Прекрасный зверь

Глава 7

Василиса

Снова поют сверчки. Их стрекот проникает через открытое окно, заполняя комнату звуками, которые уже несколько дней кажутся мне успокаивающими, но сейчас звучат как-то зловеще. Я застегиваю последнюю пуговицу на большой белой рубашке и смотрю на свое бледное отражение в зеркале ванной. Недостаток сна заметен по темным кругам под глазами. Я все еще не могу осознать, что человек, который держит меня в плену, на самом деле известный сицилиец.

В Братве не принято сплетничать. Не то чтобы коза ностра была источником бесконечных слухов, но информация распространяется быстро, и, хочешь того или нет, ты все равно что-то услышишь. В нашем кругу все знают о Рафаэле Де Санти, известном как Сицилиец.

В нашем мире существует несколько способов устранения человека. Но если вам нужно, чтобы все было сделано быстро и профессионально, и у вас имеется пара миллионов на руках, вы обращаетесь к команде Сицилийца. Они единственные, кто гарантирует выполнение заказа в течение двадцати четырех часов, независимо от места и цели. И это не удивительно. Его подставная компания имеет филиалы по всему миру. Что может быть лучше, чем иметь его людей на месте с легким доступом, ведь они уже проникли в охрану самых известных членов высшего общества и стали телохранителями его потенциальных жертв? Гениально.

Я осматриваю спальню. Взгляд задерживается на двух мужских рубашках, брошенных на спинку дивана, и на черном пиджаке, аккуратно сложенном на кресле справа. На одном из лацканов заметно пятно от кетчупа — это моя работа.

Учитывая обстоятельства, мне следовало бы понять всё раньше. Но мне и в голову не приходило, что мой Рафаэль на самом деле Рафаэль Де Санти. Судя по тому, что слышала о нем, он должен был просто убить меня, независимо от того, кто мой отец. А не позволять мне спать в его спальне или носить его одежду… Может, ношение его вещей — это для него странная игра разума? Что-то вроде наказания? Он почти признал это, разве нет?

Когда выхожу из комнаты, у двери меня ждет еще одна «посылка». Несколько больших белых пакетов с тем же золотым логотипом, что и раньше. Я беру пакеты за атласные ручки и несу их к дивану у камина, затем начинаю открывать один за другим.

В первом пакете нахожу элегантный белый кардиган с крупными перламутровыми пуговицами, аккуратно сложенный и перевязанный золотым бантом. Я примеряю его и провожу ладонями по мягкому материалу. У меня дома много красивых вещей, но я никогда не касалась чего-то столь пушистого. Вероятно, это кашемир, по крайней мере, очень похоже. Обычно мне сложно найти одежду по размеру, и большинство вещей на один-два размера больше. Но этот кардиган… он сидит идеально.

Во втором пакете упаковка носков (судя по этикетке, из стопроцентного органического хлопка) и пушистые меховые тапочки с открытым носком. Я примеряю их и удивленно вскидываю брови. Наверное, работа киллера требует исключительных навыков в оценке размеров, потому что эти милые тапочки тоже идеально подходят.

На дне того же пакета нахожу черный шелковый пеньюар с глубоким вырезом. Я прикусываю нижнюю губу, доставая это сексуальное изделие. Ткань словно скользит по моим рукам. Рафаэль велел кому-то купить ее для меня или сделал это сам? Что-то подсказывает мне, что он сам ее выбрал. Интересно, представлял ли он, как я буду выглядеть в ней? А что насчет кружевных трусиков и бюстгальтера? Может, стоит надеть эту шелковую вещь сегодня вечером перед тем, как отправиться на работу в его офис, чтобы проверить, останется ли он таким же равнодушным.

Стоп. Что?

Я немедленно прогоняю эту возмутительную мысль из головы и засовываю пеньюар в пакет. Нет, меня не возбуждает мысль, что самый опасный мужчина в этом регионе мечтает увидеть меня в этой откровенной вещице. В последнем пакете нахожу расческу, несколько туалетных принадлежностей и два баллончика дезодоранта. Один из них мне очень знаком. Я достаю их: аэрозольные баллончики с тем же продуктом и ароматом, который обнаружила в ванной. Я фыркаю и заглядываю на дно пакета, где лежит прямоугольная красная бархатная коробочка с жемчужно-белой карточкой.

