Прекрасный зверь

Глава 10

Василиса

— Какая вкуснотища, — бормочу я, запихивая в рот яичницу, болгарский перец и зелень. — Серьезно, Ирма, тебе стоит открыть свое собственное заведение, а не работать на Рафаэля. В этом доме все равно никто не ест, кроме меня, так что это пустая трата твоего таланта. Честное слово, тебе следует уволиться.

Ирма бросает взгляд на Гвидо, который потягивает кофе на другом конце обеденного стола, и тот переводит ей. Когда он заканчивает, она лишь растерянно моргает, затем улыбается и убирает посуду в посудомоечную машину.

Через открытое окно доносятся мужские голоса — разнорабочие все еще здесь. Они закончили красить все двери и окна и теперь перешли к отсыпке гравием подъездной дорожки. По какой-то причине они снимают прежнее покрытие, которое показалось мне более чем приличным и не нуждающимся в замене.

На кухне, похоже, заняты две горничные. Одна перемывает кастрюли вручную после того, как протерла (уже второй раз за неделю) внутреннюю поверхность шкафов, а другая разминает мясо на островной столешнице. Гвидо хмурится и слегка вздрагивает при каждом громком ударе молотка для мяса. За этим очень забавно наблюдать.

У меня нет проблем с бытовым шумом. По сравнению с домом тут почти как в библиотеке. Но все же это гораздо лучше, чем было до того, как Рафаэль приказал домашнему персоналу вернуться.

— Почему я единственная, кто ест в доме? — спрашиваю Гвидо между укусами. Странно и как-то грустно, что я ем в одиночестве. — Ты обычно уносишь свою миску с птичьим кормом куда-нибудь в другое место, а я никогда не видела, чтобы твой брат вообще что-нибудь ел здесь. Ему вообще нужно пропитание, или он просто охотится за добычей и пьет их кровь?

— Гвидо — интроверт, он любит есть в своей комнате, — бархатистый голос раздается позади меня. — А я обычно ем на работе.

Мои глаза следят за Рафаэлем, когда он подходит к кофеварке и наливает себе чашку. Сегодня он одет в коричневый костюм-тройку и черную рубашку. Две верхние пуговицы расстегнуты. Галстука нет. Коричневый и черный цвета вместе — не самое удачное сочетание. Однако для него это определенно работает. Но он выглядит очень усталым и, к сожалению, все еще великолепным, несмотря на темные круги под глазами.

— Есть ещё вопросы? — продолжает Рафаэль. — Или ты просто хотела пригласить меня пообедать с тобой, мисс Петрова?

— Пообедать в твоей компании было бы самым неудачным стартом моего дня, — отрезаю я и беру стакан молока. — Кстати, ты выглядишь ужасно.

В комнате воцаряется абсолютная тишина. Горничная, которая ставила кастрюли обратно в шкафы, смотрит на меня, раскрыв рот. Другая делает то же самое, ее молоток застыл в воздухе, будто ее поразила молния. Ирма была занята тем, что помешивала что-то на плите, но сейчас просто вцепилась в ложку смертельной хваткой, и глядит на стену, не отрывая взгляда. Взгляд Гвидо, напротив, мечется от меня к Рафаэлю и обратно.

— Нет лучшего способа начать день, чем получать комплименты, — отвечает Рафаэль и делает глоток кофе.

— Ты уладил недоразумение прошлой ночью? — спрашиваю я.

— Да. Просто это заняло немного больше времени, чем ожидалось. — Рафаэль неторопливой походкой подходит к столу и бесцеремонно занимает место рядом со мной. — Мне нравится то, что ты сделала с нашим сайтом.

Я поперхнулась молоком.

— Это была она? — недовольно спрашивает Гвидо с другого конца стола.

— У нас что, есть еще хакер, затаивший на меня злобу и который имеет неограниченный доступ к нашим системам?

— Митч уже битый час пытается исправить проблему, но в скрипты на стороне сервера внедрен какой-то вредоносный код, и любые изменения, которые он вносит, не приживаются.

Рафаэль наблюдает за мной поверх кофейной чашки.

— Она все исправит.

— Исправит? — Я поднимаю бровь.

— Да. И она пойдет со мной на ужин в качестве наказания за свое плохое поведение.

