При невыясненных обстоятельствах

День минувший
Игорь Петрович Качалин

Игорь Качалин рос мальчиком уникальным, но человечество таких, к сожалению, уже видело. Игорек баловал родителей и воспитательниц детского сада. Утром мальчик вставал, вечером ложился спать без скандалов, чистил зубы и умывался, отличался отменным аппетитом, в садик бежал с охотой, возвращался радостный. Игорек совершенно спокойно проходил мимо валявшейся на земле пустой консервной банки, не воровал сгущенку, был равнодушен к вызывающе торчащим девчоночьим косичкам.

Школьный ранец Игорь взял без нетерпеливой дрожи и без отвращения, деловито обернул букварь, переднюю парту не захватил и на задней не спрятался. Школьные преподаватели придумали слово «хорошист». Наверное, его придумали специально для Игоря Качалина, и, хотя он школу давно закончил, слово прижилось и распространилось. Игорь, когда его обзывали хорошистом, не вздрагивал, ему было все равно: как сел в среднем ряду на среднюю парту, так и поднялся из-за нее через десять лет. Подрос, естественно, в апреле его веснушки расцветали, а в октябре увядали, он менял учебники, подписывал у родителей дневники. Он не коллекционировал марки, не играл в чеканку, не собирал диски, не мечтал о джинсах, не курил на переменах, даже не убегал с физкультуры. Однако десятилетнее пребывание в школе не прошло для Игоря совершенно бесследно. Одну способность, если хотите талант, учителям и одноклассникам в нем удалось выявить и развить до совершенства. Игорь Качалин был общественным деятелем. Староста, профорг, председатель комиссии. Игорю было все равно, он справлялся с любым заданием, куда бы его ни выдвинули, что бы ни поручили. Способность Игоря руководить и организовывать выявилась чуть ли не в первом классе, к десятому году расцвела, в институте созрела, позже начала приносить плоды.

Свою первую победу Игорь одержал, кажется, при сборе металлолома. Нужно было выбрать ответственного за проведение мероприятия. Саша торопился на занятия по музыке, Ниночка — белоручка, Петя — двоечник, у Васи только что отняли рогатку. Игоря из-за отсутствия недостатков и увлечений, можно сказать, вычислили, выдвинули и моментально проголосовали. Одноклассники взглянули на него сочувственно и несколько виновато, а признанный силач и вожак, похлопав по плечу, солидно произнес:

— Давай, Качала, действуй. Если что, ты мне скажи, я несознательным объясню…

Ребята оказались современные, несознательных мало, последним «разъяснили», план Игорь выполнил, отчет написал, место занял. С тех пор вопрос об ответственности за проведение мероприятия не дискутировался. Когда возникала надобность, все привычно смотрели на Качалина, который хмурился или скорбно вздыхал и соглашался.

Итак, Игорь Качалин, пробыв в школе установленный срок хорошистом и общественником, получил приличный аттестат и великолепные характеристики. Институт выбирался не по призванию, за отсутствием такового, а по принципу наибольшего благорасположения. Рекомендатели и пособники поступления были людьми абсолютно искренними и честными: они свято верили, что у Игоря Качалина нет недостатков, значит, он человек хороший и достоин помощи.

После первого курса Игорь выяснил, что ему предстоит стать строителем, и отнесся к известию доброжелательно: нормальная профессия, ничем не хуже многих. Лекции он посещал и конспекты вел, двинулся вперед по общественной линии успешно, в первое студенческое лето стал одним из руководителей стройотряда. Уже через две недели Игорь понял, что со стройотрядом он погорячился: приходилось весь день вкалывать с ребятами на равных, руководить в свободное время оказалось накладно.

Игорь завял, самоустранился и вернулся в институт притихшим. Общественная и руководящая деятельность в школе не прошла для Качалина даром, он становился незаурядным психологом, или, как он сам выражался, человековедом. Одни делили окружающих на девушек и парней, другие — на успевающих и отстающих, москвичей и иногородних, умных и не совсем, на тех, которые удачно выбрали родителей, просто обеспеченных и студентов обыкновенных. Двадцатилетние рубят крупно, сортируют грубо. Игорь от однокурсников отличался тем, что не делил товарищей на блоки и подотряды, старался понять каждого в отдельности, персонально. Он знал: выделяться особенно не следует, но и смешиваться с общей массой нельзя, тем более что и массы-то никакой, по мнению Качалина, не существует, а есть принудительное сообщество индивидуумов. И в данном обществе следует занять свое место, не выпячиваться, на самолюбие никому не наступать, но чтобы всем было известно: это не второкурсник, не отличник, не чемпион, это идет Игорь Качалин.

Выбирая свой стиль в борьбе с преподавателями, Игорь отталкивался от укоренившихся привычек их поколения. Начинать следовало с внешности, так как «встречают по платью». В основном преподаватели заканчивали институты в послевоенное время. Значит, ни усов, ни бороды, длинные волосы не годятся, стричься следует усредненно — «под польку». В то время модные ребята носили импортные, кто какой сумел достать, костюмы и белые рубашки с галстуком. Игорь определил для себя скромный, всегда хорошо выглаженный костюм и клетчатую рубашку, типа «ковбойка», без галстука. На ногах никакого каучука, неразумные доставали по сорок, даже по пятьдесят рублей пара, Качалин носил туфли самые обыкновенные, чтобы глаза не зацепили.

