Прекрасность жизни.

Нечистый дух

Что за нечистый дух кружит вечно литератора Утробина? Вот судите сами. Выступал он по телевизору на этические темы и выступал, прямо нужно сказать, замечательно. Речь его лилася, как из душа, бороденка распушилась. Он очень тихо, безо всякой там ложной парадности или официоза нашел те самые главные, простые и единственные слова, которые всякого за душу берут. Берут и ведут. Ведут, ведут, ведут — никуда не отпускают.

Ну и разве предполагал он, что будет дальше? Разве знал, что в двенадцатом часу ночи некий мужик с фамилией, как потом выяснится, Илёсин, будет танцевать на автобусной остановке без всякого музыкального сопровождения неизвестный танец, состоящий из прыжков, притопов и прихлопов? Нет, он этого не знал. Но он шел мимо, спеша в теплую квартиру, где красавица-жена Людмила, шел мимо и невольно помедлил шаг, залюбовавшись Илёсиным.

Ибо щеки танцора заросли до глаз седоватой щетиной, на ногах имелись валенки с галошами, на голове — промасленная шапка, на теле — ватный пиджак с брюками. И это несмотря на то, что во дворе, то бишь на улице, процветал пускай и совсем небольшой, но все же январский и сибирский морозец. Публика с неодобрением глядела на такого экзотического дядю.

«Ах, и что же это за славный все-таки у нас народ,— сказал сам себе Утробин.— Вот ведь чертушка! И мороз ему нипочем! Пляшет, чертушка! Правильно я говорю — сохранилась еще в русском человеке эта... удаль, что ли? И ведь бич, бродяга, подонок общества. А заговори с ним — целая энциклопедия».

Залюбовался. Ну и полюбовался бы, пофилософствовал да и дуй себе дальше, протирая очечки. Ан нет. Дух! Утробин взял да и обратился неожиданно к мужичку:

— А чтой-то мы шибко легко одетые, паря?

Мужик немедленно приостановил быстрое течение танца, поморгал опухшими глазками и кротко сказал:

— Извиняюсь! Мне надо на вокзал.

— Да ты не бойся меня, земляк. Я — такой же человек, как и ты.

Мужик приободрился.

— Обычный человек...— рассеянно бормотал Илларион Степанович.— А ты смотри — добичуешься! Похолодание скоро обещали, замерзнешь, и душа отлетит.

— Эт-то что? — вдруг завопил мужик.— Эт-то кто «добичуешься»? Эт-то кто ж бич, когда я с семьей пять рыл и все — рабочая косточка, Канский район, деревня Козюрино. Трое — механизаторы, Валька — уборщица, но может и завклубом. А Леночка в пятый класс ходит. Бессовестная твоя рожа! Тьфу!

Плюнул и отвернулся. Иллариону Степановичу стало очень стыдно.

Он осторожно дотронулся перчаточным пальцем до ватной одежды говорившего:

— Простите меня... Простите. Я понимаю, что невольно оскорбил вас. Простите! Правда простите! Я не иронизирую. Я вам помогу добраться до вокзала. Я не хочу, чтобы вы держали на меня зло в сердце...

— Пошел ты на...— сказал мужик.

Утробин горько улыбнулся.

— Пошел! Ишь, зараза! — разорялся мужик. Но при этом сильно пошатнулся, уцепившись за грудь и сумочку вальяжной дамы в меховом пальто.

— Вы!.. — взвизгнула дама.

Тут, к счастью, и автобус подошел. Все в него и погрузились.

— А ну, кто еще билет не приобрел? Кому еще штрафной-рублевый! — страшно вскрикнула кондукторша.

— Два билета,— сказал Утробин.— Я вам уже взял,— сообщил он засыпающему и покачивающемуся мужику.

Тот широко раскрыл глаза.

— Вас это удивляет? Но что же тут удивительного? Все мы — люди. Все мы должны помогать друг другу. Сегодня я вам, завтра вы мне.

— Нет, я сегодня тебе,— сказал мужик.

— Почему сегодня?

— А вот почему.— Мужик выпрямился и стал даже как бы и совсем трезв.— Вот я тебе щас, ах же ты, козел, что придумал!..

И он принялся произносить столько много специфических слов красивого русского языка, что какой-то человек из военных в конце концов не выдержал:

— Послушайте. Там. Здесь в конце концов женщины, дети.

— Совершенно охамели,— поддержала давешняя дама.

— Вон ты что придумал! — ревел мужик.

А его уже тем временем крепко взяли под локоточки.

— Пустите меня! — кричал мужик.

— Пустите его! — кричал Утробин.— Ему на вокзал нужно!

— Вот ты его туда и проводишь,— сказали поднявшиеся волной люди и на ближайшей остановке выкинули их обоих из автобуса вон.

И лишь как влетел опять Утробин башкой в присыпанный мелким снежком тротуарчик, то до того ему мерзко и тоскливо сделалось, что он и собрался было совсем уйти вон, к чертовой бабушке и жене Людмиле. Но — увы! Мужик уже крутил ему руки, приговаривая:

— Не... Не на того напал. Видали мы таких архангелов!

Больно, когда крутят руки. И Утробин был вынужден размахнуться и сильно двинуть мужика в глаз. Мужик присел и взвыл.

Тут же, как из-под земли, вырос милиционер.

— Прекратить,— деловито сказал он.

— Ох ти-ти! Убили! — выл мужик.

Утробин брезгливо разминал пальцы.

— Заберите его. Пьян как стелька, понимаешь... Совсем человеческий облик потеряли...

— Одну минутку,— придержал его милиционер.— Надо разобраться.

— Что тут разбираться? Пьян как стелька, понимаешь. А я еще принял в нем участие.

— Видел я, как вы в нем приняли участие,— сказал милиционер.

— Он меня обшманать хотел,— запел вдруг мужик, держась за глаз.— Ох ти-ти! Я кабанчика продал, а этот меня с самого рынку пас. Он меня обшманать хотел.

Утробин обомлел.

— Ваши документы,— сказал милиционер.

— Илёсин я, Илёсин,— вскричал мужик, выхватывая из-за пазухи нечто, завернутое в мятую газету.

— Ваши документы,— сказал милиционер Утробину.

— Да какие к черту документы! — рассердился Утробин.— Я с телевидения иду. Я литератор. Понимаете?

— Я продал,— бормотал мужик.— А ты меня шмонать? У, сука, потрох сучий!

И рванулся было к Утробину, но был остановлен все той же властной рукой.

— Придется пройти,— сказал милиционер.

Утробин нервно засмеялся. Это был нехороший смех. В двенадцатом часу ночи — витиеватый, кашляющий, злобный смех.

— Может, наручники на меня наденете? — спросил он.

— Пока в этом необходимости нет, гражданин,— вежливо ответил милиционер.

Милиционер... Простой сибирский парень, с простым, но вместе с тем где-то как-то по большому счету даже и волнительно-одухотворенным лицом.

На этом снимке агентства ЮПИ — губернатор штата Калифорния Рональд Риган с женой и детьми наряжает рождественскую елку. Детей ждут подарки. Сам же Риган, пишет американская газета «Дейли уорлд», «подарок» получил еще до наступления праздника — это изображенная за решеткой в верхнем углу снимка негритянка, коммунистка Анджела Дэвис, которую 22 декабря власти штата Нью-Йорк выдали губернатору и тайно переправили на самолете в Калифорнию для судебной расправы по сфабрикованному обвинению. Лишить Ригана этого «подарка», снять с Анджелы Дэвис ложные обвинения и выпустить ее на свободу — этого требует сейчас прогрессивная общественность всего мира.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО А. СОЛЖЕНИЦЫНУ

Автор письма А. Солженицыну Дин Рид — известный американский певец. В его песнях, которые знают в разных странах, говорится о ненависти к американским агрессорам, о стремлении всех честных людей к миру на земле, о любви, о счастье, за которые надо бороться. Дин Рид неоднократно подвергался преследованиям со стороны властей и вынужден был покинуть США. Сейчас он живет в Италии. Советские зрители полюбили этого талантливого артиста, когда он выступал на гастролях в Советском Союзе.

КРАХ «БИТЛОВ»

В канун Нового года — 31 декабря — Верховный суд Англии начал слушание дела «битлов». Истец, Поль Маккартни, один из этого некогда всемирно известного квартета, призвал к ответу своих друзей. Последние три года «жуки» (так переводится на русский язык название ансамбля) занимались не столько творческой деятельностью, в свое время принесшей им баснословные доходы, сколько выяснением конфликтов и разногласий между собой. И вот результат — Маккартни намерен выйти из «Битлз и К^о» и требует «раздела имущества».

Корреспондент газеты «Ньюс оф уорлд» рассказывает о том, как развеялся очередной миф буржуазного авангардистского искусства — еще один пример того, как гибнут таланты в мире чистогана.

Вадим КОЖЕВНИКОВ

ВО ИМЯ ЧЕЛОВЕКА

Уверен, что в газетные строчки, которые скупым, но очень убедительным языком цифр рассказывают об итогах завершающего года пятилетки, уже несколько дней пристально вчитываются повсюду.