— Ужины не входили в наше соглашение.

— Как и дальнейшее вмешательство в мои дела. И это не просьба, vespetta. Это прекрасная возможность надеть свои новые сережки.

— Ах, какая жалость, я не оставила их себе. — Я тянусь за кусочком вишневого пирога, чувствуя, как Рафаэль все это время буравит меня взглядом. Притворившись невинной овечкой, откусываю кусочек и встречаю его взгляд. — Ой, ты имеешь в виду те, которые оставил на моей тумбочке сразу после того, как напомнил мне, что в твоих руках жизни людей, которых я люблю?

— Да.

— Они в ящике твоего стола. Второй сверху.

Рафаэль хватает меня за подбородок. Тишина в комнате становится такой абсолютной, что в нее может упасть перышко, а гулкое эхо отразится от стен. Сузив глаза, Рафаэль наклоняется вперед, оказываясь на одном уровне с моим лицом.

— Я приду за тобой в шесть, — говорит Рафаэль сквозь зубы, затем отпускает меня и быстро уходит из кухни.

Я оглядываюсь на пирог, внутренне негодуя по поводу собственной реакции. В чем проблема? На самом деле мне не терпится пойти с ним на ужин. Черт побери.

— Надо было надеть то платье «Альбини», — говорит Рафаэль, заезжая на парковку элитного ресторана с террасой, расположенного на краю холма с видом на море.

— Это вечернее платье, предназначенное для гала-концертов или других подобных мероприятий. А не для ужина в местной забегаловке.

— Тогда, думаю, нам придется найти подходящее мероприятие, — говорит Рафаэль, сдавая задним ходом и паркуясь.

На самом деле, я склонна думать, что так и должно быть. Это платье самое прекрасное из всех, что я когда-либо видела. Однако в последний раз, когда решилась надеть что-то подобное, сразу же об этом пожалела.

Тогда я была на благотворительном вечере с парнем, с которым встречалась. Он был сыном политика из Чикаго, на несколько лет старше меня, и я надеялась, что он окажется более зрелым, чем мои предыдущие спутники. Я спросила парня о работе его отца, но он полностью проигнорировал мои вопросы, слишком увлекшись моим декольте. Он также постоянно намекал, что его квартира находится всего в квартале отсюда. Вечер получился просто ужасным.

Разве нормальный и содержательный разговор — это слишком много для свидания? Похоже, да. Когда я сказала, что согласилась встретиться, чтобы лучше его узнать, он с недоумением посмотрел на меня и спросил: «Зачем ты так одеваешься, если не хочешь, чтобы тебя трахнули?» С тех пор я перестала одеваться вызывающе и даже выходить на улицу. Это просто не стоило того.

Согласие примерить то великолепное платье в «Альбини» было моментом слабости. Я скучала по красивым вещам, а это платье было потрясающим, и устоять перед ним оказалось невозможно. Когда Рафаэль ворвался в примерочную, я на мгновение испугалась, как он отреагирует, увидев меня в нем.

Но он даже не моргнул.

Бросила взгляд на Рафаэля, когда он выключил зажигание. Наверное, он первый мужчина, который не пытался затащить меня в свою постель в течение часа после знакомства. Судя по его взглядам, уверена, что он находит меня… интригующей? Наверное, так же как работник лаборатории очарован новым штаммом бактерий. Ему, возможно, нравится наблюдать за ней, но у него нет соблазна поцеловать эту штуку.

Меня немного беспокоит его очевидная невосприимчивость ко мне. И то, что это так, волнует меня очень сильно. Я так чертовски запуталась во всем. Почему меня так тянет к Рафаэлю? Почему мое сердце замирает каждый раз, когда он приближается? Может, это просто какое-то безумное любопытство? Я не совсем уверена.

Сегодня вечером выбрала откровенный серебристый топ с открытой спиной, бретельки которого завязываются на шее. Вместе с ним надела обтягивающие черные брюки и туфли цвета металлик на шестидюймовых каблуках. Я была на сто процентов уверена, что у Рафаэля отпадет челюсть, когда вышла из особняка, где он ждал у машины. Единственное, что он сказал? «Ты можешь замерзнуть в таком открытом топе, vespetta». А потом Рафаэль открыл передо мной пассажирскую дверь.