В общем, увидев входящего на экзамен Игоря Качалина, большинство преподавателей охватывал острый приступ ностальгии. Разговаривая с профессорами между лекциями и отвечая на экзаменах, Качалин придерживался тона спокойного и уважительного, но без подобострастия, что тоже старшему поколению импонировало. К концу третьего курса к Игорю Качалину на кафедре, хотя он знаниями далеко не блистал, относились уважительно, выделяя среди пестрого и шумного студенческого братства.

Близких друзей, как и врагов, у Игоря в институте не было, почти со всеми он поддерживал ровные дружеские отношения, приятельствовал в основном со старшекурсниками. Не из престижных соображений, в те годы выражение это и не бытовало, а только складывалось. Игорь всегда был взрослее своих ровесников, они даже стеснялись его выдержанной рассудочности, пунктуальности, умения никуда никогда не опаздывать. Он слыл человеком слова, которое давал неохотно, зато обещания свои выполнял неукоснительно, требовал этого и от других, что делало дружбу с ним обременительной. Студенчество — пора бесконечных романов и скорых свадеб. А если ни то ни другое, так бесконечные разговоры «об этом». И здесь Игорь стоял особняком, ночью по Воробьевкам не бегал, а спал, в откровения не пускался, чужие признания выслушивал терпеливо, второй раз к нему за советом по наболевшему вопросу не обращались.

А некоторым девчонкам Игорь очень даже нравился. Не выделяясь внешностью, умом, бойкостью речи, вот уж чего было вокруг в достатке, он обладал спокойствием, большим запасом прочности. Он мало говорил и с удовольствием слушал, девушки любят слушателей, не пил, не курил. Конечно, положительного получалось многовато, так и с тоски подохнуть можно, зато девушка уверена — и до дома проводит, и руки в первый вечер распускать не начнет. Игорь не нравился девушкам другим, их взаимоотношения с ним начинались и заканчивались в стенах института. К пятому курсу, когда даже признанным красавицам грозило распределение и следовало выходить замуж, Игорь получил очень лестное предложение, но отклонил его вежливо и решительно.

Игорь Качалин вырос в средненеблагополучной семье. Отец, инженер с обыкновенной зарплатой, выпивал умеренно, к жене относился равнодушно. Она, мать, единственного сына любила, стирала, готовила, иногда болела, тянула рубли от получки до аванса, скука в доме жила серая и непроглядная. Женились родители девятнадцатилетними: когда Игорю исполнилось двадцать, годами были молодые, а жили с душами не расцветшими, уже увядшими. Глядя на них, он решил твердо, что женится только взрослым, обязательно на девушке моложе себя лет на десять. И еще он понял: надо иметь деньги, только они могут дать человеку свободу, независимость, возможность жить, а не существовать рядом с телевизором. Сколько надо иметь денег, Игорь тогда не знал, понятие «много» начиналось с тысячи, позже он свою точку зрения изменил.

К девушкам Игорь был отнюдь не равнодушен, только не собирался жениться: не хотел неприятностей и сплетен в институте. Уже на втором курсе он позволил себя полюбить тридцатилетней матери-одиночке, которая внешностью не блистала, зато имела отдельную квартиру, полный холодильник, и то и другое в те времена было роскошью. Екатерина, так звали влюбленную, искала мужа, она сразу поняла, что Игорь для данной роли не подходит, они заключили взаимовыгодный союз. Итак, Катя искала мужа. Первая попытка принесла дочку, квартиру, холодильник, возможность работать в торговле, где бывший муж занимал положение. Игорь, прежде чем позвонить в дверь, звонил по телефону, вопросов не задавал, разрешал себя любить, сам учился любви прилежно, был внимателен и удобен. Он приходил два раза в неделю, иногда оставался ночевать, случались у него встречи и на стороне, но всегда носили исключительно плотский характер, нутра не задевали.

Так складывались, точнее, так Игорь решал свои взаимоотношения с женщинами. Он вырастал в мужчину тщеславного, хотелось черемухи, закатов и опасности. Один раз он рискнул, и кончилась для него эта попытка скверно.

Попав после окончания института в один из многочисленных СМУ, он работал старательно, вел себя с начальством и подчиненными ровно, людям, как всегда, нравился. Отмечали День Победы — праздник, не только всеми искренне чтимый, но и весенне-хмельной. Начальник, с которым Игорь до этого был «здрасте» и «до свидания», неожиданно — позже выяснилось, что закономерно, — перебрал, и Качалина, как самого трезвого, попросили отвезти его домой. Игорь внес начальство в квартиру, уложил, раздел, собрался уходить, когда его остановили.

— Молодой человек, минуточку, — сказала хозяйка, улыбаясь. — Праздник, мы люди русские.

Игорь, занятый транспортировкой высокопоставленного груза — не кантуй! не расплескай! — только сейчас заметил, что в квартире гости, а хозяйка молода и красива.

