, и за неимением их тревожить и мирных жителей, живших вблизи берегов <...>.
Указывают даже имя атамана одной шайки, которого называют Андрусом, отчего, сказывают, произошло и название самой пустыни преподобного, который обратил его на правый путь жизни.
Сам же преподобный погиб от руки обжанских крестьян на пути в свой монастырь, не доходя двадцати верст до него, когда он шел из Москвы — от двора Иоанна Грозного. Корыстолюбие и жажда богатства обжан не были насыщены — старец не имел при себе ничего и, погибая от ударов убийц, заслужил себе в простом местном народе названпе священномученика, под которым и известен местной церкви.
Зап. П. Минорский//О. сб. Вып. II. Отд. 1. С. 177.
О, Кудеяр — это великий разбойник, он и могила его находится около Преображенского собора на Соловецком Кремле <...>.
Кудеяр награбпл у богатых людей много денег, а потом сдуру пошел в монастырь Соловецкий, отдал деньги игумену, на которые монахи и построили монастырь...
Зап. А. Иванов // Карело-Мурм. край. 1929. № 7. С. 35—36.
<...> как же, всё родители рассказывали, да всё... В лесах там у них (у разбойников) были эти настроены, знаешь, раньше ведь не дома, а такие землянки.
Я уже вырос порядочно, стал на лесозаготовке работать. Вон там, говорят, Котельное (уж осины наросли); там уж были эти разбойники; они как-то тут и погибли. Кто-нибудь убил тоже ведь... В былые времена ведь так: человек против человека. Пришло нашествие, дак ведь люди-те — на...
Зап. от Власова Г. Г. в дер. Анненский Мост Вытегорского р-на Вологодской обл. 22 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 109; Фонотека, 1624/19.