Прекрасная Джоан

Глава 25

Закутавшись в самый теплый плащ, я улыбнулась своей новой компаньонке – леди Амичии. Она ответила мне тем же, и ее серые глаза осветили некрасивое, худое лицо. Мне очень повезло со спутницей. Она ни разу не пожаловалась на холод или неудобство во время трудного перехода. Мысль о грядущем расставании с нею ужасала меня. Леди Амичия согласилась с моим решением не сходить на берег, пока дуют попутные ветры. Капитан нашего корабля, недовольный тем, что ему приходится везти королеву по бушующему морю, охотно высадил бы нас в Дувре, Ярмуте, Бостоне или в любом другом английском порту, чтобы мы продолжили путешествовать пешком. Однако попутный ветер нес нас вперед; мы должны были высадиться в маленьком Уайкапон-Халле, откуда до Йорка два дня пути.

Леди Амичия обещала оставаться со мной, пока я буду в ней нуждаться, но ее дом находился в Лестере, и я не хотела слишком далеко увозить ее от родных мест. Когда она присоединилась ко мне в Бордо, я получили возможность отправить всех остальных дам с Беренгарией, что с удовольствием и сделала, понимая, что ни одна из них не вынесет тягот трудного пути на север.

Когда же я увидела леди Амичию, сразу поняла, что все мои беды позади.

– Я леди Амичия Кибуорт, – сказала она, – кузина покойного графа Лестера. Отправляясь в Крестовый поход, мой муж пожелал, чтобы я оставалась здесь, в Бордо, где у меня много друзей. Но супруг мой погиб в Яффе, и я должна возвращаться на родину. Не найдется ли на вашем корабле места для меня и моей прислуги?

– Конечно, найдется, – приветливо отвечала я, леди Амичия понравилась мне с первого взгляда. Я рассказала ей, зачем мы едем в Йорк, и поделилась планами на будущее. Было решено, что на время путешествия она станет моей фрейлиной, компаньонкой и дуэньей одновременно.

Сэр Стефан решил, что долг велит ему оставаться с королевой Англии. За короткое время и он, и Беренгария узнали и полюбили леди Амичию, и оба были довольны моей новой спутницей. Прибыв, наконец, в Йорк, мы сразу же направились во дворец архиепископа, расположенный рядом с кафедральным собором. Джеффри выбежал нам навстречу. Он так напомнил мне Ричарда, что меня удивило, как кто-то может сомневаться в том, что он тоже сын моего отца. Впрочем, сам отец всегда признавал его своим сыном. С раннего детства Джеффри был предназначен для служения церкви. Когда он был еще совсем ребенком, отец сделал его архидьяконом Линкольнским; позже он стал там епископом. Теперь же Джеффри являлся архиепископом Йоркским.

Когда мы с ним виделись в последний раз, мне было семь лет, а ему – лет двадцать… Несмотря на то, что последней нашей встречи прошло так много времени, мы радостно приветствовали друг друга, как брат и сестра. Его озадачил наш приезд. Поздоровавшись с графом Раймондом и леди Амичией, он отвел меня в сторону, и я быстро рассказала, что привело меня в Йорк и почему я путешествую почти без свиты.

Когда я закончила рассказ, он вышел и приказал своим приближенным разыскать для нас купца. Вернувшись, он сказал:

– Дорогая сестра, вся Англия полнится слухами о Ричарде. Многие считают его погибшим; некоторые говорят, что, потерпев кораблекрушение, он смог спастись на каком-то маленьком острове. Наш брат Джон, естественно, надеется на худшее. Наверное, тебе не надо говорить, что он так и рвется заполучить корону!

– А что матушка?

– Она так озабочена Ричардом, что лишь необходимость охранять его владения держит ее в Англии. Если бы не государственные дела, она бы сама отправилась искать его; так она сказала мне, когда я приезжал к ней в Лондон на Рождество.

Затем Джеффри, сменив тему, спросил, как вышло, что я оказалась на попечении графа де Сен-Жиля.

– Графы Тулузские на протяжении долгих лет были нашими врагами! – заметил он.

– Да, это так, – ответила я. – Но граф Раймонд никогда не поддерживал распрю своего отца с нашей матушкой. Они с Ричардом всегда были друзьями и укрепили прежнюю дружбу в Крестовом походе. Однако не Ричард поручил меня попечению графа Раймонда, а король Альфонсо Арагонский. – Потом я рассказала, почему Беренгария предпочла остаться по ту сторону Ла-Манша и что сэр Стефан остался с ней.

Во время ужина я вспомнила рассказ римского купца и спросила сводного брата о резне евреев в Йорке.