— Анна Васильевна. — Она была никак не старше Игоря, возможно, моложе. — Можно просто Анна, так меня зовут друзья. Терпеть не могу имя Аня, так меня обзывает он. — Игорь понял, кого имеют в виду. — А вы — Качалин, который не пьет, не курит, не ругается матом? Верно?

— Верно, — признался Игорь, своего голоса не услышал, вспыхнул всеми веснушками.

Первое, что его ошеломило, был запах — Анна источала утонченный аромат загадочности и неприступности. Со временем Игорь поймет, что это и запах богатства, настоящих денег. Платье на Анне, черное и бархатное, начиналось на груди, оставляло спину открытой, облегало узкую талию, струилось по бедрам и длинным ногам. Обнаженные плечи и руки были округлы и горячи, волосы волшебны, глаза загадочны, рот насмешлив. Качалин впервые встретился с женщиной, не сокурсницей, преподавательницей, продавщицей или секретаршей, а с женщиной, чьей профессией было брать, очаровывать и снова брать, покорять и властвовать.

Игорь еще не перешагнул порога гостиной, не осознал происходящего, а Анна уже знала: парнишка готов, он из породы ее рабов. Она сразу потеряла к нему всякий интерес, но, очаровательно улыбаясь, представила гостям:

— Молодой специалист, каких теперь не делают. Моему выдали по большому блату, прошу любить и жаловать.

Так он попал в столичный полусвет и впервые влюбился.

Игорь промучился рядом с Анной около года и, оставив в капкане свое мужское самолюбие и жалкие сбережения, вернулся в тихую квартиру с холодильником зализывать раны. Он твердо усвоил: женщины типа Анны не для него. Игорь не знал, что Анна, милостиво разрешавшая ему после ухода гостей, под утро, убрать квартиру и перемыть посуду, посылавшая его среди ночи за шампанским, однажды сказала мужу:

— Милый, я твоих дел не знаю и знать не хочу, но ты Игорька не проворонь. Он терпелив и умеет молчать. Насколько я понимаю, тебе такой человек нужен.

Милый человек, научившийся воровать давно, отнесся к словам жены внимательно. Через месяц, когда представилась возможность, он провернул через участок Качалина комбинацию с дефицитными материалами. Игорь списал их молча, бровью не повел, начальник даже подумал, что парень ничего не понял. Однако, когда начальник попытался комбинацию повторить, Качалин документы отложил, будто бы их не существовало, разговора не начинал, терпеливо ждал.

— Сколько ты хочешь? — спросил начальник напрямик.

— Если с материальной ответственностью — восемьдесять процентов. — Игорь к решающему разговору подготовился давно, ответил спокойно и решительно.

— Встань на учет в районный психушник, — ответил начальник.

Игорь равнодушно пожал плечами, накладные оставил на столе, вышел тихо, дверь за собой прикрыл плотно. Он давно разобрался в махинациях начальника, часть из них шла мимо уровня Качалина, верхами. Игорь начальника за эти дела презирал, первая же серьезная проверка обеспечивала тому тюрьму. Не рискуя, начальник мог брать только снизу. Игорь пригляделся к окружающим и понял, что опереться начальнику не на кого, на нужных должностях работала публика неподходящая. «Подождем», — решил он и дождался.

— Не одумался? Что врачи говорят, надежда есть? — спросил начальник через месяц.

— Могу по собственному желанию уволиться, — ответил Игорь. — Я вам за участие к моей судьбе благодарен и желаю только добра.

— Тебе половина и мне половина.

— Освободите от материальной ответственности и берите восемьдесят процентов…

— Ты не маленький, понимаешь, твоя должность предусматривает, — предупредил начальник.

— Раз предусматривает, то мне и восемьдесят копеек с рубля. — Игорю торговаться надоело, начальник ему нравился все меньше и меньше.

«С таким мышлением он человек на свободе временный, — решил Качалин. — Как он до сегодняшнего дня уцелел, непонятно, а еще молодую красавицу жену содержит. Надо срочно уходить…»

Игорь тихо и мирно перешел на такую же должность в соседнее управление. Так Игорь Качалин, еще не украв ни рубля, сознательно определил свой дальнейший путь: жизнь без денег он не представлял и, хотя в руках никогда больше двухсот рублей не держал, решил твердо, что деньги у него будут и зарплата здесь ни при чем.

Спустя два месяца бывшего начальника арестовали, имущество описали, Анна исчезла. Качалина пригласили в отдел кадров, где очень вежливый человек в штатском долго с ним беседовал о жизни, о его бывшем начальстве, о причинах, побудивших молодого специалиста сменить место работы. Как уже известно, Игорь обладал терпением незаурядным, и он открыл рот лишь потому, что считал: пора.

— Никаких сомнительных предложений я на своей прежней работе не получал. О покойниках говорят либо хорошо, либо никак.

— Кто умер? — поинтересовался вежливый в штатском.

— Человек, которого арестовали, для нашего дела покойник, — отрезал Качалин. — Уволился я по соображениям сугубо интимного характера, которые следствие интересовать не могут. Человек я холостой, у меня случаются неожиданные осложнения.

Заявление его было настолько откровенным, что прозвучало убедительно. Твердая позиция Качалина вызвала у всех уважение. Начальству лившейся грязи хватало — только успевай оправдываться, — и наверху Качалина отметили: молодой человек, а печется о чести мундира, не то что некоторые. Жулики, которых заброшенный ОБХСС невод миновал, тоже посмотрели в сторону Качалина с благодарностью и запомнили его.

