Престо, модерато, адажио

Самара, пятая зона ускорения

Барьер пересекал трассу «Урал» почти посередине между восточными окраинами Тольятти и аэропортом Самары. Когда-то в этом месте находился посёлок Винтай. Часть домов барьер сожрал, остальные стояли пустыми, заброшенными — ничему живому не удержаться ближе ста метров от него. Всё, что могло убежать или улететь, давным-давно это сделало, что не могло — деревья, кустарники, трава — умерло. Пустошь, словно траурное обрамление, тянулась вдоль гладкой и ровной перламутровой стены, уходящей вертикально вверх до самой ионосферы, чтобы соединиться с таким же перламутровым «потолком», заменившим для землян небо. Издали стена казалась твёрдой, вещественной. Иллюзия! Вещества в ней не было ни грамма. Возможно, барьер — полевая структура, но природу её наука объяснить не могла, даже физики Тулле, наблюдавшие тайм-феномен более двух с половиной веков. Не фиксируемый ни одним прибором, барьер тем не менее вполне ощутимо воздействовал на живые организмы, вносил сбои в работу техники, поглощал электромагнитное излучение. Но главное — он разделял зоны, в которых время текло с разными скоростями.

Илье было семь, когда он впервые увидел барьер. Собственно, одновременно с ним барьеры увидела большая часть человечества. Трудно не заметить перламутровые стены, мгновенно поднявшиеся на десятки километров и сомкнувшиеся куполами над головой. Илье «повезло» больше, чем многим. Зарождение тайм-феномена проходило не просто на его глазах, а буквально на расстоянии вытянутой руки. Барьер прошёл по окраине посёлка, накрыл превращённый в футбольное поле пустырь, где они, малышня, гоняли мяч, пока старшие ребята досиживали уроки в школе. Илья помнил всё до мельчайших подробностей, самое яркое событие его жизни, самое жуткое. Он получил пас, погнал мяч к воротам соперника... и увидел: ворот больше нет. Нет Юрки-толстого из 2-го «А», которого всегда ставили голкипером и потому, что быстро бегать не умел, и потому, что перекрывал добрую треть воротного створа. Нет кукурузного поля, нет башен-ветряков электростанции, непрерывно молотивших воздух гигантскими лопастями пропеллеров, нет старых терриконов на горизонте. Вместо этого... В первые секунды барьер не выглядел твёрдой поверхностью, он был похож на клубы перламутрового дыма, густеющего на глазах.

Илья споткнулся от неожиданности, упал на жёсткую, утоптанную землю, до крови стесал кожу на коленках и ладонях. Наверное, это спасло его, считанные метры не добежал до зарождающейся стены. На смену шоку пришёл ужас. Нечеловеческий, трансцендентный, пронизывающий каждую клетку тела. Он накатывал волнами, бил наотмашь, стирал все мысли и желания, кроме одного — бежать! Захлёбываясь рыданиями и криком, Илья поднялся на ноги, поковылял прочь с опустевшего поля, под защиту домов и дальше, дальше, дальше. То, что обмочился от страха, понял гораздо позже. Не было в этом ничего постыдного для семилетнего мальчика. Он видел, что происходило со взрослыми мужчинами и женщинами при первой встрече с тайм-феноменом.

Ужас заставил людей бежать за десятки километров от перламутровых стен. Это был настоящий конец света. Во-первых, купол скрыл солнце, заменив его лучи рассеянным, не создающим теней освещением. Во-вторых, рухнул прежний миропорядок, государства были разорваны на лоскуты, исчезли мобильная связь и спутниковое телевидение, распалась сеть интернет. В те времена все ждали, что вот-вот вспыхнет большая, последняя мировая война. Как именно она начнётся, не знал никто, поэтому мало кто усомнился, что это она и есть. На счастье, люди ошиблись.