– В то время я был в Нормандии, – отвечал Джеффри, – с королевой, принцем Джоном и леди Алис. Ричард созвал нас всех туда на большой совет. Однако я был свидетелем того, как это произошло. Все началось в Лондоне, на коронации Ричарда. Ричард запретил евреям присутствовать на коронации, это чрезвычайно разозлило Бенедикта и Джосию, двух богатейших купцов, специально приехавших из Йорка, чтобы принести дары новому королю. Вначале они попытались проникнуть в Вестминстерское аббатство, затем в банкетный зал; в потасовке Бенедикта тяжело ранили и затащили в церковь, где насильно крестили. Затем его, окровавленного, приволокли к Ричарду, и купец кричал, что в душе он остается евреем и будет им до самой смерти.

Я вздрогнула и снова подумала: как Ричард может быть таким жестоким?

– Второй купец, Джосия, бежал в Йорк. В марте в городе начался пожар. Часть горожан окружила укрепленный дом Бенедикта, ворвалась внутрь; они убили вдову Бенедикта, его детей и друзей, вытащили все ценное и сожгли дом дотла… Джосия с семьей попросил защиты у коннетабля и укрылся в замке, но однажды эти отчаявшиеся, перепуганные люди по ошибке не впустили самого коннетабля, и ему со своим отрядом пришлось брать приступом собственный замок! Евреи, запертые внутри, пытались откупиться; но осаждавшие отказались от выкупа, тогда евреи подожгли замок изнутри и покончили с собой… Джосия зарезал жену и детей и попросил друга убить его. Другие же, боясь смерти, взобрались на стены и как могли объяснили все коннетаблю, моля о пощаде… Коннетабль обещал простить их, но обманул. Как только евреи отперли ворота, наши солдаты ворвались в замок и убили всех, кто был еще жив.

– Я помню, как Ричарда тогда рассердило какое-то письмо – он даже распорядился уволить коннетабля, оштрафовать многих рыцарей и наказать солдат, – сказала я. – Тогда мы только приплыли в Акру.

Прибывший посланец Джеффри сообщил, что купец Исаак был в Йорке, но, узнав, что его родичи переселились в Линкольн, уехал туда.

– Значит, – сказал Джеффри, – с Божьей помощью и с помощью Хью мы его разыщем! – Повернувшись к Раймонду, он объяснил, что Хью – это архиепископ Линкольнский.

Я была полна решимости ехать в Линкольн; даже если мы не найдем купца, я буду ближе к матушке.

Накануне отъезда я попросила Джеффри проводить меня в их собор, где я могла бы помолиться за Ричарда и за успех нашего дела.

Возвращаясь из собора, мы беседовали о нашей семье, неожиданно я заметила на пальце Джеффри знакомое кольцо: отцовский перстень. Я удивилась. Почему отец отдал перстень незаконнорожденному сыну? Разве не должен он принадлежать Ричарду?

Джеффри, заметив мой удивленный взгляд, объяснил:

– Наш отец, король, даровал мне это кольцо, когда находился при смерти, – вместе с обещанием, что я стану архиепископом Йоркским. Я заботился о нем до самого конца; я держал на коленях его голову, отгонял рои мух, кружившихся над его смертным одром, и утешал его в те редкие минуты, когда сознание возвращалось к нему. Мы почти всегда были одни. Ричард получил отцовский поцелуй, но вслед за тем отец проклял его. Напоследок король узнал, что даже его любимый сын Джон восстал против него. И в тот печальный, изнуряюще жаркий день с ним остался лишь один сын – незаконнорожденный.

Я молчала, не зная, что сказать. Наконец, растерянно проговорила:

– Я слышала о ссорах братьев с отцом, но не могу и не хочу никого судить. Знаю лишь одно: я очень люблю Ричарда и боюсь за него.

– К чести Ричарда, должен сказать, что он поспешил выполнить посмертную волю отца. Он сразу же назначил меня архиепископом Йоркским, и с тех пор мы с ним стали друзьями.

Затем речь зашла о моем посещении Тулузы. Джеффри очень удивился:

– Ты была в Тулузе? Ничего не понимаю. Тебя, дочь Элинор и Генриха Английского, принимал граф Тулузский, их заклятый враг!

– Нет, нет, – поспешно ответила я. – Отец Раймонда в то время был в своем замке в Крампанье, возле Фо, иначе я ни за что не вошла бы в город. – Поскольку Джеффри по-прежнему недоуменно смотрел на меня, я поежилась, пожаловалась на озноб и предложила идти спать.