Я ему нравлюсь?

Иногда мне кажется, что да, но иногда, как сегодня, мне кажется, я его просто забавляю.

Я наблюдаю за Рафаэлем, когда он выходит из машины, его графитовый костюм-тройка, сшитый на заказ, идеально облегает его крупную фигуру. Он отвечает всем моим требованиям. Высокий. Темноволосый. Сильно мускулистый. Стильный. Не превращается в придурковатого подростка, когда оказывается в моей компании. Мне все равно, что его лицо покрыто такими шрамами, что на нем практически не осталось живого места. Рафаэль — самый сексуальный мужчина, на которого я когда-либо смотрела.

А еще он злобный засранец, похитивший меня и угрожающий моей семье. Это сразу же исключает его из моего списка.

Но я все равно хочу, чтобы он меня поцеловал.

Камердинер открывает мне дверь и протягивает руку.

— Buonasera, signorina…(Перев. с ит.: Добрый вечер, мисс)

Сильные пальцы обхватывают запястье мужчины, прерывая его фразу.

— Non toccarla, (Перев. с ит.: Не трогай ее) — сквозь зубы цедит Рафаэль, глядя на молодого человека, который словно готов вот-вот описаться. — Lei è mia. Capito?(Перев. с ит.: Она моя. Понял?)

— SÌ. Ho capito, Signor De Santi. Mi dispiace molto (Перев. с ит.: Да, я вас понял, сеньор Де Санти. Прошу прощения), — задыхается мужчина и быстро отходит в сторону.

— Что случилось? — спрашиваю, беря протянутую руку Рафаэля.

— Он хотел припарковать мою машину, — говорит Рафаэль, помогая мне выйти. — Я поблагодарил его и отказался.

— По-моему, это не походило на благодарность. И он парковщик. Это его работа — парковать машины. Почему ты ему не позволил?

Наши взгляды сталкиваются. Теперь мы стоим лицом к лицу. Ладно, скорее лицом к груди. Даже в туфлях на каблуках мне приходится сильно запрокидывать голову, чтобы встретиться с Рафаэлем взглядом.

Он наклоняет голову, и одна из прядей его зачесанных назад волос падает вперед, щекоча мой лоб. Держа мою руку в своей, он нежно поглаживает большим пальцем костяшки моих пальцев.

— Я не позволяю другим людям прикасаться к тому, что принадлежит мне, Василиса.

Мурашки пробегают по спине от того, как он произносит мое имя с итальянским акцентом. Похоже на нежнейшую ласку.

— Это всего лишь машина, — шепчу я.

Глаза Рафаэля сужаются, а затем он подталкивает меня рукой ко входу в ресторан.

Внутри ресторана около двадцати столиков, а на террасе у обрыва — вдвое меньше. Виноградные лозы обвились вокруг колонн, по перилам, окаймляющим террасу, и по белой беседке, создавая прекрасный навес, который должен укрывать столики на открытом воздухе от полуденного зноя. Но сейчас, когда мы пересекаем веранду, сквозь просветы в зелени проглядывают кусочки ночного неба и яркие звезды.

Причудливое зрелище — единственные слова, которыми могу описать окружающее, и я чувствую себя так, словно попала в другое измерение. В то, которое обещает романтику и зачарованный вечер.

Если бы только это было правдой.

Но атмосфера в этом ресторане просто захватывает дух. Когда мы проходим через интерьер, я замечаю девушку в красивом длинном платье, которая играет на арфе в углу, недалеко от бара. Тонкие переливы струн смешиваются с тихой болтовней сидящих рядом людей.

Хозяйка ведет нас к единственному незанятому столику в дальнем конце террасы, и к тому времени, как мы добираемся до места назначения, голоса других посетителей постепенно стихают, остается только характерная мелодия арфы. Все люди — и те, кто сидит в ресторане, и те, кто обедает на свежем воздухе, — кажется, сосредоточились на еде, их глаза прикованы к расставленным перед ними тарелкам.

— Видно, что ты здесь очень популярен, — комментирую я, присаживаясь на стул, который Рафаэль выдвинул для меня. — Они ждут, что ты достанешь свой «Ремингтон» и застрелишь всех до того, как принесут закуски? — Я оглядываю помещение, где люди постепенно возобновляют свои тихие разговоры.