«Извини, что я не самый гостеприимный хозяин.

Этот цвет должен гармонично сочетаться с моими рубашками.

Р.»

Я открываю бархатистую коробочку, и она издает легкий скрип. Внутри, на атласной подушечке, сверкает великолепное золотое ожерелье, усыпанное множеством бледно-серых бриллиантов. С замиранием сердца осторожно поднимаю колье, замечая, как солнечный свет играет на драгоценных камнях. Если это настоящие бриллианты, то они, безусловно, стоят целое состояние. Серые бриллианты — настоящая редкость, их трудно найти. У мамы есть кольцо с таким камнем, но папе пришлось сказать, что он поддельный, иначе она бы его не носила.

Это украшение, вероятно, самое красивое и экстравагантное из всех, что я когда-либо держала в руках. Жаль, что я не принимаю подарки вместо извинений, поэтому аккуратно кладу ожерелье обратно в шкатулку, закрываю ее и спускаюсь вниз.

В особняке, как обычно, пусто, лишь свежий морской воздух гуляет по комнатам. Но когда пересекаю прихожую, с террасы до меня доносится новый, сладкий аромат.

Изысканная свежая выпечка.

Я выхожу наружу и просто стою, глядя на стол, который перенесли на середину террасы и накрыли белой скатертью. Он завален тарелками с аппетитной выпечкой: круассанами, тартами с разнообразными начинками, а также трехъярусными подставками, полными фруктов и ягод. И кувшинами со свежевыжатым соком разных видов.

Еды столько, что хватит накормить целую армию.

В центре стола, прислонившись к клубничному крему, лежит желтая записка. Мое сердцебиение учащается, когда подношу ее ближе и рассматриваю рисунок. Вряд ли это можно назвать шедевром — он выполнен обычными синими чернилами, но на нем изображена я в офисном кресле с карандашом, зажатым во рту. Неровные линии вокруг лица, вероятно, представляют собой пряди волос, а остальная часть изображена в виде шара на макушке. Более широкая линия, которая, как предполагаю, имитирует мужской галстук, закручена вокруг нескольких локонов.

Я еще раз пробегаю взглядом по всем деталям, затем смотрю на записку, написанную четким мужским почерком под эскизом.

«Я хочу настоящий завтрак».

Я тихо смеюсь, а в груди разливается тепло. Рафаэль Де Санти, имя которого вызывает у людей страх, оставил мне рисунок с запиской. Я убираю бумажку в карман и оглядываю террасу, но здесь больше никого нет. Вздохнув, сажусь за столик и беру кусочек пирога с ближайшего блюда. На мгновение я надеялась, что Рафаэль присоединится ко мне за этим угощением.

Моя рука замирает над кувшином с соком. Меня тянет к Рафаэлю. Меня манит человек, который угрожал расправой над моей семьей. Человек, который держит меня в плену. И я даже не знаю, как он выглядит.

Закончив завтрак, я несу тарелку и стакан на кухню. Там натыкаюсь на нервную горничную, которая убирает продукты в холодильник, и, заметив меня, она вскрикивает.

— Извините, я не хотела вас испугать, — тихо произношу я, указывая на тарелку в своих руках. — Я просто принесла грязную посуду.

Девушка выглядит растерянной, моргает, затем стремительно подбегает ко мне, забирает тарелку и стакан и загружает их в посудомоечную машину.

— Эм… Я могла бы сделать это сама. Ладно, я пойду и принесу…

Горничная мчится мимо меня из кухни. Я наблюдаю за ее удаляющейся фигурой и вижу, как она выбегает на террасу, чтобы собрать остатки завтрака.

Ладно, я не понимаю, что произошло, но, похоже, она меня почему-то боится. Чтобы не усугублять ситуацию, я выхожу из кухни через боковую дверь в сад.

