Глава 22

Долгое путешествие из Акры в Рим далось нам всем нелегко. Мрачное лицо брата и его слова, обращенные к Святой земле, не давали мне покоя. Когда же Блондель рассказал, как Ричард метался в палатке между жизнью и смертью и как плакали жители Яффы, когда он уходил, я не выдержала и слезы потекли из моих глаз.

Кроме воспоминаний, меня волновала и предстоящая остановка на Сицилии. Мне очень хотелось снова повидаться с Уолтером, но вовсе не мечтала о новой встрече с Танкредом. Наконец, мы вошли в гавань Мессины, и я узнала, что Танкред сейчас находится на другом конце острова. Это сразу успокоило меня, и я стала с нетерпением ждать Уолтера, он обещал встретить нас и подняться на борт нашей галеры.

Пополнив запасы продовольствия и пресной воды, мы пригласили друзей отобедать у нас на корабле. К нашему изумлению, среди прибывших оказался и молодой Балдуин. Юноша смущенно объяснил, что решил присоединиться к нам после разговора с моим братом. При этом он бросил многозначительный взгляд на Бургинь.

После обеда я пригласила его прогуляться со мной по палубе.

– Милорд, – спросила я его, – вы считаете разумным уделять такое внимание графине де Сен-Жиль? Она находится на нашем попечении до тех пор, пока ее муж не присоединится к ней в Риме, и мы отвечаем за ее благополучие как перед ним, так и перед королем Ричардом!

– Конечно, мне это известно, – возмутился Балдуин. – Но мне известно также и то, что она не является графиней де Сен-Жиль и никогда ею не была. Как только папа объявит, что она свободна, – а я уверен, что он сочтет их брак недействительным, – я тотчас же на ней женюсь. Мы объявили о своей помолвке до постыдной церемонии, и я до сих пор считаю ее своей невестой.

– Вы сообщили о своих намерениях королю?

– Да, и он одобряет меня. Собственно говоря, он сам предложил мне путешествовать с вами и воспользоваться возможностью переговорить с леди Бургинь.

Ни я, ни Беренгария не могли ничего возразить влюбленному молодому человеку; хотя мы считали, что он слишком хорош, чтобы обременять себя такой женой, как Бургинь, но позволили ему приходить и уходить в любое время, пока стоим на якоре в Мессине. Я всей душой хотела, чтобы Раймонд, наконец, освободился от этой докучной девицы – главным образом, как я убеждала себя, ради него самого. Мне кажется, я даже верила в это. Ну а самой Бургинь явно пришелся по душе план избавиться от одного мужа и обрести другого.

При виде Уолтера, моего старого друга, я испытала одновременно и радость и грусть. Мы оба понимали, что едва ли увидимся еще раз. О, нам было о чем поговорить. После радостной встречи Беренгария увела всех и оставила нас одних в самом уютном уголке каюты. Там мы просидели час или два. Уолтер рассказывал, что произошло с ним, я в свою очередь описывала наши приключения.

– Вы знаете, что моя поездка в Рим окончилась не удачно, – сказал он. – Танкред по-прежнему носит корону Сицилии. Однако, к моему удивлению, народ, кажется, доволен. Я начинаю думать, что мы с вами были не правы, проявляя к нему враждебность. В конце концов, милая дочь моя, мы с вами оба – англичане и, даже если большую часть жизни провели здесь, все равно не стали настоящими сицилийцами… По возвращении из Ватикана я продолжаю исполнять свои обязанности духовного пастыря, но, по большей части, веду уединенную жизнь. Танкред, к моей радости, почти не вмешивается в дела церкви.

– Дорогой друг! Поедемте со мной! – воскликнули я, повинуясь внезапному порыву. – Я не знаю, что ждет меня впереди. Мне нужна ваша дружба, ваш совет, участие и забота… – Голос мой прервался от волнения.

Архиепископ поднес мою руку к губам и нежно поцеловал ее.

– Нет, нет, дитя мое. Мое место здесь. Пока я в силах, должен продолжать свое служение. Мне уже недолго осталось… Но довольно говорить обо мне. Я хочу услышать от вас истинную историю Крестового похода и его поражения. До нас доходило столько сплетен и лжи…

Я поведала ему о победах и поражениях моего брата короля: о размолвках с французами, о лихорадке, унесшей столько жизней, о невозможности осадить Иерусалим и взять город штурмом и, наконец, о пугающих вестях из Англии.

