Прекрасность жизни.

Искомые серебряные ложечки

Рассказ богатого, но несчастного человека

Вот уж, казалось бы, проведена уже и ведется громаднейшая, титаническая работа по исправлению народа в лучшую сторону. Радио говорит, телевизор показывает, газеты пишут, писатели сочиняют стихи, но наступает вечерок и — начинается!

Вот мы и видим — отщепенец Клюквин Сережа, имея полный набор отмычек, отправляется путешествовать по чужим этажам своего родного города.

Динь-динь-динь! Позвонив предварительно в звоночек, озираясь по сторонам, Сережа проникает в пустую квартирку и включает карманный фонарик.

И осветил лучик... Осветил всю имеющуюся обстановку типовой квартиры, состоящую из типовых предметов: типового платяного шкафа, типовой деревянной кровати и других типовых предметов — книг, портрета Э. Хемингуэя, карманного магнитофона «Волна».

— «Волну»-то мы, конечно, притырим,— сказал Сережа.— Но нам бы еще немного серебряных ложечек! Мы бы тогда имели полное право считать наше дело вполне удавшимся и спокойно могли бы отправляться домой.

И вор энергично принялся разыскивать серебро, но его труды сразу же потерпели крах. Потому что с грохотом распахнулась наружная дверь и тут же захлопнулась резко. Был включен яркий свет, и на кухню резво пробежал толстоватенький человечек, одетый в хорошее пальто. Этот человек был я, а вор едва успел спрятаться в стенной шкаф, где и сел уныло среди грязного белья и других нечистых предметов.

А человек, то есть я, не зря побежал на кухню одетый. Я вынул из кармана хорошего пальто бутылку водки и еще одну — гаденького сибирского винца «Рубин». После чего уж, как водится, снял пальто, надел пижамку, шлепанцы. Вор грустно глядел через глубокую щель.

А я, редковолосый хозяин квартирки, пижамки, шлепанцев, «Рубина», сел за кухонный столик, налил полный стакан водки, выпил, отдышался, корочкой занюхал, после чего раскрыл рот и завыл.

Я выл, не произнося никаких других слов, отчего на душе у вора сделалось как-то тревожно, и Сережа погрузился в печальные раздумья по поводу издержек своей профессии.

— Это чего же! — шептал он.— Не говоря уже об физической милиции... Так ведь тут и морально... Воет, как кобель, сука! С такой работой недолго и в шизарню угодить... Господи Иисусе!

А я вытье внезапно прекратил. Погрузился в минутную задумчивость, после чего и налил себе еще стаканчик, еще выпил, еще закусил и вдруг забубнил тихонечко:

— Ой ты, жизнь ты моя, жизнь нелепая! Окончательно запутался я в вопросах секса, жизни и нравственности! Я богат, и казалось бы, что при избытке должна наступить прекрасность. Ан нет! И я вижу пред собою один лишь ужас, растерянность, страх! И зачем мне серебряные ложечки, когда нету мне от них ни помощи, ни поддержки?

Сережу очень взволновала затронутая тема, и он высунул из шкафа маленькую голову. А я продолжал:

— Казалось бы, сколько я трудился за деньги с девяти утра до шести вечера! Как тщательно остерегался я глубоких жизненных контактов! Сколько денег раздал этим проклятым бабам, лишь бы только они не запускали в меня глубокие когти и не тянули на дно, где свободный человек дышать не может, а способна жить одна лишь камбала! И все напрасно! И это оказалось тлен! Сколько я возделал пастбищ! Сколько добра накопил, а печальный результат налицо — предмет моей новой любви не только не поддается мне, а еще и дразнится, обзывая за глаза лысым и поедая с подругами по общежитию мои шоколадные конфеты! Ах! Ох! Я вижу финал своей жизни бесцельным! И я вынужден оборвать ее простым самоубийством! Где тут веревки? Где тут веревки? Где тут веревки, потому что я сейчас повешусь!

И тут вор не выдержал. У него защипало в глазах, и он полностью вылез из шкафа.

Он подошел ко мне, который положил голову на кулаки и горько рыдал. Вор погладил мое плечо. Я разлепил веки и посмотрел на Клюквина.

— Ты кто? — всхлипывая, спросил я.

— Я вор! — гордо сказал Клюквин.

— А ты зачем, брат, ко мне в хату-то залез? — плакал я.

— А чтобы ты, братка, не повесился! Жизня такая прекрасная, и куда тебе спешить? Живи, покуда тебя кто другой не повесит. А спешить нам, братка, некуда!

— А ведь ты прав, старик! Дай-ка я тебя поцелую! — Я поднял мгновенно высохшие, а оттого засиявшие глаза.— Ты прав! Лучше ждать, чем спешить! Ты прав — с тебя поллитра! Это шутка. Ха-ха-ха!

И я полез к вору целоваться. Но тут же упал, сдернув в падении клеенку с посудой и произведя тем самым невыносимый за стенкой грохот, на который соседи немедленно постучали в стенку. Дескать, утихомирьтесь, пьяницы!

Клюквин же в ответ тоже постучал. Слышим-де, знаем, больше не будем, милицию не вызывать. Это он постучал вместо меня, потому что я в это время уже неподвижно лежал на полу, увлеченный сном.

А вор пошарился в кухонном ящике и мгновенно был вознагражден, потому что сразу же нашел искомые серебряные ложечки. Он аккуратно упрятал их в баул, после чего и ушел, аккуратно притворив за собой дверь.

А мне так кажется, что он и вообще бы ничего не взял, потому что он меня очень пожалел и понял. Но вор был на работе, и ему надо было кормить семью, состоящую из жены, тещи и двух дочек, девочек-школьниц семи и одиннадцати лет. А жена у него очень строгая, и теща — зверь, и кабы он пришел домой совсем без выручки, то они свободно могли бы его отходить палкой от швабры. Это тоже нужно понимать.

Но все-таки уж, казалось бы, проведена уже и ведется громадная титаническая работа! Радио там, телевизор, писатели, но вот наступает вечерок и — начинается...

Составляющие высшую нашу гордость пятьдесят два года существования первого в мире социалистического государства — Страны Советов — как бы распахиваются ретроспективно в целый век, ибо

миру известна та историческая закономерность, которую выразил стихами Маяковский.

Коммунизма

призрак

по Европе рыскал,

уходил

и вновь

маячил в отдалении...

По всему поэтому

в глуши Симбирска

родился

обыкновенный мальчик

Ленин.

Минувший 1969 год был отмечен такими вехами исторического значения, как международное Совещание коммунистических и рабочих партий в Москве, как Третий Всесоюзный съезд колхозников. Он ознаменован эпохальными достижениями человеческого гения и мужества в космическом пространстве — полетом нашей славной «семерки», высадкой американских космонавтов на Луну.

Александр РЕКЕМЧУК, Здравствуй, семидесятый!