Цифры, цифры... Национальный доход страны вырос на 8,5 процента, капитальные вложения — на 9 процентов, прибыль (в сопоставимых ценах) — на 16 процентов, фонд заработной платы в народном хозяйстве — на 7 процентов, реальные доходы трудящихся в расчете на душу населения — на 5,2 процента...

Какой созидательный труд, какие дела кроются за этими цифрами! И встает перед глазами образ нашего современника — Человека с большой буквы! Он трудится везде — и в глубоком рудничном забое, умело и ловко командуя умнейшей машиной — подземным комбайном; и у пульта управления изумившего весь мир лунохода, спокойно и уверенно посылая команды через триста с лишним тысяч километров; и в лаборатории — я вижу его в момент очередного открытия; и за письменным столом, обдумывая главы новой книги. Он велик, наш современник, и труд его — не абстрактное понятие, труд его конкретен и конкретно определен этими цифрами, за которыми скрываются ритмичное биение пульса жизни, напряженная работа мозга, работа золотых трудолюбивых рук.

— Г-н Салливен, почему для высадки экипажа лунного модуля «Аполлона-14» был избран район кратера Фра Мауро?

В последнее время на Западе часто произносится имя кинорежиссера Романа Поланского, уехавшего несколько лет назад из Польши на Запад. Там он быстро вошел в моду, несмотря на то, что не создал ничего оригинального.

ДОКУМЕНТ ОГРОМНОГО ЗНАЧЕНИЯ

С огромным интересом воспринят польской общественностью проект Директив XXIV съезда КПСС. Для всех очевидно, что отправной точкой программы, намеченной на девятую пятилетку, послужили успехи, достигнутые в 1966—1970 годах. Польские газеты подчеркивают прежде всего те характерные черты, которые отражают основную тенденцию в советской экономике: ускоренные темпы развития отраслей производства, гарантирующих технический прогресс,— энергетики, машиностроения, химии, нефтехимии — и постоянное увеличение предметов широкого потребления.

Наша печать отметила, что в дальнейшем будет уделяться еще больше внимания повышению материального и культурного уровня общества. Программа, представленная партией на широкое обсуждение, гарантирует это следующими мерами: высокими темпами развития промышленности, значительным повышением производительности труда и форсированием научно-технического прогресса.

Ежи КРАШЕВСКИЙ, польский публицист

ПОЗДРАВЛЯЕМ ЮБИЛЯРОВ

Многие писатели союзных республик хорошо знают этого энергичного, веселого и приветливого человека. Приезжая в Москву, в свой большой штаб — Союз писателей СССР, в первую очередь мы идем к Михаилу Васильевичу Горбачеву, заместителю секретаря правления по литературам народов СССР. В его кабинете — как бы диспетчерский пункт всех связей братских литератур.

И. ШАМЯКИН

УСЕРДИЕ НЕ ПО РАЗУМУ

В албанской газете «Зери и популлит» опубликована статья, посвященная итогам XXIV съезда КПСС. Авторы ее всячески стремятся очернить съезд советских коммунистов, принизить его историческую роль, оклеветать строительство коммунизма в нашей стране.

...За последние годы в органах внутренних дел проведена большая работа с целью недопущения должностными лицами нарушений социалистической законности, и таких нарушений становится все меньше и меньше. Виновные строго наказываются, вплоть до привлечения к уголовной ответственности. Из факта, о котором шла речь в газете, сделаны необходимые выводы. Управлением внутренних дел Калужского облисполкома разработаны дополнительные мероприятия, направленные на повышение уровня работы.

Н. ЩЕЛОКОВ, министр внутренних дел СССР

Основные противники, столкнувшиеся ныне в напряженном идеологическом поединке,— это силы гуманизма и прогресса, с одной стороны, и силы антигуманизма и реакции — с другой. Полем идейных столкновений становятся все сферы общественного сознания. Антигуманистические исходные позиции в мировоззрении неразрывно связаны с реакционными политическими взглядами. Не случайно фанатичные противники коммунистической идеологии в наши дни открыто ищут обоснования и подтверждения своим политическим теориям в самых различных реакционных, философских и естественнонаучных учениях прошлого и современности, привлекают для «углубления» своей аргументации новейшие научные открытия и ветхозаветные религиозные догмы.

Яркий пример этого — сочинения английского писателя, публициста и философа Артура Кестлера, одно из выступлений которого мы перепечатываем из журнала «Нью-Йорк таймс мэгэзин».

О несостоятельности его «теорий», как и вообще подобного рода попыток, говорится в публикуемых статьях советских ученых.

Артур КЕСТЛЕР

ЧЕЛОВЕК — ОШИБКА ЭВОЛЮЦИИ?

...Перечислю вкратце патологические симптомы, проявляющиеся в извращенной истории нашего вида.

Во-первых, начиная с зари человеческой истории, мы сталкиваемся с феноменом, которому антропологи уделяют слишком мало внимания, а именно: с человеческими жертвоприношениями. От обитателей скандинавских болот, от этрусков до ацтеков этот обычай складывался у самых разных цивилизаций, совершенно не связанных между собой, как проявление извращенной логики, к которой явно склонен наш биологический вид.

Второй симптом, заслуживающий упоминания,— слабость сил, противоборствующих убийству представителей своего же биологического вида; в животном царстве эта особенность человека поистине уникальна. Как подчеркивал Конрад Лоренц в книге «Об агрессивности», если хищник убивает свою дичь, это не следует приравнивать к человекоубийству, не следует даже считать проявлением агрессивности, поскольку хищник и его добыча всегда принадлежат к разным биологическим видам.

Отсюда перейдем к третьему симптому: постоянной внутривидовой войне с ее разновидностями — массовыми репрессиями и геноцидом.

Четвертым по порядку симптомом я бы назвал постоянный шизофренический разрыв между разумом и эмоциями, между критическими способностями человека и иррациональными убеждениями, продиктованными ему чувством.

Наконец, налицо несоответствие между кривой роста научно-технических достижений человека и кривой его этического поведения — или, иначе говоря, между могуществом интеллекта в покорении окружающей среды и его беспомощностью применительно к человеческим отношениям...

Джон Леннон, парень из бедного квартала в Ливерпуле, участник ансамбля «Битлз», давно уже понимал, что путь, избранный им и его партнерами, ведет в тупик. Баснословный успех, миллионные гонорары, рекламная шумиха — все это не спасло музыкантов. Их талант, в сущности, никого не интересовал, они стали послушными куклами, с помощью которых дурачили молодежь.

На XXIV съезде КПСС было уделено большое внимание роли, которую призвана играть критика в развитии литературы. В преддверии V съезда писателей СССР редакция обратилась к тем, чей труд анализирует и оценивает литературная критика,— прозаикам и поэтам — с просьбой ответить на вопросы «Чего мы ждем от критики?»:

1. Какие, по вашему мнению, проблемы должны быть сейчас в центре внимания критики?

2. Способна ли критика идти впереди литературы или она только отражение ее сегодняшнего состояния?

3. Чем прежде всего определяются действенность и авторитет критики?

Меланхолическая «Смерть в Венеции» навряд ли подскажет новые перспективы кинематографу.

Пятый съезд писателей СССР собрался в знаменательное время, когда советский народ приступил к выполнению исторических предначертаний XXIV съезда Коммунистической партии Советского Союза. Съезд явился выдающимся событием в жизни нашей страны и всего мира, он подвел итоги большой работы, проделанной партией и народом, наметил научно обоснованную программу дальнейшего движения нашего общества к коммунизму. Эта величественная программа вдохновляет весь народ, всех нас, советских писателей, на новые творческие свершения.

Нет и не может быть для художника слова более ответственного и почетного дела, чем активное участие в созидательном труде своего народа.

...Что же приводит г-на Бонавия в уныние? Не только уже отмеченный выше недостаток «пессимистических концовок» в произведениях советских писателей. Лондонскому журналисту хотелось бы, чтобы среди советских литераторов было как можно больше отщепенцев, которым недороги социалистические идеалы. Но, увы, журналисту из «Таймса» приходится с горечью констатировать, что происходящее, выражаясь его языком, «на арене советской литературной жизни... весьма далеко от брожения»...

В. ГВОЗДЕВ

КАКИЕ ПИЛЮЛИ ГЛОТАЕТ ДУШАН МАКАВЕЕВ?

...когда Милену Дравич один журналист спросил на состоявшейся после премьеры фильма пресс-конференции, употребляют ли в Югославии во время съемок противозачаточные средства, она... демонстративно вынула из своей сумочки противозачаточные таблетки...

...«Хор рабочих,— пишет Богданович об одной из сцен фильма,— торжественно издает крик птицы, который имеет смысл, если переставить входящие в него три буквы наоборот»...

Н. ВЛАДИМИРОВ

Размышления Валерия Гейдеко полемичны. Некоторые из высказанных им суждений, несомненно, могут быть оспорены. Вместе с тем критик верно подметил тенденцию ослабления лирического начала и усиления начала эпического в нашей прозе.

ОЛЬСТЕР: СНОВА ЛЬЕТСЯ

КРОВЬ

...Мина оскорбленной невинности способна, возможно, ввести в заблуждение читателей «Монд», тем более что газета снова повторяет свою клевету: какие-то ораторы на съезде якобы заявили, что «борьба с серостью» (имеется в виду борьба за высокое качество литературы.— Ред.) наталкивается на прочную оборону официального аппарата...