– Ужасный конец его великого похода, – грустно произнес Уолтер. – Ну а теперь, дочь моя, расскажите о себе.

Что я могла рассказать ему? Что влюбилась, как глупая молодая служанка, притом в мужчину, который отверг меня и женился на другой?

– Мой удел – одиночество, – отвечала я. – Полагаю, я буду жить при дворе брата. Все состояние, полученное в наследство после моего дорогого супруга, ушло на Крестовый поход…

– Я лишь могу повторить то, что сказал вам после смерти Уильяма: вам нужно снова выйти замуж. Уверен, король, ваш брат, согласится со мной, когда отрешится от других забот.

– Мысль выдать меня замуж уже посещала его. Он собирался сочетать меня браком с младшим братом Саладина! – мрачно возразила я и рассказала о плане Рика сделать меня королевой Иерусалима и о том, что я предприняла, чтобы помешать ему.

– Благодарение Господу, вам хватило смелости противостоять брату! – воскликнул Уолтер. – Вы поняли, что ваш брат заблуждается. Многих женщин ослепила бы мысль о короне! Теперь я знаю, дочь моя, что могу не бояться за вас. Продолжайте поступать так, как считаете нужным, и все будет хорошо.

Когда, наконец, он встал и сказал, что должен идти, я вдруг увидела, какой усталый у него вид. Мы расстались нежно и грустно. Стоя на палубе, я смотрела, как отчаливает к берегу его шлюпка.

На следующий день мы отплыли в Рим, но мне пришлось пережить еще одно расставание. Леди Катерина, заливаясь слезами, сказала, что слишком стара для путешествий, и просила отпустить ее в Палермо, к семье. Ее уход нанес непоправимую потерю моему двору и не заживающую рану моему сердцу.

В первые недели нашего пребывания в Риме нам было не до его красот, мы жили заботами прошлого и беспокоились о безопасности тех, кого любили.

Надо сказать, Рим разительно отличался от той обстановки, в которой мы провели последние годы. Как прекрасна царящая в Риме прохлада, особенно после изнуряющей жары или проливных дождей во время Крестового похода. Мы любили бродить по улицам и любоваться. Нам нравилось спать под теплыми одеялами, а утром вставать бодрыми и отдохнувшими.

Однако это был совершенно иной мир. Да, нас разместили с удобствами, но просторное мраморное палаццо никак нельзя было назвать королевским дворцом, а нашу прислугу – королевским двором. Папа был добр к нам, и многие знатные римские семьи рады были познакомиться с королевой Англии и вдовой Уильяма Доброго, и все же мы в основном были предоставлены самим себе.

Если нам хотелось прогуляться вокруг огромного здания Колизея, побродить по развалинам Форума или даже сходить на рынок, чтобы купить себе свежих фруктов, мы шли туда свободно в сопровождении крепкого слуги и одной или двух дам. Оказалось, что Рим – очень деловой город и жизнь его не замирала ради двоих знатных приезжих.

Бургинь объявила, что решила выйти замуж за Балдуина, если ей позволят. Прекрасный город так на нее подействовал, что она стала почти сносной.

В конце октября настал конец нашей спокойной жизни – в Рим приехал граф Раймонд. Это был дождливый день, мы сидели у камина и шили, он вошел в запыленной и изодранной одежде, а лицо его было таким усталым, что Беренгария немедленно усадила его в кресло и велела выпить вина.

– Вы, конечно, прибыли повидаться с вашей… женой, граф, – сказала она, поглядев на Бургинь, – но сначала расскажите о своем путешествии и о наших друзьях.

– Наша поездка стала для всех настоящим испытанием, – отвечал он. – Мы попали в полосу таких тяжелых штормов, что многие корабли получили пробоины, а другие ветром отнесло далеко в сторону. Но, несмотря на порванные паруса и течи, нам удалось доплыть до Бриндизи. Я провел там два дня, а остаток пути проделал верхом.

– А что государь?

