Превосходство Вознесённого. Том 5

Глава 22. Когда становится темнее...

Кэр

Кэр наступает прямо в лошадиное дерьмо. Ему плевать, что он провоняет этим смрадом. Он не обращает внимания на то, что его берцы, считающиеся лучшими для скоростников, прохудились буквально за один день.

Кэр стоит, сунув руки в карманы и, вздернув бровь, смотрит на своего брата. Сейчас перед ним скулит Монтано Эдвайс. Какой-то там Магнар. Кто вообще придумал такие идиотские титулы? Нет, перед ним не Монтано. Не Эдвайс. Не магнар. Перед ним инквизитор. Алай Катаро.

Брат Кэра Катаро.

Его брат.

Д-а-а, всё именно так. Они с ним не просто братья по ордену. Они... были настоящими родственниками. Там, в Варгоне. Именно поэтому их смогли отправить сюда вдвоем. В них течет подходящая кровь для ритуала переноса. Никто другой бы не смог. Их учили и воспитывали только ради одного... Ради попадания на Землю.

Хоть Кэр Катаро и был старше, талантливее и опытнее, но... какая разница? Перед ним всё равно валяется его младший брат. Настоящий, только в другом теле. Попавший сюда первым. Так не должно было случиться. Но случилось... Его брат прожил тут долго и сделал очень многое для ордена.

И вот настал день, когда ему явился на помощь старший брат и... в этот же день... их и разлучили.

Кэр приседает на корточки перед скулящим от кошмаров братом:

— Как же мы с тобой низко пали, Алай. Нами вертит один-единственный паук. Какой-то...

Кэр прерывается, ненадолго прикрывает глаза. Открывает. Оттряхивает с плеча плачущего Алая засохший кусок навоза. Его белоснежные волосы слиплись и почернели. Лицо покрылось морщинами, отекло. Слезы не перестают стекать с грязных щек.

Голос Кэра становится тише:

— Отвратительно выглядишь, брат. Может это моя вина, что всё так вышло, как думаешь? Всё-таки против нас легенда Варгона. Сам Эйн Соф — ученик Давары Соф. Никто не думал, что он тут объявится... Кстати, брат, ты знал, что Давара его боялась? Избегала, потому что ей было сложно скрыть от него свой страх. Можешь себе такое представить, брат? Чтобы сама Давара Соф кого-то боялась?

Алай, разумеется, не отвечает. Только скулит и поджимает под себя колени, загребая грязь.

— Знаешь, что мне рассказывали про этого паука? Он выполнял практически невозможные поручения. И вот скажи мне, брат... Как воевать с тем, кто умеет делать невозможное? М-м-м? Вот даже ты, лежишь тут... Ладно, что уж... Как думаешь, он знал, что мы братья? Хм... глупый вопрос. Конечно же, знал. Других причин, почему он оставил тебя в живых нет.

Кэр тянется к лицу брата, но останавливает руку, сжимает кулак:

— Какая... элегантная ловушка. Паук поставил меня перед выбором. Либо я понадеюсь, что в твоей голове нет ловушек и попробую спасти своего единственного брата из вечного кошмара... Либо убью тебя, избавив от страданий, но не рискуя собой.

Кэр хмыкает, стряхивает с рукава брата еще один грязный ком, стараясь не касаться его кожи:

— Выбор, где я проиграю в любом случае. Паук знал... Конечно же, он знал, что я так не рискну. А значит он заставляет меня убить собственного брата. Стоит его похвалить — этим он точно подорвет моё хладнокровие. Я захочу отомстить, стану спешить, совершать ошибки. Возможно, понесусь за ними сломя голову. Паук даже не постарался скрыть следы от лошадиных копыт. Он не совершил бы такой ошибки, а значит сделал это специально. Альвы, пусть и в теле мальчишек, прекрасные следопыты. Намного лучше нас. Никто не в состоянии выследить в лесу Альва, оседлавшего коня. Ведь лес и животные — их вечные союзники.

