Прекрасность жизни.

Поездка в жалобный пункт

Отрывок из жизни бородатого В. И. Царькова-Коломенского, врача больницы и приватного философа-идеалиста, 39 лет

По опыту знаю — лучше бежать,

не стоять, а просто бежать.

По опыту знаю — лучше лежать,

не сидеть, а лежать. Придут над могилкой поплачут.

В июле: в гробу ли иль где — хорошо...

Придут, над могилкой поплачут...

Дыхание влажное...

Сколько много в жизни есть хорошего и важного...

Хакусава ХУДЗУКИ. ЛОГОС. Часть первая[6]

Уже стоял погожий, совсем ноябрьский денек, как в книге. Кроны голых деревьев были красиво припушены хрустящим, как домашний нафталин, инеем. В лица многочисленных красивых прохожих бодро заглядывало ласковое желтое солнце, подобное неведомому древнему богатырю. Энергично тормозили на перекрестках авто, гукали и жужукали трамваи, а я, Царьков-Коломенский, врач больницы и приватный философ-идеалист, 39 лет, окончательно покончив со слабостью потребления в неограниченных количествах напитков спирта, ехал в автобусе № 9 в жалобный пункт с жалобой, почему мне до сих пор не дают благоустроенную квартиру, тогда как сам я с молодой женой Лизой, 35 лет, ребенком Олей от первого брака, 12 лет, и другим ребенком «Таня» (2 годика 2 месяца),— все мы живем за занавеской у старой доброй мамы моей, Царьковой Вассы Платоновны. Проживаем, терпя угарную печку и скрип яловых сапог папы Коломенского Прокопия Давыдовича, старого заслуженного стрелка ВОХР с бритой седой головой и выпуклой доселе грудью, отмеченной значками, орденами и медалями. А если выражаться точнее, то эти самые Васса Платоновна и Прокопий Давыдович еще развели вдобавок полный дом маленьких шустрых собачек, которые прыгают, скакая. А с них дорогие родители, периодически обдирая шкурки, выделывают эти шкурки кустарным способом, а затем продают их в виде собачьих шапок на существующем промтоварном рынке нашего города К., вдоль которого и ехал я, Царьков-Коломенский, бородатый врач и приватный философ-идеалист, 39 лет, в автобусе № 9 в жалобный пункт с жалобой на неправильную жизнь, которую мне устроило окружение, не давая расти над собой, преодолеть философские заблуждения в направлении материализма и учиться стать непьющим врачом высшей категории.

И ехал, и ехал, и ехал. Долго. С горя я принялся читать известную толстую зеленую книгу и узнал из нее много поучительного. Там некий француз по фамилии Дантес, отбывая срок сурового заключения, стал рыть и скрестись у себя в камере. После чего и вышел подземным ходом на умирающего старикашку аббата Фарию, получив от него грядущую кучу денег и духовное напутствие — всех гонять и никому не давать чуру.

«Да уж не родственник ли он оказывается тому, другому Дантесу, застрелившему на дуэли нашего дорогого Александра Сергеевича Пушкина, национальную святыню?» — невольно пронзила мой усталый мозг страшная догадка. Но я не успел развить эту дельную мысль, потому что тут ко мне на красное кожаное сиденье полупустого дневного автобуса с ходу присел пьяненький торжествующий мужичок в некогда добротном драповом пальтишке и с лицом цвета Бутырской тюрьмы.

— Здорово, борода! — громко сказал он.

— Здорово,— отозвался я и хотел снова погружаться в книгу, сильно опасаясь следующего за этой фразой неминуемого скандала.

— Что читаем, товарищ? — спросил сосед.

— Книгу, дядя. Книгу,— сказал я.

— Про что?

— Про хорошую жизнь.

— Где такая есть? — спросил мужичонка играя. Я рассердился не на шутку.

— Дядя,— тихо сказал я.— Дядя, ты выпил маленько, а я — нет. Ты отдыхай пока, и я буду отдыхать. Договорились?

— Дак я ж тебе о том и толкую! — жарко задышал мужик.— Замечаю, человек сидит в очечках, тихий сидит, бородатый, грустит.

— Отвали, дядя! Не делай с меня зверя,— тоскливо взмолился я.

— Эко! Да ты что? Я ж тебя не спрашиваю, зачем тебе борода,— обиделся мужик.— Я ж тебе что и говорю — что если ты по России скучаешь, так ты не грусти. Россия длинная, а жизня — короткая.

— Не серди меня, дядя!

— Не сер-ди? — протянул мужик.— Да ишь ты они какие нынче стали сердечные! Спилися с кругу совсем, а теперича стали сердечные. День и ночь керосинют, а потом сердятся. А давай-ка мы лучше с тобой выдим обои да возьмем пузырь для знакомства,— хлопнул он меня по колену.

Я открыл рот и хотел начинать крыть его по матери, но тут вдруг у меня неудержимо засвербило в носу, и я эдак оглушительно, со свистом:

— Аппчхи!!!