— Я здесь родился. Это ресторан только для местных жителей, и все в Таормине меня знают, — говорит он. — Когда я вернулся на Сицилию и взял под контроль восточное побережье, люди, живущие здесь, стали моими. Они находятся под моей защитой.

— Их лица не выдают «о, я рад, что нахожусь под защитой». Испуганные до смерти — вот более точное описание.

— Это потому что они знают, что я сделал, чтобы захватить власть.

— Дай угадаю. Ты «отправил на пенсию» своего предшественника? Не думала, что так работает коза ностра.

Рафаэль садится напротив меня и откидывается на спинку кресла.

— Я не член коза ностра. И я действительно «отправил на пенсию» своего предшественника и всех его последователей, которые не сбежали в Палермо, когда я вернулся домой.

— Что ж, неудивительно, что здесь какая-то странная атмосфера.

Официант приносит бутылку вина и преподносит ее Рафаэлю, который кивает в знак одобрения, даже не взглянув на этикетку. Его взгляд устремлен исключительно на меня.

— Кажется, тебя не беспокоят подобные социальные ситуации.

— Я тебя умоляю, — фыркаю я. — После более чем двадцати лет жизни в такой семье как моя любой может справиться со всем, что вселенная решит подкинуть. Особенно на светских мероприятиях.

— Не хочешь рассказать поподробнее?

Я поднимаю бокал вина, который налил мне официант, и делаю долгий глоток. Не так представляла себе этот вечер. Не знаю, чего ожидала, но точно не приятного чувства от одного только присутствия в компании Рафаэля Де Санти.

— Несколько месяцев назад мой отец устроил вечеринку-сюрприз в честь дня рождения моей мамы. За столом было около сорока человек, и мы как раз произносили тост, когда ворвался мой дядя, полностью вооруженный и весь в крови.

— Наверняка всем стало не по себе.

— Не совсем. — Я пожимаю плечами. — Проблема была в том, что он оставил кровавые пятна на любимом мамином ковре, поэтому мой отец начал кричать, а потом выстрелил в него.

— Роман убил его?

— Конечно, нет. Дядя Сергей приехал прямо с работы и был в пуленепробиваемом жилете, так что он просто растянулся на полу и лежал там, пока не перевел дух. Правда, некоторые гости немного занервничали.

— Забавно. — Рафаэль подпирает подбородок ладонью. — Мне все еще трудно поверить, что Роман принял твое оправдание «мне нужен был перерыв» за то, что ты пропала.

— Как уже сказала, это не первый раз, когда я исчезаю. И я бы не сказала, что отец «принял» оправдание, учитывая, как он кричит каждый раз, когда звоню. Может, мне стоило сказать ему, что меня поймали на взломе НАСА и завербовали работать на правительство, вместо того чтобы сажать за решетку?

— Ты взломала НАСА?

— Пару раз. — Я поднимаю бокал, чтобы скрыть ухмылку, и опустошаю его содержимое. — Так я хотя бы могла пожаловаться на моего начальника — злобного ублюдка.

Рафаэль разражается глубоким смехом. Боже, даже его смех сексуален. Я настолько поглощена наблюдением за ним, что мне требуется пара мгновений, чтобы осознать абсолютную тишину, которая снова опускается вокруг нас. Прямо как сегодня утром на кухне. Все прекратили свои занятия, даже официант, который только что закончил наполнять мой бокал, и уставились на Рафаэля.

— Уверен, что ты устраиваешь ему ад. — Он наклоняется через стол и берет мой подбородок между пальцами, поглаживая кожу большим пальцем, в то время как его глаза буравят меня. — Ты можешь взломать любую систему?

Наши лица едва ли находятся на расстоянии дюйма друг от друга, но я все больше склоняюсь к его прикосновениям.

— Зависит от системы, — шепчу я. — И ее безопасности, конечно. Но в теории — да.

Его большой палец поглаживает мою нижнюю губу, и мое дыхание учащается. Рой бабочек, приютившихся в моем животе с того момента, как я скользнула в его машину, взлетает. Я чувствую, как трепещут их крылышки, когда волнение переполняет меня. Рафаэль приближается, его глаза сверкают. Неужели он собирается меня поцеловать? Мои губы приоткрываются в ожидании этого первого контакта.