«Мне надоело прошлое, теперь я интересуюсь только будущим»,— так начал свое интервью известный американский политический обозреватель Уолтер Липпман корреспонденту английского еженедельника «Санди таймс». Каким же ему видится западный мир вчера, сегодня и завтра?

УПРАВЛЕНИЕ — ПОИСК — ЭКСПЕРИМЕНТ

Решения декабрьского (1969 г.) Пленума ЦК партии, сессии Верховного Совета СССР, выводы и задачи, изложенные в выступлении на Пленуме Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, находят единодушное одобрение на пленумах партийных комитетов, на собраниях партийного актива в республиках, краях и областях. Партия подчеркивает, что одна из важнейших задач сегодня — совершенствование организации и управления производством, неуклонное повышение его эффективности.

По-современному управлять — это значит опираться на науку, в том числе на глубоко научную проверку новых методов хозяйствования. Вот почему в наши дни так возросла роль экономических экспериментов. Они ведут начало еще с той поры, когда во главе партии и государства стоял В. И. Ленин. Он придавал этим экспериментам значение мощного социального ускорителя, важного инструмента плановой экономики.

В печати часто встречаются такие слова, как «Донетчина», «Курщина», «Московщина». Соответствуют ли они нормам современного русского языка?

Курск В. СОСНОВ, врач

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О НАГРАЖДЕНИИ ПИСАТЕЛЯ ИСАНБЕТОВА Н. С.

(НАКИ ИСАНБЕТА) ОРДЕНОМ ТРУДОВОГО КРАСНОГО

ЗНАМЕНИ

За заслуги в развитии советской литературы и в связи с семидесятилетием со дня рождения наградить писателя ИСАНБЕТОВА НАКИ СИРАЗИЕВИЧА (НАКИ ИСАНБЕТА) орденом ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

Н. ПОДГОРНЫЙ

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

М. Георгадзе

МОСКВА. Кремль

16 января 1970 г.

ПРОВАЛ КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОГО ВЫСТУПЛЕНИЯ

Утро 21 августа в Праге не предвещало драматических событий. Да, в некоторых районах трамваи, автобусы и троллейбусы шли пустые, а по тротуарам двигалась плотная вереница пешеходов...

...Таков бесславный конец провокаторов.

Радослав ЧЕРМАК. Август шестьдесят девятого.

Нам приходилось не раз слышать восторженные отзывы югославских друзей о размахе жилищного строительства в Советском Союзе. Да об этом практически говорят все, кто побывал в нашей стране. А вот Марович задался иной целью — доказать «провал» планов жилищного строительства. К этому и сводится смысл статьи. И характерно, что он назвал ее так: «Мечты и действительность».

Б. СВЕТОВ. Миодраг Марович ищет сенсации

ПАНОРАМА ЛИТЕРАТУРЫ ГОДА

На пленуме комиссии по критике и литературоведению правления Союза писателей РСФСР.

Хорошим вкладом в Лениниану, по мнению участников пленума, стали очерки М. Шагинян; добрые слова сказаны были о рассказах С. Алексеева, Л. Радищева, В. Тельпугова, о «Моей поэме» Р. Солнцева.

Ю. Андреев

О РОМАНЕ ВСЕВОЛОДА КОЧЕТОВА

«ЧЕГО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ?»

...Порция Браун делает главной ареной антисоветской пропаганды... собственную постель. Именно там она внушает своим «объектам» всевозможные «фрондерские» сюжеты. Но это еще не все. Оказывается, все та же Порция Браун может с помощью разного рода зарубежных «голосов» воздействовать на планы советских книгоиздательств (!).

...Удивительно, но в социальном романе В. Кочетова, посвященном советской действительности, ничего не говорится о ведущей и организующей роли партии в жизни нашего общества! И именно авторским стремлением как-то прикрыть это поразительное зиянье и вызвана гипертрофия образа Булатова и возложенных на него функций. Неправда жизни повела к неправде художественной.

Волна секса или, вернее, спекуляции на сексе, захлестнувшая Запад, давно уже приучила к зрелищам любого рода.

Жизнь опровергла «пророчества» тех зарубежных экономистов, которые пытались представить реформу в нашей стране, как «возврат к капиталистическим методам хозяйствования», «отказ от планирования» и тому подобное.

А. БИРМАН

ВИКТОР НЕКРАСОВ

Мне повезло — в живых остались многие мои фронтовые друзья. Ваня Фищенко (он же Чумак из повести «В окопах Сталинграда») живет сейчас в Червонограде, работает на шахтах; Николай Страмцов — он все еще военный; Николай Митясов (не путайте с героем повести «В родном городе») тоже все еще носит погоны; Толя Кучин (он же Лисогор из «Окопов») живет под Москвой; начарт Половнев — в далекой Сибири; Лазарь Бречко, начфин (тоже персонаж «Окопов»), которого все звали почему-то, несмотря на его хрупкую комплекцию, Лазарищем,— этот совсем далеко забрался, на Дальний Восток...

ГНЕВ НАРОДНЫЙ.

СОВЕТСКИЕ

ЛЮДИ ЕДИНОДУШНО

ОСУЖДАЮТ ИЗРАИЛЬСКИХ

ПРОВОКАТОРОВ, ТРЕБУЮТ

ПРЕКРАТИТЬ АГРЕССИЮ

ПРОТИВ АРАБСКИХ

НАРОДОВ

СЕРГЕЙ МИХАЛКОВ

«Исключительное чувство национальности никогда до добра не доводит...» — писал А. Герцен.

Израильские экстремисты теряют человеческий облик и действиями своими воскрешают в памяти человечества чудовищные картины фашистского насилия над гражданским населением.

Героизм нашего времени, времени мирного социалистического созидания,— это в первую очередь героизм гражданского мужества, гражданской честности, того развитого нравственного самосознания, когда человек и в самых трудных условиях ни слова не возьмет на веру, ни слова не скажет против совести, не побоится никакой борьбы для достижения серьезно поставленной высокой гражданской цели.

Ф. КУЗНЕЦОВ

Некоторые люди пытались втолковывать мне, что причин не надо доискиваться, что тут-де извечная склонность, неотвратимый процесс, старый скифский порок... Но я встретил и других собеседников. По их мнению, молодежь не потому нынче пьет, что ей передали это вместе с генами предки, а оттого, что водка навязывается.

В. ПОМЕРАНЦЕВ

...Пластики и синтетическая пленка вытесняют бумагу. Упаковка товаров стала необычайно прочной. Выброшенная, она не размокает и не гниет, а устилает обширные площади — лесные поляны, пляжи, биваки туристов. Начало этого явления можно заметить и у нас в загородных местах, на курортах. Что делать со стойкими упаковочными материалами, никто не знает. Если их жечь, то над городом вечно будут стоять тучи удушливой вони.