Страшно обиделся мужик. Встал на ноги.

— Ты... ты на меня чихать, чихнот! — даже взвизгнул он.

Я тоже встал.

— Ты, русский, на человека чихать? Эх ты, свинья! Одно слово — свинья!

Я прицелился стукнуть его по голове, но он в ответ лишь горько ссутулился и шустро выскочил на ближайшей остановке, держа уверенный курс на продовольственный магазин. А я возвратился на сиденье и предался идеалистическим размышлениям, с ужасом чувствуя, что становлюсь точь-в-точь как тот самый японец, которого неизвестно откуда переводит по ночам полоумный жилец моей маменьки, якобы поэт Николай Николаевич Фетисов.

— А что, собственно, случилось? А ничего не случилось. Ведь, в сущности, ничего этого нет, и всем нам только кажется. На самом деле — все по-другому. Нет этого мужика, нет гастронома, нет этой улицы. Квартиры у меня тоже нет, но мне ее и не надо, потому что меня, по всей видимости, тоже нет. А если я и есть, то меня все равно философски скоро не будет...

А приехав в жалобный пункт, я, как всегда, остался очень доволен. Там меня, как всегда, приняли вежливо и корректно. Жалобу обещали в ближайшее время рассмотреть и принять в ближайшее время практические меры, если, конечно, она (жалоба) имеет конкретные основания.

— А об ответе мы вас уведомим письменно,— ласково сказала мне мелкокудрявая старушка в строгом черном костюме и белой блузке.

— Спасибо,— сказал я.

— Где-то я вас видела,— сказала старушка.

— Может быть, на последней демонстрации? Я шел во главе колонны нашей больницы и нес портрет,— сказал я.— И в газете был снимок.

— Может быть, может быть,— сказала старушка.— Внешность у вас довольно приметная.

— Спасибо,— сказал я.

— А скажите... э-эм...— старушка вдруг замялась.— Э-э... скажите, а я вот слышала... не знаю, конечно, может... лгут, что у вас... что у вас... слабость некоторая была?

— Какая слабость? — спросил я.

— Ну... потребления в неограниченных количествах напитков спирта.

— Была,— смело сказал я.

— Ну и что? — заинтересовалась старушка.

— Иду по правильному пути. Полностью от нее избавился!

— С медицинской помощью? — ласково догадывалась старушка.

— Нет! Сам! Силой собственной воли! — отчеканил я, строго глядя в ее честное лицо.

— Вот и чудненько! — обрадовалась старушка.— Так вы ждите-ждите.

В кратких, но милых выражениях я еще раз поблагодарил ее и поехал обратно.

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О НАГРАЖДЕНИИ ПИСАТЕЛЯ ДЕДУШКИНА Н. С.

ОРДЕНОМ «ЗНАК ПОЧЕТА»

За заслуги в области советской литературы и в связи с шестидесятилетием со дня рождения наградить писателя Дедушкина Николая Степановича орденом «Знак Почета».

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

Н. ПОДГОРНЫЙ

Москва, Кремль Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

27 марта 1975 г. М. ГЕОРГАДЗЕ

Второй механический цех, где с годами сложился сильный коллектив, называют для краткости экспериментальным. Тем более что именно этот цех обычно выполняет заказы Научно-исследовательского института машиностроения.

Станочный парк цеха не обладал особыми новинками «последнего слова науки и техники». Но вместе с тем здесь на рядовом оборудовании уникальные эталонные образцы новых машин впервые запускались в производство. А для этого требовалось от исполнителей заказа ничуть не меньше особых знаний и способностей, чем от тех, кто создавал проекты сложнейших агрегатов.

Научные сотрудники института давно установили отношения с рабочими завода не как заказчики с исполнителями, а такие, какие возникают между людьми, связанными общим призванием.

Конечно, у производственников была своя, вполне обоснованная амбиция, у научных сотрудников — тоже. И все-таки, когда поступал заказ НИИ, его сотрудникам приходилось временно признавать право производственников считать именно завод создателем новой машины и соглашаться с тем, что одно дело — сочинять в чертежах на бумаге и совсем другое дело — выразить все это в металле, отладить, «довести до ума» и запустить в производство.

Вадим КОЖЕВНИКОВ, ВЕДУЩАЯ ДЕТАЛЬ, рассказ

На обложке одного из последних номеров американского журнала «Юнайтед стейтс ньюс энд уорлд рипорт» изображена группа американцев, шествующая к 2000 году. Ряд материалов этого номера посвящен вопросу о том, как изменится жизнь граждан США к концу века. Прогнозы, прямо скажем, малоутешительны.

И вновь взоры ученых, практиков, партийных работников, журналистов, всех, кто «болен Сибирью», любит этот необычный, полный романтики, богатейший край, всех, кто думает сейчас о способах решения непростых сибирских проблем, поворачиваются в сторону ТПК: территориально-производственных комплексов.