П. АНТОКОЛЬСКИЙ

БЛОК — ВСЕГДА СОВРЕМЕННИК

...Тезис Наровчатова о том, что имена Горького, Маяковского, Блока нерасторжимы как имена родоначальников советской литературы,— это тезис должен считаться утвержденным окончательно. Об этом не может быть спора...

— В сотом номере,— сказал А. Вергелис,— мы старались представить читателю литературу во всем ее жанровом многообразии. Опубликована четвертая книга романа И. Шехтмана (любопытно, что первая книга этого произведения была напечатана в первый год выхода журнала); большая подборка стихов о Родине советских поэтов, пишущих на еврейском языке; ряд крупных литературоведческих статей по вопросам современной еврейской литературы и еврейского литературного языка. В разделе публицистики выступают один из старейших писателей планеты З. Вендров, 86-летний профессор из Риги Макс Шац-Анин. В этом же разделе читатель найдет уже знакомые ему имена А. Гонтаря, Ш. Горшман, X. Меламуда, Ш. Гордона, И. Шрайбмана...

...Журнал по-прежнему будет вести непримиримую борьбу с чуждой нам буржуазной идеологией, еще активнее будет отстаивать ленинские принципы на всех участках идеологического фронта, и в частности по национальному вопросу.

БИОСФЕРА В ОПАСНОСТИ

В капиталистическом мире проблемам охраны окружающей среды десятилетиями не уделялось никакого внимания. Частные предприятия, преследуя цели максимизации прибыли, отказывались вкладывать средства в очистные сооружения, хищнически эксплуатировали леса, земли, недра. В результате загрязнения вод эрозия почвы и другие беды достигли угрожающих размеров.

Иностранная печать не скупится на мрачные прогнозы, когда пишет о проблемах биосферы.

ВОДНАЯ ПУСТЫНЯ

РАЗРУШЕНИЯ

ПО-ИТАЛЬЯНСКИ

ОТРАВИТЕЛИ АТЛАНТИКИ

ЕСЛИ В ЗАПОВЕДНИКЕ —

ПЛАТИНА...

ШВЕЙЦАРИЯ ОТДАЕТ СЕБЯ В ЧИСТКУ

ВО ЧТО ИМ ВЕРИТЬ?

За шумными разговорами о «религиозном возрождении» на Западе скрывается кризис идеалов, отсутствие исторической перспективы.

Симптомы кризиса религии бесспорны и многообразны. Корни его лежат глубоко: вся совокупность социальных преобразований, в которых выражается основное направление общественного прогресса нашей эпохи, подрывает позиции религии.

В. ГАРАДЖА. Бесплодные поиски

Хищничество и разграбление земли начались еще 5000 лет назад, когда царь Соломон приказал 80 000 дровосекам, привезенным из Египта, вырубить гигантские кедры Ливана для постройки и убранства своего дворца и храма.

ЧИСТАЯ ВОДА ДЕСНЫ

...Для большинства американцев работа бесцельна, изнуряюща, скучна и ненавистна...

Чарльз РЕЙЧ

...Однако, думаю, что не ошибусь, если пообещаю, что в новом году мы напечатаем подборки стихов таких поэтов, как Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, Тамара Жирмунская, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Новелла Матвеева, Андрей Дементьев, Фазиль Искандер, Константин Ваншенкин, Римма Казакова, Натан Злотников, Олег Чухонцев и другие.

Что же будет главным в «Юности» 1972 года? Наша современность, сегодняшний день, столь богатый событиями и свершениями...

...Для «Юности» пишут и такие литераторы, как Сергей Антонов, Юрий Нагибин, Василий Аксенов, и когда-то начинавшие на страницах нашего журнала Владимир Амлинский, Фазиль Искандер, Юрий Скоп, Алексей Чупров, Игорь Минутко...

Борис ПОЛЕВОЙ, главный редактор журнала «Юность»

Есть люди, о которых даже враги их вынуждены говорить с невольным уважением, признавать их кристальную честность и чистоту. Они непримиримы ко всему, что во вред народу, и счастливы тем, что целиком отдали себя служению ему. Таким был и М. Е. Салтыков-Щедрин.

С. АНАНЬИН

Экономико-хозяйственный и социально-культурный опыт Узбекистана ныне широко изучается в СССР, и особенно за рубежом, в слаборазвитых странах, для многих из которых Узбекская ССР ныне — завидный образец. Мы были гостями деликатных и энергичных, образованных и работящих людей, знающих свое весомое место в современном мире и уверенно планирующих будущее. Конечно, как во всяком динамичном обществе, в Узбекистане немало сложных и еще нерешенных проблем. Одна из главных, например, проблема воды...

Но о них — в следующий раз.

Даниил ГРАНИН, Владимир ТЕНДРЯКОВ, Владилен ТРАВИНСКИЙ.

Узбекистан: люди, хлопок, золото.

Писательская бригада «ЛГ» рассказывает о достижениях

и перспективах развития народного хозяйства республики

За годы Советской власти в Узбекистане произошли коренные изменения во всех областях материальной, социально-политической и духовной жизни. Неизмеримо выросли экономика и культура. Эти успехи достигнуты под руководством Коммунистической партии, благодаря самоотверженному труду нашего народа, сплоченного в единую семью нерасторжимыми узами дружбы и братства. Люди более ста национальностей, населяющие республику, объединенные общими интересами и целями, вместе со всем советским народом возводят величественное здание коммунизма.

И воспеть этот труд героев нашего времени — открывателей золота Кызылкумов и голубого топлива Газли, строителей новых городов и гигантских ирригационных систем, колхозников, выращивающих рекордные урожаи хлопка на некогда пустынных землях,— благородная задача литераторов.

Ш. РАШИДОВ. Первый секретарь Центрального Комитета

Коммунистической партии Узбекистана

Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ. 150 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ

ПРАЗДНИК РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ,

ПРАЗДНИК ПРОГРЕССИВНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

ТОРЖЕСТВЕННОЕ ЗАСЕДАНИЕ

В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ СОЮЗА ССР

Среди художников слова, чьи имена чтят все люди земли, имя Федора Михайловича Достоевского занимает особое место. Все творчество русского писателя-гуманиста посвящено человеку, мечтающему о счастье, о справедливом устройстве общества. Именно потому 150-летие со дня рождения Ф. М. Достоевского — праздник русской культуры, праздник прогрессивного человечества.

Данью любви и уважения к мастеру слова, его прекрасному таланту, его жизненному подвигу стало торжественное заседание, состоявшееся 11 ноября в Большом театре Союза ССР. В президиуме — члены Всесоюзного юбилейного комитета, писатели, деятели культуры и науки, передовики московских предприятий, представители общественности, зарубежные гости.

Тепло встретили собравшиеся товарищей В. В. Гришина, А. П. Кириленко, А. Я. Пельше, М. А. Суслова, П. Н. Демичева, М. С. Соломенцева.

Торжественное заседание открыл вступительным словом председатель Всесоюзного юбилейного комитета Герой Социалистического Труда К. А. Федин.

Слово о Достоевском произнес член-корреспондент Академии наук СССР Б. Л. Сучков.

Для участников торжественного заседания был дан концерт мастеров искусств.

Против своеволия и аморализма личности, соединенных с извращенной идеей бунта, Достоевский выступил в романе «Бесы», герои которого, следуя нечаевским догмам, попирают священные принципы революционной этики. Петр Верховенский, этот приверженец анархизма, мрачный и злой циник, говорит: «Ну что в социализме: старые силы разрушил, а новых не внес». Что же этот прожженный демагог предлагает взамен? Насилие ради насилия, разрушение ради разрушения. Исходя из тезиса «цель оправдывает средства», он, полный презрения к народу и неверия в его творческие возможности, делает ставку на кучку заговорщиков, не гнушаясь ни шантажом, ни обманом. Таких околореволюционных бесов, как Петр Верховенский, и сейчас хоть пруд пруди среди тех, кто сегодня на Западе и на Востоке крайнюю левизну сделал своим знаменем.

Б. СУЧКОВ. Великий русский писатель

Правление Союза писателей СССР, правление Союза писателей РСФСР и правление Московской писательской организации с глубоким прискорбием извещают о смерти выдающегося советского поэта, секретаря правления Союза писателей СССР, лауреата Ленинской и Государственных премий СССР

Александра Трифоновича

ТВАРДОВСКОГО

последовавшей 18 декабря после тяжелой и продолжительной болезни, и выражают соболезнование семье покойного.

...Поэт-коммунист, человек большого обаяния, Александр Трифонович Твардовский будет вечно жить в памяти народной. Его патриотические, талантливые произведения навсегда вошли в культурную сокровищницу советского общества.