Прогуливаясь по дорожке, слышу повышенные голоса, доносящиеся со стороны входа в поместье. Один из них мужской, звучит раздраженно, но уверенно. Другой — женский, явно расстроенный и кричащий. Сцепив руки за спиной, продолжаю идти по гравийной дорожке к источнику шума. Обычно я не вмешиваюсь в чужие дела, но сейчас любопытство берет верх. Это редкая возможность отвлечься от однообразия безжизненного особняка.

Первое, что бросается в глаза, когда подхожу к дому, — это сверкающий красный кабриолет, припаркованный за воротами. Рядом с машиной стоит женщина в облегающем белом платье и кричит на охранника, указывая на дом. Мужчина, похоже, безуспешно пытается ее успокоить. Я успеваю уловить лишь имя Рафаэля в их разговоре. Внезапно женщина поворачивает голову в мою сторону, и ее длинные волосы, почти такого же цвета, как у машины, развеваются на ветру. Ее взгляд скользит по мне, начиная с макушки, где галстук Рафаэля поддерживает мой пучок, и заканчивая бледно-серой рубашкой, которую я надела.

— Chi è quella? (Перев. с итал.: Кто она?) — усмехается рыжая, явно недовольная моим присутствием.

Охранник подбегает к ней и почти силой усаживает на водительское сиденье. Женщина, не отрывая от меня взгляда, выпаливает целую тираду обидных слов. Ее раздраженные слова и жесты рук не оставляют сомнений, несмотря на языковой барьер. Затем она включает задний ход и исчезает в облаке пыли.

Я иду обратно к дому, ощущая внезапное разочарование.

У Рафаэля есть девушка.

Теплый соленый ветерок играет с распущенными прядями волос и нежно касается моих глаз. Я поправляю мягкий белый кардиган и тянусь к бокалу с вином, который поставила между цветами слева. Мой взгляд притягивает далекое мерцание желтых огней, разбросанных по темному горизонту Средиземного моря — это рыбацкие лодки.

Сегодня вечером я ждала Рафаэля в его офисе больше часа. Когда пришла в назначенное время, его там не оказалось, и, решив, что он не придет, я спустилась вниз. Я бродила по пустым комнатам, но, как всегда, чувствовала себя странно, находясь одна в таком огромном и великолепном доме. Даже Гвидо нигде не было видно. Через некоторое время я вернулась на кухню, взяла бутылку красного вина и бокал, а затем вышла в сад.

Это удивительное место, наполненное мириадами кустарников и полевыми цветами, которые цветут в расщелинах и гравийных клумбах, выложенных вокруг камней и валунов вдоль естественного склона. Оливковое дерево с широко раскинутыми ветвями отбрасывает тень на массивный плоский камень, на котором я сижу, всего в нескольких шагах от толстого ствола вечнозеленого дерева. Я нашла это место сегодня утром во время осмотра территории, а ночью отсюда открывается еще более величественный вид.

Хруст гравия за спиной меня пугает, и я едва не проливаю вино на свой новый кардиган.

— Я уже подумал, что ты сбежала, мисс Петрова.

Я расслабляюсь. Это всего лишь мой похититель, коварный хозяин и самый опасный убийца на свете. То, что это осознание приносит мне успокоение, очень настораживает.

— Когда кругом скалы, электрический забор и твоя охрана с «Узи», у меня почти нет шансов на побег. — Я поднимаю бутылку, чтобы налить еще вина, но она пуста. Черт. — Тебя не было в офисе, когда я приходила.

— У меня были неотложные дела.

Я оборачиваюсь к скрытому в тени Рафаэлю, который прислонился к оливковому дереву.

Всегда в тени.

— Твоя девушка заходила сегодня.

— Вряд ли это моя девушка, скорее, бывшая. Она не очень хорошо переносит разрыв, — отвечает он. — Похоже, она все еще в трауре.

— Ты разбил ей сердце?

— Хуже. Я аннулировал кредитку.

Я смеюсь, а затем снова смотрю на море. Шаги Рафаэля по камням едва слышны. Одежда шуршит, когда он садится позади меня. Рафаэль вытягивает длинные ноги по обе стороны от меня, и, хотя мы не касаемся друг друга, я ощущаю его тепло, когда его огромная фигура окружает меня, и его присутствие словно окутывает мою душу.

