Но я не мог усидеть дома. Я пошёл к Михайле Михайловичу посмотреть, как он выглядит, если уже знает, что контурные карты исчезли. Но он писал книгу.
Тут уже сидели оба Сиракузова, которые, вероятно, тоже пришли посмотреть на Михайлу Михайловича.
— Шшш… — сказала мне жена Михайлы Михайловича, наша Бронислава.
Она с Сиракузовыми грызла семечки.
Я сел рядом и, если включить сюда Сиракузовых, мы теперь вчетвером стали грызть семечки и наблюдать, как Михайла Михайлович пишет книгу.
— Первую главу приканчивает, — шёпотом сказала Бронислава.
Мы кивнули, продолжая есть.
На столе перед Михайлой Михайловичем лежали старинные и нестаринные книги, из которых он, вероятно, делал выписки о нашем городе.
Вот он обмакнул перо, вот поднёс его к бумаге, но передумал.
Пошевелил губами.
Посмотрел в книгу.
Отложил перо.
Я ещё ни разу не видел, как пишут книги.
Вдруг Михайла Михайлович повернул голову, заметил, что мы, все четверо, во главе с Брониславой, перестав есть, на него смотрим.
— Ну что вы на меня смотрите? — спросил он и засопел, а его круглое лицо выразило страдание. — Думаете, легко писать, когда вокруг сопят и смотрят?.. Кажется, я взялся не за своё дело… — Он вздохнул и вдруг оживился. — Я откопал тут любопытное свидетельство… Как ты думаешь, — повернулся он к Брониславе, — некий человек по фамилии Сиракуз мог иметь отношение к вашим Сиракузовым?..
— Очень просто мог, — сказала Бронислава.
— Тогда надо проверить по инвентарным книгам бабушки Василисы… жил ли тут в семнадцатом веке такой Фома Сиракуз, по прозванью Неверный…
— Почему неверный? — удивились Сиракузовы.
— А потому что он всегда и во всём, наверно, сомневался…
— А-а, — удовлетворённо сказали Сиракузовы.
— И поплатился за это: предсказал судьбу самозванному царевичу Лжедмитрию…
— Это какому Лжедмитрию, — сразу оживились Сиракузовы, — который хотел воцариться в Москве?
Потому что, кажется, это был единственный царевич, про которого они знали.
— Тому самому, — ответил Михайла Михайлович. — До похода на Москву он остановился в Монетке. А поскольку среди монеткинцев Фома слыл самым прямым и неподкупным, да ещё к тому же умеющим предсказывать судьбу, Лжедмитрий и решил выяснить, достанется ли ему московский престол… «Достанется», — ответил Фома. И Лжедмитрий уже было обрадовался. «Да вот только ненадолго», — продолжал Фома… — Михайла Михайлович улыбнулся, а Сиракузовы твёрдо сказали:
— Наш это был Фома, наш… У нас многие прямые и неподкупные, а некоторые даже умеют отгадывать судьбу: заранее всё знают…
Бронислава посмотрела на них и неожиданно прыснула, а Михайла Михайлович спросил:
— Если у вас в роду все такие провидцы, то ответьте мне, пожалуйста, на два вопроса…
— Ну? — сказали Сиракузовы.
— Стоит ли мне писать эту книгу?..
— Стоит, — твёрдо сказали Сиракузовы, — если даже не получится, всё равно интересно…
Бронислава возмущённо замахала на них руками, а Михайла Михайлович продолжал:
— И второй вопрос. Не получите ли вы завтра по контрольной двойку?
— Это за контурные карты? — спросили Сиракузовы.
Я замер.
— За контурные карты, — сказал Михайла Михайлович.
— Не, — ответили Сиракузовы, — не получим.
Михайла Михайлович удивился и велел на всякий случай повторить задание.
Мы вышли.
— Понял? — сказали Сиракузовы. — У нас все в роду ясновидцы!..
Я хотел ответить, что не ясновидцы они, а жулики, но тут увидел на дороге бабушку Василису.
Вероятно, нам с Сиракузовыми одновременно пришло в голову завладеть инвентарными книгами бабушки, потому что мы бросились к ней и потянули её в разные стороны.
— Бабушка, — торопливо говорил я, понимая, что, если сейчас не перетяну её на свою сторону, её перетянут немедленно Сиракузовы, — а я решил писать книгу!
— У кого что, — отбиваясь, говорила бабушка, — а у меня ремонт…
— Бабушка… — опять начал я.
Но Сиракузовы меня перебили.
— Что ты пристаёшь к бабушке? — сказали они. — Просто стыдно! Пожилой человек, а ты… — И начали сами: — Ты бы отдала нам, бабушка, свои инвентарные книги…
«Ну, всё, — подумал я, — сейчас отдаст…»
— Зачем? — удивилась бабушка.
— Тоже писать книгу! — объявили Сиракузовы.
— Нет, — сказала бабушка, — четыре человека не могут писать одну и ту же книгу. Я уже обещала Михайле Михайловичу…
И прошла в наш дом.
— Ну, съели? — сказал я Сиракузовым.