Встреча с тайм-феноменом оказалась настолько яркой, что заслонила последующие воспоминания. Конец света длился и длился, а ужас, ставший обыденностью, перестаёт быть ужасом. Человечество приспосабливалось к новым условиям существования. Вместо исчезнувших государственных структур возникали другие, вчерашние области и районы провозглашали себя независимыми республиками, создавали собственные армии, делили крохи недоеденного пирога. Шахтинская республика сумела отбиться от соседей и даже отхватила немалые куски их территорий, утвердив границу по Дону и Северскому Донцу на востоке и севере. На юго-западе одно время она простиралась вплоть до Таганрогского залива, правда, недолго — греческие конфедераты заставили отступить. На границах республики шла перманентная война, в столице — не менее кровопролитные межклановые разборки, а в прижатом к барьеру посёлке жизнь текла тихо и мирно. Отец Ильи добывал уголёк в восстановленной после долгих лет консервации шахте, мама работала на обогатительной фабрике, Илья учился в школе. Пределом мечтаний одноклассников стало устроиться на службу в полицию или вступить в бригаду кого-то из авторитетов. У Ильи были совсем иные планы.

Девяносто девять из ста землян всю жизнь не покидают свою зону. Ни за какую награду они не согласились бы сунуться в жуткий перламутр, близко к нему не подошли. Однако сотый готов был рискнуть. Неизвестно, кто и где первым решился это сделать, но к тому времени, когда Илья закончил школу, было общеизвестно — барьер преодолим, хоть пройти сквозь него трудно и весьма болезненно. За ним тоже живут люди, восстанавливают развалившуюся цивилизацию и начинают создавать что-то новое. Получается это у них лучше, чем у Шахтинской республики и её соседей. Может, потому, что первоначальная делёжка у них прошла быстрее? У них всё идёт быстрее! Увидеть, что на самом деле творится за барьером, — такую цель поставил себе Илья.

Сначала он хотел пересечь барьер простым и надёжным способом — на своих двоих. Но выслушав не один десяток рассказов тех, кто это сделал, и тех, кто не смог, понял — простое решение не есть верное. Чем меньше ты находишься в средоточии ужаса, тем лучше. Задержись там дольше и сломаешься, повернёшь назад, а то и вовсе потеряешь голову и направление из-за панической атаки. Понятное дело, потерявшиеся рассказать ничего уже не могли, но они наверняка были, судя по количеству бесследно сгинувших сталкеров. Был вариант угнать машину и на ней проскочить барьер. Но как только автомобиль окажется внутри стены, аккумулятор разрядится, электронные и электрические схемы отключатся, двигатель заглохнет. А предварительно разогнаться по старому шоссе с растрескавшимся асфальтом вряд ли получится, да и опасно разгонятся, когда не видишь, что ждёт тебя впереди. Экзотические варианты, вроде воздушного шара или дельтаплана, Илья не рассматривал. Он нашёл лучшее решение. Речушка, протекавшая по дну балки за околицей посёлка, была узкой и мелкой, но для поставленной задачи годилась. Прежде она ещё десятки километров текла к Северскому Донцу, неторопливо петляя, разливаясь болотцами, ныряя в трубы под автотрассами. Всё это осталось за перламутровой стеной. Связать плот, приготовить шест покрепче, оттолкнуться от берега и... просто перетерпеть, стиснув зубы, пока вода вынесет тебя на противоположную сторону.

Родителям Илья ничего не сказал, не хотел слушать причитания матери и брань отца. На следующий день после получения аттестата сбежал из дому. Чтобы не вернуться туда никогда.

Конфедерация «Днепр — Урал» образовалась незадолго до того, как Илья Лазаренко объявился на её территории. Формально столицы у конфедерации не было, каждый штат считался самоуправляемым. Фактически центром сделался Саратов, удобно расположенный на пересечении транспортных магистралей и вдали от барьеров. Времена смуты и упадка остались позади, город вновь рос и развивался, требуя рабочих рук. Молодому парню-мигранту здесь нашлось занятие.