— Я оставила твой экстравагантный подарок на столе.

— Тебе не понравился? — шепчет он глубоким голосом совсем рядом с моим ухом. Мое сердцебиение учащается.

— Он прекрасен. Но подарки не заменят извинений.

— Почему?

— Возможно, это станет для тебя сюрпризом, Рафаэль, но людей не купишь.

— В прошлом это неплохо работало.

— Это очень печально, — бормочу я, глядя в свой почти пустой бокал. — Кстати, тебе больше не нужно прятаться от меня. Я знаю, кто ты, так что в этом нет необходимости.

— Я в курсе. — Его теплое дыхание касается мочки моего уха. — Как тебе мой дом?

— Он одновременно и красивый, и пугающий.

— Почему так?

— Здесь никого нет, кроме одной служанки, которая убегает, как только меня замечает. Почему она так поступает?

— Возможно, она просто не знает, как себя вести. Я редко приглашаю женщин в свой дом.

— Даже тех, кого похитили?

— Да. — Его дыхание касается моей щеки. — Что не так с моим домом?

— Ничего. Просто здесь слишком тихо. Я к этому не привыкла.

— А к чему ты привыкла, мисс Петрова?

— К шуму. К тому, как горничные суетятся, спорят друг с другом. Как люди постоянно входят и выходят, двери открываются и закрываются. Дома всегда кто-то кричал. Например, наша домработница постоянно ругалась, когда кто-то испачкает ее чистые полы. Или папа, который кричал на садовника, чтобы тот выключил газонокосилку, потому что пытался работать с моим братом. Как наш повар Игорь из кухни, который ругался на Валентину за то, что она положила слишком много соли в кастрюлю. И пронзительные крики сестры из своей комнаты, когда она обнаруживала, что я взяла ее любимую футболку и вернула ее испачканной. Эта тишина вызывает у меня мурашки. — Я допиваю вино и ставлю бокал между ног на камень. — Почему у тебя нет домашнего персонала?

Рафаэль молчит слишком долго, и я начинаю сомневаться, что он ответит.

— У меня есть домашний персонал, — наконец произносит он. — Я просто отправил их на время, чтобы тебе было комфортнее и ты не нервничала, когда вокруг так много незнакомых людей.

Я не могу сдержать смех.

— О, как же ты заботлив. Особенно после того, как меня похитили с улицы, запихнули в фургон со связанными руками и кляпом во рту, а затем перевезли на другой континент. Всё это не стало для тебя проблемой. И все же ты отправил служанок, чтобы я не чувствовала себя неловко?

— Вроде того.

Я наклоняю голову вбок и краем глазом смотрю на его губы. По крайней мере, я так думаю. Луна позади нас низко в небе, и Рафаэль едва различим, как туманный силуэт.

— Что тебе от меня нужно?

— Как я уже говорил. Почини мои системы, и ты свободна.

— И это всё?

— Да, именно так, мисс Петрова.

Я киваю и смотрю на рыбацкие лодки на темном горизонте.

— Тогда дай мне ноутбук, чтобы я могла работать быстрее.

— Боюсь, я не могу этого сделать.

— Ты действительно идиот. — Я вздыхаю. — Когда ты снова позволишь мне позвонить семье?

Я чувствую, как Рафаэль отстраняется, слышу шорох ткани, а затем он протягивает вперед руку. В его руке телефон, на экране высвечивается имя моего отца.

— А мой отец не поймет, что это ты?

— Это мой личный номер. Он есть у немногих людей, и твой отец не из их числа. В любом случае его невозможно отследить. — Он нажимает на кнопку вызова, и я осторожно подношу телефон к уху.

— Что? — рычание отца раздается в трубке, как только звонок соединяется.

— Привет, пап, — с придыханием произношу я. — Это я.

— Вася! Господи боже, малышка! Мы тут с ума сходим. Где ты, черт возьми?

— Все в порядке, не волнуйся.

— Не волнуйся? Ты пропала на несколько дней! Ты опять с одним из своих друзей-панков? Потому что если это так…

— Мне нужен был перерыв, папа, — бормочу я.