Д. АРМАНД

И тут следует атака. Эд. Браун безапелляционным тоном заявляет:

— Мне трудно заставить студентов читать многих ваших писателей,— Браун довольно долго перечисляет имена, уважаемые и любимые в нашей стране.— Я их даю читать студентам в качестве наказания.

Я. ЗАСУРСКИЙ, О. ПРУДКОВ

Книги Ильи Дубинского-Мухадзе о замечательных революционерах, сподвижниках Ленина — Ное Буачидзе, Серго Орджоникидзе, Степане Шаумяне — хорошо известны читающей публике.

Прошло около года после опубликования статьи «Эксперимент в Акчи», но читательский интерес к происходящему в совхозе эксперименту по совершенствованию организации и оплаты труда не угас.

Когда героя «Ады», набоковского двойника, спрашивают, говорит ли он по-русски, он отвечает: «Неохотно, но совершенно свободно». С обложки последней книжки американца Владимира Набокова глядит усталый человек, исписавший не одну тысячу страниц на разных языках. Глаза его смотрят равнодушно. Ловец слов, он находил и терял читателей и все-таки остался одинок. Такова участь писателя, лишенного корней, отвернувшегося от великих традиций русской литературы.

Всю жизнь быть, в сущности, перекати-полем, прислуживать, давать антисоветские интервью белогвардейским газетенкам, приспосабливаться к чужим нравам и вкусам и еще пытаться сохранить независимый, барственный вид! Жалкий удел!

А. ЧЕРНЫШЕВ, В. ПРОНИН

То, что в те далекие годы было только давней мечтой, стало сегодняшней явью.

Быть может, стоило бы в виде эксперимента начать производство двадцати- или тридцатиградусной водки. Ведь нигде не сказано и ничем не доказано, что человеческому организму больше всего показана сорокаградусная. Кстати, в 1921 году выпуск вина крепостью свыше двадцати градусов был законом запрещен. Одним из средств борьбы против дальнейшего пополнения рядов алкоголиков явилось бы расширение производства легких вин.

Среди произведений самого последнего времени мое внимание привлекли «Три минуты молчания» Г. Владимова. Но главный герой далек от типического характера современного рабочего. Он только начинает задумываться о своем месте в жизни, о своей ответственности перед нею. Он только начинает чувствовать вкус коллективного труда, но не в состоянии осознать общественной значимости рабочего человека.

Анатолий НИКУЛЬКОВ

Элвис Пресли сохранил свою раскачивающуюся походку. Он подпрыгивает во время выступлений, как шофер в джипе, мчащемся по проселочной дороге. Глядя на его самоуверенную усмешку, сразу вспоминаешь, что его «фабрика» работает с прибылью в миллионы долларов.

Тони ПАЛМЕР

«Литературная газета» уже рассказывала о суде в Варшаве над группой политических диверсантов, шпионов и предателей (см. «ЛГ», № 8), ныне процесс закончился. Изменники получили по заслугам. Но перед тем как суд удалился для вынесения приговора, обвиняемым в соответствии с процессуальными нормами было предоставлено последнее слово. При этом некоторые утверждали, что они не совершили преступлений, а лишь «выражали свои политические взгляды». А за взгляды, как известно, не судят.

Но напрасно прикидывались они «пострадавшими за убеждения». Их судили за весьма и весьма конкретные преступные действия.

...Поэтому крайнее удивление вызывает повесть Аркадия и Бориса Стругацких «Второе нашествие марсиан». В этом фантастическом произведении авторы почему-то в качестве мишени для насмешек, сарказма, иронии избрали такое святое чувство, как патриотизм. Вот что можно прочесть в повести: «Этот Полифем жить не может без патриотизма. Без ноги он жить может, а вот без патриотизма у него не получается...»

...Отрадно отметить, что в самые последние годы одна за другой появляются и повести, и романы, и военные мемуары, где их авторы в своих художественных и публицистических исследованиях опираются на исторические факты и документы,— это явилось естественной реакцией на обозначившийся было в конце пятидесятых и начале шестидесятых годов субъективизм.

III съезд писателей РСФСР.

Доклад Михаила АЛЕКСЕЕВА

Сергеи Васильев путешествовал по Америке и вместе с художником Абрамовым создал оригинальную книгу об этой далекой стране. Он не ездил туда с разоблачительными целями, но то, что стоило разоблачить, он разоблачил...

...Примером такой суетности, ослабляющей стихи талантливого поэта, может служить его стихотворение «На красном снегу уссурийском». Описав трагическую смерть нашего солдата, рухнувшего на снег, поэт начинает перечислять то, чего хотели бы маоисты: изъять Пушкина и Шевченко, заставить наших девушек таскать гранит для памятников Кормчему и многое другое. Это принимаешь. Но когда появляются имена нынешних поэтов, например Кулиева, Смелякова, книги которых могут затоптать копыта, Булата, на гитаре, которого могут порвать струны, это уже отдает бестактностью. Евтушенко ставит известных поэтов в неловкое положение...

...Не менее вредна таким стихам и ложная претензия на философию, которую можно найти в стихах способного молодого поэта из Красноярска Романа Солнцева:

В раскрытом окне деревья

Мерцали голыми сучьями.

Я думал: а вдруг это корни?

А то, что все мы считаем за корни,— так это ветки...

III съезд писателей РСФСР.

Доклад Василия ФЕДОРОВА

НОВЫЙ РАСИЗМ

Британский ученый Френсис Крик предложил правительствам всего мира ограничить рождаемость путем добавления в пищу особых веществ (сделано исключение лишь для небольшого круга лиц).

Казалось бы, покончив раз и навсегда с художественной литературой, «культурная революция» избавила маоистов от всех проблем в этой области. Но, оказывается, борьба еще не закончена. Время от времени на страницах пекинских газет появляются разносные статьи, направленные против давно поверженных и неизвестно где пребывающих китайских писателей и их произведений.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ПЕТЕРОМ ВАЙСОМ?

Лев ГИНЗБУРГ

Самое неясное место в биографии Джека Лондона — обстоятельства его смерти. Вот уже более полувека ее причины вызывают разногласие между биографами и литературоведами.

Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.

В. И. ЛЕНИН

«Опыт записи летнего сна», который напечатан под рубрикой «Ироническая проза», можно было бы принять за неудачную, неуместную шутку, если бы не некоторые сентенции, в которых, судя по всему, и концентрируется «идейный заряд» данного опуса.

Некая «глазасто-огневая, стремительно-вальяжная особа» возглашает: «Хе-хо-ху-ха, семейство человечье, по сути лишь мицелий грибовидный, слой тонкой плесени, откуда на поверхность являются персоны-однодневки, и если в суп они не попадутся, то отмирают сами по себе».

