При невыясненных обстоятельствах

Георгий Константинович Гарибов

Утром Иванов позвонил Байкову:

— Ну что? Никаких новостей?

— Пока нет, товарищ подполковник. Все тихо. Гарибов с утра вышел на работу. Звонить и не думает.

— Придется вам поехать к нему. И поговорить. Ждать больше мы не можем. Скажите: по нашим данным, два дня назад у вас был человек, которым мы интересуемся. Мол, что вы можете о нем сказать?

— Ну а если начнет отнекиваться?

— Продолжайте разговаривать. И предупредите меня, я подъеду.

Вскоре позвонил уже Байков:

— Товарищ подполковник, Гарибов не выдержал. Позвонил сам.

— Сознался?

— Сказал, что есть важный разговор. Выехал ко мне, скоро будет.

Когда Иванов вошел в кабинет Байкова в РУВД, Гарибов уже сидел там. Внешне он был человек скорее плотный, чем худой. На директоре был хорошо сшитый темно-серый костюм, темная рубашка, аккуратно повязанный галстук. Несмотря на наметившуюся лысину и резкие морщины, на вид Гарибову никак нельзя было дать даже пятидесяти. Темные глаза из-под густых бровей смотрели на Иванова уверенно и спокойно. Байков вздохнул:

— Вот, Борис Эрнестович. Не получается что-то у нас с Георгием Константиновичем.

— Поясните, — подыграл Иванов. — Что не получается?

— Да вот, не получается серьезного разговора.

— А что такое? — Присев на стул, Иванов посмотрел на Гарибова. — Объясните, Георгий Константинович. Что, собственно, происходит?

Некоторое время Гарибов рассматривал положенные на стол руки. Покачал головой:

— Да вот и я что-то не понимаю. Почему же не получается разговор, Виталий Сергеевич?

— Не знаю почему, — Байков вздохнул.

— Наоборот, по-моему, получается. Как раз у нас получается серьезный, обстоятельный разговор.

— Не получается, — сказал Байков. — Не получается серьезного, обстоятельного разговора.

Гарибов пожал плечами.

— А в чем дело? — спросил Иванов.

— В том, что я вот тут спросил Георгия Константиновича… Что он может сказать по поводу интересующего нас молодого человека? Ну, вы помните?

— Помню. — Иванов с интересом посмотрел на Гарибова. — Молодого человека в синем спортивном костюме? Который был на «Автосервисе», два дня назад?

— Точно. Так вот, Георгий Константинович упорно утверждает: это его родственник.

— Родственник?

— Да. Племянник. Представляете? Все бы ничего. Одно настораживает: Георгий Константинович утверждает, что он ничего об этом своем племяннике не знает.

— Ничего не знает?

— Совершенно верно. Даже фамилии. Представляете?

— Это в самом деле так, Георгий Константинович? — спросил Иванов.

Гарибов, разглядывающий свои руки, чуть шевельнулся:

— Не понимаю только одного: почему это так удивляет? Бывают особые обстоятельства.

— Какие же?

— Он сын сестры моей матери. Но, так сказать, незарегистрированной сестры.

— Как понять — незарегистрированной? — спросил Байков. — Это что, брак?

— Не брак. Но их родство нигде не зафиксировано. У мамы с сестрой был один отец. Но разные матери. Они не общались. Фамилию мамина сестра, получается, моя тетя, носит по матери. Какую, я понятия не имею. И вообще я про них никогда ничего не знал. По-моему, не такие уж это удивительные обстоятельства.

Некоторое время все трое молчали.

— Интересно, — сказал Иванов. — Вы про них никогда ничего не знали. Как же вы узнали племянника?

— Я знал его еще маленьким. Тетка приезжала с ним — не помню уж зачем. Сейчас, когда он пришел, я его узнал.

— Понятно. И как его зовут?

— Олег.

— А по отчеству?

— Отчества я не знаю.

— Странно, — сказал Байков.

— Действительно, непонятно, — заметил Иванов. — Как это можно не знать отчества?