В Саратове Илья услышал прозвище «четвёрка». Он много нового узнал в первые же месяцы пребывания в конфедерации. Прежде он был уверен, что с нулевого дня не прошло и девяти лет. Однако так было по ту сторону барьера. По эту прошло аж восемнадцать! Вся планета превратилась в некое подобие торта «Наполеон», и чем дальше от экватора лежит «корж», тем быстрее в нём течёт время. На мозги это ускорение тоже влияло — во всяком случае первые полгода жизни в конфедерации Илья ощущал себя полным тормозом. Ходили слухи о технологических чудесах государства Тулле, возникшего где-то в Гренландии. Именно учёные Тулле вычислили, что «торт» состоит из десяти «коржей» — зон. Ширина их была не везде одинаковой, границы зоны отклонялись то к полюсу, то к экватору. Зона и вовсе могла прерваться. В таких местах барьер оказывался двойным, непроходимым для человека. Так, пятая зона сходила на нет где-то за Днепром, а на востоке расширялась. Там с каждым годом усиливалось Паназиатское Содружество, простирающееся от Зауралья до берегов Тихого океана. Честно оттрубив четыре года грузчиком в речном порту, Илья начал подумывать, не отправиться ли туда в поисках лучшей доли.

Он выходил из ворот порта, когда его окликнул черноволосый скуластый мужчина:

— Эй, парень! Это ты «четвёрка»?

— Предположим. — Илья смерил незнакомца взглядом.

— И как тебе у нас живётся? Здоровье не беспокоит, всем доволен?

— Нормально живётся. А вы кто такой?

— Я Тимур Мроев.

Профессию и вид деятельности Мроева коротко можно было назвать одним словом: авантюрист. Перечисление всех афер и приключений, передряг, в которых он побывал, заняло бы не одну страницу. Теперь Мроев намеревался организовать канал переброски товаров между зонами. Четвёртая, с продолжающейся в ней феодальной междоусобицей, ему была безразлична. Зато очень интересовала шестая. Усилиями Москвы там восстановился и значительно расширился на восток Евросоюз, государство, во-первых, более технологичное и богатое, чем конфедерация, во-вторых, имеющее торговые связи со странами, лежащими ещё выше, — Великобританией и Скандинавией. Сунувшись туда лично, Мроев быстро осознал: быть сталкером — не для него. Требовался помощник, молодой, здоровый, достаточно сообразительный, имеющий опыт преодоления барьера. Безродный «четвёрка» годился идеально — дискомфорт быстрого времени шестой зоны не позволит ему остаться там навсегда, послужит надёжным поводком.

Мроев ошибся, он не знал о врождённой адаптивности парня. Впрочем, полгода Илья на него честно отработал. Да и потом, обзаведясь нужными связями и освоив профессию свободного репортёра, продолжал оказывать бывшему боссу посильные услуги. Судя по рекомендации, обиду Тимур на него не держал...

Арендованный в Казани автобус высадил их у ворот пограничного КПП. Исследователи из Тулле выглядели неважно, несмотря на препараты и три дня адаптации. Их пошатывало, периодически начинал бить тремор, глаза слезились. Возможно, поэтому пограничники проверяли документы и вещи особо тщательно. А вот Лаугесен был бодр как огурчик. С интересом крутил головой, рассматривая быт «дикарей», доброжелательно улыбался, отвечая на вопросы. Даже рюкзак взялся нести сам, хоть Илья и предложил помощь. Хелен тоже держалась уверенно: для «семёрки» спуск в шестую зону вполне терпим. Посмотрим, что с вами будет в пятой, госпожа спортсменка.

Пограничный и таможенный контроль много времени не занял, понятие «очередь» на КПП между зонами отсутствовало в принципе. Далее предстояло самое неприятное — прохождение барьера. Как это легально происходит в цивилизованном мире, Илья уже знал.