Игорь же продолжал честно трудиться на ниве строительства, однако был разочарован. Он чувствовал: деньги рядом, мелкие даже видел и мог взять, но выжидал — верил, его час придет. Закладывалось новое, огромное строительство, Качалину предложили должность. Он согласился и не знал, что получил предложение от человека, который был когда-то близок с бывшим начальником Игоря и кое-что о нем слышал. Два года Качалин молча наблюдал, как мимо него в чужие карманы плывут деньги, сам иногда получал тощие конверты, но, так как ничем не рисковал, скупость подачек считал делом естественным. Дельцы платили за молчание, к столу не приглашали, свободных тарелок и ложек не было, и Игорь снова терпеливо ждал.

Он собирался отметить тридцатилетие, когда в случайной компании встретил Елену Качалину. Знакомство началось с шуток: мол, встретились однофамильцы, хлопот никаких, можно и не регистрироваться. Елена ему очень понравилась, но она явно принадлежала к категории женщин, которые ему противопоказаны. Хотя и прошло почти шесть лет, он свой «роман» с Анной не забыл. Игорь поцеловал молодой женщине руку, добродушно улыбнулся шуткам и убрался на другой конец стола.

Хозяин дома подсел к Игорю, чокнулся и сказал:

— Я на Елену всегда смотрю со спокойным восхищением. Есть вещи, которые мне не принадлежат, но я приучил себя смотреть на них без зависти. Женщины класса Елены, они существуют, радуют глаз, но ведь звезды тоже существуют, и мы спим спокойно, надо относиться к ним философски.

От возмущения Игорь выпил рюмку до дна:

— Длинноногая, большеротая, крашеная блондинка, нашел себе звезду, хорош! — Он фыркнул.

— Разуй глаза, деревня. — Хозяин похлопал Игоря по плечу покровительственно. — Елена недавно рассталась со вторым мужем, сейчас на свободной охоте. Она интересовалась тобой, берегись. — Он рассмеялся. — Хотя зачем Елене твой скальп? Если тебя продать со всеми потрохами, ей не хватит на неделю.

Игорь никому не позволял разговаривать с собой в подобном тоне. Хозяин, наверно, перебрал или на него действовало присутствие знаменитой гостьи.

— Ты пьян! — Качалин взял его за лацкан пиджака. — Завтра ты у меня проглотишь все эти слова, каждое отдельно.

— Конечно, он пьян, — подошедшая незаметно Елена взяла Игоря за руку: — Идемте танцевать.

Он так разозлился на приятеля, что поднялся и пошел танцевать с радостью, хотя и не любил, а уж с партнершами одного с ним роста — так и терпеть не мог. Елена была на высоких каблуках и оказалась даже чуть выше Игоря. Что он выглядит комично, сообразил поздно, на них уже смотрели. Елена рассмеялась, голос у нее был низкий, с еле заметной хрипотцой, села, протянула бокал:

— Воды, пожалуйста.

Она усадила Игоря рядом. Почти касаясь его щеки губами, зашептала:

— Наполеон, Лермонтов, Чаплин тоже были не гренадерского роста, но не страдали комплексом неполноценности.

— Я страдаю.

— Этот, — Елена кинула быстрый взгляд на хозяина, — наговорил вам обо мне гадостей. Пора привыкнуть: люди от природы добры, а я девушка одинокая и беззащитная.

— Мы говорили не о вас. — Игорь чуть отстранился.

— Не хамите. — Елена вновь рассмеялась. — Сказать женщине, что говорили не о ней! Где вы воспитывались, молодой человек?

«Уходи, быстро уходи, — повторял себе Игорь, стараясь хотя бы отодвинуться, не чувствовать жаркого дыхания Елены. Он втянул голову в плечи и прикрыл глаза. — Беги, дурак! Ты все забыл? Она сделает тебе больно и будет долго мучить».

Елена провела бархатной, ароматной ладонью по его щеке:

— Я слышала, вы знакомы с Анной? Откройте глаза.

Игорь послушно открыл глаза, попытался нацепить улыбку, но она соскальзывала.

— С какой Анной? — Он облизнул пересохшие губы.

— Аннушка… — Елена назвала фамилию и деликатно отвернулась. — Плебейка, конечно, но существо довольно милое.

— Такая, как вы.

— Вы меня все время оскорбляете. — Елена налила в чью-то рюмку коньяку, протянула Игорю. — Запомните, женщину нельзя сравнивать с другой женщиной, даже с кинозвездой. «Вы похожи на Дину Дурбин!» Сказав такую пошлость, мужчина считает, что сделал комплимент. Женщина — индивидуальность, похожа лишь на себя. Что же касается Анюты, то обещаю: вы с ней еще посчитаетесь.

Игорь выпил, согласно кивнул. Окружающие наблюдали за ними, прислушивались, притихли. Качалину почему-то было на это наплевать.

— Что вы сказали обо мне? — Елена указала взглядом на хозяина дома.

— Что? — Игорь, насупившись, вспоминал: — Длинноногая, большеротая, крашеная блондинка.