Помните, В. Маяковский так и назвал стихи свои — «Я счастлив!»:

Граждане,

у меня огромная

радость.

Разулыбьте

сочувственные лица.

Мне обязательно

поделиться надо,

Стихами хотя бы

поделиться.

На такой ликующей ноте звенит все стихотворение, которое кончается горделивым и уверенным официальным заявлением, опубликованным в столичной газете:

Граждане —

я

сегодня —

бросил курить.

Как искренне счастлив был поэт! Как гордился своим поступком. И что же?

В. МИХАЙЛОВ. «ТАБАЧНАЯ СМЕРТЬ»

Шесть дней продолжалось VI Всесоюзное совещание молодых писателей, в котором приняли участие прозаики, поэты, драматурги, критики и литературоведы...

Новый год — это новые радости, новые заботы в жизни каждого из нас, это новый рубеж в развитии общества. Мы смотрим в наше будущее с чувством радостной уверенности в том, что все наши мечты сбудутся, все планы осуществятся, потому что мы хорошо потрудились вчера, заложив для будущего прочный фундамент.

— Однажды я попался. Допрашивал офицер и немка-женщина,— не моргая, рассказывает Николай Данилович,— вначале дали конфет, хлеба и сала. Требовали: «Кто послал, расскажи».

Все слушают, и опять он читает из рукописи: «Юный разведчик молчал. «Тогда мы сделаем тебе больно»,— вскричал офицер. И мощный кулак опустился на голову».

Евгений ДОБРОВОЛЬСКИЙ. СКАНДАЛ С ПРОТОТИПОМ, фельетон

Этот род имеет интересную историю. Предками его являются оненеченные аборигены Арктики — неолитическое население, охотившееся на диких оленей в высоких широтах еще в четвертом тысячелетии до нашей эры.

Юрий СИМЧЕНКО. СКАЗКИ В ЧУМЕ ЮСИ

На некий пир пришел шут, коего увидя дворецкий стал его высылать как незваного гостя, говоря ему, что он лишний. Но шут ему отвечал: «Ошибаешься, друг мой, перечти снова, начиная с меня, так узнаешь, что я не лишний».

Я часто видел в руках соседского мальчишки журнал «Крестьянка», он читал его вместе со своими сверстниками. Решил узнать: чем же так заинтересовал моих маленьких селян этот журнал?

Е. МАКСИМОВ, дер. Ключики Смоленской области

Что есть гнуснее и сожалительнее человека, ежедневно пьянству вдающегося? Такие люди обыкновенно по утрам столь бывают слабы, что и нескольких часов пережить не чают: дрожат у них руки, немеет язык, и они не могут почти говорить, позыва на пищу не имеют, бледнеет у них лицо, при том тоска у сердца и боль, как червь, точа и грызя, их мучит; ни к какому делу бывают не способны и подобны колесу часовому, при ослаблении цепочки обращаться перестающему, и находятся почти бездейственны, пока опять не напьются.

КАРЛ ЛИННЕЙ. ВОДКА В РУКАХ ФИЛОСОФА, ВРАЧА И ПРОСТОЛЮДИНА

Жить и творить с каждым годом становится все интереснее.

Сергей МИХАЛКОВ, лауреат Ленинской премии,

Герой Социалистического Труда

С Брюсовым я познакомился году в двенадцатом. Я пришел к нему в редакцию «Русской мысли».

Вадим ШЕРШНЕВИЧ

ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО ТАКОЕ ПАНХ?

ПАНХ — ЭТО

ПРИМЕНЕНИЕ АВИАЦИИ

В НАРОДНОМ ХОЗЯЙСТВЕ.

Как-то в беседе с корреспондентом «Правды» Михаил Шолохов сказал: «Представь, чтобы Толстой пришел в редакцию «Нивы» пристраивать рукописи своего сына. Или Рахманинов просил бы Шаляпина дать своей племяннице возможность петь с ним в «Севильском цирюльнике». Или, еще лучше, Менделеев основал бы институт и посадил туда директором своего сына...»

Тенгиз БУАЧИДЗЕ, первый секретарь правления Союза писателей Грузии

Товарищ Че Гевара погиб за великое дело освобождения народов от гнета и эксплуатации. Он навсегда останется в нашей памяти как мужественный революционер, человек высокой душевной чистота и беспримерной самоотверженности...

Меня следует считать куском испорченной печенки. Вам известно, что при ловле раков в воду опускают прогнивший кусок печенки, и раки «клюют» на приманку. Все хотят извлечь из меня прибыль. Я — величайший художник разложения.

Сальвадор ДАЛИ

«ПРАВА» ЧЕЛОВЕКА В МИРЕ

БЕСПРАВИЯ.

ВЧЕРА — ДУБИНКА,

СЕГОДНЯ — «ЧЕРНЫЙ

ЯЩИК», ЗАВТРА...