— Ты не могла бы навести справки об одной транспортной компании, vespetta?

Мое волнение спадает.

— Что?

— Я бы хотел, чтобы ты изменила данные об отправке определенного контейнера. Он должен быть доставлен в Геную на следующей неделе. Я бы предпочел, чтобы он оказался в другом месте. Может быть, в Шанхае.

Он все еще поглаживает большим пальцем мои губы, просто одурманивает мой мозг. Я чувствую его прикосновение до самой глубины души, и оно вызывает образы гораздо большего, чем поцелуи. Значит, пока я млею на месте, Рафаэль хочет обсудить какие-то чертовы детали доставки?

Я тянусь к своему бокалу и делаю большой глоток крепкого вина. Официант подходит и снова наполняет бокал. Хорошо.

— Нет. Почему я должна делать для тебя что-то вне нашего договора?

— Потому что я тебя об этом попросил.

— И ты всегда получаешь то, что хочешь?

— Обычно да. Даже если для этого мне придется уничтожить всю твою мешковатую одежду, чтобы заставить тебя принять свою красоту.

Я вдыхаю, беру бокал с вином и снова опустошаю его, опустив глаза вниз.

— Ты никогда раньше не называл меня красивой.

— Потому что ты наверняка слышала эту фразу миллион раз от бесчисленных мужчин. Потому что ты должна знать, что ты красива и что мужчины не могут не замечать и не петь тебе дифирамбы. И я готов поспорить, что тебе неприятно это слышать. — Рафаэль кладет палец мне под подбородок, поднимая лицо, чтобы встретиться с его взглядом. — Это не так работает, и ты знаешь. Ты можешь завернуться хоть в чертову скатерть, и мужчины все равно будут падать перед тобой на колени, Василиса. В этом нет ничего плохого.

Да, очевидно, есть.

Когда я была маленькой, не имело значения, красивая ты или нет — дети просто хотели играть.

Я бы солгала, если бы сказала, что мне не нравилось внимание, которое получала, когда повзрослела, особенно в старших классах. Парни постоянно подходили ко мне, говорили, какая я красивая, и приглашали на свидания. Все хотели быть со мной, а девочки мечтали быть на моем месте. Мне это ужасно нравилось. Боже, какой же я тогда была самовлюбленной. Или, может, просто слишком молодой. Но постепенно все начало меняться. Точнее, начала меняться я сама. И помню тот день, который стал для меня переломным.

Наш учитель музыки и театра в десятом классе объявил, что меня выбрали на главную роль в школьном спектакле. Я была безмерно счастлива и горда собой, ведь так старалась, чтобы получить эту роль, — выучила весь сценарий наизусть и часами репетировала перед зеркалом. Я даже пропустила день рождения сестры, чтобы еще немного поработать над ролью перед прослушиванием на следующий день. Но после объявления я услышала, как другие студенты перешептываются: «Да все знают, что она получила роль только за свою красоту». Все продолжали обсуждать это, и к тому времени, когда занятия закончились, даже я начала в это верить. На следующее утро я сказала учителю, что ухожу. Затем вернулась домой и заплакала.

После этого подобное случалось довольно часто. Меня выбирали для выступления на школьном мероприятии не из-за моей статьи о голоде в мире, а потому что я «хорошо смотрелась на плакате». И я окончила школу с хорошими баллами не потому, что брала дополнительные онлайн-курсы, а потому что «получала дополнительные баллы за то, что трясла сиськами перед деканом».

— Знаешь, в прошлом семестре я получила высший балл по криптографии. Лучший результат за последнее десятилетие, — говорю я.

— Я не удивлен.

— Все говорили, что это потому что «профессор хотел меня трахнуть». А не потому что я старалась учиться.

— Почему тебя волнует, что думают о тебе другие?

Я поднимаю глаза и встречаю взгляд Рафаэля. В голове возникает странное ощущение легкости и воздушности. Наверное, мне следует сократить количество вина. Тем более что мой язык развязался. Почему с ним так легко разговаривать?

— Люди — это не острова, Рафаэль. Мы не существуем в одиночестве, оторванные от всего. Нельзя просто игнорировать чужое мнение.

— Я не согласен.