— Неплохо. — Она разглядывада Игоря с любопытством. — Я натуральная блондинка. Хотите убедиться?

— Как убедиться? — промямлил Игорь, вспыхнул румянцем. Кровь прилила так сильно, что, казалось, пропитала кожу, она набрякла, щеки по-бульдожьи обвисли.

— Скука… — Елена встала. — Проводите меня.

Она прошла сквозь бросившихся ее удерживать гостей, небрежно раздавая улыбки и реплики-удары, так герой американского вестерна выходит из салуна, расшвыривая картонных врагов. Игорь покорно следовал за победительницей, словно освобожденный или, наоборот, захваченный в плен, и ему казалось, что он слышит позади шипение.

В «Жигулях» Елена рассмеялась, голос у нее был низким, с трещинкой, поцеловала Игоря в щеку:

— Ты прелесть, — и включила зажигание.

Почему он «прелесть», Игорь не знал и узнать не хотел, он получил поцелуй, «ты» он ощутил как дружеское рукопожатие.

С этого момента Игорь плохо ориентировался в пространстве и времени. Расхожее выражение «как во сне» точно соответствовало его ощущениям; движения у него стали замедленные и вязкие, он не мог понять, какое количество комнат в квартире, и, переходя из гостиной на кухню, заблудился. Елена сразу пошла в ванную, он слышал шум воды, но, по очереди открывая все двери, влез к ней. Она стояла под мелкими струйками, массируя ладонями тугое, сильное тело.

— Раздевайся, я сейчас освобожусь. — Елена посмотрела на него, как смотрит женщина, прихорашиваясь перед зеркалом в фойе театра.

«Не может быть! — так Игорь подумал и отнюдь не собирался говорить вслух. — Так не бывает!»

— Крепче держи веснушки — рассыплешь. — Елена рассмеялась.

Он безвольно прислонился к дверному косяку, впервые в жизни почувствовал себя ничтожеством и не уверенным в себе мужчиной.

Ночью Игорь не спал, слушал ровное дыхание Елены, лежал на спине, глядя в идеально чистый, напоминающий больницу потолок. Несколько раз вставал, долго стоял в ванной, разглядывая себя в зеркале, зачем-то оттягивал пальцем нижнюю губу и скалил зубы; замерзнув, возвращался под теплое одеяло, согревался. Сна будто и не существовало. Под утро, когда закрывавшие окна шторы стали наливаться светом, а потолок заголубел, он решил тихо уйти. Лежа неподвижно, он мысленно совершал побег. Одежда, кажется, в комнате направо — он на цыпочках прошел по мягкому паласу, бесшумно оделся, открыл, стараясь не звякнуть, дверной замок и выскользнул на улицу… Свежий ветерок привел Игоря в чувство, он плотнее натянул одеяло.

Все проходит, ночь, налитая до краев блаженством и стыдом, тоже прошла.

Игорь уже знал, как женщины просыпаются и как они в этот момент выглядят. Возможно, мужчины смотрятся еще хуже, но ведь мужчин даже в плохих стихах никто не называет небесными созданиями. Елена не натягивала одеяло на голову, не разглаживала на лице кожу, хлопая потекшими ресницами. Она сразу села, потянулась до хруста — на лице не было и тени сна.

— Тебе к какому часу? — И, не слушая ответа, побежала в ванную.

Через десять минут — заряженный энергией хозяйки Игорь умылся и оделся мгновенно — он уже завтракал, пряча глаза и поддерживая разговор односложными междометиями. Елене, видимо, вести монолог надоело, она взяла Игоря за подбородок, посмотрела в глаза:

— Человек одинок и достаточно беззащитен. Со мной ты можешь не психовать по пустякам, не надувать щеки, изображая Голиафа…

— Уж какой я Голиаф…

— Не перебивай старших. По паспорту я старше тебя на два года, а по жизненному опыту — на двести тысяч километров.

— Почему не тонн? — Игорю вдруг стало легко и беспечно.

— Скрещивают пространство и время, а не лунный свет и килограммы. Ничего ты еще не знаешь, — сказала Елена ласково.

Игорь услышал: «Я тебя научу всему» — и ответил:

— Спасибо, я буду стараться.

Елена помедлила лишь мгновение, поняла и парировала:

— Пока не за что.

Уходя, Игорь поцеловал ее в щеку, наклонившись, боднул в плечо, установил ритуал утреннего прощания, которому будет следовать всегда.

Качалин неоднократно и безуспешно пытался вспомнить, как провел этот день. Елена приходить не приглашала, он не позвонил, не знал, дома ли она. Заскочив к себе, сунул в портфель электробритву и зубную щетку и отправился чуть ли не через весь город пешком. Шел он долго, по дороге несколько раз выпил и явился к Елене около семи. На работе он в тот день либо не был, либо заглянул совсем ненадолго. Он не знал, как его примут, пустят ли вообще; ожидал чего угодно, только не шумной и изрядно выпившей компании, среди которой он сразу затерялся. Он даже не понял: заметила ли Елена его появление. Игорь спиртное в то время не любил, ему было стыдно трусливой выпивки по дороге, однако он не остановился, а, притулившись в самом темном углу, напился по-настоящему. Зато ночью он спал, точнее, пребывал в мире потустороннем.