Л. И. Брежнев, Г. И. Воронов, В. В. Гришин, А. П. Кириленко, А. Н. Косыгин, Ф. Д. Кулаков, Д. А. Кунаев, К. Т. Мазуров, А. Я. Пельше, Н. В. Подгорный, Д. С. Полянский, М. А. Суслов, А. Н. Шелепин, П. Е. Шелест, В. В. Щербицкий, Ю. В. Андропов, П. Н. Демичев, П. М. Машеров, В. П. Мжаванадзе, Ш. Р. Рашидов, М. С. Соломенцев, Д. Ф. Устинов, И. В. Капитонов, К. Ф. Катушев, Б. Н. Пономарев, Г. Ф. Сизов, В. Ф. Шауро, А. А. Епишев, Е. А. Фурцева, Е. М. Тяжельников, К. А. Федин, Г. М. Марков, Г. Г. Абашидзе, А. И. Алимжанов, Т. Аскаров, Н. П. Бажан, С. А. Баруздин, А. П. Беляускас, В. Э. Бээкман, Ю. В. Бондарев, П. П. Боцу, П. У. Бровка, Ю. Н. Верченко, А. Т. Гончар, Н. М. Грибачев, М. А. Ибрагимов, А. П. Кешоков, В. М. Кожевников, В. М. Козаченко, А. Е. Корнейчук, Л. М. Леонов, М. К. Луконин, С. В. Михалков, Г. М. Мусрепов, С. С. Наровчатов, Л. Н. Новиченко, Нури Заки, В. М. Озеров, Б. Н. Полевой, Р. И. Рождественский, А. Д. Салынский, С. В. Сартаков, К. М. Симонов, Ю. К. Смолич, А. А. Сурков, М. Танк, Н. С. Тихонов, Э. С. Топчян, М. Турсун-заде, Н. Т. Федоренко, А. Б. Чаковскнй, О. Н. Шестинский, М. А. Шолохов, Р. М. Эсенов, А. И. Янсонс, К. Яшен, М. В. Исаковский, Б. И. Кербабаев. Р. Г. Гамзатов, М. А. Дудин, К. Ш. Кулиев, Я. В. Смеляков, И. С. Соколов-Микитов, С. П. Щипачев, Л. А. Кулиджанов, Н. А. Пономарев, Т. Н. Хренников, М. И. Царев.

...Рассказывают, что около 200 студентов Даккского университета были убиты сразу. Затем войска пустили по груде тел бульдозеры. Бенгальцев, выкрикивавших лозунги, привязывали к военным грузовикам и тащили их истекавшие кровью тела на полной скорости, покуда эти жертвы не умирали. Войска не просто подавляли бунт. Они садистски дали волю своей ненависти. Неожиданность, с которой армия нанесла удар, усугубила положение. В переполненных общежитиях Даккского университета студенты не имели возможности поискать хоть какое-нибудь укрытие. Танки появились поздно ночью. Дети и старухи, проживавшие в домах преподавателей университета, были обнаружены убитыми прямо в своих постелях.

...Началась паника, раздались исступленные крики. Насильники сдирали с девушек сари, юбки, шальвары и бросали все это на пол, затем дошла очередь до блузок и рубашек. Девушек хватали за волосы и поднимали вверх, иных опрокидывали вниз головой.

Солдаты били девушек кулаками и тяжелыми сапогами, кололи несчастных штыками.

Затем началось массовое изнасилование.

Девушки рыдали, кричали, боролись, но озверевшая солдатня продолжала надругательство. Каждую девушку насиловало по десять — двенадцать двуногих скотов. Окровавленные студентки теряли сознание. В таком состоянии их и покидали солдаты...

ПРАВДА ПОДВИГА

Люди разных профессий, возрастов, характеров проходят перед нами в документальном романе С. К. Цвигуна «Мы вернемся». Но все они: разведчики и подпольщики, солдаты и командиры — едины в неукротимом желании помочь Родине разбить ненавистного врага.

Академик Б. Г. ГАФУРОВ

Таким одержимым любовью к «искусству всей литературы» встает Фадеев со страниц собрания его сочинений.

Н. ДИКУШИНА

Завершив трехнедельную поездку в Венгрию, Румынию, Болгарию, 20 декабря делегация Союза писателей СССР выехала из Софии на Родину.

Татарскому писателю Заки Нури исполнилось 50 лет.

Тувинскому писателю Салчаку Колбакхорековичу Тока исполнилось 70 лет.

В «Джессорской дороге» Гинзберг впервые стал рифмовать. Он отбросил свободную ритмику, как состриг свои знаменитые библейские патлы и бородищу. Поэзия приходит к голой сути.

Предлагаю читателям фрагмент «Джессорской дороги» в моем переводе.

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

В разговоре приняли участие А. Мухтар, М. Салиев (Узбекистан), Н. Горбачев (Москва), А. Сатылбалдиев (Казахстан), С. Иванов (Ленинград) и другие. Были заслушаны также доклады С. Липкина, Д. Шарипова, Л. Эйдлина, Е. Эткинда по теории и практике советского перевода.

ЮМОР, САТИРА

Евг. ПОПОВ

Рассказ

БЕССОВЕСТНЫЕ ЛЮДИ

Рис. В. БАХЧАНЯНА

...Никого и ничего не было. Был новый микрорайон, тетенькин дом, а больше никого не было. И ничего.

Поэтому, вполне возможно, что вся вышеописанная история мне пригрезилась спросонья. Ну, вообще-то, положим, не вся...

Красноярск

ОСЕНЬ

Бьют часы, возвестившие осень:

тяжелее, чем в прошлом году,

ударяется яблоко оземь —

столько раз, сколько яблок в саду.

Этой музыкой, внятной и важной,

Кто твердит, что часы не стоят?

Совершает поступок отважный,

Но как будто бездействует сад.

Все заметней в природе печальной

Выраженье любви и родства,

Словно ты — не свидетель случайный,

а виновник ее торжества

Белла АХМАДУЛИНА

Героический поступок, связанный с убийством лебедя Борьки

Плацкартный вагон № 15 дополнительного поезда № 606, мерно подрагивая, ехал в 1984 году из Симферополя в столицу нашей Родины Москву. За железнодорожными окошками мелькали всем с детства знакомые пейзажи: гнилой Сиваш, джанкойские степи, Мелитополь с его знаменитыми дыньками «Колхозница», продаваемыми прямо на перроне по весьма умеренной цене — на рубль четыре штуки... Запорожье — колыбель милого автомобиля ЗАЗ, индустриальный Харьков, холмистый Белгород, тучные нивы Курщины, Орловщины, Тульщины, Мценск, стоящий на реке Зуше, византийские маковки Серпухова, Ясная Поляна, Бутово, Щербинка, Чертаново, Серп и Молот, Курский вокзал... Пассажиры притомились, устав разглядывать ежесекундно меняющиеся, но от этого еще более потрясающие виды родной земли и поедать крутые вареные яйца, помидоры, огурцы, дыни, арбузы, плавленые сырки, слушая по местному радиовещанию песню «И снится нам не рокот космодрома», исполняемую знаменитым рок-ансамблем «Земляне», что был справедливо раскритикован в газете «Правда», ибо его участники как-то раз дошли до оголтелого бесстыдства, публично выступив на сцене и используя в качестве реквизитной атрибутики элементы флага США, звезды и полосы. И пассажиры устали.

Они устали и совершенно естественно, что заговорили о том, что вдруг сильно их взволновало на сей вялотекущий момент пространства и времени. А именно: есть ли в нашей жизни, жизни без войн и глобальных катастроф, место подвигу.

То есть не следует считать их наивными людьми либо простачками: они конечно же хорошо знали об усилившейся по вине империализма международной напряженности, о злобных душманах, карабкающихся по глухим тропинкам, проложенным в отвесных скалах, о неблаговидных делах таиландских властей, совершающих опасные вооруженные провокации на границе с Народной Республикой Кампучией, о военных операциях в Республике Чад, о крайних «играх» Вашингтона в Центральной Америке, росте «коричневой чумы» во Франции, о массовых беспорядках на окраине Индии, связях западноевропейской «десятки» и асеановской «шестерки», и наконец, о том, что все народы не могут не выразить своего глубокого негодования по поводу политики и действия правительств, которые нашли общие интересы с режимом Претории и создают благоприятные условия, содействуя ему в совершаемых им преступлениях против Африки и человечества.

Они хорошо знали все это, но говорили совершенно о другом, и описывать их, говоривших, нет ни смысла, ни нужды. Этот простой рассказ адресован довольно широкому кругу соотечественников моего возраста, которые неоднократно ездили в Москву из Крыма и других живописных уголков нашей Родины, кушая упомянутые фрукты, овощи, видя упомянутые пространства и пейзажи, так что ничего нового я никому сообщить не могу, за исключением одной конкретности — внесения в эту жизнь духа героичности, прекрасности, оптимизма, которые подобно ранее редким, а ныне весьма распространенным приправам: аджике, ткемали, русской и французской горчицам, хрену тертому, кетчупу, кэрри — освежают и облагораживают дежурные блюда скромного обеда нашей трудовой семьи, превращают эту трапезу в пиршество, вызывают бодрость, уверенность, мягкую улыбку, а не злобу по поводу все еще имеющихся, к сожалению, всегда жизненных и моральных неустройств; и, самое главное, резко, прямо, открыто обнажают свою мировоззренческую позицию, выступая против уныния, которое не только мешает всем нам правильно ориентироваться в пространстве и времени, не только сушит личность на корню, лишая совокупность личностей, называемую обществом, моральной уверенности, способности повышать производительность труда, весело, играючись, глядеть в будущее, одерживая одну за другой маленькие незаметные победы, способствующие пусть и не райскому хотя бы процветанию, но выживанию в сложных условиях, поначалу, может, и вовсе не заметному, а потом все более и более крепящему тело, дух, но и является уныние седьмым смертным грехом, страшным для православных. Ах, развеселитесь же вы в конце-то концов те, кому хоть что-то дорого! Кончайте строить скорбные хари. Жизнь идет, растут дети, всем нужно и хочется жить, да здравствуют мир, дружба, долой раздоры и улыбнитесь наконец-то друг другу, братья, умоляю вас! Что совершенно не значит, будто никто не имеет права вздохнуть, зарыдать, напиться, порвать на себе рубаху. Но горе реальное — это нечто иное, чем вечно возведенные к небесам унылые очи, наполненные видимыми миру истерическими слезами. Не надо! Не нужно! Такие штуки больше не пройдут! Хватит!..