ВЛАДИМИР ГНИЛОМЕДОВ:

1. В поэзии 1974 года, особенно в журнальных публикациях, было много достойного внимания, интересного.

Вот уже больше трех месяцев любимая игра дипломатов в Пекине — гадать о том, где же Мао.

Леонид Ильич Брежнев разделял стремление комкора Гастиловича быстрее ударить по гитлеровцам, понимал его порыв. Теперь, когда наконец он оказался в гуще событий, влияющих на решение важной задачи, он рвался в бой, проявляя неослабный интерес к опыту фронтовиков. У полковника Брежнева за плечами были три года войны. Многое перевидел он на тысячных верстах окопных дорог. И вот уже в который раз генерал спрашивал его:

— Скажите, Леонид Ильич, как бы вы подошли к решению такой задачи? Или:

— А как было тогда в горах под Туапсе, под Новороссийском?

Полковник задумывался.

Галина БАКШЕЕВА. ДОРОГАМИ ВОЙНЫ

— Опять на стройке сбой с бетоном. Понаблюдайте, как ребята после смены будут по автобусам рассаживаться. Верный барометр! Если ворчат, ругаются по пустякам, погоду клянут, начальство кроют — можно показатели на доске не смотреть, дело ясное... А ведь гидростроители народ закаленный в этом отношении. На каждой новой плотине начинаешь с чего? Изыскиваешь кабель, гоняешься за сварочными аппаратами, за станками для гнутья, за ножницами. Того нет, этого нет...

Вдоль перемычки котлована мчит Енисей, полный пугающей силы.

ГЕОРГИЙ КУБЛИЦКИЙ

Читатель знает, что в результате широкой кампании прогрессивной общественности всего мира верная дочь американского народа коммунистка Анджела Дэвис вырвалась из лап буржуазного «правосудия». Сейчас она ведет активную работу в Коммунистической партии США, продолжает борьбу за социальные права трудящихся.

Меня поражают тексты некоторых песен, пользующихся широкой популярностью.

Как вам нравятся хотя бы такие слова из песни, записанной на тысячах грампластинок:

Остался у меня,

Как память о тебе,

Портрет твой, портрет

Работы Пабло Пикассо.

Э. ТОМЕНКО. Москва

— О, Лужники!..— вздохнул Адамо, когда нас представили друг другу.— Вы знаете, я объехал полсвета и не могу пожаловаться на холодный прием. Но такого душевного подъема, который был в Москве, мне не пришлось испытать нигде.

АРКАДИЙ ВАКСБЕРГ. БРЮССЕЛЬ — МОСКВА

Литераторы не просто «контактируют» со своими героями — процесс этот глубже, сложнее и в силу этого благотворнее. Вот почему мы говорим, что талантливый художник всегда живет одной жизнью с народом, живет его заботами, огорчениями, его радостями и победами.

Виль ЛИПАТОВ. РИТМЫ 1975-ГО, ЗАВЕРШАЮЩЕГО

Только прошлое могло быть прожито тем единственным способом, который оказался, и в отношении прошлого мы снимаем с себя ответственность перед героем. Настоящее же не дано нам в опыте, и то авторское коварство, при котором мы знаем, что будет с нашим героем, никак не может ужиться с чувством справедливости.

Андрей БИТОВ

— Да! Да, все это совершенно правильно, Иосиф Федорович,— понимающе сказал Ленин.— И для вас, и для меня в России была бы самая настоящая работа, не в пример здешней грызне и склоке, которая, между прочим, тем хороша — да, да, тем хороша! — что открывает подлинные лица всех этих склочников и скрытых врагов делает видимыми. Но снова ехать в Россию вам, сбежавшему из ссылки,— чистое безумие. Вы вновь, как и Ногин, окажетесь за решеткой. И это не самый лучший способ — сквозь решетку — разговаривать с женой и детьми. Тем более вести партийную работу. А нам с вами предстоит здесь, допустим, где-нибудь в январе, добиться созыва пленума ЦК, на котором поставить ребром вопрос о перегруппировке в партии, о генеральном размежевании с ликвидаторами,— Ленин стиснул пальцы в кулак,— и прочнейшем сплочении всех подлинно партийных сил. Партия в опасности, Иосиф Федорович! В серьезной опасности. И тогда, когда ее стремятся растащить по кусочку, по фракциям, по группочкам, и тогда, когда хотят прилепить к ней что попало, всяческую мерзость.

Их позвала Надежда Константиновна:

— Володя! Иосиф Федорович! Идите сюда, посмотрите, какую прелесть принесла мама! Чем вы там заняты?

Сергей САРТАКОВ. ПАРИЖ, УЛИЦА МАРИ-РОЗ

И наша сталь

всех добрых дел начало.

Летит, летит

в космическую высь...

И, разгадав

живую суть металла,

Мы сами выше,

к звездам поднялись...