Утром Елена кормила его завтраком, беззлобно подшучивала над тихим алкоголиком, ловко прячущимся за легендой трезвости. Прощаясь, она сказала:

— В дороге не пей: дома всего в достатке, хоть купайся.

Так Игорь Качалин получил бессрочный пропуск в рай.

Прошло несколько дней. Елена вела себя так, словно они женаты, причем уже давно, своим многочисленным приятельницам и знакомым мужчинам представляла Качалина просто:

— Знакомьтесь, Игорь.

Никто ничего не спрашивал. С Игорем в первый же вечер все держались как со старым знакомым, женщины называли Игорьком, смотрели кокетливо.

Он слова любви не говорил, о браке тоже не заикался. Елена рассмеется, скажет: пошутили — и хватит.

Елена где-то работала тренером, однажды она уехала в воскресенье на соревнования, Игоря с собой не пригласила, и он впервые остался в квартире один. Он методично и внимательно осмотрел трехкомнатную квартиру. Оценивая обстановку, решил, что она стоит тысяч двенадцать, преуменьшив стоимость почти вдвое. Содержимое холодильника и кухонных шкафов добило его окончательно. Заглядывать в платяной шкаф и оценивать гардероб хозяйки ему не хотелось: он с детства был равнодушен к музеям и выставочным залам.

Он налил себе чаю, уселся на кухне, схватился за голову в прямом и переносном смысле. «Если даже обновок не покупать, только поддерживать уровень, нужно рублей шестьсот в месяц», — решил он. Игорь ошибся вдвое: Елена давно уже не укладывалась в тысячу. Он с ужасом вспомнил, как на второй день достал из кармана восемьдесят рублей и с деланной небрежностью сказал:

— Возьми на пропитание.

— Брось на трюмо, — ответила Елена, даже не взглянув.

Тогда Игоря это покоробило, сейчас, обдумывая ситуацию, он понял: восемьдесят рублей здесь можно только бросить, ничего купить в эту квартиру на них нельзя. На какие же деньги все это существует? И как он, Качалин, собирается жить дальше?

Странное дело, мысли у Игоря были цвета чернильного, а настроение светлое: он попивал чаек без сахара, уверенный, что добровольно он отсюда не уйдет, выгонять его пока не собираются, все образуется, деньги будут. Что у него деньги будут, Игорь не сомневался с детства — на чем зиждилась уверенность, неизвестно, однако он никогда в своей удаче не сомневался. Он дошел до края, ждать больше нельзя, настало время действовать.

Лишь один из сотрудников Качалина немного о нем знал, все остальные и сверху и снизу считали его человеком безупречной честности и держались с ним подчеркнуто уважительно. С работягами и начальством не пьет, даже бросовый облицовочный материал ни разу домой не прихватил. Никто не знал, что Игорь Качалин давно решил: «Если спать, то с королевой, если красть, то миллион». Последнее, конечно, гипербола, но рисковать из-за мелочи не собирался.

Игорь думал, подгонял себя, но не торопился. А жизнь с Еленой шла своим чередом. Она установила такой порядок: все, что следовало Качалину утром надеть, вычищенное и отглаженное ждало его в спальне. Почти каждый день он обнаруживал обновку: то рубашка, то носки, ботинки или галстук, носовые платки и запонки, одеколон и бритва. Старые вещи бесследно исчезали, гардероб постепенно заменился полностью. Так же изменился и Игорь Качалин: он познакомился с парикмахером и официантами, с людьми, которые могут достать и рады услужить. Он ни от чего не отказывался, но в записной книжке памяти делал соответствующие пометки, уверенный: рано или поздно счет представят. Несколько раз он пытался поговорить с Еленой, а однажды, когда увидел новый костюм, даже вспылил.

— Живем и живем. — Она чмокнула его в лоб. — Я кое-что продала, не бери в голову, образуется. Вечером не задерживайся, у нас гости.

О последних можно было и не предупреждать — гости не переводились, они менялись, как караульные. Позже Игорь заметил: разводящим сменного караула является Елена, порой неуловимым движением, взглядом она отдавала команду, кому оставаться, кому уходить. С пустыми руками никто не приходил, даже женщины. Цветы или брелок для ключей, оригинальная бутылка, ящик боржоми, необъятных размеров дыня, продукты из «Березки». Много или мало, несли все, будто впрок. Игорь понял: приносят больше, чем съедают и выпивают, мало того, почти все держатся с Еленой, как должники. Каждый был ей чем-то обязан — либо нужным знакомством, либо прямой услугой. Елена принимала подношения и благодарности с легкой улыбкой, даже чуть рассеянно, но память у нее была уникальная. Она помнила буквально все. И чужие долги, и свои, и даже долги Игоря. В сложном движении планет и их спутников Игорь не мог определить своего места на орбите. Мысль о любви мелькнула и пропала — мужчин в доме бывало больше чем достаточно, — однако зачем-то он ей нужен, просто так даже воробьи не чирикают, а уж Елена тем более. «Нужны деньги, остальное подождет», — решил он в конце концов.