Герой с удивлением обнаружил себя в тесном тамбуре близ сортирной двери курящим папиросу «Казбек» и произносящим этот невнятный внутренний монолог в окружении других вагонных мужчин, которые, страшно дымя, заполнили узкое пространство таким количеством никотина, какового хватило бы на то, чтобы убить целый лошадиный эскадрон, с боем рвущийся куда-либо, размахивая шашками, саблями, кинжалами, ятаганами, финками и внезапно рухнувший в чистой ковыльной степи по причине неведомого этим людям и коням яда. Фу, зарапортовался я окончательно...

— Что, старая, доллар потеряла? — участливо обратился к старухе, шарящей под недосягаемой ребристой поверхностью пола молодой человек лет тридцати восьми с желтоватым лицом, в синеватом тренировочном костюме и туфлях «Адидас» производства грузинских умельцев.

Проводник вагона, лицо женского пола, названное старухой, разогнув поясницу, коротко послала его матом и ушла в свое служебное помещение, чтобы кипятить чай для пассажиров, заботиться о них, сделать их путешествие еще более приятным, запоминающимся.

— Неудачная шутка,— заметил желтолицый, продолжая сосать мундштук угасшей папиросы и лукаво поглядывая на героя.— Не все шутки удачны, но они и не должны быть такими: ведь нельзя же сплошь пришивать вместо пуговиц бриллианты или все время кушать вместо хлеба пиццу и рыбный пирог. Не знаю, кстати, как вы, а я недавно был в городе Калининграде, бывшем Кенигсберге, и остался немало поражен видом этого старинного, но преображенного центра бывшей Восточной Пруссии, откуда черные стрелы войн и пожаров шли на различные славянские племена, покуда возмущенная общественность мира не положила этому конец в результате победы советского народа во второй мировой войне и международных соглашений, ликвидировавших безобразие, о чем до сих пор свидетельствует надпись на группе бетонных стел с элементами чеканки по тонированному алюминию, расположенных близ разрушенного неправославного собора и нового местопребывания могилы профессора Иммануила Канта, которую перенесли из развалин бывшего баронского замка, угрюмо возвышавшегося над городом ровно до того времени, пока битые камни и кирпичи не разобрали с целью постройки современного бетонного многоэтажного Дворца, сияющего светом и стеклами, чтоб он тоже возвышался над городом, но уже с правильных позиций, неся радость, добро, уверенность всем тем, кто смотрит, задрав голову на эту стройку, которую строители никак не могут закончить, ибо баронский фундамент, потревоженный современными механизмами, все время чегой-то сюрпризы некоторые дает: то кривится, то проседает — так утверждают местные жители, которым всем, как и мне, ясно, что замечательный Дворец рано или поздно будет сдан в срок и принят комиссией с оценкой «отлично» или, на худой конец, «хорошо».

А надпись эта, свидетельствующая со стел о переменах, гласит следующее:

В славном сорок пятом

Ты пришел солдатом

К берегам Прибалтики,

Русский человек.

И сказал: «Довольно»,

Чтобы не быть войнам,

Пусть земля советская

Будет здесь навек.

Москвичи, куряне,

Псковичи, смоляне,

Мы в трудах не ведали

Никаких преград.

Отдыха не знали,

Из руин подняли

Новый русский город,

Наш Калининград.

Таким образом, бывший Кенигсберг, а ныне Калининград, окруженный бывшими Тильзитом, Тапиау, Раушеном, Кранцем, Койвисто, Нойхаузеном, Лабиау, Фридландом, Инстенбургом, ныне соответственно Советск, Гвардейск, Светлогорск, Зеленоградск, Приморск, Гурьевск, Полесск, Правдинск, Черняховск, стал теперь центром самой нашей западной области, имеющим 366 тысяч жителей, крупным портом на Балтийском море с железнодорожным узлом, базой рыболовного и китобойного флота, городом, имеющим развитое судостроение, вагоностроение, деревообрабатывающую, целлюлозно-бумажную, рыбоконсервную промышленности, три вуза, в том числе университет, два театра и множество исторических памятников, могил, улиц, домов, деревьев. Зоопарк там еще имеется, раскинувший свою обширную территорию напротив гостиницы «Москва», где раньше гитлеровцы танцевали свои паскудные танцы, справляя фашистский шабаш, а ныне живут туристы, комадированные, отдыхающие, простые советские люди со всех концов нашей необъятной родины СССР, крупнейшего по территории государства на земном шаре, занимающего 22,4 миллиона квадратных километров, то есть практически одну шестую часть обитаемой суши, и простирающегося с востока на запад почти на 10 тысяч километров, а с севера на юг — на 5 тысяч километров.

Жил там и я. Будучи в командировке, я по службе встречался с многочисленными представителями трудящихся Калининграда и постепенно полюбил этот славный город, окутанный дымкой современных сказаний и легенд, многие из которых сводились к тому, что он является как бы двуслойным, если не многослойным, ибо история с проваливающимся баронским фундаментом оказывалась, по словам горожан, отнюдь не единственной, а стоящей в ряду других аналогичных, хотя все это, на мой компетентный взгляд, выдумки и вранье, которое я привожу здесь исключительно для того, чтобы развлечь вас и отстранить от дорожной тоски и скуки.

В частности: после прокладки озеленительного газона в самой сердцевине города, после того, как европеизированный этот газон своим ровно-зеленым травянистым цветом вызывал удовлетворенные толчки сердец глядящих на него горожан и других граждан, временами на этом газоне неизвестно откуда стали появляться серые упитанные крысы. Уныло свесив длинные хвосты, они сидели, внимательно глядя на зевак красноватыми бусинками отвратительных глаз. И так же лениво куда-то исчезали, и это куда-то было, по слухам, обширными неизвестными подвалами, где, по слухам, хранилось взопревшее фашистское зерно, мясные туши, окорока, колбасы, но при раскопках ничего из указанного найдено не было. Еще: строили дом на бывшем разбомбленном фундаменте, общежитие для ребят. Подводя водопровод, откопали неизвестную чугунную трубу с литыми готическими буквами, долго стояли, не зная, как с ней поступить, но потом все же решились и, разрезав металл автогеном, обнаружили потекшую очень чистую, вкусную, проточную воду. Обошли соседние дома, пытливо расспрашивая, не нарушилось ли в чьих квартирах водоснабжение, но у всех все было в порядке, и неизвестную трубу постепенно предали забвению, поставив толстые заглушки и проведя рядом свой водопровод, имеющий четкие, конкретные ориентиры на картах и планах, новосозданных нашими людьми взамен уничтоженных гитлеровцами при их поспешном отступлении, бегстве через Пиллау (Балтийск) и потоплении фашистских паникующих суден героической подводной лодкой отважного капитана Маринеско, о трудной судьбе которого недавно с таким блеском рассказал на страницах журнала «Новый мир» писатель-маринист Александр Крон, ныне уже тоже покойный.

А также: профтехучилище, организованное в бывшем католическом монастыре сразу же после начала в старинном городе новой жизни, имело пять подвальных этажей в землю, наполненных саксонским и мейсенским фарфором, гобеленами и хрусталем. Все это снесли туда, опасаясь бомбежек, глупые обыватели. Вскоре после обнаружения ценных находок эти этажи навечно замуровали, чтобы курсанты не баловались там в темноте. Замуровали и залили бетоном, потому что профтехучилищу совершенно не нужны пять подвальных этажей в землю, делать там совершенно никому нечего, вот их и закрыли, чтоб они никому не мешали и никого не отвлекали, чтобы, повторяю, курсанты не баловались там в темноте...

Да... Конечно же... Все правильно... Зайди в мемориальный фашистский бункер близ университета, где прятались ошалевшие гитлеровцы, трусливо слушавшие, как на город падают большие наступательные бомбы и советские части храбро штурмуют небывалые в мировой истории концентрические укрепления, равномерными кольцами охватившие осажденный город и прорываемые нашими одно за другим до полной и окончательной победы... Зайди и ты увидишь различные изображения свастики и орла на фотографиях, относящихся к самому мрачному периоду жизни старинного города, зловещую свастику и мерзейшего фашистского орла, распростершего свои когти и крылья над военным парадом нацистов, марширующих по той самой площади, где и доселе стоит кроткий, хоть и немецкий Фридрих Шиллер, с доброй улыбкой глядящий на расположенное визави здание Калининградского областного драматического театра. Эх, бронзовый немец! Что бы ты сказал, кабы узнал, что у твоих живых соотечественников, ошибочно выбравших капиталистический путь развития общества, якобы висит, по слухам, объявление на каком-то вокзале ФРГ: «Поезда на Кенигсберг ВРЕМЕННО отменены».— «Хрена бы вам, а не временно, майн либен камараден! — вероятно, сказал бы ты, поднаторевший в жизненных реалиях за время стояния.— Хрена! Хрена вам собачьего в зубы, сукины вы, рассукины дети!..»