Кэр встает, выпрямляется, глубоко вздыхает. Его руки покрываются синим пламенем:

— Паук отправился на север, в Москву. Он не скрывает этого от меня, — кэр сжимает зубы и пламенные кулаки. — Как мне его понять, брат? Он уже дважды обвел нас вокруг пальца. На ровном месте. Когда казалось, что победа так близка. Так что же он делает? Очевидно, что заманивает меня в ловушку, но... может, он хочет, чтобы я так думал? Или он просто безумен и мечтает о воссоединении со своей паучьей ведьмой? Есть ли в его действиях какой-то смысл или все это осознано хаотичные поступки, чтобы запутать меня?

Кэр Катаро резко разворачивается спиной к своему брату. Его кулаки с шипением тухнут, а на месте, где только что валялся плачущий Алай Катаро образуется лишь обугленный небольшой кратер. В одно мгновение старший брат избавил младшего от страданий. Тот даже не успел почувствовать боли.

Кэр морщится. Он пытается сдержать эмоции, но этот паленый запах мяса его брата вперемешку с лошадиным дерьмом... невыносим.

И эта вонь его... ОЧЕНЬ... ОЧЕНЬ...

...злит.

Кэр Катаро понимает, что Эйн Соф опять победил. Ведь он заставляет его испытывать давно забытое чувство.

Ненависть.

***

Дорога через лес на лошадях, как глоток свежего воздуха. Я будто вернулся к тем самым... корням. Дикие и необузданные звери, непроходимые леса, ручьи и склоны, ветер в волосах, сила в руках и ногах. Варгон... Мой мир...

Так, нахрен фантазировать. Возвращайся в этот унылый лесок Подмосковья и любуйся на стеклянные бутылки и слушай звук пластика под лошадиными копытами.

Лошадь — как продолжение меня. Даже Киба Рио, привязанный к крупу, не мешает мне объезжать неровности, выбирать самый простой и удобный маршрут для Элеоноры, чья кобыла с большой неохотой её слушается. Акане позади неё икает и подпрыгивает на каждой кочке, того и норовясь слететь с седла.

Элеонора негодует:

— Ах ты конина! Слушайся, что тебе говорят! Иначе...

Перебиваю:

— Лошадь тебя чувствует и всё понимает. Не стоит так с ней разговаривать. Это тебе не железная тварюга.

— Да лучше бы мы на машине поехали! Константин, чего это она фыркает! Эй, конина, чего пялишься?!

Хмыкаю:

— Ты ей не нравишься, Элеонора.

— Да ты-то откуда знаешь?! Может, ты еще и со зверьём можешь общаться, а, инопланетянин?

Слегка прикасаюсь к лошадиной шее, «чмокаю» губами, и она переходит с рыси на шаг. Седла и поводьев у меня нет, в отличие от Элеоноры. Даже в теле человека мне не нужны такие пыточные инструменты. Если с лошадью «договориться», то она будет послушнее, быстрее и дружелюбнее.

Вот он — цивилизованный транспорт! Экономичный, экологичный, проходимый, да еще и твой друг. А не эти ваши железные монстры, чье преимущество только в скорости.

— С животными нельзя разговаривать, Элеонора. Но их можно почувствовать. Ты не поймешь.

— О, ну конечно! Куда мне до инсектоида или кто ты там...

Чего это она разошлась? Устала, что ли?

Утробные звуки заставляют меня обернуться. Элеонору тошнит прямо с лошади. Она протирает губы рукавом. Ясно-понятно.

— Что? — сверкает она на меня глазами. — Не видел блюющих дам?

— Сенсей! — выдыхает Акане. — С вами всё в порядке? Ох...

— Я в п-о-олном порядке. Не видно? Константин, скоро еще? Почему мы не спешим? — нервно оглядывается. — Этот хрен на своих двоих гнался за машиной, почему же мы тогда так спокойны?

— Потому что Кэр не рискнет нас преследовать.

«Прошу» свой адекватный транспорт перейти на рысь. Слышу за спиной:

— Киба-кун, о чем ты? Почему не рискнет? А если ты ошибаешься?

— Не ошибаюсь.

— Н...но...