Когда Елена попросила не задерживаться и без видимой нужды упомянула о гостях, он насторожился. И костюм сегодня новый… Может, у нее покровитель оттуда? Он взглянул на потолок.

Гостю оказалось лет пятьдесят с небольшим; приехал он с двумя девочками, которые за весь вечер не сказали с Игорем и двух слов, пили, курили и щебетали о своем, стороннему уху не понятном. Гость ничем не отличался бы от ежедневных посетителей, если бы не стиль всего вечера и не поведение Елены. Никто больше не приходил, телефон звонил редко. Елена отвечала коротко, держалась с гостем радушно, но чуть деланно. Он же был сама любезность, ухаживая за женщинами, пытался вовлечь Игоря в разговор, пил и совсем не пьянел. Игорь, как обычно, выпил лишь рюмку, затем часто чокался.

— Не надо казаться лучше, чем есть на самом деле, — сказал Стасик. Так смешно и неподходяще называли гостя приехавшие с ним девушки и Елена.

Игорь, услышав это имя, вспомнил матерого, походившего на волка кобеля с рыжим отливом, живущего в подъезде. Когда жильцы пятились от лифта, занятого грозно рычащим зверем, хозяйка прижимала его тяжелую лобастую голову к себе и говорила:

— Входите, входите, Бобик добрый.

Люди верили, но предпочитали ждать, и добрый Бобик катался в лифте с хозяйкой.

Игорь девочкам и Елене верил, но называть гостя Стасиком воздерживался, обращался к нему безлично.

— Я хотел бы казаться лучше, чем на самом деле, — ответил Игорь, — и составить вам компанию, но пить я не умею.

Стасик оценил и обращение Игоря, и тонкую лесть, посмотрел на Елену вопросительно — она кивнула, подтверждая, что Игорь говорит правду.

— Тебя жаль. — Стасик опрокинул очередную порцию, словно вылил на сторону. — Но мы тебя простим.

Игорю хотелось обыграть это императорское «мы», но он привычно сдержался и получил одобрительный взгляд Елены. Около двенадцати Стасик поднялся, оглядев стол, сунул в карман только что открытую бутылку виски и молча зашагал к выходу. По этому молчанию и выверенности шага Игорь понял, что гость все-таки человек живой, на спиртное реагирует.

— До свидания. — Стасик пожал Игорю руку, поцеловал Елену в щеку. — Хорошо у тебя, Леночка, спасибо. Договорились: завтра в одиннадцать я жду.

Девочки подхватили Стасика под руки, и он, словно коренник с пристяжными, выкатился из квартиры.

— Стасик, — Елена рассмеялась, — если домой хоть что-нибудь не принесет, спать не будет. Помню, спиртное кончилось, так он банку шпрот в карман положил.

— Скупых мужчин не люблю, — сказал Игорь.

— Стасик скупой? Он в иной день тратит столько… — Елена махнула рукой. — Тысячу в ресторане оставит, грошовую солонку в карман. Принцип: мужик домой с пустыми руками возвращаться не должен. Как ты думаешь, сколько ему лет? — Она ловко начала убирать со стола.

— Полтинник с копейками. — Игорь взял полотенце, приготовился вытирать посуду.

— Шестьдесят три, ясненько? Квартира, дача, две машины, дел невпроворот, девочки. Как он пьет, ты видел?

Игорю очень хотелось узнать: кто такой? Но привычка не задавать вопросов сработала, он промолчал. Если тебе хотят сказать, скажут. Если не хотят, то своим вопросом себя же поставишь в положение идиотское.

— Ты ему понравился. — Елена назвала фамилию, имя и отчество гостя.

Игорю напрягать память не понадобилось, он только присвистнул.

— Вот именно. Ты слышал? Завтра в одиннадцать. И не вздумай толкаться около секретарши. Представься и проходи.

Ровно в одиннадцать Игорь Качалин назвал секретарше свою фамилию и вошел в огромный шкаф, который был дверьми, ведущими в кабинет Стасика.

— Здравствуй! — Хозяин вышел навстречу, усадил Игоря за стол для заседаний, устроился напротив. — Рассказывай. Меня ваша контора давно интересует, подходящего человека у вас не видел.

— Спрашивайте. — Сначала Игорь хотел поинтересоваться, о чем именно рассказывать, затем решил ограничиться одним словом.

Стасику конкретность и лаконичность Качалина явно понравились. Прищурившись, будто прицеливался, он недолго подумал, затем начал задавать очень разнообразные, но всегда точные вопросы. В основном его интересовали люди, их сильные и слабые стороны, не наличие и отсутствие диплома, а кругозор, уровень мышления. Он явно искал слабое место, причем не среди руководителей, а среди лиц, отвечающих за поставку и хранение материалов. Сделав в блокноте какие-то записи, хозяин взглянул на часы и поморщился.

— Человека я тебе дам. — Прощаясь, он пожал руку, заглянул в лицо: — На неделе загляну, обсудим.

Признаться, Игорь не очень понял намерения Стасика, лишь некоторое время спустя обозначилась сложная машина, которую он запустил для перекачивания государственных средств в личные карманы.

Елена ни о чем не спрашивала, вела себя так, будто никакого Стасика не существует, и жизнь Качалиных продолжалась. Лишь через три месяца он принес в дом деньги. Но как Елена не взглянула на восемьдесят рублей, так она не стала смотреть и на два плотных конверта.