Анатолий БАЮКАНСКИЙ

Усадьбу Пушкиных продали, и на ее месте штаб-лекарь Федор Иванович Туровский выстроил лучший по тогдашним временам в Липецке дом.

Сотрудник молодежной газеты Костька Лучинин сочинил очередной фельетон. Лихо высмеял он девчонку, которая за хулиганство, да еще под хмельком, угодила в милицию. А потом на его же, Костькином, пути встретилась Таля — Наталья Терентьевна, «героиня» того самого злополучного фельетона. И прояснилось — зря опозорил Костька девушку.

К. САНИНА

— Заспорили, понимаешь, как надо еврейский цимес готовить — кушанье такое. Шеф говорит одно, а Абрам Иосифович спорить с ним начал. Тот, понимаешь, развернулся и бац его по уху.

С. С. СМИРНОВ. БАНКЕТ, рассказ

Не надо быть специалистом в литературе, чтобы по достоинству оценить прозу «Нашего современника». Достаточно назвать имена Сергея Залыгина и Владимира Тендрякова, Виктора Астафьева и Василия Белова, Юрия Нагибина и Виктора Лихоносова, Валентина Распутина и Евгения Носова, Леонида Мартынова и Гавриила Троеполъского, безвременно скончавшегося Василия Шукшина и многих других верных друзей журнала, и в памяти оживут произведения, которые обогатили литературу последнего десятилетия.

Тем более досадно появление на его страницах повести Сергея Ермолинского «Пещерный человек».

Юрий КИСЕЛЕВ. ВЫЗЫВАЕТ НЕДОУМЕНИЕ

Мы не знаем, ни откуда едет Чичиков, ни куда.

С. ШВАРЦБАНД

...Летом 1972 года ремонтировали универмаг в Петушках Владимирской области: на втором этаже поставили вдоль стен панель из деревянных реек, а выше — до потолка — покрыли стены инсулаком. Красоты ради не постояли, как говорится, за расходами. В ночь на 7 февраля 1973 года продавцы, уходя, забыли выключить в зале электролампочку. Тепла от нее оказалось достаточно, чтобы инсулак вспыхнул. Универмаг запылал... Вслед за тем инсулак погубил кафе «Медвежонок» в Москве. Где-то еще объявит себя инсулак?

Владилен ТРАВИНСКИЙ. ПОЖАР

...Разбиваются семьи, рвутся привычные связи, гнетет вынужденное безделье. И вот кое-кто из «слабаков» ищет в алкоголе просто средство забыть обо всем.

П. ХРИСТИН. ПЬЯНИЦЫ В БОЛЬНИЧНЫХ ХАЛАТАХ

— Библиотека — живой организм,— говорил директор Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина доктор филологических наук Николай Михайлович Сикорский.— Она растет и развивается, чутко откликаясь на потребности времени.

В. РАДЗИШЕВСКИЙ. БИБЛИОТЕКА ИМЕНИ ЛЕНИНА СЕГОДНЯ И ЗАВТРА

На диаграмме из американского журнала «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт» изображена обычная американская семья: мама, папа, маленькая дочка и даже их собака. Им становится все труднее взбираться вверх по кривой, на которой написано: «Быстрый рост стоимости жизни». По сравнению с 1967 годом жизнь этой простой семьи подорожала на 147,8 процента.

13—14 МАРТА СОСТОИТСЯ VI ВСЕСОЮЗНОЕ СОВЕЩАНИЕ МОЛОДЫХ ПИСАТЕЛЕЙ

В наши дни, когда гордое имя БАМ звучит по всей стране, когда Байкало-Амурская магистраль по праву названа стройкой века, я вспоминаю трудную дальневосточную стройку предвоенных лет, тоже называвшуюся БАМ и не успевшую широко развернуться именно на той трассе, которая ныне окружена всеобщим вниманием...

Евг. ДОЛМАТОВСКИЙ. ВАСИЛИЙ АЖАЕВ — СТРОИТЕЛЬ БАМа

Спят Кижи среди Онеги.

Окровавлен окоем,

словно печень печенега,

пораженная копьем.

Петр ВЕГИН

«У подвига есть корни, Федор Михайлович,— размышляет Леонид Ильич.— Их надо искать в сердце солдата, а не в анкете...»

Анатолий ЕЛКИН. КУРГАНЫ РОССИИ.

Размышления над повестью Михаила Котова

и Владимира Лясковского «В ту суровую осень»

150 работ Ильи Глазунова экспонировались в Финляндии. Среди них картины, книжные иллюстрации, портреты, в том числе погреты Луиса Корвалана и Сальвадора Альенде.

Посетивший выставку президент Финляндии Урхо Кекконен высоко отозвался о произведениях Ильи Глазунова. 40 ТЫСЯЧ ФИНСКИХ ЗРИТЕЛЕЙ (рекордная цифра) побывали в течение 20 дней в зале «Гайдехалли», где проходила выставка.