— Я даже фамилии их не знаю. Мама, наверное, знала, я — нет.

— Простите, ваша мама жива?

— Умерла. Десять лет назад.

— Ясно, Георгий Константинович. Значит, он, то есть ваш племянник Олег, к вам пришел. И что?

— Пришел, поздоровался. Я его узнал. Ну и он говорит: мама, в смысле моя тетя, очень больна.

— Где живет эта ваша тетя, он не сказал?

— Где-то на Украине. Не помню точно. Поймите, я был взволнован.

— Неужели совсем не запомнили? Хотя бы примерно? Что это, город, село?

— Кажется, он назвал город.

— Какой? На какую букву хотя бы?

— По-моему, Днепропетровск. Или Днепродзержинск. Что-то в этом роде.

— Значит, будем считать — Днепропетровск или Днепродзержинск. Что было дальше?

— Олег сказал, мама больна. Нужна срочная операция. Операцию будет делать известный хирург. Ну и нужны деньги.

— Много денег?

Гарибов помедлил. Будто обдумывал ответ.

— Много. Двадцать тысяч рублей.

— Ого! Зачем же столько денег?

— Олег объяснил, это очень сложная операция. Нужны дорогие лекарства. Оплата сиделкам. Но главное — все зависит от хирурга. Ну и… его надо отблагодарить.

— Как понять «отблагодарить»? Дать взятку?

Гарибов усмехнулся:

— Борис Эрнестович, давайте не будем.

— Но все же интересно?..

— Вопрос идет о жизни и смерти. Может быть, это взятка, не знаю. Называйте как хотите. Короче, Олег сказал, что ему срочно нужно двадцать тысяч. В долг. Обещал отдать.

— И вы дали?

— Конечно. Ни секунды не задумываясь.

— Почти незнакомому человеку?

— Ну и что? Во-первых, он все-таки родственник. У меня не так много родственников. Потом, в такой ситуации, думаю, не только я отдал бы деньги.

На секунду у Иванова мелькнуло сомнение: может быть, все это правда? Все действительно было так, как рассказывает Гарибов? Кажется, он недооценил Гарибова. Конечно, все, что касается «незарегистрированного родства», выдумано. Все же остальное тщательно продумано. Настолько тщательно, что, если Гарибов твердо решит стоять на своем, выбить почву у него из-под ног будет очень трудно. Иванов перевел взгляд с телефонного аппарата на Гарибова:

— Как же вы отдали деньги? Они что, лежали у вас в столе?

— Зачем в столе. Мы с Олегом поехали ко мне домой. У нас есть некоторые сбережения. У меня и у моей жены. Ну и я попросил жену снять со своей книжки двадцать тысяч. Деньги мы не разделяем. Она сняла, я передал деньги Олегу. Он уехал.

— Куда точно он уехал, вы не поинтересовались?

— Нет. Он сказал, торопится, у него билет на вечерний поезд.

— На какой? Может быть, он назвал вокзал?

— Нет. Сказал, домой. Этого мне было достаточно.

Ясно: Гарибова ограбили. «Изъяли» двадцать тысяч. Но сообщать об этом ограблении он не хочет. Боится. Почему — объяснений может быть много. Главное объяснение конечно же — какая-то связь с Кавказцем. Какая? Скорее всего, Гарибов все-таки жертва. Жертва, не желающая выдавать преступника. Значит, как-то связанная с ним. Иванов сделал незаметный знак Байкову: оставьте нас одних. Капитан, сославшись на дела, вышел. Сейчас надо сделать все, чтобы Гарибов сказал правду. Именно сейчас. Потом может быть поздно. С каждым новым объяснением Гарибов будет заучивать свою версию. Иванов — искать несоответствия и возражать. Обычная игра. Но пока будет идти игра, уйдет время. А с ним — Кавказец.

— Георгий Константинович, повторяю: мы считаем, что я принял ваши объяснения. Но вы же разумный человек. Оба мы знаем: у вас отняли двадцать тысяч. Неважно как — обманом, силой, угрозой оружия. Но отняли.