— Я понял, какой Кэр. Я не ошибаюсь. Поверь.

Блин. Вот если бы только я был бы так же уверен, как это звучит. От Кэра очень тяжело убежать, как я уже и говорил. Единственное, что я смог сделать — поселить в его голове сомнение и, возможно, злость. Кэр самоуверен и тщеславен. Дважды я уже поимел его, и он совсем не захочет получить еще один урок.

К счастью, я знаю, что он нас не преследует. Мои инстинкты и слух никуда не подевались. Как я и думал, больше рисковать он не захочет. Но это-то и пугает. Лучше бы он совершил какую-нибудь ошибку.

Задумчиво говорю в пустоту:

— Вообще, я думал, что Кэр спалит лес, чтобы нас убить. Или хотя бы выкурить.

— Что?! — одновременно негодуют женщины.

— Это самый логичный вариант, к которому я уже подготовился. Я бы так и сделал. Зачем соваться в комнату с ловушкой, если можно снести дом...

— Сенсей, вы понимаете о чем он?

— Не совсем. Наверное, что-то на инопланетном.

Юмористка, блин.

Странно... Что же ты задумал, Кэр? Может ли быть, что я что-то в тебе не учел? Смог ты побороть злость от смерти брата или нет? Когда я был в голове Монтано, то уловил их близкую связь. Не воспользоваться этой возможностью было нельзя. Кто бы знал... Два брата в одном мире. А ведь они этого вообще никак не показывали. Называли себя братьями? Ну и что? Инквизиторы в своем кругу часто так делают.

***

Спустя несколько часов мы выходим за пределы подмосковного заповедника. Появляются дороги и дома, гул городов и отдаленные взрывы. Пахнет дымом и кровью. Москва превращается в поле боя. С каждой минутой я нервничаю всё больше и больше. Потому что Кэр так ничего и не предпринял. Ни одной малейшей попытки нас перехватить, перехитрить, обмануть, заманить или убить. Да хоть что-нибудь, на что я был бы готов!Но он ничего не сделал. Совсем. Именно такого исхода я ожидал меньше всего.

Что-то не так...

Он что-то задумал? Но я не могу понять, что именно. Гниль подземная!

Мы оставляем лошадей и бродим по закоулкам улиц. Несколько раз на обочине замечаем трупы. Мародеры ожили, зачищая магазины с побитыми витринами. Мы обходим места, где идут бои или хоть какие-то потасовки.

Найти машину в таком хаосе труда не составляет. Приходится только... избавиться от нескольких мародеров.

Полчаса едем до нужного места, паркуемся, дальше идем пешком. Я благодарю все сущее и не очень, что запрятал Аннету Гвидиче именно в этом районе. Именно сюда добраться ближе всего от всех географически важных точек, где я часто бываю.

Когда мы находим нужную многоэтажку, на часах уже семь утра. Я с облегчением выдыхаю. Эта улица еще не погрузилась в такой хаос, как остальные. Некоторые безбашенные люди всё еще спокойно расхаживаются, выгуливают собак и спешат по работам. Они останутся в своих домах до последнего. Таких людей всегда много. Они думают, что все проблемы только на соседней улице. Что их обойдут стороной войны, голод и ублюдки.

— Ф-у-ух, — выдыхает Акане. — Неужели пришли? Какой ужас. Тут что, все с ума сошли. Сенсей, что происходит?

Бледная Элеонора натужно улыбается:

— Как всегда, девочка. Политика, конкуренция, раздел власти и война. Люди — придурки. Так было всегда. Кто-то пользуется нестабильностью, кто-то ищет пазлы, наплевав на осторожность, а кто-то просто убивает друг друга, потому что так приказали сверху непонятно для чего.

Мои руки онемели от усталости, а плечо болит. Тащить Кибу Рио — такое себе удовольствие.

Стучусь в железную дверь с торца девятиэтажки. Задрипанная кафешка закрыта, но она и не кафешка вовсе.

Вижу, как в глазок кто-то смотрит. Говорю:

— Приветствую. Некто под именем ВэТэ бронировал у вас номер «семьсот семь». Код «воробей-тринадцать».