Родина... Мы все пристальнее вглядываемся в ее прошлое, творим ее настоящее, верим в будущее. 1975 год — год юбилея величайшей в истории Победы. Мы победили потому, что не могли не победить — за нами были века. Наш народ вдохновляли в борьбе с захватчиками образы наших великих предков — Александра Невского и Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова. Нас осеняло всепоглощающее знамя Ленина. Неразрывная связь времен помогла советскому народу выстоять и победить.

У нас есть великое прошлое, прекрасное настоящее и светлое будущее. И именно поэтому мы смело сеем разумное, доброе, вечное. И в этом добром посеве примечательны зерна гуманного творчества художника Ильи Глазунова.

Владимир ФИРСОВ

Всесоюзное совещание молодых писателей закончило свою работу. Эти незабываемые дни, по образному выражению Михаила Луконина, прошли, как ливень.

...В центре внимания оказались работы Георгия Анджапаридзе и Виктора Ерофеева...

...Кто же они, молодые драматурги? Врач, геолог, инженер, журналисты, студенты...

Это уже потом, годы спустя, в известном ныне всем стихотворении Рубцова «Стукнул по карману — не звенит...» появится пронзительная концовка:

Если только буду знаменит.

То поеду в Ялту отдыхать...

Валентин САФОНОВ

На пороге своего восьмидесятилетия умер Михаил Михайлович Бахтин...

...И произошло то, во что трудно поверить: два хулигана и два милиционера, их задержавшие, оказываются на одной и той же скамье подсудимых...

Б. ПЛЕХАНОВ. ВЫСТРЕЛ

В этой связи вспоминается пророческое предупреждение Ф. Энгельса: «Не будем слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых».

Сами уголовные наказания за неосторожность не должны быть неадекватно жестокими, не должны сводиться к применению традиционных видов лишения свободы, а развиваться в рамках таких мер, как увольнение, лишение права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью, воспитание трудом без ограничения свободы.

В. КУРЛЯНДСКИЙ, доктор юридических наук, профессор

А разве не грустно было, когда уходили с пьедестала Белоусова и Протопопов? Грустно. Но логично.

Станислав ТОКАРЕВ. Это спорное фигурное катание

Анатолий Антохин, в недавнем прошлом рабочий, знающий трудовые отношения, представил пьесу «Требуется Ракитин», где показал, как важна в эпоху научно-технической революции высокая культура труда.

Афанасий САЛЫНСКИЙ

«Литературное творчество — не личное дело каждого писателя. Это — общественное явление, имеющее огромное социальное, политическое и воспитательное значение»,— подчеркнул В. В. Гришин.

Жизнь Советского государства стремительно движется вперед. Все более упрочиваются коммунистические черты в облике советского человека, его духовный мир становится сложнее и содержательнее.

ГЕОРГИЙ МАРКОВ. В ДОБРЫЙ ПУТЬ. Вступительное слово на VI Всесоюзном совещании молодых писателей

15 марта в американском госпитале близ Парижа скончался Аристотель Сократ Онассис.

— Мой отец — американский коммунист Франк Голден. Он приехал в СССР в 20-е годы, чтобы участвовать в строительстве социалистического государства, принял гражданство. Во время войны отец погиб, вскоре умерла и мать,— рассказывал Николай Голден.— Я жил сначала в Подмосковье, потом на Сахалине, а после армии потянуло на Урал. В Каменске-Уральском поступил на алюминиевый завод, стал рабочим-электролизником. Закончил Литературный институт и продолжаю трудиться на своем заводе.

В нашем семинаре занимались Лариса Хоролец и Вадим Бойко из Киева; Елена Попова из Минска — лауреат недавно закончившегося Всесоюзного конкурса молодых драматургов; Мухабат Ибрахимова из Узбекистана, а также москвичи Анатолий Антохин, Виктор Коркия, Наталья Семынина, Лев Корсунский, Александр Ремез; Евгений Попов из Красноярска.

Афанасий САЛЫНСКИЙ

«Брайтон Бич — старый квартал в нью-йоркском Бруклине. С недавних пор он привлек к себе многих еврейских эмигрантов из СССР».

З. ЛЕВИН

ДОН — ШОЛОХОВСКИЙ КРАЙ

ХЛЕБ НАШ ДУХОВНЫЙ

В ненецкой тундре, где волки почти истреблены, оленеводы утверждают: стало больше больных диких оленей, которые так или иначе заражают домашних сородичей: трупы павших некому убирать, и коварные болезни стерегут стада на пастбищах.

Р. СМИРНОВ. ПИРАТЫ ИЛИ САНИТАРЫ? Письмо в защиту волка

Блаженство — спать, не ведать злобы дня, не ведать свары вашей и постыдства, в неведении каменном забыться... Прохожий! Тсс... Не пробуждай меня.