— Тебе нужен был чертов перерыв? Из-за того, что я забрал у тебя ноутбук? Я уже в четвертый раз собираю всю Братву, чтобы тебя найти, и переживаю, что с тобой могло случиться что-то ужасное! Я думал, ты уже выросла из своих подростковых истерик. Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Прямо сейчас!

— Я скоро вернусь. Передай маме, Юле и Алексею привет от меня.

— Не смей бросать трубку! Василиса!

— Люблю тебя, — шепчу я и отключаюсь. Мое зрение затуманивается, когда оглядываюсь на бескрайнюю темноту вокруг.

Рыбацкие лодки исчезли, а вода стала гладкой, как стекло, отражая далекий лунный свет. Внезапно воцарилась ощутимая тишина. Никаких звуков, кроме моего дыхания.

И дыхания Рафаэля, так близко позади меня.

— Это было интересно, — его голос нарушает спокойствие.

— Подслушивать личные разговоры — это невежливо.

— Подслушивание подразумевает прослушивание без ведома собеседника. Уверен, что крики твоего отца слышали даже в Катании.

— Семантика, — бурчу я.

— Что он имел в виду, когда сказал, что Братва ищет тебя уже в четвертый раз?

— У меня есть опыт периодических побегов из дома на несколько дней. В последний раз мне было семнадцать.

— Ты пыталась привлечь к себе внимание?

— Я не пыталась привлечь внимание. — Я вздыхаю. — Мой отец — чрезмерно опекающий, контролирующий и абсолютно параноидальный человек, который любит своих детей больше всего на свете. Но его способ проявления этой любви слишком сложен для восприятия. Иногда мне кажется, что я задыхаюсь. Когда была моложе, я не знала, как с этим справиться. Поэтому несколько раз сбегала и проводила пару дней с одной из подруг, чтобы немного отвлечься.

— И как, тебе стало потом легче?

— Немного. Я не могла никому довериться. Знаешь, я сама не понимаю, зачем рассказываю тебе все это.

— Потому что ты пьяна.

— Возможно. — Я подбираю камешек с земли и бросаю его в сторону моря. Он, конечно, не долетает до воды, а просто катится вниз по каменистому склону, закапываясь в траву. — Пожалуйста, не причиняй вреда моей семье.

— Выполни свою часть сделки, и им ничего не будет.

— Они ничего тебе не сделали. Почему они должны отвечать за мои поступки?

— Потому что когда ты играешь в игру с высокими ставками, vespetta, у каждого в ней своя роль и своё предназначение.

Очередной вздох вырывается у меня из груди.

— Можешь позволить мне снова им позвонить?

— Да. Если меня не будет, обратись к Гвидо.

— Я бы предпочла избегать общения с твоим братом, если честно.

Мы даже не касаемся друг друга, но сразу чувствую, как Рафаэль замирает у меня за спиной.

— Что он сделал? — его голос звучит резко.

— Ничего. Он просто дал понять, что не хочет, чтобы я была здесь. — Я медленно поднимаюсь, желая отдалиться от этого мужчины. Его близость приносит мне больше удовольствия, чем следовало бы. — У нас с ним много общего, потому что я тоже не хочу здесь находиться.

Кажется, земля уходит у меня из-под ног, и я спотыкаюсь, делая шаг вперед. Крепкая мужская рука обхватывает меня за талию, прижимая к твердой мускулистой груди.

— Отпусти, — бормочу я, в то время как все вокруг начинает кружиться.

— И смотреть, как ты падаешь? — его щека касается моего виска, когда он говорит рядом с моим ухом. — Я так не думаю.

— Я не падаю…

Я вскрикиваю, когда Рафаэль подхватывает меня на руки. С того момента, как он сел позади меня, моё сердце забилось в удвоенном ритме, но сейчас оно, кажется, вот-вот взорвется. Он полностью поглотил меня, и мой разум отключился от всего остального. Я даже не пытаюсь сопротивляться. Мы так близко, что ощущаю его дыхание на своих губах. На таком расстоянии могу разглядеть немного больше его лица — короткую щетину вдоль подбородка и выразительные брови над затенёнными глазами, но в целом его черты остаются скрытыми в ночи.