На границе стометровой мёртвой полосы были установлены две лебёдки с прочными стальными канатами на барабанах. Та, что побольше и помощнее, предназначалась для перегона грузов, канат от меньшей тянулся к стоящему неподалёку микроавтобусу. Спереди к автобусу тоже крепился трос, уходящий в толщу барьера. Микроавтобус был самый обычный, серийный, производства нижегородского автозавода, разве что слегка «модернизированный»: двигателя, рулевого колеса с панелью управления и водительского сиденья в нём не было.

В мёртвую полосу пограничники не совались. Дежуривший у лебёдки сержант дождался, когда путники рассядутся в салоне, включил рубильник. Двигатель лебёдки затарахтел, барабан начал вращаться, натягивая трос. Автобусик плавно тронулся с места. Севшая рядом с Ильёй Хелен повернулась к нему, вопросительно приподняла бровь, — они ехали назад, прочь от перламутровой стены. Илья улыбнулся, кивнул, успокаивая. И тут же двигатель стих, барабан остановился. Пограничник отсоединил его от редуктора, провернул взад-вперёд, проверяя свободный ход, отошёл. Свою работу он выполнил, передал сигнал на ту сторону.

Долго ждать не пришлось. Передний трос шевельнулся, приподнялся над землёй, натягиваясь. Микроавтобус вновь поехал, теперь в нужном направлении, всё быстрее и быстрее. Звуковые волны сквозь барьер не проходили, поэтому двигались они в полной тишине.

Илья со счёта сбился, сколько раз он преодолевал барьер, тем не менее невольно напрягся и стиснул зубы, когда машина нырнула в невесомый, но весьма ощутимый перламутр. Ужас, начавший продирать по коже и дыбить волосы на затылке ещё когда они садились в автобус, навалился в полную силу. Стало трудно дышать, слёзы потекли из глаз. Хорошо, что автобус продолжал нестись вперёд и дорога свободна.

Неожиданно Илья ощутил, как ладонь женщины сжала его пальцы. Сильно сжала, до боли и хруста. Но это была полезная боль. Она заставила сконцентрироваться, вынырнуть из наваливающейся прострации. Илья сглотнул комок, подкативший к горлу, ответил на рукопожатие. Как долго они находятся внутри барьера? Вопрос риторический, отсчёт времени здесь невозможен. Перламутровые клубы не походили на дым, скорее — на медленно закипающее желе. Стенки автобуса для них не препятствие, тела людей — и подавно, но всё равно хотелось стереть эту гадость с лица.

Закончился переход внезапно, как обычно. Автобус вынырнул из толщи барьера, проехал метров шестьдесят-семьдесят и остановился. Хелен шумно выдохнула. Разжала пальцы, вытерла выступившую на лбу испарину. Щёки её раскраснелись, глаза блестели, как после тренировки в спортзале.

Илья прислушался к ощущениям. Неприятных среди них не оказалось. За восемь лет жизни в шестой зоне клетки его организма обновились почти полностью, биологические часы давно перешли на новый ритм, но какая-то генетическая память сохранилась. Пятая зона по-прежнему не была для него слишком медленной. Интересно, с четвёртой будет то же самое? Скоро узнаем.

Пограничники их не торопили. Хелен вынула из рюкзака липучки с дозой адаптина, прошла в конец салона, где разместились исследователи. Туллейцев трясло нешуточно, им едва хватало сил протягивать руки, позволяя пресс-секретарю наклеивать лекарство. И эти люди всерьёз планируют добраться до нулевой точки и проводить там какие-то наблюдения? — удивился Лазаренко.

Последней Хелен приклеила липучку себе. Предложила Илье, но он отрицательно покачал головой. Пресс-секретарь не настаивала. Села в кресло, закрыла глаза, ожидая, когда препарат подействует.

Первым ждать надоело Лаугесену. Он прошёл к двери, открыл.

— Идти можете? — спросил, оглянувшись.

