Прекрасная Джоан

Глава 10

Я никогда не забуду тот вечер – по нескольким причинам. Во-первых, я снова почувствовала себя молодой и даже желанной. Правда, я уже видела, как мной восхищался Филипп Французский, но его поклонение оскорбляло меня, а восхищение графа Раймонда – нет.

Во-вторых, вскоре после того, как мы легли спать, я проснулась и услышала, что Беренгария плачет в уголке широкой кровати, которую им с Ричардом предстояло разделить уже на следующую ночь. Тихо, чтобы не разбудить фрейлин, я спросила, что случилось.

– Ничего, – прошептала она. – Пожалуйста, спи, Джоан. Я… просто устала.

– Ты боишься завтрашней ночи! – сказала я, так как темнота придала мне храбрости. – Я это знаю, так что не отрицай. Я тоже плакала накануне свадьбы. Вряд ли тебе это понравится – мне не нравилось; но пройдет время, и ты привыкнешь. Поверь мне, Беренгария! Ты привыкнешь, а потом познаешь радость материнства. Только представь – ты родишь ребенка, который однажды станет королем Англии! Я понимаю, Ричард не такой муж, о каком ты мечтала, но вы славно заживете вместе, как жили мы с Уильямом. Почему бы и нет? Вас уже сейчас связывает любовь к музыке, а как он будет горд и счастлив, когда ты положишь ему на колени ребенка!

– Милая Джоан! – Голос у Беренгарии еще дрожал, но я поняла, что она немного успокоилась. – Как ты добра ко мне! Не бойся за меня. Спи, а я полежу еще немного и подумаю о том, как красив мой жених.

На следующий день в церкви Св. Георгия капеллан Ричарда соединил моего брата и Беренгарию священными узами брака. Никогда мой брат не выглядел красивее, чем в тот момент. Даже красота его черноволосой невесты в белом платье меркла рядом с ним. Он стоял, облаченный в великолепный розовый бархатный колет с богато вышитой мантией на плечах, и его огненно-рыжие волосы и борода сверкали в пламени сотен свечей у алтаря. Он был похож на бога Солнца…

Беренгария была очаровательна – ее шелковистые волосы цвета черного дерева рассыпались по плечам; на голове мерцающая двойная корона. Если Ричарда можно было сравнить с богом Солнца, то Беренгария была похожа на богиню Луны, белую и серебристую. Я от всего сердца желала им счастья.

День выдался длинным; под вечер я помогла фрейлинам моей новой сестры постелить постель для новобрачных. Потом я удалилась выпить последний бокал за счастье молодых.

Не знаю, услышал ли Господь мои молитвы, но после того дня Беренгария ни разу не говорила ни со мной, ни с кем-либо другим о своем муже. Последующие три дня они вместе провели во дворце Исаака; должна признать, что оба в те дни выглядели превосходно. Но вот празднества кончились, и Рик покинул нас, чтобы захватить и подчинить себе оставшуюся часть острова.

Мой царственный брат с помощью короля Гвидо и других рыцарей без труда брали город за городом. Однако самозваный император сдался лишь после того, как наши рыцари пленили его младшую дочь. Вся кампания заняла не более двух недель. В конце мая Исаак прискакал к своему бывшему дворцу и попросил аудиенции у короля Англии. Войдя в тронный зал, мы с королевой Беренгарией увидели поверженного монарха у ног моего брата. Он молил о пощаде – не для себя, но для дочери.

Не отвечая, Рик поднял его на ноги и показал на ближайший стул. Когда охранники ввели низкорослую смуглую девушку, наш пленник протянул к ней руки и зарыдал. Сцена была трогательная, и моя ненависть к Исааку немного утихла. Очевидно, его черноглазая, пухленькая кудрявая дочь была ему дороже собственной жизни.

– Вот моя дочь, – обратился он к брату, – леди Бургинь.

Брат поднес к губам покрытые ямочками пальцы девушки, улыбнулся, глядя в ее миндалевидные черные глаза. Та смело улыбнулась в ответ – очевидно, она не испугалась. Ричард обратился к ее отцу:

– Вследствие вашего оскорбительного и предательского поведения по отношению ко мне и моим подданным я принимаю вашу безоговорочную сдачу и решу на досуге, жить вам или умереть. Однако у меня доброе сердце, и я выполню ваши мольбы относительно леди Бургинь. – Он подвел девушку к Беренгарии: – Вот Вам, миледи, очаровательная служанка. Подарок от вашего короля и супруга. – Затем он повелел заковать Исаака в серебряные цепи. – Простите за то, что не заковал вас в золото, милорд император, но все наше – и Ваше – золото пойдет на наш Крестовый поход!

Вскоре брат сообщил мне, что покидает Кипр.