– К сожалению, у меня нет от него вестей, ваше величество. Мы видели, как корабль, похожий на его галеру, подходит к гавани Бриндизи. Вот почему я напрасно задержался там еще на день, его галера так и не появилась, в порту. Впрочем, он путешествует столь скрытно, что его могло вообще не быть на том корабле.

– Он говорил, что постарается приехать к нам в Рим, – медленно проговорила Беренгария, – и что Рождество мы, возможно, встретим уже в Англии…

– Значит, он может объявиться в любой день! – преувеличенно бодро воскликнул Раймонд. – Возможно, он предпочел высадиться на берег в Арпи или Кьети. Если так, он поступил мудро – здешние ужасные дороги просто не поддаются описанию.

Беренгария встала, предложив Раймонду и Бургинь остаться наедине.

– Я думаю, вам есть о чем поговорить, граф, – сказала она. – Здесь вам никто не помешает. Поужинайте с нами сегодня, а потом я хотела бы сказать вам два слова наедине.

Выйдя в соседнюю комнату, я одобрительно улыбнулась Беренгарии. Она обращалась с Раймондом, как подобает королеве, спокойно и с достоинством, от ее робости и нерешительности не осталось и следа. Похоже, в этом ей помогло желание позаботиться о моем благополучии.

И снова я почувствовала себя несчастной. Лицо Раймонда, его голос, прикосновение его руки – даже звук шагов по мраморному полу – все это заставляло мое сердце бешено колотиться. А как я страдала, думая о том, что он сейчас наедине с Бургинь. Расстанутся ли они? Она переменчива, как ветер, и вполне может передумать. Чтобы отвлечься, я отправилась на прогулку в сопровождении леди Элизабетт, а потом, сославшись на усталость, поужинала в своих апартаментах. Беренгария ни о чем меня не спросила, но перед сном вбежала ко мне в спальню.

– Я пришла сообщить, – сказала она, – что Раймонд и Бургинь при мне и других свидетелях объявили, что более не считают себя мужем и женой. Однако Раймонд по этому поводу собирается обратиться в Ватикан… У Бургинь я вырвала обещание вести уединенную жизнь. Она поклялась не ходить на свидания с Балдуином до тех пор, пока мы не узнаем решение папы. Вот и все. Спокойной ночи, Джоан!

Увы, всю следующую неделю я не могла думать ни о чем другом. Когда, наконец, Раймонд приехал во дворец – мы с Беренгарией сидели одни, – я сразу поняла, что он свободен. Он снова стал тем Раймондом, с которым я смеялась и пела; он посмотрел мне в глаза, я увидела в них прежний пыл, и кровь прилила к моим щекам.

– Я только что имел аудиенцию у папы, – сказал он. – Его святейшество заверил меня, что Бургинь и я никогда не были мужем и женой и, следовательно, нет необходимости. в долгой процедуре аннулирования нашего брака.

– Что ж, все прекрасно разрешилось, – ответила Беренгария. – Наверное, вы оба очень счастливы.

– Да, ваше величество. Мы оба совершили ошибку и рады, что ее удалось исправить.

Некоторое время мы молчали; затем Беренгария встала.

– Пойду извещу леди Бургинь. При данных обстоятельствах, граф, я полагаю, вам не нужно с нею встречаться. Оставайтесь здесь, я скоро вернусь.

Как только за нею закрылась дверь, Раймонд оказался у моих ног.

– Королева более чем добра, – сказал он. – Должно быть, она поняла, как я хочу остаться наедине с вами, чтобы объясниться и молить вас о прощении.

Я тоже желала этого больше всего на свете, но не могла в этом признаться, я отдернула руку и холодно ответила:

– В этом нет необходимости, милорд. Я не давала вам никаких обещаний, сожалею, что ваш выбор не пришелся вам по вкусу, и надеюсь, что в следующий раз вам повезет больше.

– Выслушайте меня, миледи! Почему бы не положить конец недомолвкам и притворству и не признаться откровенно в том, что у нас на сердце? Вы – взрослая, умная женщина и вправе решать за себя, а я хочу знать… Скажите, есть ли у меня надежда когда-нибудь исполнить мое самое заветное желание.

Было что-то такое в голосе Раймонда, когда он воскликнул: «Выслушайте меня!» Что заставило меня повиноваться ему? Я слушала его всем сердцем и думала, что он прав. Между нами не должно остаться и тени недопонимания.