Аромат кипарисов и апельсинов щекочет мне ноздри, пока Рафаэль несёт меня вверх по неровным каменным ступеням к особняку. По обеим сторонам тропы растут оливковые деревья, создавая естественный навес и атмосферу туннеля над извивающейся дорожкой. Время от времени сквозь ветви пробивается лунный свет, отбрасывая резкие тени, которые танцуют на его лице. Между нами всего несколько дюймов, и я ощущаю каждое движение его мощного тела. Вибрации передают электрический ток по всем моим клеткам, пронзая позвоночник.

И ниже.

Мне не должно быть так хорошо, когда я прижимаюсь к нему. Но это так. Возможно, это из-за вина. Я не чувствую себя сильно пьяной, но не вижу другого объяснения, почему мне так приятно находиться в его объятиях.

— Если я извинюсь за то, что был плохим хозяином, ты примешь мой подарок?

Я приподнимаю бровь.

— Я подумаю. Но тебе нужно извиниться искренне.

Глубокий, громкий смех раздается в темноте.

— Прости за мою дерзость, — говорит он, в его голосе все еще слышится веселье. — И за то, как мои люди с тобой обошлись. Хэнка отправили обратно в Чикаго, чтобы он больше тебя не беспокоил. — В этих словах нет ни капли шутливости, как в предыдущем заявлении.

— Одного? А как же его приятель, Винни?

— Винни… уволен.

— Ты его уволил?

— Угу. Наверное, можно и так сказать. — Он наклоняется, когда мы проходим под низко висящей веткой, и его щека касается моего лба. — Завтра попрошу кого-нибудь отвезти тебя в Таормину, чтобы ты могла купить себе всю необходимую одежду. — Его одеколон щекочет мне ноздри, но не в том раздражающем смысле, который вызывает желание чихнуть. О нет. Он притягивает меня, побуждая подойти ближе и сделать еще один вздох.

— Ты не можешь пойти со мной? — шепчу я.

Рафаэль останавливается. Я чувствую, как его грудь поднимается и опускается.

— Могу, — его голос звучит отрывисто, когда он возобновляет шаг. — Но если ты передумаешь, я попрошу Отто отвезти тебя.

— С чего бы мне передумывать?

Он не отвечает.

Мы выходим из сада камней и приближаемся к особняку по безупречной лужайке. Вокруг нас больше нет деревьев, только свежая трава и благоухающие цветочные клумбы, залитые мягким светом луны. Те линии на лице Рафаэля, которые я приняла за тени от ветвей деревьев? Они остаются на месте, несмотря на отсутствие деревьев над нашими головами.

Рафаэль

Камешки хрустят под ногами, и эти звуки нарушают тишину вокруг, пока несу Василису. Я ощущаю ее взгляд на своем лице, поднимаясь по ступенькам террасы. Над французскими дверями, ведущими в гостиную, горит свет, и то же самое касается внутренних помещений дома. Тени, в которой можно было бы спрятаться, больше нет.

Я сосредоточен на дороге, по которой иду, и продолжаю двигаться размеренно. Интересно, закричит ли она или потеряет сознание в моих объятиях? Почему-то я сомневаюсь, что моя маленькая хакерша закричит, поэтому готовлюсь к тому, что ее тело обмякнет в моих руках. Я делаю последний шаг и останавливаюсь под светильником.

Жду.

Проходит мгновение.

Делаю глубокий вдох.

Смотрю вниз.

На секунду я поражаюсь, как она прекрасна вблизи. Пара темных глаз смотрит на меня сквозь длинные ресницы, изучая мои черты так же, как и я ее. Обычно люди, увидев меня, отводят взгляд через мгновение. Но Василиса не спешит, рассматривая каждую неровность на моем лице. Она даже не моргает. Возможно, она в шоке.

Наконец, ее взгляд встречается с моим.

— Я могла бы поклясться, что ты блондин, Рафаэль.

Я сужаю глаза.

— И это все?

— А что не так?

— Твоя реакция. Ты не собираешься кричать?

— Ой, чтобы я закричала, тебе следует хорошенько постараться.

Мой член мгновенно становится твердым.

— Учту на будущее.