Г. ФИЛИППОВ

— Есть у нас задумка,— говорит Чмыхало,— провести в июне совещание молодых писателей Красноярского края. И провести его у вас, в Дивногорске. Пригласим руководить семинарами известных писателей: пусть у каждого из них будет по два-три «студента». И ведущей темой совещания будет тема рабочего класса.

Борис ЗЕРНОВ. Дорога показана!..

Предъюбилейный репортаж с Красноярской ГЭС

Недавно вышла из печати новая книга Роже Гароди, претенциозно названная «Вся правда». Кто же не мечтает узнать о чем-либо всю правду? Однако даже при поверхностном прочтении ее ясно, что заглавие обманывает.

«Руде право» (ЧССР)

КАКОЕ МЕСТО В МИРЕ

ЗАЙМЕТ КИТАЙ?

Рабочий класс — ведущая сила в борьбе за коммунизм. Но книжек о нем еще мало.

Т. Н. НИКОЛАЕВА, секретарь ВЦСПС

Лауреаты конкурса произведений о рабочем классе. Слева направо: А. Блинов, В. Попов, М. Бубеннов, Г. Коновалов, П. Лебеденко, С. Антонов, Я. Мустафин, В. Собко.

Фото М. ТРАХМАНА

Посылаю вам вырезки из немецкого журнала «Вохенпост», который я получаю. Как вы сами видите, это объявления людей, которые хотят жениться, выйти замуж или просто познакомиться. Такие необычные для нас объявления печатаются в этом журнале, выходящем в ГДР, буквально в каждом номере. Интересно, приносят ли они пользу?

Ленинград К. САВЕЛЬЕВ

Одно из главных средств ускорения научно-технического прогресса — создание и широкое внедрение вычислительных машин. Хорошо известно, как много внимания уделяется этой проблеме в нашей стране. Несколько «поколений» электронных помощников человека появилось на свет за последние десятилетия. Скоро не останется ни одной области, к которой компьютеры не приложили бы свои «руки», а вернее — свой сухой и бесстрастный, пока не очень широкий и гибкий, но зато проворный и точный «интеллект».

ЗА КУЛИСАМИ ФАКТА. «БЫВШИЕ» ЛИШАЮТСЯ ПРИВИЛЕГИЙ

Правительство Индии, как известно, внесло в парламент страны законопроект об отмене пенсий и всех привилегий бывшим правителям индийских княжеств.

Н. АЛОВ

ВОПРОС. В августе 1968 года вы протестовали против извращения английской печатью фактов интернациональной помощи, оказанной странами Варшавского Договора Чехословакии. Ваше письмо было напечатано в московской «Правде», но чехословацкая печать тогда игнорировала его. Только совсем недавно оно было опубликовано в пражском еженедельнике «Трибуна». Изменились ли за истекшие два года ваши взгляды?

ОТВЕТ. События августа 1968 года в душе людей оставили противоречивый след. В тот раз я заявил, что в результате августовских событий я лишился нескольких друзей. Спустя два года с некоторыми из них я снова установил теплые отношения и даже нашел новых друзей, так-как события в Чехословакии раскрыли глаза многим.

Интервью Джеймса ОЛДРИДЖА корреспонденту газеты

«Руде право» Душану Ровенскому

В «Литературной газете» (№ 9, 1970 г.) были опубликованы статьи экологов, в которых рассказывалось об угрозе, нависшей над Землей. Отравляются вода и воздух, уничтожены сотни видов живых существ, лес исчезает, эрозия охватила почвы. Бытовые и промышленные отходы засоряют жизненное пространство планеты.

...Москва — самая заботливая по отношению к природе столица в мире. Так и должно быть. Так и будет.

Беседу вел специальный корреспондент

«Литературной газеты» В. ТРАВИНСКИЙ

УЧЕНЫЕ ПРЕДУПРЕЖДАЮТ:

БИОСФЕРА В ОПАСНОСТИ

Гремит «Славься...» Глинки. Под сводами древнего собора, навеявшего Пушкину мотивы «Бориса Годунова», чисто и молодо звучит голос Ивана Семеновича Козловского, ведя за собою звонкие голоса хора Псковского культурно-просветительного училища.

Вот он, истинный праздник Пушкина,— праздник пушкинского духа, пушкинской ясности, чистоты, вдохновенья...

А после торжественной скорби Успенского собора — солнечная звучность поэтического празднества на Михайловской поляне, буйство красок, неуемное веселье, ярмарочная пестрота пушкинских именин. Подлинно народное веселье! И стихи, стихи — Пушкина и о Пушкине. На множестве языков нашей страны и мира.

Мгновенно исчезают с лотков книжного развала книги Пушкина и томики стихов советских поэтов, милые пушкинские сувениры...

Полтораста тысяч человек, празднующих день рождения великого поэта,— это чудо совершенства, творение его гения. Чудо нашей жизни...

Славься, Пушкин!

В. ИШИМОВ, К. СЕРЕБРЯКОВ, Л. ТОКАРЕВ

...Поехал за валежником в лес — стоп. Нельзя — чужое — графа Орлова. Стал рыбу ловить на озере. Запрещено. Озеро — чужое. Траву пошел косить — дай за нее деньги — она кулака Крупнова. Выгнал коровенку в луга — плати штраф. И луга — чужие. Живет в России человек и считается русским, а все для него — чужое.

И власть была чужая. Своим для нас были только хата, кобыла и плетень. И вот теперь крестьянин называет своим все, что вмещается в границы государства, что создано человеческим духом и человеческими руками, ощущает это как свое собственное. Социализм, таким образом, означает конец расточению всеобщего богатства и злоупотреблению им.

Николай КОЧИН

Война во Вьетнаме представляет большую опасность для самой Америки, нежели для маленькой азиатской страны, которую она пытается уничтожить.

Поль ДЖОНСОН, английский журналист

В Дармштадте, во время конгресса филологов-германистов, когда почтенные мужи и благопристойные дамы чинно внимали докладчикам, вещавшим кто о суффиксах в средневековом списке песни о короле Ротере, кто о цветовой гамме в поэзии Новалиса, а кто об иронических нюансах сослагательного наклонения у Томаса Манна и Музиля,— елейную академическую тишину вдруг разорвал дикий хохот и визг: по залу на подвязанной к балкону веревке пронеслась совершенно голая девица, повергшая собравшихся в смущение и негодование.

Ю. АРХИПОВ. Хэппенинг: оружие в

борьбе, или триумф абсурда

Читая и перечитывая книгу, я думал о многом. О том, что едва ли не первые правдивые книги за рубежом, посвященные молодой Советской России, принадлежали американцам — Джону Риду, Луизе Брайант, Альберту Рису Вильямсу, Бесси Битти. О том, какие вдохновенные строки посвятили рождению нового мира — СССР — Стеффенс, Франк, Драйзер, Колдуэлл. О том, в каком тупике оказались Дос-Пассос и Стейнбек, когда перестали вглядываться в демократические дали.