Элеонора фыркает:

— Джеймс Бонд, блин.

Дверь открывается. Красноволосая женщина лет под пятьдесят молча впускает нас, закрывает за собой. Как и говорил Тернов — тут не задают вопросов. Мы заплатили двадцать тысяч долларов на неделю в этом «люкс номере» для политических преступников и всяких мутных личностей. Каким-то образов тут знают, как держать людей в инкогнито. Спасибо Тернову за связи бывших «силачей».

Женщина проводит нас по убитому коридору, мы спускаемся ниже — в подвал. Повсюду камеры и несколько раз я слышу за спиной чье-то сердцебиение, но когда оборачиваюсь — никого не вижу.

Подвал оказывается не совсем подвалом, а каким-то перепланированным бункером с десятками дверей. В одну из них женщина стучит и... молча уходит, даже мельком не взглянув на нас.

Тяжелая дверь открывается и...

Я выдыхаю. Жива. Слава Шииле.

Так... стоп. Что опять за хрень?!

Акане вскрикивает и зажимает руками рот. В отличие от Элеоноры, она не знала, что Аннета Гвидиче жива и здорова. Девушка для всех мертва. О том, что я инсценировал ее смерть знали только Элеонора и Вадим Тернов. Теперь же... еще и Акане.

Замираю на месте, сильнее ухватившись за ляжки Кибы Рио. Да и не я один в недоумении. Аннета Гвидиче...

...изменилась.

Ее белоснежные волосы слишком быстро отросли и как будто потемнели. Она бледная как смерть. Лицо осунулось, но вытянулось — стало овальнее, как у взрослой женщины, хотя по глазам еще можно понять, что она подросток. Одета в скромную мужскую рубашку, но с черными чулками и в красной мини-юбке. Очень несовместимый выбор одежды.

— Анета? Ж... жива? Но как? — заикается Акане. — Это... ты?

Элеонора первая выходит из ступора, прижимает изменившуюся Аннету к груди. Ее голос надламывается. То ли от удивления, то ли от избытка чувств:

— Девочка моя, ты... многое пережила, да? Что с тобой произошло? Ты так изменилась. Стала настоящей красавицей.

Угу. Слишком уж изменилась. И я не могу понять причин, почему так произошло.

Элеонора проталкивает в скромную комнату без окон — с одной кроватью, холодильником и телевизором. Сразу подмечаю на столе кучу тарелок с едой. Нетронутой и плесневелой. В нос бьет запах тухлятины. Во имя Шиилы, что за фигня? Тернов говорил, что тут за этим следят. Аннета что, никого не пускала? Получала еду и всё? Она вообще ничего не ела за всё это время?

Мы стоим. Просто стоим и смотрим, как Элеонора тискает очень похожую на Аннету девушку. Не уверен, что голодуха так меняет людей. Что-то с ней произошло за это время.

Я кладу Кибу Рио на кровать, дожидаюсь когда нежности закончатся. Блин, все это, конечно, трогательно, но... времени очень мало. Они это понимают?

Акане шепчет:

— Киба-кун, что происходит? Почему она жива?

— Тише. Потом объясню. С ней что-то не так.

— Да я уж вижу... Она что, подкрасилась? Пластика?

— Вряд ли.

— Может, с суммой переиграла? Хотя я о таком не слышала.

— Не знаю...

Наконец Элеонор отрывает Аннету от груди, и мы с Акане задерживаем дыхание. На всякий случай. А то как-то не по себе.

Аннета поднимает голову, и мы пересекаемся с ней взглядами.

— Я ждала тебя...

Она не улыбается. Не плачет. На ее лице вообще ничего нет. Пустота.

Выдыхаю, киваю:

— Прости, что долго. Меня задержали.

— Знаю.

Мы с Элеонорой переглядываемся.

— Знаешь? — спрашиваю я. — Откуда?

В ответ она лишь улыбается. Совсем слегка, но...

Делает это так, что не только Элеонора с Акане непроизвольно отступают на шаг, но и я.