— Не отняли. Эти деньги я отдал сам.

— Допустим. Теперь подумайте: что будет, если я всерьез приму вашу версию? О «племяннике»? Вы представляете, что будет?

— Это не версия. Это правда.

— Упрямый вы человек. Ладно. Допустим, мы считаем: ваше объяснение чистая правда. В таком случае вы знаете, что ваш племянник особо опасный преступник? Объявленный во всесоюзный розыск?

— Первый раз слышу. — Рука Гарибова потянулась к зажигалке. Иванов сделал вид, что не заметил этого.

— Хорошо. Верю. Вы могли об этом не слышать. Так вот, по нашим данным, ваш «племянник» объявлен в розыск по всей территории СССР. Как опасный преступник, совершивший тяжкое преступление. Может быть, не одно. За каждое из таких преступлений ему грозит исключительная мера наказания.

Он нарочно затянул паузу. Гарибов не пошевельнулся.

— Вашим объяснением, выдающим этого преступника за вашего родственника, вы ставите себя с ним на одну доску. Зачем? — Георгий Константинович, вы умный человек. Поймите — версия с «племянником» никому не нужна. Лучше сказать правду.

Не меняя выражения лица, Гарибов потянулся к карману. Достал пачку «Пэлл Мэлл». Посмотрел на Иванова:

— Я закурю. Разрешите?

— Конечно. — Уловив жест, Иванов покачал головой: — Спасибо, я не курю.

Гарибов щелкнул зажигалкой. Помедлив, прикурил, глубоко затянулся. Выражение его лица показалось Иванову задумчиво-отсутствующим. Кажется, сейчас Гарибов срочно пытается еще раз все взвесить. Может быть, понять, как нужно и можно вести себя с Ивановым. Можно допустить, этот человек умеет разбираться в людях. Знать бы только, насколько он честен. Дело даже не в деньгах. В Тбилиси Иванов знал людей, у которых гораздо больше денег, чем у Гарибова. И абсолютно честных. Пока для него Гарибов загадка. Во всяком случае, понять, связан ли как-то директор «Автосервиса» с нарушением закона, сейчас сложно. Но ясно: этот человек попал в трудное положение. Гарибов положил сигарету на край пепельницы:

— Хорошо, Борис Эрнестович. Я буду говорить правду. — Помедлив, Гарибов снова взял сигарету. Несколько раз затянулся, разглядывая дым. — Но поймите меня тоже. Вы были когда-нибудь в положении, когда вам приставляют нож к горлу? Вернее — дуло пистолета?

— У него был пистолет?

— Был. — Они встретились взглядами. Как будто врать ему Гарибов не собирается. По крайней мере, пока. — Как только он вошел, он достал пистолет. Ну и все остальное шло уже под этим соусом.

— Что «остальное»?

— Разговор. Обычный разговор. Если, конечно, его можно считать обычным. Говорилось все тихим голосом. Мол, так и так, нужны двадцать тысяч. Срок до часа дня. Если к этому времени денег не будет, я буду убит. Кроме того, у моего дома дежурит еще один. Они знают, что жена сейчас дома. Если до пяти минут второго денег не будет, второй человек войдет в квартиру и убьет также мою жену. И заберет все, что считает нужным. Если же я отдам деньги до часа дня — они уйдут. И я с ними никогда больше не встречусь. Так сказать, гарантия. Такие условия.

Докурив сигарету, Гарибов осторожно притушил ее о край пепельницы.

— Я не знаю насчет героизма. Как все это бывает. Говорят, люди идут на пули, ложатся на гранаты. Ну и так далее. Но я, наверное, не герой. Впрочем, может быть, в каких-то обстоятельствах и я пошел бы на пули. Но знаете, когда ты сидишь вот так… Под пистолетом в собственном кабинете… И когда тебе говорят про жену, поневоле начинаешь взвешивать. И решать, что лучше. Двадцать тысяч или собственная жизнь. И жизнь жены.