Г. ЗЛОБИН. В плену предвзятости. Заметки о «заметках» Артура Миллера

Думается, однако, что «переломная» книга «Тень звука» явится для поэта не только переломом, но и перевалом.

Валерий ДЕМЕНТЬЕВ. «Освежи мне язык, современная муза».

Заметки о книге Андрея Вознесенского «Тень звука»

УВЕЛИЧЕНИЕ

ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ

ЖИЗНИ, А ТАКЖЕ НЕКОТОРОЕ

СНИЖЕНИЕ РОЖДАЕМОСТИ

ПРИВЕЛИ К ТОМУ,ЧТО

НАСЕЛЕНИЕ СТРАНЫ СТАЛО

СТАРШЕ — В НЕМ

УВЕЛИЧИЛАСЬ ДОЛЯ

ПОЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ, В СВЯЗИ

С ЭТИМ У ОБЩЕСТВА

ВОЗНИКАЕТ МНОГО НОВЫХ

ПРОБЛЕМ

ПОЧЕМУ АЛЕКСАНДР ДУБЧЕК

БЫЛ ИСКЛЮЧЕН

ИЗ РЯДОВ КПЧ?

...Нельзя было не видеть кризисные явления, но новотновское руководство партии, скорее, закрывало перед ними глаза, не устраняло их и вместо решения назревавших проблем в целом ряде случаев прибегало к демонстративным, ничего не означающим жестам.

Недовольство в партии и обществе нарастало. Январь 1968 года был необходим, неизбежен.

Между тем еще до января 1968 года было ясно, что между людьми, подвергавшими критике новотновское руководство партии, существовало качественное различие: образовалось два течения, каждое из которых преследовало иные цели.

Итак, литературное наследство знаменитого советского экономиста обогатилось «посмертным» текстом, яро антисоветским, оригинал которого находится неизвестно где. В отличие от Фомы Аквинского, Гароди не понадобилось «увидеть, чтобы поверить», для него оказалось достаточно «машинописного экземпляра».

О так называемом завещании Варги.

Завещание Варги (с предисловие Гароди) — фальшивка

Американский писатель Филипп Боноски в статье «Нобелевская премия и холодная война», опубликованной в одном из последних номеров газеты «Дейли уорлд», расценивает присуждение Солженицыну премии, как провокацию, выдержанную в духе холодной войны. «Произведения Солженицына, если судить о них лишь с чисто литературоведческой точки зрения, вовсе не заслуживают такого высочайшего признания. Его писания... представляют жгучий интерес не столько для всего мира, сколько для тех, кто присудил Солженицыну награду».

Чертеж — это чертеж. Живопись — это живопись. А фильм — это фильм. Следует отделить твердь от воды и не заниматься комиксами.

Андрей ТАРКОВСКИЙ. «Солярис» — без экзотики

Весна этого года была жаркой в университетах Америки.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В АКЧИ?

В 1970 году у самого Ивана Никифоровича Худенко средний заработок (до июля) составил почти 1000 рублей в месяц. У некоторых других — не меньше (кое у кого побольше). Когда тов. Худенко спросили, почему так много, он ответил: «Домохозяйка ведь не отчитывается, что она делает у себя на кухне». Между прочим, она-то отчитывается! Хотя бы перед своей семьей.

Вообще, надо отметить, что эксперименты, особенно такие, как в Акчи,— дело довольно выгодное для их авторов (но отнюдь не для государства).

А. МЕРКУЛОВ, В. ЧУПЕЕВ, экономисты

Они могли делать эту работу вдвоем, могли вдесятером: фонд средств этого звена, включающийся в зарплату, не менялся.

Вл. ФИЛАТОВ

Нельзя односторонне подходить к оценке эксперимента, замечая в нем только высокую оплату работников.

Л. ГРУШЕЦКИЙ, кандидат экономических наук

Решением коллегии Министерства сельского хозяйства Казахстана эксперимент в Акчи был прекращен.

Николаю Грибачеву исполняется 60 лет. Ничего не скажешь — солидный возраст. За плечами человека — многотрудный путь гражданина, коммуниста, поэта и прозаика, газетчика и общественного деятеля. У него большая жизнь, завидная судьба.

Сергей СМИРНОВ

— Как скоро, Василий Макарович, зрители увидят фильм?

— Нескоро. Работа предстоит большая, сложная, рассчитанная на три года.

Василий ШУКШИН: Степан Разин — легенда и быль.

Вел беседу Н. ГУММЕР

АНДЖЕЛА ДЭВИС ДОЛЖНА

БЫТЬ СПАСЕНА

БЫВШИЙ МИНИСТР

РАЗОБЛАЧАЕТ ШЕФА ФБР

ПРОИЗРАИЛЬСКИЕ ЛОББИ

ЗА РАБОТОЙ

«Слушайте, смотрите или замолкните навеки!» Грозное предупреждение! Глашатая явно не беспокоит, что вдруг люди, «где бы они ни были», в потоке извергаемых им слов не обнаружат ничего, кроме самонадеянной пустопорожней болтовни. Нет, Берроуз твердо уверен, что его «метод» (заимствуем эти кавычки из французского журнала «Кензен литерер») позволит ему слыть глубокомысленным писателем, чуть ли не спасителем рода людского, пророком, которому, разумеется, положено излагать свои мысли как можно более «темным» языком. Надлежащей же степени «темноты» автор «Голого завтрака» успешно достигал и достигает, орудуя ножницами и клеем. «Разрезай и властвуй!» — такова сущность творческого метода, когда лихо накромсанные свои и чужие мысли склеиваются затем, как придется, в самом хаотическом беспорядке, лишь бы по объему составить книгу.

Н. АЛОВ

Наш писательский труд во многом похож на работу энергетиков. Когда я думаю о ком-нибудь из великих писателей, я всегда представляю его себе в образе гигантской электростанции, дающей свет людям. И мы должны нести этот свет, как и наши друзья-энергетики, в самые дальние углы страны.

Евгений ЕВТУШЕНКО

Никаких мемуаров или материалов мемуарного характера я никогда никому не передавал — ни «Тайму», ни другим заграничным издательствам. Не передавал таких материалов я и советским издательствам. Поэтому я заявляю, что все это является фальшивкой. В такой лжи уже неоднократно уличалась продажная буржуазная печать.

10/ХI 1970 г. Н. ХРУЩЕВ

„Гранатовый браслет“

Каждый, кто хоть раз бывал в писательском поселке Алая Пахра, расположенном на 101-м километре Каширского шоссе, не мог не обратить внимания на изящную виллу, приладившуюся в тени деревьев за высоким забором, ограждающим и скрывающим виллу от чужих глаз. Невысокое пропорциональное строение, плод безвестного архитектора-конструктивиста начала 60-х, казалось всем летящим деревянным парусом, положенным на сочную зеленую лужайку с виднеющимися там и сям гнездами маргариток, левкоев, гладиолусов, астр и анютиных глазок. Или бессильным крылом громадного дельтаплана, остальные части которого улетели за границу. Мягкие купы тополей, дарующие прохладу и отдохновение в самый жаркий полдень, дополняли пейзаж экстерьера здания и создавали тот его неповторимый абрис, который и до сих пор живо стоит перед нашими глазами, заставляя вяло волноваться наше бедное измученное сердце.