Отдышавшись, желтолицый рассказчик продолжал свой рассказ:

— Но я, собственно, не о том. Бог с ним, с этим Калининградом, бывшим Кенигсбергом, провались он совсем, то есть я говорю в том смысле, что умная интересная жизнь уже осветила его старинные берега, а со временем и дальше там все будет еще лучше. А я о том самом незнакомце ярко выраженной наружности, который подошел ко мне в зоопарке, когда я в свободное от командировочной работы время любовался различными птицами, купающимися в отверзтых дымящихся полыньях замерзшего пруда, в зоопарке, этом пустынноватом вследствие зимы громадном зверином оазисе, где есть верблюды, слоны, тигры, пумы, медведи, волки, бараны и другие животные, которые водятся в зоопарках. Незнакомец подошел ко мне, посмотрел, как я гляжу на птиц, грязно выругался, после чего и начал свой рассказ.

— Вы приезжий? — полуутвердительно спросил он.

— Да,— ответил я.— Я командировочный... Вернее, если четко говорить по-русски, не командировочный, а командированный. А вы?

— А я — человек меланхолический,— сообщил незнакомец.— Вы знаете Куршскую косу? Так она ведет из русского Калининграда в литовскую Клайпеду через Зеленоградск, через Нерингу и Рыбачий, где расположен рыболовецкий совхоз-миллионер, а Неринга паромом соединена с Клайпедой, и я давно мечтал побывать во всех этих населенных пунктах, потому что по всей 98-километровой длине косы можно видеть высокие, до 70 метров, дюны, поросшие сосняком и черной ольхой с примесью липы, вяза, дуба, других деревьев, хотел услышать, увидеть, как поют и выглядят птицы знаменитого Нидского заповедника, описанного Андреем Битовым, Куршским заливом хотел полюбоваться, где водятся карповые, рыбец, судак, корюшка и в который впадает река Немунас (Неман), важная водная артерия запада Державы. И конечно же Клайпеда, бывший Мемель, основанный в 1252 году и столь воспетый Карамзиным в его «Письмах русского пугешественника», что мне ужасно, ну просто страшно захотелось посмотреть Мемель весь, с его архитектурными памятниками XVII— XVIII веков, краеведческим и морским музеями, драматическим театром, производством художественных изделий из янтаря, барами, ресторанами, кафе, и я думал, что мечта моя сбудется.

Но меланхолия, характеризующаяся слабой возбудимостью, глубинной и длительностью эмоциональных переживаний, мрачная настроенность, уныние, тоска не позволили мне исполнить мою мечту, ибо по ряду обстоятельств, связанных с тем, что билетов до промежуточных пунктов Куршской косы, являющейся экологически охраняемой зоной, не продают и нужно ехать из Калининграда прямиком до Клайпеды, то я тогда по совету одного постороннего человека, совершенно не имеющего отношения к моему рассказу, поехал в Зеленоградск, вы, наверное, слышали про такой город, который раньше назывался бывший курортный город не то Кранц, не то Гранц, поехал с тем, чтобы там подсесть на попутный автобус и уж тогда ехать туда, куда моей, а не их душе угодно, то есть в Ниду или Рыбачий, а отнюдь не сразу в Клайпеду, куда я непременно бы поехал, но лишь потом, вдосталь надышавшись морскими ароматами и человеческим безлюдием. Но билетов не оказалось, шофер был груб, и я отказался разговаривать с ним в таком тоне, решив для частичной компенсации исполнения мечты прогуляться хотя бы по окрестностям этого самого Зеленоградска, основанного тоже в 1252 году и тоже имеющего дюны, здания готической и новой постройки, ратушу, живописные развалины.

А была такая, знаете ли, весна апреля месяца 1984 года. Море подмерзло у берегов желтоватыми комьями, орут чайки, продают жареные пирожки, отдыхающие бродят в фетровых шляпах и русских сапогах. Я углубился в дюны.

И тут выглянуло солнце, залив своим животворным светом и залив, и все вокруг. Песок быстро нагрелся, белый кварц, составляющий его, казалось, тоже стал излучать свет, тепло, добро, но вдруг пахнуло дымком, и я насторожился, выпив чуток водки из заранее припасенной бутылки.

Я немного отполз в сторону и в мягких складках дюн, готовых скрыть преступление, увидел среди безлюдного пространства и времени страшную картину, услышал жуткий разговор.

У пылающего костра сидели двое подонков, наверняка из тех, что, как написано в газете «Советская культура», нигде, наверное, не работают, а живут припеваючи, носят хорошую одежду, джинсы, имеют дома западную стереотехнику, видео и совершают морские круизы от Сочи до Ялты в каюте «люкс». Один из них был тощий, рыжеватый, с измученным лицом и выпавшими, полусгнившими зубами. Другой — плотный, коренастый, с лысым черепом, громадной черной бородой, глубоким шрамом под глазом, напоминающим синяк, был еще страшнее, чем первый. Привязанная за лапку, трепыхалась поодаль от них прекрасная птица, в которой я сразу же узнал русского лебедя семейства утиных. Или «шипуна», или «крикуна», или «малого», не знаю, я не силен в орнитологии. Лебедь лежал смирно, но я понял, что перед этим он бился и вырывался, пытаясь дорого продать свою жизнь. А разбойникам было все равно. Они точили ножи и хрипло переговаривались:

— А здорово мы поймали лебедя Борьку, любимца местной детворы...

— Сейчас мы его убьем, ощипем, зажарим и съедим, позвав перед этим девок, купив вина и танцуя на берегу рок-н-ролл в трусах и лифчиках, потому что солнце пригрело и здесь, в укромности дюн, можно даже загорать без ущерба для здоровья.

— Да, давно мечтал покушать такую царскую птицу, не все же мне хавать куру потрошеную, замороженную сразу же после убийства ее электрическим током на мясокомбинате города Алексин Тульской области.

— И я рад, что мы убьем лебедя Борьку. Тем самым мы бросим вызов обществу, его морали, предрассудкам и заодно покушаем... «Долой старую мораль! Обнажимся!» — как говорил Достоевский, и я смело произношу это слово, потому что такое противоречие не антагонистическое, а выражает лишь то, что жизнь идет, не топчась на месте, и скромные наши берега будут вскоре озарены присутствием нового человека...

Негодяи захохотали. «Подлецы! — хотел мысленно воскликнуть я.— Как вы смеете употреблять в подобном контексте такие высокие слова, которым вы научились в институтах и университетах за счет того общества, над моралью которого вы собрались тайно глумиться?! Да видели бы таких сволочей, как вы, ваши отцы, которые, возможно, положили жизнь на то, чтоб все, в том числе и вы, благоденствовали в нашем краю и мораль расцвела у нас пышным цветком, или, может, просто участвовали ваши отцы в освоении целинных и залежных земель, ставя первые палатки на суровой казахской земле и в мыслях не имея, что их отпрыски дойдут когда-нибудь до такого цинизма, чтобы есть лебедя Борьку на этом чудном историческом берегу, где вся природа замерла и слилась в гармонии с человеком, который кажется ей добрым. Неужели ваша так называемая «ученость» и подверженность сомнительным теорийкам доведут вас в конце концов до преступления?»

Я огляделся по сторонам и понял. Пока я буду бегать за милицией, они убьют лебедя Борьку, и если даже не успеют его съесть, то все равно окажутся тем самым совсем пропавшими для общества, погрузившись в огненную геенну безверия и наплевательского отношения ко всему святому. Одновременно я не бросился на них. Я никогда не занимался физкультурой, обрюзг, отяжелел к своим тридцати восьми годам, и сражение непременно было бы мной проиграна Меня могли избить. Били бы ногами, с таких станется — опьяненные вином, жаждой лебединого мяса, они могли бы не остановиться ни перед чем, я сам неоднократно дрался ногами.

И тогда я принял единственно правильное в этих условиях решение. Чтобы не погибнуть от холода, я выпил остатки водки из бутылки, крадучись направился к морю, по горло зашел в мелководье Куршского залива и закричал, пуская пузыри:

— Тону! Тону!

Видимо, в этих парнях еще не выветрились останцы человечности. Они насторожились, мигом сбросили с себя одежду, тоже вбежали в мелководье Куршского залива и вытащили меня на берег греться у костра и кататься по песку, мокрого, дрожащего, с зубом, не попадающим на зуб. Мне дали водки. Катаясь по песку, я незаметно ослабил путы лебедя Борьки, и он вдруг взлетел, с шумом захлопав крыльями, как взлетает громадный самолет на Внуковском аэродроме, низко двигаясь над блочными многоэтажками Теплого Стана и Ясенева так, что в квартирах людей иногда дрожат стекла, мешая смотреть телевизор. Лебедь летел! Он держал курс на Калининград, и в покачивании его крыл, гордой осанке слышалась неземная торжественная мелодия, музыка совести, милосердия, гармонии, братства всего живого на земле, зверей, растений, птиц, веры в счастливое будущее всех народов, мир, дружбу и разрядку с Америкой.