— Георгий Константинович, вы знаете этого человека?

В глазах Гарибова сейчас отражается все что угодно. Злость. Ненависть. Недоумение. Но только не колебание.

— Не знаю. И вообще надо уходить с этой должности. Считается, все директора «автосервисов» миллионеры. Видимо, поэтому он и пришел ко мне.

— Давайте уточним вопрос. Согласен, может быть, именно этого человека, с пистолетом, вы не знаете. Но наверняка вы можете предположить, кто мог его к вам подослать?

— Борис Эрнестович, предположить я мог бы, если бы был в чем-то замешан! В чем-то, понимаете, хоть в чем-то! Но я ни в чем не замешан! Ни в чем! Я обычный человек!

— Может быть, все-таки кто-то вызывает у вас подозрение?

— Борис Эрнестович, неужели вы думаете, я не прикидывал? Вертел так и этак. Мало ли, может, кто-то из знакомых? Или из тех, кто у вас обслуживается? Бывшие сослуживцы, допустим? Враги, наконец? Да мало ли кто?

— И что же?

— Когда посылают двух убийц, порешить, так сказать, тебя и жену, всегда поймешь, кто бы это мог быть. Рано или поздно. Здесь же — не понимаю. Не идет ничего в голову, и все. Убивайте, не идет.

Полное впечатление — Гарибов действительно не знает ни Кавказца, ни того, кто его навел.

— Хорошо. Будем считать, вы действительно ничего не знаете. Но в таком случае вы должны были сразу позвонить в милицию. И сообщить, что на вас было совершено разбойное нападение.

— Здесь я виноват. Просто испугался. Но я ведь в конце концов позвонил?

— Поздновато! Да и здесь тоже сочиняли какие-то басни. О «незарегистрированной» тете. Не к лицу это вам. Да, кстати, почему грабитель стал «племянником»? Кому пришла эта идея?

— Он сам предложил. Повторяю, как только он вошел, он сразу достал пистолет. Сел и стал объяснять. Что и как. Во-первых, я должен был тут же позвонить секретарше. Мол, важное дело, буду очень занят, пусть никого не впускают. Во-вторых, я ведь тоже не сразу согласился. Сказал, у меня просто нет таких денег. Потом, когда понял, что дело серьезное… А я это понял: стали сообща выяснять, как я могу передать ему двадцать тысяч. Он спросил: «У вашей жены деньги на книжке есть?» Раз есть, значит, я должен сказать, что он мой племянник. Ну и… всю остальную сказку.

— Вы не заметили, какой системы у него был пистолет?

— Насколько я понял, наш пистолет. Армейский. Системы Макарова.

У Садовникова тоже был пистолет системы Макарова.

— Опишите его внешность.

— Высокий. Да, высокий и крепкого сложения. Черные волосы, черные усы. Лицо… такое, как бы сказать, неприятное. Нос небольшой, курносый. Глаза светлые. Говорил он с легким акцентом. Думаю, скорее всего, кавказец. А вот кто точно… Грузин, армянин, азербайджанец… Не знаю.

Подписав протокол допроса, Гарибов ушел. Иванов набрал его домашний номер. Трубку сняла хозяйка:

— Здравствуйте, Светлана Николаевна. Это Иванов, из милиции.

— Д-да…

— Светлана Николаевна, нам надо встретиться. Есть серьезный разговор. Как у вас со временем завтра? Скажем, в первой половине дня? В час дня? Пропуск будет выписан. Адрес вы знаете. Жду. Всего доброго, Светлана Николаевна.

Сообщив о заявлении Гарибовой дежурному на Петровку, 38, и договорившись о направлении опергруппы на квартиру Гарибовых, набрал номер отдела. Сказал снявшему трубку Линяеву:

— Сергей, свяжитесь с Петровкой и выезжайте на квартиру Гарибовых.

— Понял, Борис Эрнестович.

Разглядывая в окно мокрую мостовую, подумал: по сути, он по-прежнему ничего не знает о Кавказце.