Фонарь, свисающий среди виноградных листьев над нашим столом, колеблется на легком ветерке, отбрасывая прерывистый свет на строгие черты Рафаэля и подчеркивая линии на его лице в игре света и тени. Он вновь нежно касается моего подбородка, вызывая волны удовольствия в теле. Мои пальцы жаждут сделать то же самое с ним.

— Да? И все же ты несколько дней прятался от меня. Почему?

— У людей очень сильная реакция, когда они впервые видят мое лицо. Особенно у женщин. Я не хотел, чтобы ты меня боялась.

— Есть много вещей, которые меня пугают, Рафаэль. Твое лицо к ним не относится.

— Скажи мне, что это за вещи, и я уничтожу каждую из них.

— Высота. Водные твари. Торговые центры.

— Торговые центры?

— Да. Я не могу с ними справиться. — Я удерживаю его взгляд. — Но мой самый большой страх… это то, что пострадают мои близкие. Не мог бы ты отозвать своих приспешников, чьи прицелы направлены на мою семью, пожалуйста?

Мускул на челюсти Рафаэля напрягается. Он не отвечает.

— Пожалуйста, — шепчу я. — Обещаю, что буду придерживаться нашей сделки и останусь, пока не выполню свою работу.

Это уже не кажется таким невыносимым. Остаться здесь. С ним. Если бы я была предельно честна с собой, то признала бы, что мое сердце сжимается, как тиски, когда думаю об отъезде. Мне очень нравятся наши ежедневные препирательства. Мне нравится проводить с ним время. Мне нравится… он. Боже мой, почему мы не могли встретиться при других обстоятельствах? Я не сомневаюсь, что тогда бы точно влюбилась в Рафаэля. Но, может, независимо от нашей ситуации, я уже влюбилась? Нет. Абсолютно нет. Это во мне говорит вино.

Рафаэль делает глубокий вдох и смотрит мне в глаза, затем откидывается в кресле и достает свой телефон. Мое сердце колотится так быстро, что может пробить ребра, когда он набирает номер и подносит телефон к уху.

— Гвидо, отзови команду с Петровых… Да, сейчас.

— Спасибо, — говорю я, когда он кладет трубку.

Рука Рафаэля хватает меня за шею. Его взгляд встречается с моим, зеленые глаза сверкают угрозой.

— Нарушишь свое слово, и ты знаешь, что произойдет. Поняла?

— Я не нарушу его.

— Хорошо. Давай сделаем заказ. — Он небрежным жестом подзывает официанта.

Рафаэль

Обедающие за другими столиками постоянно бросают косые взгляды в нашу сторону на протяжении всей трапезы. Они думают, что делают это незаметно, но я ловлю каждый взгляд.

К утру все жители района будут знать, что я ужинал с неизвестной женщиной. Таормина — маленький городок, и здесь я — главный предмет сплетен.

Есть две популярные темы для домыслов. Первая — что произошло, из-за чего я так выгляжу. Теорий бесконечное множество: от автокатастрофы в США до пыток Манкузо перед моим побегом в детстве. Вторая связана с моей личной жизнью. Гвидо рассказал мне, что каждый раз, когда меня видят с новой спутницей, делают ставки на то, будет ли она той, кто покорит мое якобы сердце.

Я не возражаю против того, что незнакомцы пытаются мельком смотреть нас. Но у меня проблема с мужчинами, которые пялятся на мою женщину. Как, например, парень, сидящий за столиком справа от нас. Последние несколько минут он пускал слюни на мою русскую принцессу. Началось все со случайного взгляда, как только мы вошли, но его взгляды становились все смелее. Убедившись, что Василиса все еще увлечена выбором десерта, я беру с деревенской доски разделочный нож, который подали вместе с целой жареной курицей. Он маленький, но очень острый.

— Что это? — спрашивает Василиса, оглядывая ассортимент сладостей, принесенных официантом.

— Канноли, — говорю я, проверяя кончик ножа большим пальцем. — У них сливочно-сладкая начинка из сыра рикотта, а также есть другие варианты с ванилью, шоколадом и фисташками.