— Брось на трюмо. — Поцеловала Качалина в щеку и продолжала нескончаемые разговоры по телефону.

Через два года они зарегистрировали брак, отметили событие в привычной компании. Обслуживали их знакомые официанты.

Первое время Игорь пытался подсчитать, сколько он «бросает на трюмо», но вскоре понял никчемность своей затеи. Машина Стасика работала, Игорь Качалин трудился в ней важным винтиком, затем шестеренкой, со временем превратился в жизненно необходимую несущую ось, которая обрастала своими шестернями и винтиками. Соответственно тяжелели конверты, цвет купюр в них менялся. Странное дело, деньги интересовали Игоря все меньше и меньше, практически они ему стали не нужны. Взял конверт, отдал — живи дальше. Дом полон. Качалин уже не знал, что в нем имеется. Одевают его элегантно, в соответствии с модой, машина всегда в порядке, еда и женщина ждут. Зачем же деньги? Если он захотел к морю или в горы, надо только сказать, билеты на самолет принесут, на аэродром доставят, там встретят.

Однажды за завтраком, дорогим, но давно безвкусным, Игорь посмотрел на красивую блондинку, которая быстро обслуживала его и говорила что-то ласковое, и спросил:

— Елена, а тебя не интересует, откуда я приношу деньги? Какую цену я за них плачу? Что со мной может случиться?

— Что с тобой может случиться? — Елена подлила в его чашку кофе, сделала еще один бутерброд. — Выгонят с работы. Есть деньги — живем, не станет — будем жить.

Игорь попытался заглянуть ей в глаза, но они блестели и отражали свет. «Совсем недавно от присутствия, тем более от прикосновения этой женщины мне становилось дурно, — подумал он, посмотрел внимательно, попытался вспомнить Елену прежней. — Где же страсть, любовь? — Качалин нахмурился. — Когда мы были последний раз близки? Вчера? Позавчера? Нет. Нет и нет! Чего я здесь сижу, зачем мне все это надо? Уволят с работы? Если я попадусь, меня уволят, выгонят из жизни. Я же такой рациональный умник, всегда твердил: выигрыш должен превышать ставку десятикратно, лучше стократно. Я ставлю жизнь, а получаю?» Он взглянул на блондинку удивленно.

— Знай я тебя хуже — решила бы, что ненавидишь меня, — Елена рассмеялась. Голос у нее был почти мужской, временами скрипел, как рассохшиеся ставни.

— Ты знаешь меня хорошо? — Игорь отложил надкушенный бутерброд.

— Я тебя знаю. — Елена удивленно подняла брови: — Что сегодня с тобой? Ты не выспался? — Она прижала его голову к щеке, проверяя, нет ли температуры, отстранившись, заботливо поправила мужу волосы.

— Ты меня береги, подходящего мужа искать — забот не оберешься.

— Может, икра несвежая? — Елена взяла бутерброд. — На работу не опаздываешь?

— Как звали твоего последнего мужа? Где он? Почему ты никогда о нем не рассказываешь?

— Я тебя о твоих девках не расспрашиваю. — Елена насмешливо улыбнулась. — Ты бы этой, как ее… Алисе сказал, что мыться следует не по субботам, а каждый день.

Качалин не ответил. Еще год назад он узнал, что первый муж Елены спился и лежит в лечебнице, а последний находится в заключении — работал до ареста в торговле, получил двенадцать лет. «И меня возьмут, а она будет жить припеваючи, ничего в этом доме не изменится, будет другой мужик завтракать, просто смена караула. Как при трехсменном карауле: один стоит, второй бодрствует, третий отдыхает».

— У тебя есть кандидатура на мое место? — спросил Качалин.

— Я тебя, хама, могу сегодня выгнать, а о замене подумать на досуге. — Казалось, Елена сейчас заплачет, но она взяла себя в руки, села напротив, помолчала немного. — Почему люди, расставаясь, не желают оставаться людьми? У тебя неприятности на работе, но ведь я тебе помочь не могу.

— Неприятность — это когда штаны новые порвал, — прервал жену Качалин. — Мне тюрьма грозит, на долгие годы.

— Скверно, очень скверно. — Елена кивнула, взяла мужа под руку: — Я виновата? Я у тебя когда-нибудь что-нибудь просила? Я тебя толкала?

— Ты, ты! — Качалин вырвал руку, широко открыл рот, слова застряли у него в горле непрожеванным куском.

— Что я? — ласково спросила Елена. — Я не оправдываюсь, хочу понять по-человечески. Ты взрослый, неглупый мужчина. Почему ты ищешь мальчика для битья? Тебе так легче? Хорошо. Я тебя, несмышленыша, заманила в темный лес и совратила. Ты искал светлый путь, рвался совершить трудовой подвиг — встретил роковую женщину и свихнулся.

— Зачем так? — Качалин смутился. — Я хочу, чтобы ты понимала…

— Я не понимаю, — перебила Елена и поднялась из-за стола. — Я только женщина и желаю тебе добра, понимать должен ты и за свои поступки отвечать должен сам. Извини, такова жизнь.