– Я хочу, чтобы ты объяснила Беренгарии, почему я не могу взять ее на свой корабль, – сказал он. – Женам не полагается участвовать в походе вместе с мужьями; кроме того, корабль, на котором плывет король Англии, подвергается наибольшей опасности. Сарацинам больше всего на свете захочется потопить его… Я хочу всемерно ускорить наш отъезд потому, что юный Балдуин Фландрский только что привез мне письмо от Филиппа-Августа. Филипп пишет, что очень скоро возьмет Акру. Я ему не верю, так как мне доподлинно известно, что, хотя армия Филиппа окружила город, Саладин и его сарацины окружили их самих. Но на случай, если он пишет правду, мне нужно быть там как можно скорее. Акру возьмет король Англии, а не король Франции!

– Почему же король Гвидо, граф Боэмунд и другие благородные рыцари в такой момент покинули Акру и Филиппа? – спросила я.

– Они хотели убедиться, что я поддержу Гвидо, – с мрачной усмешкой отвечал Ричард. – Гвидо снова хочет стать королем, когда мы освободим Иерусалим, а Филипп сейчас благоволит к Конраду Монферратскому. Спор между ними тянется уже давно, и оба представляют в доказательство своих прав родословные. Вопрос очень сложный; хотя старый Гвидо и глуповат, я пообещал ему свою поддержку. Но вначале, разумеется, нужно выгнать из города сарацин!

Плененного Исаака, закованного в цепи, отправили в Маргат, город, расположенный между Антиохией и Триполи; до конца Крестового похода он считался пленником тамплиеров.

Его дочь Бургинь отправилась с нами. Не прошло и дня, как мы с Беренгарией поняли: Ричард оказал нам дурную услугу, включив ее в число наших придворных. Целыми днями она румянила лицо, умащала маслами свое чувственное тело и искала любовных приключений. Мы постарались растолковать неразумной девице, что западные нормы морали отличаются от тех, что приняты в этой части света, и приставили к ней двух самых бдительных дам, которые охраняли ее добродетель.

Дело осложнялось тем, что на нашем корабле было множество молодых красивых рыцарей, которые отлично понимали, что вскоре, возможно, они будут убиты в бою. Кто обвинит их в том, что они использовали любую возможность для поиска наслаждений? А некоторым из них казалось, что роман с чувственной дочерью Исаака – затея весьма приятная.

Первым не выдержал Балдуин, юный и довольно застенчивый родич Филиппа Фландрского… Жоффруа де Лузиньян и граф Раймонд де Сен-Жиль затеяли с ним веселое соперничество. Все трое, казалось, наперебой стремятся обучить девушку нашим песням – лучшего предлога не придумать, чтобы уединиться с нею в полутемном углу палубы. Когда же юный Балдуин, который влюбился не на шутку, пригрозил своим соперникам, что вызовет их на поединок, граф Раймонд предложил устроить Суд любви, который и решит дело.

Избранная королевой, я села на трон, воздвигнутый иа спешно сколоченный помост, и собрала вокруг себя судей. В детстве я часто наблюдала, как матушка вела подобные суды у себя в Пуатье, и помнила правила шутливых состязаний.

– Так как суд, – начала я, – желает справедливости как по отношению к даме, так и по отношению к трем претендентам, мы решили, что каждый рыцарь будет сам отстаивать свои права. В течение трех вечеров каждый из них по очереди заявит о своих притязаниях, исполнив одну-две песни.

Наш флот быстро продвигался к месту своего назначения… Вскоре после того, как мы проплыли мимо Бейрута, увидели на горизонте идущий нам навстречу неуклюжий, тяжелый галеон.

– Это сарацинский корабль, – прошептал кто-то. – Король Ричард его захватит!

Все столпились на палубе, но, к нашему величайшему сожалению, наш корабль повернул вправо, и скоро мы ушли так далеко, что не видели боя. Разумеется, наш капитан повиновался приказам. В результате его послушания мы достигли Акры на день раньше брата и всего остального флота.

Вот уже показались белые минареты и башни Акры, города, который нам предстояло взять. На берегу нас ждала толпа народа.

– Смотрите, миледи, – заговорил стоящий рядом с нами граф Раймонд, – король Филипп Французский вошел в воду. Он хочет лично отнести вас на берег на руках!

Да, Филипп подошел уже так близко, что я видела его уродливое лицо и украшенный драгоценными камнями обруч на голове. Я вздрогнула; не подумав о том, что молодой граф мог обращаться не ко мне, а к Беренгарии, я повернулась к нему и протянула к нему руки.

– Вы отнесли меня на берег в Триполи, милорд. Сделаете ли вы то же сейчас?

Раймонд в тот же миг перемахнул через борт, прыгнул в воду; и я очутилась в его объятиях. Спустя секунду я увидела, что Филипп дошел до нашего судна и приветствует Беренгарию, испрашивая у нее разрешения тем же способом доставить ее на сушу. Полагаю, Раймонд тоже наблюдал за происходящим, потому что он вдруг замер и руки его крепче сжали меня. Чувство, которое я испытала, меня удивило. Как описать то, что я пережила? Единственное, что могу сказать, – мне захотелось теснее прижаться к Раймонду.

К счастью, до берега было всего несколько шагов. Как только мои ноги коснулись песка, нас окружила толпа рыцарей. В суматохе, приветствуя старых друзей и знакомясь с новыми, я перевела дух и приказала себе никогда больше не позволять подобных выходок.