Итак, 20 августа 1984 года двое изящно одетых джентльменов пребывали на этой вилле, сидели в главной ее, каминной зале, покуривая «Галуаз» и помешивая длинной кованой кочергой малиновые уголья в отгорающем камине.

Один из джентльменов, товарищ лет пятидесяти, высокий, осанистый, с красивыми полуморскими усами, сидел ближе к камину и зябко кутался. Но ему никто бы не дал его пятидесяти двух! Дух, воспитанный чтением хороших книг, тело, тренированное хатха-йогой, и практический отказ от алкоголя делали его почти неуязвимым для этого возраста, и лишь небольшие морщинки, горизонтально пересекающие его чело, больше говорили о перенесенных им испытаниях, нежели вся его большая стокилограммовая спортивная фигура, пахнущая французским одеколоном «Драккар» и одетая в мягкие рубчатые джинсы, превосходный пуловер от «Льюис Тостсолт». Мощная шея его была обмотана длинным кашемировым шарфом индийского филиала фирмы «Диор». На голове изящно торчала черная «стетсоновская» шляпа с дырочками, и он энергично сплюнул в камин.

Товарищ товарища в шляпе выглядел гораздо старше своих лет. На первый взгляд казалось, что его возраст тоже колеблется в указанных пределах, и лишь при внимательном рассмотрении и дальнейшем знакомстве становилось ясно, что ему всего лишь тридцать восемь лет, из которых двадцать пять он отдал родной литературе. Весь череп его, начиная со лба и заканчивая затылком, пересекала обширная лысина, украшенная небольшим количеством жестких, черных волосков, что говорило о незаурядном даровании, пластических способностях и цепком уме этого молодого, как его называли в очередях, человека. Сложен, сбит он был крепко, и было понятно, что если он, обмотав кулак носовым платком, ударит этим кулаком кого-нибудь по лицу, то из этого лица немедленно пойдет кровь. Однако даже при беглом ознакомлении с его добродушной, дышащей спокойствием физиономией становилось ясно, что он, как говорится, «мухи не обидит», видно было также, что он не очень-то в ладах с физкультурой: тело его слегка обрюзгло, хоть и не вышло из берегов, традиционно очерченных для его возраста и образа жизни, а бицепсы, ножные мускулы все еще были упруги, и он резвыми, энергичными шагами пересек каминную, прежде чем остановиться и усесться во второе кресло перед камином в своих блуджинсах «Ли», майке с надписью: «Ауэр тикет ту зэ стар» и овчинной жилетке производства Казанской меховой фабрики.

— Итак, сегодня 20 августа 1984 года. Кто бы мог подумать? — вдруг сказал он и зачем-то повторил: — 1984.

— Да, это ты совершенно точно заметил,— помолчав, иронически отозвался его собеседник. И, выдержав вторую паузу, осторожно спросил:— Спят?

— Спят,— ответил молодой товарищ.

— Обе спят? — тем же обеспокоенным тоном продолжал допытываться собеседник.

— Обои! Как из пушки! — нарочито употребляя вульгаризмы, ответил молодой человек и, внезапно посерьезнев, вдруг тихо сказал: — Я думаю, Василий, что женщины сейчас стали пить гораздо больше мужчин, но никак не могу понять, с чем это связано.

Тот, кого назвали Василием, медленно поднял от огня, свою красивую голову.

— Это правильно, Евгений,— так же тихо согласился он.— Но не ищи в этом явлении социальных обусловленностей. Это асоциально, в том смысле слова, который я ему сейчас придаю.

— Да я знаю,— угрюмо отозвался Евгений, и они надолго замолчали, по крайней мере один из них, Василий, который как повернул к камину свое волевое, резко вылепленное лицо, так больше и не поворачивался обратно.

— Ты был на заседании приемной комиссии? — нарушил молчание Евгений.

— Был, как не быть,— нехотя процедил Василий.

— Ну и что? — в голосе спрашивающего слышалась искренняя заинтересованность.

— Забодали Фурдадыкина,— улыбнулся его друг.

— Это хорошо,— рассмеялся Евгений, и опять на долгое время установилась тишина.— Я довольно много поездил по Державе,— вдруг решительно начал Евгений,— и теперь многие ее города сливаются для меня в одно лицо, имеющее несколько туповатое выражение. Пойми меня правильно, ведь я не хочу, чтобы сказанное мною было истолковано превратно, ибо и сам воочию вижу те ростки новой прекрасности жизни, которые, произрастая в течение многих лет, образовали, наконец, райские кущи, где созрели, наконец, те сладкие неземные плоды. Я, скорее, именно об этой, как ты выразился, «асоциальной» сфере. Благоденствие в бетонных блочных домах и отдельных благоустроенных квартирах со всеми удобствами стало общим фоном, и я действительно, по-видимому, оторвался от народа, потому что никак не могу с выпуклой четкостью определить эту суть, вершащуюся за бетонными стенами, стеклами, на этих улицах и площадях, украшенных звонкими, певучими фонтанами. Не то, совсем не то было в молодости. Как приятно вспомнить свои юные путешествия по стране! Как живые стоят у меня перед глазами следующие населенные пункты: Тура, центр Эвенкийского национального округа, 1965, навсегда запомню лик этой маленькой северной столицы — туманные сопки с вертолета, где стволы лиственниц, как желтые фаберовские карандаши, и Нижняя Тунгуска величественно катит свои быстрые холодные воды среди нависающих скальных утесов и диких отмелей; или — Одесса, 1962, осень, Привоз, арбуз, скандал в шашлычной близ Оперного театра, немецкая шляпа, сизые щеки гражданина, в подтяжках высунувшегося, и классический диалог между этим мужчиной и его женщиной: «Жора, брось курить!» — «Я не в тебя курю, я в Дерибасовскую курю...»; или — Якутск, 1967, поле аэродрома, ветер задувает, свистят вертолетные лопасти, якут Николаев фотографирует меня аппаратом ФЭД, сверкая красивыми металлическими зубами; Алдан того же года, где и разыгрался тот тривиальный любовный многоугольник, о котором я давно хотел тебе рассказать.