Я продолжаю нести ее по дому, поднимаясь по лестнице — и все это с самым эпическим стояком в моей жизни. Когда добираюсь до своей спальни, останавливаюсь у двери и осторожно опускаю Василису на пол.

— Отто будет ждать тебя в десять, чтобы отвезти завтра в Таормину за покупками. Купи все, что захочешь, не смотри на цены.

— А можно мне вернуть футболку и джинсы? Уверена, продавцы вышвырнут меня, если я приду в твоей рубашке и без ничего.

Я слегка подаюсь вперед.

— Не беспокойся об этом.

— Поверю на слово. — Она склоняет голову на бок и несколько мгновений просто смотрит на меня, а потом добавляет: — И я не передумала.

Меньше чем через секунду она скрывается в комнате.

Я смотрю на дверь несколько мгновений, затем поворачиваюсь на пятках и направляюсь вниз по лестнице, в восточное крыло. Когда вхожу в комнату Гвидо, он как раз появляется из ванной, вытирая волосы полотенцем.

— У нас ЧП в Марселе, — говорит он, направляясь к шкафу. — Я пытался дозвониться до тебя, но ты не брал трубку.

Я хватаю его за шею и прижимаю лицом к дверце шкафа.

— Что ты ей сказал?

— Думаю, мне не нужно уточнять, кого ты имеешь в виду под «ей» — бормочет он в деревянную поверхность.

— Отвечай!

— Из-за нее ты погибнешь! Я не понимаю, что за безумная одержимость у тебя к этой девчонке, но когда Петров узнает, он тебя поджарит!

— Моя жизнь — не твое собачье дело! — Я крепче сжимаю его шею и шепчу ему на ухо: — Если ты еще раз расстроишь ее, тебе не понравятся последствия.

— Господи, Раф. — Гвидо качает головой. — Пожалуйста, позволь мне договориться, чтобы кто-нибудь отвез ее обратно домой, пока она не поняла, кто ты такой. Потому что если поймет, мы обречены.

Я отпускаю его.

— Слишком поздно.

— Охххх, черт побери. — Гвидо бросает полотенце на диван и поворачивается к бару.

Мой брат редко пьет спиртное и держит несколько бутылок только для тех случаев, когда приезжает Митч. Они вместе с тех пор, как мы жили в США, и Митч последовал за нами на Сицилию, когда мы переехали. Гвидо не любит делиться подробностями своей личной жизни, поэтому знаю о его отношениях лишь по наличию этих бутылок. Младший брат оставляет спиртное только для встреч с Митчем. Полагаю, это значит, что они снова вместе.

Через минуту Гвидо садится в кресло с тумблером виски в руке, наполненным до трех пальцев.

— Что будет, если ты отпустишь её, а она расскажет своему отцу?

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — отвечаю я. — Мне нужно, чтобы ты нашел домашний персонал.

— Персонал?

— Да. К завтрашнему утру. Пять дополнительных горничных и двух садовников. Жена Ригобальдо все еще работает в ресторане в Мессине?

— Думаю, да. Почему ты спрашиваешь?

— Добейся, чтобы её уволили. Я хочу, чтобы она была здесь и готовила для нас.

Гвидо опрокидывает бокал, едва успев проглотить, и начинает кашлять.

— Ты же ненавидишь, когда в доме много людей, Раф. Я всегда пытался убедить тебя нанять вторую горничную, а теперь ты вдруг хочешь, чтобы я за одну ночь нашел сюда людей?

— Пусть будет двенадцать, и убедись, что они говорят по-английски. И я хочу, чтобы они шумели. Прикажи им спорить.

— Что?

— Ты меня слышал. По крайней мере, четыре раза в день я хочу слышать, как они кричат, поют или ругаются. Мне все равно о чем, главное, чтобы они были громкими.

— Господи боже, да у тебя точно крыша поехала. Может, хотя бы объяснишь, зачем это нужно?

— Нет. Просто сделай, как я сказал. Если Василиса спросит, скажи, что они уже много лет работают здесь. — Уже дойдя до двери, останавливаюсь на пороге и добавляю: — Убедись, что они часто открывают и закрывают двери.