– Я тоже хочу решить все раз и навсегда, – тихо ответила я. – Согласна, мы должны открыто объясниться, пока у нас есть возможность. Когда в ту ночь я ушла от вас, то полагала, что вы намереваетесь жениться на мне.

– Во-первых, я ничего не знал о вашей болезни. Следующим вечером я ждал вас в роще, но вы не пришли. Зато пришла Бургинь. Она подошла ко мне в темноте и сказала, что вы остались в шатре и смеетесь надо мной, рассказывая придворным дамам, до чего вы меня довели. По ее словам, вы намерены были наказать меня за самонадеянность.

– И вы поверили? После того как обнимали меня… вы поверили ей и решили, что я способна вести себя подобным образом?

– Я понял, что она лжет, конечно. Но на следующее утро ваш брат созвал нас и объявил, что собирается выдать вас замуж за Сафадина и сделать королевой Иерусалима… Я вскочил на коня и поскакал – сам не знаю куда; надеялся, что меня захватят в плен или даже убьют… Вечером вернулся в лагерь, вошел в свою палатку, там, на моей постели, сидела Бургинь. Она была одна и ждала меня… После того, что случилось, мне оставалось лишь согласиться на предложенную ею тайную церемонию… И, – с горечью добавил он, – до тех пор, пока вы не призвали нас всех и открыто не объявили о том, что не выйдете за Сафадина, у меня не было оснований полагать, что вы недовольны планами Ричарда.

– Понятно, – ответила я. – Понятно.

Кое-что в рассказе Раймонда вовсе не удивило меня. Теперь я вспомнила, как он смотрел на меня, когда я обедала в обществе Сафадина, и его слова о «новой жизни».

– Матерь Божья, – заговорил он снова, обращаясь скорее к самому себе, – каким же глупцом, какой самолюбивой скотиной я был! Я рисковал будущим счастьем трех человек просто для того, чтобы облегчить свою боль! Как, милая моя, описать мне свои чувства, когда вы так храбро повели себя и просили о помощи и защите от Ричарда? Вы были так прекрасны – и так одиноки! Я гордился вами и испытывал великое отчаяние. Я увидел, что потерял, и понимал, что винить в том некого, кроме себя самого. Как мог я поверить Бургинь… и даже Ричарду?

– По-моему, недопонимание произошло прежде всего потому, что я – королева, – отвечала я. – Если бы мы могли встречаться открыто и если бы мое будущее касалось только меня, такого никогда бы не случилось. И потому, Раймонд, пусть прошлое остается в прошлом. Давайте снова будем друзьями.

– Мы всегда будем друзьями, но мне этого недостаточно! Джоан, моя жизнь будет пустой, если вы не станете моей женой. – Он смотрел на меня глазами, полными любви, но не смел прикоснуться ко мне. Я же, понимая, что наше будущее счастье зависит от моего решения, медлила с ответом. – Откройте мне ваше сердце, миледи, – сказал он наконец. – Если я навсегда утратил возможность вернуть вашу любовь, так и скажите, и я обещаю больше никогда не заговаривать о своих чувствах. Но если вы еще можете полюбить меня и довериться мне, как мы будем счастливы! – Голос его дрогнул, и он замолчал.

– Наверное, я люблю вас, Раймонд, – тихо отвечала я, – иначе не стала бы вас слушать. И мне тоже кажется, что вместе мы будем счастливы. Но сейчас еще рано обмениваться обетами: вы только что расстались с Бургинь, а я должна получить согласие на брак у брата и матушки. Прошу вас, соблюдайте приличия, поезжайте домой, в Тулузу, дождитесь возвращения Ричарда и тогда, если вы все еще будете желать жениться на мне, приезжайте в Англию. Там мы обо всем договоримся. Но помните: я не даю вам никаких обещаний и не требую ничего от вас.

Как только я закончила свою строгую речь, он заключил меня в объятия и покрыл поцелуями, о которых я так долго тосковала. Какое это было счастье, но оно не могло длиться вечно, Раймонд вздохнул и сказал:

– Хорошо, я уеду. Но я хочу, любовь моя, чтобы ты помнила меня!

Загрузка...