Прижав лезвие кончиками пальцев, я оцениваю расстояние, затем одним взмахом посылаю нож в полет по небольшой дуге. Острие вонзается в деревянную столешницу, прямо между обеденной тарелкой этого ублюдка и его рукой, держащей вилку. Мужчина напрягается и смотрит на меня. Я показываю двумя пальцами на свои глаза, а затем указываю на нож, торчащий в дюйме от его плоти, молча давая ему понять, что это единственное место, на которое ему разрешено смотреть. Парень быстро кивает, его глаза опускаются на поверхность стола.

— Зачем ты это сделал? — спрашивает Василиса, устремив взгляд на нож. Я надеялся, что она не заметит.

— Там был таракан. Мерзкий маленький тараканчик. — Я беру канноли с сервировочного подноса и подношу к ее рту. — Восхитительная традиционная начинка. Попробуй.

Василиса моргает, ее глаза мечутся между моими и кондитерским изделием, затем медленно наклоняется вперед и откусывает небольшой кусочек. Сахарная пудра и немного крема попадают на ее румяные губы, транслируя в мой мозг образы ее грешного ротика вокруг моего члена.

Я прощупывал ее весь вечер — небольшими прикосновениями то тут, то там, чтобы получить ее реакцию на меня. Она ни разу не отпрянула. Я склонен заключить, что те рубиновые серьги действительно что-то изменили, хотя она и вернула подарок. Но даже с учетом стимула ее поведение не похоже на то, что я привык ожидать от женщины. Глаза Василисы не отрываются от моих, пока я большим пальцем смахиваю остатки канноли с ее губ и продолжаю поглаживать пухлую губу даже после того, как лакомство исчезло.

Время замирает, пока мой палец обводит ее рот, и в это время мой телефон начинает вибрировать на столе от входящего сообщения, тем самым разрушая чары.

— Спасибо, — бормочет она и быстро выпрямляется.

— В любое время. — Забавляясь выражением замешательства на ее лице, я ухмыляюсь и беру телефон. Это сообщение от Гвидо о том, что несколько людей Калоджеро были замечены в Катании сегодня вечером. — Боюсь, нам пора уходить.

— Да, конечно, — заикаясь, произносит она. — Я оставила диагностическую программу на сервере, который починила вчера. Она должна быть закончена к нашему возвращению, и я смогу возобновить работу.

— Как бы мне ни хотелось провести вечер, наблюдая за твоей работой, придется подождать до завтра. Мне нужно ехать в Катанию, как только я тебя высажу. — Я поднимаюсь и снимаю пиджак, протягивая его перед собой.

Василиса смотрит на пиджак, который предлагаю, потом снова на меня, приподнимая бровь.

— Я не замерзла, спасибо.

— У тебя мурашки по всем рукам, — рычу я. — Надень его, или это сделаю я. Сейчас же, пожалуйста.

Ворча что-то по-русски, она поворачивается и просовывает руки в рукава. Когда она снова оказывается передо мной, я обвожу ее взглядом, восхищаясь видом моей маленькой плутовки в пиджаке. Я очень не терпим, когда дело касается моих личных вещей, особенно одежды. Позволить кому-то надеть что-то из моих вещей — это слишком интимно. А я не люблю интимности. Но видеть Василису в моем огромном пиджаке оказывает на меня такое же воздействие, как и то, что она носит мои рубашки. Я мгновенно становлюсь твердым, как гранит.

Каждый мужчина, который увидит ее сейчас, будет знать, что она моя. От этой мысли мой член еще больше набухает и болезненно ноет за молнией брюк. Может, мне стоит выбросить всю одежду, которую я ей купил, и пусть она снова ходит только в моих рубашках?

— Знаешь, наша сделка завершилась бы гораздо быстрее, если бы ты позволил мне оставить ноутбук и работать в течение дня, — говорит она, пытаясь загнуть рукав и щуря глаза.

— Именно. — Я аккуратно убираю руку Василисы и начинаю закатывать рукав для нее. — Сколько ты выпила?

— Всего два бокала. Может, три. — Она пытается высвободить руку, но при этом пошатывается. Я мгновенно обхватываю ее за талию, чтобы удержать на месте.

Прижимаю ее к своей груди, глядя на вино, оставленное на столе. Бутылка почти пуста, а я выпил только полбокала. Полагаю, она решила напиться, чтобы выдержать пару часов, глядя на мое обезображенное лицо. Она не первая. Одна из моих прошлых спутниц всегда напивалась перед встречей со мной.