Это был только вопрос, но подчинённые восприняли его как команду. Постанывая, поднялись с мест, выбрались наружу. Кое-как доковыляли до домика КПП. Илья вдруг понял: форма у пограничников не та, что прежде, да и лица отчётливо азиатские. «PAC», — прочёл надпись латинскими буквами на шевроне. Предчувствие нехорошего шевельнулось в душе.

Документы прибывших пограничники проверили быстро, к рюкзакам и вовсе внимания не проявили. Но к выходу из КПП их не пропустили. Незаметно подошедшая к группе девушка-офицер вежливо предложила на английском:

— Прошу пройти в комнату отдыха!

— Мы спешим в Самару, — возразила Хелен. — Хотим побыстрее найти какой-нибудь отель. Мы устали и нам нужна адаптация.

Доброжелательная улыбка на лице пограничницы не изменилась.

— Прошу пройти в комнату отдыха.

Пресс-секретарь готова была затеять спор, но Илья её опередил. Здесь вам не Британия и не Евросоюз. Здесь спорить с представителем власти себе дороже.

— Да-да, спасибо! Конечно, идём, — поспешил согласиться.

Исследователи против комнаты отдыха не возражали, вошли и сразу повалились на диванчики. Зато Хелен была вне себя. Щёки её снова пылали, глаза блестели, препарат явно не подействовал. Для замедления метаболизма при погружении требуются спокойствие, отдых, сон. Какое уж тут спокойствие!

— Что происходит? — подступила она к Илье. — Почему здесь военные Пан-Азии? Разве Самара не входит в конфедерацию «Днепр — Урал»?

Хороший вопрос! Илья и сам хотел бы знать ответ на него.

Долго сидеть взаперти не пришлось. Часа не минуло, как дверь комнаты отдыха отворилась и вошёл улыбающийся во все тридцать два зуба Тимур Мроев. Илья подивился, как мало изменился бывший шеф с их последней встречи. Впрочем, в пятой зоне времени прошло куда меньше, чем в шестой.

— Рад приветствовать вас в наших тьматараканах! — английский его оставлял желать лучшего, но Мроева это не смущало. — И дважды рад наконец-то познакомиться с вами лично, господин Лаугесен, мисс Хелен!

Он пожал руку начальнику экспедиции, поцеловал пресс-секретарю. Направился к диванчикам с исследователями, но Хелен его остановила.

— Господин Мроев, вы можете пояснить, что происходит?

— Что происходит? Мы сейчас садимся в машины и едем в аэропорт. Я забронировал места на рейс Оренбург — Сеул. Вылет через восемь часов, так что нужно поторопиться.

— Оренбург — Сеул?! Мы должны были лететь во Владивосток! И почему из Оренбурга, почему нельзя отсюда? Мы целый день в дороге, нам нужна адаптация. Никакого Оренбурга! Мы остаёмся в Самаре, как договорено. И едем в отель.

— К сожалению, обстоятельства поменялись. В Самаре... э-э-э... напряжённая обстановка, адаптацию лучше пройти после перелёта. Там вас ждёт коттедж в лесу, тишина и спокойствие, никаких посторонних глаз. Можно восстанавливаться и отдыхать, сколько пожелаете.

— Но почему?!

— Город захватили войска Пан-Азии? — вклинился в разговор Лазаренко. — Война?

Мроев посмотрел на него, словно только что заметил. Улыбка стала ещё шире.

— Какая война? Идут переговоры о добровольном присоединении штатов конфедерации к Паназиатскому Содружеству.

Он подошёл к Илье, обнял за плечи.

— Рад встрече, дружище! Сколько же мы не виделись? Четыре года?

— Для меня — семь.

— То-то ты так возмужал! Тем более я рад.

Голос Мроева звучал вполне искренне. Но Илья не был уверен, что в тёмно-карих глазах прожжённого авантюриста видит именно искренность.