О том, что Ферапонт Григорьевич, надев морскую фуражку, пригласил тётку Розу прокатиться на лодке, Сиракузовы узнали от меня последними.
— На какой лодке? — сильно побледнев, спросили Сиракузовы. — На «Ласточке»?
Я, ничего не подозревая, ответил, что, вероятней всего, на «Ласточке», и тогда Сиракузовы, отчаянно крикнув:
— Мы её продырявили! — бросились на лодочную станцию.
А я побежал следом, думая, какие они жуткие люди, эти Сиракузовы: ведь они для меня её продырявили.
Когда мы прибыли, наполненная водой «Ласточка» уже сидела на мели недалеко от берега, а в «Ласточке» сидели друг против друга Ферапонт Григорьевич и тётка Роза.
Ферапонт Григорьевич ругался с матросом Сёмой.
— Ты какую нам дал лодку?! — гневно кричал он матросу Семёну.
— Целую! — отвечал испуганный Сёма.
— Значит, по-твоему, это мы её продырявили?
Я никогда ещё не видел Ферапонта Григорьевича таким беспощадно злым.
— Сейчас я за вами приеду! — отвечал Сёма и пытался отвязать спасательную лодку, но морской узел не поддавался.
— Вот что вы наделали! — сказал я Сиракузовым.
Те подавленно молчали.
— Можешь сидеть на месте, — сказал Ферапонт Григорьевич Семёну.
И вдруг, подхватив тётку Розу на руки, смело шагнул с ней за борт.
— Жива. Очухалась, — сказали про тётку Сиракузовы.
И точно: тётка Роза, уцепившись за шею Ферапонта Григорьевича, подавала признаки жизни.
А Ферапонт Григорьевич, как пожарный, выносящий из огня ребёнка, торжественно шёл с тёткой Розой к берегу.
Наконец тётка Роза спрыгнула с рук, и тут Ферапонт Григорьевич чихнул.
— Ты простудишься, — заботливо сказала тётка Роза.
— А ты? — в свою очередь сказал Ферапонт Григорьевич.
И, не обращая на нас и на утопленную лодку внимания, Ферапонт Григорьевич и тётка Роза отправились сушиться к бабушке Василисе.
И тут я дал каждому из Сиракузовых по затрещине.
А в воскресенье мы помогали переезжать тётке Розе к бабушке Василисе. Туда же переезжал со своим чемоданом, одним глобусом и морскими картами Ферапонт Григорьевич.
Бабушка Василиса сказала, что на старости лет с ними ей будет веселее.