А дело в том, что да, я в те годы был отчаянно, безрассудно молод, юн, не имел прочных сердечных привязанностей и довольствовался короткими, скудными встречами, изредка дарованными мне судьбою. Я знал, что практикантка Таня Д., дочь таежного охотника-промысловика, студентка геологоразведочного техникума, работавшая у нас в качестве младшего техника, то бишь коллектора, была беззаветно влюблена в главного геолога экспедиции Манджиловского, коренного ленинградца, блестящего ученого с большой широкой бородой, умницу, эрудита, добряка, имевшего несколько нервную, экзальтированную супругу, которую он иногда бивал в пьяном безумном состоянии, но зато потом каждое утро плакал перед ее неприступными коленями, и если бы его слезы окаменели, то их можно было бы вставлять вместо алмазов в тысячерублевые золотые перстни, наделав этих перстней не меньше, чем на миллион рублей. Манджиловская преподавала в музыкальной школе, куда зажиточные жители поселка направляли учиться своих детей, чтобы те в дальнейшем были гораздо более образованны, чем их родители, имеющие очень много денег, но весьма далекие от того, что составляет тонус и стержень длительного пребывания человека на Земле, то есть от культуры. Был богат и отец Тани Д. Да и сама она, будучи типичной по Д. Лондону «дочерью снегов», являла собой удивительный пример гармонии человеческой особи с окружающей средой. Метиска с задубевшей красноватой кожей, она с детства привыкла к испытаниям условного Севера, каковым являлась ее родная местность, по условиям оплаты труда приравненная к Заполярью. Привыкла к ночевкам в палатках и на снегу, многокилометровым изнуряющим переходам по сопкам, крытым лишь жестким оленьим ягелем и плитчатыми каменными осколками, рвущими кеды и резиновые сапоги, стрельбе вдаль и влет из различных видов оружия, включая карабин, постановке силков, разделке туш, ощипыванию дичи на морозе, словом, ко всему тому, что диктуется окружающим социумом для выживания натурального человека на производстве и в личной жизни. Однако она непосредственно перед поступлением в геологоразведочный техникум тоже занималась в музыкальной школе и даже добилась определенных успехов в игре на баяне, класс которого и вела Манджиловская в этом учебном заведении.

Сейчас, на протяжении уже стольких прошедших лет, я думаю, что не открою тебе, Василий, какого-либо секрета, если скажу, что экспедиция наша искала, как в фильме «Неотправленное письмо», пиропы, минералы группы гранатов густого кровавого цвета, являющиеся спутниками алмазов и при своем обильном нахождении в шурфах ли, пробитых сезонными рабочими-бичами, или просто в речных шлихах, образующихся от промывки соответствующей породы в деревянном старательском лотке, указывавшие на вероятную возможность залегания в непосредственной близости от места обнаружения алмазных трубок, столь необходимых Державе для последующей промышленной добычи этих неотшлифованных драгоценностей с целью приоритета страны на мировом рынке и дальнейшего облагодетельствования сограждан, последовательного и неуклонного повышения уровня их жизни. Манджиловский все еще был полон энергии, неудачи не обозлили его, не заставили опустить руки, а годы, проведенные в Ленинграде, лишь укрепили в нем веру в счастливую звезду и сладкое будущее всего человечества. Таким, целеустремленным, резким, всегда готовым принять самое правильное решение, но одновременно всегда готовым к дружеской шутке и к тому, чтобы спеть в кругу друзей, аккомпанируя себе на гитаре, я и запомнил его и теперь, на протяжении стольких канувших лет, отчетливо понимаю, что такая девушка, как Таня Д., девятнадцати лет, просто не могла в него не влюбиться, просто это было совершенно исключено, чтобы она, северная, не влюбилась в такого молодца.

А надо заметить, что холостая жизнь большого количества мужчин и женщин вне оседлого дома в значительной степени способствовала романтизации действительных отношений между обоими полами, и животворное облако густого, терпкого флирта окутывало таежные палатки в свободное от работы время. Якут Николаев ночью носил цветы за десять километров по распадку и складывал их у входа в жилое помещение одной дамы — «геофизички», страдавшей близорукостью. Он складывал цветы, улыбаясь, глядел, как ветер чуть-чуть прогибает упругие брезентовые стены палатки, где обитало его божество, и тут же возвращался обратно, чтобы утром, встав вместе со всеми, участвовать в напряженнейшей работе по освоению природных недр Восточной Сибири... Что-то слышал я и о драматической истории начальницы партии Валентины Ивановны Конь, влюбившейся в мальчишку, а две алданские подружки Валя и Тома просто-напросто не вернулись в техникум после окончания второй практики и остались жить в палатках, стирая портянки и варя кашу своим новым друзьям. Любимой присказкой Вали было: «Ну ты, падда-курица!» — а Тома была очень томная.

Не избежал общей участи и я. И у нас с Таней Д. установились какие-то нельзя даже сказать, что романтические, но все же отношения частичной влюбленности, несмотря на то, что оба мы пользовались в обиходе нецензурными выражениями и не переступали того порога дозволенности, который мировая культура рекомендует в случае подобных, практически целомудренных отношений. Однажды мы, увлеченные сбором грибов, ягод, лекарственных растений, углубились в тайгу, и Таня Д. даже легла на спину, хохоча; но я, смеясь, лишь пощекотал придорожной былинкой ее блестящие влажные губы, открывавшие полоску ослепительно белых, чуть прокуренных зубов, и она тоже хрипло засмеялась в ответ, с возрастающим любопытством глядя на меня, ибо внешне я отнюдь не был похож на дурака либо импотента.

А дело в том, что я конечно же знал о ее безнадежной любви к Манджиловскому, знал, что его супруга уже однажды избила ее и мужа в присутствии свидетелей, ни один из которых не отказался бы от своих показаний, если бы кто-то заинтересовался подробностями этой безобразной сцены, которая произошла непосредственно после демонстрации в поселковом Доме культуры фильма «Гранатовый браслет», снятого на киностудии «Мосфильм» по одноименному произведению А. И. Куприна. И, не будучи мелкой душонкой, отнюдь не опасаясь крепкого кулака главного геолога, все же считал себя не вправе вторгаться в чужую устоявшуюся жизнь, тем более что моя практика через две недели заканчивалась и я с замиранием сердца думал о том, как возвращусь в столицу с ее студенческой обстановкой дружбы, культуры и любопытного быта 60-х годов, когда гремели, зажигались и, разогревшись, сгорали ясным огнем многие славные имена, как буквы на пиру.

К тому же в меня была влюблена плаксивая баскетбольная девица из Киева, к которой я однажды по пьянке приставал, а она мне, как пел покойный В. Высоцкий, «отпустила две короткие затрещины», хотя тут же компенсировала свое поведение исполнением похабнейших куплетов про пещеру, где лежала дрянь, которой «кто-то кинул и пошел бежать», аккомпанируя себе стучанием по верхней деке гитары, отчего у нас с тех пор уже установились какие-то отношения, и мой роман с Таней Д. она, подобно Манджиловскому, тоже могла рассматривать, как измену. Однако я совсем не любил ее. Рыхлая и пучеглазая, она мне совершенно не нравилась, и я практически злился, когда видел, что она постепенно вбивает себе в голову что-то касающееся наших отношений, ибо это тут же отражалось на ее продолговатом лице и телячьей улыбке.