— Ну что, стыдно, подлецы? — тихо спросил я подонков.

— Стыдно, батя,— опустив головы, сказали они.—Уж ты не сдавай нас в милицию, договорились? Ты водки еще выпей, мы тебя еще и коньяком угостим...

— Да, я выпью вашу водку, выпью ваш коньяк, но лишь с одним условием, чтоб вы, поросята, обои немедленно рассказали, как вы дошли до жизни такой!..

— Действительно поросята,— вынуждены были согласиться они, и один из них, а именно рыжебородый начал свой рассказ:

— Иногда, под влиянием магической травы, которую я покупаю на Центральном телеграфе города Москвы, мне удается совершать путешествия не только в пространстве, но и во времени. Однако путешествия эти не всегда заканчиваются благополучно. Так, например, последний раз я оказался в имперском Петербурге 1908 года. Свирепствовали суровые годы реакции. Братоубийственная война с японцами и последующее декабрьское восстание 1905 года изрядно пошатнули трон империи, отчего репрессии еще больше усилились. Столыпин вешал всех с помощью своих военно-полевых судов, отчего репрессии еще больше усилились, и даже появилось такое выражение «столыпинские галстуки». Росло полное обнищание и приток крестьян в город, где они спивались, работая на заводах и играя по трактирам на гармониках. А в те времена, вы знаете наверное, махровым цветом цвело в культуре и литературе унылое упадничество, основным выражением которого являлся так называемый СПРИ, Союз Писателей Российской Империи, где было и немало честных людей, но в правлении его засели махровые декаденты и валютчики. Они совершенно не заботились о качестве и судьбе литературы, а думали лишь о том, чтоб побольше хапнуть, понастроить дач, наполучать квартир в 120 кв. метров и, уйдя на покой, заняться винными откупами. Сам я был далек от литературы, но у меня был товарищ, молодой писатель 1880 года рождения, который никак не мог вступить в этот союз, хотя очень сего хотел, многого еще не понимая в жизни. И он уже почти было туда вступил, вернее даже и совсем вступил в 1899 году, но его оттуда тут же выгнали, придравшись к тому, что он якобы связан со Львом Толстым, а также передает рукописи за границу, что являлось откровенной ложью, потому что он был тихий, мирный, малосознательный человек и лишь любил, мечтательно смоля пахитоску, глядеть в окно в своем шелковом стеганом халате, а потом описывать все, что он в этом окне увидел. Именно он и рассказал мне во время моего путешествия в 1908 год ту самую кошмарную историю, которая и послужила толчком к тому, что я только недавно собирался сделать с лебедем Борькой и чего избегнул лишь благодаря вмешательству судьбы в вашем лице, товарищ! А молодой писатель 1880 года рождения говорил мне:

— Я, милостивый сударь, не знаю, как вас звать и как вас по батюшке, уже совсем было снова вступил в СПРИ и был настолько в этом уверен, что побился об заклад на ящик шустовского коньяка, что меня туда примут. Однако судьба в лице моих врагов снова вмешалась в мою биографию, и мой прием снова отложили, отчего, потерпев моральный крах, я получил и весьма ощутимый материальный убыток. Я вынужден был купить этот ящик, и мы, своей веселой декадентской компанией, отправились к Петропавловской крепости пить и гулять. Не стану описывать нашего скотского веселья! Мы наняли лодку, сломали весло, купались в одном исподнем, фраппируя солидную публику, а потом я заснул на берегу, удушенный коричневым коньячным змием. Очнулся я уже в участке, в обществе пьяниц и беглых сибирских бродяг. Уже от одного этого мне стало страшно, и я застучал в окованную сталью дверь. Вопреки моим ожиданиям, меня выпустили из тусклого помещения, привели в кабинет к приставу и стали стыдить, что я, такой известный молодой писатель 1880 года рождения, так себя веду. Я терялся в догадках, не ведая причин этой полицейской любезности, и лишь потом мне стало понятно, что друзья мои уже подняли к тому времени на ноги «весь Петербург» и какое-то видное лицо уже телефонировало в участок, чтобы ко мне отнеслись помягче, учитывая мою художественную нервную натуру. Дело шло к освобождению, воздух свободы уже шумел передо мной, как ветвь, полная плодов и листьев, но мне вдруг пришло на ум порадовать собеседника безвинным и остроумным на мой взгляд анекдотом. Я спросил его, знает ли он, почему чины полиции не могут есть маринованных огурцов? Он сказал, что ему сие неизвестно. Потому что у них голова в банку не проходит, сказал я и тут же был водворен обратно к бродягам, откуда выбрался лишь на следующий день под давлением либеральной общественности, адвокатов, певца Федора Шаляпина и баронессы Будберг... Я вижу, вы пришли к нам из иного мира, накурившись магической травы, так пусть моя история послужит для вас хорошим жизненным уроком и помешает вам совершать в своей жизни необдуманные поступки, а я сделал для себя соответствующие выводы, и мое имя вы еще узнаете в своем будущем...

— Он был столь надменен и мудр,— продолжил рыжебородый,— что мгновенная ненависть охватила меня, и я поспешил вернуться в наш счастливый 1984 год, где услышал от известного советского поэта Евгения Р., что в Союз писателей был недавно принят один человек, которому исполнилось 102 года.

— Может, 104? — с надеждой спросил я, дрожа от непонятного возбуждения и производя в уме вычитание 1880 от 1984.

— Нет, 102,— твердо ответил поэт.— Его первые литературные шаги направлял сам Короленко, в начале 20-х он писал агитационные частушки, затем долгие годы пребывал в безвестности по не зависящим ни от кого обстоятельствам, а теперь его приняли в Союз писателей.

Я, зная, что поэт Евгений Р., известный на всю страну (СССР) своей честностью и бескомпромиссной правдивостью, не сказал за свою жизнь ни единого лживого слова, полностью поверил его убедительному сообщению, но в моей голове все помутилось, я поехал в Калининград, где и решил окончательно убить лебедя Борьку, чтобы дать выход своей трансцендентальной агрессии.

Он, вытерев пот со лба, замолчал. Стояла мертвая тишина. Лишь чайки слабо вскрикивали да ленивые волны перекатывали на мелководье пустую бутылку из-под пива.

— Ну, а вы? — обратился я ко второму разбойнику.

— Что я...— пробурчал он, почесывая лысый череп и массируя синяк под глазом.

Ему явно не хотелось говорить, но, по-видимому, совесть и воспоминания о безоблачном школьном детстве взяли свое, и он тоже заговорил:

— Я сильно смущаюсь и почти не могу. Сам я из народа. Как-то раз я стыдил одну буфетчицу, что она неправильно сдала мне сдачу со стакана портвейна, грозился вызвать ОБХСС и упечь ее куда следует, чтобы всем, кому поручен общественный портвейн, было неповадно злоупотреблять этим доверием. Однако буфетчица полностью признала свою вину и на недоданную сдачу налила мне соответствующее количество напитка, добавив еще и от себя, от своей души 150 грамм в виде штрафа за содеянное. Но я понял, что она хороший и грустный человек, лишь тогда, когда услышал из ее уст один печальный эпизод ее одинокой жизни. Как человек, буфетчица была еще проще, чем я, отчего мне, тщательно избегающему в своей жизни нецензурных слов и отвратительных ситуаций, никак невозможно передать ее слова в виде прямой речи. Однако я надеюсь, что вы поймете и не осудите ее. Женщина служила в театральном буфете одного из маленьких городков на юго-западе Сибири. Театр ее был так себе, не ахти, но в описываемый сезон поставил пьесу Фурдадыкина «Ошибка Катерины», вызывавшую громадный ажиотаж у зрителя, в основном женского пола, который всхлипывал и сморкался в новые платки, слушая гневный монолог героини, направленный против пьянства как тяжелого социального зла, ибо ее муж совершенно спился под влиянием славы хорошего инженера, его поперли со всех работ, он жил в дворницкой, потом одумался, приполз на коленях к Катерине, пошел в коллектив, но... было поздно. Катерина не смогла простить его, потому что он ударил ее по лицу, а коллектив простил, и он снова сел за кульман в углу, трясясь и только теперь с ужасом осознавая, как низко он чуть было не пал. Выходя из театра, зритель много спорил о том, права ли была Катерина, не пустившая мужа обратно, чтоб он не мешал ей правильно воспитывать детей, а также как трактовать слово «ошибка»? Тогда ли она ее совершила, когда вышла замуж за потенциального подлеца или когда не подала в финале руку помощи этому исправившемуся человеку, нет ли тут «вещизма»? Ставил «Ошибку Катерины» пожилой подслеповатый старичок, главный режиссер этого театра, приехавший сюда, в глубокую провинцию, по велению своего горячего сердца не то из Вологды, не то из Керчи. Все в театре были очарованы его изящными манерами, галстуком-бабочкой, австрийскими ботинками и в особенности тем, что он совершенно не пил водки. Пьесу много репетировали, и, если репетиция проходила удачно, старичок шел в буфет, где буфетчица держала для него специально охлажденную бутылочку шампанского. Режиссер выпивал сам и угощал наиболее отличившихся актеров. На этой почве он и сдружился с буфетчицей.