Я убираю руку с талии Василисы и делаю шаг назад.

— Пойдем.

Василиса едва успевает сделать два шага, не покачнувшись. Черт. Я снова обнимаю ее, а затем подхватываю на руки и прижимаю к своей груди. Когда ее лицо всего в нескольких дюймах от моего, я жду, что она закричит или вздрогнет. Но, как и в ту ночь в саду камней, она лишь хлопает своими длинными ресницами. Ее расфокусированный взгляд встречается с моим, и я вспоминаю, что тогда она тоже была пьяна. Может, в этом причина отсутствия ее реакции.

— Можешь закрыть глаза, если тебе так будет легче, — предлагаю я.

Уголки ее губ подрагивают, и коварная улыбка озаряет ее темные очи. Она обхватывает меня за шею и наклоняется ближе, касаясь кончиком своего носа моего.

— Извини, Рафаэль, но ты не такой уж и высокий. Мой страх высоты проявляется только после того, как я окажусь на высоте двадцати футов от земли.

Я делаю глубокий вдох, борясь с желанием завладеть этим дерзким ртом. Я хочу ее. Желаю ее так, как никогда не хотел никого раньше. А я не сдерживаюсь, когда чего-то хочу.

— Один миллион, — говорю я, глядя в ее темные глаза.

Василиса нахмуривает брови.

— Один миллион?

— Сумма, которую ты получишь за этот поцелуй, — рычу я и прижимаюсь к ее губам.

Василиса

Я не в состоянии мыслить. Могу лишь ощущать.

Его вкус. Тепло, разливающееся по моей груди. Самое притягательное пламя, сжигающее меня изнутри. Рафаэль целует меня с такой страстью, что я не могу даже вдохнуть, но кому, черт возьми, нужен воздух? Я обнимаю его за шею, сжимая изо всех сил, и отвечаю ему поцелуем, словно это конец света. Так и есть. По крайней мере, для меня.

Но я готова сгореть в огне, который он разжег. Непрекращающийся звонок телефона наконец пробивается сквозь мое оцепенение. До этого момента я не замечала, как тихо вокруг. Телефон Рафаэля продолжает звонить в его кармане, но он не обращает на это внимания, продолжая поглощать меня своим поцелуем.

Его запах, тот самый, который теперь принадлежит мне, сводит меня с ума. Я оттягиваю зубами его нижнюю губу и посасываю ее. Из его горла вырывается низкий рык, а затем он кусает меня. Покусывает мои покалывающие губы. Мои пальцы зарываются в его волосы, тянут, взъерошивая их. Он всегда держит волосы идеально зачесанными назад. Яростно контролирует в себе все. Больше нет.

Это великолепно.

Это дико.

Он необуздан.

— Синьор Де Санти, — неизвестный мужской голос прорывается сквозь окружающий меня транс.

Рафаэль замирает, а затем медленно отпускает меня, позволяя сделать первый вдох, кажется, что за несколько часов. Несмотря на то что я держусь за его волосы, он наклоняет голову и смотрит на официанта. Тот стоит всего в нескольких футах от него и вздрагивает. Он словно уменьшается в росте, но протягивает Рафаэлю телефон.

— Potrei ucciderti per questo (Перев. с ит.: Я мог бы убить тебя за это), — рявкает Рафаэль на маленького человека, который выглядит так, будто ему лучше быть где угодно, только не здесь.

— È Guido, Signor De Santi (Перев. с ит.: Это Гвидо, господин Де Санти.), — заикается бедняга. — Dice che è urgente.(Перев. с ит.: Он говорит, что это срочно.)

— Прости, vespetta. Мне нужно ответить, — говорит Рафаэль, осторожно опуская меня на пол, затем выхватывает телефон из рук официанта и начинает кричать на звонившего.

Во время своей угрожающей тирады — как я поняла по тону его голоса, — которая длится не менее двух минут, Рафаэль одной рукой обхватил мою талию, фактически прижимая меня к себе. Я положила ладони ему на грудь, ощущая вибрацию глубоко внутри него и пытаясь собраться с мыслями.

Рафаэль Де Санти поцеловал меня.

И я поцеловала его в ответ.

Боже мой, я сошла с ума.