К моему удивлению, замок епископа Хью находился не в самом городе, рядом с кафедральным собором, а в деревушке Стоу, в двенадцати милях к северу от Линкольна.

– Епископский дворец был разрушен землетрясением 1185 года, – объяснил нам Джеффри. – Прошлым летом Хью начал отстраивать его, но жить предпочитает в Стоу, в тишине и покое. Он очень набожен, умен и независим и делает лишь то, что сам считает правильным.

Нас встретил и проводил во внутренний садик молодой священник. Там навстречу нам поспешил сам епископ. Под простым шерстяным плащом у него была такая же ряса, как у обыкновенного священника; лицо накрывал капюшон. Однако мое внимание привлекло не его монашеское облачение, а большой белый лебедь, семенивший рядом с епископом. Подойдя к нам, епископ Хью положил руку на голову птицы и, пока нас знакомили, поглаживал ее длинную белую шею.

– Вот один из лучших моих друзей, – с улыбкой сказал епископ Хью. – Хотя я все время напоминаю ему, что его родичи плавают во рву с водой, он продолжает предпочитать мое общество. А когда я не могу вместе с ним гулять по саду, мне докладывают, что он недовольно гогочет и хлопает крыльями.

Пригласив нас войти, он погладил птицу и приказал ей улетать. Приказ был выполнен столь неохотно, что мы все рассмеялись. В специально отведенной комнате нас ждали ужин и вино.

В беседе очень скоро выяснилось, что епископ не меньше нашего беспокоится о судьбе Ричарда.

– Многие наши рыцари и дворяне в последние месяцы возвратились из Палестины, – сказал он. – И все они надеялись, что к Рождеству король вернется домой. Не знаю, каким образом его пояс и перчатки оказались у купца в Риме…

Его прервал тот молодой священник, который встретил нас у ворот, он вышел с письмом в руке.

– Вам, ваша светлость, – сказал он Хью. – Королевский гонец доставил его из Ньюарка.

– Печать королевы Элинор! – воскликнул епископ. – Неужели она в Ньюарке? – Прочитав письмо, он несколько успокоился. – Да, ее величество действительно в Ньюарке, – сказал он. – Она приказывает мне приехать туда к ней как можно скорее. Пишет, что объезжает все королевские замки и у нее неотложные дела к баронам и епископам.

– Надеюсь, она обрадуется, узнав, что епископ Йоркский так близко, – сказал Джеффри. – Мы поедем к ней вместе.

Словно огромная тяжесть упала с моих плеч. Матушка совсем близко! Меня пугала мысль о долгом путешествии в Лондон, Винчестер или другое место, куда ее призывают государственные дела, то, что она здесь недалеко, решало многие наши затруднения.

– Я рада за себя и за леди Амичию. – При этом я взяла мою подругу за руку. – Отдохните здесь несколько дней; потом приезжайте ко мне в Ньюарк или, если хотите, отправляйтесь домой, в Лестер. Вы очень устали из-за меня.

Раймонд заявил, что у него тоже есть дело к моей матушке, и мое сердце забилось быстрее. Мы с ним договорились, что, пока не получим новостей о судьбе Ричарда, забудем о себе и постараемся вести себя так, чтобы никто не заподозрил о нашей близости. Но теперь, когда мы встретимся с матушкой в Ньюарке, разумеется, Раймонд сможет испросить у нее согласие на наш брак.

– Милые дамы, – сказал Раймонд, – перед тем, как ехать в Ньюарк, мы постараемся найти купца, но перед путешествием вам необходимо отдохнуть.

К счастью, в тот день немного потеплело. Из-за туч выглянуло бледное февральское солнце. Несмотря на унылый пейзаж, ехали мы с относительным комфортом. Хью позаботился о свежих лошадях, и мы быстро преодолели десять миль. Скоро мы переехали на другой берег реки и оказались на крутой и узкой кирпичной дороге, которая вела к замку и развалинам собора. Нашелся, наконец, и Исаак. Джеффри допросил его.

– Он отлично помнит и пояс, и перчатки! – воскликнул Джеффри, возвращаясь к нам. – Он купил их в декабре в Вене у молодого парня, англичанина, который сначала обратился к нему по-немецки. Вещи принадлежали, по его словам, его хозяину, крестоносцу, которому нужно было золото, чтобы купить свежих лошадей. Больше он ничего не знает.

Значит, Ричард был в Вене – и с декабря от него нет никаких вестей… Вена – одно из самых опасных для него мест! Он сам говорил мне, что император Генрих и Леопольд Австрийский – его заклятые враги…

– Попросите его ехать с нами к королеве Элинор, – распорядился епископ Хью. – Ее величество должна услышать печальную весть из первых уст.