А она была одинока. Первый ее муж работал моряком и убежал со своего судна в Южной Корее. Вдосталь нахлебавшись капиталистических «щей», он конечно же вернулся на Родину и добрая Родина, как мать, великодушно простила его, а жена, как в пьесе, нет. В это время у нее был уже другой муж, которого вскоре тоже посадили за обсчет, обвес и пересортицу. Третий ее муж поехал в Москву учиться на артиста, там и остался, сделал карьеру, служил в Театре на Таганке, а про свою вдову из маленького городка на юго-западе Сибири, от которой видел в жизни одно только хорошее, совершенно забыл, не слал ей ни писем, ни открыток, ни конфет к празднику, бывают же подлецы! И одинокая женщина сильно смутилась, встретив такого изящного старичка, и сердце ее затрепетало, как в пьесе «В ожидании Годо», спектакль по которой подготовила творческая молодежь театра в свободное от основных занятий время и которую запретил сам Козорезов из области, курировавший театр и объяснивший свое решение малой художественностью спектакля, непрофессионализмом и несоответствием его гуманистическому замыслу автора пьесы, служившего секретарем у великого Джойса.

Бедная буфетчица! Поэтому, когда старичок однажды вечерком пригласил ее к себе, сказав: «Посмотрите, как я живу»,— она тут же согласилась, взяла вина, закусок и отправилась к нему в его роскошную трехкомнатную квартиру, где он проживал без жены, потому что, по слухам, был разведен, и без друзей, потому что боялся прослыть гомосексуалистом, как это случилось с его предшественником на режиссерском посту, что, пожалуй, и соответствовало действительности, хотя и происходило с обоюдного согласия извращенных сторон.

А наша буфетчица, как она сама мне потом призналась, тоже, конечно, была «уже не девочка». Никаких иллюзий относительно их дальнейшей совместной жизни или даже продолжительности календарного срока романа она в свои сорок пять лет не имела, но хотя бы на нормальное человеческое отношение могла рассчитывать эта бедная женщина, настоявшаяся до ломоты в костях за буфетной стойкой и желающая только одного — прилечь и отдохнуть, предварительно вкусно покушав и слегка выпив.

Поначалу она ничего не заподозрила. Старичок явно обрадовался, встретив ее, не ожидал, видать, такого успеха, чтоб к нему пришла такая красавица, и, льстиво изгибаясь, провел ее в гостиную. Буфетчица отметила, что мебель этой комнаты была довольно уютная, хотя и не очень богатая. В углу стояла софа и стереопроигрыватель «Аккорд» за 60 рублей, паркетный пол был тщательно навощен и блистал отсутствием ковра, отчего паркетные дощечки смотрелись особенно красиво. Посреди обширной комнаты стоял покрытый скатертью стол с тарелками, ножами, вилками, хрустальными рюмками и фужерами, но ни выпивки, ни закуски на нем почему-то не было, и буфетчица, догадавшись, вынула свои припасы, отчего стол стал еще краше. Также она обратила внимание на то, что около стола почему-то нет стульев, на которых нужно сидеть, но уже не решилась спросить об этом странноватого хозяина.

Потому что он уже включил по стереопроигрывателю пластинку Чюрлениса «Море». Море недобро шумело, изрыгало желтоватую, как слюна, пену, катало пустую бутылку, обрушило на них свой «девятый вал», как на одноименной картине Айвазовского, которая висела у буфетчицы в буфете. Они выпили немного шампанского и сжевали по ломтику севрюги холодного копчения. Стульев по-прежнему не было. Старичок вдруг подскочил, издал петушиный крик, как Суворов в одноименном спектакле, и бросился на буфетчицу. Она закрыла глаза, но он пролетел мимо нее и надолго заперся в соседней комнате, не издавая ни звука.

Буфетчице стало неловко, и она, желая компенсировать смущение, стала кушать и выпивать в одиночестве, отведала финской колбаски, выпила ликеру и уже принялась было за курочку, как вдруг Чюрленис взревел особенно мощно, на пороге появился старичок, и вдова протерла глаза, раскрыла рот, ибо ничего подобного она не видела за всю свою долгую сознательную жизнь. Старичок, скрестив руки на груди, как Наполеон, стоял в проеме двери практически совершенно неодетый, на роликовых коньках. Прерывающимся от надменности голосом он велел буфетчице таскать его вокруг стола до получения окончательного результата, и только тут растерянная женщина поняла, зачем так тщательно был навощен пол и отсутствовали стулья. Ошалевшая, задыхаясь с непривычки, не имея соответствующей физической и физкультурной подготовки, она таскала его, черта, почти до самого утра. Неугомонный старикашка успокоился лишь тогда, когда стало светать и пропел первый петух. Услышав пение петуха, он тоже завопил и бездыханный упал на софу. Буфетчица тогда тоже прилегла — ведь ей так рано нужно было вставать на работу. Больше они не сказали друг другу ни единого слова, потому что мгновенно заснули. Поцеловав спящего старика, буфетчица утром возвратилась за свою стойку, а к вечеру старого подлеца выгнали с работы за моральное разложение, но не из-за буфетчицы, а вследствие настигшего исполнительного листа на алименты различным бабам, не то из Керчи, не то из Вологды, а может, и из Сыктывкара, Джанкоя, Брежнева или Вятки — страна у нас большая, и всюду живут женщины.

Вот какие бывают нечестные люди, закончила свой рассказ буфетчица, и я, не понимая, что именно она имеет в виду, робко спросил ее об этом, но она, чувствуя свою безнаказанность оттого, что я был уже изрядно пьян, грубо велела мне убираться вон. И теперь я не могу определенно сказать...— «лысый череп» закивал головой,— почему именно после этого мне захотелось удушить лебедя Борьку, но тяга, неодолимая, как влечение, привела меня сюда, где я нашел подельника, такого же подонка, как я сам. Мы объединились и начали осуществлять задуманное. Мы поймали лебедя Борьку. Мы хотели изжарить его и съесть.

Рыжебородый тоже закивал. Они с надеждой глядели на меня, а я, выдержав значительную паузу, важно изрек:

— Слабо! Слабо, молодые люди! Я гораздо больше вас перенес в жизни много тяжелого и трагического, но не разочаровался в ней, не закружился, как бесцельная щепочка в мутном потоке гордыни, неуемных желаний, бессмысленности, патологии, бешенства души, звериной жестокости сердца, всего того зла, которое, как вы ошибочно считаете, неискоренимо, независимо от человека, присуще ему изначально ибо в моем теле еще осталась душа, и оба этих компонента моей личности всегда готовы совершить подвиг в нашей жизни под мирным небом, жизни без войн и глобальных катастроф!

— Ну уж,— усомнились разбойники.

— Не «ну уж», а я только что на ваших глазах совершил героический поступок, связанный с убийством лебедя Борьки, и этот поступок в наше мирное время правомочно приравнять к подвигу, потому что вы могли убить меня или надругаться надо мной.

— Против этого мы не спорим,— согласились бандиты.— Мы только сомневаемся, батя, чего уж ты такого особенного видел в жизни? Врешь ты, поди, все, а коли не врешь, то расскажи, нам это будет интересно послушать, это, несомненно, обогатит нас знаниями и, возможно, послужит нашему дальнейшему исправлению в сторону прекрасности жизни.

— Ну что ж, ваша взяла,— медленно улыбнулся я.— Слушайте, поросята...

И я рассказал им такое, отчего они оба выпучили глаза, со страхом и обожанием глядя на меня и будучи не дееспособными вымолвить ни слова.

— Вот. А теперь давайте мне обои по червонцу и дуйте куда глаза глядят. Вы не такие уж плохие люди, ступайте и попытайтесь исправиться! — распорядился я, поочередно обняв каждого из них, прижав их, плачущих, к сердцу, сам всплакнув.

— А хотите узнать, что он сказал им? — рассмеялся желтолицый, покачиваясь в узком пространстве тамбура вагона № 15 дополнительного поезда № 606, следовавшего в 1984 году из Симферополя в столицу нашей Родины Москву.— Но предупреждаю, что вам в этом случае придется раскошелиться. Лично я дал этому неизвестному четвертак. Уж больно любопытно было, что он им мог такого запулить. Но поверьте — секрет стоит таких денег. Я даже предлагаю: вы даете мне тридцатку, а если, на ваш взгляд, секрет таких денег не стоит, я вам тут же верну эту тридцатку или часть ее, не соответствующую степени важности моего сообщения.

Герой молчал, с невыразимым отвращением глядя на желтолицего. А тот засуетился, сбегал в вагон и стал показывать ему какие-то cвои документы, бумажки, из которых ровным счетом ничего не следовало. Проводница стала разносить вкусный грузинский чай, и они с удовольствием выпили по два-три стакана, закусывая хрустящими свежими булочками. А вскоре поезд прибыл на конечную станцию. Пассажиры, сердечно попрощавшись друг с другом, вышли на перрон, чтобы никогда больше не встретиться в этой жизни.