А в тот день, когда все случилось, я был на прииске «Искра», где выпил немного пива и спирту, сидя на деревянной бочке. А потом весело возвращался домой по лунной подмерзшей грейдерной дорожке, громко распевая студенческие песни конца 50-х — начала 60-х, о чем-то мечтая и абсолютно ничего не боясь. А уже стояла поздняя осень, и я забыл тебе сказать, что в палатке мы жили вчетвером. Девица из Киева, я забыл ее имя и фамилию, спала на раскладушке, а мы с Таней Д. в индивидуальных спальных мешках, на кошме, составляющей пол палатки. Якут Николаев в тот день куда-то уехал.

Когда я возвратился, обе дамы уже спали, но я принес бутылку водки, и киевлянка, открыв глаза, сказала, чтоб ей не мешали спать. А Таня Д., удивительно ладная и проворная, вылезла из спальника и, что-то на себя накинув, вздула огонь, захлопотала у железной печурки, принялась разогревать пельмени, подбрасывать в печурку дровишки, так что яркий свет на секунду озарил наши лица. Я умилился и увидел под ее глазом небольшой синяк, но из деликатности не стал спрашивать, откуда он, не ведая, что вечером она была в поселке, смотрела фильм «Гранатовый браслет» и стала невольной участницей грязного эпизода с женой Манджиловского. Да-да, я только сейчас вспомнил, что ни в тот день, ни раньше я еще не знал об этом эпизоде, узнал позже, а то, может, вел бы себя совсем по-другому, хотя надежды на это мало. Весело переговариваясь, мы с Таней Д. поужинали, выпили бутылку водки и легли спать.

Сон в палатке — это особый сон. Было слышно, как шуршат таежные ветки, камни осыпаются в реку, отвратительно скрипя пружинами, ворочается на раскладушке моя киевская так называемая любовь. Внезапно я почувствовал на щеке легкое прикосновение пальцев и тут же передвинулся в спальном мешке поближе к Тане Д. Через секунду мы уже жарко целовались. Я запустил руку к ней в спальник и еле слышно спросил:

— А почему ты бритая?

— От вшей. Когда подолгу живешь в тайге, то могут завестись вошки,— быстрым шепотом ответила она.

Киевлянка заворочалась еще мощнее.

— Давай я залезу к тебе,— тихо прошептал я в затылок Тане Д.

— Я боюсь, что эта сука не спит и нас подслушивает,— прерывисто ответила она.

— А мне уж так хочется,— признался я.

— Да и мне не меньше,— шепнула она, и мы оба засмеялись, довольные друг другом, договорившись исполнить задуманное в более удобное для нас время и в более подходящей обстановке.

Но более удобных времен не бывает никогда, равно как и обстановки. Я убедился в этом наутро, когда между нами троими вдруг возникла страшная неловкость. Киевлянка явно злилась и даже зачем-то подкашливала, как туберкулезница, глядя на нас с подлейшим укором. Через несколько лет, когда я уже жил в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, она вдруг явилась ко мне из Киева, пославши предварительно телеграмму, что будет проездом во Владивосток и желает «навестить старого товарища, надеясь на удачу». Но я ей дверь позорно не открыл и, затаив у двери дыхание, долго слушал ее назойливые звонки, удаляющийся вниз по лестнице тяжелый топот слоновьих ног...

Однако Таня Д., несмотря на неловкость, выглядела спокойно. Она припудрила синяк, но, когда я попытался украдкой обнять ее, отвела мои руки и сказала, что ее переводят в другую партию. Да и моя практика уже заканчивалась. В тот же день мы все и разъехались. «Мотэ, мотэ!» — уныло кричали погонщики оленей. Звенели бубенцы. Лил серый дождь, смешанный со снегом, оседавший на навьюченные пожитки. И, лишь возвратившись в Москву, я узнал от знакомых геологов, что Таня Д. в тот же самый день застрелилась из карабина... Василий, да ты никак спишь?

Василий действительно уже спал, разметавшись. Мало того, он спал уже в собственной постели, ибо Евгений, сильно увлеченный рассказом, как-то и не заметил, что его собеседник давным-давно перебрался от камина в постель и теперь даже немножко похрапывает, жуя во сне ус и что-то бормоча по-английски.

Лицо Евгения исказилось, и он обвел воспаленными глазами весь изящный интерьер дома, отметив про себя, что в широкое остекленное окно тычется лапа ели, над камином висит окропленная кровью натурального испанского быка натуральная мулета, в углу мерцает экран потухшего телевизора, и камин тоже потух, как потухла под утро печка в его взволнованном рассказе о несостоявшейся любви.

— Спят, спят, все вокруг спят, как «спящие» из моего старого произведения, написанного в 1969 году и до сих пор не опубликованного под надуманными предлогами, что я, дескать, такой и сякой,— заворчал он и вздохнул, продолжая: — Якут Николаев потом утверждал, что Таня Д., как наш русский дореволюционный солдат, сняла сапог, размотала портянку, вставила дуло карабина в рот и большим пальцем правой ноги нажала курок, отчего кровавые ошметки мозга, кожи, волос размазались по брезенту палатки. Да врет, наверное, якут Николаев! Начитался, поди, того же Куприна, пьянь эдакая, прости господи! Ведь рассказывал же он, как, закончив институт, поехал к себе домой, в селение Вартуй, а по дороге, в Якутске, его друг детства украл у него фотоаппарат ФЭД, которым он меня когда-то снимал. С горя напился и обнаружил утром, что старейшины селения связали его ремнями, а сами укоризненно цокают языками, пьют чай, собравшись в кружок и дожидаясь его пробуждения, потому что он в день возвращения на родину с дипломом и обмывания значка о высшем образовании в стакане со спиртом к вечеру перебил камнями окна местной милиции, начальником которой был другой друг его детства, но честный. После он работал инженером взрывного отряда и оторвал направленным взрывом ухо бурому медведю, который повадился драть оленей, являющихся государственной собственностью и находящихся у якута Николаева на подотчете. Про якута Николаева тоже нужно написать. Он был очень культурный, любил Кафку и А. Вознесенского, но стоило ему выпить хотя бы пять граммов водки, как он тут же на глазах дичал и начинал крушить все вокруг, чаще всего просыпаясь по утрам связанным, с синяками и кровоподтеками,— бормотал Евгений, тоже засыпая.

После чего окончательно затих писательский поселок Алая Пахра, расположенный на 101-м километре Каширского шоссе, потому что Евгений был единственным, кто не спал в этом поселке в столь позднее время, за исключением будущего лауреата Фурдадыкина, но это уже, как говорится, другая история.