МИКЕЛЬАНДЖЕЛО БУОНАРРОТИ. Перевод А. Вознесенского

„Клумба цветов“

Молодой писатель берет некоторое количество листов бумаги и пишет следующее:

КЛУМБА ЦВЕТОВ

А жила в комнате № 3 недалеко от входной двери верующая сорока девяти лет Надежда Изотовна Гончарова. Мать ее скончалась сразу. Отец умер в 1937 году, в возрасте ровно 50 лет. Он чисто вымылся, надел белую рубаху и закопался в январский снег. Сама Надежда Изотовна, сохранившая вместе с девственностью девичью стать, румянец, походку, была абсолютно тишайшая. Служила, не подымая глаз, «техничкой», т. е. уборщицей. Пищу, как все, готовила на керосинке и рано утром, когда никто не видит, выносила в заметенный метелью дворовый нужник эмалированный горшок с крышкой. Пугливо запахивалась в облезлую шубку. Костя и Мария Терских утверждали, что красный угол ее гнилой жилплощади, за дверь которой она никого и никогда не пускала, был торжественно оборудован крестами, венками и бумажными иконами, что впоследствии подтвердилось полностью.

А жил в комнате № 14 блатной Гера, восемнадцати лет, чьи родители очень редко писали ему письма «с зоны», куда они оба влипли на долгие годы за послевоенные кражи худолежащего государственного имущества, попрошайничество и хулиганство. Самостоятельный Гера пользовался заслуженным авторитетом среди окрестной, тяготеющей к криминалу молодежи. А что? Был он ловок, бесстрашен, носил сапоги-«прохоря», куртку-«москвичку» с цигейковым воротником, белое кашне, фетровую шляпу. В его комнате играл патефон, ломкие юношеские и терпкие бабьи голоса с воодушевлением исполняли блатные песни. Соседей Гера никогда не обижал, приятно им улыбался, оказывал им мелкие услуги по линии продажи какого-либо их мелкого имущества на Покровской барахолке, откуда юноша неизменно возвращался веселый, игривый, чуток выпивший. Выручку вручал полной мерой, но от «гонорара» никогда не отказывался, особенно если сильно настаивали.

Естественно, что больше он нигде не работал, и к нему иногда заходил участковый Калмыков, у которого и без Геры хватало жизненных занятий. Гера с ним всегда очень вежливо беседовал и не унывал, потому что и так всем было ясно, что рано или поздно его посадят.

Вот. И надо же было случиться такому факту, что когда Гера однажды пробирался под утро домой, мерцая в сизой мгле раздуваемым угольком папироски «Казбек», приклеенной к толстой нижней губе, то он чуть не сбил с ног девушку, спешащую куда-то прочь с нашего барачного крыльца. Гера столкнулся с ней, нечто звякнуло у девушки в руках, что-то плеснуло Гере под ноги, пахнуло.

— Ах! — воскликнула незнакомка и, закрывшись от стыда рукавом, неловко засеменила по снегу в больших валенках.

И только тут изумленный Гера понял, что столкнулся он вовсе не с девушкой, а с девой, Надеждой Изотовной Гончаровой. Гера выплюнул папиросу, поскреб крутой затылок и, пройдя по ледяному коридору, завалился в своей комнате спать.

Проснувшись, он со смехом вспомнил свое рассветное приключение, но ему вдруг стало удивительно: как бы это он мог допустить такую ошибку относительно пожилой гражданки? В темноте любого можно перепутать с кем угодно, но вот почему же он тогда мгновенно счел, что столкнулся с девушкой, Гера не знал, и тайна эта стала занимать его имеющийся ум.

И некогда, начистив сапоги, Гера с целью разрешения этой тайны немного выпил и стал в семь часов вечера у входа в барак, припинывая на ветру полуразвалившуюся заборную штакетину и покуривая все тот же «Казбек».

— Ты чего тут, Гера, один маячишь, как штырь? Пошли в клуб «Бумстроя» стилем танцевать! — кричали ему блатные.

Но Гера с ними не пошел, а дождался, когда Надежда Изотовна, тяжело таща дерматиновую сумку с картошкой, появилась от автобусной остановки.

— Здравствуйте, Надежда Изотовна. Давайте я вам помогу,— сказал он.

Дева невидяще на него глянула, на ее лице обозначились красные пятна, пятна тут же резко побледнели, и она быстро-быстро кинулась прочь от Геры, неизвестно зачем сказав ему перед этим тоже «здравствуйте».

Гера ухмыльнулся и, последовав совету друзей, действительно направился в клуб «Бумстроя», где в этот вечер творилось большое веселье, а потом кого-то подкололи, и все разбежались под милицейские свистки.

Ночью Гера тоже ухмылялся. Он шел по темному коридору, где все уже уснули за всеми дверьми и лишь от одной пробивалась узенькая полосочка слабого света да слышалось неясное бормотанье.

Ухмыляясь, Гера прошел к себе и щелкнул выключателем. Под серым потолком зажглась тусклая электрическая лампочка. Из обстановки, имевшейся в комнате — рукомойник, железная кровать, сундучок, стол, вытертая клеенка, лишь один предмет привлек внимание молодого человека. Это была свадебная фотография его родителей: квадратный взгляд папаши, пиджак, косоворотка, у юной матери кудряшка на лбу, шаль на плечах.

Гера все ухмылялся, все барабанил пальцами по клеенке, а потом снова вышел в коридор, подошел к комнате № 3, прислушался.

Слов шепота никак было не разобрать, но юноше послышалось:

— Господи, Господи...

— Господи-господи, все люди прóспали! — пробурчал он.

И осторожно постучал. Шепот как будто оборвался. Скреблась под полом крыса, храп пробивался через соседские двери, утепленные стекловатой, мешковиной, клеенкой. Гера снова постучал.

— Кто там? — услышал он тихий голос.

— Это я,— шепотом сказал Гера.

— А вам чего надо?

— Вы откройте, вы не бойтесь, вы мне откройте, я хочу у вас посидеть.

— Пьяный ты, уйди, я закричу, я стучаться буду,— так же тихо втолковывала Надежда Изотовна.

— Вы в Бога веруете, и я тоже хочу веровать, я хочу с вами вместе молиться,— говорил Гера.

— Ты врешь, врешь ты, дурак, ты все врешь,— отвечали за дверью.

Гера нажал плечом. Дверь не поддалась.

— Я к тебе завтра опять приду. И послезавтра. Я тебе принесу цветов,— сообщил он.— Я в тебя влюбился.

— А-ах,— тихо ахнула дева.

— До свиданья,— сказал Гера.— Мое слово — закон. Против меня не иди. Закон мое слово, ты поняла?

— Мне пятьдесят сегодня стукнуло, нечистый ты...

— А это мне без разницы,— сказал Гера, удаляясь.— Я тебя не обижу, но я в тебя влюблен.

А наутро его взяли. Он лежал в грязной постели и сонно щурился на вошедших. Понятые, состоящие из Кости и Марии Терских, топтались на пороге.

— Ну что, Геродот, отец истории? — вздохнул Калмыков.— Допрыгался, сукин сын? Скок-поскок, теперь судить будем.

— За что? — дергался Гера, закатывая белки.

— О! А то ты не знаешь, то ты не знаешь! — посмеивался участковый.

— Одевайся, хватит волынить,— велел Гере крепкий человек в штатском.

И Геру повели. Население барака, высунув из дверей физиономии, дружелюбно прощалось с арестантом, который радовал окружающих таковыми бойкими куплетами:

Провожала меня мама, говорила:

«По дороге слушай, сын, конвоира...»

— Заткнись, кончай базлать,— уговаривал певца Калмыков.

По дороженьке я шел, не боялся,

Всю дорогу с конвоиром огрызался...—

вопил Гера.

За суматохой и обсуждением такого важного события из местной жизни как-то стерлось отсутствие и исчезновение Надежды Изотовны. И лишь когда к ней пришли из конторы узнать, почему техничка туда уже несколько дней не является, то все столпились, стучали, говорили: «Надя, открой, Надя, открой, Надя, ты спишь, что ли?»

А когда взломали дверь ее стылой комнаты, то увидели, что восковые свечи девы давно погасли, что в чайной чашке — лед, седая паутина по стенам, а сама она, чисто вымытая, во всем белом, сидит окоченело, навалившись прекрасным лицом на чистенький свой стол, крытый вязаной скатертью, на толстую книгу с пожелтевшими страницами.

Ну и потом, конечно, у нас много чего говорили. Болтали, что самоотравилась, Геру приплетали, что он чего-то насчет нее хвастался — в пивнушке ль «Белый лебедь», в клубе ль «Бумстроя». Но экспертиза не обнаружила на теле покойной никаких следов яда, вьюшка печки была открытая, так что угореть Надежда Изотовна тоже не могла. Так что смерть ее тоже осталась тайной, как и все остальные тайны на земле.

Родственников у нее совершенно не оказалось, а комната ее принадлежала жэку. Но жэку не нужны ни такие отжившие люди, ни такие ветхие дома. Надежду Изотовну похоронили в складчину, всем нам дали новые квартиры, барак разрушили, местность заровняли бульдозером.

И сейчас там громадная клумба цветов, на которой цветут георгины, астры, маки, левкои. Клумба цветов, и фонтан, и железобетонная фигура. Около клумбы удобно расположен ряд садово-парковых скамеек. На них часто дремлют старые пенсионеры, уронив на колени развернутую газету, матери и бабки качают в колясках малых детей, влюбленные держат друг друга за пальцы.

Все это свидетельствует о том, что жизнь снова продолжается неизвестно куда. Да есть ли какой смысл в жизни или смысл ее только в ее прекрасности? — восклицаем мы, не зная ответа.

...Молодой писатель ставит точку. Молодой писатель остервенело рвет некоторое количество листов бумаги.